Рысь и Горностай

- Так ты утверждаешь, что провел год в Нормандии, в рабстве? Голос глухо отдавался под низкими сводами подземелья. Взгляд свинцово-серых глаз, казалось, пронзал насквозь. Священник, стоявший за аналоем в углу камеры, тоже ожидал ответа, чтобы внести в протокол. Допрашиваемый стоял напротив того, кто задал вопрос. Это была ещё не камера пыток, но она находилась рядом, в смежном помещении. Еще полчаса назад там шел допрос. В воздухе стоял жуткий запах горелого мяса, смешавшийся с запахом пота и крови, и выветрится это не скоро. Один из добровольных палачей все еще оставался там, подготавливал инструмент для новой работы. - Ты будешь отвечать? - Мессир, я и вправду побывал в плену у норманнов. - Тогда у тебя на теле должно быть клеймо, ибо норманны ставят его всем мужчинам, а иногда и женщинам, попавшим к ним в рабство. Есть оно у тебя? - Нет, мессир. - Следов от ошейника, который одевают на рабов, тоже нет? - Нет. Это прозвучало обречённо, едва слышно. - Значит, тебе мало того позора, что уже навлек на себя, ты решил ещё и лгать. Снова звон шпор в коридоре. В открывшейся двери - высокий силуэт Рауля. Он остановился рядом с тем, другим и тоже рассматривал Бавдомера. Но во взгляде Рауля к презрению примешивалась боль, которую ему было трудно скрывать. Этот стоявший перед ним человек со связанными руками не только запятнал себя преступлениями, он разрушил мир, в котором Рауль был так счастлив. - Расскажи, как на самом деле ты попал к Серпену. Что ж, рассказ не занял много времени. Плен действительно был, но продлился он несколько дней. Их гнали сперва по суше, затем должны были погрузить на драккары. Пленные крестьяне и торговцы, которым посчастливилось не быть убитыми во время стычки норманнов с вассальным ополчением графа Анжу, разбегались, кто куда, воины присоединялись к войску и воевали дальше. Правда, не все. Да, с Серпеном Бавдомер и впрямь свел знакомство в очереди к огромному котлу, из которого воины наливали похлёбку освобожденным пленникам. Их было здесь много, с каждым часом становилось все больше, и почти никто никого не знал. Серпену не составило труда влиться в толпу оборванных и голодных людей. В плену он никогда не был, но сейчас по виду ничем не отличался от тех, кого только что освободили. Ибо брел по лесам уже трое суток, спасаясь от преследования. Он был главарем банды и единственным, кому удалось скрыться после ее разгрома. Но бывшие сотоварищи под пытками уже выдали его, за голову Серпена была назначена награда, и встреча с большим франкским отрядом, только что разбившим супостатов на берегу Лигера, оказалась для него спасением. Серпен тут же решил сколотить новую шайку и своими рассказами о шальных деньгах, нищете всех, кто честно служит и несправедливости властителей и впрямь смутил умы некоторых молодых людей, алчущих веселой и разгульной жизни. В числе этих алчущих оказался и Бавдомер. Они согласились и вскоре прошли проверку кровью, необходимую при вступлении в банду. Пути назад у них не было, да он и не был им нужен. Серпен увел их на земли графства Мен, где его никто не знал, и вновь начал промышлять убийствами и грабежами. Но теперь он стал хитрее и лично своих людей не водил, а лишь направлял их действия, собирая всех вместе лишь для нападения на богатые усадьбы и караваны, которые хорошо охранялись. Главарь с лёгкостью жертвовал примыкавшими к банде полудикими и опустившимися бродягами, которых часто использовал для отвлечения внимания от настоящего дела. Они не могли его выдать, ибо ничего о нем не знали, и вместо них легко было найти новых. Этим он обезопасил себя от их предательства, но и постепенно оказался в чрезмерной зависимости от своего связника Шовсури. Их было теперь двое, оставшихся от набранной в Анжу банды - Шовсури и Бавдомер. Последний был нужен, когда требовалось втереться к кому-то в доверие, ибо он с лёгкостью выдавал себя за воина или обеспеченного горожанина. Проделал это и теперь, обманув сестру. До сих пор его никто не заподозрил, стоило ли удивляться, что неопытная юная девушка поверила его речам. - Ну и тварь же ты! - медленно проговорил Рауль. - Вы казните меня, ваша милость? - Странный вопрос. Что ещё с тобой делать? - Но моя сестра... Что будет с нею? - Раньше ты не подумал об этом. - Пусть его пока уведут. Это сказал второй шевалье, постарше. Он был намного опаснее, и Бавдомер почувствовал даже облегчение, когда стражник подтолкнул его в сторону двери. Рауль и Гастон вышли следом. Хотелось наконец легко, полной грудью вдохнуть воздуха после смрада подземелья. - К ночи будет сильная гроза, - сказал Монришар. Действительно, ветер гнал тяжёлые серо-лиловые грозовые тучи. Они быстро надвигались, и в то же время было душно. - Ты и твои люди помогли нам сегодня, как никто, мессир Гастон, - сказал Рауль. - Благодарю от всего сердца! - Рад, что мы увиделись снова, - ответил тот, - хоть и жаль, что при таких обстоятельствах. Но теперь все должно наладиться! Ведь банда разгромлена, а если кто и остался, теперь они не опасны и просто разбегутся. Ну, и для закрепления успеха подумай, какой казни ты предашь всех этих подонков. - Да, на сей раз надо вызывать палача. - Это верно. Их казнь должна послужить примером всем, кто ещё пожелал бы бесчинствовать здесь. - Но Бавдомер... - А что - Бавдомер? - Гастон чуть поднял темные брови. - Он не такой же преступник, как прочие? - Он даже хуже. Но он - брат девушки, которую я люблю. Некоторое время оба молчали. - Ты опасаешься, что смерть ее брата будет стоять между вами? - Да! И я не хочу потерять ее. Она не была в сговоре с этой мразью, а я уже и так был слишком суров с нею. Посоветуй, как поступить! Он рассказал о честной службе старого воина Гримберта, гибели его старших сыновей, о самоотверженности Иоли во время осады. А о том, как Бавдомер обманул ее, Гастон уже знал со слов самого преступника, да и Шовсури об этом сказал, вися на дыбе. Ему важно было мнение Гастона, обладавшего здравым умом и высоко ценившего честь и верность долгу. - Конечно, она невиновна, - промолвил Монришар, выслушав этот рассказ. - Ее ошибкой было лишь то, что умолчала о возвращении брата. Но подумай, как поступил бы ты сам на ее месте, если бы тебя просил близкий человек. Ты не сохранил бы тайну Дианы или Гонтрана, если бы они просили тебя? - Сохранил бы. Но у них не может быть постыдных тайн, в этом я уверен! - Ну и эта девушка тоже была уверена в своем брате. Решать тебе. Пойми сначала, чего сам хочешь. - Но ведь не оставлять же его в живых! - Давай вернёмся к этому разговору завтра. Мужчина не принимает поспешных решений, особенно если они касаются не только его! А пока прикажи своим людям, которые все здесь слышали, помалкивать об этом. - Благодарю тебя, - снова сказал Рауль. - Ты всегда умеешь все объяснить... - Выходит, не все, - неясно ответил тот. - А девушку всё-таки успокой. Ты сам попросил у меня совета, только потому и говорю тебе: сходи к ней. Все, что тебе нужно знать, прочтешь в ее глазах. В замковой поварне работы прекращались лишь глубокой ночью, и то всего на несколько часов. Наступало новое утро, и вновь слуги тащили сюда воду и дрова, растапливали очаги, раскаляли огромные сковороды, подвешивали котлы на крюки, ощипывали кур и гусей, ставили тесто... И никакая война, осада, никакие погони за бандитами не могли нарушить этот порядок вещей. Все живущие здесь должны быть сыты, а еда подана вовремя. Тем более, что сегодня в замке гости. - Этот соус пересолен! - говорила Диана, стоя посреди кухни. - А вот этот хорош. Смотрите внимательнее, чего и сколько добавляете! Сколько гусей вы запекли с яблоками? Этого мало! Надо еще хотя бы семь штук, и со взбитыми сливками тоже! Ну, а вон там что подгорает? Никто, кроме меня, даже не заметил? - Госпожа Диана! - раздался откуда-то из клубов дыма жалобный голосок Аригунды. - Я не вижу вас! - Но услышать ты можешь? Узнала ты, что я велела? - О да, моя госпожа! Диана вышла вместе с нею. В коридоре было не так жарко, но разговаривать все равно неудобно. Мимо без конца что-то тащили из погребов, а в сторону большого зала уже бежали слуги, в обязанности которых входило подготовить помещение и стол к трапезе. - Она пришла в себя? - спросила Диана. - Да, госпожа. Но бедной барышне, наверно, очень плохо. Она белая, как смерть, и никого не желает видеть. - Я пойду к ней. А ты беги к Флоранс и скажи, пусть велит принести воду для мытья и достанет мое вишневое платье, витой пояс, новые туфли и золотые банты к ним! Пусть приколет по три банта на каждую туфельку! Я скоро буду. Аригунда бросилась выполнять приказание. Для этого нужно было пересечь двор, пройти по открытой обходной галерее и подняться этажом выше. Там, возле лестницы, стоял Филомар. Поза его была немного скучающей, будто он не просто не обращал никакого внимания на все волнения этого дня, но и не ведал о них. Ах, да и нужно ли небожителю вникать в эту суету? - Прелестная Аригунда, куда ты так спешишь? Видимо, во время танцев на празднике он разглядел, наконец, какая она хорошенькая и веселая, и был не прочь продолжить знакомство. Аригунда поболтала с ним совсем чуть-чуть. Ей хотелось бы и дольше, но сверху раздался возмущенный голос Флоранс: - Аригунда, глупая девчонка, я слышу твой голос! С кем ты там болтаешь? Сюда, бегом! - Мы еще увидимся, - царственно пообещал Филомар. Аригунда бросилась наверх. Но, видимо, радость от встречи с прекрасным оруженосцем была слишком велика, и помощница из нее в это вечер оказалась плохая. - Ну что ты такая сонная? - напустилась Флоранс. - Бери пример с меня! Только сегодня утром я скакала во весь опор за подмогой, и все равно все успеваю! Аригунда начисто забыла сказать про туфли и банты, невпопад отвечала на вопросы, и насчёт воды Флоранс пошла распорядиться сама. Ругая сквозь зубы нерасторопную девчонку, Флоранс спустилась во двор и подошла к сторожке Хловиса. - Хловис! Ты где! Нужно принести воды! Да куда ты делся? Видимо, старик куда-то вышел, и Флоранс, ожидая его, присела на скамью. - Какое счастье, - раздалось рядом, - когда такая хорошенькая девица удостаивает тебя своим вниманием! Оказывается, на скамье уже сидел человек, и Флоранс удивилась, как не заметила его сразу. Незнакомец был явно очень силен, высок и не лишен мужской привлекательности. К тому же, это был воин, а не какой-нибудь челядинец, и Флоранс заулыбалась. - Вы кого-то ожидаете, красавица? - спросил мужчина. - Всего лишь слугу, - небрежно сказала она. - А вас я здесь прежде не видела! - Это потому, что меня здесь и не было! Я прибыл сегодня со своим господином. Мое имя Тео, девица. А как я могу звать вас? Диана в это время вошла в комнату Иоли. Охранника у двери не было. Что ж, хорошо, что ее хотя бы не взяли под стражу. Девушка лежала точно так же, как два часа назад, только глаза были открыты. Но она будто бы ничего не видела ими. Диана уселась рядом. Последовало замешательство, ибо она не знала, что нужно говорить в таких случаях. Наконец догадалась спросить: - Тебе стало лучше? Все так испугались, когда ты упала! - Значит, все знают, что случилось? - проговорила Иоли. - О твоём брате знают только те, кто присутствовал на допросе. И ещё Рауль сказал мне. Больше никто ничего не знает. - И ты теперь тоже считаешь меня предательницей? Иоли говорила тихо и не плакала, но горечью, плескавшейся в ее глазах, казалось, можно было отравить весь мир. - Я так не считаю. Это ведь был обман? Он лгал тебе? - Да, обман. Но в него втянули и меня. - Если это так, то Рауль поймет! - О нет, нет! Он больше не приходил. Наверно, я противна ему! - Не говори чушь! Он просто был занят. Пойми, случилось серьезное преступление, и долг сюзерена - разобраться во всем и наказать виновных. Ты хочешь, чтобы он сидел, как пришпиленный, у твоей юбки? А что, если ему сейчас больнее, чем тебе, но все равно надо заниматься делом? Кто, кроме него, может вершить правосудие на этих землях? Она подошла к столу. - Это у тебя укрепляющая настойка? Сейчас выпьешь, и станет легче. А эти мысли гони из головы. Иоли послушно выпила несколько глотков. Всё-таки она выглядела очень измученной, и Диане было ее жаль. Бретонка уже молилась, чтобы Рауль пришел. И он пришел. Он успел умыться и переодеться в чистую одежду, а в глазах уже не было того неистового гнева. Диана вышла, оставляя их наедине. Ей ещё нужно было привести себя в порядок и дать указания по рассадке гостей. Наверно, всех этих событий и людей было слишком много, если она даже толком не поговорила с Родериком! Управитель Гундобод уже спешил ей навстречу, но взгляд Дианы упал на человека, стоявшего, прислонясь к стене какой-то постройки. Это был вавассор Ромнульф, у которого этим утром убили родителей и сожгли усадьбу. И который сам вызвался пытать преступников. Видимо, ее взгляд потому и выделил этого человека из всех, что он оставался неподвижен, тогда как все вокруг куда-то спешили и возбуждённо переговаривались. Все разговоры сводились к тому, когда состоится казнь и какой смерти предадут бандитов. Люди жаждали возмездия, да и зрелище смертной казни было само по себе интересно для многих. - Что ты тут стоишь, Ромнульф? - она тронула воина за рукав. - Тебе надо бы отдохнуть! Да, и где твоя жена и дети, кстати? Ты пьян, Ромнульф? Да, он уже много выпил за вечер. В глазах метнулась необузданная пьяная злость. - Может, и пьян, госпожа! - без должного почтения ответил он. - Я понимаю тебя, солдат. Но лучше бы тебе сейчас поспать. - Зачем? - зло выплюнул он. - Что изменится? Ну вот проснусь я, а моих родителей все равно нет, и всех, всех! А эта тварь, что во всем виновата, есть, и живёт в замке, и ещё и станет над нами госпожой! Где справедливость? Нет, уж лучше я буду пить, так хоть обо всем забудешь, госпожа Диана! - Слушай, хватит бредить! Что это за речи?! Она с силой тряхнула его за плечо. Но пьяный вавассор отбросил ее руку и побрел деревянной походкой через двор. К ним уже бежала его жена. - О, простите, госпожа, он сам сейчас не понимает, что делает! Такое горе! Он не хотел оскорбить вас... - Ничего. Уложите его где-нибудь. Диана устало двинулась к себе. Только сейчас, впервые за этот длинный и невероятный день, она ощутила усталость. Да ещё эти тучи, что скрыли все небо! - Устала? Я отведу тебя. Это был знакомый голос. И знакомая рука, уже сжимавшая ее руку сегодня. - О да, Гастон, проводи меня. Скоро ужин. Ты любишь взбитые сливки? - Взбитые сливки? - удивился он. - Я не очень люблю сладкое. - А если вместе с гусем? - Тогда другое дело. Куда идти?