Наконец-то вместе

      Джан              — Сахиб, во сколько у вас рейс? Пробка большая — водитель такси заговорил со мной так неожиданно, что я даже вздрогнул. Я не спал, но и не бодрствовал. Состояние полного опустошения, физического и морального — вот что я испытывал.       До сих пор меня преследовали ее рыдания. Не думал, что это может сломить меня настолько. Этот вечер я планировал провести по-другому. Я хотел прийти к Санем, поговорить с ней, сказать, что память начала восстанавливаться. Хотел рассказать ей, что моя жизнь без нее безликая, хотел расспросить ее о том, как она жила без меня. Я многое хотел сделать в этот вечер. Но все пошло не так, как я хотел.       Я ждал ее на этаже, а она прошла мимо, настолько расстроенная, что не заметила меня. Я пошел за ней. Санем вошла в номер и захлопнула дверь перед моим носом. В коридоре еще не затих звук захлопнувшейся двери, как послышались ее рыдания. Горькие, громкие, не сдерживаемые рыдания, которые будут преследовать меня еще долго.       Рыдания не прекращались, я хотел постучаться, зайти и утешить ее, но понимал, что не имею на это права. Я понял, что неправильно все спланировал, что совершил чудовищную ошибку. Находясь рядом с ней, получается, что именно я проигнорировал ее. Я на самом деле не имею права находится рядом с Санем. Она единственная женщина, которой я хочу дарить счастье, но дарю только боль и огорчения. Видимо я не создан для любви, если даже собственная мать не захотела принять ее от меня.       Я не помню, как собрал вещи, как забронировал билет, оплатил номер и вызвал такси. Я действовал автоматически. В голове крутилась только одна мысль, убраться быстрее из отеля, подальше от нее.       Я достал билет и уставился в него, не видя ничего.       — Сахиб, — вновь окликнул меня водитель, потеряв уже надежду на то, что я отвечу.       — Есть время, не переживай, — только и смог выдавить из себя. Мой рейс только утром, у меня впереди еще вся ночь, для раздумий.       Мы наконец приехали в аэропорт, но заходить внутрь я не стал. На улице было свежо и мне хотелось немного побыть на воздухе. Если я зайду в здание, обратно меня не выпустят, такая вот особенность аэропортов в Индии.       Я сел прямо на бетонный пол, недалеко от входа. Привалился спиной к колонне, вставил в уши наушники и закрыл глаза. Не хотел не видеть, не слышать и не думать. С первыми двумя проблемами я справился на отлично, но вот третья — мне не давалась. Мысли так и лезли в голову. Моментами я проваливался в забытье, потому что сном это точно нельзя было назвать, но потом какая-то мысль взрывалась в сознании и вытаскивала меня из спасительной темноты.              — Знаешь, у меня до тебя никогда не было молодого человека? — Санем очень смущается, когда говорит эти слова.       — Правда? — я невероятно счастлив слышать это — Это прекрасная новость. Я удивлен, но очень рад.       — У тебя, наверно, было много девушек? — Санем не смотрит на меня, стесняется.       — Но кроме тебя, мое сердце еще не принадлежало ни одной девушке, — на ее лице расцветает довольная улыбка. — Выходит, что я твоя первая любовь? — Она кивает, все еще не глядя на меня — Ты тоже моя первая любовь. Тем более, ведь настоящая любовь бывает только раз в жизни.              — Дикие утки, когда остаются на зимовку, чтобы их пара не замерзла, сторожат по очереди друг друга, бьют крыльями о воду, чтобы она не покрылась льдом.       — А почему они не улетают, как альбатросы? — Санем вдруг перестает дрожать от холода и даже забывает о том, что мы оказались где-то в чужом домике посреди леса.       — Потому, что они преданные! Там их дом, их пара, почему они должны улететь? Разве эти утки бессовестные?       — Хорошо, я понял — она явно намекает на меня. Пытается сказать, что раз я принял решение уехать, то я предаю ее. Но ведь все совсем наоборот. Она меня предала, отдав свой аромат Фабри.       — Все-таки любовь — это не улететь имея крылья, а приземлиться и свить гнездо. — Она грустно вздохнула. — Если есть тот, кто машет крыльями в воде, чтобы ты не замерз… Ты не оставишь его и не уйдешь.       — Тогда я тоже немножко пофантазирую. Например, если мы сейчас замерзнем здесь — Санем непроизвольно огляделась, следуя взглядом за моей рукой — Если нас найдут через много лет, разморозят и вернут к жизни. По-твоему, мы будем помнить друг о друге? Воспоминания тоже замерзли бы вместе с нами?       — Когда можно помнить не замерзая, когда можно жить и давать чувствовать, что ты рядом. Разве это само по себе не огромное чудо? Настоящая любовь не замерзнет. Настоящая любовь растопит все льды. — Санем опустила голову, как будто сдалась — Но, если, конечно, это настоящая любовь. Но, мне кажется, ты этого не сможешь понять.              Я открыл глаза, посмотрел на часы. Время тянулось очень медленно, прошел всего час. Я снова прислонился к столбу и закрыл глаза. Значит, она думала, что я не знаю, что такое любовь. Почему? Разве она не чувствовала, как я ее любил? Я не помнил деталей, но я точно знал, я был в этом уверен, что любил я ее безумно. Мне даже кажется, что я помнил, что чувствовал при этом. А она обвинила меня в том, что я не знаю, что такое настоящая любовь.       Был ли у нее повод усомниться в моих чувствах? Был! Был! Сколько угодно было поводов!       Мои мысли неслись одна за другой. Воспоминания не щадили меня. Я уже не хотел ничего вспоминать, но они приходили и мне негде было спрятаться. Я был слишком требователен к ней, не учитывая ее неопытности и невинности. Она не умела любить, я был первый, кому она дарила свою любовь. Искренне, невинно и самоотверженно. А я, вместо того чтобы научить ее, злился на нее за неумение. Она совершала ошибку за ошибкой. Вместо того, чтобы выслушать ее и поговорить с ней я сбегал.       Почему я это не понимал тогда? Почему я понял это сейчас, когда все потеряно. Когда Санем потеряна для меня навсегда. Я столько раз отталкивал ее. Она устала любить меня, я ей не оставил другого выбора.       Я почувствовал, как слеза скатилась по щеке и еще сильнее зажмурил глаза. Только не здесь, только не сейчас. Я сам во всем виноват, о чем теперь плакать и скорбеть. Я разрушил свою жизнь сам, без чьей-либо помощи. Хотя, я и не смог бы принять чью-то помощь даже в этом. Я просто не умел. Я привык справляться со всем один, я привык быть одиночкой. Я не умел любить и прощать. Женщина, которая должна была научить меня этому чувству бросила меня ребенком, а сам я не смог этому научиться.              Я вдруг почувствовал, как кто-то пальцем подобрал слезинку с моей щеки и резко открыл глаза. От неожиданности я вздрогнул и дернулся, но крепкая рука схватила меня за рукав, не позволяя отодвинуться. В нескольких сантиметрах от моего лица я увидел лицо то ли женщины, то ли мужчины. Нет это был явно мужчина, но одетый как женщина. Или же наоборот, это была женщина в теле мужчины. Хиджра! Он смотрел мне прямо в глаза, вглядывался так внимательно будто искал что-то внутри. От него шел особенный аромат, который я один раз уже слышал. Сомнений не было, передо мной был тот самый гуру из общины.       Он понял, что я его узнал и улыбнулся, однако улыбка не коснулась его глаз. Как будто они жили отдельной жизнью, принадлежали другому человеку. Они приковывали меня к месту, лишая возможности двигаться, думать, дышать…       Полицейские, стоящие у входа, косились на нас, но не вмешивались. Даже пассажиры куда-то исчезли. Я хотел оглянуться и посмотреть вокруг себя, но не смог. Мой взгляд был прикован к его глазам.Я увидел на дне его глаз свет, который манил к себе. И я как мотылек последовал за этим светом.       — Ладно, а где мое место в этой сказке — вдруг заговорил он тихим голосом. — Приму ли я все, что предписано мне судьбой? Или же выберу то, что ранит мое сердце — он замолчал, выдержал паузу, а затем наклонился ко мне еще ближе и прошептал — или же пойду к «плохому королю», который разобьет мое сердце на кусочки? — два слова прозвучали как выстрел в моем мозгу. Не знаю как, но я понял, что он цитирует дневник Санем. Возможно, он мне это внушил, или это была игра моего воображения, но я точно знал, что это строки из сгоревшего дневника. — Сказки тысячи раз менялись… Не изменилась только одна история. Я поняла, что люблю «плохого короля» со всеми его недостатками. Каким бы он ни был: грубым, злым, не прощающим — я все принимаю. Моя любовь к нему безгранична. Такая глубокая, как его взгляды. Такая насыщенная, как его прикосновения. Ничто на меня так не действует как его слова. Либо он, либо никто! Пусть только он любит меня. Пусть только он смотрит. Пусть только он прикасается. — Хиджра замолчал, но продолжал смотреть мне в глаза. Он словно искал в них ответ на вопрос.       — Сгорело — с сожалением прошептал он. — Все сгорело. Выжжено дотла. Любовь уничтожила тебя. Ты полностью уничтожен. — он замолчал, как будто дал мне время осмыслить сказанное им, а потом продолжил — От тебя зависит, позволишь ли ты снова зародиться любви в твоей душе, или же останешься выжженым. Пепел вокруг тебя. Он почти остыл. И никогда ничего другого не будет. Есть только одна сила, которая способна вдохнуть жизнь в твою душу.       Моя душа леденела с каждым словом, сказанным этим человеком. Меня сковывал ужас. Он сейчас заглядывал внутрь меня и видел то, что не видел никто. И даже себе я не всегда разрешал заглядывать в такие глубины.       — Она уже приготовила для себя костер, — взгляд хиджры стал жестким, колючим. Голос был тихим, но потерял ту мягкость и мелодичность, которая была еще минуту назад — Надо успеть пока пламя не охватило ее душу. Иначе не останется ничего, только пепел. Но это будет последний раз. Она не сможет больше возродиться. Все сгорит. Пепел остынет.       Я увидел вокруг себя серый пепел. Все было покрыто слоем пепла, земля, здания и я сам. Единственным ярким пятном был он сам, человек, который проник в мою душу и вытрясал ее, выворачивал наизнанку. Люди, проходившие мимо нас, оставляли следы на серой земле, много следов, очень много. А потом вокруг стало темно и холодно. Я чувствовал, как холод от бетона, на котором я сидел, проникает в мое тело. В жилах начала остывать кровь, сердце забилось медленно и ровно. Последняя мысль, которую я помню была «Это конец».              Я почувствовал острый запах дыма, что-то горело. Открыв глаза, я увидел дымящуюся урну. Полицейский подошел с бутылкой воды и потушил огонь. Я с трудом повернул голову, чтобы оглядеться вокруг. Люди входили в здание аэропорта, полиция проверяла их документы, носильщики сновали туда-сюда. Ничего необычного. Но состояние у меня было такое, как будто меня переехал поезд. Я чувствовал себя опустошённым, меня била крупная дрожь. Я попытался подняться на ноги, но не мог. Ко мне направился полицейский, молодой офицер. Присел на корточки передо мной:       — Сэр, вы в порядке?       — Да, спасибо. Видимо заснул и замерз во сне. Сейчас встану и зайду внутрь.       — Куда летите, сэр? — все также спокойно спросил полицейский.       — Ммм. В Стамбул, кажется — я не мог вспомнить, куда лечу, не мог говорить связано.       — Уверены? Давайте проверим ваш билет.       Я полез в свой рюкзак за билетом. Вытащил его и протянул полицейскому. Он внимательно изучил лист бумаги, который я ему протянул и вернул мне его.       — До вашего рейса еще двенадцать часов, вы не хотите зайти в здание аэропорта и подождать внутри? –Я сделал еще одну попытку встать на ноги, и снова неудачно. Тело мое затекло, я не мог пошевелиться. Он встал и протянул мне руку.Ухватившись за нее, я с трудом поднялся.       Я никак не мог отойти от сна, не мог отдышаться. Я так крепко заснул, что мне даже сон приснился. Меня раскачивало из стороны в сторону, как пьяного. Посмотрев на полицейского, я понял, что и он того же мнения.       — Я не пил — почему-то начал оправдываться я. Он ничего не ответил, только кивнул и отошел на несколько шагов. Потом остановился и вернулся ко мне:       — Сэр, вам просили передать — он вложил мне что-то в руку и вернулся ко входу. Я посмотрел на свою руку и снова почувствовал холод внутри. Тошнота подкатила к горлу, и я еле успел добежать до урны. Меня вывернуло наизнанку. Страх сдавил мне горло и не давал кислороду попасть в легкие. Я с трудом справился с собой. Вытащил бутылку воды из рюкзака и плеснул в лицо, потом сделал пару глотков и остаток воды вылил себе на голову. Я хотел проснуться, я хотел разбудить себя, чтобы вырваться из цепких лап этого ужаса.       Я сжал в руке кольцоСанем и побрел ко входу, держась за поручень. Ноги заплетались, я еле дошел.Дальше не помню ничего, в моей голове наступила ночь.                     Санем              Я стояла у окна и ждала появление солнца. В небе парили орлы, очень много птиц. На фоне предрассветного неба они выглядели как тени, летающие тени. В моей голове крутилось одно лишь слово «прости». И снова перед глазами пустой полутемный коридор и его сутулая спина. Он ушел. А орлы все летали. Красиво.       Не знаю, сколько я простояла в ожидании солнца и на что надеялась, но его появление не обрадовало меня нисколько. В детстве, когда меня одолевали страхи, я лежала в постели уставившись в окно и ждала, когда проснется солнце. Станет светло, и я могу побежать в комнату родителей и лечь рядом с папой. Рядом с ним мне было не страшно. Возможно, я и сейчас ждала солнца, чтобы стало светло. Только вот идти мне некуда, папы нет рядом.       Я задернула шторы и присела на край кровати. В комнате стало темно, также как и в моей душе. Я вспомнила день, когда уехал Джан, после случая с Йигитом. Я звонила Джану снова и снова, но он был недоступен. Я сходила с ума, не понимая, что с ним и куда он ушел. Мне было все равно что произошло с дневником, что произошло с Йигитом. Я уже успокоилась настолько, чтобы трезво оценить ситуацию. Главное для меня Джан и от него я готова принять все. Если кто-то и имел право сжечь этот несчастный дневник, то только он. Мне было очень жаль, что для осознания этого мне понадобилось время.       Снова и снова возвращалась я мысленно в больницу и видела одинокую фигуру Джана. В этот момент от него отвернулись все, даже собственная мать, хотя тогда я еще не знала, на что она в реальности способна. Но это меня не оправдывает. Именно тогда, когда все отвернулись от него, я не осталась рядом, я ушла вместе со всеми, оставив его одного.       Каждый раз совершая ошибку я обвиняла Джана в том, что он не хочет меня понять и рубит с плеча. Но при первой же его ошибке я поступила также. Меня привезли домой, а я как ненормальная набирала номер каждые две минуты. А потом наступила ночь, вот такая же тихая и одинокая. А я все не могла дозвониться до Джана. Я мысленно просила у него прощения, просила вернуться ко мне. Но потом позвонил Эмре и сказал, что Джан уехал. Все-таки я его не уберегла, не смогла остановить, не смогла привязать к себе настолько, чтобы ему было трудно уехать, чтобы было невозможно находиться от меня вдали. Зачем теперь мне все? Для меня в ту ночь наступила темнота, в прямом и переносном смысле.       Я плохо помню, что потом случилось, как я попала в больницу. Все, что я помню, я рвалась к Джану, а меня не отпускали. Я билась как птица об стекло, пытаясь вылететь на свободу. Но освободиться тогда мне не удалось, я только сломала свои крылья. А потом было долгое лечение, которое мне не принесло излечения. Просто заглушило мою боль с помощью медикаментов. Жаль, что у меня нет их с собой. Сейчас бы выпила и не чувствовала этой боли.       Но в этот раз все не так, как было тогда. Тогда я была полна эмоций и чувств, я была зависима от него. А сейчас я пуста, мне терять уже нечего. Как можно потерять человека, который тебе не принадлежал? Нельзя, ведь? Нельзя!       Еще раз я убедилась в том, что Джан не мой альбатрос, он был рожден не для меня. Но ирония судьбы заключалась в том, что я была рождена для него и только для него. Мне осталось только одно, выжечь все чувства и воспоминания. Сжечь все слова и мысли о нем. Пусть все сгорит и пусть моя душа сгорит вместе со всем. Мне все равно, пусть будет так.       Не знаю сколько я сидела в темноте, не думая больше ни о чем. У меня не было сил думать, не было эмоций, не было желания. Я не сразу поняла, что кто-то стучит в дверь. Кто бы это не был мне было все равно, мое сердце не забилось быстрее, не подпрыгнуло от радости. Я точно знала, что это не Джан. Остальное для меня не имело значения.       Я открыла дверь и отступила, пропуская в комнату Элис и Моник. Я даже не была способна удивиться столь раннему визиту. Какая разница, зачем они пришли. Я прошла в комнату вслед за ними и подойдя к окну раздвинула шторы. Яркий солнечный свет ворвался в комнату и разлетелся по углам.       — Санем, дорогая, нам нужно поговорить — начала Элис.       — Говорите, Элис, — сказала я не поворачивалась. Я не хотела никого видеть.       — Санем, сегодня утром наш делийский офис получил письмо. В нем сказано, что ты не можешь дальше оставаться с нами.       — Почему? — удивилась я, но не тому, что сказала Элис, а своей реакции. Вернее, его отсутствию. Как будто меня не было в комнате. Оболочка осталась, а Санем улетела.       — Понимаешь, дорогая — начала Элис, но Моник ее прервала:       — Я сама Элис, не мучайтесь. Мисси стали известны некоторые факты из твоего прошлого, которые ты от них скрыла. И изучив их, было принято решение, что ты не можешь работать с детьми.       — Какие факты — я наконец повернулась. Моник стояла возле вазы с розами и теребила цветы, не глядя в мою сторону. Элис остановилась подальше от нас, переминалась с ноги на ногу. Ей было явно не комфортно. Я снова перевела взгляд на Моник и, подойдя к ней, отодвинула от нее цветы. Не хочу, чтобы она их касалась.       — Ну, например, то, что ты лечилась в психиатрической клинике. Этого мало?       Я не смогла сдержать улыбку. Моник все знала, я это видела по ее вызывающему взгляду. И даже больше, я не сомневалась, что именно она представила миссии эти «скрытые факты».       — Хорошо, я поняла. Вы мне хотите еще что-то сказать?       — То есть? — Моник явно не ожидала такой реакции от меня. — Это все, что ты можешь сказать?       — А что я должна говорить? Ты права, я проходила лечение в психиатрической клинике и до сих про прохожу консультации раз в год.       — Но почему ты это скрыла от нас?       — Я не обязана об этом ни с кем говорить. Тем более с тобой.       — Я знаю про Дивита и тебя, — Моник скинула еще один козырь.       Я только пожала плечами. Все происходящее не имело смысла и было похоже на дурной сон, я хотела проснуться.        — Элис, я могу сегодня поехать на локацию? — Элис вздрогнула, неожиданно услышав свое имя.       — Нет дорогая, увы. Я вынуждена вручить тебе официальное уведомление об исключении тебя из группы — и она протянула мне конверт. Я кивнула и взяла его.       — В таком случае, я хочу остаться одна.       — Хорошо, дорогая. Если тебе что-то будет нужно, не стесняйся обратиться ко мне.       — Спасибо вам за все Элис. Вы хороший человек — я обняла ее и пошла к двери, давая понять, что им пора уходить. Я открыла дверь и посмотрела на моих гостей, в ожидании. Моник вышла первой, Элис остановилась возле меня и тяжело вздохнув тихо прошептала:       — Санем, должна вам сообщить, что Джан тоже оставил миссию вчера ночью и уехал куда-то. Никто не знает куда. — Она вышла, а я так и осталась стоять в дверях. Значит я все правильно поняла, он уехал.              Я последний раз оглядела комнату. На столе стояли розы в вазе, рядом лежала коробка. Пусть все останется здесь, пусть все останется в прошлом. Я взялась за ручку чемодана и выкатила его в коридор. Я не знала куда я пойду, что буду делать. Я просто хотела побыстрее оказаться подальше от этого места.       Я расплатилась за номер и отказавшись от предложения вызвать такси, вышла на улицу. Мне не хватало воздуха, хотелось вздохнуть полной грудью.       — Санем! — окликнула меня Элис и заспешила ко мне. — Санем, ты уезжаешь?       — Да, я еду домой.       — Ты уверена, что с тобой все в порядке?       — Элис спасибо, со мной все нормально. Я не сумасшедшая.       — Я знаю, дорогая. Моник мне все рассказала. Она с помощью своей подруги из Стамбула раскопала о тебе информацию и передала в миссию. Ты не обижайся на нее, женская ревность слепа и глупа.       — Я не обижаюсь, Элис. Извините, я опаздываю.       — Счастливого пути, дорогая. Рада была с вами познакомиться.       — Спасибо, я тоже была рада. — оказывается у меня остались еще силы на вежливые прощания.       Я оставила Элис и пошла к воротам, выходящим на улицу. Возле гостиницы всегда дежурили такси, я села в одну из машин, оставив чемодан на улице. Водитель что-то пробурчал и вышел убрать чемодан в багажник. Он долго возился, потом вернулся, завел машину и повернулся ко мне:       — Мадам, аэропорт?       — Нет, вот адрес.              Джан              Я открыл глаза и не сразу смог понять, где нахожусь и что тут делаю. Я сидел в здании аэропорта, вернее лежал на нескольких сидениях сразу. Рюкзак под головой, камера на шее. Чемодана нигде не видно. Кто-то позаботился о самом главном, спасибо ему за это. Я сел и потер руками лицо, пытаясь прогнать сон. Порылся в памяти и вспомнил, что нахожусь в Индии. А что я тут делаю? Уехал, потому что меня бросила Санем. Почему? Потому, что я потерял память в аварии, в которую мы попали, когда ехали к родителям Санем попрощаться перед тем, как уплыть в путешествие. Так, эту часть я восстановил. Теперь хорошо бы еще вспомнить, куда я лечу и зачем. Порылся в рюкзаке и нашел билет: Дели-Стамбул. Посмотрел на часы, мой рейс уже улетел. Тааак, хорошие дела…       Я закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Надо же было так напиться, чтобы забыть все на свете. Молодец Джан Дивит, ты медленно, но верно катишься вниз.       Телефонный звонок отвлек меня от мыслей:       — Джан, ты где, брат? Мне сегодня позвонили из миссии, сказали, что ты ушел и просили узнать, когда ты сможешь передать материал.       — Метин, я сегодня вылетаю в Стамбул, давай поговорим, когда буду там. Это же не срочный вопрос.       — Значит вы летите домой? — засмеялся Метин.       — Я сейчас не очень тебя понял? Кто мы?       — Ты с Санем? — в голосе Метина прозвучало сомнение, а в моей голове взорвалась атомная бомба. Санем! Я же оставил ее в отеле! Как я мог оставить ее одну и сам уехать? Совсем уже крышу снесло.       — Метин, поездка отменяется, я тебе позже перезвоню — я вскочил и схватив рюкзак кинулся к выходу.       — Джан, постой! Ты хочешь сказать, что Санем не с тобой?       — Именно это я и хочу сказать.       — Джан, а ты давно ее видел?       — Вчера вечером — я остановился, нехорошее предчувствие сковало меня.       — Брат, вчера ее исключили из миссии. Кто-то передал в штаб-квартиру информацию о том, что Санем лечилась какое-то время в психиатрической клинике, поэтому ей отправили уведомление. Вчера вечером мне позвонили и устроили головомойку на тему того, что я скрыл этот факт от них.       — Подожди, Метин, что ты городишь?! Что значит освободили?       — Джан, потом поговорим об этом, возвращайся за ней в отель. Забери ее оттуда. Она одна совсем без присмотра и без защиты миссии. Представь себе какого ей сейчас.       Мне не нужно было говорить об этом, скинув звонок я уже бежал на выход. Я точно знал, что для Санем значила миссия, знал какую радость ей доставляла эта работа. Кто же слил информацию, зачем? Я попытался выйти, но меня не выпускали, потому что там был только вход. Я объяснял, что тороплюсь, что ситуация серьезная и не терпит отлагательств. Полицейские потребовали билет, и я снова полез за ним в рюкзак. Только в этот раз, вместе с билетом я вытащил еще кое-что. Кольцо со звоном упало на пол и покатилось. Я смотрел на то, как оно закатилось под сиденье и молодой человек полез его доставать. Он протянул мне его и улыбнулся, а я смотрел на кольцо Санем и вспомнил хиджру, его слова. Неужели все это было на самом деле? Все, что мне показалось сном было реальностью?       В отель я приехал через час, но Санем там не было. Где ее искать? Может поехала все же на локацию? Я взял машину и поехал за ней, но и там ее не было. Элис рассказала мне в двух словах как все случилось, что произошло. Потом сказала, что Санем уехала на такси. Первый раз в жизни я почувствовал тягу к насилию, и меня не могло остановить даже то, что думал я о насилии над женщиной. Если бы мне на пути попалась Моник, я бы без сожаления ее придушил. Но сейчас не время для разборок, мне нужно найти Санем.       Я вернулся к отелю и поговорил со всеми таксистами, которых нашел. Все видели, как девушка уехала, но никто не знал куда, а таксист, который ее отвез уехал на заказ. Я попробовал с ним связаться, но бесполезно. Что же делать? Я снял номер в отеле и скинув вещи, поехал в центр, может быть она просто гуляет где-то по центру.       Санем нигде не было. Я был в отчаянии, как же я мог уехать и оставить ее? Я ненавидел себя в эту минуту так, как никогда. Ругая себя последними словами, я вернулся в отель. Был уже вечер, группа вернулась с локации. В холле на первом этаже меня ждала Элис с коробкой в руке. Значит Санем уехала, оставив эти вещи. Уже второй раз. И только сейчас мне в голову пришла мысль, которая должна была появиться раньше. Каким образом кольцо оказалось у хиджры. Кольцо, с которым Санем не расставалась никогда. Значит они виделись?       Я не слушал больше Элис. Оставив коробку внизу у администратора, я выбежал на улицу. За воротами отеля меня уже поджидал тот самый водитель, который отвез Санем в неизвестном направлении. Водитель был очень удивлен тем, что мадам захотела ехать в трущобы. Все подтвердилось, она была в общине. Я поехал увидеться с гуру и узнать о местонахождении Санем. Как только я подъехал к общине ворота открылись, и я въехал внутрь. Значит меня ждали.       — Приветствую тебя, Джан Дивит — словно в подтверждение моих мыслей, услышал я голос Гуру. — Ты заставил себя ждать.       — Не знал, что ты меня ждешь, а то приехал бы раньше.       — Зачем пожаловал?       — Ты же знаешь где она?       — Я знаю где она, — улыбнулся гуру. Но зачем ты сюда приехал?       — Я приехал узнать где она?       — Я дам тебе еще один шанс — Гуру подошел ко мне. Взгляд его был колючий, голос твердый, с оттенком металла. — Зачем ты сюда приехал?       Я понял, что он имеет ввиду что-то иное, то есть смысл вопроса другой. Но я не знал, что ему ответить. Все, что меня в эту минуту интересовало — где Санем и не случилось ли с ней что-то дурное.       — С ней все в порядке — как будто прочитав мои мысли ответил Гуру.       — Скажи мне, где она? — я приблизился к нему вплотную и готов был вцепиться в него в любую минуту. Но его это не пугало.       — Скажу после того, как узнаю, зачем ты сюда явился? — Я открыл рот, чтобы ответить, но он поднял руку призвав меня к молчанию — Подумай, а я подожду. Мне спешить некуда.       Я все- таки схватил его за грудки.       — Ты не понимаешь, что она сейчас где-то совсем одна! С ней может случиться что-то плохое!       — Она в безопасности — после минутного молчания ответил Гуру — С ней ничего не случится.       — Где Санем? — я был в шаге от того, чтобы убить его или умереть самому. Я понял, что если сейчас не узнаю где она, если не увижу ее, я сойду с ума.       Гуру отступил на шаг и мне пришлось его отпустить. А потом показал кивком головы на второй этаж. Я бежал наверх, не видя перед собой ничего. Бежал по коридору, открывая каждую дверь, которая попадалась на пути. И вот наконец я увидел ее. Она стояла у окна, обхватив себя руками. Такая маленькая и такая хрупкая. Сердце сжалось в груди. Как же она смогла все это вынести? Как она смогла вынести то, чего боялась больше всего на свете — одиночество. Я шумно выдохнул, пытаясь затолкать обратно ком, который образовался в горле, от чего Санем вздрогнула, но не стала оборачиваться. Я подошел к ней, бросив где-то на полпути свой рюкзак. Я наклонился и прошептал на ушко:       — Закрой глаза, — мой голос дрожал, то ли от страха, то ли от облегчения. — Что ты слышишь?       — Барабаны, песни хиджр — после минутного молчания прошептала она в ответ. И я только сейчас обратил внимание на то, что на улице били в барабаны. Я думал, что это стук моего собственного сердца.       — Еще что?       — Мой голос, твой голос.       — Еще?       — Биение моего сердца, биение твоего сердца — Санем все также стояла ко мне спиной, только чуть отклонилась назад и привалилась спиной к моей груди.       — Я люблю тебя, — она окаменела. Ее спина, еще минуту назад расслабленная, вытянулась в струнку, она застыла. — Когда закрываю глаза или открываю, вижу тебя. И не важно, рядом ты или нет. Домой иду — ты, на побережье — ты, в горный домик приезжаю– ты, в лес убегаю — ты. На небо смотрю — и там ты. Только ты. Везде ты, — я почувствовал как она снова расслабилась. Я скорее догадался, чем услышал, что она улыбнулась.И я точно знал, что по ее щекам катятся слезы. — Ты ничего не скажешь?       — Ты меня вспомнил? — голос Санем звучал глухо, но я точно смог расслышать в нем надежду и страх.       — Я тебя никогда не забывал. Пусть моя память спрятала тебя от меня, но мое сердце помнило тебя всегда?       Санем молчала, я обнял ее сзади и уткнувшись носом в ее волосы вдыхал ее аромат. Такой знакомый, такой любимый, такой родной. Время шло, а мы стояли молча. Слушали дыхание друг друга и наслаждались этим.       — Джан, — Санем заговорила неожиданно, голос ее дрожал — я так рада, что ты меня нашел. Я так боялась, что ты уедешь и не придешь за мной.       — Я бы не смог уехать.       Санем развернулась в моих объятиях и посмотрела мне в глаза. Ее глаза блестели от недавних слез. Зайдя сюда, я очень боялся, что она повернется и я увижу в ее глазах разочарование, пустоту, холод. И сейчас я был счастлив, потому что видел в них уверенность и доверие. Она все еще доверяла мне и все еще любила меня.       — Я испугался, что ты меня больше не любишь.       Санем улыбнулась и погладила меня по щеке:       — Джан, давай вернемся домой?       — Единственная моя, я уже дома.