Вы доктор? Да, вроде того (рабочее)

      В очередной раз убедившись, что спать совершенно не хочется, Поллинария Львовна занялась поисками «волшебной палки». Судя по оговоркам в бумагах предшественницы и розовой записке, этот предмет использовался везде и всегда. Вот только ничего похожего на колдовской агрегат вокруг не наблюдалось. Мысленно обругав непотребного благодетеля, а заодно и собственный язык, сдуру ляпнувший про волшебный мир Запада, женщина принялась вспоминать, что читала в детстве в сказках и случайно видела в кино. Но память бастовала. Маленькой девочкой Поллинария Львовна предпочитала отпиливать головы куклам и мишкам, дабы на практике выяснить, что у них внутри, а из кинофильмов на ум приходили в основном мошенники, более или менее удачно косившие под этих самых волшебников. В конце концов, удалось вспомнить только монструозные шаманские погремушки и здоровенный посох белобородого колдуна, полгода скалившегося с рекламного щита прямо в окна её прежней квартиры. Что могли рекламировать под девизом «Ты не пройдёшь!», Поллинария Львовна тогда разбираться не стала, попросту задёрнув шторы, но картинка запомнилась.       С сомнением покосившись на шест, которым гоняла неудавшегося благодетеля, женщина пришла к выводу, что это явно не то, и снова внимательно оглядела комнату. Из-под свисавшей до пола простыни виднелся кончик какой-то деревяшки. С торжествующим возгласом Поллинария Львовна полезла туда и, наконец, извлекла на свет божий искомое. В руках у неё оказалась тщательно отполированная палка, сильно смахивающая на короткую школьную указку. — Ну, и? — проворчала она себе под нос и взмахнула рукой.       Из кончика указки вырвался сноп ярких искр, на лету превратившихся в стайку разноцветных птичек, крылатых, но почему-то четвероногих. От неожиданности едва не выронив палочку, Поллинария Львовна плюхнулась на кровать, рассматривая собственное творение. Четвероногие птички, больше всего похожие на микроскопических лошадей, вились вокруг, пока женщина автоматически перебирала в мыслях диагнозы из области психиатрии, при которых людям мерещатся крылатые пони. Диагнозов со студенческих времён вспомнилось неожиданно много, но пока Поллинария Львовна решала, что её так внезапно настигло: делирий или банальная деменция, одно из крылатых копытных прицельно какнуло ей на макушку. «Галлюцинации не гадят», — меланхолично отметила женщина, обозрев испачканные пальцы, и только тут до неё дошло, что, собственно, случилось.       Заметив ещё парочку свежих плюх на ковре и подушке, женщина выругалась и бросилась к окну. С трудом распахнув, казалось, приросшую к раме створку, она, размахивая какой-то тряпкой, подхваченной в изножье кровати, выгнала из комнаты потенциальных разносчиков диареи и тяжело привалилась к подоконнику. Холодный воздух подействовал отрезвляюще. «Значит, ведьма? Я, действительно, ведьма? — прошептала Поллинария Львовна, с куда большим уважением рассматривая наследство предшественницы. — Чисто физические навыки должны были сохраниться… Знать бы ещё, что именно делать, и для чего. А то как наведьмачу себе стаю крылатых коров… Или слонов…»       Представив перспективы случайного «ведьмачества» методом тыка, женщина передёрнулась: «Азбуку бы какую-нибудь для малолетних ведьм найти». Разумеется, никаких букварей в комнате давно отучившейся волшебницы не нашлось, зато свежеиспечённой ведьме попался каталог книжного магазина. Там букварь был, и даже не один. Но возникла другая проблема — где бывшая хозяйка комнаты хранила деньги, Поллинария Львовна не знала. Впрочем, не наблюдалось и совы, которую предлагалось отправить с бланком заказа.       От тяжких дум медичку отвлёк какой-то шум, донесшийся из большого зала. Мимоходом отметив оригинальную звукоизоляцию, работающую только в одну сторону, женщина пошла к двери. Но разговор оказался настолько интересным, что она притормозила у выхода и даже, сдерживая злость и нетерпение, прижалась ухом к створке, чтобы ничего не пропустить. — Короче, ходи и оглядывайся, Нюниус! — явственно ухмылялся кто-то. — И от Эванс держись подальше! — Да пошёл ты! — огрызнулся другой уже знакомым голосом единственного на данный момент пациента Поллинарии Львовны.       Задиристо так огрызнулся, даже с некоей долей гордости. Если бы ещё под конец фразы петуха не пустил, кто-нибудь мог бы и поверить, что ему ничуточки не страшно. Правда, этот «кто-нибудь» должен был бы оказаться глуховатым на обо уха и, желательно, представителем негуманоидной расы. — Полегче, Нюниус! Он, между прочим, твою поганую жизнь спас. Ты его на коленях благодарить должен, — вмешался кто-то третий. — Я бы с удовольствием посмотрел, как тебя разберут на ингредиенты для зелий. — Жизнь спас?! — возмутился мальчишка. — Вы меня чуть не убили! — И, заметь, нам за это ничего не было, — с заметным превосходством проговорил первый из неурочных гостей школьной больнички. — Чувствуешь, какие открываются перспективы? Мало ли, куда ты забредёшь в следующий раз. А я могу и не заметить или не успеть. Случайно… — Да мы ничего такого не хотели, господин директор, — явно кривляясь, подхватил второй. — Мы просто пошутили… Нам очень-очень-очень жаль! — Пошёл ты! — прозвучал уже знакомый ответ, и Поллинария Львовна, потеряв остатки терпения, тихонько приоткрыла дверь.       Картина, представшая её взгляду, была одновременно и дикой и смешной. Начнём с того, что в полутора метрах от пола парила голова. Просто голова без каких-либо признаков тела. Впрочем, туловище проявилось несколько секунд спустя, и женщина увидела худощавого растрёпанного мальчишку в шёлковом балахоне с львиной мордой на спине. Рядом на пустовавшей до сих пор кровати лениво развалился подросток в алой пижаме, обильно разукрашенной золотыми львами. Зато койка напротив смотрелась чем угодно, только не обителью покоя и отдыха. Знакомый черноволосый мальчишка с непривычным русскому уху именем Северус стоял на коленях в руинах смятых простыней и одеял, выставив перед собой деревяшку, отдалённо напоминающую ту, что Поллинария Львовна недавно выудила из-под кровати. — На что жалуетесь, детки?! — рявкнула она, пристально вглядываясь в незваных гостей.       Подскочили все, включая Снейпа. — А вы не спите, мадам Помфри? — разом растерял половину апломба лохматый, поспешно плюхнувшись на кровать рядом с дружком и явно пытаясь прикрыть серебристую тряпку.       «Миры разные, а паршивцы одинаковые, — мысленно ругнулась бывшая старуха, окончательно рассердившись. Злость помогала не думать про только что парившую в пространстве голову и общую дикость ситуации, в которую бывшая старушка угодила. — Ну, держитесь…» — Ну, как тут спать, когда столько пациентов? Так на что жалуетесь? Не зря же вы прибежали в медпункт в такую рань. — Да вот кошмары замучили, — вальяжно отозвался обладатель алой пижамы. — Вы бы посмотрели, мадам Помфри. А то странно, когда кошмары сразу двоих мучают. Наверное, проклял кто-то.       Мальчишка бросил красноречивый взгляд в сторону Снейпа, скорчившего брезгливую гримасу. — Ах, кошмары? — с наигранным интересом переспросила свежеиспечённая медведьма. — И сразу обоих? Как любопытно. Так я вам без осмотра скажу, мальчики, что это такое. Есть такая болячка. Очень неприятная и сложноизлечимая. Характеризуется ночными кошмарами, беспокойством, рассеянным вниманием, а иногда даже галлюцинациями. Довольно редкая штука. В качестве лечения рекомендуется быстро признаться во всех противоправных действиях. По-другому никак — такая уж пакостная болезнь. Совесть называется. — Нет у нас никакой совести! — поспешно ляпнул лохматый, который пропустил мимо ушей всё, кроме предложения признаться. — Заметно, — хмыкнула Поллинария Львовна, с усмешкой наблюдая, как незваные гости переглядываются, пытаясь решить, каким образом выкручиваться из идиотской ситуации. — К сожалению, атрофию совести ещё лечить не научились. А потому встали, кругом и за дверь. Живо!       Последний приказ она рявкнула в растерянные лица подростков, да ещё и кулаком по тумбочке пристукнула. Оба синхронно подскочили и порскнули к двери. Лохматый, правда, спохватившись, попытался было вернуться за серебристой тряпкой, но товарищ подхватил его под локоть и потащил к выходу.       Проигнорировав заинтересованные взгляды Снейпа, Поллинария Львовна свернула странную одёжку и, сунув получившийся свёрток под локоть, бросила: — Спи. Рано ещё.       Больше покой школьной больнички до утра никто не нарушил. Поллинария Львовна даже умудрилась немного поспать. Впрочем, проснулась она быстро и как раз успела перехватить направившегося к выходу Снейпа. — Ты куда это? Я тебя пока не отпускала. — Я нормально себя чувствую, — набычился мальчишка. — Все вы так говорите. А потом на вскрытии такое всплывает… — фыркнула женщина, но, заметив, как вытаращился строптивый пациент, спохватилась. — Я хотела сказать, на осмотре.       Подросток кинул на женщину странный взгляд, но покорно вернулся обратно в кровать. Пока медведьма вертела головой в поисках картотеки, так и не обнаруженной в кабинете бывшей хозяйки, Снейп попеременно поглядывал то на неё, то на дверь, и словно ждал чего-то очень неприятного. — Не вздумай сбежать, — предупредила Поллинария Львовна и, сопровождаемая ещё одним нечитаемым взглядом, вернулась к себе.       И снова очень вовремя. В камине торчала голова бородатого директора и громко выкликала хозяйку кабинета. Едва не заорав от неожиданности, Поллинария Львовна порадовалась, что дверь из камина не видна, и, дав себе минуту на восстановление сердечного ритма, шагнула вперёд. — О! Поппи! — сверкнул радостной улыбкой Дамблдор. — А я уже начал беспокоиться. Как там Римус? — Не имею ни малейшего представления, — холодно отозвалась женщина, судорожно соображая, кто такой или что такое этот «римус». — Ты разве не забрала его из хижины? — опешил бородач. — Нет. Не успела. — А… Э… — Если у вас всё, директор, то я предпочла бы переодеться. Ночь выдалась хлопотной. — Да… Э… Конечно… Но ты же найдёшь время забрать мальчика?       «Значит, всё-таки мальчик… — мысленно проворчала Поллинария Львовна. — Впрочем, я всё равно не знаю, куда за ним идти». — Нет, директор, не найду. У меня очень много дел. Возможно, позже. — Позже? — заметно опешил Дамблдор, и женщина поняла, что таки промахнулась, но отступать было некуда. — Да. Именно «позже», — резко повторила она. — Поппи? С тобой всё в порядке? — прозвучал тот самый вопрос, который Поллинарии Львовне очень не хотелось слышать.       «Вот ведь дотошный какой, гад, — нахмурилась она. — Точно увольняться придётся». — Со мной всё в порядке, директор. Но события сегодняшней ночи требуют моего внимания, вы не находите? — Ах, вот ты о чём! — с облегчением выдохнул Дамблдор. — Неужели такая мелочь может поколебать твоё человеколюбие? — Понятие «мелочь» у каждого своё, господин директор, — Поллинария Львовна окончательно перестала улавливать смысл разговора, но, памятуя, что лучшая защита — это нападение, продолжала настаивать на своём. — Подросток в шоковом состоянии для меня не мелочь. И два лоботряса, пробравшиеся сюда под утро, чтобы запугивать его и дальше, тоже на мелочь не тянут. Кстати, я хотела бы пообщаться с их родителями. — Они, наверное, хотели поддержать его… — начал было Дамблдор, но Поллинария Львовна перебила. — Я способна отличить поддержку от угроз, господин директор! — Эмм… Может, тогда я схожу за Римусом, и мы всё обсудим… — С Римусом? — фыркнула Поллинария Львовна. — Зачем? С тобой, если ты хочешь… — снова оторопел старик. — Как вам будет угодно, — поспешила свернуть идиотскую беседу женщина и демонстративно отвернулась к платяному шкафу.       «Что за дармоедка тут работала?! — возмущённо пробормотала Поллинария Львовна себе под нос, убедившись, что очередной «всадник без тела убрался» с глаз долой. — Где, камни ей в почки, картотека? Где истории болезни?! Где график дезинфекции помещения?! Рассадник заразы, а не медпункт! Где вообще хоть что-то нормальное?!»       Отыскав вместо форменной одежды закрытый белый передник, смахивающий на те, что носили сёстры милосердия начала века, Поллинария Львовна попыталась представить, как можно обеспечить стерильность в этом комплекте оборок, и в сердцах шваркнула дверцей огромного платяного шкафа. Деревянный монстр вдруг громко заскрипел, словно жалуясь на тяжёлую жизнь, и медленно повернулся вокруг своей оси, открывая взору обозлённой медички ровные ряды картонных папок без каких-либо опознавательных знаков на корешках. — Та-а-ак… — со стоном выдохнула женщина, с ностальгией вспоминая свою безупречную рабочую картотеку из прошлой жизни. — Хочу обратно в морг… К нормальным халатам, резиновым перчаткам… И к тишине!       Последнее она буквально взвыла, в очередной раз услыхав за дверью разговор на повышенных тонах. Плюнув на скомканный передник и заправив за ухо выбившиеся из растрепавшегося за ночь узла на затылке вьющиеся прядки, Поллинария Львовна, навесив на лицо самое неприступное выражение, на какое только была способна, выплыла в большой зал с койками.       Первым делом медведьма всмотрелась в подростка, которого придерживал за плечо директор Дамблдор. «Имя: Римус Люпин. Особенности: Оборотень (опасно в период полнолуния). Возраст: 15 лет. Должность: студент пятого курса Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Текущее отношение: виновато-опасливое недоверие».       Поллинария Львовна сморгнула, уставившись на новую строчку в ставшей уже привычной табличке. Все части головоломки с почти осязаемым щелчком встали на место. Конечно, белых пятен оставалось предостаточно, но основной мотив женщина уловила: маразматик-директор за каким-то чёртом притащил в школу оборотня, два обалдуя об этом как-то прознали и подсунули ручному монстру директора мальчишку Снейпа. Результат — шок у одного, паника у другого, а два бездельника вышли сухими из воды. Как именно им это удалось, обозлённая медичка собиралась выяснить в самое ближайшее время. — Раздевайся и в постель, — она мотнула подбородком в самый дальний от Снейпа угол. — Ширму сам поставить сможешь? — Д-да, — кивнул малолетний оборотень. — Вперёд, — приказала Поллинария Львовна и подхватила под локоть старика, порысившего было к выходу. — А вас, Шти… кхм… директор… я попрошу остаться!