***
Рита проснулась от тихого щелчка закрывшейся двери и не сразу поняла, где она. Тут же вспомнила вчерашний вечер и со стоном уткнулась лицом в подушку — было ужасно стыдно. Потом посмотрела на часы, встала и начала приводить себя в порядок. Обнаружила в ванной оставленную для неё Приговым новую зубную щётку, свою выглаженную форму на плечиках... «Он даже об этом позаботился», — виновато подумала Багира. Пошла в коридор взять в сумке косметичку и увидела записку: «Овсянка в кастрюле на плите, молоко в холодильнике, кофе в шкафчике на верхней полке. Будешь уходить — закрой дверь на два оборота». Рита сварила себе кофе, взяла на подоконнике блокнот для эскизов, открыла. Несколько видов вымытых дождём улиц, Львиный мостик с дремлющим у каменной лапы льва серым котом, питерские крыши... Рита перевернула страницу и увидела себя — спящую, с подсунутой под щёку ладошкой, с голыми ногами. Пригов даже старый шрамик на коленке нарисовал и край её трусиков в горошек. Это была Рита, про которую Багира почти не помнила, — слабая, мягкая, беззащитная... «Он меня вот так видит. А я вчера повела себя как истеричная стерва», — Рита вздохнула, положила блокнот на место, допила кофе, вымыла посуду и поехала в КТЦ.***
Пригов вошёл в приёмную Белова: — Здравствуй, Марина. Леонид Андреевич у себя? Марина еле слышно поздоровалась в ответ и кивнула. Пригов заметил и затравленный взгляд, и припухшие веки — плакала недавно, и подрагивающие пальцы. Наверное, стоило задержаться, успокоить... Но Пригов молча прошёл к Белову. — О Глоке я наслышан, — тяжело глядя на Пригова, нахмурился Белов. — Да о нём все спецслужбы мира, кажется, наслышаны. Опасный, дерзкий... Почему ты решил, что это он? — Мы учились вместе в разведшколе. Он был лучшим почти во всём. Но была у него черта... Понимаете, Леонид Андреевич, всё, что он делал, было немножко не по школе, не по учебнику. Вроде всё чётко, как надо — но везде какая-то нелогичность. Ну... как у маньяка, что ли — бесполезно искать логику, её нет. Так и у Глока: красиво, эффектно — и всегда странновато. И плюс его мстительность и жестокость. Я даже удивлялся, как его взяли в разведшколу... — Ну, тут как раз ничего удивительного. Либо сочли, что его таланты перекрывают всё странное. Либо это была чья-то настоятельная просьба: к сожалению, без предателей и на этом уровне не обходится. — Так вот, в тех операциях, финалы которых ему слили, очень его почерк виден. И ещё одно... Он игрок. И он всегда хотел переиграть меня в том, в чём я был сильнее. Чем-то я его всегда раздражал. Правда, и он меня тоже. — Думаешь, он с тобой игру затеял? — Боюсь, что да, Леонид Андреевич. И игра будет непростая. — Как считаешь, генерал-майор, что он придумал? — Не знаю. Скорее всего, он захочет нас подёргать, вывести из равновесия, накидать отвлекающих манёвров — и потом нанести основной удар. В общем, побегать придётся. — Справятся твои «Смерчи»? — Мы постараемся. У меня бойцы лучшие в стране. А может, и в мире. — Видел я твоих на учениях, — усмехнулся Белов. — Хороши. Никонов из Минобороны подходит как-то и рассказывает: «Этот здоровенный, рыжий, из Северо-Западного КТЦ... Говорю ему: молодец, майор, отлично сработано. А он как навис надо мной, как рявкнул: капитан третьего ранга! Я от страха чуть в штаны не наложил». Пригов засмеялся, представив эту сцену. К субординации Бизон всегда относился достаточно вольно. А флотским званием гордился, как и все бывшие «Тайфуны». — Надеюсь, твои ребята и Глока заставят в штаны наложить, — продолжил Белов. — Я поддержу чем могу. Кстати, Пригов... Его-то позывной — по марке пистолета. А у тебя какой был? Пригов улыбнулся: — Кортик. Я же самый мелкий на курсе оказался, короткий. Вот так и прозвали. Ну, и к тому же холодное оружие всегда любил, да и в детстве морским офицером мечтал стать... — Не жалеешь, что не стал? — Да что теперь-то жалеть, Леонид Андреевич? — Ну, и то верно... Слушай, я с Маринкой сегодня утром поговорил. Жёстко поговорил. Хотя тут, понимаешь... С одной стороны, дел она натворила ох каких нехороших... С другой — девчонка же совсем, да и не о себе думала, а о сестре. Что делать-то будем? — Не знаю, товарищ генерал-лейтенант. — Вот и я не знаю. А у тебя с ней серьёзно, Пригов? Она две недели такая счастливая ходила... Ответа на этот вопрос у Пригова не было. Сказать, что нет, что он спал с Мариной только в интересах дела, — это как-то... ну, не по-мужски. Ответить, что да, серьёзно, он тоже не мог — это была неправда. Ему было хорошо с ней в постели: Марина чутко откликалась на все его ласки и сама охотно проявляла инициативу. Но постель — это далеко не всё, что входило для Пригова в понятие «серьёзные отношения»... Он помолчал и твёрдо сказал: — Разрешите мне не отвечать на этот вопрос. Белов кивнул: — Не отвечай. Ладно, иди и действуй по своему плану... Кортик. Пригов снова улыбнулся, пожал протянутую Беловым руку и вышел.***
В приёмной он подошёл к Марине, она смотрела испуганно и виновато: — Вова, ты... — Владимир Викторович и на "Вы". Теперь так, Марина. — Хорошо, — она попыталась справиться со слезами. — Вы... просили записать всё о человеке, которому я документы передавала. Вот, я сделала. Только никаких особых примет у него нет. Он такой... обычный. Пригов взял листок, просмотрел. — И ещё ты... то есть Вы... хотели какую-то информацию передать. — Да, вот она, — Пригов достал из папки подготовленный документ. — Когда ты должна встретиться с этим человеком? — Я не знаю... Он сам звонит, каждый раз с разных номеров. И говорит, когда и где. — Как только он позвонит в следующий раз, дай мне знать. Марина кивнула. У неё дрожали губы, но она так и не заплакала. Пригов уже открыл дверь приёмной, собираясь уйти, когда Марина жалобно всхлипнула: — Мне очень страшно. Ну, и... не каменный же он был всё-таки. Вернулся, обнял её, погладил по голове, как маленькую: — Не бойся. Вот только сказать «Я буду рядом» Пригов не мог. Ещё раз погладил Марину по голове и ушёл.