Вопреки року

      Тьелкормо откинулся на спинку стула и немного устало потер глаза.       Первый утренний золотой луч лениво, даже несколько вальяжно полз по столу. За окном пронзительно заливались синицы и пеночки.       «Пожалуй, мелиссэ может проснуться от этих трелей», — подумал Турко, и на душе у него сразу стало теплее, а усталость отступила.       Подарок для жены к празднику Имянаречения сына был наконец готов. Новый охотничий пояс с серебряными кольцами для необходимых в походе мелочей, с петлями для ножен, с небольшой сумкой и с украшениями в виде костяных пластин и тиснения. Тьелкормо подался вперед и, взяв его в руки, еще раз придирчиво оглядел. На нем по полю, среди высоких трав, бежала лань, а позади нее лозы хмеля и вьюнков сплетались, образуя причудливый, замысловатый узор. Рядом на столе лежала широкая кожаная повязка для волос с более простым тиснением в виде листьев березы, однако мастер был убежден, что Тинтинэ оба дара непременно понравятся.       В памяти его вновь сами собой всплыли горячие объятия любимой, которые так не хотелось покидать, даже ради готовившегося сюрприза, и сладкое посапывание Элемара в кроватке.       «Нет, все же ей и правда должен понравиться подарок», — без видимой связи с предыдущими мыслями подумал он и начал поспешно собираться, пока Анар не успел подняться достаточно высоко.       Завернув повязку и пояс в мягкую ткань, он сунул сверток за пазуху и поспешно вышел из мастерской.       Пряный запах меда и свежести ударил в грудь. Голова немного закружилась от радости и предвкушения грядущего праздника.       «Сын, — подумал Фэанарион с нежностью. — Когда я покидал вслед за отцом и братьями Аман, то даже подумать не мог, что встречу здесь, в смертных землях, свою судьбу и приведу с нею в мир ребенка».       Малыш родился уже три месяца назад и более всего лицом и необычными, красивыми медовыми глазами походил на мать. От отца же ему достались золотые волосы и немного ехидная улыбка, о которой Турко несколько раз говорила Тинтинэ. Сам он себя со стороны все время видеть не мог, а потому не получалось и сравнить. Когда же Тьелкормо подходил с малышом к зеркалу, то ни о каком ехидстве речь и не шла — его лицо светилось абсолютным счастьем. Однако Лехтэ подтверждала слова своей родственницы, и обеим нисси Охотник безоговорочно верил.       Он спешным шагом шел по усыпанной гравием тропинке, когда из-за куста жимолости показалась Индилимирэ. Увидев Тьелкормо, она тут же остановилась и придала лицу как можно более невинное выражение:       — А я что? Я ничего. Я уже взрослая, а потому не шалю.       Однако лукавый блеск глаз выдавал эльфиечку, потому старший родич только весело рассмеялся:       — Да уж, взрослая, сам вижу. Поверить не могу, что менее чем через пятьдесят лет буду выдавать замуж внучку младшего брата.       Лицо юной эллет неуловимо переменилось, и уже другим, совершенно серьезным взглядом он заглянул в ее зрачки и увидел на дне их недетскую вдумчивость, мудрость столетий, а так же предчувствие грядущего. Фэанарион даже головой тряхнул, отгоняя наваждение.       — Эрейниону привет передавай, — невпопад буркнул он и пробормотал: — Еще бы Нельо с Амбаруссами женить.       Последняя фраза была сказана тихо, однако Индилимирэ услышала. В голос фыркнув, она охотно затараторила:       — Насчет близнецов не знаю, а Майтимо женится еще не скоро, не раньше чем через три сотни лет, скорее даже от пятисот до тысячи. Прошу прощения, я на такие далекие расстояния еще не очень хорошо вижу.       От серьезности слов малышки Турко пробрал озноб, и он ответил деланно шутливым тоном:       — Ну ты и предсказательница! Признаться, я надеялся, что это произойдет быстрее.       Дочка Тьелпэринквара пожала плечами:       — Ты сам подумай: сначала он вырастил шестерых младших братьев, потом были плен и несколько столетий практически непрерывных битв. Ты серьезно считаешь, что он скоро захочет брать на себя новую ответственность? Он же еще и в новом мире будет одним из первых исследователей…       — А Амбаруссы? — не удержался от вопроса Турко.       — Не знаю, — беспечно пожала плечами Индилимирэ. — Но их же с детства двое! Им и без жен не скучно.       Теперь Фэанарион уже расхохотался в голос:       — А ты считаешь, что семью заводят только потому, что больше нечем заняться? Какая же ты еще малышка! По твоей логике, я тоже не должен был бы жениться, потому что и на охоте могу вполне неплохо развлечься. А твой дедушка Курво себе может найти занятие в мастерской.       На лице Индилимирэ отразилась напряженная работа мысли, и Турко, сжалившись над нею, добавил:       — Не думай сейчас об этом — ты, в самом деле, еще молода и в силу возраста не можешь понять кое-чего.       — А Эрейнион понимает?       — Убежден, что да, хотя это, конечно, еще не любовь. Но вы оба квенди, а для эльфа нормально сперва сделать выбор, а лет через тридцать или пятьдесят полюбить.       — А это произойдет? — уже с надеждой спросила она.       — Без всяких сомнений, раз ваши фэар выбрали друг друга.       Они некоторое время молчали, обдумывая все, что было сказано, а после Турко на всякий случай решил уточнить:       — А Майтимо точно женится?       — Я уверена, — подтвердила Индилимирэ. — Я вижу это. И потом, он же эльф, а не какой-нибудь там адан.       — Вот теперь ты говоришь как взрослая нис, а не как ребенок, — вновь рассмеялся он. — Ладно, беги и передавай от меня привет Эрейниону. А я пойду, надо успеть еще кое-что сделать до праздника.       Он помахал рукой юной родственнице и быстро пересек двор. Взбежав по лестнице донжона, он толкнул дверь покоев и вошел в спальню.       В золотистом утреннем свете танцевали пылинки. Неуловимо пахло свежестью. Тинтинэ сладко спала, положив ладонь под щеку. Тьелкормо улыбнулся с нежностью и, заглянув в колыбель и убедившись, что сын еще не проснулся, он проворно разделся и забрался под одеяло. Бережно обняв жену одной рукой, он прижал ее к своей груди и поцеловал в затылок. Любимая улыбнулась во сне и тихонько заворочалась.       — Melmenya, — прошептал Турко, обдав ее шею горячим дыханием, и, проведя ладонью по уже вновь плоскому животу, остановился на груди.       Тинтинэ обернулась, еще не сморгнув с длинных золотисто-карих ресниц сон, и потянулась к мужу.       Мягкие изгибы тела жены, ее жаркие, ласковые объятия кружили ему голову. Тьелкормо все целовал и целовал ее и чувствовал, что никак не может насытиться. Душу до конца, до самых отдаленных уголков, затопляло счастье.       За окном оглушительно пели птицы, и обоим казалось, что их качает на мягких морских волнах, а верх и низ поменялись местами.       Страсть накрывала, подобно бурному шторму, а двое, слившись воедино, все двигались, убыстряя темп и грозя провалиться в неведомые, такие притягательные и манящие пучины.       Вырвавшийся из горла Тинтинэ крик поглотил поцелуй мужа. Прошло немало времени, прежде чем оба смогли прийти в себя и отдышаться. Турко гладил плечо и спину любимой, уютно пристроившейся у него на груди, и чутко прислушивался к доносившимся из колыбели звукам. Однако Элемар спокойно спал, сладко посапывая.       — С добрый утром, мелиссэ, — наконец прошептал Тьелкормо жене.       — С добрым, — весело фыркнула та в ответ.       — Жаль это говорить, но пора собираться.       — Да, пожалуй.       Он потянулся и еще раз поцеловал жену. Затем проворно вскочил и, приведя в себя в порядок, оделся в заранее приготовленные вещи.       Пока Тинтинэ кормила проснувшегося наконец Элемара, он просто стоял, любуясь и предвкушая, как скоро вновь будет ходить на охоту вдвоем с женой. А, может, затем и вместе с сыном. В последнем он, правда, не был уверен — Тинтинэ говорила, что силы их малыша, когда он вырастет, будут направлены на созидание, хотя, подобно родителям, он будет любить все живое — и келвар, и олвар.       «Что ж, поглядим, — подумал Тьелкормо и, взяв эльфенка из рук любимой, принялся его одевать. — В любом случае, с такими талантами у нас в семье еще никого не рождалось, а, значит, будет очень интересно наблюдать».       Анар все выше забирался на небосвод. Из сада уже доносились оживленные голоса, звуки музыки и ароматы угощений. Элемар смеялся, пытаясь поймать севший к нему на щеку солнечный зайчик, и Турко, глядя на него, прислушивался к ощущению бесконечной нежности в собственной груди.       Наконец, уже полностью одетая Тинтинэ вышла из гардеробной, окутанная нежным сиянием жемчуга и мягким мерцанием золотой парчи. Муж несколько мгновений смотрел на нее, а после подошел и, перехватив сына поудобнее, поцеловал, прижав к себе одной рукой.       — Не хочу идти вниз, — сообщил он ей на ухо. — Но надо. Все же долгожданный день.       — Нашим будет потом весь вечер, — пообещала жена и взяла Тьелкормо под руку.       Фэанарион осанвэ обратился к музыкантам, и флейты с арфами в саду заиграли громче. Элемар засмеялся, радуясь чему-то, понятному только ему одному, а стражи у покоев тем временем распахнули двери. Супруги спустились вниз, и Турко, оглядев собравшихся на праздник гостей, подумал: «Хорошо, что теперь появляется все больше поводов вот так собраться всем вместе».       Приехали почти все братья и кузены с семьями, были родители Тьелкормо и Тинтинэ, родичи Лехтэ, верные, пришедшие издалека и из расположенных поблизости поселений. Ворота вновь, как и в день свадьбы, пришлось распахнуть, и только стражи на стенах напоминали, что обстановка в Белерианде еще далека от беспечного спокойствия.       Фэанарион нашел взглядом одного из командиров. Тот молча кивнул, давая лорду понять, что все благополучно, и тогда Турко вместе с женой и сыном пошел вперед. Туда, где на широкой поляне были расставлены полукругом столы. Остановившись под высокой, увитой плющом и цветами аркой, объявил:       — Позвольте представить вам моего сына, рожденного моей возлюбленной женой Тинтинэ. Я даю ему имя Элемар…       Он говорил, а в высоком небе кружили, словно приветствуя их всех, ласточки. Младенец наблюдал за их полетом, и Тьелкормо подумал, что верно, должно быть, выбрал ребенку имя.       Макалаурэ держал на руках собственного уже подросшего малыша, и в голове у молодого отца вновь мелькнула мысль: «Интересно, будут ли наши дети дружить, как дружили их отцы? Впрочем, до тех пор еще много лет, Большой Переход и новый мир. Может быть, и не до того будет. А дар Тинтинэ искать воду нам всем там точно пригодится».       Волнение исследователя, подобно туго натянутой струне, зазвенело в сердце. Он оглянулся на мелиссэ, уже почти воочию представляя, как они с нею рука об руку узнают неведомые края, и окрыленная этой мыслью фэа воспарила высоко к небесам.       — Пусть будет счастлив малыш! — послышались со всех сторон поздравления.       Когда и с этим было покончено, а подарки вручены, Тьелкормо уложил Элемара в ореховую кроватку под раскидистой вишней и обнял любимую.       — У меня для тебя подарок, — довольным голосом сообщил он.       — Какой? — заинтересовалась Тинтинэ.       Муж достал из кармана котты сверток и вручил, с удовольствием наблюдая, как загораются восторгом глаза жены. Она с нежностью погладила тонко выделанную кожу пояса и пообещала:       — Я скоро обязательно смогу поехать с тобой! Сама жду этого.       Фэанарион наклонился и поцеловал ее, с удовольствием вдыхая родной, ни на что не похожий аромат волос.       Пир пошел своим чередом, а когда сад укрыли сумерки и начались танцы, родители, оглянувшись в очередной раз на колыбель сына, увидели, как ее обвил только что выросший плющ, а на бортик кроватки сел соловей и, прочистив горлышко, запел.