Sunny

01.09.19       Первым осенним утром ровным счётом ничего не изменилось. Непривычно продолжать отдыхать в начале осени. Обычно в это время идёт вторая-третья неделя, когда я уже знатно заколебавшийся начинаю курить на переменах, а учителя отстают от меня со своими придирками. Тут же мы начнём с четвёртого сентября — однако, боюсь, выкручиваться из школьных проблем здесь будет куда сложнее.       Сегодня же мне надо было отдать колонку тому, у кого мы её забрали. Я был без понятия, как и кому передавать её, поэтому пошёл искать Эмму. Достаточно было спросить у кого-нибудь, в какой она живёт комнате, что я и сделал.       Застал я девушку, когда она одевалась, но виду не подал, а просто постучал о косяк.       — Можно? — спросил я.       — Минуту, — радостный возглас Эммы.       Чувство стыда за подобные моменты у меня атрофировалось уже давно, поэтому я просто приметил две вещи: рубашка Эмме длинновата, а голова утром выглядит как рыжий одуванчик.       — Чего хотел? — Эмма появилась в дверном проёме.       — Колонку вернуть надо. У кого ты её взяла?       И тут произошло неожиданное — Гильда.       — Руки прочь от неё, пёс!       Гильда за плечи затащила Эмму обратно в комнату, на что Антенна только неловко улыбалась.       — Всё хорошо, — проговорила Эмма, убирая с себя руки своей безумной соседки. — Он всего лишь показал колонку.       — Ты серьёзно пойдёшь с ним?! — воскликнула Гильда. — Он в диспансере всего неделю. Вдруг чем болеет из того, что можно подцепить вне диспансера? Или грязь оттуда притащил?       — С Юго всё хорошо, как и со всеми нами. Не стоит беспокоиться, — говорила Эмма нежно, как будто объясняя что-то маленькому ребёнку.       А я стоял и наблюдал, как эти две девушки обсуждают, заразный я или нет.       — Хорошо, я тебе верю, — согласилась Гильда, после чего обратилась ко мне: — Но если навредишь ей или ввяжешь во что-то опасное, мало не покажется.       Если бы Эмма не вышла в тот момент из комнаты, я бы промолчал, но тут не удержался и напоследок сказал с самой ехидной улыбкой, с которой можно:       — Не знаю, может раз я пёс, так ещё и бешеный?       — Юго! Я всё слышу!       Эмма, скрестив руки на груди, ждала меня. Я, взглянув на озлобленную очкастую девчонку, пошёл догонять Эмму.       — Так, кому отдавать колонку-то? — спросил я.       — Анне из отделения РПП, — ответила Эмма.       Мы, не сговариваясь, пошли к лестнице.       — Снова через подвал?       — Неа, я с ней уже договорилась, что сегодня утром она выйдет на улицу сразу после завтрака, так что сейчас спустимся в столовую, а потом сразу выйдем на улицу. Лучше, чтобы ей не пришлось нас долго ждать, — весело выдала девушка, идя вприпрыжку.       — А почему мы не должны заставлять её ждать? Проблемы с гневом? — я приготовился к худшему.       — Нет, анорексия, — ответила Эмма.       Тогда я и не понял, как связаны ожидание и анорексия, а увидев ту худую девушку с длинными, собранными в две косы, волосами, я и сам почувствовал этот холод. Пусть на Анне тёплый чёрный худи, она всё равно прячет руки в карман толстовки и вжимает голову в плечи.       Получилось так, что это мы ждали её. После этого Эмма отдала ей колонку (она оказалась абсолютно ненужной) и позвала проводить до корпуса. Анна, на удивление, отказалась и опустила глаза, улыбаясь. Эмма не стала настаивать и дознаваться, что Анна там скрывает, и решено было прогуляться, раз уж отпросилась погулять во внешней части двора.       Это совсем не как с Дианой. Нам не нужно избегать каких-то тем. Просто обычно Эмма говорит, а я слушаю. Она не требует от меня многословности или особого участия, но беседа идёт легко и непринуждённо.       Когда мы возвращались, увидели Анну вместе с Реем: хорошо, теперь мы знаем, с кем Челкарь ошивается, когда пропадает надолго. Возможно, знаем даже, почему он был так зол после беседой с Изабеллой. На самом деле, это трудно сказать. Но Эмму новость привела в восторг — она стала ещё более радостным ребёнком, чем обычно.       — Тебя так беспокоит чужая личная жизнь, потому что своя не устраивает? — спросил я, отвернувшись.       — Да ладно тебе, не будь таким злым! — девушка провела пальцами по своим губам от центра к уголкам и широко улыбнулась. — Ну же, улыбнись, это же так просто!       — Улыбнусь, как только будет повод. А пока наблюдай меня таким, — я развёл руками. — И вообще, у тебя вроде терапевт сегодня, нет?       — Точно! В последнее время я такая забывчивая, — воскликнула Эмма.       Мы вернулись в корпус, после чего я остался один. Остаток дня провёл в библиотеке, читая какой-то скучный современный роман о приключениях, название которого я даже не вспомню. Под конец стало холодно и захотелось спать, поэтому я вернулся в свою — Рей там, похоже, теперь только спит, — комнату, после чего пошёл, недолго думая, чистить зубы. Снова встретил Зази и поздоровался с ним, на что получил в ответ невнятное мычание и пристальное наблюдение за мной через зеркало. Да и всё равно. Что более интересно, когда мне уже можно будет встретиться с Лукасом и каким образом до него добираться? Изабелла сказала, что в сентябре — но уже сентябрь. Скорее всего, она имела в виду середину или конец месяца, поэтому пока подожду. Нельзя же навязываться.       Когда я вернулся, Рей уже лежал, отвернувшись к стене. Я не стал включать свет, пошёл на своё место и сказал:       — Спокойной ночи.       — Тебе того же. 03.09.19       Сил нет, пусть и сплю нормально. Проще смахнуть на побочки, чем решать, что это такое. А ещё холодно, раздражает каждый громкий звук и есть абсолютно не хочется. Сегодня в час посещений (я знал о нём с самого начала, но его существование меня не колышет, потому что моим, хоть есть этот час, хоть нет, всё равно) родители привозили детям вещи для занятий. Те, кто мог, учились даже тут, и я в их числе, однако мне нужно было только дойти до Изабеллы, как и Эмме. Ну и мы пошли вместе. Абсурдно, но мне теперь кажется, что с Антенной я буду проводить гораздо больше времени, чем с остальными, и что обстоятельства этому всячески способствуют.       Детей в коридорах стало куда меньше. Белые стены и шатающиеся по узким коридорам больные (их не так сильно замечаешь, когда там же бегают и кричат с виду здоровые дети) заставляют чувствовать себя не в своей тарелке. После сорока дней, проведенных в маленьком диспансере в одном помещении неадекватами и просто жуткими людьми всех возрастов, меня мало что пугает здесь.       Но в тот день ко мне вернулось былое отвращение к больнице. Ещё и понимание собственной ненужности. Меня ни разу не пришли навестить «друзья», с которыми я веселился до этого всего. Как же это отвратительно.       Когда мы занесли тетради по комнатам и вернулись в комнату отдыха (насколько я заметил, то прямоугольное ответвление коридора размером с четыре палаты — это излюбленное место вообще всех детей), то застигли там Рея на подоконнике. Он смотрел в окно через узорную решётку и обратил на нас внимание, только когда я специально для этого кашлянул в кулак.       — Шахматы? — предложил он.       — Эмма? — спросил я.       — Я только за, — девушка пожала плечами.       Они перешли к столу, где уже стояли расставленные Реем шахматы. Я присел к ним зрителем — делать всё равно нечего. Рей и Эмма увлеклись игрой. Я даже не думал, что Антенна так может. То есть её рассеянность в подвале была исключением, а не правилом? Я положил голову на руку и наблюдал, стараясь не спать. Я засыпал и даже уснул на столе, пока не начали возвращаться дети.