Sun Sarkya Anna Ma En

Мы расстались с Тойво всего два года назад, и всего лишь один день забрал его у меня на веки. Тогда была такая же погода как сейчас, только мне было больнее. Я зареклась встречаться с металлистами, байкерами и прочими любителями острых ощущений, но, как видно, судьба любила сталкивать с тем, чего изо всех сил стараешься избежать….. Тойво разбился на мотоцикле, мне осталась боль, горечь и постоянные кошмары, не дающие спать. Еще остался дом, который я всё не соберусь продать, хотя пора бы уже рвать с прошлым. Да только моё настоящее похоже на болотные топи. Отрываю лепесток от начавшей замерзать розы – наша примета о том, что еще вернусь, и вытираю слезы, которые я как обычно не ожидала. В глубинах сумки жужжит телефон. Я поднимаюсь на ноги и медленно иду прочь. Есть ли смысл бояться дождя, если я и так промокла до нитки? У кладбищенских ворот лепесток улетает из моей раскрытой ладони. **** Тянусь за пятой чашкой травяного чая – твоё, между прочим, благотворное влияние – и шумно вздыхаю. То ли похмелье, то ли наконец-то трезвость ума, вернувшегося из продолжительного загула длиной в четыре года. А может и больше. Я давно уже сбился со счета. Дома тихо, только внизу бурчит мама, то повышая, то понижая тон – так делают, когда хотят, чтобы их не слышали, но постоянно забывают. Да я и так знаю, о чем они там говорят. - Довольна? Мы опять вернулись к тому, с чего начинали? - Не знаю, Пентти, я ж хотела как лучше…. - А ты каждый раз так хочешь, только выходит как всегда. Который раз уже? Что она тебе сделала? - Пентти, ты же знаешь…. - Да уж, Кирсти, в том-то и дело, что я слишком хорошо тебя знаю, потому и прошу – оставь нашего сына в покое. Он уже в том возрасте, чтобы самому разобраться со своей личной жизнью. Сделай мне чаю лучше. Мама, конечно, по-своему права, все они хотят как лучше. Просто я уже и сам запутался в «лучше» и «хуже» и забыл, чего хочу. От жизни, от судьбы и от себя. И родителям было бы приемлемее, если бы я завалился на чердак в обнимку с бутылкой, как это было с Тарьей, они бы кружили вокруг меня, причитая и подсовывая суп и пирожки, и приговаривая: «Сыночка, золотце, всё будет хорошо. Ты найдешь себе другую». Потом мама бы опять потерла руки и авторитетно заявила бы: «Разве ж я была не права?». Но водки не было, и чердака, и запоя, и головной боли, и слез и так далее. Был чай и длинный клетчатый плед, купленный тогда в Лумийоки, и было одно четко сформулированное желание: «Я не хочу другую». Просто мне иногда так полезно делать промывку мозгов. И прости за «Йо». Я понимаю, почему ты тогда убежала из Харвалла, и почему послала меня по известному маршруту. Всё понимаю. Только объяснить не могу. Да и что объяснять? То, что я бываю жутким монстром в периоды депрессии, который сидит, уткнувшись взглядом в стену, и выкуривает сигарету за сигаретой, потом рвет все, что написал и курит дальше? Напугаю. Или то, что я читаю комиксы по ночам и ношу майку с селезнем из мультика? Придурок, как он есть. Или то, что пошел тогда пить со всеми? Так я не пошел. Одумался. Первый раз за много лет. А ходил всегда, потому что так привык. И не ожидал, что ты придешь с замечаниями. Я умею и хочу меняться, мне просто страшно. Страшно от того, что могу тебя потерять, и одиноко от перспективы умереть непонятым. Не хочу я тебе ничего рассказывать, пойми. И не потому что не доверяю, а потому что не хочу вешать на тебя еще и свои проблемы и заморочки. Я ведь всё замечаю и замечал. И то, как ты торопливо убирала с полок старые фотографии, когда я нежданно завалился к тебе в гости, и то, как плакала в трубку, сетуя, что устала жить на два города и две странные жизни, и мужскую рубашку, словно бы случайно выданную мне взамен облитой кофе, и то, Ханни, что тебе не идет черный цвет. Радугу нельзя пачкать серостью.