***
— Ты слышишь?.. Самекичи вздрогнул, открыв глаза и обернувшись к Ваданохаре. — В моих словах не было подвоха, — хмуро ответил он. — Только вот Сал этот ответ не примет, верно ведь? Он слишком привык видеть меня врагом… Ваданохара задумалась — буквально на пару секунд, прежде чем её лицо озарилось идеей. — Привычка приходит со временем, — ответила она. — Но мы же помним его без неё, верно? А значит… Самекичи кивнул, показывая, что понял мысль.***
Ещё один разрыв в тучах — ещё один тонкий солнечный луч падает в воду рядом со мной, просвечивает её насквозь — до самого дна, чётко очерчивая контуры камней. Прозрачность, чистота, какая-то живость — как необычно, всё же, видеть это здесь, после всей прежней мрачности! Невольно хочется на время заглянуть туда, отвлечься от мыслей, от попыток что-то понять, — просто смотреть в глубину, или… «Или… или даже так!» Тонкие струи брызг — и вода сомкнулась надо мной, пропуская, позволяя взять давно привычный разгон. Давно привычный — и, кажется, давно забытый. Луч скользнул в сторону — словно бы заманивая меня за собой, показывая, что я могу позволить себе проплыть чуть дальше. Показывая плотную зелёную стену водорослей, ранее скрытую в тени, задрожавшую и словно бы прижавшуюся ко дну при моём приближении — я хлопнул хвостом по воде, резко развернулся, проскользив по самым верхушкам водорослей. И столь же резко затормозил, внезапно увидев среди зелени что-то… странное. — Привет, — «странное» помахало мне рукой. — Привет, большой Сал. «Море… что ты творишь, Море? Что ты показываешь мне?» Сомнений быть не могло. Среди водорослей прятался я — маленький белый акулёнок, с чистыми и ясными голубыми глазами. Маленький Сал, ещё не затронутый Красным Морем. — Привет, — я вильнул хвостом, плавно опускаясь на дно. — Что ты здесь делаешь? — Тебя подслушиваю, — он вдруг подмигнул мне. — Ты такой интересный, большой Сал. Страшный, но жутко интересный. — «Страшный, но интересный»? Так меня ещё никто не обзывал, — неожиданно для себя я подхватил предложенную игру. — Прямо-таки страшный? — Ещё какой, — он обхватил руками хвост. — Такое говоришь, что… что прямо бр-р-р-р! Я же правда весь дрожу, да? «Неужели я в детстве был именно таким придурком?..» Я сделал вид, что внимательно разглядываю его. Почему-то не хотелось сразу отвечать честно. — Дрожишь, — заключил я. — Фи, — он сморщил нос. — Вот вечно с тобой так, большой Сал. Взял, соврал ребёнку за просто так… Сам никому не веришь и другим не даёшь, противный тип! — Неправда, — я даже немного нахмурился. — Вот видишь! Даже мне и то не веришь, — маленький Сал явно надулся и отвернулся, спрятав лицо в водорослях. Помолчал и пробурчал: — Его играть зовут, а он… тьфу. «Что за подвох», — передразнил он меня. — Какие ж вы, взрослые, сложные… «Получается… я обижаюсь на самого себя? Я-настоящий обижаю себя-прошлого?..» «Нет… нет. Он обижается, да, но… дело не во мне… кажется». Я осторожно присел на песок, раздвинув водоросли, дотронулся рукой до плеча маленького Сала. Тихо сказал: — Жизнь сама по себе сложная штука. Я не понимал этого, когда был… таким, но сейчас… — Знаешь что, большой Сал, ты иногда упрям, как лось, — акулёнок слегка, символически, цапнул меня за палец. — Ну правда, ты что, родному брату доверять не хочешь? Он к тебе по-хорошему, а ты!.. «Он… ко мне… по-хорошему?» Да, такая мысль мне просто не приходила в голову. Казалось, мы враждовали всю мою сознательную жизнь, всё то время, когда я был… хотя бы кем-то. Казалось, что мы с самого начала сцепились крюками, сталкивая друг друга с дороги жизни. Казалось, так… Но Море Памяти помнит гораздо больше, чем помним мы сами. «Он помнит меня… таким. Маленьким старшим братом, который ещё не знает, что это такое — быть…» Я перевёл взгляд на маленького Сала — и быстро отсёк из своих мыслей последнее слово, перерубил их, бросив несказанное прочь по течению. «…быть недостойным доверия». — Скажи мне, — я вновь прилёг на дно, заглянув в глаза акулёнку, — как по-твоему, я похож на тебя? Хоть немного? И теперь пришли его очередь внимательно меня разглядывать — внимательно, но с лёгкой мстительной хитринкой в глазах. Дети порой бывают жестоки — но не потому, что они хотят быть такими, и не потому, что жестоки их цели или методы, — просто они не стремятся прятать себя, не укрывают свои желания, если знают, что эти желания будут в конце концов приняты. Дети могут замыслить месть друг другу — но не серьёзную, взрослую, кровную месть: это всего лишь желание не допустить чужой победы, не позволить себя одолеть. Я понимал его. И пусть рефлексы взрослого требовали сдержать его, остановить, а то, может быть, и наказать за такую попытку, — вместо этого я остановил самого себя. Запретил себе запрещать. «Пусть он отыграется на мне». — Не похож, — заключил он. Прошло буквально полсекунды — за это время где-то внутри себя я успел отчаяться, обругать Самекичи, извиниться перед Ваданохарой и упасть на колени перед Мейкаем, но тут маленький Сал снова мне подмигнул и добавил: — Не похож, потому что… ну ты ж — это я, ну что ты! Просто большой, страшный… и глупый, иногда. «Большой, страшный и глупый. Идеальная роль для старой белой акулы!» Я невольно рассмеялся, откинулся на спину, падая на травяную подстилку — чувствуя, что именно этого, именно маленького кусочка детской непосредственности — своей собственной непосредственности! — мне не хватало, чтобы поверить: я и правда в состоянии «свернуть». Не обратно, нет. На новую дорогу.