Augury

Коль дорога твоя длинна, Сердце вскрыла ножом весна, Выбрось все, что прежде ты помнил, На границу яви и сна! Если сердце плачет, как дышит, От ночной отравы черно, Твой святой молитву не слышит – Хлопни дверью, выйди в окно!*

      Уолкер быстро спускался по ступенькам, пытаясь не зацепить мимо проходящих людей. Не хватало еще и свалить кого-нибудь по пути вниз. Однако, сейчас хотелось лишь быстрее спуститься, даже забыв завязать лентой волосы в хвост.       Опомнившийся мужчина остановился перед самым дверным проемом в зал, чтобы немного стабилизировать дыхание и привести себя в приемлемый вид: пригладить волосы и поправить галстук-ленту. Все-таки не стоит выглядеть как рыжая бестия.       — Что это за лицо? Ты будто не ждал меня здесь увидеть, — нахмурился мужчина в возрасте, который явно страдал странной затяжной бессонницей: вокруг его глаз были черные круги. Уолкер немного рассеяно кашлянул, по привычке поправив галстук. Однако, он быстро нашел что ответить.       — Просто думал, что Вы, Книгочей, приедете не раньше конца недели, — честно начал оправдываться Аллен. Он без спроса забрал небольшой чемодан с вещами, который стоял у ног его наставника. — Что-нибудь вынудило Вас поспешить?       — Беспокойство за твою рыжую голову, — глухой стук от щелбана по лбу, отдался небольшой болью, а рыжеволосый тихо ойкнул. Однако лицо Книгочея сразу встало серьезным из слегка раздраженного. — Идем-ка наверх. Есть разговор.       Мужчина кратко кивнул, заодно кинув пару слов хозяйке, что все это время сверлила их недоверчивым взглядом. Хотела упрекнуть, что ее не предупредили заранее о приезде нового клиента и она не подготовила комнату заранее, чтобы попросить завышенную плату. Однако и сам "Панда" вклинился в разговор, со словами: "Я остановлюсь в другом месте". На это женщина лишь проворчала неразборчивое: "понятно".       — О чем пойдет разговор? — сразу вернулся к делу рыжеволосый, когда они поднялись в его комнату. Он краем глаза заметил черное пятно, которое колыхнуло занавески, и цыкнул языком. Снова придется искать голема по всему городу.       Он скинул стопку вещей с кресла на кровать, чтобы его наставник мог сесть. Жестом указал на него, а сам сел на, криво развернутый быстрым движением, стул рядом со столом. Ящик, где до этого прятался Урканпи, был с громким стуком закрыт. А вот Книгочей, кажется, с интересом разглядывал заголовок в подвернувшейся газете.       — Ты же знаешь, что война в самом разгаре? — тот помахал ему перед носом газетой.       — Знаю.       — Замечательно, — наигранно удовлетворенно покачал головой мужчина в возрасте. — Кто ей причина, надеюсь тоже.       — Семья Ноя. Я понимаю к чему Вы клоните, — поправил очки рыжий, шумно вздохнув. — Я шесть дней назад был на приеме в особняке Ноаев. Уверен, что новый министр и есть один из нового поколения, — собеседник явно внимательно его слушал, пусть и устало прикрыв глаза. Неудивительно, долгая дорога его утомила.       — Произошло что-то доказывающее это? — поинтересовался Книгочей. Его ученик кивнул.       — Они устроили целое представление, вдоволь поглумившись над одним знаменитым генералом, — начал пересказывать тот недавние события, которым был свидетелем лично. Вплоть до кульминации вечера, он думал, что зря тратит свое время, и они с Книгочеем ошиблись в своих догадках. Да еще и скулы начинали предательски болеть от наигранной милой улыбки. Это заставляло Аллена жалеть, что вечер был не балом-маскарадом, кои были популярны. За маской можно распинаться и с оскалом. — Люди были будто-бы загипнотизированы... А остальные просто наслаждались шоу. Неудивительно.       — А тебя спасла Печать, — заключил "Панда".       — Да, — подтвердил очевидное Уолкер.       Книжник в возрасте задумался, прикрыв глаза, а его визави начал разглаживать складки на своих перчатках, ожидая дальнейшего разговора.       — Что ж, — снова проскрипел Книгочей. — Наше дело записывать историю, а значит и знать тех кто ее пишет-       — Что? — перебил его слова рыжеволосый, на лице было полнейшее непонимания. — Вы хотите-       — Да, хочу, — в этот раз не дали договорить уже ученику. — Нои уведомлены обо всем, что происходит в мире. И только они могут позволить нам полноценно взглянуть на скрытую историю, — наставник говорил это почти с безразличием, медленно пригладив свои немного растрепанные волосы. — И записать ее.       У Уолкера чуть челюсть не отвисла от такого заявления его вроде бы уважаемого и разумного наставника. Однако сейчас мужчине показалось, что старик из ума выжил, решив героически окончить свою жизнь под предлогом долга. Но рыжеволосый сдавленно кашлянул в сложенные замком руки, мысленно одергивая себя от лишней эмоциональности. Он набрал воздуха в грудь и вкрадчиво поинтересовался:       — Не считаете ли Вы это равноценным самоубийству?       Пару секунд, пока Книгочей сверлил его недовольным взглядом, показались Аллену чем-то более ужасным, чем пять минут перед казнью. Словно здесь нет и шанса остаться безнаказанным и в живых. По спине даже мурашки пробежали, но в лице он никак не изменился, отвечая все тем же непонимающим взглядом.       — Беннет, — он понизил голос, но и от одного упоминания этого имени рыжеволосый сразу понял всю серьезность своего учителя. Старик называл его этим именем редко, но именно оно было самым первым из многочисленных прозвищ. И потому эта ложь была такой дорогой. — Я отлично отдаю себе отчет, и тебе не стоит беспокоиться о моем здравомыслии.       Уолкер кивнул, кратко, давая понять, что дальнейшее размусоливание этой темы ни к чему.       — Как ты назвался здесь? — поинтересовался Панда, немного пощурившись.       — Аллен Уолкер.       — Аллен значит... — прикрыл глаза Старик. — Значит так, Уолкер-       — Да, Панда? — переводя их разговор в более раскрепощенную беседу, вклинил слово Беннет. Наставник лишь немного раздраженно дернул бровью.       — Завтра тебе нужно связаться с тем Ноем, что ты нашел.       — Почему я? — резонно спросил Аллен.       — Ты менее приметный, — пояснил Книгочей, невзначай намекая на звание ученика у рыжеволосого. Визави даже было недовольно нахмурился, но ненадолго. — Поэтому с тобой заговорят с большей вероятностью.       — И как же мне это сделать?       — Представься ученым и медиком, который готов торговать душами пациентов с Тысячелетним Графом.       — Почему именно... так? — удивился Уолкер, поправив очки снова. Скорее привычка, чем надобность.       — Пока я был во Франции, успел выяснить одну интересную деталь, — Старик постукал по подлокотнику ногтями. — В больнице Питье-Сальпетриер* доктор Жан-Мартен Шарко* несколько лет назад сотрудничал с кем-то из членов Семьи. А на данный момент статистика смертности его пациентов увеличилась... Как и состояние больницы и его личное в целом.       — Люди торгуют трагедиями? — додумал Аллен и сразу горько вздохнул. — В какое ужасное время мы живем.       — Печально, если ты понял это только сейчас.       Книгочей объяснял каждый шаг действий своему ученику очень развернуто. Сразу было понятно, что этот план Старик обдумал еще по дороге сюда, еще и каким-то чудом нашел информацию о нужных людях и местах. Рыжеволосый кивал в знак понимания, стараясь лишний раз не перебивать. Лишь теперь он понял, что их собственный план все еще имеет шанс на исполнение. Сотрудничество с Ноями, если бы оно состоялось, подразумевало знакомство с ними, с каждым из них. Пусть и лишь формальное. После осознания такого расклада вещей, Беннет уже и сам был заинтересован в выполнении поручения.       — Запомнил?       — Естественно, — ученик немного лениво подмигнул, указал пальцем себе на висок. — Каждое слово.       — Отлично, тогда на этом сегодня и закончим.       Мужчина поднялся с насиженного места, сразу подняв чемодан со своими немногочисленными вещами за кривую ручку. Уолкер и сам поднялся, чтобы проводить наставника до выхода, сонно потерев переносицу.       — Я остановился в нескольких кварталах отсюда.       — Я понял, тут не так много гостиниц в округе.       — И все-таки... Почему ты остановился здесь?       — Нх...       — Не говори, что ты снова играл в поезде со ставками-

***

      Мудрость плелся по белому коридору, ворча себе под нос что-то про ненависть: к воде, духоте и фальшивым улыбкам. Он даже чуть не врезался в стену, не заметив поворота. Дальше ноги несли уже сами, точно зная путь до нужного помещения наизусть. Теперь Апостол уверенно мог заявить, что утро самое нелюбимое его время суток.       — Утра доброго, — зевая на ходу, поздоровался Вайзли, медленно зайдя в столовую. Он лениво сел прямо на край стола, начиная слабо покачивать ногой в воздухе. Подросток выглядел не выспавшимся и растрепанным.       За столом сидело всего несколько членов семьи, из-за чего в комнате было очень тихо и мирно: Жалость и Гниение пили чай, а напротив них близнецы Бондом строили башенки из шоколадного печенья; А судя по громкому тарахтению, под столом спала Ластол, свернувшись клубком. Вайзли проморгался от нахлынувшей дремы, и вспомнил цель своего визита сюда:       — Никто не видел Неа? Мне нужен совет с...       — Утра, слышал, он подрался с Трайдом и сейчас у Майтры, — извечно спокойным тоном сказал Жалость, продолжая пить чай. — А завтракать не будешь?       — Что? — сразу округлил глаза Мудрость, как и все остальные присутствующие. Башенка из печенья рассыпалась, раскатившись по столу, а Фидлер неслышно поперхнулся своим чаем.       — Завтрак-       — Нет-нет, кто с кем? — замотав руками, переспросил Мудрость.       — Правосудие и Исполнитель? — подал голос Бонди.       — Да.       — Трайд и Неа? — уточнила Домри, склонив голову.       — Да.       — Второй и Четырнадцатый? — продолжил допытываться Вайзли, не веря своим ушам и Мерсиму.       — Да! Они! — громко уверил Жалость, со стуком поставив чашку на стол. Кажется, дно фарфорового сосуда могло и треснуть.       — Да быть не может! — всплеснул руками Десятый.       — Вот именно, все мы знаем, что они закадычные друзья, — поддержала брата Одиннадцатая, сложив руки на груди. — Ты ничего не путаешь? Что они могли не поделить?       — Такой информацией я не располагаю, — Жалость как ни в чем не бывало осторожно сложил себе на колени салфетку и продолжил свое чаепитие. — Но я уверен в своих словах ранее. Это точно были они.       Близнецы Бондом растерянно переглянулись и синхронно театрально пожали плечами, тут же скорчив мордашки непонимания. Почти как зеркало.       — Разве Неа вообще драться умеет? — выгнула бровь Домри. Близнецы однако ни разу не ходили на задания или тренировки с Четырнадцатым. Даже не были им зрителями, в отличии от Гниения, который резко вжал голову в плечи и еле заметно замотал ей, явно не соглашаясь. — У него ведь нет даже личного оружия!       — Подраться можно и на кулаках, дорогая, — заметил Жалость, дернув бровью когда говорил такую очевидную вещь.       — Ну, даже если и умеет, то хреново - ведь это он лежит у Майтры, а не Трайд, — подколол Бонди.       — Странно, — парень со шрамом на лбу криво нахмурился. — Я обязательно выпытаю, что именно случилось... — пробубнил Пятый.       Такое странное событие в голове у младшего Ноя не укладывалось, и он искренне надеялся, что Мерсим либо ошибся, либо хотя бы просто приукрасил слухи. Сколько Пятый помнил свою жизнь в кругу нынешнего поколения: двое дорогих ему родичей всегда уживались мирно. А любые перепалки заканчивались максимум парой оскорблений, вслед за которыми следовали извинения. Поэтому сейчас для Вайзли буквально мир стал наизнанку. Отвратительную изнанку. Должна была быть веская причина на подобного... поведения этих двоих.       — Да, — покачал наконец задумчиво головой Вайз. Мудрость невесело усмехнулся. — Брат брату без причины в морду не даст...       Светловолосый поднялся с насиженного места, стащив со стола одну из шоколадных печений. Мерсим сразу смерил его строгим взглядом, но тот уже направился обратно к выходу:       — Мудрость, — почти приказным тоном, сказал Мерсим. — Сядь и поешь нормально.       — Позже, — отмахнулся не глядя младший Ной. — Мне нужно найти Трайда.       — Вайзли Ноай!       — Что?!       — Пижама!       

***

      — Исполнитель здесь? — спросил Мудрость, у первого попавшегося из черепов. Тот рассеяно кивнул, быстро уковыляв по своим делам, пытаясь не растерять папки с кучей бумаг. — Благодарю.       Пятый апостол быстрым шагом пересек коридор, сразу свернув на лестницу и начиная долго спускаться вниз, прямо до белых палат Ковчега. Ной сразу поморщился от неприятного для него запаха медикаментов. Он навевал неприятные воспоминания о его весьма болезненном пробуждении. Те мрачные дни, наполненные головными болями и обмороками, скрашивали только редкие визиты Первого, Тринадцатого и Четырнадцатого. Светловолосый тряхнул головой, отгоняя воспоминания подальше. Он обвел взглядом небольшой холл, ведущий в комнаты и остановил свой взгляд на приоткрытой двери. Только Вайзли хотел отправиться туда, к чьим-то отголоскам, как дверь рывком открыли:       — Трайд! — окликнул он высокого мужчину, который с силой закрыл дверь.       Мудрость быстро оказался рядом с ним, начиная осматривать с головы до ног: единственным видимым повреждением была рана над правым глазом и вдоль всей головы, будто Правосудие ударили по макушке полной бутылкой или табуреткой. На хорошей перевязке из бинтов виднелись едва проступившие пятна темной крови, рисовавшей узоры по сеточкам.       — Это-       — Мы просто увлеклись во время тренировки, Ирис, — перебил его Правосудие спокойным голосом, точно уже зная цель визита младшего Апостола. — Не забивай свою светлую голову подобными вещами.       Он потрепал растрепанного Мудрость, который все еще был значительно ниже его, по макушке, устало приговаривая что-то про любопытство и излишнее беспокойстве о глупостях. Впрочем, он почти всегда так делал.       — Это очень трудно делать, когда вы даете повод, — упрекнул в свою очередь его Пятый, слабо ухмыляясь. Он не хотел лезть в мысли брату, хоть и прекрасно видел, что его спокойствие наигранно. Впрочем, у него никогда не было повода не верить Трайду.       — Извини уж, — повел плечом собеседник. — Но, мой тебе совет, меньше слушай Жалость. Он тот еще сплетник, а ты тот еще клубок нервов.       Только Вайзли хотел возразить и начать оправдываться, как его перебил громкий звук разбитого стекла. Парень даже вздрогнул, но Второй лишь быстренько развернул его за плечи и повел обратно к лестнице, будто ничего и не слышал.       — Ирис, ты ведь сюда пришел сразу как проснулся, верно? — быстро сменил тему Правосудие. — Вот и иди на завтрак. И передай Жалости, что я с ним позже поговорю, — последние слова явно скрывали в себе легкую угрозу. — Коль он язык за зубами не держит.       Вайз даже запнулся на ступеньках, чуть качнувшись, от такой настойчивости. Он обернулся, но старший брат сверлил его настойчивым взглядом, явно призывая не спорить и покорно уйти. Мудрость шумно вздохнул, сощурившись и нахмурив брови:       — Ты же знаешь, что я потребую объяснений, — четко выговаривая каждое слово, отчеканил Пятый Апостол, намекая на то, чтобы Второй не вынуждал его лазать в его мыслях. Даже самого Вайзли такой расклад не устраивал, ему было неприятно.       — Конечно, знаю, — собеседник перешел на деликатный шепот, словно не хотел, чтобы кто-то еще слышал эту фразу. — Но позже. Иди наверх.       Такие гляделки продолжались еще с минуты, после чего Пятый медленно развернулся, неуверенно начиная ступать по ступенькам. Парень начал ворчать себе под нос, все еще чувствуя на своей спине сверлящий взгляд.       — Ирис.       — Что?       — Помалкивай с ними.       Мудрости было не по себе. Мысли быстрой стайкой мошкары крутились в черепной коробке, заставляя голову неприятно ныть. Мигрень снова возвращалась и к горлу подступал отвратительный ком. Вайзли закрыл рот рукой, сделав судорожный вздох, чем привлек внимание одного из Черепов, что ошивался неподалеку. Это всего лишь один из глуповатых способов утихомирить свой хронический недуг, и иногда он помогал.       Парень не сразу заметил, что неприятное скольжение в районе лба, связано с само собой открывшимся оком, что пыталось судорожно оглядеться, выискивая что-то. Вайзли стянул полосатый шарф со своей шеи и плотно замотал на голове, перетягивая и закрывая око.       — Не забивать голову... Не забивать...

***

      По полу разлилась лужа воды, осторожно обтекая полумесяцем кривоватую железную миску, что перевернутая валялась на плиточном полу. На металлической поверхности тускло поблескивал свет, окрашенный в бордовый от нескольких пятен крови. Вокруг мерцали мелкие и острые осколки стекла.       — Наконец-то! — рявкнул на вернувшегося Правосудие Одаренность. — Подержи его, пока он не разнес все вокруг!       Старик сильной хваткой удерживал придавленного к кровати Четырнадцатого, у которого был заткнут рот и связанны руки, но это не мешало ему пытаться пинать старого Апостола со всей силы, чтобы не только освободиться, но и сломать несколько ребер. (Хоть это и было трудно сотворить без сапог с тяжелыми каблуками, к большой удачи Тринадцатого.)       — Ligabis ad lectum! — снова скомандовал Одарённость, когда Правосудие наконец смог помочь ему, придавив и ноги Исполнителя к железным бортикам койки.       Трайд взял узкий железный трос, который валялся рядом с кроватью, немного спутанный. Видимо первая попытка привязать еще не пришедшего в себя Ноя не удалась, и тот даже успел подняться, пытаясь высвободиться. Чего им категорически нельзя было допустить.       Пришлось надавить коленом на одну из ног, чтобы успеть связать другую. Чем и отличался Четырнадцатый, так это скоростью и умением выкручиваться, будто у него эластичные кости, способные свободно гнуться. Тринадцатому с трудом удавалось его держать, поставив колено на солнечное сплетение, параллельно привязывая руки к спинке кровати.       — Припадки становятся все чаще и сильнее, — устало просипел Майтра, после того как они закончили. Он оперся об угол стола, по-старчески погорбившись в спине. — Проклятая истерия...       — Почему бы не попросить Черепов его связывать, — разминая запястье, прошипел Второй Апостол.       — Они могут взболтнуть об этом Адаму, — сразу возразил Одарённость.       — Пойдут против воли своего создателя? — невесело усмехнулся Правосудие, выгнув бровь и сразу поморщившись от резкой боли в районе глабеллы.       — Они не умнее обычных акума, — заворчал старик, который явно не гордился своими созданиями. — Я им не доверяю, и вам не советую, — он указал и на Трайда, и на Неа. Будто один сейчас не стоял с разбитой головой, а второй не был привязан к кровати в припадке. Будто они как обычно втроем сидели где-то на нижнем этаже во время перерыва.       — И с чем это связанно... — вернулся к теме разговора Правосудие и кивнул на лежащего брата. — Есть мысли?       Трайд сел на стул рядом с больничкой койкой, где они разместили Четырнадцатого. Брат нервно дергался и извивался, пытаясь высвободиться, но его руки и ноги были очень сильно привязаны к железным прутьям кровати на суставах. Когда он резко дергался, на запястьях были видны посинения и кровавые срывы на коже. Исполнитель пытался что-то выкрикнуть, но в его рот был вставлен кляп, стянутый на затылке. Из-за него он мог только кусать ткань, до боли в скулах.       — Возможно недавний визит? Я пока не уверен, — махнул рукой Одаренность и тоже присел на стул, только по другую сторону от койки. Тринадцатый Апостол приподнял маску и потер переносицу.       — Мудрость приходил-       — Его тут еще не хватало! — ударил себя по колену Майтра. Он начал сверлить взглядом младшего Ноя, который продолжал изгибаться и биться в конвульсиях, словно он был одержим. — Пригляди за ним. Iterum revertar ad vos cito.       — Ты дал ему Лауданум*? — решил уточнить Апостол.       — Да, скоро угомонится.       Одарённость поднялся, со скрипом в суставах, и ворча себе под нос про ненависть к старости. Когда он оставил еще несколько обыденных инструкций для Второго, что особо его и не слушал, потирая рукой по перебинтованной части головы, то бесшумно покинул палату.       Светлая полосочка зрачка Четырнадцатого металась из стороны в сторону, оплетенная тонкой лентой ядовито-яркой оливковой радужки, пока Неа пытался вертеть головой, разрывая скомкавшейся тряпкой уголки губ. Его крики становились приглушенным мычанием, которое едва ли мог услышать и сам Правосудие. Со временем крики перешли в редкие стоны и поскуливания, а потом Апостол и вовсе затих, начал хрипло дышать. Его тело обмякло, и Ной обессиленный лежал, хотя бы временно смирившись со своим положением.       — Успокоился? — полушепотом окликнул его Трайд.       В ответ на его вопрос, Неа лишь смерил его взглядом полным ненависти, пусть и уже затуманенным под действием опиума, хрипя как полусдохшая канарейка. Сознание Четырнадцатого постепенно засыпало, заставляя потухнуть весь гнев и возмущение. Еще несколько минут Ной сопротивлялся дреме, резко вздрагивая, но в конце концов буквально отключился в один момент.       — Вечно одно и то же, — Правосудие вздохнул, потупив взгляд.

Струн натянутых тонкий звон, И безумье проникло в сон, Так ступай на зыбкие тропы, Где не властен людской закон! Где в лесу свистит каипора, А в зрачках пляшет лунный луч... Если Бог тебе не опора – Хлопни дверью, выброси ключ!