Memento mori

Мужской Монастырь неподалёку от городка Романовск. Конец ноября, около пяти часов вечера. Шестью годами ранее. Упитанный монах непривлекательной наружности с ведром и щёткой в руках спешил по своим важным делам, коими являлась чистка стен келий от чёрной плесени. Пыхтя и нервно покусывая тонкие губы, он незаметно обошёл группу молящихся мужчин и направился прямо в темноту коридора, чтобы приступить к своим обязанностям. - То, что ты хочешь сделать,- донёсся из-за двери предпоследней кельи старческий осипший тихий голос, и пухлый монах насторожился, - противоречит всем законам. Я не могу позволить тебе совершить такое. - Без этого я не доберусь до Сибирии, и ты это знаешь, Алексий! – Парировал другой голос. Похоже, спорили двое пожилых мужчин. Монах неслышно приблизился к двери и заглянул в щель. На фоне окна возвышался силуэт в чёрном балахоне с откинутым назад капюшоном. То был брат Алексий, старый монах, совсем подошедший к краю собственной могилы, и за глаза нелюбимый почти всеми служителями в монастыре. Сам настоятель не единожды отзывался о нём, как об отступнике, не чтившим Законы Божьи. Монах видел его седую голову, и как он еле стоял, опёршись рукой о стол, чуть ли не на последнем издыхании. Его собеседник сидел на койке в тени, поэтому его лица разглядеть не удавалось, однако голос «шпиону» был знаком. Как же не признать иностранца, который являлся ещё более тёмной лошадкой, чем Туканов. Несмотря на все новшества, в том числе лифт, принесённые им в монастырь, этот человек всегда оставался для служителей Святой Матери Церкви инокомыслящим. - При всём уважении к тебе… Наша дружба крепка, но я отнюдь не уверен, что она способна выдержать такое испытание, - продолжал Алексий. - Я не заставляю тебя отступать от веры! – Хрипло выкрикнул второй мужчина и сильно закашлялся. - Именно это ты и делаешь. Я не хочу брать на душу ещё один грех, я отказываюсь в этом участвовать! Монах за дверью напрягся и весь обратился в слух. Так-так… Этот разговор может заинтересовать Настоятеля… - Ты должен помочь мне, Алексий, - говорил собеседник спокойно, но настойчиво, - Мне уже не хватит сил добраться до юколов, а ты знаком с их методами лучше меня. Ты умеешь говорить с духами, как шаман. А в прошлый раз мне помог именно шаман. - Прошу тебя, говори тише, если Настоятель узнает… - Ты до сих пор боишься этого старого глупца, - усмехнулся старик, чуть подавшись вперёд. - В первую очередь я боюсь гнева Всевышнего, - взмахнул дрожащей рукой Алексий, - Создавать, как создаёшь ты, имеет право лишь Господь, а мы всего лишь его сыновья и дочери. Душа посылается нам с Небес и должна возвращаться туда же. Ты нарушаешь главный Закон! Ты… - монах нервно оглянулся, а затем перешёл на волнительный шёпот, - … ты уподобляешься Господу, да простит Спаситель меня за такие слова. - Я не сделал ничего плохого, Алексий. И ни за что я не отступлю, тебе ясно? - Я знаю, и я полностью поддерживаю тебя в твоей мечте. Но мои силы, как и твои, на исходе. Я чувствую, как земная жизнь покидает меня, - старый монах придвинул стул и тяжело опустился на него, - Я отдам тебе свои записи и травы. Там всё, что нужно для ритуала. Но я тебе на сей раз не помощник и не советник. - Ты изменился, Алексий… - Задумчиво протянул мужчина. - Близость смерти меняет всех, друг мой. Когда знаешь, что срок подходит к концу, всегда ищешь спасения, как на земле, так и на Небесах. Мы все…прячемся. - Поэтому я должен быть уверен в нём. - Не нам вершить чужие судьбы. Это должно быть только его решение. - Я должен быть уверен в нём, - повторил пожилой мужчина, и монах покорно склонил голову, сцепив худые руки с кривыми пальцами в замок. - Мало того, что ты обрекаешь его на жизнь, подобную жизни свиньи, выращенной на убой, так ещё и лишаешь всякого выбора. Так нельзя, Ганс. Опомнись! Ты заточаешь душу в оковы! - Хе, - усмехнулся мужчина, - В таком случае, все люди свиньи, Алексий. - Ты не понимаешь… - Обречённо вздохнул старик. Пожилой мужчина неожиданно поднялся с койки и семенящей походкой направился к выходу из кельи. Монах, что притаился за дверью, поспешно отскочил к противоположной стене и сделал вид, что упорно чистит её щёткой. - Стой, Ганс, мы не закончили. Пообещай мне. Сейчас, передо мной и перед лицом Господа, пообещай, что хотя бы не напишешь ему приговор. Не программируй его на это. Мужчина остановился в дверях и обернулся, чтобы в последний раз заглянуть в полуслепые глаза друга. И ничего не сказал. Где-то громко ухнула сова. - Да смилуется над нами Господь… *** Четверо рослых монахов, облачённые в чёрные рясы, несли на своих плечах деревянный гроб. Впереди шёл сам господин Настоятель, только что завершивший отпевание усопшего и чувствующий при этом небывалый душевный подъём. Нет, смерть тут вовсе ни при чём. Просто всякая молитва, обращённая к Спасителю, сбрасывала с его плеч пуд грехов и приятно ласкала душу карающим огнём. Позади шёл ещё один монах с парой лопат в руках. Замыкал же сию процессию поникший молодой человек в рабочей одежде и осунувшимся лицом. Группа пересекла площадь от церкви до кладбища, зашла на территорию спящих вечным сном и остановилась около большой ямы трёхметровой глубины. - Опускайте ушедшего, братья, - скомандовал Настоятель, и монахи начали медленно с помощью верёвок опускать гроб в землю. Настоятель тихо нашёптывал молитвы. Молодой человек стоял, опустив голову и, кажется, тоже молился про себя. Вскоре, всё было кончено. Монахи оставили свежую могилу и разошлись. Парень остался один, в свою очередь не спеша покидать обитель мёртвых. - Ничто не вечно в этом греховном мире, - послышался за спиной голос, сопровождаемый ехидным смехом. - Что? – Обернулся на голос Август, занятый до этого своими мыслями. Перед ним стоял пухлый монах, хитро прищурив маленькие глазки. - О, не обижайтесь! Я лишь хотел принести свои соболезнования. Умер ваш родственник? - Друг, - неохотливо ответил молодой человек. - Смерть близких друзей всегда болезненна! Но смерть – это не конец, душа наша вечна. Уверен, ваш друг обрёл покой на Небесах рядом с Господом нашим. Август ничего не говорил, ожидая, когда монах уберётся к чертям и оставит его в покое. Он даже отвернулся, чтобы всем видом показать своё недовольство этой беседой. - Эх, - как ни в чём ни бывало, продолжал монах, - ничего не поделаешь… На всё воля Божья. А мы всего лишь люди, слабые и смертные. И не вправе винить его. Хе-хе. Пройдёт совсем немного времени, и мы с вами тоже окажемся под землёй. А я так и не увидел свою… впрочем, неважно. Наша смерть Ему лишь во благо. - Лишь во благо?.. – Повторил Август, положа руку на надгробную плиту, на которой аккуратно были высечены даты жизни и полное имя Владимира. - Да! Да! Мы отдаём Ему себя в благодарность за своё Сотворение. Это великая радость и честь! Это наша судьба. Хе-хе. Пойманная рыба – счастливая рыба, знаете ли. Hic locus est ubi mors gaudet succurrere vitae*. Вы не понимаете по латыни, нет? Ах, мёртвый язык… Может, выучите когда-нибудь… Неожиданно раздался звон колоколов. - О, как неожиданно! – Всплеснул руками монах, - Похоже, смерть сегодня не оставит в покое наши стены. Мне… необходимо продолжить свою работу. Храни тебя Господь и memento mori, - сказав это, мужчина в рясе поспешил удалиться. Август вздохнул, справляясь с комком в горле. Одинокие снежинки, кружась, исчезали на холодной земле или разбивались о надгробие. Смертельно красиво. - Ты был прав, приятель, - сказал он, глядя на бледное пасмурное небо, - Эти ублюдки будут ехать по костям. Жаль, что не по своим. Нахлобучив на голову шапку, достав из кармана и закурив сигарету, молодой человек направился прочь, наблюдая, как суетятся у предпоследней кельи монахи. Действительно, смерть в этих стенах не редкость. *** Спустившись на лифте к подножию скалы, на которой, как птица на гнезде, примостился монастырь, Август затушил тлеющий окурок прямо о каменную стену. Смерть Владимира стала для него большим ударом; до сих пор в ушах слышался его спокойный голос, а перед глазами виделось его лицо, слегка бандитское, слегка простодушное. Владимир был опорой Августа, единственным, на кого он мог положиться. Теперь же молодой человек опять остался один. - Простите, - услышал он чей-то слабый голос. Повернув голову, увидел стоявшую перед ним молодую женщину в тёмном платке, старой поношенной мужской куртке и ватниках, - Простите, - повторила она. В её серых глазах блуждали беспокойство и страх, - Вы случайно не Август? - Да, - как-то неуверенно ответил мужчина. - Как хорошо, что я вас встретила, - попыталась улыбнуться она, но у неё не получилось, - Владимир… он говорил о вас. Меня не пустили в монастырь, видимо, из-за устава. Скажите, как он? Похоже, она не знала. Владимира привезли в монастырь при смерти. Настоятель обещал заняться им, но всё, что он смог сделать, это вырыть со своими братьями «умиральную яму». Он даже не трудился особо вылечить его, зашёл всего один раз в келью и объявил о всей безнадёжности положения. - А вы… - замялся Август. - Я его сестра. Младшая. Женщина смотрела на мужчину с надеждой и верой в чудо. Боже, как ему не хотелось мучить её правдой! В какой-то момент он готов был послать всё к дьяволу и сказать ей, что с её братом всё хорошо. Что он жив. И не лежит под землёй в гробу. А просто куда-то уехал, далеко-далеко… Но… - Он… - Выдавил он из себя, наконец, - Мне жаль… Не надо было продолжать. Женщина закрыла лицо руками и зарыдала. Мужчина, немного помявшись, всё же обнял её, крепко прижав к себе и разделяя с ней общее горе. Они ещё долго стояли у подножия монастыря, она – пряча лицо у него на груди, он – мужественно сдерживая слёзы и следя за белоснежной совой, хитро наблюдающей за ними парой больших жёлтых глаз. ____________________________________________________________ *«Вот место, где смерть радуется, помогая жизни»