Измененная реальность

...героиня делает одно маленькое доброе дело, одно большое доброе дело и одну огромную гадость

      Наступил день Х — день премьеры «Ганнибала». Даже моя закаленная психика поддалась всеобщему безумию, и нынешнее утро я встретила не выспавшаяся, нервная и дерганая. Или это было следствием предвкушения начала приключений в подвалах Оперы? Я ждала этой встречи, долженствующей расставить все точки над «i», но и боялась ее, и плевать, что мы с Призраком уже перешли на «ты» и общались свободно, как никогда не было в фильме.       Я очень уставала от ночных диалогов с Кристиной. Мы не видели друг друга, но это было лишь на руку. Мне. Я так старалась быть честной! Видит бог, я ни разу не соврала этой милой девушке, я просто обходила молчанием щекотливые для меня темы. И каждый раз, слушая ее голос (во сне мой собственный голос возвращался ко мне), я задавала себе вопрос: а ты уверена, что это только сон? Что это не иное измерение, где фантазия фильма превратилась в единственно-верную реальность? Или что ты не умираешь в эту самую секунду, ударившись виском об угол стола, и мозг, отчаянно жаждущий кислорода, не извлекает из подсознания твои самые темные фантазии, растягивая терции в дни и недели? Мне становилось страшно, так страшно, как ни один Призрак со всеми своими уловками и бешеным темпераментом не мог бы напугать юную Кристину.       С самого утра мадам Жири гоняла нас в танцклассе. Наконец объявили начало репетиции, и мы ринулись переодеваться. Как всегда, мы с Мэг замешкались, так что когда все остальные уже построились и взялись за цепи, мы успели только натереть пуанты тальком, чтобы те не скользили так по полированным доскам сцены. Любопытно, они все будут петь, как в мюзикле и фильме, или все-таки станут говорить как нормальные люди, используя текст либретто?       А на сцене уже вовсю царствовала Карлотта. Я вспомнила всю милую и комичную сцену и приготовилась оценить ее, так сказать, из партера, так близко, насколько это вообще возможно.       Первым номером пошли новые директора.       — Господа, репетиция оперы «Ганнибал» в самом разгаре, — возвестил Лефевр, вторгаясь в ровный строй хора, воспевающего доблесть полководца.       — Месье Лефевр, мы репетируем, — тщетно попытался воззвать к совести директора дирижер.       Ноль внимания.       — Месье Рейе, мадам Жири… — начал изможденный директор, — дамы и господа, прошу внимания. Уже давно ходят слухи о моей неизбежной отставке. Теперь я могу сказать, что все это — правда…       Ага, пока говорят по либретто. И не поют, что ценно.       — Опять ты выиграла, Даае, — зло зашипела мне в ухо одна из балерин, Камилла, — и откуда ты все знаешь?       — Места надо знать, — торжествующе усмехнулась я, — сколько там у нас набегает?       — Почти пятьсот франков, — быстро подсчитала в уме Мэг, — мы с тобой богачки!       Это было легко: я знала сюжет, а осторожные расспросы Призрака подтвердили диагноз. Ставки принимал один из осветителей, дока по этой части; сам мэтр Рейе сделал ставку — в пользу отставки, конечно.       — Хватит трепаться, — не хуже них зашипела я, — послушаем, что он еще скажет.       — …новых владельцев Опера Популер — месье Ришар Фермен и месье Жиль Андре.       Оба нувориша церемонно раскланялись и зацепились взглядами за наши полуобнаженные тела.       Андре взял слово:       — И с глубоким почтением мы представляем нашего нового покровителя — виконта де Шаньи.       Где-то в глубине души дернулась невидимая струна.       Виконт был хорош — куда лучше, чем на экране: высокий, стройный, красивый… Золото волос плещет по воротничку, глаза синие, как небо над Парижем… И так быстро сориентировался в ситуации…       Я промолчала. Ничем не выдала себя, хотя глубоко внутри Кристина взывала ко мне, узнав старого друга своего детства. Но не моего. Не моего. Молчи, слышишь, молчи! Он не твой муж, он — чужой муж, слышишь! Ты лишь скромная немая балерина, и молись, молись, чтобы он не узнал тебя сегодня вечером.       Где-то позади восхищались молоденьким виконтом танцовщицы, сам де Шаньи обхаживал Карлотту, а я как никогда понимала, насколько это не смешно — сидеть в «партере» и смотреть на события с позиции непосредственного участника. И я каждую минуту, секунду, мгновение помнила, что где-то рядом Призрак, который готовится нанести удар. Чтобы я сегодня вышла на сцену. Чтобы узнала вкус триумфа. Чтобы меня, в конце концов, все-таки узнал Рауль де Шаньи.       Чтобы началась история.       Прерванная репетиция наконец-то возобновилась, я вылетела на середину сцены, краем уха слушая, как новоиспеченные директора подбивают клинья к Мэг и ко мне, и как мадам Жири довольно бесцеремонно осаживает их. Это было так мелко, так ничтожно… Я посмотрела вверх — буквально через несколько невыносимо долгих минут Призрак должен обрушить тяжелый задник. Я вдруг представила, как масса раскрашенной ткани рушится вниз, ломая спину нашей примадонне, и поежилась, зазвенев цепями.       — Что с тобой, Крис? — шепнула Мэг, — ты такая бледная.       — Все нормально, — вымученно улыбнулась я и снова посмотрела вверх, боясь пропустить момент и не зная, что предпринять.       Карлотта закатила очередной скандал — на этот раз ей не понравились мы — и показала директорам, как она умеет испортить людям жизнь. Успокоилась. Запела «Think of me». Я напряженно глядела на колосники. Мелькнула темная фигура, и задник ринулся вниз.       Почти не соображая, что делаю, я выскочила вперед, толкнула диву, упала рядом — и едва успела откатиться, когда рядом с моей головой об доски авансцены громыхнуло тяжелое дерево. Карлотта подняла взгляд на меня, и я прочитала в ее глазах, что она знает, что я знаю, кто стоит за происходящим, и что если она не отступит, в следующий раз ей проломит череп.       Крайне талантливо дива разругалась с бывшими мусорщиками и покинула сцену, а я так и осталась сидеть, потирая ушибленное колено.       — Это Призрак Оперы, — испуганно проговорила Мэг, помогая мне подняться.       — Глупости, Мэг, — попыталась я ее урезонить, — призраков не существует.       Тем временем господа Фермен и Андре тихо «радовались» посланию Призрака и раздумывали, где бы добыть замену Карлотте.       — …но ведь должна быть дублерша! — горестно возопил месье Андре.       — Дублерша… Опомнитесь, у Карлотты нет дублерши, — процедил Рейе.       — Это полный провал, Андре. Надо возвращать деньги за билеты, — в отчаянии выдохнул Фермен.       Мой выход.       Опередив восклицание мадам Жири, я вышла вперед.       — Я могу спеть вместо синьоры Гуидичелли, — скромно заявила я и опустила очи долу.       — Балерина? — насмешливо поинтересовался Андре, — да бросьте…       — Она брала уроки у великого учителя, — вмешалась наконец мадам Жири, бросив острый взгляд в мою сторону.       — Кто он? — не сдавался месье Андре.       — Я не могу сказать, — пробормотала я.       — Позвольте ей спеть, господа. Сами убедитесь, — продолжала давить на мусорщиков Жири.       Ну же! Ну! Ну?       И они сдались.       Я запела. Сначала неуверенно, но с каждой верно взятой чистой нотой я словно обретала крылья…       Я пропела арию до конца. Стоит ли говорить, что мое выступление возымело оглушительный успех? К сожалению, учитывая, что все наряды Карлотты пришлось перешивать под скромные габариты мадемуазель Даае, платью для третьего акта так и не суждено было быть дошитым сегодня. Меня обрядили в современное, очень красивое платье и решили, что в нем я достаточно хорошенькая, чтобы публика не задавала глупых вопросов.       Настал вечер моего триумфа.       Это в кино Кристина пропела свое «Think of me» и расслабилась, а я как савраска отбарабанила всю оперу от начала до конца. К концу третьего акта меня можно было уносить со сцены вперед ногами — столько душевных и физических сил ушло у меня на вокал и актерское воплощение. И пофигу мне был рукоплещущий зал — остро хотелось забиться в норку и мирно склеить ласты под гром аплодисментов. Впрочем, сегодня даже Пьянджи оценил мои усилия и со всем уважением поцеловал мою неподъемную клешню.       Я скрылась в часовне. Мне, почти неверующей, хотелось сегодня помолиться, чтобы Рауль не узнал во мне свою крошку Лотти. И Кристина внутри меня с легкостью читала это желание.       — Браво, браво, брависсимо! — пропел за стеной Призрак.       Я улыбнулась. Он слышал меня. Он оценил мой голос. Ничего, ему еще предстоит узнать мою душу.       — Крис, где ты научилась так петь?       Вот, значит, как? Ни на слово не отступим от либретто? И малышка Мэг без труда нашла меня… Но мне остро не хотелось потчевать ее сказками про Ангела Музыки, потому что из уст великовозрастной шестнадцатилетней девицы это звучит, по меньшей мере, глупо.       — Ээээ… Понимаешь, Мэг, папа, — я ткнула пальцем в крохотную фотку, — перед смертью обещал послать мне Ангела Музыки… Поэтому я представила себе строгого Ангела, который бы ругал меня за невыученный урок. Так и выучила…       Вот. Пусть считают меня вундеркиндом.       — Как это романтично! — воскликнула Мэг, никогда толком не знавшая, что это такое — быть сиротой. — Ангел Музыки. Это, должно быть, красиво…       — Точно — фыркнула я, выволакивая ее из часовни.       Интересно, Буке следит за нами или все еще мается ногой? И во что мне отольется его увечье?       Пробившись сквозь толпу и захватив мимоходом сигару от месье Андре, я влетела в гримерную и захлопнула дверь. Полцарства за огонек свечки — выкурю сигару и почувствую себя гомо сапиенсом.       — Ты прекрасно спела, дорогая. Он тобой доволен, — прокаркала мадам Жири, и в самом деле больше всего похожая на ворона, столь неуместного в этой омерзительно розовой гримуборной.       Она протянула мне розу, перевязанную черной ленточкой. У розы не было шипов.       Первый подарок от моего Ангела… Призрака… неважно.       Глаза мои против воли наполнились слезами. Теперь между нами стояло только зеркало… и виконт.       И Кристина Даае.       Да. Этот хрупкий голос набирал и набирал силу. Голос, который я отучила бояться. Я сама дала ей оружие против себя. Я заглушала ее, но она напоминала о себе все громче и громче, невзирая на то, что я не спала.       Я погладила ленточку. Пусть сегодня все будет хорошо…       В гримерку ворвался Рауль с букетом тигровых лилий. Хорош, зар-р-раза, до чего ж хорош. Даже я на него… реагирую. Что ж говорить о Кристине. Я сделала морду ящиком.       — Крошка Лотти грезила наяву… — понес он ересь про гоблинов и шоколадки.       — Кто вы? — холодно спросила я. — Кажется, я ясно высказалась — никого не принимаю!       А внутри бились такие же идиотские ответы про грезы наяву и чердаки. И про строгого Ангела Музыки.       «Заткнись, Кристина Даае, он тебе не нужен, этот правильный виконт. И ты ему не нужна. Ты хочешь быть такой же, как те девки, которые снаружи глушат вино из горла? Поверь старой тетке, ты ему не пара».       — О, я вас узнала. Вы — виконт де Шаньи, наш новый покровитель, — я церемонно протянула руку. — Рада, что вам понравилось. Могу ли я рассчитывать на возможность и в дальнейшем петь ведущие партии? — Куй железо, не отходя от кассы — вот мой принцип.       Он поцеловал узкую кисть. Кристина внутри меня возликовала.       — О… Да, конечно… Может, обсудим это за ужином? — Похоже, виконт оказался предприимчивым молодым человеком.       — Нет! — воскликнула я.— Не сегодня! Давайте… встретимся завтра.       «Нет, нет. Сегодня. Пусть это случится сегодня!» — возопило мое второе «я».       «Помни об Ангеле!!!» — отчаянно воскликнула я.       «Да к черту его! Я мечтаю об ужине с Раулем!»       И в глазах моих померкло…       Кто я?       Кто я? Где я?!       Я очнулась все в той же гримерной, но явно спустя несколько часов.       На мне был тот самый злосчастный пеньюар.       Я все вспомнила. Вспомнила, как огромной волной личность Кристины одолела мою и умчалась на свидание с виконтом, даже не удосужившись переодеть сценический костюм.       Вот же твою непорочную мать!       Высунулась наружу — газ прикрутили, у гримерки никого нет, судя по всему, время около полуночи. Засада, однако.       — Ангел! — неуверенно пробормотала я. — Призрак! Ну хоть кто-нибудь!       Тишина.       Только алая роза ненужной ветошью валяется на полу. Что же ты натворила, мадемуазель Даае?!       Я помнила романтический ужин в самом дорогом ресторане Парижа. Я помнила, что нас видел весь свет, на что мне начхать, и весь бомонд, что куда интереснее. Я помнила все воспоминания, которые вывалила на виконта моя альте-эго.       И я помнила, как мы целовались перед парадным крыльцом Опера Популер. Отменно целовались, надо признать. И я готова была голову дать на отсечение, что Призрак все это видел.       Блядь!!!! Блядь!!!!       Ну что ты творишь, дура!? Что ты творишь, глупая девчонка?!       А я? Как же я? Как же Ангел?       Черт.       Я поднялась с обитой атласом кушетки и подошла к зеркалу.       — Ангел? — снова позвала я. — Ангел? Призрак?       Эрик…       Я впервые вышептала в равнодушную поверхность амальгамы его имя. Слезы перехватывали горло и жгли эти дурацкие глаза с чайного цвета радужкой…       — Эрик!!! — закричала я, не заботясь более о связках.       Тишина сдавила уши.       Я опустилась на колени и зашарила по раме. Должна быть кнопка, должна быть…       Щелк!       Я ее нашла.       Прилагая остатки сил, я сдвинула зеркало в сторону.       В тоннеле было пусто.