Третья жизнь Норы Сартон

      В темноте было уютно, спокойно и даже не приходилось ничего решать. Нора отстраненно досадовала, когда внезапными вспышками в темноте этой возникали неясные картины и всплывали светлые пятна чьих-то лиц. Незнакомых и знакомых смутно. Она пыталась сказать, что с ней всё хорошо, чтобы ей не мешали, но язык не слушался. Иногда сквозь туман вместе с лицами приходила боль. И Нора тихо и обиженно хныкала, от того, что ее никак не оставят в покое.       А потом, спустя миллионы и тысячи лет, очередная вспышка света никуда не ушла. Просто немного пригасла, расползлась в стороны, и Нора почувствовала, что живет.       Приоткрыв глаза, она зажмурилась. А потом, после второй, медленной, попытки уставилась в деревянный потолок с остатками штукатурки. Боли – той, что терзала ее в короткие минуты просветления, не было. Только свинцовая тяжесть во всем теле, пустота в голове, а еще во рту было сухо, как в пустыне. Шершавым языком она обвела потрескавшиеся губы и почувствовала, как чья-то рука осторожно приподняла ей голову. Перед глазами возникла кружка, к которой Нора жадно потянулась. Керамический край неприятно стукнул о зубы, и в горло полилась умопомрачительно прохладная вода. Нора выпила всё. А после, откинувшись на подушку, подняла взгляд и увидела над собой лицо Валентайна.       – Ник, – прошептала она, – где мы?       – В Капитолии, – ответил он мягко. – Хэнкок вернулся и великодушно предоставил тебе собственные апартаменты. Ты помнишь, что случилось?       – Кажется, да. В меня стреляли, правда?       – Правда. – Валентайн кивнул. – Но ты легко отделалась. Одна пуля прошла по касательной, вторая застряла в мышце. Боюсь, журналом ты уже не расплатишься, – он грустно ухмыльнулся, – если бы Кент не постарался, бронируя твой супергеройский плащик, последствия могли быть намного хуже.       – Это ведь ты меня вытащил, да? – она медленно протянула руку и ухватилась за железную кисть синта: – Боюсь, я теперь не только с Кентом не расплачусь.       – Брось, Нора, – фыркнул Ник, – мне ты ничего не должна. Стоило подумать, что последнее, что ты увидишь в жизни, будет моя рожа, как ноги сами понесли меня обратно.       – Не знаю, как последнее, – Нора с усилием улыбнулась, – но твоя рожа – это определенно самое прекрасное, что можно увидеть, очнувшись.       – Ты слишком добра ко мне, детка, слишком добра.       Она почувствовала, как тонкие железные "пальцы" осторожно сжались – ровно настолько, чтобы создать ощущение поддержки, но не причинить неудобства – и Ник спросил:       – Есть хочешь?       – Нет, не могу, тошнит. Потом, может.       – Тогда отдыхай. Доктор Сун сказал, что это необходимо.       Он аккуратно высвободил руку и приподнялся со стула, на котором и сидел возле кровати.       – Доктор Сун? – Нора нахмурилась, вспоминая, – из Даймонд-сити? А он что тут делает?       – Спи.       Валентайн встал, а Нора ухватила его за рукав и поморщилась от шевельнувшегося в боку тянущего ощущения.       – Ник, погоди… мне нужно…       Она замялась, и Валентайн понимающе кивнул:       – Я позову Фаренгейт.       Верная подруга и постоянный телохранитель Хэнкока (злые языки поговаривали даже, что она была его внебрачной дочерью) пришла быстро. И Нора совершенно не ожидала от сурового и непреклонного солдата, каким Фар являлась по сути, такой заботы и внимания. И даже почти не чувствовала боли, когда та крепко, но бережно обняв раненную, помогла справиться с потребностями в стоящий под кроватью таз. Вот только сил больше ни на что иное не осталось, а еще снова закружилась голова. Коснувшись подушки, Нора тотчас нырнула в сон. И черноты в нем уже не было.       Когда она в следующий раз разлепила глаза, в комнате стоял полумрак, только на столике у изголовья кровати, рядом с кружкой и упаковкой стимуляторов, плавилась одинокая свечка. Окна в помещении были плотно заколочены, так что день сейчас, или ночь, толком разобрать не получалось. Хотя, какая разница, если в данный момент Нору больше всего интересовало, как долго она вообще провалялась в этой постели.       Откинув покрывало и задрав мятую, испачканную бурыми пятнами футболку, она осмотрела плотную повязку, охватывающую тело чуть ниже груди. Бинты были сухими и чистыми, и это вселяло надежду, что лежать долго все же не придется.       Свой пип-бой Нора заметила на диване, что стоял у противоположной стены. Там же, на спинке, находились ее плащ и джинсы, а рядом, как-то совершенно неуместно-женственно, свисал голубой кокетливый шарфик. Она осторожно приподнялась на локте, пытаясь сесть, но тихо гудящая голова тут же налилась тяжелой болью. Подняв руку, Нора нащупала еще и здоровую шишку под залепившей висок повязкой-пластырем.       – И что я говорил? – в хриплом голосе Хэнкока прозвучало торжество: – Стоит ее оставить хоть на минуточку, она тут же проснется и решит слинять.       – Я тоже люблю тебя, Джон. – Нора осторожно улеглась обратно и скосила глаза в сторону двери. Хэнкок и Фаренгейт стояли на пороге.       – Значит, так, дорогуша, – обратился мэр к помощнице, – дуй-ка ты на кухню и притащи чего пожрать нашей птичке. Отговорки больше не принимаются.       Он прошел в комнату, бросил на диван какую-то тряпку и, развернувшись к Норе, скрестил руки на груди:       – Да уж. Красотка. Я тут тебе футболку чистую раздобыл. Не дрейфь, не моя.       – Спасибо, Джон. Сколько я здесь провалялась?       – Третий день пошел.       – Черт! Меня, наверное, все потеряли.       – Перебьются без мамочки. Тебя контузило, сестренка, а голова – это дело серьезное. Особенно, если торчит на плечах того, кто сейчас руководит Институтом.       Он осторожно уселся на край постели и мягко поинтересовался:       – Как себя чувствуешь?       – Отлично, – соврала Нора.       – Ага-а...       Джон потянулся к тумбочке и, вытащив из упаковки стимулятор и антисептик, невозмутимо вколол в плечо Норе препарат.       – У тебя легкая рука, – улыбнулась она.       – Пф. Сестренка, у меня большой опыт!       – Зато у меня, похоже, провалы в памяти. Расскажешь, что произошло? Ты видел, как на нас напали?       – Расскажу. – Хэнкок потянулся к карману сюртука, кажется, по привычке намереваясь закурить, но тут же себя одернул и только поправил воротник.       – Собственно, я и двое моих парней успели уже к концу пьесы. Ник как раз приволок тебя к доктору Амари, и та оказывала первую помощь. А, знаешь, они ведь хотели оставить тебя в Доме Воспоминаний. Но я посчитал, что нечего директору Института торчать в этом клоповнике. Да и у меня под боком будет куда безопаснее.       – Верно, – Нора согласно прикрыла глаза. После укола боль понемногу отступала: соображать стало легче, а вот шевелить головой – еще нет:        – Чужаки вряд ли сунутся в Капитолий, а вот к Ирме могут вполне. Вы узнали, кто стрелял?       – Ник как-то очень туманно выразился на этот счет, что вроде пока слишком много неясного, и вы сами разберетесь. Я не настаивал.       Нора вздохнула. Похоже, рыжие братцы из Даймонд-сити все же ступили на тропу войны. И нежелание Ника обострять и без того непростую обстановку между Добрососедством и Зеленым самоцветом можно было понять.       – А где он, кстати? – спросила она.       – Пошел провожать доктора Суна, он же сам его сюда притащил, и теперь чувствует себя в ответе за безопасность. Ну и намекнул, что у него еще есть пара каких-то неотложных дел. Обещал вернуться вечером.       – А сейчас сколько времени?       – Три почти.       Нора нахмурилась. Её вовсе не обрадовала мысль, что Ник сунется самостоятельно разбираться с братьями Рэд.       – Ну да, – словно прочитал ее мысли Хэнкок. – Мне тоже не слишком понравилась ситуация. Видишь ли, в адских глазах нашего детектива я уже второй день наблюдаю нехороший блеск. Как у гончей, которая рвется взять след. Короче, я отправил за ним парочку своих ребят. Ничего особенного, посмотрят издалека. Если что – вмешаются.       – Спасибо, Джон! – Нора протянула руку и бережно погладила изуродованное рубцами запястье Хэнкока.       – Эй, мне Валентайн тоже дорог. Как память.       – Слушай, – Нора покусала губу, – мне нужно встать как можно быстрее. У тебя наверняка есть что-то из препаратов…       – Э, нет, сестренка, – перебил ее Джон. – Я, конечно, тип весьма широких взглядов, но что-то мне подсказывает, что твоя ушибленная головушка не слишком сочетается с приемом наркоты.       Нора простонала:       – Но у меня слишком много дел, чтобы валяться тут, точно бревно на дороге. В Институте меня, наверное, потеряли, да и Эр-Джей остался в Грейгардене. Теперь вот еще и Ник с этими разборками…       Она осторожно потерла пальцами веки. Голова болеть почти перестала.       – Ну, положим, Валентайн и без тебя справится, в конце концов, это его дело – расследовать преступления. Институт пока никак не давал о себе знать. А Маккриди, если хочешь, можем вызвать сюда. Отправлю весточку с караванщиками.       – Нет, не стоит, – Нора покачала пальцем. – Там сейчас идет важный эксперимент, и кто-то должен контролировать, чтобы все не покатилось к чертям собачьим. Эр-Джею пока вообще не стоит знать о покушении.       Скрипнула дверь, и в комнату вошла Фаренгейт, таща в руках дымящуюся пиалу на тарелке, а под мышкой газетный сверток, заляпанный жирными пятнами. В нем оказался стейк из смертекога – блюдо весьма редкое ввиду сложности добычи мяса, но вкусное и очень питательное. Правда, Нора поела совсем немного, да и то только потому, что у нее стояли над душой.       – Ладно, Фар, пошли, – наконец сжалился Хэнкок, видя, как Нора давится очередным куском. – Оставим нашу птичку отсыпаться. Кстати, сестренка, если надумаешь бежать – у двери стоит охранник. И под балконом тоже.       Нора фыркнула: – Я что, под арестом?       – Скорее уж в замке, как прекрасная принцесса, запертая заботливым папенькой. Ладно, отдыхай. И постарайся много не вставать, я серьезно. Сун был на этот счет весьма категоричен.       – Ребят, спасибо…       Они ушли, и Нора откинулась на подушку. Попыталась задремать, но сон не шел. В комнате было душно, несвежая футболка липла к телу, а еще страшно хотелось пить. В кружке, на ее счастье, оказалось немного воды, и утолив жажду, Нора заставила себя полежать еще примерно с четверть часа. Но в голову так и лезли беспокойные мысли, от которых никак не удавалось отрешиться. В конце концов, мысленно похоронив и Валентайна, и Маккриди, и собственные планы на дальнейшее сотрудничество Института и Содружества, Нора поняла, что еще немного, и просто заорет от беспомощности.       – Нет, так нельзя.       Она осторожно села в кровати, придерживаясь за виски. Голова вроде бы вела себя прилично, вот только чесалась под грязными спутанными волосами. Нора откинула плед и медленно опустила ноги на пол. Аккуратно встала, придерживаясь за спинку кровати и потихонечку, по стеночке, доползла до дивана. Честное слово, забег от Даймонд-сити до Добрососедства в лучшие времена дался бы ей куда легче.       Зато на диване лежала свежевыстиранная футболка. Пусть и надевать ее оказалось чистой мукой, результат того стоил. Правда, она была безнадежно велика, но это и неплохо. Во всяком случае, подол футболки доставал Норе до середины бедра, и сверкать трусиками ей теперь точно не придется. Постираться бы… но это уже совсем мечты.       Передохнув, она так же медленно добралась до балконной двери и приоткрыла ее. Поток свежего воздуха проник в помещение, а еще стало значительно светлее. Нора даже подумала выйти наружу, но мудро рассудила, что ей еще понадобятся силы добраться обратно.       Сил и хватило ровно на то, чтобы, вернувшись в постель, донести голову до подушки. Но на этот раз она заснула с удовольствием...       …а пробудилась от голода. Свеча догорела, в приоткрытую дверь слега поддувало, и на улице, судя по всему, уже стояла ночь. Нора протянула руку к пип-бою, предусмотрительно взятому с собой в кровать, и зажгла экран. Два часа. Сердце екнуло – а если Валентайн не вернулся?       – Ты чего не спишь?       Нора вздрогнула, обернулась на шепот и облегченно выдохнула, увидев, как в глубине комнаты зажглись два желтых светлячка.       – Ник… как ты меня напугал!       – Прости, я подумал, что тебе вдруг может понадобиться помощь. А мне какая разница, где пристроить на ночь свой железный организм?       – Из тебя получилась бы отличная сиделка, – Нора счастливо улыбнулась, не уточняя, что напугал он ее значительно раньше, еще когда ушел в Даймонд-сити. – Ты не думал сменить профессию?       – Ну, возможно, когда-нибудь я и соглашусь на роль нянюшки. Мало ли, вдруг вы с Маккриди решите, к примеру, осесть в Сэнкчуари и нарожать кучу детишек.       Нора фыркнула:       – Боюсь, эта должность уже давно и прочно занята Кодсвортом. Да и… – она погрустнела, – вряд ли когда-нибудь такое случится. Война, знаешь ли, разрушила во мне все надежды на идиллию мирной жизни.       – Ладно, прости, пошутил неудачно.       Ник поднялся из кресла и подошел к балкону:       – Прикрыть? Не холодно?       – Нет. Постой, не закрывай, я хочу туда.       – То есть, спать ты больше не собираешься?       – Не нуди. Я дрыхла почти с обеда. Помоги лучше!       Она медленно села – ощущения были терпимыми – и набросила на плечи покрывало. Сунула подошедшему Валентайну тарелку с холодными остатками стейка и, уцепившись ему за плечо, осторожно поднялась:       – Гулять, так гулять. Устроим пикник под звездами, а ты мне заодно расскажешь, где тебя носило добрых полдня, и в какую такую фигню мы снова угодили.       Звезды на балконе были – подмигивали сквозь редкие облака. Еще была луна – она плыла по черному небу куском домашнего сыра и облака эти подсвечивала, придавая им фантастическо-сказочный вид. А вот стул на балконе оказался всего один, да и тот из садового пластикового набора. Нора подумала, было, забраться на него с ногами, но вскоре поняла, что с раненным боком подобной гимнастикой заниматься рано. Тогда она закутала босые стопы в плед и, не долго думая, уперлась ими в колени Валентайну, усевшемуся напротив, прямо на полу.       Ник прислонился спиной к деревянным перилам и безропотно принялся дожидаться, пока Нора расправится с остатками обеда.       – Рассказывай, – наконец, попросила она, вытерла руки о газету и, скомкав, выбросила ее за перила. Валентайн иронично приподнял "бровь", проводив газету взглядом, а потом помрачнел:       – Серьезное дело, Нора. Похоже, вляпалась ты по самые уши.       – М-м… я? – она нахмурилась. – Так. А тебя они что, простили?       – Ты о ком? А-а, тьфу. Нет, подружка, парни из Даймонд-сити тут ни при чем. Я видел стрелка. Нора, тебя пытался убить синт.       – Что? – она почувствовала, как под ребрами образовался кристаллик льда. – Ты… уверен?       – Да. Второе поколение. Целился из окна заброшенного жилого дома. Мы с твоей "девочкой" расстреляли его, конечно, основательно, но я все же надеялся, что хоть что-нибудь от синта да осталось. Что-то, что позволило бы нам вычислить, кто отдал приказ. Но, к сожалению, пока я туда добрался, останков уже и след простыл. То ли местные на железки растащили, то ли еще что.       – Черт, – Нора обняла себя за плечи, – вот это поворот. Быстро же я кому-то в Институте перешла дорогу.       – Да, – Валентайн кивнул. – Или это была месть.       – "Подземка"? – она вскинула брови.       – Вполне. Если Амари не стала трепаться – а мне сдается, что нет – Дьякон не знает, что нам известно о Патриоте. Так что, могли запросто выставить убийство делом рук ученых. Внести, так сказать, разлад в ряды неприятеля.       Нора вздохнула:        – Но самый явный кандидат – это доктор Айо. Глава робоконтроля, он с самого начала отнесся ко мне недоверчиво. И даже враждебно. А еще я недавно поставила его перед фактом эксперимента в Грейгардене, не посоветовавшись. А потом отправила назад присланного им наблюдателя. Так что, зуб на меня он точит – это стопроцентно. Правда… Айо скорее послал бы охотника. Это надежно и безопасно: никто из предполагаемых свидетелей не свяжет преступление с Институтом. Мало ли? Какому-то рейдеру вздумалось пострелять по мишеням.       – Логично. – Валентайн шевельнулся, устраиваясь поудобнее. – А у Патриота, кстати, вряд ли есть возможности рулить кем-то выше механических жестянок. Ну, или это был еще кто-то из институтских, о ком ты не знаешь.       – Всё может быть. Но все равно выходит, что, скорее всего, за покушением стоит "Подземка". Черт, в любом случае нужно найти их агента как можно быстрее. Пока они вновь не попробовали меня грохнуть. И искать, судя по всему, нужно изнутри, из Института.       – Давай, для начала ты очухаешься, а? – проворчал Валентайн.       – Пока я буду очухиваться, все рухнет! А у меня там, между прочим, еще и Эр-Джей один на один с охотником остался.       – И что ты предлагаешь? – кажется, Ник не на шутку рассердился. – Слабая и больная, попрешься в Грейгарден? Пренебрегая здравым смыслом и рискуя словить еще одну пулю, чтобы только этому твоему великовозрастному болвану было комфортно? Или, что? Спасать его ринешься? Маккриди взрослый мальчик, сам разберется! А ты ведешь себя, как наседка!       – И почему это он болван? – Нора даже немного обиделась за Бобби.       – А что, умный что-ли?!       Она посмотрела в возмущенное лицо Валентайна и неожиданно развеселилась:       – Ни-ик! Да ты, никак, ревнуешь?       – А вот это уже нелогично. – Валентайн как-то резко сник, и голос его зазвучал отстраненно:       – Маккриди – человек, я – синт. И я прекрасно понимаю, что лишен львиной доли эмоций, которые человек мог бы испытывать. Я знаю о них только из сознания настоящего Ника.       Нора растерялась, одновременно почувствовав странную смесь сострадания, испуга и чего-то очень теплого.       – И всё же, – повторила она тихо. – Ревнуешь?       – Да.       Он замолчал. Задрал голову и уставился в небо. Нора хотела что-нибудь сказать, любую чушь, чтобы только прервать неловко затянувшуюся паузу, но не нашлась, что именно. Наконец, Ник глухо заговорил:       – Даже точно не скажу, когда это произошло. Я привязался к тебе, сам того не желая, и не осознавая, что привязываюсь. А три дня назад просто понял, что не выдержу, если и вторую дорогую мне женщину пристрелит какая-то мразь. Я нес тебя на руках и больше всего на свете боялся, что ты перестанешь дышать.       – Господи, Ник… ты всерьёз…       – Подожди. – Он осторожно сжал руками ее щиколотки. – Не перебивай. Тогда, в Наханте, ты говорила со мной очень… искренне. Я подумал, что ты имеешь право на ответную честность. И, пожалуйста, пойми, что мои слова абсолютно ни к чему тебя не обязывают. Ведь мы оба понимаем, что моя любовь – такой же атавизм, как курение. Просто отголосок личности настоящего Валентайна. Фантомные боли.       Он усмехнулся, а Нора сглотнула.       – Ник… я… я не знала.       Он успокаивающе похлопал ее по лодыжке и осторожно составил ее ноги на пол. Поднялся и протянул руку:       – Пойдем. Здесь холодно. И я больше не буду говорить об этом, обещаю.       Она встала, придерживаясь за спинку кресла, а Валентайн, горько усмехнувшись, руку убрал. Галантно распахнул перед Норой дверь.       Она медленно вошла в комнату. Обернулась:       – Спасибо тебе. За откровенность.       – Ага. Правда, теперь я сомневаюсь, что это было хорошей идеей, – он кивнул и мягко добавил:       – Доброй ночи. Утром обсудим, что будем делать с Институтом. Может, и Хэнкок что-то посоветует.       Валентайн пошел к выходу, а Нора вдруг ясно поняла, что той легкости, которая давным-давно возникла между ними, никогда больше не будет. И от этого почему-то стало больно.       – И что мне прикажешь теперь с этим делать? – тихо спросила она его спину. Ник обернулся:       – Ничего. Ты просто береги себя, хорошо?       И, выйдя из комнаты, аккуратно прикрыл за собой дверь.