Рысь и Горностай

- Тебе больно, плохо? Я не хотел этого, клянусь тебе! Я ведь ни на минуту не подумал, что ты сделала это с умыслом, пойми! - Я понимаю, - проговорила Иоли. - Но только... Рауль, что же теперь делать? - Милая, тебе ничего делать не нужно. Все сделаю я. - Пора идти на ужин? Наверно, все уже собрались? - Да, надо идти. Но если ты хочешь остаться, я позову к тебе Аригунду... - Да, позови. Она поможет мне собраться. Он гладил по волосам, обнимал ее. Как и вчера, и в другие дни. Он верил ей. Что значило в сравнении с этим все остальное? О, она не желает прятаться и не будет! Может быть, весь этот ужас останется в уходящем дне, а завтра все будет не так плохо? Нет, ведь завтра ее брат, как и другие преступники, должен будет взойти на эшафот. Его имя будет произнесено, когда зачитают приговор? Нет, этого не могло быть. Но спросить не хватало духу. - Не бойся, - сказал Рауль. - Доброе имя твоей семьи не пострадает. - Но я смогу увидеть его перед тем, как... - Если сама захочешь. Но стоит ли? - Я хочу, чтобы он посмотрел мне в глаза и сам сказал, зачем это сделал. - Ты надеешься, что у него есть оправдания? Но поверь, их нет, любовь моя. Она ничего не сказала, ибо и в самом деле надеялась услышать нечто такое, что смогло бы примирить ее с братом, даже теперь. - Надо возвращаться домой, и поскорее. Пока отстаиваем чужие земли, как бы своим урона не было! В отсутствие хозяина далеко ли до беды? Так пророчествовал старый Хродерав, сопровождая Бриджит к ужину. Старый сенешаль говорил еще что-то, но она почти не слушала его. Зачем? Что он мог сказать такого, чего она сама не знала, что вообще мог понимать? Все его мысли были для нее открытой книгой. Но как исполнительный, хоть и недалекий союзник, как орудие он был вполне пригоден. Потому она изредка кивала, не отвлекаясь от собственных мыслей. Пусть старый идиот думает, что они здесь ради помощи соседям. Пусть Родерик верит, что она помогает ему укрепить мир. На самом же деле эти разбойники учинили свои нападения очень вовремя... для Бриджит. Благодаря им она без каких-либо усилий попала туда, где жила ее соперница, ее враг. Чтобы победить врага, необходимо знать о нем все, а где можно собрать больше сведений, как не в его доме? Сегодня Бриджит в очередной раз убедилась, что это так и есть. О, какая ярость переполняла ее сердце, когда вместе со всеми наблюдала со стены возвращение Бретонки. Видимо, эта нахальная девица не может не поднимать шум везде, где только окажется! И, что самое ужасное, всем это нравилось. Такой восторг не подделать. А как взвились в воздух шарфы, платочки и шапки, когда Диана появилась из леса! Все эти люди, от знатного воина до последнего слуги, радовались ее возвращению, как будто она совершила невесть какой подвиг. Ведь наверняка все сделали воины, а слава достается бретонскому отродью. Интересно, как она добивается этого? Бриджит давно поняла, что выбить из людей любовь и преклонение нельзя. Запугать и заставить - да, это она умела. Но Диану, похоже, здесь и впрямь любили. Из-за красоты, только ли? О, конечно же, людям по сердцу храбрость и сила, особенно в такие опасные времена. На эти приманки и поддался Родерик. Надолго ли? Бастардка - полная противоположность покорным женщинам его семейства, но долго ли эта необычность будет привлекать его? Бриджит видела, как Родерик закусил губу почти до крови, когда вернулся с Раулем после их совместного рейда против бандитов и узнал, что Диана до сих пор так и не объявилась. Родерик уже хотел вновь броситься на ее поиски. И вот тут-то она и показалась, легка на помине, в сопровождении барона де Монришара, и можно было даже не иметь глаз, чтобы понять, что этот человек безумно жаждет ее. Его страсть была в самом воздухе, опаляя все вокруг. Уж не любовники ли они? Но тут же Бриджит убедилась, что это не так. Диана с высоты седла высмотрела Родерика и, соскочив на землю, пробралась к нему, решительно отстраняя всех суетящихся вокруг прислужниц. И он так и кинулся к ней, и каким же бархатным стал его голос, когда он принялся ревниво и вместе с тем нежно корить ее за то, что вновь рисковала. О, как жаль, что Бретонке не снесли голову во всей этой заварухе! Тогда во всем были бы виноваты разбойники, а Родерик забыл бы ее, в конце концов. Да, это пристрастие к рискованным авантюрам вполне можно будет использовать, чтобы устранить соперницу. Падение с коня, гибель в речном омуте или глубоком овраге, а может быть, от рук еще каких-нибудь бродяг - кого удивит такой исход, если молодая девушка ведет неподобающий ее полу образ жизни? За ужином Бриджит вместе с Хродеравом оказалась за столом для знатных гостей и опытных воинов, приближенных к барону Раулю. Кресло самого барона за главным столом на возвышении-подиуме еще пустовало, но Диана и мессир Гастон уже заняли места по правую и левую руку от него. Капеллан уселся возле Монришара, а вот около Бретонки оказался Родерик. Кто бы сомневался, что она все так и подстроит! Было и еще одно пустое кресло, с краю стола. Пожалуй, среди собравшихся не было никого, кто говорил бы не о сегодняшних событиях, которых было так много - разграбление усадьбы Ромнульфа, зверские убийства, спасение детей, пожар, нападение на торговцев, погоня и поимка сразу двух бандитских шаек. Теперь оставалось ждать казни преступников. Говорили, что палач с помощниками прибудет из Блуа уже завтра. Но все это мало интересовало Бриджит. Со своего места она хорошо видела все происходившее там, на возвышении, за главным столом. В свете факелов, в ярких отблесках огромного очага переливалось золотое шитье на платье Бретонки. Волосы ее на затылке были собраны в тяжёлый жгут, но по бокам нескольким локонам было дозволено свободно ниспадать на точеную шею. И от этой шеи и этих волос сир Родерик не мог отвести взгляд. О, он просто пожирал ее глазами! И это для нее он так оделся. Они были очень красивой парой и, конечно же, это заметила не только Бриджит. - Все-таки он очень хорош собой! - негромко проговорила, обращаясь к соседке по столу, одна из дам. Бриджит подумала было, что говорят о Родерике. - Да, - отозвалась вторая, - тотчас видна благородная кровь легата Ацилия Глабриона, от которого Монришары ведут свой род. Я видела мессира Гастона лет пять назад, когда отец взял меня с собой на смотр войск, и могу сказать: загадочным образом с годами он стал только лучше! - О Пресвятая Дева, все говорят, что он отважен в бою! Это правда, что он будет править Бретанью? - Конечно, будет, хоть и негласно. Он будет соправителем, я полагаю. Власть герцога Урмаэлона столь зыбка сейчас, что он готов делить ее с другим, чтобы не потерять совсем! - Я слышала, Урмаэлону не миновать войны с принцем Рудалом. - Рудал - королевский сын, и сторонников у него хватает, но победит тот, кого поддержит Робертин! А ему не хочется постоянной войны на сопредельных землях, там ведь ещё и норманны под боком... - А король? - Как всегда, чего-то выжидает. Барон де Монришар, казалось, был поглощен беседой с капелланом. Он умел скрывать свои чувства, но порой все же издали бросал взгляд на Диану, и тогда в серых глазах вспыхивала яркой молнией ревность. Шум среди собравшихся нарастал, и Диана начала проявлять беспокойство. Уже не раз взор ее был обращен к входу. - Мессир барон Рауль! - наконец объявил Гундобод. Диана видела, что ее приказ выполнен: Ромнульфа за столом не было. А все-таки на минуту стало не по себе. Но волновалась она напрасно. Двое воинов, что допрашивали бандитов, были предупреждены о необходимости молчать об услышанном. И молчали. Что ж, она могла быть довольна своей ученицей. Иоли пришла сюда сейчас, хотя не трудно было догадаться, как сжимается от боли ее сердце. Рауль заботливо усадил подопечную и занял свое место, подавая знак к началу ужина. Повар, у которого все было давно готово и чуть не остыло, облегчённо перевел дух и махнул рукой слугам, и они тут же цепочкой двинулись в зал с огромными подносами в руках. В это время разразилась, наконец, гроза. Ливень и град обрушились на землю, подобно лавине, смывая все - кровь, гарь пожара, страх и боль. Но даже такая стихия не в силах подхватить в свой поток и унести ненависть и утолить жажду мщения. Ибо такая жажда утоляется не водой, а лишь кровью. Не только в замках, но и в хижинах люди смотрели в окна на мчащиеся по небу тучи, которые напоминали то гигантские гроздья винограда, то тучные стада овец, то трехглавых драконов... В землянке, где жила лесная женщина Арбра, окон не было, и она по земляным ступеням выбралась наружу оглядеться, едва громовые раскаты поутихли. Дождь еще лил, и ей пришлось накинуть на голову капюшон грубой кожаной накидки. Громко звать ночью в лесу она не решалась, хоть и жила здесь с тех пор, как себя помнила. Здесь жили и умерли ее родители, собиратели дикого меда и птицеловы, этот лес был для них всем миром, и поэтому Арбра тоже здесь жила, любила тишину и тенистую прохладу леса и тоже собирала мед и ловила птиц на продажу. И тоже боялась тех сил, что властвуют над лесом вот в такие ночи, когда проносится по небу Таранис-громовик, бог небесного огня, и поднятый его колесницей ураганный ветер гнет, ломает, а то и выворачивает с корнем огромные деревья. Есть здесь и мелкие лесные божки, или бесы, как велит их называть священник. Их нужно иногда задобрить, чтобы силки не портили и с тропинки не сбивали, и Арбра делала им подношения - медовую соту или горсть спелых ягод. А вот ее сын бегал по всему лесу, даже ночевал там и не боялся ни грозы, ни непролазных топей, ни хищных зверей. Но людей долгое время опасался и выходил к ним неохотно. Особенно это касалось незнакомых вооруженных мужчин. Но такие давно уже не посещали их. И это было хорошо. Хибо добывал мелкую дичь, лесную и болотную птицу и съедобные коренья, да и в ручье было достаточно рыбы, чтобы прокормиться и даже отнести на деревенский торг, выменять на соль и зерно, которое мать растирала на каменной зернотерке, чтобы получить муку грубого помола, смешать ее с измельченными кореньями, семенами и орешками и испечь лепешки. А еще лесная женщина, кроме ловли птиц, пасла и доила свою единственную козу, собирала дрова для растопки да дубила шкуры. Им хватало, много ли надо двоим. Хибо подрастал, становился с каждым днем сильнее и ловчее, добывал все больше дичи. Но и хлопот с ним прибавилось. Все дальше отходил он от дома, порой бродил несколько дней подряд. Да и мир людей начинал привлекать его. Он мог, затаившись в ветвях самых высоких деревьев, часами наблюдать за дорогой, по которой пастухи гнали стада овец, двигались торговые обозы и крестьянские повозки, запряженные волами или мулами, брели вереницы нищих и паломников, а иногда и проезжали конные отряды. Вот, например, этим утром он увидел зарево далекого пожара, а потом - всадников, мчавшихся во весь опор в ту сторону. Они проскакали прямо под веткой, на которой он сидел, и после этого вновь стало тихо... Хибо слышал от охотников, смолокуров и прочего люда, что где-то, не слишком далеко отсюда, есть большая полноводная река, которая настолько длиннее и шире их Безымянного ручья, насколько вековой дуб выше и толще маленького кустика. И по этой реке люди пускаются в плаванье на огромных лодках, или даже переправляются на другой берег, а там... Он не знал и даже не представлял, что могло быть там, но когда-нибудь надеялся тоже переправиться и увидеть. Как-то раз, еще летом, он прибежал домой радостный и сообщил: - Ален - мой друг. Он добрый. И еще через несколько дней: - Волк - нет. Больше нет. Белая голова - убивать. Арбра вся подобралась при последней фразе. Но Хибо не хмурился, как это бывало всегда при упоминании о “Белой голове”, и она не стала ничего говорить. Редко выходила Арбра из своей чащобы и не скоро узнавала новости, о которых говорила вся округа, но даже она знала, что Жоффруа больше не появится. Да и Хибо, казалось, вскоре забыл о нем и снова бродил по лесам, охотился и рыбачил. Так лето сменилось осенью, и вот на днях мальчик вернулся в землянку не один. Он привел изможденную, едва державшуюся на ногах женщину, которую нашел в лесу. Арбру ничуть не удивило, что так случилось. Она знала, что чужаки оказываются в их глуши по разным причинам. Например, прячутся или спасаются от кого-нибудь. Но эта женщина ничего не говорила, и Арбра не знала, что делать с нею. - Жалко! - пояснил Хибо, указывая на женщину. - Мы сами еле кормимся, Хибо, - сурово сказала мать. Это было правдой. Лес мог прокормить их маленькую семью летом, а в зимнее время приходилось тяжко. Но женщину Арбра не прогнала. Ведь в лесу она пропадет, ведь ясно же, что добыть себе пищу и развести огонь не сумеет, нужную тропинку найти и на дерево взобраться не сможет. Нежданная гостья поначалу дичилась Арбры, сидела, забившись в угол. Но уйти не пыталась. Видно, уже поняла, сколь беспомощен человек, если во всем мире он один. Прежде, когда Арбра и сама была одна, иногда бывала на службе в деревенской церквушке, что за ручьем. Она была даже крещена, хоть и носила рядом с крестом языческий амулет, вырезанный из кости. Священник говорил, что отказать в помощи ближнему - это грех. А грешников ждет навечно геенна огненная, это Арбра помнила. Но и что делать с женщиной дальше, она не представляла. Та оказалась смирной, послушно выполняла работу, которую ей поручали, но, видно, ничего о себе не помнила. Хибо принялся учить ее ловить и коптить рыбу, чтобы был запас на зиму. На удивление, дело у них быстро пошло на лад. Вот только иногда его подопечная останавливалась и смотрела в одну точку, а то и вовсе закрывала глаза, будто силилась что-то вспомнить. Сейчас чужая женщина спала в землянке, но Арбра так и не сомкнула глаз, дожидаясь сына. Ливень постепенно стих, перешел в мелкий моросящий дождик, и за его влажной дымкой Арбра наконец различила силуэт Хибо. С пояса маленького охотника свисали несколько куропаток.