Раз шериф, два шериф...

      Вейзи появился в городе так же внезапно и загадочно, как перед этим исчез. Напрасно Робин Гуд и его команда пытались отыскать на его лице хоть какие-нибудь следы недавней болезни - ни следов оспы, ни болезненной желтизны на нём не было. Вот только кожа несколько потемнела и огрубела - так, как бывает у людей, которые либо подолгу трудятся на солнце, либо путешествуют по морям и жарким странам.       - Неужели это ещё с того раза осталось? - удивлялся Мач, припоминая их последний визит на Святую Землю.       - Может быть, - с сомнением отвечал Робин, потирая небритый подбородок, - а может, и нет. Очень уж долго держится...       - Эх, что за человек! - веселился Алан. - При такой чёрствой душе иметь такую нежную кожу!       Робину по-прежнему не давала покоя идея пробраться в замок.       - Проверить бы надо... Вот что, Алан, одолжи-ка мне свои доспехи на одну ночь!       - Что значит - одолжи? - не понял Мач. - С каких это пор у нас в лагере завелись собственники? Тут всё общее!       - Да-да, - покачал головой Робин, - я бы посмотрел, как ты согласишься отдать свою дырявую повязку с головы!       - Я бы посмотрел на того, кому она понадобится, - расхохотался Алан, за что тут же удостоился крепкого подзатыльника от Маленького Джона.       - Прекратить, я сказал!       - В замок всё равно нужно попасть, - настаивал Робин. - И чем скорее мы это сделаем, тем лучше будет для всех нас.       А тем временем в Ноттингемском замке не ждали, когда же к ним наконец соберутся незваные гости. Точнее, их там вообще не ждали - не до них было. Да и привыкли к ним уже, как к обыденному явлению. Куда более важными сейчас были два других вопроса.       Первым, что собирались сделать шериф и его помощник, вернувшись домой - обрадовать принца Джона долгожданной вестью. Сэр Джаспер, потирая руки от радости, готовился послать гонца в Лондон, прикидывая, как ему следует поехать, чтобы миновать Большую Северную дорогу и кратчайшим путём добраться до места назначения. Впрочем, сэру Джасперу, как и шервудским разбойникам, долгие сборы сыграли не на руку. Пока последние разрабатывали план проникновения в замок, Вейзи снова исчез. На сей раз - действительно в неизвестном направлении. И что было самым страшным - вместе с ним затерялись следы короны.       Накануне вечером сэр Джаспер сидел в кресле у огня, лениво потягивая бургундское. Гизборн опёрся плечом о дверной косяк, мечтательно поглядывал куда-то под потолок и не столько пил, сколько рассуждал вслух.       - Скоро разбогатею... Заброшу к чертям эту кожаную шкуру, оденусь в шелка. И - в Нормандию... Гори оно всё синим пламенем! Будет и у меня свой Гизборн, свои владения. Поселюсь у моря, на самом берегу... В Нормандии прошло моё детство, целых семь лет. Сен-Валери-ан-Ко - прекрасный изумрудный город, колыбель моряков и рыбаков. Не бывали?       - Даже не слышал, - честно признался сэр Джаспер.       - За шерифа! - предложил Гизборн, отсалютовав кубком. - Такое великое дело! Это вам не разбойников по кустам отлавливать...       Дверь со скрипом открылась, и появился шериф. Вид у него был не самый чистый и весьма озабоченный.       - Милорд! - встрепенулся Гизборн. - Где вы были?       - Гулять ходил, - неопределённо бросил Вейзи и принялся стаскивать с себя грязные сапоги. - Дай-ка, думаю, пройдусь пешком, подумаю... о природе и о родине.       Сэр Джаспер и сэр Гай переглянулись в недоумении. Сэр Гай на всякий случай допил вино. Сэр Джаспер на всякий случай отодвинул кресло подальше от шерифовых сапог.       Вейзи уселся на сундук в тёмном углу, при свете всего двух свечей в комнате его было плохо видно. Воцарилась тишина.       - Послушай, Гиззи, - заговорил наконец шериф, - ты в детстве клады прятал? Или может, наоборот, искал?       - Какие клады? - опешил Гизборн.       - Обыкновенные, - буркнул Вейзи, растирая уставшие ноги. - Стекляшки там всякие, кости, черепа...       - Да что я, полоумный? - обиделся сэр Гай. - Или похож на могильщика?       Сэр Джаспер покачал головой и незаметно указал взглядом в сторону угла - мол, полоумный здесь явно кто-то другой.       Вейзи ещё немного помолчал, покряхтел, посвистел сквозь пустоту на месте выпавшего зуба и вдруг сказал:       - Расходиться пора. Чувствую я, добром это не кончится... Гуд что-то затеял.       - С чего вы взяли? - удивлённо обернулся сэр Джаспер. - Вы будете смеяться, но за последнее время его вообще в городе не видно!       - Вот то-то и оно, - заметил шериф. - Не тогда страшен Гуд, когда он по замку бегает, а когда в берлоге у себя прячется.       - Милорд...       - Расходиться надо, - упрямо повторил шериф и направился к двери, шлёпая по полу босыми ногами. Уже в дверях он обернулся, бросил на обоих сэров ошалелый взгляд и строго велел:       - Сегодня будешь ночевать в Локсли, Гизборн. И смотри мне в оба, чтобы никто никуда...       Гизборн был рад до смерти, что в кои-то веки не нужно ночевать в замке и всю ночь прислушиваться, не лезет ли какой идиот в окно. Вместо того, чтобы смотреть оба, он проспал всю ночь сном младенца. И никто не орал на заре благим матом, не колотил домашними туфлями в его дверь и не требовал никого поймать. Сэра Джаспера тоже не тревожили ничьи вопли, хотя он по-прежнему ночевал в замке. Ибо наутро выяснилось, что тревожить было совершенно некому... Шериф Ноттингемский снова исчез - теперь уже по-настоящему.       Сэр Джаспер, стараясь не подавать виду, медленно, но верно выходил из себя. Гай Гизборн, судорожно соображая, что делать, мерил замок широкими шагами и гнал солдат прочёсывать лес. А в лесу, услышав новость от Алана, рвал на себе волосы от досады Робин Гуд...       Лес прочёсывали три дня: солдаты - с одной стороны, разбойники - с другой. Ни те, ни другие не горели желанием столкнуться друг с другом, зато каждый норовил отыскать пропажу первым. Война войной, а желание спасти Ноттингем от неминуемой гибели негласно объединяло всех.       - Странно, что сэр Джаспер ещё не призвал сюда конницу принца Джона, - удивлялся Робин Гуд, в очередной раз прикладывая ухо к Большой Северной дороге.       Земля вдруг глухо задрожала. Судя по звуку, по дороге ехал кто-то один.       - Если он послал за принцем, то...       Договорить Робину не пришлось - пришпоривая коня, навстречу ему приближался Картер.       - Что-то случилось, - выдохнул Робин, - с королём...       Картер был так встревожен, что не успел вовремя придержать поводья, и конь едва не сбил с ног Маленького Джона. Тот отскочил, перекрестившись, и нечаянно отдавил ногу Мачу. Мач взвыл, ругая всех подряд на чём свет стоит.       - Собирайтесь! - крикнул Картер, не спешиваясь. - Мы едем в Лестершир!       - А почему не в Акру? - саркастически хмыкнул Джон.       - Лучше бы туда, - сокрушаясь, заметил Картер. - Но раз уж я там его упустил...       - Кого?       - Шерифа вашего!       - Тебе, видать, в Акре голову изрядно напекло, - сердито проворчал Мач. - Что случилось?       Картеру вообще не любил лишней болтовни, а уж сейчас вступать в перепалку у него и подавно не было желания. По его лицу было видно, как сильно он жаждет действовать, и чем скорее, тем лучше.       - Корона Англии в руках шерифа, - сообщил он, задыхаясь от волнения. - Собирайтесь, мы должны догнать его сейчас же, по горячим следам!       - А где он? - не своим голосом закричал Робин, чувствуя, как холодный пот мгновенно покрывает лоб и спину.       - В Лестершире!       Джек Добсон, более известный в узких кругах как Джек-на-все-руки, умывался дождевой водой из бочки и глядел сверху вниз на своё отражение. Ничего особенного он в нём не находил, и глядел на себя так пристально лишь потому, что пытался смыть с себя всю приставшую копоть. Шутка ли - обжечь две дюжины всевозможной глиняной утвари!       У Джека была большая, вечно голодная и нуждающаяся семья: семеро ребятишек мал мала меньше - шестеро сыновей и одна дочурка, да старушка мать. Чтобы прокормить всех, ему приходилось изрядно попотеть. Давным-давно прошли те дни, когда Добсон был безбедным йоменом с неплохим наделом - так давно, что теперь казалось, будто всё это было не с ним. Зато пожар, засуху, три неурожайных года и чумное поветрие он помнил прекрасно. Благо, оказался достаточно живучим и предприимчивым, чтобы кое-как дожить до того самого дня, когда его жизнь вдруг совершила крутой поворот в неведомые дали.       Напрочь разорившийся йомен хватался за любой заработок, не гнушался тяжёлой работы и постепенно прослыл неутомимым тружеником и мастером на все руки. Желание одолеть нужду подстёгивало его к освоению новых ремёсел, и по правде говоря, это получалось у него действительно неплохо. Впрочем, обученный гончарному, бочарному, плотницкому и кожевенному делам, Джек никак не мог одолеть бедность на грани нищеты - хотя бы потому, что покойная жена за двенадцать лет совместной жизни успела наградить его многочисленными отпрысками.       В них-то и был весь смысл жизни Джека. Хотя разбогатеть ему так и не удавалось, в ребятишек он вкладывал всё, что мог. Всех успевал накормить, одеть и занять каким-нибудь полезным делом. И делал это с каким-то особым талантом - соседи только диву давались, что за чудеса! Пока крестьянка, живущая через дорогу, гоняла своего сына хворостиной по всей деревне за то, что тот бросил пасущихся телят без присмотра, маленькие помощники Джека пасли свою тощую скотинку с видом почётного караула. Никто и не догадывался, что для них эта скотинка была королевой далёкого государства, обращённой завистливой колдуньей в корову. И деревянную посуду оттого так усердно начищали песком, и полы натирали до блеска, и дырявую одежду бережно штопали оттого, что сила доброго волшебства должна однажды превратить всё это в царское убранство. Ну, а не превратит - не беда, зато в доме чисто и уютно. В тесноте, да не в обиде!       Конечно, добрыми чудесами дети Джека занимались не с утра до ночи. С отцовского разрешения они бегали друг за другом по широкому лугу, играли, кувыркались, прыгали и купались в речке - всё как полагается, чтобы чудеса оставались чудесами, не превращаясь в скучную повинность. Вечером, пересчитав набегавшихся до одурения наследников, Джек заботливо отмывал в корыте всех по очереди. Старшие помогали справиться с малышнёй, так и норовившей устроить морское сражение и наплескать на пол лужи воды. А после, воздав благодарную молитву пресвятой деве за скромный ужин, всё семейство до утра забывалось крепким сном - таким, какой бывает либо у честных людей, либо у отпетых негодяев.       Вот так и жил Джек Добсон далеко по другую сторону Шервудского леса - там, где заканчивались многострадальные ноттингемские земли и начинались не менее убогие деревни графства Лестершир. Жил, трудился, поднимал на ноги ребятишек и заботился о матери, а по вечерам старательно отмывал лицо после дневных забот, глядя на себя в воду. И, конечно, даже не догадывался, что похож на шерифа Ноттингемского как брат-близнец.       В тот злополучный день он преспокойно шагал по дороге в деревню, неся на спине вязанку хвороста. Лес был на удивление тих и спокоен, хотя на днях ходили слухи, будто в окрестностях видели стаю голодных волков: поговаривали, что их кто-то спугнул, а по лесу рыщут толпы солдат. Как бы там ни было, Джек Добсон не встретил в лесу ни души, набрал хвороста и мирно направлялся домой. Он даже не успел сообразить, что происходит, когда за спиной у него послышался угрожающий топот копыт. Спустя мгновение Джека обогнал крестоносец, соскочил с лошади и, пылая яростью, бросился прямо на него:       - Попался, предатель!       Неизвестно откуда появилось ещё четверо оборванцев разного роста и телосложения. Вязанка хвороста жалобно затрещала, когда один из них вместе с крестоносцем повалил Добсона на землю. Чьи-то пальцы сжались вокруг горла, а перед глазами промелькнуло незнакомое ему разъярённое лицо.       - Помогите! - отчаянно захрипел Джек, силясь освободиться. - Люди добрые... Кто-нибудь, помогите!       - Во имя Англии и короля Ричарда! - закричал неизвестный, тряхнув его за горло. - Верни корону, предатель!