Измененная реальность

…героиня, наконец, остается с Призраком наедине (но лучше бы не оставалась), работает в режиме эмердженси и слушает… слушает

Ночью я почти не спала, проводя время в тревожных размышлениях о собственном безрадостном будущем. То есть, в фильме Кристине угрожала опасность схватить пулю или что-то в этом духе, но там я точно знала, что ей это уже не грозит. А тут… Учитывая, какое деятельное участие принимает во всем этом полиция, становилось весьма не по себе. И Эрик… в этой реальности его ранило, а я помнила, что в то время из-за отсутствия асептики многие раны очень быстро превращались в смертельные. На кладбище они здорово тыкали шпагами в ограду, землю и деревья. И вообще, неизвестно еще, во что виконт втыкал свою шпагу до этого? Может, в труп какой-нибудь… Мало ли какая там зараза? Утро облегчения не принесло. Нет, умница Мэг исправно принесла в клювике почти полный список, да и я расстаралась, прихватив из столовой пару солонок, но… Впереди был целый день, потому что уйти я могла только вечером, притворившись, что собираюсь лечь спать. Запрись я в своей комнате днем – и эти молодчики не остановились бы ни перед чем, и дверь бы выбили без сожалений. Что ж… Я разложила инструменты, проверила притертые пробки на флаконах, бинты и прочее, замочила нитки в спирте. Не было уверенности, что шелк обезжирен, но тратить то немногое количество эфира, которое удалось добыть Мэг, я не решилась. Чтобы хоть как-то успокоиться, я прогулялась по зданию, стараясь уловить общее течение сплетен. Мои конвоиры здорово мешали в этом, так как при их появлении всякие разговоры смолкали. Но я видела: они, эти разговоры – были. Возможно, я еще смогу склонить труппу на свою сторону, свою и Призрака. И все закончится хорошо. Надо только дожить до начала репетиции, а потом с помощью Мэг выбрать время и место для стачки. Листовок печатать не будем, хотя пара ласковых для комиссара у меня нашлась бы. Но зачем давать ему лишнее оружие против себя? Зато все остальное, вплоть до саботажа работы французской полиции, я ему гарантирую. Нет люда более сведущего и талантливого в деле совершения гадостей ближнему своему, чем театральная труппа. А уж объединится против внешнего врага, защищая, пусть и вредного, но своего родного Призрака – это святое. Во время прогулки удалось утянуть тонкую веревку – благо, под нынешними платьями можно было спрятать роту солдат. А веревка была мне ох, как нужна. Чтобы выбраться из комнаты через окно. Ну, да, другого пути, учитывая дежурившую под дверью компанию, не было. Наконец невыносимо долгий день закончился, я с легким сердцем пожелала Раппно спокойной ночи, показала его приятелям язык и закрылась у себя. Пора. Уже привычно надев брючный костюм, я повесила наискосок через плечо сумку с медицинскими принадлежностями, проверила ее на гремучесть и, привязав один конец веревки к ножке массивного шкафа, сделала на другом конце петлю и положила веревку на подоконник. Это будет страховка на случай, если я сорвусь с карниза, перебираясь до окна соседней – по счастью пустой – комнаты. Я забралась на стол и раздвинула шторы. За окном сидел Призрак. От неожиданности я отшатнулась и едва не грохнулась на пол. Каким-то немыслимым образом Эрик полностью убрался на наружный подоконник и теперь сидел там, прислонившись к стеклу и закрыв глаза. Чтобы не напугать его, я тихонько постучала по раме. Его глаза мигом распахнулись, он слегка повернулся и прижался к стеклу лбом. - Привет, - беззвучно проговорил он, - откроешь? Я торопливо закивала, откидывая крючок и распахивая раму. - Вот и славно, - неожиданно улыбнулся Эрик, - а то я тут уже четыре часа сижу. - Зачем? – сдавленно выговорила я. - Ну как же? Там, на кладбище, мы не договорили. Нам помешал виконт… Хотя, оно того стоило. То, как ты разбила ему нос – клянусь, такого необычного расторжения помолвки мир еще не видел. - Так ты не сразу ушел? – почему-то меня это обрадовало. - Как я мог бросить свою певчую птичку под дулом пистолета? – Эрик пожал плечами и поморщился. Я опомнилась. - Эрик, какого черта ты сидишь за окном и разглагольствуешь? Немедленно забирайся внутрь! - Погоди, я еще хотел сказать, что ты прекрасно держалась на допросе. Я рад, что смог быть с тобой, пусть и недолго… Звезда моя… Призрак закрыл глаза. - Эй-эй! Эрик, что с тобой?! Происходило нечто странное и пугающее. Я тронула Эрика за плечо – и он начал на меня заваливаться. Памятуя о караулящих за дверью стражах, я уцепилась одной рукой за окно, другой за Эрика и практически без грохота затащила его в комнату. Хотя, честнее было бы сказать, что он свалился на меня, и я выступила в роли амортизатора. Потому и грохота почти не было. Ё-мое, какие же завтра будут синячищи! - Что там у вас? – немедленно среагировал на шум Раппно. - Птица в окно ударилась, - как можно более безразличным тоном отозвалась я, - здесь это часто бывает. - Хорошо. Спокойной ночи. - Спокойной… Да уж, ночка будет та еще! Кое-как выкарабкавшись из-под тяжелого Призрака, я слезла со стола и перевернула его на спину. Он по-прежнему лежал, закрыв глаза: бледный, потный, дыхание частое и поверхностное. Я сразу смекнула, в чем дело, но на всякий случай потрогала лоб. Эрик горел огнем. Проклиная про себя его ослиное упрямство и полное пренебрежение здоровьем, я принялась стаскивать с него плащ, фрак, ботинки и всю остальную одежду. Надо было дотащить его до кровати, и каждый лишний килограмм был весьма некстати. Так что в итоге Эрик остался в одних кальсонах. Повязку он себе сделал. Но выглядела она сомнительно – пропитанная кровью, заскорузлая, хотя и крепко примотанная к плечу. Я осторожно приподняла ее и отшатнулась от запаха. Отлично. Значит, пошло нагноение. Вот только сепсиса мне и не доставало для полного счастья. Трогать повязку пока не стала: не хватало еще, чтобы Эрик мне весь пол кровью залил. Ухватив его подмышки и напрягая все мышцы, я поволокла своего непутевого Призрака к кровати. Пришлось несколько раз останавливаться перевести дух, и все равно под конец устала, как собака. А его еще надо было поднять на кровать. Я присела рядом с Эриком и утерла пот. Что же он в себя никак не придет? В испуге нащупала пульс… нет, наполнение хорошее, должен справиться. Едва не надорвавшись, за два захода я закинула его на свою кровать. Какие же мы легкие, так жить нельзя, надо поработать над мускулатурой… Нам страшно и неуютно… Этот запах, и как выглядит рана… мы не привыкли… Пора начать привыкать… Ничего, пускай это было крайний раз почти семь лет назад, и пациентом была собака, но это ведь как с велосипедом – один раз научился, никогда не забудешь… Справимся. Все равно ничего другого не остается. Теперь нужно было подготовить инструменты и операционное поле. И ни пуха мне, ни пера. К черту. Так… с чего начать? Успокоиться, успокоиться… обычная плановая операция, мы не первый год замужем, все помним, все знаем… Подготовить операционное поле, подготовить инструменты, дать наркоз, провести ревизию раны, первичную отсроченную или вторичную хирургическую обработку, тампонировать, может, наложить провизорные швы… И ждать. Кажется, все. Я глубоко вдохнула и медленно выпустила воздух. Сознание стало кристально чистым. Никаких лишних эмоций и переживаний. Все это будет потом. Когда оно еще будет, это потом? Перетащить все поближе к кровати. Сначала инструменты на стерилизацию. Разжечь керосинку, налить в миску воды, обмотать скальпель марлей. Вода закипела, туда все железо на десять минут, больше нельзя – острие скальпеля затупится. На кровати тихо и как-то безнадежно застонал Эрик. Я метнулась туда. Ну какого черта он еще не в сознании? Рана не настолько серьезна, чтобы вырубить здорового мужика. Если только… Я опять приподнимаю повязку. Все правильно, здесь идет подключичная вена с кучей капилляров. Поэтому и повязка заскорузла от крови. Вторичное кровотечение – тромб оторвался. Эрик, ну на кой хер ты поперся наверх вместо того, чтобы отлежаться в своем подземелье? Да еще просидел четыре часа на холоде… Господи, ну почему мне всегда достаются клинические идиоты, а? Или у мужчин этот баг в подкорке зашит, и его нельзя удалить без того, чтобы переписать все базовые установки? Меня сейчас вырвет… Не расслабляться. Привыкай, жизнь – не пряничный домик… Я боюсь… Я тоже… Мы все помним, а если забыли, всегда найдем, не зря же нас теперь двое? Навсегда двое, навсегда… Всегда вместе, рядом… Все, теперь хотя бы примерно ясно, что делать и чего ждать. Прослушала сердце – пока бьется ровно. Эх, не сильна я в общем наркозе, но учиться уже поздно. Нужно накипятить еще воды, а до этого придется обходиться салицилкой и карболкой. Ядовитые, зараза, но хлоргексидина еще нет. Как же трудно, ни новокаина, ни кровоостанавливающих зажимов… Чем я буду сосуды пережимать, если до первого наложения лигатуры ждать лет пятьдесят? Ладно, тампонада – наше все. Я вытащила из шкафа две простыни. У одной вырезала отверстие ближе к середине, это для Эрика, у другой – к краю, это мне вместо пижамы. Кусок ткани на рот и нос, вместо повязки. Третью простыню рву на части для обмывания, марлю буду экономить. Как хорошо, что есть пластырь! Может, им я и ограничусь, потому что ушивать рану – выше всех моих сил. Одна ошибка может стоить Эрику руки и самой жизни. Ну почему меня угораздило попасть в эпоху до открытия пенициллина?!! Успокойся. У тебя все получится. Нет ничего невозможного для уверенного в себе человека… Нет ничего невозможного. Обойдусь обычной водой. Растворяю немного соли, окунаю в получившийся раствор тряпку и принимаюсь размягчать кровяную корку, чтобы отделить повязку от кожи. Вот и рана. Узкая и явно глубокая – шпагу могла остановить только лопаточная кость, а это означает воспаление надкостницы вдобавок ко всему. Рука левая, это хорошо, Эрик правша, а, значит, левой рукой двигает меньше. Еще, что еще… Десять минут прошло, надо ставить кипятиться воду. А инструменты – в спирт. Как же время тянется… Обливаю руки карболкой, принимаюсь готовить марлевые тампоны. Эрик что-то пробормотал. - Ты меня слышишь? – я мгновенно оказалась у кровати. – Ты слышишь? Я здесь, Эрик, я тебя не брошу. - Кристина… - вырвалось имя со вздохом, что легче пуха. Ну да, Кристина, кто ж еще… Вот и не забывай об этом. Я просунула голову сквозь отверстие в простыне, концы ее завязала сзади. Почти фартук. Другую простыню – на Эрика, отверстие аккурат напротив раны. В руках – допотопная маска. Решительно вложила в нее тампон, пропитанный эфиром. Лишь бы все кончилось хорошо. Сняла полумаску. Как просто. Все так просто, когда речь идет о жизни и смерти. И ничего ты мне не сделаешь за это самоволие… Дыхание Эрика замедлилось, значит, наркоз подействовал. Я снова облила руки карболкой, мельком глянула на закипающую воду и выудила из спирта скальпель. В мозгу назойливым рефреном бьется «я тебя никогда не увижу…», и я грубовато мычу мелодию, делая первый разрез, расширяющий доступ к ране. Да, много сгустков. Иссечение тканей делать поздно, удивительно быстрое нагноение, надо просто удалить эти сгустки крови… В глубине раны видно кость. Лопатка. Наверное, надкостницу все-таки повредили. Крупная вена, чего я больше всего опасалась, не задета. Всему виной капилляры и чье-то ослиное упрямство. Что-то будто толкает меня под руку, я роняю скальпель на простыню и тянусь проверить пульс. Его нет. Переборщила с наркозом. Сдергиваю с Эрика маску, снова проверяю пульс. Пусто. Прикладываю ухо к груди – ничего. Все нормально, штатная ситуация… Решительно отодвигаю стул с миской, в которой плавают инструменты, и стаскиваю Эрика на пол. Искусственное дыхание изо рта в рот. Четыре раза. Теперь надавить на грудную клетку пятнадцать раз. Еще два вдоха. Дыши, Эрик, дыши. Не смей умирать у меня на руках, слышишь! Не смей! Ты же здоровый кабаняра! Ты не можешь умереть, ты не посмеешь! Слабый вдох звучит небесной музыкой. Какой там «Дон Жуан»? Самое прекрасное, что я слышала в жизни – этот долгожданный вдох, а размеренное движение грудной клетки… это такая эротика… Кажется, у меня эйфория. Сейчас пройдет. А пока я сижу, привалившись к кровати, а ты лежишь у моих ног. И дышишь. Дышишь, сволочь! Дышишь, любовь моя… Любовь моя… Жизнь моя… Мы его любим, ведь правда? Ведь верно? Пусть он живет… Наркоз больше нельзя давать. А как же болевой шок? Мне еще нужно промыть рану… Время вновь растянулось пиявкой по ноге мирозданья. Если нельзя дать наркоз, обойдется так. Я заметалась по комнате в поисках подходящей деревяшки. Откуда у юной звезды сцены в комнате может оказаться деревяшка? Стоп. Вешалки. Схватив одну такую, я ретировалась в ванную. Может, мои сторожа не услышат. Со всей силы я шарахнула вешалкой о край ванны, и в руке у меня осталась отломанная перекладина. Мда, придется завернуть ее в кусок простыни, а то такие занозы… Вода на керосинке давно кипит, надо снять и тоже добавить соли… Из последних сил я втащила Эрика обратно на кровать. Устроилась на нем верхом. А он все еще без сознания, дррррянь! - Очнись, сука, давай, ну, приходи в себя, - плакала я и била его по щекам. Несколько секунд спустя он открыл глаза. Чудно. - Что… Что происходит, Кристина… - чуть слышно пробормотал Эрик. – Где мы? - На! – Я сунула ему в зубы деревяшку. – Придется немного потерпеть, ладно? Я стиснула зубы и полила в рану салициловой кислоты. Пусть она токсична, но это лучше, чем ничего. Рану надо промыть. Эрик захрипел, его тело выгнулось дугой. Больно, я знаю, нужно просто подождать. Чувствую себя ковбоем, объезжающим дикого жеребца… Того гляди упаду под копыта… Полила еще раз, раздвинула пошире края раны, вон посеревшие участки. Быстро, скальпель в спирт, потом поджечь, срезать лишнее. Вроде бы, чисто. Крови тоже нет. Теперь очередь марлевых тампонов. Раствор – на пол-литра пятьдесят граммов соли, гипертонический раствор, пусть неточно. Рыхло набила рану тампонами, пропитанными солевым раствором. Эрик все хрипит, но почти не дергается. Терпит. Если бы ты знал, как мне больно. Не так, как тебе. Больнее. Твоя боль пройдет завтра, а я буду всю жизнь мучиться, сделала ли я все, от меня зависящее, или можно было постараться получше. Можно ли было обойтись без твоей боли… Сверху – слой марли, пропитанной салициловой кислотой, прибинтовать ее к плечу. Все. Совсем все. Следующая перевязка утром. А сейчас – убраться и сидеть возле кровати, слушая неровное дыхание. И это – самая совершенная музыка ночи. Эрик метался в бреду, звал меня, а у меня не было ничего, кроме ледяных компрессов, чтобы облегчить его участь. Какая же я молодец, что добилась ремонта в ванной! - Кристина… Кристина… не уходи… Я не могу без тебя… Ты… Ты жизнь, глоток воздуха… Ты – моя свобода… - бормочет Эрик. А я слушаю… - Вся моя музыка – тебе. Все, что у меня есть – тебе… Только будь со мной… Не оставь меня… А я слушаю. - Услышь меня… Никто, кроме тебя, не слышит мой голос… я кричу… а ты слышишь? Ты слышишь, Кристина? Плачь обо мне… Пой обо мне… Люби меня… Немного… Немного любви… Я прошу так мало… А я слушаю. - Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь… А я слушаю. Ибо крепка, как смерть, любовь.