Memento mori

Северо-восток России. Село Волокамск; закусочная «Придорожная». Октябрь, 5 число, семью годами ранее. Чуть более шести часов вечера. «Дзынь», - добродушно звякнул колокольчик на входной двери, сообщая о новом посетителе, как сторожевой пёс сообщает лаем о незваных гостях. Полутёмное помещение, тесное и невзрачное. Стойкий запах спиртного вперемешку с едой не первой свежести отбивал всякий аппетит, а особо чувствительных доводил чуть ли не до мигрени. Чей-то смех и громкие разговоры били по ушам, с кухни доносился звон посуды. Тем не менее, каждый покорно жевал свою порцию. Это была единственная закусочная на добрые десятки километров, поэтому жаловаться было непристойно. Хотя можно ли было слово «непристойно» применять к той «интеллигентной» публике, что восседала на стульях, воображая за окном Париж или Венецию, вместо серого неба и припорошенных мусором улиц? Вопрос, скорее, риторический. В закусочную вошёл молодой мужчина лет двадцати шести, затворил за собой дверь, снял шапку, сжав её в кулаке, обвёл недовольным взглядом заведение и уселся на высокий стул за барной стойкой. Почти сразу напротив него возникла пухлая женщина и поставила рюмку водки. - Здравствуй, Август. Что-то ты сегодня выглядишь ещё сквернее, чем обычно, - произнесла она ровным голосом с небольшой хрипотой, вытирая руки о подол передника. - Иди к чёрту, - буркнул он и залпом опрокинул в себя горячую прозрачную жидкость. - Ай-яй-яй, я ж помочь хочу, а ты всё огрызаешься, как кобель Мишкин на бабку Афдосью! Тьфу! - Ладно, прости. День и правда не ахти… Хоть сейчас иди да вешайся. - Что, опять на работе проблемы? – Без особого удивления спросила женщина и налила ещё рюмку. Спиртное в этих краях было единственным лекарством от душевных недугов, впрочем, как и разговор. - Ну, да… Проблемы… Турнули меня от туда! - Как турнули? – На сей раз, она была удивлена. У Августа, конечно, были разногласия с местным начальством, однако не настолько, чтобы выгонять его с рабочего места. В такой глуши люди просто жизненно необходимы, и разбрасывать рабочую силу никто не будет, так что молодой человек должен был совершить что-то из ряда вон… - А вот так! – Развёл он руками и вновь осушил рюмку до дна, - Не нужен я им! Свиньям этим безмозглым! Не угодил! Не годен, как колбаса по ГОСТу! - Эй, тише, не шуми, - она с опаской посмотрела по сторонам и сочувственно взглянула на молодого человека, - Не расскажешь, что случилось? - Нечего рассказывать… И не твоё это дело! - Ну, раз не моё, так и не налью больше за счёт заведения. Мужчина хмыкнул и ничего не сказал. Женщина тяжело вздохнула. - Слушай, Август, тут один слушок недавно прошёл, якобы не так далеко железку строят. Нужны рабочие. Работка, конечно, тяжкая, да и платят, наверно с гулькин нос, но всяко лучше, чем штаны дома протирать и совсем без денег жить. Это раньше как было? – хоть ты что делай на работе, а государство всё равно тебя кормит, лишь бы тунеядства не было. Хошь самогонку хлестай, хошь спи весь день – зарплату всё равно получишь. Талоны были, пособия всякие, а сейчас… Всё развалилось, и каждый сам за себя. Как в джунглях, Август, только у нас ещё хуже… У нас тайга. Так что думай. Без гроша в кармане быстро перед Создателем предстанешь. Я бы на твоём месте согласилась. Ну, или ты можешь умолять взять тебя обратно на старое место. Так или иначе, объявлять голодовку – гиблое дело. Мужчина крепко призадумался. Женщина успела вытереть тряпкой стойку, убрать посуду, сходить на кухню и вернуться, после чего он, наконец, произнёс: - Ну, и где строят эту железную дорогу? Женщина довольно улыбнулась. - Вот чем ты мне нравишься, Август, так это отсутствием страха найти приключения! *** Госпиталь Пресвятой Девы Марии. Февраль, 1 число; 200* год. Между восьмью и девятью часами утра. Сестра Анастасия неспешно шла по узкому тёмному коридору госпиталя, слегка прихрамывая на правую ногу. Здоровье её ухудшалось всякий раз, когда зима особо зверствовала своими морозами, но всякий раз она молилась Господу, и её болячки постепенно проходили к весне. И вот сейчас, двигаясь ужасно медленно и вразвалку, она восхваляла Создателя и уповала на его доброту, будто болью своей искупляла грехи. Часто ей приходилось приостанавливаться, чтобы кивнуть в знак приветствия пробегающим мимо монашкам, которые только и успевали, что сказать «Доброго утра, сестра Анастасия» и скрыться за невзрачными дверями. Она улыбалась им самой искренней улыбкой, какую только можно вообразить, но иногда, совсем незаметно, поглядывала на их лёгкую походку. Все работали, не покладая рук. Дойдя до конца коридора, женщина свернула направо, с трудом поднялась по невысокой лестнице длиной всего в пять ступеней, ещё раз свернула и оказалась перед входом в палату, где лежал пациент, который уже с полмесяца тревожил ей душу и вгонял в сомнения. То был с виду обычный молодой человек, американец или англичанин, судя по всему, так как говорил только на английском. Благо она за свою жизнь много что освоила, в том числе и языки. Однако ей было не сравниться с сестрой Елизаветой: та была истинный полиглот, и все свободные вечера посвящала своему любимому делу, читала иностранные книги, только вот беда – практиковаться не с кем было, в такую глушь туристы не часто заезжают, только сестра Анастасия являлось для неё отрадой. А теперь ещё и мистер Оскар. Не удивительно, что сестра Елизавета так привязалась к нему. Однажды она даже не всерьёз назвала его «Английским пациентом», но это прозвище настолько укрепилось в госпитале, что так и осталось при мужчине, в то время как его имя, иностранное и непривычное для слуха русского человека, быстро забылось. Сестра Анастасия взялась за ручку двери и её пальцы тут же задрожали. Отчего душа так неспокойна? – задавала она себе в который раз этот вопрос. Чего страшусь я? Почему дрожу? Это он должен страшиться греха своего, хоть и не помнит… Собравшись с духом, она всё же вошла в палату и застала мужчину, стоящим у окна. На нём уже не было холщёвой больничной сорочки; его одежду составляли ботинки на тяжёлой подошве, тёплые штаны и свитер поверх рубашки. На застеленной кровати лежали рюкзак и куртка на меху. - Доброе утро, сестра Анастасия, - произнёс он с улыбкой. - Вижу, ты полностью излечился, сын мой, - не без скрытого удивления произнесла она, - Я верила. - Ваша вера и вправду сильна, сестра, - кивнул он и направился к кровати чуть неуверенной походкой. - Ты уже покидаешь нас? - К сожалению, ваши молитвы и ваш Господь помогли мне встать на ноги, но память вернуть не смогли. Придётся мне сделать это самому, - пожал он плечами. - Куда же ты отправляешься? - Мне необходимо найти свой… - Он сделал паузу и коснулся подушечками пальцев лямки рюкзака, - Дом. - Дом там, где сердце твоё, семья твоя. Ты мог бы остаться здесь, пока воспоминания не вернуться к тебе, ты мог бы помогать нам, выполняя богоугодное дело, искупляя свои грехи и грехи других людей. - Нечего искуплять, сестра. Позвольте выразить вам искреннюю благодарность за помощь, вы очень добры, как и сестра Елизавета. Мне, несомненно, жаль вас покидать, однако выбора нет. И не могли бы вы сказать, где именно меня нашли, чтобы я начал поиски именно оттуда? Женщина тяжело вздохнула и, кажется, смирилась. На самом деле, глубоко в душе она была рада, что «Английский пациент», так беспокоивший её душу, наконец, покидает госпиталь. Я сделала всё, что могла. На моей душе не лежит вина за его деяния. - Как выйдешь с главного входа, сверни направо. Будешь идти по дороге до первого же перекрёстка. Там – налево, а дальше всё время прямо. Дороги замело, так что, смотри, не сбейся с пути. Через несколько миль ты найдёшь то, что ищешь. Большего сказать не могу. Будь осторожен, и да хранит тебя Бог! – Она перекрестила его и собралась уходить, как вдруг заметила, что на календаре, который висел на стене у двери, всё ещё стоит дата – тридцать первое января. Решив это исправить, она перевернула лист и отметила первое февраля. Теперь вместо картинки с небольшой церквушкой, появилась новая фотография с куполами какого-то монастыря в горах. - Что это? Вопрос, так резко и внезапно раздавшийся сзади, заставил сестру Анастасию вздрогнуть и обернуться. Она с некоторым укором взглянула на Оскара, но тот даже глазом не моргнул – уставился на фото с серьёзным видом, нахмурив брови. - Это мужской Монастырь. Там, как и здесь, люди служат Господу. Он знаком тебе? - Не уверен, - в задумчивости отозвался Оскар. - В любом случае, новым братьям там всегда рады… - Намекнула женщина, когда из коридора её кто-то позвал, - Мне следует вернуться к работе. Светлого тебе неба над головой, сын мой! - сказала она и вышла. *** Оскар открыл входную дверь, сошёл с крыльца и ступил на ослепительно белоснежный снег. Такой же таинственно чистый, как простыня, которой некогда накрыли мёртвую женщину. Из сугробов вздымались и устремлялись вверх тёмные стволы сосен; их тихий скрип нарушал восторженную тишину леса, а корявые ветви тянулись в стороны, словно стараясь прикоснуться друг к другу. Но что-то внутри них самих останавливало их порывы, хотя им ничего не стоило просто приложить минимальное усилие, как Адаму в знаменитой фреске Микеланджело. После вьюги, длившейся несколько дней, вся природа застыла в полном безмолвии и ждала очередного гнева Небес. Ну что ж, вперёд! - Мистер Оскар! – окликнули его с крыльца, и он обернулся. На пороге стояла сестра Елизавета, закутанная в тёплую шаль. Её чёрное одеяние казалось ещё чернее на фоне снега, а ясные глаза – ещё ярче и светлее. Ему показалось, что на мгновенье она обернулась одним из стволов этих сосен. - Мне сообщили, что вы уходите, и я боялась, что не успею проститься с вами, - сказала она на выдохе, и из её рта вырвался клубок пара. - Что ж, вы как раз вовремя, - улыбнулся мужчина. - Куда вы идёте? - Для начала найду то место, где меня нашли. Сестра Анастасия указала мне дорогу, а ещё… Тут где-то есть один мужской монастырь. Сестра Елизавета, вы не знаете в какой он стороне? - Монастырь? Насколько я знаю, в этих краях наш госпиталь – единственная Божья обитель. Но, постойте, севернее, пожалуй, есть нечто подобное. Около городка Романовск. Но до туда дня три пешим ходом, не меньше. - И тем не менее, я вынужден отправится к нему. А как туда добраться? - В лесу вы легко заблудитесь. Лучше выйти к железнодорожным путям – они как раз до Романовска и тянутся. Дойдёте до ручья, а там по берегу по течению до них быстро доберётесь, - она махнула рукой в сторону, - И всё время на север. Если вы действительно желаете найти то, что ищите, Господь вам поможет и направит вас на путь истинный. - Благодарю вас, сестра, - кивнул он. - Мистер Оскар, - замялась она. - Да, сестра? Женщина сошла с крыльца и подошла к нему, нервно оглядываясь назад, - Я должна вам кое-что сообщить, - зашептала она, - Это касается того, почему вы оказались у нас. Нашего нахождения вас. Сестра Анастасия запретила мне говорить с вами об этом, потому что думает, что это знание может пошатнуть вашу веру в исцеление тела и души. Но я просто не могу отпустить вас в неведении, вы должны знать правду. Вас нашли вовсе не на обочине лесной дороги, мистер Оскар… - А где же меня нашли? - Тихо спросил он, глядя на женщину с неподдельным любопытством и тревогой. Со стороны крыльца донёсся звук шагов. Женщина зашептала ещё тише и второпях. - …Она полагает, что вы согрешили, но я в это не верю. Она считает, ваше сердце полно скорби, поэтому душа ваша сама избавила вас от воспоминаний, но мне хочется жить в убеждении, что жизнь ваша полна надежд и… - Где меня нашли, сестра Елизавета? – Он взял её за плечи и легко встряхнул, - Где?! - У подножия небольшой скалы… - Голос её дрогнул, - Наверху росли деревья и… Снег, видимо, смягчил удар, - Она засунула руку в рукав и извлекла от туда какой-то предмет, - Это было на вас. Теперь вы понимаете, Господь вас уберёг... Уберёг… Он желает вашей жизни, и я хочу, чтобы вы не забывали об этом! Оскар стоял как вкопанный, пытаясь осознать то, что хотела сказать ему женщина. Неужели я… Рефлекторно он коснулся своей шеи, а сестра Елизавета кивнула. Какая-то совсем юная особа появилась на крыльце с тазиком. Женщина встрепенулась, словно стряхивая со своей души очень тяжёлый камень. - Прощайте, мистер Оскар! И знайте, Господь на вашей стороне, - с этими словами она сунула ему в руки грубую толстую верёвку, завязанную петлёй и с оборванным концом, а сама скрылась в тёмном дверном проёме.