Уроки

      Ночь принесла с собой ветер, пахнущий морем и прелой листвой. Тишину спящей деревни нарушал лишь легкий перезвон колокольчиков, постукивание деревянных палочек на ветру и шум бурлящей в гейзерах воды. В темноте мягко теплились огни свечей, тревожно раскачивались светильники, окруженные стайками ночных мотыльков.       Веншавейе. «Белая вода». Людивин добралась сюда практически без остановок, чтобы найти лекаря для кузена и теперь чувствовала давящую усталость. Столько всего случилось за последнее время. Правда о семье, потрясшая ее до глубины души, затем неудавшийся переворот и откровения Курта о своем прошлом, и в эпицентре всего – болезнь Константина.       Девушка медленно шла по дороге, петляющей между каменных хижин, возвращаясь в свой лагерь. Она думала о том, что оставила Курта наедине с Сиорой, и эта мысль, как обычно, причиняла боль, хотя поводов для ревности у нее больше не возникало.       Остановившись у каменной стены, она прислонилась спиной к теплому мху и посмотрела на небо. Скопление звезд напоминало россыпь мелкого жемчуга, тускло мерцающего в витринах Новой Серены.       Перед самым отъездом из города ей удалось немного поговорить с Куртом о будущем. Они столкнулись на лестнице утром в день отъезда и остановились, освещенные ярким солнечным светом, падающим из открытых окон.       Людивин сразу обратила внимание на произошедшие в нем изменения. Капитан выглядел… умиротворенным. Последняя точка в заговоре Монетной Стражи была поставлена и он разобрался со своим давним врагом.       - Зеленокровная подруга! Доброе утро.       - Привет, Курт. Ты выглядишь отдохнувшим. Мы разобрались с Германом. Чем собираешься заняться теперь? – спросила Людивин, пытаясь представить себе какой станет новая Монетная Стража и чего может добиться в ней Курт. Захочет ли он оставаться помощником и телохранителем де Сарде или предпочтет более почетную и высокую должность, которую, несомненно, заслужил.       - Впервые в жизни у меня есть возможность строить планы, - признался он, и вдруг показался девушке каким-то растерянным.       - Надеюсь, мне тоже найдется в них место, - не удержалась она и тут же прикусила язык. Впрочем, эта фраза могла означать многое. Но Курт всегда отличался проницательностью.       - Должен признать, мне до сих пор трудно поверить, что такой как я мог заинтересовать столь утонченную особу, - Курт опустил глаза, и она поняла, что на сей раз он не шутил, а говорил именно то, что думал. – Но для меня это было бы пределом счастья…       Кто-то начал спускаться по лестнице и разговор оборвался – пора было отправляться в дорогу. По пути в Веншагано они обсуждали только дела и Людивин по-прежнему могла лишь гадать о смысле слов наемника.       Она вздохнула, возвращаясь в настоящее. Внезапно де Сарде решила, что так больше не могло продолжаться. Слишком много загадок, намеков и вопросов, а она всего лишь хочет прямого ответа хотя бы на один из них.       Вернувшись на тропу, она пошла к выходу из деревни, постепенно ускоряя шаг, пробежала по лабиринту огромных гранитных валунов и оказалась на площадке, в центре которой горел костер. Лагерь расположился над крутым обрывом и далеко внизу, с шумом неслась темная река.       Курт сидел в одиночестве возле костра. Подняв голову, он посмотрел на Людивин, замершую возле засохшего дерева. Сиоры в лагере не оказалось, скорее всего, островитянка ушла в деревню. Было тихо, не считая плеска воды и порывов теплого ветра.       Не сводя с нее глаз, Курт встал и пошел навстречу. Людивин прислонилась к древесному стволу, чувствуя ужасную слабость в ногах, как будто она бежала не пару минут, а несколько лет.       - Я рад, что ты пришла… Я хотел с тобой поговорить, - Курт остановился в паре шагов от нее.       - Я слушаю… в чем дело? – сердце Людивин бешено забилось, явно собираясь выскочить из груди. Ее окатило волной дурноты. Вот сейчас он скажет, что все понимает, но…       - Похоже, доблестный воин не может найти подходящие слова… - смущенно усмехнулся Курт. И внезапно тихо добавил: - Вот дурак.       Людивин молча смотрела на мужчину, чувствуя, что не стоит его прерывать.       - Я…       Запнувшись, он опустил глаза, но потом вновь посмотрел на нее.       – Я стал твоим наставником, когда ты была еще ребенком… А теперь ты стала красивой, очаровательной девушкой.       Взгляд Курта скользил по ее лицу, словно вбирая каждую черточку.       – И… может быть, однажды вечером ты согласишься встретиться со мной наедине?       Людивин так долго ждала чего-то подобного, что теперь было трудно поверить, что это не часть ее фантазий. Как же нелегко для них оказалось перешагнуть через все барьеры.       - Приходи ко мне в комнату, когда вернемся домой, - не раздумывая ответила она.       - Я приду… И… - Курт протянул руку к ее лицу, поправляя выбившуюся из прически прядь волос и нежно дотронулся до щеки, касаясь метки. Его пальцы были шершавыми от постоянной работы мечом, но Людивин не могла вспомнить ничего приятнее этого прикосновения. Он выдохнул: - Не могу дождаться…       Послышался звук шагов – Сиора возвращалась в лагерь, и они отступили друг от друга, принимаясь за приготовление ужина.       Отъезд в Новую Серену был назначен на утро, а Людивин не могла уснуть, вспоминая недавний разговор. Ей хотелось петь от счастья, или просто встать и покружиться среди лабиринта камней. Судя по тому, что дежуривший первым Курт постоянно что-то ронял, у него тоже появились проблемы с концентрацией.       В какой-то момент Людивин не выдержала и захихикала над ним. Стараясь не разбудить Сиору, Курт тихо напомнил де Сарде, что он еще не снял с себя обязанности наставника и пригрозил наказанием. Она промолчала, про себя подумав о том, что ждет этого с нетерпением.

***

      Горячая ванна смыла следы дорожной пыли, а ночь в мягкой постели стерла следы усталости с лица. Людивин стояла перед зеркалом в своей спальне, медленно расчесывая светлые волосы.       Они спешили, как могли, и привезли лекаря, чтобы поддержать ее несчастного кузена. На ближайшее время она сделала для него все, что могла. Пришло время немного подумать и о себе.       Пара дней наедине с Куртом сейчас были пределом ее мечтаний. Если он придет, конечно. Мог ли он передумать? Людивин всматривалась в отражение, вспоминая женщин, которых встречала в казармах и таверне. Определенно они все проигрывали ее белокурым волосам, голубым глазам и милому лицу. Теперь она знала, что принадлежала к расе островитян, а местные женщины очень нравились мужчинам. И все же с маркитантками капитану было бы проще, они были опытные, и не несли с собой никакого багажа общего прошлого.       От стука в дверь она едва не подпрыгнула. Сдерживаясь, чтобы не подбежать к двери, она заставила себя подойти медленно, стараясь дышать ровно, и не выдать волнения. Но один лишь взгляд серых глаз Курта, пронзивший ее, едва она открыла дверь, заставил Людивин забыть все свои установки.       Она отступила в сторону, пропуская его в комнату. Курт не надел броню, ограничившись простой рубашкой и заправленными в сапоги штанами. Они провели рядом много лет, а путешествия по Тир-Фради сблизили их еще больше, но только сейчас она по-настоящему ощутила исходящую от него силу, грубую и влекущую.       Людивин показалось, что они оба светятся изнутри как угли костра. Низ ее живота заныл, а соски натянули ткань тонкого шелкового халата. Она откинула распущенные волосы за спину и закрыла дверь. Девушка была босиком, так и не придумав до последней минуты, что же надеть на свидание. Она не была уверена, что Курт все-таки придет.       Он стоял и просто смотрел на нее, обжигая взглядом. Прежде она не испытывала такого смущения и одновременно дикого, поглощающего все мысли желания.       - Вы все еще хотите, чтобы я был с вами, ваша светлость?       Так официально. Но Людивин видела, что он ее хочет. Это читалось во взгляде, напряженном и в то же время тревожном – он тоже не был уверен, что она не передумала.       «Забавно. Мы оба боимся одного и того же».       - Конечно, дурачок. Иди сюда, - рассмеялась девушка, неожиданно опьяненная своей женской властью над ним.       Первый поцелуй был жадным, жарким и очень сладким. Людивин казалось, что ничего слаще она в жизни не пробовала, хотя всегда подозревала, что вкус его губ именно такой, напоминающий вишневый бренди, который она любила. Впервые руки Курта касались ее обнаженной кожи, и Людивин бросало то в жар, то в холод, заставляя прижиматься к нему в поисках поддержки.       Она так нервничала, что не запомнила, как они оказались на кровати, причем она была сверху. Курт обхватил рукой ее затылок, зарываясь в волосы, притягивая к себе лицо девушки, целуя и целуя без остановки. Он покусывал ее губы, язык проникал в ее рот, делая поцелуй невероятно глубоким. Людивин никогда раньше так не целовали - властно и в то же время нежно.       Рука скользнула в вырез ее халата, и широкая ладонь принялась ласкать небольшую грудь, играя с соском, в то время как другая, сжала мягкие ягодицы девушки. Она прервала поцелуй, пытаясь отдышаться. Руки Курта замерли, и он посмотрел на нее почти обиженно. Людивин облизнула припухшие от поцелуев губы, и увидела как он вздрогнул от накала желания.       - Знаешь, я никогда не делала этого раньше.       Его взгляд изменился, не то чтобы он казался сильно удивленным, скорее в нем можно было прочесть... облегчение. И нежность. Море нежности, в котором она могла утонуть. Людивин и не думала, что он способен так смотреть. Курт провел рукой по ее лицу, очерчивая изящный профиль.       - Любимый мой птенчик...       Как-то незаметно извернувшись, он подмял Людивин под себя, и тесно прижимая девушку к груди, принялся покрывать поцелуями ее лицо. Постепенно они избавились от одежды и пальцы девушки теперь ласкали его крепкую спину, исчерченную множеством старых и свежих шрамов, каждый из которых она собиралась со временем поцеловать.       Мозолистые руки Курта, не такие как у изнеженных аристократов, а настоящие, мужские, ласкали гладкие бедра девушки. Между ее ног уже давно было так мокро, что когда его пальцы проникли внутрь, Людивин показалось, что вся мужская рука будет залита ее влагой. Не вынимая пальцев, Курт опустил голову, целуя девушку в шею, его горячий язык скользнул по нежной коже, оставляя следы, остывающие на прохладном воздухе спальни. Она глухо стонала от удовольствия, выгибаясь навстречу ласкающим ее пальцам. Губы Курта впивались в аккуратную, округлую грудь, язык облизывал розовые соски, жадно, не останавливаясь, словно он никак не мог насытиться ее телом.       Наконец он оставил ее груди, и, скользя языком по животу, опустился ниже. Ее тело было гладким везде, как и подобало аристократке, и холмик лобка не был скрыт волосами. Приподняв ягодицы девушки, он наклонил лицо и поцеловал ее между ног. Людивин зажмурилась, испытывая одновременно смущение и удовольствие. Она чувствовала как язык Курта медленно и со вкусом проходит по ее половым губам, слизывая влагу, которой она истекала. Она сжала руками простыни, поднимая бедра навстречу его лицу, и некоторое время не была способна ни на что, кроме глухих стонов. Извиваясь от нахлынувшего удовольствия, Людивин закричала, не думая о том, что ее могут услышать в других комнатах особняка.       Курт продолжал лизать ее, пока она не оттолкнула его голову, потому что чувствительность ее обострилась настолько, что любое прикосновение почти лишало сознания. Тогда он с улыбкой приподнялся, опираясь на локти, и поцеловал Людивин в губы. Она ощутила свой вкус и запах, и поняла, что это возбуждает ее не меньше самого процесса. Курт потерся колючим подбородком о ее щеку, и нежно поцеловал в кончик носа.       - Ты была так хороша.       - Я? Вся заслуга принадлежит тебе, - она смущенно улыбнулась в ответ, ласково проводя рукой по его волосам.       - Ты ошибаешься, Зеленокровная. Я получил не меньше удовольствия, поверь.       - Я тоже хотела бы сделать это для тебя, - решилась девушка, осмелившись, наконец, опустить руку вниз и дотронуться до его члена. Он был очень горячим и твердым. Она осторожно провела рукой снизу вверх и почувствовала влагу на его головке.       - Сделаешь это чуть позже, хорошо? Я просто сойду с ума, если не войду в тебя прямо сейчас.       Последние слова он уже прорычал, обнимая Людивин за плечи, и стискивая зубы, почти доведенный до края ее прикосновениями. Курт забросил ноги девушки себе на бедра и она судорожно вздохнула. От страха и восторга ее сердце билось так быстро, что казалось, в ушах шумит морской прибой.       Крепкий и горячий, он вошел в нее, преодолевая преграду, и заставляя Людивин поморщиться от боли. К счастью она была достаточно влажная, чтобы боль вскоре прошла, постепенно сплетаясь в одно целое с удовольствием. Курт двигался медленно, давая ей время привыкнуть, целуя в губы, и крепко обнимая сильными руками.       Она теснее прижалась к нему, обхватывая ногами ягодицы мужчины, а ее ладони скользили по его мускулистым плечам, шее, покрытым капельками пота волосам.       Тяжело дыша, Курт нашел ее руки и поднял их над головой девушки, прижимая запястья к кровати. Людивин поняла, что ее прикосновения лишают его остатков самоконтроля. Она почувствовала нарастающую внизу живота тяжесть. К ней возвращалось только что испытанное удовольствие, но оно было иным, накатывающим как прилив, и таким же неконтролируемым.       - Не останавливайся, - простонала она, подаваясь навстречу каждому движению его члена.       - Моя... сладкая...       Людивин видела, как Курт закусил губу, сдерживая стоны и продолжая размеренные движения, чтобы дать ей снова достичь вершины удовольствия. Она протяжно застонала, когда оргазм заставил ее откинуть голову на подушку, а Курт задвигался быстрее, наконец, именно так, как ему хотелось. С хриплым стоном он сделал несколько последних резких проникновений.       Она была такой влажной, что не сразу почувствовала, как горячее семя наполняет ее внутри. Мысль о том, что она может забеременеть пронеслась в ее голове только сейчас. Но она не боялась. С Куртом она не боялась ничего.       Никогда еще Людивин не чувствовала себя настолько удовлетворенной и обессиленной. Ей казалось, что балдахин над кроватью раскачивается, а сама кровать плывет в открытое море. Обнимающий ее Курт - единственный живой человек, оставшийся на всем белом свете. Самый важный и самый любимый. Теперь все было правильно. Так, как надо.       Курт натянул на них одеяло и некоторое время они лежали обнявшись, лениво лаская друг друга. Наконец все барьеры были сняты, а вопросы могли стать откровенными.       - Я хочу узнать…- Людивин повернулась на бок и посмотрела на Курта.       - Я весь - внимание.       - Почему ты назвал Сиору «прелестным цветком»? Ты никогда не говорил мне ничего подобного. Даже в тяжелые моменты.       Курт явно не ожидал такого вопроса и на его лице отразилось замешательство. Казалось, он даже не сразу понял, о чем вообще идет речь.       - Ну ты даешь, Зеленокровная, я и забыл... Да ты, оказывается, ревнива!       Он расплылся в довольной улыбке, а Людивин толкнула его в плечо, покраснев от досады.       - Все, забудь об этом вопросе!       - Нет уж, давай поговорим, - он притянул девушку к себе. Серые глаза искрились весельем. – Это был момент печали, мне было ее очень жаль. Она ведь милая девушка, а я привык говорить милым девушкам комплименты.       - Вот как. Никогда бы не подумала, - процедила Людивин, упираясь руками в его грудь и сгорая одновременно от ревности и стыда. – Понятно…       - Просто ты, моя зеленокровная прелесть, настолько хороша, что я никогда бы не рискнул говорить тебе что-то подобное, не уверенный что это не разрушит наши давние близкие отношения, которые переросли в верную дружбу.       - Ты назвал ее и «юной волчицей»!       Курт расхохотался.       - Я заметил, что ты становилась угрюмой, когда я разговаривал с Сиорой. На самом деле… я тебя проверял.       - Ах ты, циничная скотина!       - Никогда этого не отрицал, - он хмыкнул. – Я действительно не верил, что заинтересовал тебя.       Курт замолчал, внимательно глядя ей в глаза.       - Теперь все по-другому. И я боюсь спросить… - он запнулся, отведя на мгновение взгляд. – Что дальше? Я хочу сказать… Ты – все, чего я хочу, и все, что я люблю, - он втянул носом воздух, словно ему не хватило дыхания. – Но нужен ли я тебе?       Позабыв о своем недавнем гневе, Людивин поняла руку, и погладила его по щеке.       - Курт, я не представляю свою жизнь без тебя. Я тоже люблю тебя, - она постаралась вложить в свой голос всю ласку и нежность, которую так долго копила и которой теперь могла поделиться с ним.       - Милая моя светлость…       Его голос был проникнут обожанием и любовью и она не понимала, как могла жить без этого столько времени.       - И вот так наставник по фехтованию превратился в учителя любви, - продекламировала Людивин, откидываясь на подушки.       Рассмеявшись, Курт склонился над ней, заглядывая в глаза.       - Самое время продолжить уроки.