Sunny

15.10.19       Я сижу в наблюдательной палате. Сюда разрешено брать только книги, и то немного. Здесь десять кроватей. Занято пять. Контингент тут интересный: девочка, которая сидит на кровати и смотрит на стены, иногда невнятно бормоча, девушка-подросток, иногда ревущая в подушку, всё время спящий парень и ещё один подросток, который пытается поговорить с каждым из нас, пусть никто не выглядит как желающий пообщаться.       Пишу не сколько от желания пересказать вчерашний день, столько от скуки. А теперь перейдём к тому, что, собраственно, привело меня в наблюдательную.       Тёплое чувство в груди после утренней позавчерашней прогулки нисколько не облегчило бессонницу, и в шесть утра хотелось сдохнуть, кофе и сигарет. Ничего из этого я не мог себе позволить, поэтому комната утром превратилась в читальный зал — Рей точно так же, как и я, не спал. Челкастый вышел из комнаты, и я мог слышать его удаляющиеся шаги, а потом какие-то другие шаги. Сначала был бег, а потом ритмичный стук на лестнице — и тяжёлый долгий скрип двери. Кстати говоря, двери здесь только в кабинетах и в подвале. У меня тут же появилось плохое предчувствие, и, как оказалось, не зря. Я вышел в коридор, заглянул в комнату Эммы и Гильды, а потом в комнату отдыха — и не нашёл Эммы. Кровать не заправлена — это значит, что Эмма торопилась или была чем-то увлечена. Если бы она просто отошла куда-то ненадолго, то она бы уже вернулась.       Единственное предположение — Эмма бежала к тому выходу за территорию, который мы нашли в подвале. И я решил во что бы то ни стало её вернуть и попутно спустился на первый этаж. Пришлось мучительно долго ждать, пока дежурная пройдёт весь коридор. Каждая секунда разглядывания расписания занятий тянулась мучительно долго, и у меня едва хватило терпения, чтобы дождаться времени и зайти, наконец, в подвал.       Я бросился бежать к выходу. Я запомнил, где он, потому что идти до него совсем недалеко — буквально пару поворотов. Никаких инородных звуков не было — наверное, Эмма уже на улице. Самым логичным было бы позвать кого-то из медсестер, но я не хотел проблем для неё. Была глупая надежда вернуть Эмму, пока никто не понял, что произошло — и пока, собственно, ничего сильно плохого и не произошло. Да, я ухватился за эту надежду и правда верил в свои силы и удачу.       Оказавшись на улице, я огляделся. Тут и случился ступор. А что дальше делать? Так я вглядывался в лес и вскоре задрожал, ибо осеннее утро и заспанный я в пижаме — не самая лучшая встреча. Тропинок, естественно, нет. Неизвестно, что могло случиться с нами двумя, если бы я не заметил Эмму и не побежал за ней через лес. Абсурд ситуации в том, что мы были рядом с больницей и крик мог бы пустить мои усилия коту под хвост.       Эмма быстро заметила меня и остановилась, и только тогда я смог догнать её. Как назло произошло это рядом с дорогой. Мы могли видеть проезжавшие на возвышении машины. Меня пробил холодный пот, а волны паники находили на меня каждый раз, когда шум автомобилей на считанные секунды был особо громким.       — Какого чёрта, Эмма?! — спросил я в первую очередь.       — Я не нужна вам, если не могу помочь, и поэтому я… — начала Эмма, но остановилась, не договорив.       На её глазах наворачивались слёзы.       — Так. Так. Так! — остановив Эмму убедительным жестом, сказал я. — Во-первых, это не повод сбегать: ты дорога всем нам, и без тебя будет совсем не так. Во-вторых, ты вообще головой думала, когда убегала в лес?! Сомневаюсь, что у тебя был хоть какой-то план. В-третьих, нам надо возвращаться в диспансер как только можно быстрее. Думаю, нас уже хватились.       — Зачем ты пошёл за мной?       — Глупый вопрос. Пойдём уже, — я отошёл от темы, потому что не хотел говорить, что она мне дорога.       Мы пошли обратно, и как назло начался дождь. Через кроны деревьев проходит не так много капель, но на форму всё равно попало. Потемнело, но громаду психушки всё равно было прекрасно видно. Эмма запнулась о что-то и упала.       — Отлично, теперь мы не скроем, что были на улице, — подытожил я, когда посмотрел на колени уже поднявшейся Эммы. — Скажу, что не дождался, пока станет можно выходить на территорию, а ты пошла за компанию. Они решат, что это вполне в нашем с тобой духе.       — Нет! — воскликнула Эмма. — Не нужно себя подставлять. Я сама справлюсь.       — Пойдём уже, — сказал я. — А то уже пиздюлей не обернёмся в любом случае.       Мы без проблем дошли до психушки, а потом и до нужного корпуса. Но уже на лестнице мимо нас пробежала медсестра, и у неё не было вопросов ни к нашей пропаже, ни к нашему внешнему виду. Все наши сомнения пресек пронзительный крик предположительно женщины. Мы бросились бегом по лестнице и ещё за этаж услышали голос Рея, слишком громкий и звонкий для обычно тихого парня.       — А если я не хочу, чтобы мне было лучше? Это так замечательно. Чудесно. Какой прилив сил. Никогда не чувствовал себя настолько хорошо. Самое время умереть. Зажигалка? Я не скажу, откуда она. Зачем вам это знать? Сейчас всё для меня закончится, и вы не сможете понять, где в вашей идеальной системе прореха!       Изабелла что-то говорила Рею в ответ, но мы не слышали. Почему именно она? Неужели медсёстры не могут в ним справиться? Чем таким Изабелла отличается от них? Непонятно. Медсёстры только и делали, что следили, чтобы дети не подходили к Рею. Эмма хотела было пойти к нему, но я удержал её за запястье.       — Мне нужно к нему. Пусти, — сказала она твёрдо.       — Думаешь, ты можешь помочь?       — Да.       — Ладно, — я отпустил руку.       Это только её дело. Какое право я имею вмешиваться во что-то подобное? В любом случае, её не пропустили, а ещё нас обоих задержала Мьюзика. Её щеки покраснели, а уже достаточно короткие волосы местами топорщились. Сразу видно, кто был дежурным в этот «замечательный» день.       — Где вы были?       — Утром на улицу выходить было нельзя, поэтому я вышел другим путём за территорию, а Эмма увязалась за мной, — выпалил я прежде, чем Антенна успела возразить.       — О каком «другом пути» ты говоришь?       — О подвале.       — Вы знали, что ходить в подвал нельзя, и всё равно пошли?       — Да. Извините.       — Я прощу, но ты, Юго, неделю живёшь в наблюдательной палате. Эмма, переоденься и иди к Изабелле.       — Но у меня же никаких ухудшений — так почему я буйный для вас?       — Ты вышел за территорию без разрешения. Повторное грубое нарушение правил — это очень серьезно, поэтому лучше не сопротивляйся.       — А что случилось с Реем? Мания? — спросила Эмма.       Мания? Я всегда думал, что у него может быть депрессия или что-то подобное, но о биполярном и не подозревал.       — Да, ты права. Снова хочет поджечь себя.       После этого мы с Эммой попрощались. Я успел потрепать её по макушке и улыбнуться, прежде чем пойти за вещами. Мьюзика проводила меня до наблюдательной. Меня даже не пытались тащить под руки или звать медбратьев: шёл я сам. А вот идти было довольно долго. Мы сначала спустились на первый этаж, потом перешли в восточный корпус и поднялись на второй. Вот и наблюдательная. Там были только койки и стол со стулом для санитарок. Взять с собой удалось только дневник, ручку и первую попавшуюся книгу. Сейчас я тут всего лишь несколько часов, и тут довольно скучно. Что ж, неделя обещает быть очень долгой.