Неожиданное утешение

После ухода Голда и предательского побега Мэри Маргарет Эмма наконец приняла душ и стала собираться, чтобы отправиться в участок, ведь несмотря ни на что она все еще была помощником шерифа. «Хорош помощник, ничего не скажешь»,— снова подала голос ее совесть. Отмахнувшись от надоедливого голоса, Эмма вышла из квартиры и направилась в закусочную, чтобы забрать свою машину, которую она вчера там оставила, и заодно перекусить, потому что один бутерброд не смог утолить ее зверский голод, да и чашка горячего шоколада лишней не будет. Быстро шагая по тротуару, Эмма поежилась от прохладного ветра и посильнее укуталась в свою куртку, мечтая поскорее оказаться в теплом помещении. Последние шаги до закусочной она буквально добежала и, зайдя внутрь, облегченно вздохнула, почувствовав тепло, но, оглядевшись, Эмма подумала, что лучше бы уж она обошлась без завтрака. Все до единого посетители смотрели на нее, хотя большинство и прятали лица за местной газетой Сторибрука «Зеркало». Новость о смерти Грэма занимала всю первую полосу. Его похороны будут субботу, и Эмма боялась идти на них. Тупая боль пронзила ее сердце, когда она вспомнила, как он умер у нее на руках. — Доброе утро, Эмма, — окликнула ее Руби, заметив, что она вошла. Ее голос, казалось, вывел всех из транса, и закусочная снова наполнилась приглушенными голосами. — Доброе утро, — с облегчением от того, что наконец на нее перестали все пялиться, ответила она, усаживаясь на табурет перед официанткой. — Горячий шоколад с корицей и сливками и жареный сыр, — заказала Эмма, помассировав все еще болящие виски. — Ладненько, сейчас все будет, — сказала Руби и умчалась на кухню, но уже через минуту вернулась с заказом и, поставив все на стойку, сказала: — Мне очень жаль насчет Грэма. Ты как после всего этого, в порядке? — участливо спросила Руби. — Со мной все нормально. Это тяжело, шок от всего этого и все такое, но теперь я в порядке, — ответила она, делая глоток шоколада, не желая развивать эту тему. — Мммм, — странным голосом пробормотала Руби, продолжая сверлить ее взглядом. — Что? — сказала, не выдержав этого взгляда, Эмма, поставив с негромким стуком на стойку чашку с шоколадом. — Да, так… хотела спросить… Как до дома добралась? — загадочно спросила Руби, выжидающе подняв брови. И тут Эмма поняла, что тот факт, где она провела ночь, уже не совсем секрет, по крайней мере для Руби, которая вчера была здесь и видела, как она стремительно напивалась, и, скорее всего, видела, с кем она уехала, а с учетом того, что то, что знает Руби, то скоро узнает и весь город, Эмма пришла в ужас, но решила сделать вид, что она не понимает, о чем та говорит. — Нормально, — напряженным голосом сказала она и предупреждающе зыркнула на Руби, которая, увидев ее взгляд, подняла руки в знак капитуляции и сказала: — Хорошо, хорошо, молчу, — и для пущего эффекта провела пальцами по губам, будто запирая их на замок, но уже через секунду перегнулась через стойку и заговорщицким шепотом спросила: — Ну, и как он? — Руби! — рявкнула Эмма и, нагнувшись, прошипела: — Еще хоть слово… — …И мой труп не найдут, — закончила та, поняв намек, что ей лучше помалкивать. — Точно, давай счет, мне уже пора идти, — уже более миролюбиво сказала Эмма, доставая деньги из кармана куртки, и, расплатившись, вышла из закусочной. Подойдя к Жуку, она села в него и завела мотор, изо всех стараясь сосредоточиться на дороге, лишь бы не думать о предстоящих похоронах Грэма.

***

Погребение шерифа состоялось в унылый дождливый день. Было такое чувство, что даже облака оплакивали потерю Грэма. Казалось, весь город пришел на кладбище, несмотря на дождь, чтобы попрощаться с шерифом Гумбертом. Капли дождя катились по гробу Грэма, и Эмма была уверена, что слышит, как они непрерывно капают в шестифутовую яму под ним. Некоторые люди плакали, но не она и не Реджина. Эмма не знала, что ей казалось хуже: то, что Реджина не плакала и не выглядела опечаленной смертью своего бывшего любовника, или если бы она, наоборот, все же устроила шоу для всех и начала проливать над гробом фальшивые слезы. Но потом она решила, что это не имеет никакого значения, просто одно лишь ее присутствие безмерно бесило Эмму. Ее глаза бессознательно блуждали по толпе, пока они не остановились на Голде. Она не удивилась, что ее взгляд остановился на нем, однако это не значило, что ей это понравилось. Однако ее удивило, как мрачно он выглядел. Еще больше она удивилась, что, когда ее глаза остановились на нем, ее первой мыслью было: как же хорошо он выглядит, несмотря на мрачное выражение его лица. На нем был полностью черный костюм-тройка. Он был идеально выглажен, и из его кармана был виден черный платок. Его прическа была идеальна уложена. А ботинки, как всегда, были начищены до блеска. Над головой он держал черный, как у всех, зонт с золотой ручкой. Поразительно, как, независимо от ситуации, этот человек умудрялся безупречно выглядеть. «Вот черт!» — подумала Эмма, когда ее глаза снова поднялись к его лицу, и она увидела, что он теперь смотрит на нее взглядом, в котором ясно читалось, что он заметил, как она его разглядывает. При это на его лице появилось выражение самодовольства. Это еще больше вывело ее из себя. Она резко отвела от него глаза и понадеялась, что никто не заметил, как они смотрели друг на друга. Но как бы она ни старалась этого избежать, ее мысли то и дело возвращались к Голду. Она попыталась решительно отодвинуть эти мысли на задворки сознания, но, как обычно, эти попытки не увенчались успехом. Особенно не помогало то, что по прошествии времени ее воспоминания о том, что произошло, стали возвращаться к ней. И конечно, каждый раз, когда она видела его или ее мысли возвращались к нему, эти образы, как и ощущения, которые она тогда испытала, все ярче вспыхивали перед ее внутренним взором. Как нежно он прикасался к ней и какими нежными были его губы. Как он убедился, что она полностью удовлетворена, прежде чем даже подумать о собственном удовольствии. И ту кратковременную боль, которую она почувствовала, когда он покусывал ее шею и бедра. Эмма уже начала пугаться того, как часто эти мысли приходили ей в голову. Но хуже всего было не только то, что, едва все вспомнив, она стала прокручивать эти моменты в своей голове, но и то, как сильно она начала жаждать их повторения. Она хотела снова ощутить тяжесть его тела, хотела почувствовать вкус его губ. Боже, о чем я думаю! Это же Голд! Человек, который заключает сделки на первенцев! Но в то же время она поняла, что очень заинтригована этим загадочным человеком. Мужчина, за которого она его принимала, ни за что бы не купил такую красивую цветочную композицию, которую, как она видела, он положил возле гроба Грэма, и не пришел бы на похороны со столь неподдельной грустью на лице. Очевидно, в нем было больше, чем она думала, и это раздражало ее до бесконечности. К тому же не помогало то, что он был довольно умен, привлекателен и остроумен — все то, что ей так нравилось в мужчинах. Она боялась, что действительно начнет испытывать к нему какие-то чувства, если узнает его поближе. Когда похороны закончились, толпа начала постепенно расходиться. В ушах Эммы то и дело словно эхом раздавались слова о том, каким «хорошим человеком» был Грэм. «Он был хорошим человеком,— подумала она про себя. —А теперь он ушел». Потерянная в своих мыслях, Эмма не сразу заметила, как к ней направляется Реджина, которая собственнически сжимала плечо Генри. «Бедный малыш», — с тревогой и сочувствием подумала Эмма, глядя на его бледное личико с красными глазами. — Такая потеря, не правда ли? — протянула Реджина, остановившись перед Эммой. — Теперь я и не знаю, что мы будем делать без такого хорошего шерифа, как Грэм. «Вот сука! Ты спала с ним, неужели у тебя нет и капли сочувствия?» — гневно подумала Эмма. Хотя она не так уж и долго знала Грэма, все же она искренне считала, что он этого не заслужил. — Что-то непохоже, что вы особо сильно горюете, мадам мэр, — парировала Эмма. Несколько оставшихся плакальщиков повернули головы. — Возможно, вам стоит быть поосторожнее в своих словах, мисс Свон, — сузив свои темные глаза, прошипела Реджина, наклонившись к ней, и, резко отвернувшись, схватила Генри покрепче и пошла к своей машине. Несмотря на дождь, Эмма осталась на месте, пока все не разошлись, а оставшись в полном одиночестве, опустилась на колени перед памятником с надписью «Грэм Гумберт» и положила белоснежную розу на свежую могилу. «Прощай, Грэм», — мысленно попрощалась с ним Эмма и, встав с колен, пошла к дороге, ведущей на выход с кладбища.