Четырнадцать дней, которые нас изменили

      Мэттью без умолку тараторил о величии Японии, здешних тусовках и необычных фестивалях. Ему нравилось, что мы считались несовершеннолетними в Японии – нам недавно исполнилось восемнадцать – и он хвастался этим по телефону своим друзьям. Он постоянно и на все повторял «круто!», ну а я...       Меня тошнило от этого места. На глаза наворачивались слезы, и я пыталась отвлечься от окна скорого поезда, чтобы не видеть этих маленьких ненавистных домиков, сквозь которые мы ехали.       От аэропорта до района, в котором я выросла, ехать всего каких-то сорок минут – ничто, по сравнению с долгим перелётом. Но я не могла сосредоточится ни на чём: ни на отце, которого боялась увидеть, ни на предстоящей свадьбе, ни на словах бабушки о том, что делать все нужно по-правильному.       Одна твоя американская бабуля знает, что Мэтт тебе не пара, Арисава. Ты так и будешь думать, что тебе нужна эта свадьба? Ведь в твоей голове живу ещё и Я, и Я – протестует.       «Отстань, замолчи!», — я еле слышно шепнула на японском, без запинки, и схватилась за голову, согнувшись к земле.       Голова разболелась внезапно и сильно, так, что из глаз слезы брызнули.       Нет, нет, я не могу сопротивляться поступающему кому в горле. Ох, стыдно-то будет перед всеми этими людьми, которые населяют вагон!       Они уже смотрят на нас, испепеляют взглядом. Тут нельзя проявлять слабость ни перед кем.       Мэттью рассмеялся: «Ты похожа на крендель, знаешь, булочка такая!»       Я его почти не слышала. Мигрень сдавила вески. Обычно такие приступы проходили за пару мгновений, но сейчас я отчётливо слышала Её голос и не могла ни на чём сосредоточиться.       Оставайся жить в Японии, брось Мэтта, разберись со своими страхами и передай огромный привет старым "друзьям".       Я не могу. Я не хочу. Я слишком слаба, чтобы противостоять чему-либо.              Вдруг ярким огоньком вспыхнуло воспоминание, отчётливое и счастливое. Единственное счастливое воспоминание из Японии, которое я старалась забыть многие годы.       Вспомнилось... и тут же забылось.       Я мотнула головой, выкидывая мысли.       «Ты выспалась? — внезапно спросил Мэтт. Я открыла глаза и сквозь форточку электрички увидела родной район Токио, такой же неизменный и неприятный. — Наконец приехали. Давай, вылезай».       Я послушно встала, хотя после обморока сделать это оказалось тяжелее, чем обычно. Мэттью ничего не заметил. Он подумал, что я уснула...       Расстроилась, наконец? Он не твой человек. Не впускай его в наш дом. Он все испортит.       Помолчи.       Железнодорожная станция расположилась в двух кварталах от родного дома. Мы дошли за несколько минут.       Я тащила тяжёлый чемодан, гремя его колесами, и этот грохот отзывался болью в голове.       Я так давно не падала в обмороки – с самого переезда в Америку – что уже и забыла, каково это. Тяжесть произошедшего давила на все тело усталостью, и ещё этот голос в голове, который никак не унимался: «Не води Мэттью, он только усугубит твое состояние»...       Я так хотела немного вздремнуть, что, когда мы наконец преодолели долгий путь и старый деревянный домик впустил нас внутрь, я просто рухнула на старый пыльный диван и выдохнула. Надеялась, что смогу разобраться с собой и тем, почему Она вдруг начала протестовать.              —Я пойду, прогуляюсь, — Мэтт расправил плечи и хрустнул шеей, — ты со мной?       —Х-хорош-шо..., — только что и успела ответить я, как Мэтт захохотал и махнул рукой.       —Да я же шучу! Ишь, ты думала, что я тебя реально с собой зову? Я пошел, короче.       Он ушел, тихо закрыв за собой дверь, а я почти сразу уснула.       Даже обидно не было.