Измененная реальность

…героиня ухаживает за раненым партизаном, уверенно несет знамя революции в массы и ведет себя на удивление глупо, не видя дальше своего носа

Меня выбросило в реальность, как щенка в холодную воду. Открыв глаза, я сразу поняла - что-то изменилось. И не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Эрик проснулся. Чуть изменилось дыхание, и тишина в комнате… она перестала быть сонной и превратилась в тревожную. Я скосила глаза в сторону массивных бронзовых часов на бюро – половина восьмого. Так, я закончила операцию около полуночи, перевязка через двенадцать часов, значит, часа четыре у меня есть. Успею одеться, позавтракать и смотаться на первую репетицию. И нужно чем-то кормить Эрика. И неведомым образом удержать его в постели ближайшие дня два. Задачка… Ладно, хватит тянуть время, надо просто повернуться и поздороваться, как ни в чем не бывало. А заодно сказать свое «фи» сидению на камне в мороз и приползанию посреди ночи в невменяемом состоянии. Вот что бы я делала, если бы он умер? И как объясняла бы этот казус полиции? Наверняка он об этом и не подумал, эгоист чертов! Я приподняла голову, но повернуть уже не смогла – вдоль позвоночника прокатилась волна боли. С шипением схватилась за шею. Как же все затекло, мама мия! И синяки на руках – ой, сколько их… А на ноги мне заранее страшно смотреть. Вот я дура! Вместо того чтобы спать, нужно было хоть свинцовые примочки сделать, все лучше, чем ничего. А я от радости, что операция кончилась, и Эрик живой, совсем позабыла про его «полет навигатора» с приземлением на меня. Пришлось разворачиваться всем корпусом. Первое, на что я натолкнулась, был недоуменный взгляд заспанных серо-зеленых глаз. - Где я? – спросил Эрик и попытался приподняться на локтях. Но это ему не удалось – больное плечо дало о себе знать, и он с приглушенными ругательствами упал обратно. - Ш-ш-ш… - я положила руку ему на грудь, - Доброе утро, во-первых. Ты у меня в комнате. Ты явился ко мне вчера вечером, помнишь? - Н-нет. – Эрик огляделся. – Но почему я… в твоей постели? - Ты потерял сознание, рана кровоточила, и мне пришлось тащить тебя сюда и промывать ее заново, - про остановку сердца я тактично умолчала. - А-а-а… Такое странное ощущение… - он снова обвел комнату взглядом и вдруг замер. Я проследила направление взгляда. Маска. Ну да, ну да. Сейчас начнется… Эрик отвернулся так резко, что я думала, у него голова отвалится, и, вскинув руку, закрыл растопыренными пальцами правую половину лица. Я деликатно кашлянула. - Эрик, тебе не кажется, что уже несколько поздновато прикрываться? За то время, что ты тут провалялся, я могла бы твой портрет написать, а не то, что разглядеть, что там к чему и почему. Он посмотрел на меня. Господи, сколько же муки было в этих глазах! Мука, любовь, печаль, застарелый страх, что ему рассмеются в лицо, недоумение, почему я все еще сижу на полу возле кровати, а не убегаю в ужасе от того, что это я целовала на колосниках, с этим танцевала на балу, к этому спускалась в мрачное подземное логово. - Зачем? Зачем, Кристина? – простонал он. Я вздохнула. - Как я уже говорила, ты был без сознания, тебе нужен был воздух. А она мешала. Вот и все. Я бы не сделала этого без твоего разрешения, если бы не обстоятельства. Извини. Эрик опустил глаза, словно примеряясь, достаточно ли веские у меня аргументы. Наконец, снова посмотрел на меня сквозь растопыренные пальцы и выговорил: - Дай мне ее, пожалуйста. Я покачала головой. - Не сейчас. Ты все еще нуждаешься в воздухе, пока твоя рана заживает. Ох, и заставил же ты меня поволноваться! И о чем ты только думал, когда явился сюда? Взгляд Эрика внезапно стал обиженным. Как же, как же, мы снова пропускаем все слова через призму собственной мнительности. - О чем ты думал, когда явился сюда, - повторила я с нажимом, - вместо того, чтобы отлежаться у себя дома после такой раны? О чем ты, черт тебя возьми, думал, когда торчал за окном? А если бы ты умер? - Ты бы огорчилась, – осторожно не спросил Эрик. - Огорчилась?! Да я бы с ума сошла! Эрик, ты издеваешься, да? Это если бы собачка Карлотты умерла, я бы огорчилась, потому что животных люблю, а ты мне не чужой человек, в конце концов, я тебя знаю десять лет! Он явно не это хотел услышать, но первая я ему не признаюсь. А то молодец такой, взял моду признаваться в любви с риском для жизни, а я его откачивай. И каждый раз что-то мешает: то виконт, а то и собственная упертость. Особенно в вопросе своей внешности и моего гипотетического к ней отношения. Может, если он увидит, что для меня это не имеет такого значения, как он навоображал, то решится быстрее. Но тогда нужно как можно дольше не отдавать ему маску. - И какими бы словами я объясняла бы твой труп на своем ковре этому противному Жилю? – продолжила я. - Он бы меня точно посадил как соучастницу. Мне бы уже было все равно, я бы, как уже сказала, с ума сошла, но сам факт! Эрик, ты просто эгоист! Эх, я! Наехала на больного человека… Хотя, когда он здоровый, ты еще попробуй, наедь на него. - Извини, Кристина, я не подумал… - убито проговорил Призрак. - А о чем ты вообще подумал? – взъерепенилась я. - О тебе, - грустно ответил Эрик, - о… нас, - это слово он произнес так… бережно, будто боялся разбить неосторожным движением. – О том, что не успел сказать на кладбище. А потом тебя повели в кабинет, мне стало интересно, я наскоро перевязал рану и побежал в то крыло, где можно было подслушать, что творится у вас. Вечером все было отлично. А утром я почувствовал себя хуже. Меня лихорадило, показалось, будто я умираю, и тогда я решил, во что бы то ни стало увидеть тебя… в последний раз. Я сидел там, за окном, ждал тебя и умирал. Больше всего я боялся, что умру, так и не увидев тебя, так и не сказав… И ты не узнаешь… Но ты пришла… Что ты сделала, Кристина? Я ничего не помню. - Ты бредил, - устало ответила я, - а я всего лишь обработала, как следует, твою рану. В полдень я сделаю перевязку и постараюсь подтянуть пластырем концы раны друг к другу. Я снова бросила взгляд на часы. - Ох, я уже опаздываю. Так, Эрик, не вздумай вставать, пока я тебе не разрешу, иначе кровотечение снова откроется. Сейчас я уйду на завтрак и попробую тебе тоже принести что-нибудь поесть, может, с помощью Мэг. А чтобы ты не волновался, что она тебя увидит, я поставлю ширму. - Мэг знает… обо мне? – удивился Эрик. - Зачем ты ей рассказала? - Она моя подруга, да и помощник не помешает. И, на случай, если ты не заметил – «народные волнения» - ее рук дело. - Да, - Эрик заулыбался, - это прекрасно, теперь они все меня защищают, хотя совсем недавно считали воплощением зла… - Ну, тебя они давно знают, а полицейских первый раз видят. – Я поднялась с колен и, сходив до бюро и обратно, принесла несколько книжек. – Это чтобы ты не скучал. В этот момент Эрик наконец-то обратил внимание на то, что он несколько… неодет. Судорожно попытался левой рукой натянуть повыше одеяло, продолжая закрывать лицо правой, но скривился от боли и бессильной ярости на собственную беспомощность. Я положила книги на стул и укрыла его одеялом до шеи, откинув уголок над левым плечом. - Так лучше? – я ласково улыбнулась. - Где моя одежда? - Я ее спрятала. От полицейских, и чтобы ты не вздумал сбежать, а то знаю я вашего брата: почувствуете себя чуть лучше и давай носиться, а нам потом вас опять откачивать. Придется тебе побыть моим пленником для разнообразия. Или порадовать всю Оперу дивным зрелищем Призрака в кальсонах. Тут я, не сдержавшись, хихикнула, представив себе эту феерическую картину. Эрик насупился. - Не хмурься, а то морщины останутся, - задорно сказала я и, взяв его за подбородок, легонько поцеловала в губы. Глаза Эрика удивленно распахнулись. Похоже, он не верил, что его можно целовать вот так, без плаща, без всех этих элегантных атрибутов Призрака Оперы. И без маски. Можно целовать – и не кривиться от отвращения, и не делать над собой нечеловеческих усилий. А я смотрела на него – и улыбалась. Эрик на мгновение опустил взгляд. - А знаешь… это – не настоящие волосы… - и он снова посмотрел на меня, как мне показалось, испытующе, будто проверял реакцию, и с какой-то непонятной мне надеждой. Я пожала плечами. - Я знаю. Тебе парик мешает? Снять? Эрик помотал головой. Он успокоился, но и надежда словно бы потухла. К сожалению, у меня уже не оставалось времени, чтобы разобраться в его поведении – часы показывали без десяти восемь. Так, а теперь умываться-одеваться и марш на завтрак. Носясь по своим апартаментам подобно дорожному бегуну, я уложилась в десять минут. Последним штрихом я приволокла из ванной видавшую виды дырявую ширму с поблекшим рисунком и развернула ее, так чтобы кровати не было видно от двери и стола. - Ну все, я побежала. Скоро вернусь, - бросила я Эрику, все это время следившему за моими телодвижениями. - Кристина, подожди, - позвал он. Я подошла. - Помоги мне, пожалуйста… Я хочу сесть повыше. Беззлобно поругиваясь на некоторых здоровяков, которых не пристало таскать на себе юным девам, я помогла Эрику сесть и подложила под спину побольше подушек. - Так лучше? – мысленно я уже была за дверью, где меня наверняка поджидала Мэг и караулили трое полицейских. - Да, спасибо, - Эрик поймал мою руку и легонько сжал ее, - большая удача – иметь такого друга, как ты. - Угу, я просто Матушка Мидоус, - рассеянно ответила я. Окинув напоследок комнату придирчивым взглядом и посмотрев на Эрика, который уже потянулся за книгой, я подошла к двери и, приоткрыв ее так, чтобы нельзя было заглянуть внутрь, выскользнула в коридор. Завтрак прошел успешно. Пока я отвлекала полицейских, Мэг сунула к себе в кошель несколько вареных яиц, булочку и яблоко. Потом мы поменялись, и моим уловом стали вторая булочка, кусок масла, который пришлось завернуть в обрывок нотной бумаги, и апельсин. К счастью, кофе и джем у меня водились. Сама я от волнения с трудом смогла проглотить несколько кусочков. - Кристина, как поживает ваша птица? – внезапно спросил Раппно. - Какая птица? – опешила я. - Ну та, что билась в окно. Молнией пронеслось в мозгу: он знает. Знает сука, но почему-то не спешит доносить своему боссу. Интересно, почему? Может, метит на его место, поэтому и саботирует операцию? А может, я становлюсь параноиком… - Спасибо, прекрасно, - ответила я будто бы невпопад, - передавала вам привет. - Кристина! – умница Мэг подыграла мне, достоверно изобразив возмущение, - о чем ты опять мечтаешь? - О, простите, - словно очнулась я, - задумалась об этой опере. Она такая… странная… - Довольно, - со смехом взмолился Раппно, - лекцию на музыкальную тему мои бедные уши, и так истерзанные вашими бесконечными репетициями, не вынесут. - Так и шли бы домой, - едко заметила я. - Увы, мадемуазель, долг - прежде всего, - печально ответил полицейский. После завтрака мы с Мэг со всех ног кинулись ко мне – до начала репетиции оставалось минут десять. Скользнув в комнату и захлопнув дверь перед носом Раппно, мы устремились к столу. - Это мы, - предупреждающе прошептала я, чтобы Эрик не наделал глупостей. - Доброе утро, месье, - пискнула Мэг, старательно не глядя в сторону ширмы. С рекордной скоростью мы в четыре руки приготовили кофе, разрезали булочки пополам и намазали их маслом, выложили клубничный джем в розетку и нарезали ломтиками фрукты. - Я быстро, Мэг, подожди меня снаружи, пожалуйста – надо поговорить. Я выпроводила Мэг за дверь, подхватила груженый вкусностями поднос и поскакала к Эрику. Тот успел отложить книгу и теперь осторожно прикасался к повязке на плече. - Не трогай, что ты как ребенок, в самом деле? Хочешь, чтобы тебе руку отрезали? Пусть заживает. Я взгромоздила поднос ему на колени. - Вот. Доешь – поставишь на стул, ладно? – И я сняла книги на край кровати. – Я вернусь около полудня. Эрик нехорошо сощурился. Каким-то макаром он все же дотянулся до маски, и явно почувствовал себя гораздо увереннее. - По-моему, тебе нравится, что я такой… - Беспомощный, - подсказала я, - конечно. Нам, женщинам, только дай повод пожалеть кого-нибудь – и мы залюбим его до смерти, окружим такой заботой, что бедолага взвоет и поспешит сбежать из-под нашего крыла, пусть даже и на костылях. - Откуда у тебя дар оборачивать в шутку самый серьезный разговор? – Эрик взглянул на меня исподлобья. - От мамы с папой, - хмыкнула я. – Эрик, если ты хочешь поговорить серьезно, то дождись, когда я вернусь с репетиции. У меня все мысли уже там, а здесь одни глупости остались, вот я их и болтаю. - А зачем тебе идти на репетицию? – вдруг спросил Эрик. – Почему бы тебе не позаниматься со мной? Я скептически приподняла левую бровь. - И как ты себе это представляешь? В частности, как я объясню свое отсутствие Раппно? И комиссару? «Извините, месье, но я буду разучивать партию Аминты со своим личным концертмейстером, Призраком Оперы, который совершенно случайно сидит в моих апартаментах в неглиже»? Так, что ли? Призрак стушевался. - Ты права… Тогда иди и… не задерживайся. -Буду лететь, как на крыльях. Жди, я мигом. - Я дождусь, - пообещал Эрик. За дверью меня поджидали Мэг и трое служителей закона. - Могу я поговорить с подругой без свидетелей? – зло спросила я, - или для этого мне каждый раз придется уединяться с ней в своей комнате? Раппно внимательно посмотрел на меня и сделал знак своим товарищам чуть отстать. Я удовлетворенно кивнула и подхватила Мэг под локоть. - Слушай подруга, у меня есть кое-какой план. Это по поводу операции, которую готовит Жиль. Здорово, что он мне про нее рассказал, конечно, это многое говорит о его умственных способностях. Но не в этом дело. Мне нужно встретиться с теми из труппы, у кого нет личного повода не любить Призрака, и кто одновременно с этим склонен к различным авантюрам, ну там, нечист на руку и все такое… - Почему ты думаешь, что я вожусь с теми, кто нечист на руку? – шепотом возмутилась Мэг. - Я так не думаю. Но у тебя, в отличие от меня, всегда было здесь много друзей и знакомых. Тебе проще их уговорить. И если они заартачатся, намекни, что полицейские будут вооружены, и в случае чего запросто могут перестрелять полтруппы. - Ты серьезно? – Мэг выглядела испуганной. - Как никогда. Мне комиссар сам сказал, что дождется, когда публика выйдет из зала и даст отмашку. На нас ему плевать. - Я не понимаю одного, - немного подумав, сказала Мэг, - чем ему так досадил Призрак, что он ловит его, как одержимый? Нагнал полицейских, собирается устроить засаду… Какое ему дело до Призрака? Тот вымогал деньги – таких вымогателей пол-Парижа, тот напал на Буке – тебя защищал. А что задник на Карлотту он свалил, и вовсе не докажешь. Запутанная история. - Да уж. Сама того не замечая, Мэг озвучила почти все мои сомнения. Я подозревала, что комиссар ведет какую-то свою игру, но не понимала, какую. Мы подошли к репетиционному залу, где меня ждал штатный концертмейстер – личного мне пока по рангу не полагалось, да и зачем он мне, когда есть Эрик? Но не вписывать же его в штат еще и на эту должность, в самом-то деле? Мэг попрощалась со мной, пообещав зайти ближе к вечеру, и побежала к матери, которая стояла возле танцкласса. Из-за двери зала показалась Карлотта в окружении свиты и пуделей. Среди пуделей затерялся и монументальный Пьянджи, очевидно, ждавший, пока дама сердца закончит со своей партией. - Ах, вот и наша новая знаменитость! – театрально возвестила прима. Я отвесила ей шутливый поклон. - И где же твой покровитель, Кристина? – продолжала глумиться Карлотта. – Затаился? Наверное, трудно ему теперь управлять своей Оперой? Может, Призраку следует снять с себя полномочия и передать их тебе? - Непременно передам ему ваши соображения, когда вновь увижу, - парировала я. - Благо, это нетрудно. - Вот как? Сам комиссар полиции не знает, где прячется неуловимый Призрак Оперы, а ты знаешь? - Знаю, - невозмутимо отозвалась я. - И где же? – поинтересовалась Карлотта с издевкой. - В моей постели, - ответила я с впечатляющим хладнокровием. Мадам Жири, которой была прекрасно слышна вся наша перепалка, побелела, Мэг в ужасе округлила рот. Карлотта потеряла дар речи, Пьянджи, кажется, впервые в жизни, глянул на меня с интересом, а остальные… Остальные улыбались и ржали. Разумеется, они мне не поверили, следовательно, отныне моя комната – это последнее место, где станут искать Призрака Оперы. Получив накануне в руки свою партитуру «Дон Жуана», я в нее даже не заглянула – как-то не то настроение было. Впрочем, по меньшей мере, одну арию я знала на пять. Так я и сказала старичку за пианино. Я врала Эрику, когда говорила, что мысленно уже на репетиции. На самом деле я все время думала о нем. Но вести серьезные разговоры на бегу было, и в самом деле, довольно глупо. И все же… И все же я считала минуты до полудня. Освободившись, я зайцем помчалась к себе. Но не тут-то было. Почти у финиша меня выловил Рейе. - О, моя дорогая, вас-то я и искал! – он приобнял меня за плечи и оглянулся на полицейских, по-прежнему державших довольно приличную дистанцию. – Понимаете, у меня не выстраивается одна мизансцена… Вы не могли бы передать… моему помощнику эту записку? - Да, конечно, как только увижу, - беспечно отозвалась я. Похоже, все считают меня личным секретарем нашего оперного привидения. - Отлично. Вот, держите. Он сунул мне в руку листок, испещренный трудночитаемыми каракулями, и растворился где-то в бесконечных переходах Оперы. Раппно для проформы сунул в записку нос, но ничего не понял. - Это шпаргалка для солистов, - соврала я на всякий случай. Больше никто по дороге не попался. В пять минут первого я уже захлопывала дверь своей комнаты. Я спешила так, что аж закололо в боку. - Эрик, все в порядке? – спросила я больше для проформы. Ну и чтобы просто услышать, как он ответит. - Все прекрасно. О, а мы уже демонстрируем сарказм и скверный характер? Чудненько. Значит, больной будет жить, невзирая на усилия врачей. И правду говорят, что даже самый добродушный мужчина, заболев, превращается в ночной кошмар. Я ради приличия постучала по ширме и заглянула за нее. Завтрак был съеден начисто, а мой пациент снова читал. - Рейе просил передать тебе это, - я протянула ему записку. – Ты чего-то там намудрил с расстановкой хора и выходом кордебалета. Получается, что Аминта торчит как дура посреди балерин и поет, то и дело уклоняясь от проносящихся над нею ног. Эрик скептически хмыкнул и углубился в изучение дирижерских каракулей. А я, прихватив поднос, пошла собирать все необходимое для перевязки. Для начала поставила кипятиться воду для солевого раствора. Потом долго думала, наложить швы или ограничиться пластырем, в итоге решила действовать по ситуации. Составив с подноса посуду и застелив его чистой тканью, выложила на него марлевые тампоны, флаконы с антисептиками и залитые спиртом инструменты. Отнесла поднос на стул возле кровати и сбегала за «грязным» тазиком для отходов. Эрик с интересом следил за моими приготовлениями, но молчал. А я во время очередного рейда со всей очевидностью поняла, что он вставал и осматривал мою комнату. Да, дурные привычки совать всюду нос неискоренимы. Наконец, вода закипела. Выждав минуту, я сняла чайник с огня и, ополоснув миску, налила в нее необходимое количество воды. Теперь соль. Замечательно. - Я собираюсь снять повязку, вынуть тампоны и проверить состояние твоей раны, потом промою ее и перевяжу заново, - пояснила я свои будущие действия. – Будет больно, поэтому если хочешь, можешь взять в зубы деревянный брусок. – Я внимательно посмотрела на Эрика. – И придется снять маску, тебе нужен воздух, да и если ты вдруг снова потеряешь сознание, она будет мешать мне. Ну? Я протянула руку. Эрик медлил. Я уже было решила, что он не станет, и смирилась с его упрямством, как вдруг… - Держи. Только отложи ее… подальше. Чтобы не было соблазна, - пояснил он в ответ на мой изумленный взгляд. Он все так же прикрывал лицо ладонью – наверное, должно было пройти гораздо больше времени, чтобы он перестал бояться взглядов окружающих. Я не стала прикасаться к нему, чтобы не волновать еще больше. От деревяшки Эрик высокомерно отказался. Его право. Аккуратно размотав повязку и сняв кусок марли, я увидела, что тампоны приобрели желтовато-розоватый оттенок. Это значит, что экссудат выходит из раны, что она очищается. Пожалуй, вечером можно будет обойтись и без тампонады. И уже тогда зашить. Когда я принялась пинцетом вытаскивать из раны марлю, Эрик зашипел и отвернулся. А я предупреждала. То ли еще будет, когда я полью салицилкой… Я осмотрела рану – хорошее состояние, признаков нагноения нет, точно вечером можно будет… зашить, пожалуй, а то рубец останется некрасивый. - Сейчас будет больно, - предупредила я, открывая флакон с кислотой. – Очень. Эрик стиснул зубы, но без толку: когда я плеснула в рану антисептик, он все равно выгнулся и застонал. - Тише, полицейские услышат, - зашептала я, навалившись на ставшее твердым, как камень, тело и лихорадочно зажимая ему рот. – Ну все, сейчас закончу. Потерпи, пожалуйста. Я промокнула рану сухой марлей, удаляя остатки салицилки, и повторила процедуру вчерашней перевязки. - Все, теперь до вечера, - устало выдохнула я, утирая пот со лба. Эрик был бледен, дыхание вырывалось из его груди со свистом, но глаза оказались неожиданно внимательными, хотя и затуманенными следами перенесенной только что боли. - Где ты этому научилась? – требовательно спросил он. - Там же, где и готовить пасту, - вызывающе ответила я. Пусть ломает голову, может, тогда до него дойдет, что все, рассказанное на балу – правда. Эрик завозился, устраиваясь поудобнее. - И что дальше? Сколько ты меня продержишь в «плену»? - Наилучшим вариантом было бы оставить тебя тут дней на пять, но, учитывая твою свободолюбивую натуру, отпущу послезавтра, - пообещала я. Потом был обед, и снова репетиция. Зашла Мэг, сообщила радостные вести – почти вся труппа горит желанием досадить полиции, и подала идею заказать у Дюрана двойные порции блюд, но чтобы их принесли как для одного человека. А после ужина я вернулась к Эрику окончательно и все ждала, ждала признания… Он молчал. Вернее, не совсем молчал: мы болтали о каких-то пустяках, обсуждали какие-то арии – все, кроме «Дон Жуана», - посмеивались над нерасторопными полицейскими, но о самом главном Эрик и не заикался. Ну и хрен с ним. Я обиделась. После полночной – последней, как я надеялась – перевязки, завершившейся стягиванием краев раны пластырем – все-таки пластырем, а не швами, - остро встал вопрос ночлега. Как показал прошлый опыт, спать сидя возле кровати для моего организма неполезно. Я придумала вытереть насухо ванну и завалиться в нее, постелив на дно подушки, плащ Призрака и завернувшись в свою накидку. Не слишком удобно, но и выбор невелик. - Ни за что! – шепотом закричал Эрик. – Я не позволю тебе спать в ванне! Там лягу я. - Во-первых, ты там не поместишься! – яростно зашептала я в ответ, - и у тебя плечо… Ты там не заснешь. - Тогда я лягу на полу! - Там сквозняки! - Тогда… Ну? Остается ведь лишь один вариант, на самом-то деле. Осмелишься ли ты его озвучить, Эрик? Он знал, что остается только этот вариант. И молчал, предоставляя выкручиваться мне. Зараза ты, хоть и любимая. Только и я не лыком шита, и на таких подставах крокодила съела и медведом закусила. - Что, предлагаешь нам лечь в одну постель? Как Тристану и Изольде? Эх, жаль, мою шпагу конфисковали, придется обойтись стилетом. Он вскинул на меня отчаянные глаза. - Кристина, клянусь, я никогда… - Успокойся, Эрик, нам некому доказывать чистоту наших помыслов, кроме самих себя. Так что двигайся. Обещаю, приставать не буду. Сильно. Правда, второго одеяла у меня нет. Кажется, мой дорогой Призрак только что испытал самое серьезное потрясение в своей жизни. Но мне так надоело с ним нянчиться… Чай, не развалится от близости любимой девушки, может, наоборот, наконец-то откроет мне, так сказать, всю глубину своей высоты. Хотя кровать и была широкой, Эрик отодвинулся так далеко к стене, практически вжавшись в нее, что я, грешным делом, подумала, что он сквозь нее просочится. Я бесцеремонно откинула одеяло, села на свою половину и потянулась потушить свечу. Все мои синяки торжественно отозвались на прикосновение края стула. Уй! - Что случилось? – спросил Эрик дрожащим от волнения голосом, - это из-за меня? - Ну, в общем, да… Я закатала рукав ночнушки и продемонстрировала ему всю палитру, расцветшую на предплечье. - Ты вчера на меня упал, а я забыла их намазать. Теперь вот хожу вся пятнистая, как жирафа. На ногах то же самое. Показать? – поддела я этого недотрогу. - Не надо! – Эрик залился краской, являя чудный контраст с белой маской. - Как хочешь… хотя зря, конечно, отказываешься. Эрик, я пошутила! – не выдержав, я откинулась на подушку и залилась смехом, стараясь, впрочем, делать это потише. – Просто пошутила, по-дружески, можно сказать. - По-дружески… - странным голосом отозвался Эрик. – Ладно. Тогда… спокойной ночи. - Спокойной… А свою маскировку снимать не будешь? Неудобно, наверное? - Сначала потуши свет. - Сейчас. Я дунула на свечку и забралась под одеяло. Ощутила движение воздуха – это Эрик протянул надо мной руку и положил на стул парик и маску. Как-то он внезапно раскрепостился… И почему мне кажется, что это не к добру? С этой трезвой мыслью я и уснула.