Вы доктор? Да, вроде того (рабочее)

Отложив мысли о судьбах мира в сторону, Поллинария Львовна вернулась в спальню. К ней прилегала небольшая комната, которую женщина, едва въехав, превратила то ли в большой стенной шкаф, то ли в маленькую гардеробную. Но, повесив на плечики форменную мантию и уже потянувшись за обычной повседневной, остановилась: «А разумно ли являться туда в мантии?» Медведьма задумчиво обвела взглядом тесное помещение. С одной стороны аккуратным рядком висели мантии. Напротив, у стены, маячил так и не разобранный до конца сундук. А перекладину справа занимали платья. Почти одинаковые платья. Те самые, которые Поллинария Львовна ругала последними словами, едва появившись в этом мире. С оборками, кружевами и заметным душком конца девятнадцатого века. «Хм-м… И как на это отреагирует папаша Снейп? Судя по тому, что влюблённая Эйлин Принц разорвала все контакты с волшебной роднёй, магию этот товарищ не жалует», — проворчала себе под нос женщина. Не то чтобы она боялась, что с ней откажутся говорить или вообще примут за сумасшедшую. В школу Северус ходил, а значит, папаша-магл хоть что-то, но знал. Однако сразу настраивать мужика против себя, так откровенно демонстрируя принадлежность к магическому миру, медведьма посчитала глупым. Недолго думая, она постучала палочкой по ближайшей коллекции оборок, превратив её в строгое светло-серое платье с белым воротничком и узкой юбкой чуть ниже колена. «С летними оттенками у меня не складывается, — фыркнула ведьма, рассматривая результат своего волшебства. — Впрочем, вряд ли в Паучьем тупике оценили бы что-то слишком уж легкомысленное. А немного официальности пойдёт скорее на пользу». Отбросив сомнения, Поллинария Львовна принялась одеваться. Платье село как влитое. Без множества рюшей и пышных кружев женщина выглядела ещё стройнее и как-то строже, что ли. Превратив одну из мантий в лёгкий летний жакет, а попавшиеся под руки туфли в соломенную шляпку и элегантную, но вместительную сумочку, женщина окончательно удовлетворилась своим обликом: «Не хиппи, но и не вобла из викторианской эпохи. На пару часов точно хватит, а в следующий раз подберём что-нибудь в магловском магазине». Женщина подмигнула своему отражению в зеркале и, тщательно заперев дом, вышла на задний дворик. Минуту спустя тишину разорвал громкий хлопок. «Хорошо, что я не вспомнила о высоких каблуках!» — подумала медведьма, едва оказавшись в месте назначения. Паучий тупик, где жили родители Снейпа, она до сих пор близко не рассматривала. Заметила с высокого противоположного берега удобный тупичок, зажатый между двумя сплошными заборами, и успокоилась, решив, что нашла идеальное место для аппарации. Как бы не так! Закуток местные жители приспособили под помесь свалки и общественного туалета. Ругаясь на чём свет стоит и чудом ни во что не вляпавшись, Поллинария Львовна выбралась на улицу и нос к носу столкнулась с недовольной толстухой: — А с виду приличная женщина! — прошипела та. — Даже приличная женщина способна ошибиться поворотом в незнакомом месте! — парировала Поллинария Львовна, лихорадочно соображая, какие выражения могли долететь до ушей местной поборницы культуры. — А спросить не догадались? — Не нашла у кого, — отмахнулась медведьма, стряхивая с юбки налипшие травинки и пыль. — Да уж… Тут точно не у кого, — проворчала женщина немного более доброжелательно. — И каким ветром в наше захолустье занесло столичную леди? Поллинария Львовна подавила желание послать приставучую тётку куда подальше. Мало ли с кем именно свела её судьба. Может, это жена лучшего друга мистера Снейпа. Или вообще сама миссис Снейп. Дом то рядом, буквально за забором. — Я не столичная и уж тем более не леди, — доброжелательно улыбнулась она. — Просто приехала навестить одного знакомого. — И на чём же приехали? Автобус только к полудню будет, — бдительно прищурилась тётка. — Я своим ходом, — отозвалась медведьма и быстро, чтобы любопытная собеседница не принялась уточнять, добавила. — Где тут дом Снейпов? Я к ним. — Ах вот оно что! Теперь понятно, что вы забыли в этой клоаке. Медведьма удивлённо вздёрнула брови: «Что тебе может быть понятно, если я сама ещё толком не понимаю!» Но у толстухи проблем с пониманием явно не было. Она подхватила медведьму под локоток и развернула в противоположном направлении. — А я всегда говорила, не будет с этой парочки толку, — доверительно сообщила она. — Только появилась у Тоби эта фифа блёклая, так сразу и сказала. Не нашего полёта птица! — Почему вы так решили? — уточнила Поллинария Львовна, покорно шагая в заданном направлении. Она уже догадалась, что судьба свела её с местной сплетницей, злить которую явно не стоило. — А что тут решать? Сразу видно. Бледная, тощая, явно больная — ни дитё выносить, ни дома поработать. А гонору-то, гонору! — Ну дитё всё же выносила. — Так и думала, что вы по его душу. Ну так я вам всё расскажу. Не зря сорок лет в местной школе проработала. Всё про всех знаю! — Любопытно, — пробормотала Поллинария Львовна, изо всех сил борясь с отвращением. Встречала она таких. Всё знает, а чего не знает — придумает. Но не в её положении было разбрасываться источниками информации. Ведь что она, в сущности, знала? Лишь то, что семья Северуса не купалась в деньгах и вряд ли могла похвастать благополучием. Всё прочее ей рассказал Октавиус Принц — рассказчик по определению пристрастный. — Ещё бы вам не было интересно. Как-никак ваша работа, — ухмыльнулась сплетница, пропуская гостью в небольшой ухоженный дворик. Они устроились за врытым в землю столиком под кривой старой яблоней. Хозяйка принесла чай и, не озаботившись ни сливками, ни сахаром, занялась любимым делом — сплетнями. — Тоби у нас завидным женихом слыл. Ну, выпивал, конечно, по воскресеньям, но только после церкви. В драку мог влезть по пьяному делу. Ну да кто без недостатков. Зато красавчик, на фабрике работал, дом свой имел. Ни свекрови, ни свёкра — раздолье. На него тут многие девицы засматривались. Это тут теперь одни старики да пьянь остались. А раньше всё было… Женщина подпёрла рукой многочисленные подбородки и мечтательно уставилась в пространство. — Но Тоби ни на кого не смотрел. Всё прЫнцессу, видать, выискивал. И выискал. Эту вот! За людей нас не считала. Вас вот перекосило, когда из туалета местных пьянчуг выбирались. А она так на всех смотрела. Мол, что это за дерьмо, простите великодушно, вокруг меня ходит, да ещё говорить пытается. Сколько здесь живёт, ни разу никому руки не подала, на чай не заглянула, к себе не пригласила. А как сынка родила, так и вовсе на улице раз в месяц показываться стала. Неудивительно, что при такой жене Тоби совсем захирел. — Захирел? — Ну да. Попивать начал. — Так он вроде и раньше пил, нет? — Пил, но только после церкви! — Это всё меняет, — не сдержала саркастическую ремарку Поллинария Львовна. Сплетница сарказма не уловила: — Именно! Все пьют! А ты видишь, что пьяный — не лезь. Уйди тихонечко, не нервируй мужа. Он и не полезет. Медведьма покосилась в открытое окно на большую, явно свадебную фотографию на стенке комнаты: даже в молодости смахивающая на борца сумо хозяйка и щупленький мужичок с несчастными глазами, едва достающий макушкой до плеча невесты. — Муж мой покойный, — перехватила этот взгляд женщина и многозначительно усмехнулась. — Ни разу за всю жизнь меня пальцем не тронул! Вот что значит правильное поведение. «Тебя, пожалуй, тронешь — костей не соберёшь», — проворчала про себя Поллинария Львовна, но вслух, разумеется, произнесла совсем другое: — А миссис Снейп, значит, неправильно себя вела? — Конечно! Где ж бы эта фифа умных людей послушала. Тоби её, конечно, поучил немного. Да не в коня овёс. Там наука… — То есть как это «поучил»? — не поняла, а точнее, не позволила себе понять Поллинария Львовна. — А как всех учат, — равнодушно пожала плечами сплетница. — Но культурно. По улицам не гонял. Всё дома, как у порядочных людей принято. Медведьму передёрнуло, а рука сама собой скользнула в сумочку за палочкой: «Культурно! Надо же! Корова трущобная». — Но дурной голове наука не впрок. Так и живут. Тоби, бедолага, с ней мучается, сынок вообще оторви и выбрось… — А с сыном что не так? — уточнила Поллинария Львовна, с трудом подавив приступ злости: «Я здесь не для того, чтобы воспитывать эту стерву!» — Да всё не так. Я его до одиннадцати лет учила, пока в школу для малолетних преступников не попал. Так вот я вам скажу: с первого дня поняла — пропащий парень. — Такие явные признаки пропащести, что прям с первого дня видны? — скрипнула зубами медведьма. — Не с первого, так со второго. От матери нахватался. Всё нос в потолок драл. Мне! Учительнице! На ошибки указывал! Тоже мне умник выискался. «М-де… Типичная ошибка умных детишек при тупых учителях, — закусила губу Поллинария Львовна. — Мой ещё и энциклопедию на следующий урок приволок. Только сменой школы проблему решили. Хотя тут у Северуса такой возможности явно не было…» Усилием воли отогнав неприятные воспоминания, Поллинария Львовна поднялась: — Спасибо, вы мне очень помогли взглянуть на ситуацию со стороны. — Да вы не спешите, я вам ещё не то расскажу! — Увы! Очень спешу, — отказалась ведьма, кое-как сдержавшись. — Тоже верно, — тоже встала толстуха. — На каждого паскудника не напасёшься. А что он теперь натворил, раз и школа для малолетних преступников от него отказывается? — Что? — опешила Поллинария Львовна. — Никто от Северуса не отказывается! Напротив! Он подаёт большие надежды. — Надежды? — недоверчиво скривилась хозяйка. — Именно. Надежды, — с нажимом подтвердила медведьма. — С его талантами он многого добьётся. — Кто бы мог подумать. Хотя чего можно добиться после школы для малолетних пре… — Да кто вам сказал такую глупость?! — всё-таки взорвалась Поллинария Львовна. — Северус учится в школе для одарённых детей! В их распоряжении целый замок, полный пансион и все возможности для развития его талантов. — Ишь ты, — с завистью пробормотала тётка. — Это кто ж такое оплачивает. У Тоби отродясь таких денег не водилось. — Её Величество оплачивает! — фыркнула медведьма. — Что, прям всё?! — ахнула хозяйка, тяжело плюхнувшись на лавку. — Всё, — твёрдо отчеканила Поллинария Львовна и зашагала к калитке. Толстуха осталась на месте, придавленная прозой жизни к нестроганой доске. Медведьма беспрепятственно покинула ухоженный дворик и снова вышла на улицу. От дома Снейпов неслись невнятные выкрики и какой-то грохот. Поллинария Львовна насторожилась и ускорила шаг. Двор Снейпов встретил её запустением и болтающейся на одной петле калиткой. Стучать было некуда, а главное, незачем. Хозяева явно не ждали гостей. Из распахнутой двери давно некрашеного домишки раздавались ругань и грохот. Забыв о праве частной собственности, Поллинария Львовна рванула туда. Прихожей как таковой не было. Она сразу оказалась в тесной, заставленной потёртой разномастной мебелью комнате, служившей одновременно и гостиной, и столовой. В воздухе висел тяжёлый дух перегара и рвоты. На полу валялись бутылки вперемешку с битой посудой. Медведьма застыла, ошалев от представившейся ей картины. Нет, она уже догадалась, что семейство Снейпов благополучием не отличается. Но чтобы так… Глухие звуки ударов доносились с узкой, даже на вид ненадёжной лестницы, ведущей на второй этаж. Опомнившись, медведьма дёрнулась было туда, но не успела. Ломающийся мальчишеский голос легко перекрыл бубнёж агрессивного пьяницы: — Хватит! Не трогай её! Ты, ублюдочный грязный магл! — Ах ты, щенок! — обиженным буйволом взревел хозяин дома, и в туже секунду на втором этаже что-то хлопнуло, и стены осветились отблесками яркой вспышки. «Что за чёрт!» — едва успела подумать Поллинария Львовна, как события хлынули полноводной рекой. В прямом смысле. Сначала по лестнице потоком стекла грязная мыльная вода. Следом по ступенькам поскакало мятое жестяное ведро. А за ним покатился и сам хозяин дома. Охнув, медведьма в последний момент успела смягчить затоптанные половые доски прежде, чем грязный и вонючий как бомж мужик рухнул на пол. Машинально она бросила в сторону хрипящего тела диагностические чары: ничего! Парочка ушибов, лёгкое сотрясение мозга и такое содержание алкоголя в крови, что хватило бы для комы парочке слонов. — Бог хранит дураков и пьяниц, — едва слышно пробормотала Поллинария Львовна. — Жаль, пока была возможность, не спросила, зачем он это делает. Но долго задаваться философскими вопросами ситуация ей не позволила. Пожалуй, отголоски грохота, который поднял, падая, пьяница, ещё до конца не стихли, а наверху поломанной лестницы уже появилось новое действующее лицо. Медведьма только и успела заметить окровавленный явно сломанный нос и залитую кровью затасканную футболку, как Северус, а это был именно он, увидел неподвижное тело посреди гостиной. Явно неосознанно он шагнул назад. — Он… Он… — Северус? — осторожно позвала Поллинария Львовна, понимая, что ошалевший мальчишка вряд ли её заметил. — Я не хотел! — вскрикнул тот, в защитном жесте вскидывая руки. — Он сам! — Северус! Успокойся! — повысила голос медведьма, поднимаясь по лестнице. — Он сам! — попятился парень. — Всё хорошо, успокойся, — Поллинария Львовна наконец добралась до трясущегося как в лихорадке паренька и, преодолевая слабое сопротивление, притянула его к себе. — Всё хорошо, слышишь? Живой он. Ни черта ему не сделалось, пьянчуге. Северус, похоже, не понял ни слова из того, что она говорила. А вот голос узнал. — Мадам Помфри? — он слабо зашевелился, пытаясь выбраться из кольца её рук. — Она самая. Решила тебя навестить. — Так что вы тут стоите! — мальчишка рванулся, едва не отправив нежданную гостью вслед за пьяным папашей. — Пошли! Опешив, Поллинария Львовна позволила ухватить себя за руку и потащить вперёд, а секунду спустя, завернув за угол узкого тесного коридора, уже поняла, в чём дело. На полу, скорчившись в позе эмбриона, лежала болезненно худая женщина. А вокруг её головы медленно расползалось тёмная маслянистая лужа. Охнув, медведьма отпихнула вцепившегося в её руку мальчишку и бросилась к ней. В первую секунду Поллинария Львовна вообще подумала, что помощь пострадавшей уже не требуется. Мертвенно бледная кожа, лужа крови и неестественная неподвижность наводили на совсем не радужные мысли. Но стоило опуститься рядом на колени, как нос уловил странный запах, совсем не похожий на тяжёлый аромат крови. С облегчением, затопившим душу, Поллинария Львовна мазнула кончиками пальцев по алой жидкости. «Винище! Тьфу ты!» Тряхнув головой, она занялась привычным делом. Северус стоял рядом, и если бы не хриплое рваное дыхание, вполне сошёл бы за статую. Ничего особо страшного, если в такой ситуации хоть что-то можно назвать «нестрашным», с Эйлин Снейп не произошло. Пьяный муж зажал её в угол и избил, и судя по разномастным синякам по всему телу, далеко не в первый раз. Но каких-то серьёзных увечий нанести не успел. Оказав первую помощь и наложив лёгкие чары сна, Поллинария Львовна взмахом палочки подняла нежданную пациентку в воздух. — Спальня где? — она покосилась на застывшего рядом Северуса. Тот молча ткнул пальцем в соседнюю дверь, а потом, спохватившись, распахнул створку настежь. Медведьма осторожно сгрузила свою ношу на несвежую постель и распахнула окно. Свежий ветерок рванул пожелтевшие шторы и разбавил тяжёлый дух немытого тела и перегара. — Ну вот. Уже лучше… — А мама? Поллинария Львовна вздрогнула. — Всё хорошо будет с мамой. Скоро проснётся, — она покачала головой и добавила. — Мазь от кровоподтёков я принесу. — Я сам сварю! — вскинул голову Северус, сжимая кулаки. — Сам, сам, — вздохнула Поллинария Львовна и снова притянула мальчишку к себе. Парень несколько раз дёрнулся, пытаясь вырваться, но медведьма держала крепко. И в какой-то момент поняла, что странные рывки под её руками не имеют ничего общего с любовью к свободе. Мальчишка рыдал. Без слёз, беззвучно и от этого ещё более страшно он вздрагивал, уже без всякой помощи с её стороны вжимаясь окровавленным лицом в тонкую ткань платья. — Тихо… Тихо… — шептала Поллинария Львовна, поглаживая растрёпанные неухоженные волосы. — Всё хорошо. Истерика стихла только через четверть часа. Северус сам отодвинулся, избегая смотреть на медведьму: — Извините. — За что? — пожала плечами женщина. — Разнюнился тут… как ба… — Северус осёкся. — Всем иногда надо спустить пар, — усмехнулась медведьма, привычным жестом легонько дёрнув свисающую на чёрные глазищи чёлку, — не только бабам. Парень хмыкнул, сдувая упавшие на глаза волосы: — А вы чего тут? — В гости пришла. Не против? — Тут только гостей принимать, — проворчал мальчишка. Его взгляд метнулся к двери, потом обратно, и лицо мгновенно налилось нездоровой бледностью. — Эй! Всё нормально! — воскликнула Поллинария Львовна. — Живой он. Проспится и вряд ли вспомнит, откуда свалился. — Вот ещё, — независимо вздёрнул нос Северус. — Я об этой сволочи и не думал! — А о чём думал? — улыбнулась медведьма, давая понять: обмануть её не удалось. — О моде! — задиристо ухмыльнулся парень. — О моде? — Раньше причёска была лучше, — прищурился мальчишка. — О господи! — вскинулась медведьма, бросив короткий взгляд в треснувшее засиженное мухами зеркало. Наложенные утром чары спали, и на ней снова оказалось форменное платье медведьмы, жакет превратился в обычную мантию, а на голове красовалась довольно поношенная туфля. Северус прыснул, ведьма, не сдержавшись, рассмеялась, и минуту спустя они хохотали уже вдвоём, задыхаясь и держась за бока. — Вот! Я так и думал! — знакомый до отвращения голос, донёсшийся с первого этажа, прозвучал как гром среди ясного неба. Поллинария Львовна подавилась смехом и покосилась на бледного Северуса. — Не отдам… — прошипел тот, вжимаясь спиной в стену.