Sun Sarkya Anna Ma En

Снова дождь. Снова всё как будто застыло в стоп кадре забытой кинопленки, и невозможно сдвинуться с места или сдвинуть монохромные будни, слившиеся в одно серое мгновение. Дождь. И вечный октябрь, который забирал, ничего не давая взамен. И вновь я словно вернулась на пару лет назад, когда точно также не знала, куда податься и как забыть. Только «тогда», в отличие от «сейчас», в моей жизни все-таки появился смысл, солнечным лучом прорвавшись сквозь сердитые мохнатые тучи. Сегодня утром я упоенно врала журналистам, ловя себя на мысли, что скоро эти уловки станут основными чертами моего характера. Я не привыкла говорить о людях плохо, хорошего сказать было нечего, тем более - сейчас, когда мы оба во всем виноваты. Вот и приходится лукавить, нести откровенную чушь и замечать, что там, снаружи, снова дождь, и я промокну. И заболею. И перестану петь. И надеяться. А ты не позвонишь. - Вы знаете, я все еще ищу себя, ищу новые идеи и хочу развеяться, - нагло заявляю очередному журналисту, не замечая, как тот недовольно поморщился. Не надейтесь, милые, это далеко не ваше дело. - Почему вы тогда променяли столицу на….. - На захолустный городишко на краю света? - то-то же, ишь, как занервничали, - А потому, что здесь мой дом, мои родные, здесь спокойно и хорошо. ….. а я всё бы променяла на шумный Хартвалл….. Звонит телефон. - Не сейчас, Тони, пожалуйста….. - Йоханна, там материалы прислали для нового альбома, надо бы….. - Я сказала: не сейчас! Меня ни для кого нет! Докатилась, мать! Привет неврастении! Хотя, все это мы уже проходили. Вырываю из пухлого ежедневника расписание интервью, шоу и так далее, швыряю в ближайшую урну и выхожу из студии прямо в объятья дождя. Плакали мои концерты, рыдал мой материал…. Родители не поймут. Понимали ли они меня когда-нибудь? Хоть кто-нибудь? А в глубине сумки жужжит обиженный телефон. А впереди маячит наше городское кладбище. Я иду туда, откуда меня хотя бы не прогонят. Уединение в разумных дозах – это, конечно, хорошо, но одиночество – плохой советчик при взвинченных нервах. С неба льют слезы вечно одинокой осени, птицы садятся на провода и нахохливаются, мне всегда было интересно, почему они покорно сносят тяготы непогоды и даже не пытаются улететь или хотя бы спрятаться под крышу? Почему так? Почему не борются? Да и за что бороться….. солнце выходит слишком редко, достаточно для того, чтобы перестать его ждать. И перестать надеяться. Я отбрасываю со лба порядком отросшую челку и перехватываю зонтик свободной рукой: если улетит еще и этот вечный искатель свободы, я точно промокну и лишусь гонорара, который мне еще никто и не обещал. Переступаю через лужи, стараясь не обращать внимания на то, что в туфлях и так уже давненько вольготно хлюпает вода, а в сумке намокает похудевший ежедневник. В рваном боковом кармашке звенит ссыпавшаяся туда мелочь, а мне вечно не хватает времени навести порядок даже в собственных вещах, куда уж тут говорить о жизни? Мама просила не опаздывать к ужину. А что будет, если опоздаю? Родители давно привыкли к тому, что я постоянно где-то мотаюсь, а если бываю дома, то, как правило, не выхожу из своей комнаты. И вообще, они там, помнится, к родственникам на восток собирались? Пора бронировать билеты! И что потом? А потом: привет, одиночество, мелодрамы по видику по ночам и пирожки, блины и булочки. И спортзалы, и пробежки по утрам, которые мне не грозят. И даже не потому, что мне расхотелось следить за собой, просто, не знаю, любое дело должно приносить удовольствие, а не раздражение. Вот и кладбище. Издалека киваю сторожу, давно уже привыкшему к тому, что я могу появиться здесь в любое время дня, ночи и года, и не выходить до утра. Так было и так есть, время покажет, как будет…. Захожу в вечный магазин у самого входа-выхода, с не менее вечным продавцом, вечно всем улыбающимся. Сначала меня просто в дрожь бросало от его румяного лица и настроения, никак не вязавшегося с местом работы, однако потом я начиталась всяких книжек и поняла, что не надо зацикливаться на прошлом и хоронить себя в четырех стенах. А еще лучше принять буддизм, постичь дзен и отказаться от оценочного восприятия действительности. Однако, до буддизма мой энтузиазм так и не донесло, но хоть рвать на себе волосы и жечь фотографии я перестала. А на кладбище я всегда приходила пожаловаться или просто помолчать. Становилось легче, словно на минуты открывалась дверь в далекий и от того – пугающий мир. Пугающий и хорошо знакомый. Ведь как можно ждать подвоха от человека, которого когда-то любила? - Ну, привет! Вот и явилось к тебе снова твое вечно обиженное существо. И принесло тебе розу. А ты не смотри, что пафосно, и губы не поджимай, как ты любишь. Может, это я специально, чтобы тебя позлить? - Ну, как я там, а? Знаешь, не лучше, чем ты здесь. И что, что могу пойти, куда хочу и сделать, что хочу? Нет у меня желания ни ходить, ни делать. Есть желание жаловаться. Только ты не одобришь….. - Вот, скажи мне, Тойво, вот что вы, мужики, за люди такие? Каждый только и норовит выпятить грудь перед дружками, а ты потом страдай, беги…. Приходи сюда….. - Вот и пришла. И что? У вас же у всех есть одно общее золотое чувство, прямо-таки кодекс, мужская солидарность называется! - А куда мне еще идти, если больше некуда? Если мама станет «руки в боки», ткнет меня пальцем и скажет: «Я же говорила!», папа же уйдет читать газету. Не журналистам же мне плакаться.