Сибирия

Часть первая Валадилена Мелкая морось превратилась в холодный осенний дождь. Валадилена встретила ее пустынными улицами и шумящими водостоками. Под зонтом, казалось, можно было оглохнуть – так сильно, особенно под порывами ветра, бились струи воды. Пытаясь обходить лужи, она шла по вымощенной брусчаткой дороге, которая, петляя, вела ее на широкое всхолмье, под которым в долине раскинулся городок. Кроме одинокого станционного смотрителя, поприветствовавшего, когда она сходила с поезда, ни одной живой души больше не встретилось. Отправляясь сюда, она, конечно, догадывалась, что окажется вовсе не в Париже, но затерянный в лесах, у подножия Альпийских гор, раскинувшийся на холме и в долине городок удивил ее. Она не думала, что в мире остались еще такие места. И дело было даже не в отсутствии привычного шума – сами дома словно сошли с иллюстраций к какой-нибудь фантастической книжке. Они были неправильными, изогнутыми, вычурными – ничего подобно раньше ей видеть не приходилось. Желтоватый кирпич соседствовал с черным металлом, массивные двери украшали странные механизмы, судя по всему, являвшиеся замками. Над черепичными крышами возвышались причудливые печные трубы. Все вокруг было как будто пожухлым, но не мрачным – словно она угодила в старую фотографию. Валадилена казалась пришельцем из прошлого века, городом из книг о давно ушедшей эпохе, а она еще удивлялась старинному паровозу, на котором добралась сюда из центра. Глядя по сторонам, она начинала лучше понимать свое задание, благодаря которому здесь и оказалась. Неожиданно в шуршанье приутихшего дождя вплелись новые звуки – недалекий ритмичный стук, цоканье подков, стрекот колес повозки и странный равномерный, будто нога в ногу, шаг. Словно за поворотом приближалась процессия, и медленный, с оттягом, ритм шествующих наполнял сердце тревогой. Расположившееся по левую руку от нее, огороженное высокой кирпичной стеной кладбище и вздымающаяся в серое небо, такая же странная, как и все вокруг, башня колокольни это чувство только усиливали. Она прошла до поворота и увидела – низкорослая черная лошадка катила черную же крытую повозку, украшенную венками и лентами, а правил повозкой странный человек в черном костюме и высоком цилиндре. За повозкой вслед, под черными зонтами, шли еще четыре таких же человека, перед повозкой – человек ростом поменьше, полный, с висящим на ремне барабаном, в который он мерно ударял. Движения их были рваными, механическими, словно на заводе, и, вглядевшись, она поняла, что благодаря заводу они и двигались. Это были не люди, но подобие людей, механизмы, непонятно как угодившие из сказки в реальность. Лица и руки их были металлическими, движения выверенными. Не обратив на нее никакого внимания, процессия прошествовала мимо и остановилась у высоких створчатых ворот кладбища. Две человекоподобные фигуры медленно открыли скрипнувшие створки, кортеж двинулся дальше, и ворота закрылись. От увиденного она едва могла дышать, но продолжала смотреть на лакированную крышку гроба, пока повозка не скрылась из виду. Механические игрушки? Ее задание обрастало все новыми подробностями, а встреченная похоронная процессия заронила в душу беспокойство. Отчего-то она уже знала, что дело это окажется не таким уж плевым, как о нем рассказывал мистер Марсон. Перехватив удобнее чемодан, она пошла дальше, вниз по улице. Миновав мостик, дугой перекинувшийся через неспокойную сейчас реку, она оказалась у большого двухэтажного здания. Верхняя его половина, следуя ненормальной здешней архитектуре, сильно расширялась, окна второго этажа располагались не вровень с окнами первого, превращая фасад дома в довольно выраженное лицо. Выпуклая крыша и далеко выдающийся козырек делали это лицо печальным. Это и была обещанная гостиница, в которой ее ждал забронированный номер. Напротив же, через дорогу, высилась кирпичная стена, за которой виднелась громада фабрики и застывшее огромное водяное колесо. На мокрой стене черными буквами блестела фамилия основателей и владельцев, фамилия, ради которой она и прибыла сюда. Она подошла к крыльцу и потянулась было к высоким, с матовыми стеклами, дверям, как вдруг сверху, с козырька, раздался треск, и фигурка человечка в цилиндре, до того совершенно неподвижная и казавшаяся ей еще одним занятным украшением, каких полно было на домах этого странного городка, подалась вперед, почтительно снимая цилиндр и кланяясь. Она удивленно уставилась на него, сперва испугавшись, но потом лишь пожав плечами. Этот городок походил на парк развлечений, где из-за каждого угла на тебя смотрели причудливые работы искусных мастеров. Напоследок кивнув привратнику, она отворила дверь и зашла внутрь. Человечек еще мгновение постоял в поклоне, а потом водрузил цилиндр обратно на голову и вернулся в свое изначальное положение. Как будто и не двигался. Ей было интересно, как выглядят эти дома изнутри. Оказалось, что не менее странно, чем снаружи. Один камин, занимающий всю дальнюю стену, многого стоил. Под потолком висели две огромные люстры, тюльпаны светильников горели мягким желтоватым светом. Полукруглая стойка администрации пустовала, неправильных пропорций шкаф за ней был забит стопками и свитками бумаг. Направо от дверей убегала наверх лестница, налево, к огромному камину, был небольшой зал, у стен стояли столики. Высокие, почти до самого потолка, часы с маятником рядом с камином глухо ворочали стрелку, приглушенно шумел за окнами дождь, и она еще сильнее почувствовала себя попавшей в старую выцветшую фотографию. За самым дальним столиком в углу у камина сидел мальчик. Поначалу она его даже не заметила – так он сливался с окружающей обстановкой. На нем была коричневая жилетка, под жилеткой – клетчатая рубашка; коричневые же штаны и ботинки. Единственно светлыми были его волосы, почти серебристые, а так же бледное лицо. На нее он не обратил никакого внимания; продолжал рисовать что-то резкими дергаными движениями. Больше вокруг никого не было. Она кашлянула, но из-за ширмы, прикрывающей вход в каморку за стойкой, никто не появился. Мальчик тоже не отреагировал. Пришлось подойти и начать разговор самой. Она поставила зонтик в подставку и повесила на вешалку мокрый плащ. - Привет. Никакого ответа. - Эй, привет! – Она помахала рукой. – Что это ты делаешь? Можно посмотреть? Мальчик вдруг резко дернулся, и она от неожиданности вздрогнула. - Нет, слишком сложно! У Момо работа слишком сложная! Он закрыл рукой свои каракули и подался в сторону, чтобы ей не было видно. - Так тебя зовут Момо? – Она как можно дружелюбнее улыбнулась. – А я Кейт. Мальчик взглянул на нее исподлобья, и во взгляде его сквозило недоверие. - Момо как Ганс. Момо рисуй! - Ганс? Мальчик, кажется, занервничал еще больше, схватил рисунок и совсем повернулся к ней спиной. - Не трогай Момо, - пробормотал он не оборачиваясь. – У Момо много работы. Она помедлила, не зная, что делать дальше, но на их голоса никто так и не вышел, поэтому она попыталась продолжить знакомство: - Ты не покажешь мне свой рисунок? Вероятно, не стоило, потому что мальчик буквально взорвался, затопал ногами и попытался вжаться как можно дальше в угол. - Нет, еще не готово! Уходи! - Я только что приехала и мой чемодан очень тяжелый! Не мог бы ты мне помочь и позвать кого-нибудь из взрослых?! Они крикнули почти одновременно, и мальчик вдруг успокоился, затих и вернулся к рисунку, как ни в чем не бывало. - У Момо работа слишком сложная. Не трогай Момо! Она развела руками. - Что ж, не буду тебе мешать. И отошла. Как будто и не было этого разговора – она стояла у дверей, мальчик склонился над рисунком, а стойка одиноко пустовала. На самом краю она приметила маленький золотой звоночек-колотушку, и, подумав, что с него, наверное, и стоило начинать, подошла к стойке. Звонок тоже оказался непростым. По обе стороны стояли два человечка с молоточками на плечах, в костюмах и, как положено, высоких цилиндрах. Она дотронулась до каждого, попробовала опустить молоточки, наконец, просто щелкнула ногтем по золотому звонку – ничего не получилось, только вместо звона раздался глухой щелчок. Попробовала постучать костяшками пальцев по стойке – никого. Мальчик не поднял головы. Она начинала злиться. Несмотря на свою необычность, этот городок готов был начать раздражать. Проливной дождь, похороны, неадекватный ребенок и отсутствие людей – все это ей было совершенно не нужно и хотелось только одного: поскорее встретиться с хозяйкой фабрики, подписать все бумаги и вернуться обратно в Нью-Йорк. На глаза попался крохотный ключик, лежащий между засаленным журналом с перечнем постояльцев и кипой всевозможных бумаг. Она повертела его в руках и, всерьез заинтересовавшись происходящим, сунула в замочную скважину, отыскавшуюся на подставке звонка-колотушки. Ключ подошел и легко повернулся на три оборота. Человечки в цилиндрах ожили и по очереди принялись бить по звонку, разнося по всему этажу звонкие звенящие трели. - Да-да, иду, иду! Не успел еще угаснуть последний удар, а из-за ширмы уже показался дородного вида человек, преклонных лет, с седеющей макушкой, но с пышными черными усами. На носу блестели очки, жилет и потертая рубашка совсем уже выцвели. Человек встал за стойку и кивнул, приветствуя. - Здравствуйте! – Она постаралась вложить в голос все, что думала об этой поездке. Хозяин смущен не был: - Доброе утро, мэм. - Меня зовут Кейт Уокер, я юрист из Нью-Йорка. – Она не собиралась менять гнев на милость. – «Марсон и Лармонт». Моя компания должна была заказать для меня номер. - Разумеется, мисс Уокер, для вас приготовлен шестой номер на втором этаже. Он сделал пометку в журнале, выделявшуюся на фоне других поблекших записей. - Спасибо. Кейт замолчала, и хозяин с любопытством на нее посмотрел. - Вы не могли бы помочь мне с багажом? – Кейт добавила голосу стервозности, решив хоть так рассчитаться за испортившееся настроение. Хозяин кивнул и смутился. Искренне. - Пожалуйста, простите меня, мисс Уокер. Гости у нас в последнее время так редки, что мы скоро совсем разучимся их принимать. – Он снял с крючка ключ от номера. – Подумать только – я едва расслышал, как вы пришли. А вы та самая гостья из Америки! Мы вас ждали. Как только стало известно, что фабрика будет продана. Из угла вдруг раздался резкий голос. Кейт уже успела позабыть о странном ребенке. А он поднял голову от рисунка и настороженно на них посмотрел. - Не фабрика! Дом Анны. Дом Ганса. Кейт хотела переспросить, но хозяин ее опередил. - Да успокойся же, наконец, мальчишка! – Он недовольно фыркнул и извиняюще улыбнулся. – Наш городок, должно быть, разочаровал вас. Мрачный, горестный день. Так трудно поверить - все слилось воедино! И вы встретили мисс Анну уже при других обстоятельствах. - Простите?.. - Вы разве не миновали процессию? Только-только смотрел из окна. Не пугайтесь, что без людей, лишь автоматоны. У нас тут, все-таки, свой маленький мир. Люди соберутся в одиннадцать. Приходите и вы. По спине пробежал холодок, быстро сменившийся раздражением. Встреченная по дороге процессия это… Кейт справилась с чувствами, не желая расстраивать хозяина гостиницы лишний раз. Сколько еще нового ей предстоит узнать об этом задании? - Момо грустный. – Мальчик ковырял дырку в жилетке, слабо покачиваясь на стуле. – Только Ганс не мертвый! Ганс далеко. Анна так говорит. – Он уставился в залитое дождем окно. – Анна любит Момо, очень, очень… - Хватит, Момо, прекрати надоедать леди! – Хозяин собрался было уже взять чемодан, но резко развернулся и шагнул в сторону мальчишки. – Проваливай отсюда, слышишь? Раздался резкий звон – Момо схватил рисунок, под которым оказались шестеренки, как из часов; часть из них попадала на пол, какие-то разлетелись по столу. Не обращая на них внимания, прижимая к груди только лист бумаги, Момо бросился к дверям и, хлопнув, выскочил на улицу. Хозяин проводил его печальным взглядом и тяжко вздохнул. Кейт покачала головой. - Простите еще раз. – Хозяин поскреб затылок и взялся, наконец, за чемодан. – Мисс Анна... Такая потеря для Валадилены. Без нее фабрика немыслима. Но ведь нужно жить дальше! Ведь вы приехали как раз для того, чтобы не допустить ее закрытия, верно? Он посмотрел на Кейт с мольбой на усатой физиономии. - Наше будущее в ваших руках, мисс Уокер. И зашагал по лестнице наверх. Анна Воралберг умерла, подумалось Кейт. Мистер Марсон как-то раз в шутку предполагал такой поворот событий. Она проследовала за хозяином на второй этаж. Коридор был пуст, не удивительно, если и вся гостиница давно уже позабыла о постояльцах. Вправо от лестницы был еще коридор, и там тоже располагались комнаты, но Кейт не сомневалась, что за темными дверьми никто не живет. Ее номер оказался самым крайним, у окна. Хозяин щелкнул замком, дверь со скрипом открылась, и они вошли в маленькую, но довольно уютную комнату. Потолок местами начинал трескаться, единственное окно не мешало бы протереть, но зато чуть ли не все пространство занимала огромная двуспальная кровать с резной стенкой в изголовье. Несмотря на некоторую пыль, воздух был совсем не затхлым, и Кейт даже на мгновение позабыла, что задание ее изменилось и усложнилось, и что она может провести за ним куда больше времени, чем рассчитывала сама, и чем настаивал босс. Все-таки, городок этот вызывал больше чувств положительных, чем отрицательных. Впрочем, хозяин быстро вернул ее к действительности. - Я вас пока оставлю. Отдыхайте, у вас впереди много работы. Он снова вздохнул и переступил с ноги на ногу. - Вы знаете, - сказал он, - продажа фабрики – это для нас очень радостное известие. Если бы вам только довелось видеть Валадилену раньше. Это был чудесный город! Люди съезжались со всего света, чтобы купить автоматоны Воралбергов. Он замолчал. Кейт молчала тоже. - А, чуть не забыл, для вас есть письмо! – Хозяин указал на прикроватный столик, на котором лежал белый конверт. – Ну что ж, мисс Уокер, если вам что-нибудь понадобится, вы знаете, где меня найти. И ушел. Кейт осмотрелась. Кроме кровати, столика, стула и тумбы у двери, в комнате была только ширма, огораживающая угол у окна. Блестел лакированный деревянный пол. Над тумбой на стене висел портрет, с которого на Кейт смотрел усталый, с пышной седой бородой, человек преклонных лет. Кейт подошла поближе. Рудольф Воралберг, гласила подпись. Вероятно, один из основателей фабрики. Она взяла конверт и села на кровать. Стояла ватная тишина, только дождь еле слышно шелестел за окном. Звук распечатываемого письма словно вспарывал здешнюю атмосферу. Это был факс. Кейт первым делом посмотрела на адрес: «Марсон и Лармонт, юридическая практика, 51, Запад, 50-я улица, Нью-Йорк». Само собой. «Здравствуйте, Кейт. Мы получили письмо от нашего клиента, компании «Игрушки по всему свету». Они с нетерпением ожидают результатов диалога с Воралбергами и рассчитывают получить права на фабрику в ближайшем будущем. Мы полагаемся на Вашу высокую квалификацию и надеемся, что переговоры с владелицей фабрики, госпожой Анной Воралберг, пройдут успешно. Напоминаю, что «Игрушки по всему свету» - международный монополист на мировом рынке игрушек. Для нас это очень важный клиент, а для госпожи Воралберг – великолепная возможность выгодно продать фабрику. Вам следует напомнить об этом госпоже Воралберг в том случае, если в последний момент перед подписанием соглашения она начнет колебаться. Не сомневаюсь, что Вы оправдаете мои высокие ожидания. Эдвард Марсон.» Кейт бросила письмо на столик и облокотилась на спинку кровати. И как случилось, что именно сейчас Анна Воралберг решила отойти в мир иной? Хотя на заключение сделки это не повлияет никак – фабрика уже в руках компании, договоры и подписи это дело формальное. Кейт невесело усмехнулась – если бы этот факс прочитал несведущий человек, он решил бы, что владелица фабрики является и хозяйкой положения, вольная в самостоятельности своего решения. На деле же, официальный тон – не более чем учтивость. Транснациональный гигант захватывал именитое фамильное производство, и теперь уже ничто не могло этот процесс остановить. Сколько раз уже Кейт оформляла подобные договоры. Но с такой ситуацией сталкивалась впервые. Неприятно было начинать сделку со смерти главного ее участника. Нужно рассказать обо всем Марсону. Кейт вытащила телефон и выбрала в списке номер офиса. На втором гудке холодный вежливый голос поприветствовал ее. - Соедините меня, пожалуйста, с мистером Марсоном. Это Кейт Уокер. - Одну минуту. Заиграла мерзкая звенящая музычка, которой компания решила скрашивать ожидание не только клиентов, но и сотрудников. Кейт всегда от нее воротило. Как всегда, на одной и той же ноте, Марсон взял трубку и раздался его бодрый голос: - Алло, Кейт. Ну, рассказывайте, как там у вас? - Я только что приехала в Валадилену, мистер Марсон, и, боюсь, возникла небольшая проблема. – Она набрала больше воздуха. – Анна Воралберг умерла. Марсон задумался только самую малость. - Действительно, очень жаль. И от нотариуса сообщений не было. Но мы ведь предвидели эту печальную возможность, помните? У Анны Воралберг нет наследников. - Но она умерла… - Все умирают, Кейт, в чем же проблема? – Марсон, наверное, что-нибудь писал за разговором, голос звучал отстраненно. – Идите к нотариусу. Встреча была назначена на одиннадцать… - Теперь это время похорон Анны Воралберг. - Значит, идите сейчас. Секретарь свяжется с ним и вышлет вам факс с рекомендательным письмом. - Хорошо, мистер Марсон. - Держите меня в курсе, Кейт. До связи. Она собралась было попрощаться, но трубку уже положили. Какое-то время она смотрела на зеленый экран, потом вздохнула и спрятала телефон в карман. Тишина опять навалилась, оглушая. Дождь за окном, похоже, начинал стихать. Сквозь зыбкое стекло Кейт разглядывала улицу. Вид открывался на фабрику. С высоты второго этажа было видно, что за стеной имелось не только здание цеха с водяным колесом. Вдалеке, сквозь серую хмарь, виднелся огромный особняк, за ним – лабиринт живой изгороди, переходящий в зеленый сад, а еще дальше Кейт различила куполообразную крышу чего-то, очень похожего на железнодорожный вокзал. Наверное, отдельная ветка для нужд фабрики, так как сама она приехала в Валадилену с другой стороны. Совсем уже далеко, за крышами домиков в долине под холмом, можно было углядеть лес, уходящий во вздымающиеся у горизонта горы. Она не помнила, когда последний раз бывала в месте, лишенном автомобильного шума и будничной суеты, а здесь чувствовалось что-то гораздо большее, нежели просто тихий городок. Конечно, всегда бытовало мнение, что в Европе дух старого времени не успел еще окончательно кануть в небытие, но Кейт не почувствовала особой разницы, сойдя с самолета во французском аэропорту. Даже речь, по большей части, звучала на английском, хотя говорившие и были французами. С лакированных стен и мерцающих панелей на Кейт смотрели все те же названия, образы и бренды, и если бы не мелкие вкрапления французского мира, легко можно было представить, что она никуда и не уезжала. Только в затерянную в лесах у подножий гор Валадилену отправлялся такой неуместный, выглядевший музейным экспонатом, паровоз, тянувший два пузатых вагончика. Несколько лет назад, как рассказали Кейт, поезд прекратили использовать по назначению - возить туристов в отдаленные местечки страны по старому, ни для какого другого уже состава не пригодному пути, и теперь он ходил лишь два раза в неделю, с немногочисленными пассажирами, друг с другом знакомыми как одна семья. В скором времени должны были прекратиться и эти поездки, а жителям отдаленных местечек предлагалось пользоваться удобной и современной скоростной магистралью. Кейт вежливо кивала на сетования провинциалов, но оказавшись на вокзале Валадилены, она ощутила перемену. Нью-Йорк, казалось, отучил от тишины. Шагая по пустому перрону, она чувствовала, что чужда этому месту так же, как и оно чуждо ей. Благодаря ее визиту, поезду, по негласной директиве начальства, предстояло совершить еще одну поездку в центр сегодня же во второй половине дня – на все дела Кейт отводилось несколько часов, из которых считанные минуты предназначались для подписания договора, а остальное превращалось в свободное время вынужденного ожидания поезда. Теперь же все обойдется еще быстрее: начав на три часа раньше, они с нотариусом оформят фабрику до того, как Анну Воралберг предадут земле. На взгляд Кейт, ситуация выходила довольно циничной, но, в конце концов, она выполняла свою работу. Кейт поднялась, решив, что времени для того, чтобы факс преодолел расстояние от Нью-Йорка, было достаточно. Забрав из чемодана черную кожаную папку с документами, она открыла дверь и вышла в коридор. Здесь даже шелест дождя почти не чувствовался. Заглянула в коридор боковой – в дальнем углу на потолке набухла здоровая клякса протекающей крыши, крупные капли неслышно падали на разложенную по полу тряпку. Не удержавшись, она постучала в ближайшую дверь, но ответа не последовало. Кейт вернулась к лестнице и спустилась на первый этаж. В этот раз хозяина звать не пришлось, он стоял за стойкой и перебирал кипу бумаг. - Это снова я! – Кейт махнула рукой на обиды и улыбнулась. – На мое имя факса не приходило? - Может быть, - кивнул хозяин, - я, кажется, слышал телефонный звонок. - Может, стоит проверить? - Разумеется, мисс. Хозяин исчез за ширмой и вскоре появился, держа в руках слегка помятый лист. Кейт тут же пробежалась по строчкам. «Факс от 17 сентября 2002 года. «Марсон и Лармонт»»… и так далее, так далее, вся та же официальная вежливость… «Уважаемый мсье Альфортер.» Так звали нотариуса. Кейт говорила раз с ним по телефону, обсуждая детали. «Недавно нам стало известно, что, к нашему глубочайшему сожалению, скончалась управляющая и владелица фабрики механических игрушек, госпожа Воралберг, за ведение переговоров о передаче прав которой с французской стороны отвечаете вы, с американской - наша фирма. Этот, без сомнения, прискорбный факт, тем не менее, не влияет на ход подписания договора. Мы считаем своим долгом еще раз напомнить Вам о том значительном вкладе в экономическое развитие региона, который внесет появление представительства американской международной монополии. По этой причине мы уверены, что Вы окажете теплый прием нашему представителю, мисс Кейт Уокер. Искренне Ваш, Эдвард Марсон.» - Спасибо, - кивнула Кейт, убирая лист в папку. – Не скажете, где мне найти местного нотариуса? Альфортера? - Его дом легко узнать, - ответил хозяин. – Идите прямо по улице, у входа в парк увидите большое двухэтажное здание. Мимо не пройдете. - Вообще-то я не знала о смерти Анны Воралберг. Хозяин изменился в лице. - Мэтр Альфортер не сообщил вам об этом? Она покачала головой и пожала плечами. - А вы сами знали Анну Воралберг? - Разумеется знал. Ну, правда, не лично… Это была чудесная женщина, все здесь любили ее. Да будет спокоен ее сон. Надеюсь, вы все сделаете правильно и справитесь со своей задачей. - Можете не сомневаться. Тот мальчик, что сидел здесь, говорил о каком-то Гансе. – Кейт вспомнила имя. – Вы не знаете, кто это? Хозяин закивал и снова извиняюще улыбнулся. - Момо говорил о Гансе Воралберге, младшем брате Анны. Но он давно умер. Только седые старики и видели его. - А Момо – это ваш сын? - Нет, вовсе нет. - Он засмеялся. - Хотя, наверное, каждый у нас назовет себя его родителем. Я имею в виду опекуном. Ох, мисс Уокер, он славный мальчишка. Просто у него… не все дома. Это она уже поняла. - А как он связан с Анной Воралберг? - Момо у нас вроде местного «деревенского дурачка», и мисс Анна взяла его под крыло, когда не стало его родителей. Должно быть, он напоминал ей брата. Ну и… рыбак рыбака видит издалека, верно? - Вы хотите сказать, что у Анны Воралберг тоже было не все в порядке с головой? - Господь с вами, нет! - Он махнул руками. – Конечно же, нет. Просто она была очень одинока и замкнута. Кейт понимающе кивнула. Конечно, подумала она, старая фабрика механических игрушек, пожилая, единственная владелица, необычный городок – а как еще все могло быть иначе? Вот только иначе было всегда. В этой истории чувствовалось слишком много личного от одной из ее сторон. Взгляд Кейт упал на звонарей-человечков, стоящих над звонком. - Эти маленькие роботы такие интересные! Не думала, что такое возможно... - О, пожалуйста, выражайтесь аккуратнее, мисс Уокер, - Хозяин сделался более важным. – Автоматоны Воралбергов – это вовсе не роботы. Если вы хотите, чтобы к вам здесь хорошо относились, никогда не произносите это слово. - Э… Ладно. - Она чуть улыбнулась. – А в чем разница между автоматоном и… роботом? - Ну, - хозяин и сам почесал затылок, – роботы, они там, в большом мире. Чем отличается от тепловоза паровоз? Кейт усмехнулась. Нет, определенно этот милый городок стоил усложнившегося задания. По прибытии в Нью-Йорк ей будет что рассказать Оливии. Она посмотрела за окно. - Дождь, кажется, закончился. - Кейт сняла с вешалки влажный плащ, недовольно потрогала и, поежившись, одела. – Работа не ждет. Заодно прогуляюсь по Валадилене. - Да-да, мисс. Искренне желаю успеха в вашей работе. Но прежде, - хозяин указал на настенную доску за вешалкой, - возьмите путеводитель по городу. Познакомитесь с нами поближе. Кейт вытащила из кармашка объемную, потрепанную, многократно сложенную брошюру. Развернула. Добро пожаловать в Валадилену, значилось на развороте. На картинке был изображен автоматон с тростью и в цилиндре, с заводным ключом на спине. «Мир механических игрушек. Поддайтесь чувству восхищения, которое вызовут у вас великолепные пейзажи, окружающие Валадилену – чудесный крошечный городок, затерянный среди высокогорных альпийских лугов…» Она свернула путеводитель и спрятала в карман плаща. Кивнула хозяину и вышла из гостиницы. Зонт остался стоять в подставке. Воздух был прекрасен. Сквозь низкие, светлеющие уже облака пробивались лучи солнца, отмытый вычищенный мир сочился блестящими каплями. На подернутый ржавчиной фонарный столб уселась белобокая птичка и принялась выводить замысловатые рулады, вплетающиеся в шорохи легкого ветерка и разнообразную капель. Кейт набрала в грудь как можно больше воздуха и резко выдохнула. Появившееся вдруг чувство было непривычным, но давным-давно, наверное, в детстве, подобное она припоминала. Ни о чем таком Марсон не упоминал, когда рассказывал, куда она поедет. Кейт взглянула на часы – без четверти восемь. Чтобы побыть пунктуальной и на всякий случай дать нотариусу немного времени, она примостилась на краешек стоящей у крыльца витиеватой скамейки; положив на колени папку, развернула путеводитель, решив узнать о городке, в котором оказалась. «Добро пожаловать в Валадилену! Мир механических игрушек. Поддайтесь чувству восхищения, которое вызовут у вас великолепные пейзажи, окружающие Валадилену - чудесный крошечный городок, затерянный среди высокогорных альпийских лугов и лесов. Самые незабываемые впечатления оставит у вас знакомство с фабрикой Воралбергов, чьей исключительной славе в мире изысканных игрушек и автоматонов, обязана Валадилена своим процветанием. Семейство Воралбергов вот уже 800 лет передает опыт из поколения в поколение, совершенствуя искусство вдыхать жизнь в сложные сочленения валиков и шестеренок, составляющих их механизмы. Творения Воралбергов поражали и восхищали всех, и детей, и взрослых. В Валадилену приезжали люди со всех концов Европы, проделывая путь в тысячи миль ради возможности увидеть и приобрести одну из этих волшебных игрушек». На фотографиях была изображена улица города и моделька скрипичного оркестра, состоящего из трех, играющих спина к спине, автоматонов. «Непревзойденное мастерство. Сердце заводного механизма – его мотор. Ряд валиков приводится в движение при помощи системы шестеренок. К валикам присоединены молоточки, которые и создают звук. К молоточкам, в свою очередь, крепятся стальные трости, управляющие движением игрушки. Процесс создания заводного механизма проходит три стадии: проектирование, сбор механизма и создание корпуса. Он требует участия двенадцати различных отраслей промышленности. В лучшие времена мастерские фабрики Воралбергов одновременно обеспечивали работой более сотни мастеров, как самой Валадилены, так и селений в округе – механиков, часовщиков, скульпторов, модельеров и портных. Любые автоматы, произведенные Воралбергами, имеют две отличительные особенности: высочайшую точность механизмов и характерный ключ для завода пружин». Кейт рассмотрела картинку с необычным четырехгранным ключом. «Разработка и последующая сборка каждой модели – очень тонкий процесс. Игрушки попроще изготавливаются из местной древесины, в то время как замысловатые, утонченные игрушки создаются из весьма дорогостоящих материалов, таких как, к примеру, эбеновое дерево с Мадагаскара. Невзирая на влияние конкурентов из Азии и Америки, Воралберги никогда не поддавались искушению перейти на выпуск электронных роботов и приобщиться к искусственному интеллекту, неизменно продолжая творить волшебство вечного механического движения». Кейт читала, а птичка над головой продолжала выводить свои трели. «Фамильный дар. Династия Воралбергов прошла многолетний путь, начинавшийся с изготовления простейших марионеток. Сейчас их творения столь реалистичны, что, порой, кажется – они способны самостоятельно мыслить. Первые упоминания о производстве Воралбергов восходят к XIII веку. Несмотря на то, что самостоятельного кукольного производства в те годы еще не существовало, слава мастера-кукольника Германа Воралберга была известна даже при дворе Императора». На гравюре ремесленник Г. Воралберг и его слуги подносили свои игрушки правителю Священной Римской империи. «В XVIII веке Шарль Воралберг основал в долине «Фабрику механических игрушек Воралбергов», что привело к значительному скачку в развитии местной промышленности. С тех пор известность Валадилены и ее знаменитых игрушек неизменно росла». На картине Шарль Воралберг был запечатлен с одним из своих творений. Человек с узким лицом, усами и бородкой, в камзоле с плоеным воротником, держал на руках печального вида марионетку; глаза ее были закрыты, и казалось, будто она умерла. «Начало двадцатого века стало золотым веком Валадилены, что легко заметить по впечатляющей архитектуре фабричных зданий и городских сооружений того периода. Слава Воралбергов распространилась по всему земному шару, принося утонченные механизмы к восхищенным покупателям, в самом деле начинающим верить, что эти игрушки наделены своей жизнью». Кейт перевернула страницу и встретилась взглядом с Рудольфом Воралбергом – таким же портретом, какой висел в ее номере. Подпись сообщала, что он руководил делами в лучшие годы фабрики. «После Второй мировой войны судьба фабрики оказалась в руках дочери Рудольфа, Анны Воралберг, последней представительницы славной династии мастеров. Именно она с неизменным энтузиазмом вела дела со времен окончания войны. Анна Воралберг вдохнула новую жизнь в производство, создавая истинные произведения искусства для настоящих знатоков и просто энтузиастов. Творения Воралбергов превратились в редкие коллекционные экспонаты, непревзойденные по мастерству даже сегодня механизмы, рожденные великим гением мастеров». На этом брошюра заканчивалась. Кейт спрятала путеводитель в папку, поднялась, отряхнула плащ. У нее было странное чувство, будто она, вобрав в себя всю Американскую монополию, конкурентов-азиатов и прочих чуждых этому мирку образований, нарушает сложившуюся здесь десятилетиями гармонию, словно она ступила в чужой сад и бессовестно топчет в нем цветы. Никогда прежде в своей работе она не испытывала подобного. Неприятно кольнуло и то, что раньше Кейт, до того, как к ней на стол легли бумаги по этому делу, никогда и не слышала о каких-либо механических игрушках, так высоко ценимых и уважаемых. Отбросив странные мысли, Кейт вышла на брусчатку. Улица, плавно изгибаясь и никуда не сворачивая, уводила вглубь города. По правую руку стояли разнообразные дома, не уступавшие друг другу в архитектурных изысках, а по левую тянулась высокая стена фабрики. У самого моста, на скамейке, Кейт углядела одинокого старичка, опершегося о трость и как будто дремлющего. Она хотела уже подойти поздороваться, как он сам приветственно помахал ей рукой. - Bonjour madam! - Голос был бодр и свеж. – Приятно увидеть среди этих древних стен такую милую юную леди! Садитесь, пожалуйста, посидите со мной, подышим вместе прекрасным воздухом. - Я бы с удовольствием, но, боюсь, у меня совсем нет времени. – Она была абсолютно искренна. – Может как-нибудь потом. У вас очень приятный городок! - Да, мисс. И сейчас хорошо и еще лучше было раньше. – Старик говорил и картинно жестикулировал. – Я прекрасно помню те времена, когда улицы были полны жизни. Одна большая дружная община, живущая фабрикой... Да. – Он помолчал. - Наш городок уже не тот, что раньше… Совсем не тот… Но осталось светлое чувство ностальгии. По крайней мере, у меня. - Здесь, похоже, многое изменилось, - согласилась Кейт. - Молодежь уезжает из долины, - кивнул старик. – Почти никого и не осталось. Нельзя их винить, им ведь нужно как-то зарабатывать на жизнь, верно? А на фабрике Воралбергов теперь работы не найти. Даже и стариков-мастеров можно пересчитать по пальцам. Они и остались, наверное, из любви к мадам Воралберг, мисс Анне... - Он тяжело вздохнул. - Теперь одна надежда на вас. Вы же из Америки, приехали, чтобы купить фабрику? Кейт кивнула. Валадилена была одним единым существом. Новое чувство для жителя мегаполиса. - И все равно этот город чудесен! - улыбнувшись, сказала она. - Да, вы правы. Рад, что вам здесь нравится. – Он сухо посмеялся. – Надеюсь, цивилизация обойдется с нами не слишком строго. Ох, простите старого болтуна! - Старик почтительно тронул козырек поблекшей фетровой кепки. - Рад знакомству! Они помахали друг другу, и Кейт зашагала по улице. Дома отражались в лужах, печные трубы уютно дымили, увитые цветами, подернутые серебряной вязью капель балконы сверкали на солнце. В одном из окон качнулась штора, средних лет женщина улыбнулась и помахала Кейт рукой. Через несколько шагов она увидала еще одного жителя, высокого мужчину лет тридцати, в белом фартуке, стоящего на пороге, занимающей первый этаж, пекарни. Кейт поздоровалась. - Сегодня и магазин и пекарня закрыты, - кивнув, ответил ей мужчина. – До завтрашнего дня. Сегодня у нас траур из-за кончины мадам Воралберг. Все магазины закрыты – особое указание мэра. - Понятно. - Но если вам что-то понадобится, то я к вашим услугам. Опять же по просьбе мэра. Но только после полудня. - Все в порядке, - ответила Кейт, про себя усмехнувшись, что ее появление обставлено на столь высоком уровне. - Надолго я здесь не задержусь, и ради меня одной беспокоиться не стоит. Миновала магазинчик цветов, букиниста (все магазины располагались на первых этажах, вторые и третьи были жилыми) и оказалась у, пожалуй, самого внушительного дома в городе. Огромные окна, вздымающаяся на три этажа боковая башня. Кейт поднялась на крыльцо. На стене у двери висел очередной автоматон. Покрытый ржавчиной корпус с единственной, словно за милостынею протянутой рукой, и голова с выпуклыми окулярами и неизменным цилиндром, находящаяся отдельно от тела на, вероятно, опускающейся платформе. Вместо второй руки у автоматона был длинный рычаг, а на груди еще один, поменьше. Без сомнения, весь этот механизм и играл роль звонка, но вспомнив человечков в гостинице, Кейт не очень-то была уверена в том, что звонок зазвонит, когда дергала за рычаг. Само собой, ничего не произошло. Точнее, рычаг даже не поддался. Зато сработал маленький, на груди. Голова со скрипом опустилась, и окуляры уставились на протянутую руку. Кейт снова ухватилась за первый рычаг, и рука автоматона вдруг поднялась, ладонью оказавшись у самых глаз; окуляры задвигались, изучая пространство перед собой, но, видимо, что-то сработало не так, и движение прекратилось, а рука, заскрипев, вернулась обратно. Кейт не знала, смеяться ей или плакать. Интересно, все местные жители были такими необычными интеллектуалами, или же эти автоматы фабрика Воралбергов понаставляла в каждый дом насильно? Запустив механизм еще раз, она решила, что правильно, скорее всего, будет, если она вложит что-нибудь автоматону в руку, и тот, пробежав глазами, активирует звонок. Поскольку ей нужно было попасть к нотариусу, то, вероятно, факс от мистера Марсона послужит хорошим пропуском, ведь там упоминается и его имя, и нью-йоркский адрес, и дело, с которым она пришла. Кейт не смогла себе объяснить, как механический автоматон, хоть бы и сделанный выдающимися Воралбергами, сможет понять, что находится перед ним – в брошюре не было сказано ни о каких вычислительных процессорах. Но, в любом случае, кроме факса, предложить автоматону ей было нечего, поэтому Кейт достала листок, вложила его в протянутую руку и снова дернула за длинный рычаг. Автоматон изучил факс и принял изначальное положение. Кейт в задумчивости прикусила губу, но тут щелкнул замок, и, тоненько скрипнув, дверь открылась. На пороге стоял человек, склонный к полноте и с блестящей лысиной, элегантно одетый под стать своему городу - в остальном мире о таком не помнили уже лет сто. Голос у нотариуса Альфортера был низким, шелестящим. - Мисс Уокер? Очень рад. Прошу вас. Он посторонился, приглашая войти. - Доброе утро, - поздоровалась Кейт, переступая порог. - Валадилена требует особой сноровки. Я имею в виду способ позвонить в дверь. - О, нет, мисс, дверь была не заперта, - без тени насмешки или чего-то подобного откликнулся нотариус. - Я ждал вас и был в кабинете с раннего утра. Потом позвонили от мистера Марсона. Услышав непривычную возню на улице, я поспешил открывать. Тем автоматоном я уже давно не пользуюсь. Можно сказать, он служил моему предшественнику. - Автоматон действительно понимает, что ему показывают? - Кейт подала Альфортеру плащ. В этот раз ей показалось, что в его взгляде мелькнул огонек снисходительной улыбки. - Нет. - Он повесил плащ на вешалку. Рядом стояла подставка для зонтов. Самих зонтов не было, вместо этого в подставке стоял, похожий на трость, предмет, в котором Кейт узнала «характерный ключ для завода пружин» Воралбергов. Рассматривая его в путеводителе, она и не предполагала, что ключ окажется таким большим. - Нотариус в кабинете через оптику смотрел, с чем пришел к нему посетитель. С годами мы стали более практичны. Вам нужно было просто воспользоваться звонком. Кейт едва не почувствовала неловкость. Скорее отогнала незнакомое чувство. Тем временем они прошли через просторную приемную, и Альфортер открыл дверь в кабинет. В стороне от письменного стола, в углу, с потолка спускалась металлическая труба, оканчивающаяся монокуляром. Кейт мысленно фыркнула. - Как добрались? - Спасибо, неплохо. Могу сказать, что это самая необычная моя командировка. - Соглашусь с вами. Садитесь, пожалуйста, мисс Уокер. - Нотариус указал на одно из двух кресел напротив стола и сам уселся на свое место. - Разумеется, я ждал вас, - продолжил он, когда Кейт села. – Мне многое нужно вам рассказать. - Многое? – удивленно спросила она, передавая нотариусу формальную бумажку с рекомендацией. Тот удостоил ее беглым взглядом. – И что же? Конечно, это печально, что Анна Воралберг умерла… я говорю совершенно искренне, мсье Альфортер, но, как и написано в письме, от этого ничего не зависит. И, думаю, вам следовало сообщить обо всем мистеру Марсону. – Кейт вздохнула. – Разве не странно, что мадам Воралберг скончалась так неожиданно? Альфортер недолго помолчал. - Откровенно говоря, ее смерть застала всех нас врасплох, - сказал он потом. – Она была полна жизни... Но если вы имеете в виду что-то преступное, то спешу вас разуверить. А что я не уведомил мистера Марсона... - Альфортер на миг вновь замолчал, уставившись на сцепленные в замок руки. - Скажу, что у меня были причины. Повисла пауза. - Очень жаль, что мне не удалось ее увидеть, - сказала Кейт, чтобы паузу нарушить. - Анна Воралберг была для меня не только постоянным и уважаемым клиентом, но и близким другом. Нотариус прочистил горло. - А вам доводилось встречать Ганса Воралберга? – спросила Кейт. – Брата Анны? - А почему вы спрашиваете? - как-то с опаской удивился нотариус. - Момо, мальчик, с которым я познакомилась в гостинице, назвал это имя. - Ах, Момо... - Альфортер помолчал. - У меня сохранилось несколько отрывочных воспоминаний о Гансе Воралберге, но не более того. Я был очень молод тогда. Вы сами все узнаете. Он открыл ящик стола и извлек пару тонких, скрепленных вместе листков, исписанных мелким витиеватым почерком. - Мисс Уокер, я боюсь, что дела с продажей фабрики Воралбергов обстоят не так просто, как казалось на первый взгляд. - Интересно! – Кейт даже не удивилась, но заговорила резко, с напором. – Все условия обсуждались десять раз! Мы получили согласие мадам Воралберг, и ее смерть ничего не меняет. Мсье Альфортер, сегодня вечером я уже буду в Нью-Йорке – мои клиенты не привыкли ждать. - Я понимаю, прекрасно понимаю вас, мисс Уокер, - покивал нотариус, словно отмахиваясь от ее слов. – Не привыкли. Именно поэтому мне и хотелось сперва разобраться самому. Он снова кашлянул. - Дело в том, что у мадам Воралберг есть наследник. - Наследник? – Сердце ухнуло куда-то вниз, и Кейт не поняла - от того ли, что дело запутывалось все больше, или потому, что с каждым разом подробности его становились все более интересными. – Она не упоминала об этой детали. Альфортер развел руками. - Мисс Уокер, поверьте, я был удивлен не меньше вашего. За день до смерти Анна Воралберг прислала мне письмо. – Он указал на лежащие перед ним листы. – Думаю, вы заметили, мисс Уокер, Валадилена - это маленький обособленный мирок. Все мы, можно сказать, одна большая семья. Поэтому прежде чем сообщать что-то мистеру Марсону, я решил прежде поговорить с Анной сам. Но не успел... – Нотариус печально вздохнул. – С вашего позволения, я зачитаю несколько строк. Он взял письмо, поправил очки и стал читать. И пока он читал, Кейт удивлялась все больше и больше. «В последние дни я чувствую, что жизнь оставляет меня быстрее, чем я могла ожидать. Боюсь, что мне придется покинуть этот мир, так и не подписав договора о продаже моей драгоценной фабрики. Поэтому я вынуждена сделать это признание сейчас: мой брат Ганс жив! Не удивлюсь, если вам будет трудно в это поверить, но это истинная правда. Вам должна быть памятна его кончина и последующие похороны, несмотря на то, что в те времена вы были совсем молоды. Все это было не чем иным, как постыдной выдумкой нашего отца. Для него сама мысль о том, что его единственный сын может пожелать покинуть Валадилену и оставить семейные дела, была невыносимой. Когда Ганс уехал, отец предпочел считать его умершим и заставил окружающих поверить в это. Мне он велел хранить эту ужасную историю в тайне. Повторяю, Ганс все еще жив. Таким образом, после моей смерти он станет единственным и полноправным наследником фабрики». - Я поняла! – сказала Кейт, как только Альфортер закончил чтение. – Поскольку Ганс Воралберг жив, Анна оставила вам все необходимые документы, и подписать контракт должен он. Я полагаю, вы уже связались с ним? Где мне его найти? - Во второй половине письма говорится, что Ганс Воралберг находится где-то в Сибири. - Нотариус выразительно на нее посмотрел. Потом протянул листы: - И единственный документ, который оставила Анна – это письмо. Я передаю его вам. «Любезный мэтр Альфортер! В последние дни я чувствую, что жизнь оставляет меня быстрее, чем я могла ожидать…» Кейт пробежала глазами строчки и остановилась на фразе «Ганс все еще жив». Но письмо – это не документ. - И больше Анна Воралберг ничего не сообщила? - К сожалению, нет, мисс Уокер. Даже то, что написала, она открыла туманно, несмело, как будто боялась просить, о чем хотела. Прочитайте письмо до конца. Поэтому я и взялся за поиски сам, чтобы, когда вы прибудете, дать вам что-то более конкретное, нежели письмо из прошлого. - И вот я здесь! - Кейт с интересом подалась вперед. - Что же вы нашли? Альфортер вздохнул и с сочувствием посмотрел на нее. - Похоже, у вас прибавилось работы, мисс Уокер. С юридической точки зрения ситуация ясна. Продажа фабрики документально оформлена, и тайна Анны не имеет к этому никакого отношения. Но это документально. - А как бывает еще? – опасно прищурилась Кейт. - По-человечески, - просто, но так, что Кейт почувствовала себя поставленной на место, ответил нотариус. – И прежде, чем мы станем говорить дальше, вы побываете на фабрике. Думаю, вам это будет небезынтересно. - Это и есть ваше «более конкретное»? – Кейт не привыкла, чтобы с ней разговаривали так менторски, а загадочный тон нотариуса заставлял нервничать, что не нравилось ей еще больше. – Зачем мне бывать на фабрике? Чтобы узнать что-то о Гансе Воралберге? Но это ни к чему, ни мне, ни подписанию договора. Да и где сейчас находится Ганс Воралберг? В Сибири?! - Думаю, все же не так далеко. - Нотариус повел плечом. - Я осмотрел кабинет Анны, а так же прошелся по самой фабрике. Я узнал, что Ганс Воралберг ждет Анну, и что она собиралась отправиться к нему в ближайшее время. На протяжении нескольких лет они переписывались, и Ганс, так скажем, подготовил для Анны дорогу к себе. Все это я узнал из письма, которое вы найдете в ее кабинете на фабрике, а так же... от кое-кого еще, кого вы встретите там же. Кейт развела руками, не в силах сдерживать раздражение. - Но для чего мне это все? Вы можете говорить яснее, мсье Альфортер! - Я рассказал вам, что знаю сам, - спокойно ответил нотариус. - Уверяю, мисс Уокер, будет лучше, если вы сами увидите все своими глазами. Ключ от ворот фабрики у меня в приемной. А вот ключ от мастерской, куда за последние годы входила, быть может, лишь только Анна. - Он вытащил ключ из внутреннего кармана пиджака и положил на стол перед Кейт. – Ключ был в конверте с письмом. Дверь за погрузочным складом, под кабинетом - увидите. За последние дни произошли немыслимые вещи, но во всем нашем городе, быть может, только один человек, не считая меня, знает кое-что еще, кроме того, что Анна Воралберг умерла. Осмотрите фабрику, и мы примем решение. - Какое решение! – гневно перебила его Кейт. – Мсье Альфортер, вы же понимаете, что мое нахождение здесь только номинально! Фабрика механических игрушек – центральный проект для «Игрушек по всему свету» на будущий год. Вся эта бумажная шелуха ничего не стоит, уж так заведено. Анна Воралберг продала фабрику и уже получила часть суммы. Теперь, как вы знаете, начнется другой юридический процесс уже по распределению этих денег в результате ее кончины. Выдумайте вы хоть десяток Гансов Воралбергов, положения не изменить – ведь сама Анна не оставила никаких действительных документов! Вы же сами только что об этом сказали! - Вот именно поэтому вы схо́дите на фабрику, – строго, глядя ей в глаза, сказал нотариус. – Кабинет над машинным залом. Кейт смотрела на него, силясь успокоиться. Она понимала, что причиной гнева служила вовсе не смерть Анны Воралберг, вдруг обнаружившиеся, не имеющие к делу никакого отношения таинственные подробности и странное поведение мэтра Альфортера, а то, что все, о чем она говорила, было правдой. Ничто не могло спасти Валадилену от экспансии «Игрушек по всему свету», и Кейт была винтиком в этой давящей машине. Всегда при подобных сделках ей удавалось сдерживать вторую себя, возражающую против несправедливой, насильственной присваимости. Здесь все шло иначе. Она медленно кивнула нотариусу, сама удивляясь себе. - Полагаю, когда я осмотрю фабрику, вы ждете меня у себя? - Непременно, мисс Уокер. Как я уже сказал, мы решим, что будем делать дальше. Голос его уже был мягче. - Хорошо, сэр. – Кейт встала, взяла письмо и ключ. – Приступлю к расследованию. Не знаю, правда, для чего это нужно, но доверюсь, раз вы настаиваете. Надеюсь, вы не отправите меня в Сибирь, искать Ганса Воралберга. Мэтр Альфортер задумчиво покивал. Потом сказал: - Спасибо за доверие, мисс Уокер. Простите мне эту путаницу, но сделайте, как мы договорились. - Он вздохнул. - Скоро начнется церемония. Не хотите присутствовать на ней? Кейт покачала головой: - Думаю, это излишне. Она закрыла за собой дверь, сняла с вешалки уже почти сухой плащ и вытащила из подставки железный ключ. Он был довольно тяжелым. Оставалось надеяться, что ей удастся справиться с очередным замком и попасть на фабрику. Большие, подернутые ржавчиной ворота она видела по пути сюда. За время, пока она разговаривала с нотариусом, солнце исчезло, стало довольно пасмурно и, вероятно, скоро опять мог пойти дождь. Застегнув плотнее плащ, сунув папку под мышку, Кейт спустилась с крыльца. Улица все так же была пустынна. Она достала письмо и прочитала вторую его половину: «Со времени отъезда брата, мне ни разу не выпало случая повидать его. К счастью, несмотря на это, мы остались близки духовно. Все эти годы я могла наблюдать за переменами в его жизни, так как, время от времени, он давал мне знать о себе. Иногда Ганс писал мне письма, но они были редки, поскольку после того ужасного случая в пещере, он стал панически бояться письменных текстов. Тем не менее, он прислал мне несколько проектов автоматонов, которые в дальнейшем я активно использовала в производстве. И, должна признать, они сильно способствовали успеху Воралбергов. Ганс всегда обладал удивительным даром вдохнуть жизнь в вещи с помощью хитрых комбинаций шестеренок и пружин. Мой брат – гений в истинном смысле этого слова. Но позвольте вернуться к сути дела. Я убеждена, мой брат никоим образом не станет возражать против продажи фабрики. Если к тому времени, как вы будете читать это письмо, меня уже не станет, то все полномочия по данному делу должны быть переданы моему брату. Его последнее письмо я получила полгода назад. Оно было отправлено с севера Сибири. К сожалению, с тех пор мне о нем больше ничего не известно. Признаюсь, последние годы все мои мысли были заняты путешествием к Гансу и встречей с ним, но, боюсь, у меня уже не осталось времени. Я понимаю всю сложность положения, в которое вас ставит мое признание и отсутствие дальнейших подробностей. Но я хочу умереть с чистой совестью. Я глубоко признательна вам, любезный мэтр Альфортер, и передаю свою тайну. Воспользуйтесь этим ключом и загляните в старую мастерскую, а так же в мой кабинет. Прошу вас, распорядитесь всем так, как сочтете нужным для блага нашего города. Но, насколько я понимаю, если у наследства есть наследник, лишь он решает своего наследства судьбу. Прошу вас поставить в известность представителей американской юридической фирмы, участвующих в сделке. Я лишь хочу, чтобы у Ганса было все хорошо. Но так же я понимаю, что тайна нашей семьи не должна становиться преградой к благополучию Валадилены. Я уже так стара и так устала! С глубочайшим почтением и прощальным поклоном, Анна Воралберг». Ниже стояла подпись. И что это значит? Что Анна Воралберг несмело, как сказал нотариус, просит навестить ее мифического брата? Или Альфортер намекает на то, что Ганс Воралберг имеет право на решение о продажи фабрики несмотря даже на то, что неизвестно точно, существует ли он вообще? Кейт помотала головой, поморщившись. Марсона и директоров «Игрушек» не тронет вся эта история. Никто не станет искать неожиданного наследника, которого официально нет в живых. Сибирь – мифический край света за таинственным Железным Занавесом; даже раньше, когда закон действительно являлся законом, а не порядком, сложно было представить, чтобы кто-то отправился в такую командировку. Но Альфортер, видимо, как написала Анна, счел нужным внести изменения в решенное дело. Совсем не деловой подход. На скамейке ветер ворошил оставленную кем-то газету. «Валадиленские ведомости», прочитала Кейт. Титульный лист заинтересовал. «Среда, 17 сентября 2002 года. Валадилена скорбит о потере. Отдадим сегодня дань уважения Анне Воралберг, ушедшей от нас в понедельник в возрасте 88 лет. Великой труженице, отдавшей жизнь своему делу и нашему обществу. Эта потрясающая женщина обладала огромной энергией, дававшей силу развиваться технологии автоматонов, предмету постоянной гордости нашей долины. Ее жизненная сила, ее великодушие и доброта известны всем жителям Валадилены. Мэр нашего города объявил сегодняшний день днем всеобщего траура в память о госпоже Воралберг. Отпевание госпожи Воралберг состоится сегодня в 11 часов утра в здании городской церкви. Службу проведет священник валадиленского прихода». Ниже шла колонка редактора. «Со смертью Анны Воралберг в Валадилене закончилась целая эпоха. Госпожа Воралберг была исключительной женщиной, руководившей производством Воралбергов более 50 лет. Вероятно, ее кончина приведет к угасанию фабрики автоматонов, сердца экономики нашего города. Очень тяжело видеть ее смерть, даже если не думать о будущем нашей долины. За последние десятилетия искусственный интеллект занял доминирующее положение на рынке, сделав устаревшими механические устройства. Век заводных игрушек кончился. Их технология не сможет выжить в условиях современной экономики и неумолимо окажется на обочине. Она была бы окончательно предана забвению, если бы производство Воралбергов не поддерживало прославленное мастерство своих рабочих, помогавшее Валадилене процветать долгие годы. Однако сегодня индустрия лишилась своего великого вдохновителя, и наше будущее выглядит мрачным. Возможно, нас должна радовать продажа фабрики американцам. Но чего это будет стоить душе Валадилены?…» Настроение ухудшилось еще больше. За это утро, явно или нет, Кейт попрекнули бездуховностью больше, чем когда либо. Конечно – когда «Игрушки по всему свету» обоснуются здесь, Валадилена неминуемо изменится. Появятся новые рабочие места, молодежи, к радости того старика, не придется больше уезжать - наоборот, сюда потянутся желающие престижной высокооплачиваемой работы. Город расширится, будут новые улицы, по дорогам поедут автомобили. Туристы из разных уголков мира вновь найдут в долину путь – управители компании придумают, как привлечь к себе покупателей. Экономика опять пойдет в гору. Но автоматоны, прошагавшие сегодня перед ней, станут музейными экспонатами и будут стоять по соседству с другими выпущенными игрушкам, как историческое прошлое и технологическое настоящее. Даже если чувство старинной фотографии и не пропадет, Валадилена все равно не будет прежней. Наверное, об этом и думал автор колонки, как думают и жители Валадилены - ведь не рассчитывали же они, что мисс Анна будет жить вечно. Новое время уничтожало старое. Конечно же, все рано или поздно меняется, и эти ностальгические слезы, в основном, не очень-то и нужны, но Кейт не могла отделаться от мысли, что приносит в город отнюдь не добро. Она оставила газету и пошла к воротам фабрики. Заводной ключ оттягивал руку, в голове крутились противоборствующие мысли, поэтому она едва не пропустила телефонный звонок. Найдя, в каком из карманов спрятана трубка, она взглянула на экран и нажала кнопку ответа. Это был Дэн. - Кейт? - Привет! – Его голос прогнал невеселые мысли. – Я рада тебя слышать! - Как ты там? Нормально доехала? До гостиницы уже добралась? Вместе с голосом Дэна из трубки доносились звуки большого города, и ей казалось, будто он находился в другом мире. - Добралась, конечно. – Кейт замедлила шаг и остановилась. – С самолета на поезд, а здесь еще и под дождем промокла. Но сейчас все… нормально. Особенно, когда ты… - Дела идут по плану? - Не совсем… - Она выдохнула. – Тут все немного другое… - Короче, насчет сегодняшнего вечера. – Дэн что-то жевал. – Встречу тебя в аэропорту. Надеюсь, рейс не отложат. Голдберги ждут нас к восьми. Успеешь привести себя в порядок… - Ты все-таки решил сегодня?.. - Не беспокойся, мы успеем. Ты будешь прекрасна как всегда! – Он рассмеялся. – Ты и так отлично выглядишь, даже не придется наряжаться! - Да я не об этом. Тут просто возникли некоторые сложности… Но не думаю, что они повлияют на время моего возвращения. Кейт чувствовала, как в груди просыпается досада. - Что еще за сложности? – воскликнул Дэн. – Это же просто дурацкая фабрика игрушек! - Вот именно, дурацкая. Пока мне пришлось задержаться. - А что случилось, Кейт? Не забывай - мне нужно подписать с Голдбергами контракт! На кону миллион, понимаешь? - Я помню. – Его последние слова кольнули. Как всегда, он интересовался только собой и своими деньгами. Кейт тихо вздохнула. – Хорошо, значит, скоро увидимся. - Быстрей завязывай с этой фабрикой! – сквозь шум машин прокричал из трубки Дэн. – Целую тебя! - Целую. Они отключились. Кейт постояла какое-то время. Эта поездка портила ей всю жизнь. Точнее – показывала ее, как лакмусовая бумажка, в истинном свете. Только справившись с неприятием собственной роли авангарда Мирового Сообщества, Кейт столкнулась с Дэном и его алчными делишками – ей хотелось закончить разговор до того, как он в очередной раз напомнит о своем большом куше, хотя давно уже Кейт принципиально этого не замечала, умело оградив себя психологической завесой. Скоро и мистер Марсон пожелает услышать, что все бумаги подписаны. Повелась на поводу этого Альфортера! Кейт ругнулась и пошла дальше. Над Валадиленой пели птицы, чуть слышно шелестел близкий лес. Ворота встретили ее новым механизмом. На левой створке - человечек-вагонетка с поднятыми вверх руками и сидящий над ним человечек в цилиндре. У первого из груди торчало ушко гигантского ключа, а второй призывно протягивал руки. На правой створке имелся рычаг. Звонков не было. Уже опытная Кейт вложила заводной ключ ему в ладони. Человечек щелкнул и под тяжестью ключа опустил руки. Заводник попал точно в цилиндр человечку-вагонетке, и внутри его раздался глухой щелчок. Кейт не без труда повернула ушко огромного ключа – два оборота, и по всей конструкции пронесся ощутимый скрип. Оставалось дернуть рычаг. Наверное. Рычаг щелкнул, и Кейт едва отскочила от вагонетки – ключ на огромной скорости вернулся на два оборота назад. Медленно, со скрипом, ворота открылись. Владения Воралбергов занимали чуть ли не половину всей Валадилены на холме. От ворот вела выложенная каменными плитами дорожка, обнесенная невысоким бордюром. Она приводила к площадке-развилке, в центре которой был сложен фонтан с застывшим на чаше автоматоном, сжимающим в руках трость. Дождь изрядно добавил воды, ветер ворошил зеркальную гладь. От фонтана шли четыре дорожки (не считая той, которой она пришла): две к разным сторонам фабрики, одна к зданию вокзала (теперь Кейт видела, что вокзал этот был значительно больше того, на который она приехала утром), и еще одна – к особняку. Вокруг не было ни души, и Кейт направилась по дорожке, ведущей к дверям фабрики. На козырьке крытого мосточка через реку полукругом стояли потерявшие краску буквы – Воралберг. Само здание фабрики вблизи подавляло своим размером, на уровне второго этажа, над входом, отражало хмурое небо огромное панорамное окно, круглое, с замысловатым узором. По сравнению с ним двери, хоть и бывшие на рост выше Кейт, казались крохотными. К счастью, они были не заперты и открылись как самые обыкновенные. Оказалось, что никакого второго этажа нет. Внутри фабрика была одним гигантским цехом, и когда Кейт задрала голову, чтобы рассмотреть потолок, голова чуть было не закружилась. Тянулись ряды конвейеров, возле которых застыло множество самых разнообразных автоматонов, все как один в высоких цилиндрах. У стен ввысь вздымались сотни полок, сейчас, правда, не считая разрозненных ящиков, пустовавшие; с навесных рельс, подобно гигантским манипуляторам, свешивались длинные суставные трубы, оканчивающиеся, похожими на орлиные клювы захватами. Стояли бочки, баки, зажимы; с потолка и стен тянулись, иногда сплетаясь в немыслимые связки, сотни и сотни труб. Все было коричнево-ржаво-желтым, в воздухе стоял сильный запах машинного масла. Казалось, стоило только нажать нужную кнопку, и все это нагромождение механизмов вдруг оживет, и закипит работа. Но фабрика застыла, и вокруг не было ни души. Хотя свет исправно горел, и где-то в недрах цеха ровно гудел трансформатор. Справа от входа на второй ярус вилась лестница. На широкой платформе располагалось небольших размеров строение; два высоких арочных окна и благородного дерева дверь – без сомнения, это был кабинет. Кейт решила пока не подниматься, а пройти вглубь фабрики, за колонны наставленных друг на друга ящиков, туда, где должна была отыскаться дверь старой мастерской. На каждом из ящиков был силуэт автоматона в цилиндре и с тростью. Тут было много колесных механизмов, различных платформ, тачанок и прицепов. В стене чернотой зияли туннели, из которых тянулись рельсы. За одной из куч ящиков Кейт и углядела неприметную дверь. В эту секунду раздался резкий трель – это зазвонил телефон. Кейт так и подпрыгнула. Усиленный цехом сигнал обрушился на нее, словно молот. Зажимая пальцем надрывающийся динамик, Кейт нажала кнопку ответа. - Да, мам. - Кейт! Зайка! Где ты запропала? Я тебе уже три часа дозвониться не могу! Мать, как обычно, говорила громко, и нужно было потрудиться, чтобы вставить в ответ слово. - Я в Европе, мам. Работа. - В Европе? – Послышалось удивление и восторг. – Боже мой! У меня такие волшебные воспоминания о Европе! Некоторые, между прочим, связаны с твоим отцом! Ну да бог с ним. Скажи мне, где ты? Париж? Лондон? Венеция? - Валадилена. – Кейт не смогла сдержать усмешки. – Вряд ли ты о такой слышала. Но это тоже Европа, даже больше, чем все, что ты называла. - Наверное, какая-то отдаленная префектура, – разочарованно протянула мать. – И что тебе там понадобилось? - Говорю же, работа. – Кейт оглядывалась – казалось, ее голос наполняет каждый уголок цеха. – Мне нужно оформить продажу одной фабрики. Здесь довольно мило, но возникла парочка проблем. Я расскажу тебе потом поподробнее. - Все ясно, у твоей старой матери не хватит мозгов, чтобы тебя понять! Боже мой, иногда ты так похожа на отца! - Мама… - Кстати, Кейт! – Мать перескочила так резко, что Кейт даже моргнула. – Угадай, кого я вчера видела? - Мам, у меня совсем нет времени… - Фрэнка! - Мам, пожалуйста! – Одиноко стоять посреди огромного пустого здания и вести усиленный эхом телефонный разговор было довольно неуютно. – Мне нужно бежать! Куда там. - Фрэнка Малковича, того оперного певца из Союза, представляешь? Ты его, наверное, не помнишь, но раньше он был знаменитостью! - Да? – Кейт решила действовать стремительно, зная, что иначе мать долго еще будет не остановить. – Извини, мам, но у меня правда нет времени. Я тебе перезвоню! И нажала на кнопку. Гаснущий звонок успел донести протестующий вопль, но Кейт не обратила на него внимания. Она и в более спокойной обстановке избегала долгих разговоров с матерью. Встревоженная эхом фабрика застыла тишиной. Кейт ждала, что откуда-нибудь появится рабочий, какой-нибудь старый мастер, который поинтересуется, что она здесь делает. Но никто не появился. Она стояла рядом с одним из туннелей. Тягач-автоматон с широкой грузовой платформой застыл у ведущих из туннеля рельс, так и не приняв свой груз. Кейт постучала по пыльному проржавленному цилиндру, внутри он оказался полым. Повинуясь разыгравшемуся любопытству, она протянула руку и тронула за рычаг, торчащий у автоматона из спины. Раздался ужасный треск, в недрах погрузчика зажужжали пружины, и в следующую секунду он сорвался с места, укатив куда-то в лабиринт конвейерных лент. Здание фабрики грохотало, звенело, стрекотало эхом, а погрузчик, тем временем, уже возвращался назад, и, крутанувшись вокруг себя, замер на том же месте, с которого и сдвинулся. Цех успокаивался, и Кейт сдавленно выдохнула. Зарекаясь больше ни к чему не прикасаться, она скорее отошла от шумного автоматона, к двери, ключ от которой был у нее в кармане. Сейчас она увидит нечто важное, что так взволновало мэтра Альфортера. Кейт почувствовала дрожь предвкушения. То, что она увидела в обнаружившейся комнатке, чуть не заставило ее вскрикнуть. Но страх сразу же отступил – это был просто еще один автоматон. Подвешенный – распятый – за лебедки к высокому потолку, одетый в твидовый пиджак, бриджи и фуражку-картуз, он не имел ног ниже колен. А еще он двигался. Металлическая голова с носом, широким ртом и закрученными вверх металлическими же усиками свесилась на грудь и слабо покачивалась. На носу сидели объемные металлические очки. Кейт подошла поближе, с интересом разглядывая автоматона. Лицо его выглядело даже благородно, представлялся строгий педантичный характер. Кейт стояла прямо под ним, но автоматон никак не реагировал, хотя глаза его глядели на нее. С интересом ожидая, что будет, Кейт помахала ему рукой: - Эй! Привет! Автоматон с лязгом дернулся и заметил Кейт, хотя лицо его оставалось неподвижной маской. - О! Добрый день! – Рот открывался и закрывался, голос был отрывистый, звенящий и словно пропущенный через трубу, но совершенно живой, как действительно принадлежавший человеку. – Не могли бы вы быть так любезны… Я ощущаю некоторый дискомфорт, находясь в таком положении… - Мне… опустить вас? – сказала Кейт и только потом сообразила, что автоматон ответил ей. Она подозревала, что удивительные игрушки Воралбергов могут, скорее всего, и говорить, по крайней мере, не удивилась бы, если об этом было написано в брошюре, но, все же, видеть перед собой подтверждение этих мыслей было очень необычно. Перед ней был аналог человека, способный вести осознанную беседу. Искусство искусством, но это уже походило на чистую фантастику! - Я был бы очень вам признателен, - проговорил автоматон. – Подъемный механизм находится позади меня. Кейт обошла широкий стол, над которым он висел, и, положив папку с документами на стоящий рядом верстак, с трудом прокрутила огромную катушку, держащую лебедку. Автоматон опустился на стол и высвободил из креплений руки. Кейт подошла ближе. - Благодарю! – Он покивал головой и упер руки в колени. – Прошу меня простить за необходимость разговаривать с вами в таком виде. Я несколько… незавершен. Видите ли, ни у кого не нашлось времени, чтобы закончить работу. Сегодня искусство качественной сборки утрачено навсегда… - Да…пожалуй... - С кем имею честь беседовать? Не могли бы вы громко и отчетливо произнести свое имя? - Меня зовут Кейт, – сказала она и добавила, - Кейт Уокер. Автоматон кивнул. - Позвольте представиться. Я модель XZ 2000. В обиходе – Оскар. Я – вершина технологической мысли среди изделий данной фабрики. Мое предназначение – вождение поезда. Это несколько грязная, но крайне важная работа. Он замолчал. Кейт молчала тоже, но Оскар только слабо вращал головой. Неужели, подумала она, он действительно может отвечать на все задаваемые вопросы? - Ты запомнил, как меня зовут? – медленно проговорила Кейт. - Конечно, Кейт Уокер! Рад с вами познакомиться! - Я тоже… Модель XZ 2000... Но как?! Как это происходит? - Думаю, мне понятно ваше недоумение, Кейт Уокер. Сказав, что являюсь вершиной технологической мысли, я процитировал госпожу Воралберг. В основе моей конструкции чрезвычайно редкие и крайне эффективные детали. И, пожалуйста, зовите меня Оскар. Друзья зовут меня так. Эти вечные коды так скучны! Вам бы понравилось, если бы к вам обращались по номеру вашего паспорта? - Думаю, нет, мистер Оскар. Сэр. У Кейт промелькнула мысль, что со стороны из них двоих, Оскар производит впечатление существа более разумного. Это показалось забавным. - Первый раз разговариваю с роботом, Оскар, - постаралась она непринужденно улыбнуться. И тут же спохватилась, - С автоматоном! - Весьма польщен, Кейт Уокер. – В голосе его кольнули звенящие нотки. – С вашего позволения. Знаете ли, у всех автоматонов, даже если они и не наделены компонентами, которыми наделен я, есть особый блок – soul auxiliary. Проще говоря – душа. - Я поняла, Оскар – Становилось даже как-то не по себе. – Э… ты не знаешь, где может находиться документация фабрики? - Не могу дать точного ответа, - покачал головой Оскар. – Поищите в кабинете Анны Воралберг, над машинным залом. - Точно. - Кейт спохватилась, что ведь уже знает ответ. Вдруг появилось желание себя ущипнуть и проснуться. Не стала этого делать, усмехнувшись, что ей нравится эта необычная реальность. - А ты давно в последний раз видел Анну Воралберг? Ответ последовал незамедлительно: - 92 часа, 32 минуты и 20 секунд назад, если быть точным. Ее отсутствие является причиной досадной задержки в моей сборке. - Анна Воралберг умерла, Оскар. Кейт ждала, что произойдет, но автоматон не выдал никаких изменений. - Что вы понимаете под термином «умерла», Кейт Уокер? - Э… сломана! – Она попыталась придумать подходящие синонимы. – Деактивирована, износился механизм, отключен источник питания. - Это весьма прискорбно, - ответил Оскар. – Я рассчитывал, что моя сборка будет завершена. Кейт задумалась на мгновение, а потом спросила: - А когда ты видел мэтра Альфортера, нотариуса? - Я не знаком с таким человеком, Кейт Уокер, но 46 часов, 28 минут и 15 секунд назад здесь был неизвестный мне человек. - И о чем ты с ним говорил? - Он хотел знать, куда идет поезд. - Поезд? Оскар был удивлен и раздосадован. - Как, Кейт Уокер! Разве вы не видели великолепный поезд, который стоит на станции? - Нет. – Она покачала головой. – Ну и куда идет этот поезд? - Далеко. Очень, очень далеко. - А пассажир - Анна Воралберг? - Этот ответ вне моих полномочий, Кейт Уокер, - продекламировал Оскар. - Ну как же. Анна Воралберг должна была отправиться на поезде к своему брату, Гансу, так? Оскар смотрел на нее ничего не выражающей маской, но Кейт легко представила, как глаза его округлились от ужаса раскрытой тайны. - Я не могу обсуждать эту тему ни с кем, кроме Анны Воралберг. - Голос автоматона действительно звучал взволнованно. - Но... Если я правильно понял, Анна Воралберг больше... не функционирует? - Да, Оскар, к сожалению. - Кейт заговорила уверенно, почувствовав его слабину. - Теперь нам - мне и мсье Альфортеру - нужно знать все о Гансе Воралберге. Где он сейчас? - Я не знаю, Кейт Уокер! Оскар ответил так звонко, что голос отдался от каменных стен. Наверное, стоило сперва заглянуть в кабинет, подумала Кейт, посмотреть на письмо, про которое говорил нотариус. Оскар явно не мог рассказывать их с Анной секрет. - А что ты знаешь о нем вообще? - Он меня спроектировал! - ответил Оскар, и голос его потеплел. - К сожалению, я пока не имел чести познакомиться со своим создателем. Кейт с недоверием посмотрела на него. - Ладно, Оскар. Это дело заинтересовывает меня все больше и больше. Если ты не хочешь помочь мне, придется поискать в кабинете Анны Воралберг. Она забрала с верстака папку и направилась к выходу. - Кейт Уокер! - Автоматон жалобно посмотрел ей вслед. Она остановилась. - Что? Оскар растеряно постучал металлическими руками друг об друга. - Не могли бы вы... завершить мою сборку? - Он собрался и заговорил увереннее. - Мне абсолютно необходимы ноги! Кейт почувствовала, что все больше становится союзником в его глазах. - И что ты станешь делать, когда сборка будет завершена? - Тогда я займу положенное мне место в кабине машиниста… - И? - И буду ждать дальнейших распоряжений! – закончил автоматон. Вот, подумала Кейт. Ценный помощник для того, кто соберется искать Ганса Воралберга. С ним бы Альфортер и разговаривал, а не тратил попусту ее время. Попусту?.. - А что нужно делать? - Необходимо собрать их на конвейере. Вам понадобится перфокарта с данными об устройстве моего механизма. Вот она. Оскар вытащил из внутреннего кармана пиджака желтоватую, похожую на букву «П» пластинку и протянул ее Кейт. - Мои руки – модели XZ 2003, - продолжал говорить автоматон, - ноги – XZ 2005_b. Прошу быть внимательнее: модель XZ 2005_a обладает рядом прискорбных недостатков конструкции. - Баги? – усмехнулась Кейт, пряча пластинку в карман. - У автоматонов нет багов, Кейт Уокер! – горячо возразил Оскар. – Только функциональные идиосинкразии. - Прошу прощения, я не знала. Она открыла дверь. - Еще увидимся. - Я буду ждать вас, Кейт Уокер! Выйдя из мастерской, Кейт перевела дух. Судя по тому, как разговаривал с ней нотариус Альфортер, и он сам был под впечатлением от Оскара. Она же задумалась над невозможностью ситуации только сейчас - во время разговора автоматон воспринимался совершенно естественно. Даже про сделку она вспомнила лишь закрыв за собой дверь - в мастерской она думала о том, как Ганс узнает, что его сестры больше нет... Значит, Оскар (уж как там у него все устроено?..) смекнул, что, быть может, без Анны о нем никто и не вспомнит, и уж тем более не завершит его сборку. Получив ноги, он будет сговорчивее. Кейт прошла обратно к лестнице на второй ярус и осмотрелась. На платформе, рядом с кабинетом, была большая, выдающаяся в длину зала площадка. Поднявшись по ступенькам, Кейт разглядела на площадке массивную приборную панель, усеянную кнопками, тумблерами и лампочками. С высоты весь цех был как на ладони, и больше ничего похожего на пульт управления она не углядела. Значит, мастерить ноги придется здесь. Но займется этим она позже, если займется вообще. Сейчас ее ждал кабинет. Он был небольшим и плотно заставленным. Круглый низенький столик с четырьмя, почти что без ножек, креслами, широкий шкаф с антресолью за стеклянными узорчатыми дверцами, стол письменный, длинный и полукруглый, и за ним, во всю ширину стены – огромный, до потолка, шкаф, полный множеством книг. Центральную часть шкафа, в половину его высоты, занимал старинный портрет Шарля Воралберга, тот самый, что Кейт видела в брошюре. Под потолком горели яркие белые лампы. Все выглядело так, словно хозяин кабинета ненадолго отлучился и вот-вот вернется. На столе был рабочий порядок, наверное, все вещи лежали так, как их оставила Анна Воралберг. Всю правую половину занимал разложенный чертеж, на котором Кейт увидела странную, со множеством изгибов, похожую на перевернутый кверху днищем корабль конструкцию, которая, вероятно, и была тем самым поездом Оскара. Даже на макете чувствовалась его стремительность: обтекаемый, собранный, словно несущийся на огромной скорости снаряд. Чертеж был испещрен десятками формул, цифр и линий, глядя на них, у Кейт зарябило в глазах. Она взяла в руки стопку скрепленных листков. Это были счета. Много, много счетов. «Перотэн и Бланшар, Ассоциация судебных приставов, Рю де Кадран, Безансон. Госпоже Воралберг, Рю гранд, Валадилена. От 20 июля 2001. Касательно погашения задолженности. Госпожа Воралберг! Вами будет получен ряд предупреждений из моего офиса, касающихся пени за неоплату счетов, выставленных Вам компанией Ла Коломб. Общая сумма задолженности, числящаяся за вами, в настоящий момент составляет 47782,46 франков. Я настоятельно рекомендую Вам оплатить ее, переведя означенную сумму в наш расчетный центр. В случае отсутствия положительного решения с Вашей стороны, я буду вынужден начать дело о принудительной оплате имеющей место задолженности. С уважением, Бланшар, судебный пристав». Листы были сильно измяты, видимо, их читали не один раз. «Столярные работы Фонтэнэ, госпоже Воралберг, Рю Гранд, Валадилена. 23 сентября 2000. Госпожа Воралберг! Мы вынуждены отметить, что, несмотря на ряд извещений, отправленных нами в Ваш адрес, за Вами по-прежнему числится задолженность в 80210 франков по счетам за январь, февраль и март 1998 года с учетом пени за задержку оплаты. Мы просим вас сообщить в ответном письме о принятии решения в сложившейся ситуации. В случае отсутствия платежа с Вашей стороны, мы будем вынуждены приостановить все поставки и обратиться к уполномоченным лицам за разрешением проблемы. Не сомневаемся в скорейшем ответе с Вашей стороны. С уважением, Жан Мартино, главный бухгалтер. Последнее письмо было самым объемным. «Банк Пассери, Женева. 4 января 2002. Уважаемая Анна. Я был вынужден предпринять ряд мер в адрес Вашей компании – ситуация крайне болезненная для меня, учитывая добрые отношения, сложившиеся между нашим банком и Вашей фабрикой и длящиеся вот уже много лет. Вы сами сознаете, что последнее время за фабрикой Воралбергов числятся значительные задолженности, и под давлением наших партнеров и акционеров, я не могу больше давать за Вас поручительства от имени банка. К сожалению, мы вынуждены подчиняться законам современной экономики. В связи с этим, я очень прошу Вас согласиться с предложениями со стороны американских инвесторов. В который уже раз поступивший с их стороны план слияния – единственный способ увеличить Ваш бюджет и погасить имеющиеся задолженности. Кроме того, это даст фабрике Воралбергов возможность остаться на плаву, увеличить производство и усовершенствовать технологии. Вы сможете сохранить марку Воралбергов, которая всегда была символом высокого мастерства и безупречного качества. Прошу Вас, Анна, поверьте, я советую Вам это не как банкир, а еще и как старый друг, который желает Вам только добра. Я понимаю, принять подобное решение нелегко. Вы действительно можете держать голову высоко, дорогая Анна, и гордиться успехом, который сопутствовал Вам все эти годы. Примите мои глубочайшие извинения за столь неприятные вести и искреннее заверение в том, что Вы можете полностью располагать мной. Ваш искренний друг, Гюстав Пассери». Похоже, для Анны последние два года были не самыми удачными. Кейт и не думала, что дела у фабрики были настолько плохи. Все это подкосило мадам Воралберг; сделка была отмашкой старой усталой женщины. Из приоткрытого ящика выглядывал еще один листок, почерк на нем был неровный, тут и там попадались кляксы. То самое письмо. Кейт взяла листок в руки, и сердце ее забилось быстрее. «Валадилена, 6 июля 2002». «Милый Ганс, я знаю, как ты не любишь письма, но у меня нет времени мастерить для тебя звуковой валик. Я надеюсь, кто-нибудь из тех, кто сейчас рядом с тобой, будет настолько любезен, что прочтет тебе эти строки. Я получила от тебя последний набор чертежей. Твой проект великолепен! Возможно, он лучший из созданных тобой. Похоже, время не властно над твоим талантом. Я горжусь тобой, мой милый братик! Иногда мне трудно поверить, что с тех пор, как мы встречались последний раз, прошла целая вечность. Все еще кажется, что ты покинул Валадилену только вчера. Мы немедленно внесли изменения в производство в соответствии с присланными тобой инструкциями. Локомотив будет закончен меньше чем за неделю. Если бы ты только мог его видеть! И ты его обязательно увидишь, это я тебе обещаю. Он просто великолепен и выглядит так, словно ему не терпится сорваться в свое первое путешествие. Только Оскар все еще не готов, но, надеюсь, я скоро его доделаю. Все детали, что ты присылал в прошлый раз, я установила согласно твоим заметкам. Наладь наша фабрика производство таких аналогов, и мы бы встали в ряд с высокотехнологичным миром! Не верится даже, что когда-то я смотрела на него, как на чудо, дивясь невозможному. Теперь он все равно что часть меня. И, конечно же, он чудо! Моя любовь и одновременно головня боль. Несмотря на все твои инструкции, его механизм невероятно сложен, у нас уходит уйма времени и ручного труда. Поправь меня, если я не права – ты хочешь, чтобы я привезла тебе ту проклятую доисторическую игрушку, одно только воспоминание о которой… С ней все в порядке, давным-давно я передала ее надежному человеку, который спрятал ее, ото всех и от меня. Я заберу ее и привезу тебе. Сейчас я слегка приболела: подхватила отвратительный грипп! Надеюсь, через несколько дней буду чувствовать себя лучше. Идея продажи фабрики постепенно обретает форму. Это все равно, что звать в наш дом нежеланных гостей. Но уже ничего не поделаешь. Скоро должен прибыть юрист из Нью-Йорка, и мы подпишем последние документы. В этом случае я…» Письмо обрывалось. Кейт покопалась в ящике еще, заглянула в другие, но больше ничего интересного не нашла. За этим отправлял ее сюда Альфортер? Анна, на построенном «собственноручно», по чертежам Ганса, поезде собиралась отправиться… куда? В Сибирь? Чтобы привезти какую-то доисторическую игрушку? И встретиться, конечно – получалась красивая и трогательная история. Значит Ганс, где то там, ждет ее, не зная, что никто уже к нему не приедет. Кейт медленно села в кресло Анны Воралберг, положила письмо на макет поезда, закрыла глаза и устало спрятала в ладонях лицо. Вслушалась в тихо гудящие под потолком лампы. Она искренне сопереживала всему происходящему и догадывалась, о чем будет говорить нотариус. И от того злилась, в первую очередь на себя. Она должна заниматься делом, ей порученным, а не рассеиваться на чьи-то личные переживания. Почему бы нотариусу не заняться этим самостоятельно, зачем нужно впутывать кого-то еще, совершенно чужого. А Кейт чужая здесь, у нее есть своя жизнь, и какое право имеет Альфортер в эту жизнь вмешиваться, подсовывая ее не касающиеся семейные тайны. Ведь Кейт уже думает о Гансе Воралберге. Отвлекая себя и разлаживая работу своей фирмы. Нужно завязывать с этим пока не поздно... Но что за доисторическая игрушка? Кейт посмотрела на книжные полки. Книг было очень много. Взяла несколько, полистала. Механика, физика, математика. Быть может, где-то между страниц какого-нибудь увесистого тома и можно было найти еще письма, в том числе и со стороны Ганса. Она подошла к шкафчику с антресолью и открыла дверцы. На верхней и нижней полках, поддерживаемые человечками – автоматонами (они как будто держали тяжелую стену) стояли книги; на средней тикали красивые часы с римским циферблатом. Кейт хотела уже закрыть дверцы, но увидела вдруг, что верхние книжки стоят на маленьких полозьях, и крайняя предпоследняя книга немного выдается вперед. Так и хотелось задвинуть ее, поравняв строй, но не только поэтому Кейт толкнула тесненный корешок. Отчего-то она уже знала, что это – не простая полка. И не удивилась, когда задвинутая книжка издала щелчок, и вся платформа с человечками, книгами и задней стенкой шкафа, застрекотав механизмом, медленно развернулась, явив перед ней потайную сторону. Там, на круглой лакированной, с небольшим отверстием, подставке стоял золотистый диск, на котором два автоматона, он и она, застыли в объятиях друг друга. Вновь раздался щелчок, и заиграла музыка. Тягучие похрустывающие смычковые наполнили сердце Кейт какой-то теплой тоской. Она не сомневалась, что обнявшиеся автоматоны – это Анна и Ганс; на музыку наложились прочитанные письма, прошествовавший похоронный кортеж, все ее размышления – и Кейт почувствовала, что весьма тронута. Когда музыка угасла, она еще некоторое время стояла, словно в оцепенении. Подставка щелкнула, и из отверстия показалась маленькая деревянная втулка. Кейт вытащила ее, повертела – наверняка, это и был звуковой валик, упоминавшийся Анной в письме. Она вернула его наместо, слегка надавила, и валик исчез в глубине платформы, а спустя секунду снова заиграла та же мелодия. Маленькие трогательные детали. Интересно, какая музыка здесь будет играть, когда с конвейеров начнут сходить разнообразные человеко- и животноподобные роботы? Музыка отыграла, и валик, щелкнув, показался вновь. Кейт закрыла дверцы. Что дальше? Оскар с его ногами? Она еще не видела самого поезда, а также могла заглянуть в особняк. О чем будет говорить с ней Альфортер, когда она вернется к нему – о том, что он "счел нужным": исполнить волю Анны Воралберг и увидеться с Гансом. За этим нотариус и послал Кейт сюда, чтобы она сама прониклась совершающейся историей, отринула холодный рационализм и прислушалась к своему сердцу. Ведь ее сердце уже принадлежит Гансу Воралбергу! Какая глупость! Кейт фыркнула на себя саму и уверенным шагом направилась к двери из кабинета. Пускай Оскар расскажет ей что-нибудь. Если, конечно, она справится с его сборкой. Она покинула кабинет и направилась по пандусу к площадке управления. Каблуки звонко стучали по металлу. Поднявшись по лесенке, Кейт оказалась перед массивным пультом. И застыла. Не сказать, что на пульте было великое множество кнопок, но и того что было, хватило, чтобы Кейт озадаченно почесала затылок. Шесть тумблеров с правой стороны – шесть различных приборов с левой. Два рычага друг напротив друга, застекленная колба рядом с одним из рычагов, щель для перфокарты и огромный круглый индикатор посередине. Через всю панель тянулись строгие буквы – Воралберг. Что делать – сначала включить и потом вставить перфокарту или наоборот? Может спросить Оскара? Кейт решила не бегать лишний раз и просто щелкнула верхний левый тумблер. Ничего не произошло. Ну, она на многое и не рассчитывала. Если панель включается сочетанием каких-то кнопок, то здесь их хватит надолго. Она передвинула все оставшиеся тумблеры вслед за первым, но пульт молчал. Кейт вернула тумблеры в изначальное положение и попробовала поднять-опустить каждый по отдельности, начиная с того же верхнего левого. На нижнем правом вдруг вспыхнула ярко-красная лампочка. - Есть! По крайней мере, хоть что-то. Теперь, наверное, перфокарта. Кейт вставила пластинку в щель. На левой стороне пульта бледным желтым светом загорелся индикатор. Что дальше? Она рассмотрела стеклянную колбу – оказалось, что в ней имелась тонкая деревянная пластинка. Кейт щелкнула рычажком, и пластинка с коричневой поменялась на желтоватую, почти белую. После еще пары тройки щелчков стало ясно, что пластинок в колбе всего четыре, и все они различаются по цвету. Кейт отступила на шаг от пульта, пытаясь найти во всем этом логику. Перфокарта желтого цвета – значит нужно выбрать желтую пластинку! Элементарно. А последний оставшийся без дела рычаг наверняка запустит все остальное производство. Конечно же, ничего не запустилось, хотя пульт начал издавать сильную вибрацию. Кейт вернула рычажок на место, и вибрация прекратилась. Видимо, придется, все-таки, спросить Оскара. Ведь мог же дать и какие-нибудь инструкции! Или он считает, что каждый человек знаком с искусством «вдыхания жизни в сложные сочленения валиков и шестеренок»? Она спустилась вниз и направилась в каморку Оскара. Тот все так же сидел на краю стола, и на этот раз обернулся, как только она вошла. - Оскар, у меня ничего не получается, - сходу выпалила Кейт. – Как вообще работает этот ваш пульт? - На перфокарте записаны все данные, касательно моего устройства, Кейт Уокер. Я же говорил вам. - Мне этого не достаточно! Я первый раз управляюсь с такой техникой! - Я полагаюсь на вас, Кейт Уокер. - То есть, прямо сказать, что мне делать, ты не можешь? - Нет, Кейт Уокер. Как я уже говорил, мое назначение – это вождение поезда. Мои функции не распространяются на управление фабричными устройствами. Но, смею заметить, что я не слышал звука работающего генератора. - Генератора? - Конечно, Кейт Уокер! Генератор подает энергию на конвейеры, и они работают. Логично. - Ладно, разберусь. – Кейт махнула рукой и открыла дверь. – Ганс Воралберг будет встречать поезд, да, Оскар? - Не могу сказать, Кейт Уокер. - Не можешь или не знаешь? Оскар вроде бы задумался. - Анна Воралберг должна была отправиться в путешествие, - медленно проговорил он. – Мне неизвестно, была ли целью этого путешествия встреча с господином Воралбергом. – Оскар посмотрел на Кейт, и в его голосе почувствовалось замешательство. – Я размышлял, пока вас не было, Кейт Уокер. То, что вы сказали о госпоже Анне, вызывает у меня некоторые дисфункции. Я машинист, моя цель – управление поездом. Я должен вести его на Восток, это все, что я знаю. Поезда должны двигаться, а не стоять, Кейт Уокер. И поезд без пассажиров - это не поезд. Я понимаю, что вы отправитесь в путешествие вместо госпожи Воралберг? - Я? – Кейт прикрыла дверь. Усмехнулась. – Нет, Оскар. Если бы даже госпожа Воралберг официально заверила всех, что ее брат становится владельцем наследства, разве отправился бы кто-нибудь искать его в Сибирь?!. Такое невозможно. - Так вы должны найти господина Воралберга? – непонимающе спросил Оскар. - Я ничего не должна. Но если бы он нашелся, думаю, это было бы неплохо. Уверена, мсье Альфортер еще наведается к тебе. - Значит, он отправится в путешествие? - задумался автоматон. – Есть большая вероятность, что ваши рассуждения окажутся верными, и в конце пути господин Воралберг будет ждать нас. Тех, кто поедет к нему. Я думал, что это будете вы, Кейт Уокер! Кейт покачала головой. - Оскар, сегодня вечером я уже буду в Нью-Йорке. Можно сказать, я здесь просто осматриваюсь. Оскар продолжал смотреть на нее, ничего не говоря. - Пойду осматриваться дальше, - бросила ему Кейт и вышла. В поисках генератора и наедине со своими мыслями она бродила по цеху и вскоре за сплетениями конвейерных лент наткнулась на еще одну дверь. За ней оказалась довольно большая комната с толстенной змеящейся трубой на полу и замысловатым механизмом с неизменными рычагами у стены. А сквозь продолговатые высокие окна виднелись лопасти водяного колеса, и Кейт поняла, где она находится. Если бы в правой стене были окна, можно было бы видеть гостиницу и ее, Кейт Уокер, номер. Без сомнения, огромное водяное колесо и являлось генератором. Перед Кейт было три рычага – один у основания трубы, один – у странной, похожей на колесо, в которых крутятся белки, конструкции, и еще один наверху, торчащий под вместительной металлической коробкой. Справа налево – из коробки, по изогнувшемуся к беличьему колесу рельсу появится что-то, что, оказавшись в колесе, начнет его вращать, а когда Кейт дернет рычаг у трубы, запустится и водяное колесо. То, что труба была на деле огромным заводным ключом сомнений не вызывало – напротив нее Кейт увидела четырехгранный лепесток замка, а из самой трубы выглядывали подходящие по размеру ушки. Мастерам фабрики Воралбергов даже рабочие механизмы нужно было превратить в игрушки. Надеясь, что ход действий окажется правильным, Кейт приподнялась на носках и потянула рычаг под коробкой. И действительно появилась белка! Правда, металлическая, с ребристыми дисками вместо лап; она стремительно скатилась по рельсу в колесо, щелкнули пазы. Кейт дернула средний рычаг, и белка задвигалась вперед-назад, вращая хитрую конструкцию. Третий рычаг у трубы-ключа – и раздался гул: замок повернулся, колесо за окном дрогнуло и медленно поползло. Кейт согласно кивнула. В цеху тишины больше не существовало. Генератор работал и это ощущалось. Кейт вернулась за пульт. Большая стрелка на приборе посередине дрожала. Теперь-то уж, наверняка, работа пойдет. Желая всем сердцем, чтобы так и случилось, Кейт передвинула рычаг. По всей фабрике прокатилось и стихло многоголосное жужжание, а потом одна из труб, с похожим на орлиный клюв захватом, сдвинулась и исчезла в глубине цеха; ожил конвейер, лента с шорохом поползла, а стоящие над конвейером автоматоны пришли в движение. Из недр фабрики вернулась труба-манипулятор, держа в клюве идеально ровный отшлифованный брус, такого же цвета, что и дощечка на пульте перед Кейт. Брус был опущен на конвейерную ленту, и автоматоны принялись за работу. То и дело сверху опускались различные сверла, мелькал крутящийся диск пилы; конвейер медленно двигался, автоматоны уверенными движениями превращали кусок дерева в нижние конечности для Оскара. Под конец трубой была доставлена пара высоких шнурованных ботинок. Кейт не было видно, что творится на самой ленте, но спустя еще какое-то время она увидела, как на выходную площадку конвейера скатились две пугающе правдоподобные голени в зашнурованных коричневых ботинках. Конвейер остановился, и автоматоны замерли, только продолжал гудеть генератор. Кейт спустилась с управляющей площадки. Ноги действительно были неотличимы от настоящих, только слегка неестественный цвет и металлические крепления выдавали подделку. Она подняла их и, довольная собой, направилась к Оскару, по пути заглянув в генераторную и остановив водяное колесо. Металлическая белка замерла, и Кейт не стала придумывать, как вернуть ее обратно в коробку. Зайдя в комнату Оскара, она помахала перед ним выполненной работой. - Вот твои ноги, Оскар. Надеюсь, они подойдут. - Кейт Уокер! Я вижу, вам удалось собрать две модели XZ 2005_b! – Оскар был польщен. – Я нисколько в вас не сомневался! Он аккуратно присоединил каждую из ног, пощелкал креплениями, подвигал. Видимо, оставшись довольным, он слез со стола. Поднял одну ногу, вторую, сделал несколько шагов, прошелся по комнате и вернулся к Кейт. - Позвольте мне выразить вам искреннюю благодарность, Кейт Уокер! – поблагодарил он. - Они и правда тебе подходят? - Весьма. Вы очень добры, Кейт Уокер. Теперь же мне необходимо найти свой поезд. Как скоро вы готовы отправиться в путь? Кейт всплеснула руками: - Оскар, ты меня не слушал? Я никуда не собираюсь! Я вернусь в Нью-Йорк, как и запланировано, а через месяц эта фабрика заживет новой жизнью. Но мсье Альфортер воспользуется твоими услугами, можешь не сомневаться. Оскар промолчал, а когда заговорил вновь, голос его показался Кейт печальным. - Так или иначе, я буду рядом со своим поездом, Кейт Уокер. И буду ждать, вас или мсье Альфортера. Но если никто не соберется в путешествие, значит поезд будет стоять на станции, и, следовательно, мое существование окажется бессмысленным. Кейт хотела было ответить, но Оскар продолжил: - Скажу одно – поезд готов отправляться в любую минуту. Если я вам еще понадоблюсь, вы найдете меня в кабине машиниста. И, развернувшись, он пошел к выходу, медленно, видать еще не привыкнув к новым ногам. Когда дверь за ним закрылась, Кейт устало потерла лоб и присела на краешек стола. Вот, в общем-то, и все. То, чего она хотела от Оскара (или хотел нотариус), он ей рассказал, ну или хотя бы подсказал – Ганс Воралберг действительно ждал поезд на том краю земли, а может где-нибудь и ближе, оставалось только добраться до него. Вот пускай Альфортер и добирается. Если он имел в виду, что Кейт сама должна была решить встретиться с Гансом Воралбергом и спросить его мнения на дальнейшую судьбу фабрики, то эта затея удалась лишь отчасти. Как бы не было Кейт интересно и еще больше жалко мисс Анну и ее брата, отправиться в такое путешествие - это же просто смешно! Даже не в другой город или страну, а именно романтическая дорога неизвестно куда. Этот поезд предназначался Анне для встречи с братом – все это очень грустно. Но «Марсон и Лармонт» вместе с «Игрушками по всему свету» теперь владельцы фабрики, хотелось бы этого Альфортеру или нет. Никто не помешает ему рассмотреть идею о путешествии отдельно от прочих дел. Кейт оформит документы, как было запланировано, и скорее оставит это место с его запутанными историями. Это утро подарило ей гораздо больше эмоций, чем последний месяц, проведенный в Нью-Йорке, и ей захотелось вдруг оказаться как можно дальше от захватнических людей из большого мира, представителем которых она являлась. Кейт покинула здание фабрики. Собиравшийся дождь так и не собрался, наоборот – тучи расходились, показалось солнце. Над Валадиленой раздавался мелодичный звон колоколов – с часовни, в память о госпоже Воралберг. Кейт взглянула на время - стрелки подбирались к часу. Она медленно дошла до фонтана-развилки и остановилась. И вдруг поняла, что не хочет возвращаться к мэтру Альфортеру, по крайней мере, сейчас. Раз уж ей довелось узнать это дело гораздо больше, чем требовалось, можно было осмотреться еще. Позволяло и время. Заключив так, Кейт зашагала по дорожке, ведущей к железнодорожной станции. Здание вокзала величественно вздымалось, сквозь стеклянную крышу светило солнце. Кейт отметила, что вокзал, на который она приехала, выглядел проще. Блестели сверкающими каплями пожелтевшие буквы над входом – Валадилена. Поезд находился внутри и занимал почти всю длину платформы. Длинный пассажирский вагон с покатой крышей и выдающимися в сторону двумя большими окнами, еще один вагон, поменьше - грузовой, и сам локомотив. Вживую он выглядел еще более впечатляющим, чем на макете. Кабина машиниста занимала небольшую площадку на возвышении, в задней части локомотива, а все остальное было могучим телом, обтекаемым, снарядоподобным, оканчивающимся острым, похожим на забрало рыцарского шлема, или же на перевернутый форштевень корабля, носом. Перед кабиной колеса достигали огромного размера, больше половины высоты локомотива. Поезд, как ничто другое в Валадилене, выглядел так, словно сошел со страниц сказочной книги. Оскара нигде не было видно; Кейт, поднявшись по лесенке, открыла дверь и зашла в вагон. Она оказалась в донельзя уютном помещении: пол был устлан мягким покрытием, на лакированных светло-коричневых стенах висели в ряд светильники, горящие спокойным теплым светом; у окна, сейчас полностью закрытого опускающейся шторой, продолжением стены выступала округлая столешница; с двух сторон, с высокими подлокотниками, стояли два глубоких кресла. Дверь-купе была открыта, и Кейт могла видеть, что дальше вагон имел еще две комнаты, немного поменьше. У входа в стене была дверь – за ней оказалась уборная. Кейт поймала себя на мысли, что не отказалась бы и пожить в таком поезде. Оскар выглянул из второй комнаты. - Кейт Уокер! Голос его звенел восторгом. - Привет-привет, - сказала она рассеянно, оглядываясь по сторонам. – А здесь и правда здорово. Такой чудесный домик на колесах... - Это последняя работа фабрики Воралбергов, - ответил Оскар, подходя ближе. – Самая оригинальная и амбициозная. В основе проекта этого поезда лежит принцип максимального комфорта для пассажира. - И ты единственный автоматон на поезде? - Я сконструирован специально для того, чтобы выполнять все действия, необходимые для оптимального функционирования поезда и комфорта его пассажиров. - Я и не сомневалась, Оскар. Кейт прошла во вторую комнату. Здесь было что-то вроде выставочного зала – вдоль стен, у окна, друг напротив друга стояли пузатые шкафчики с пустыми полками, в другой стороне, вместо шкафов, полукруглые столики – один имел высокое настенное зеркало, а на втором лишь была деревянная подставка, как для какого-нибудь ценного, особенного предмета. Посередине комнаты стояла круглая стойка с широкой площадкой наверху; в боку Кейт приметила отверстие, точно такое же, как и в проигрывателе валиков из кабинета Анны Воралберг. В третьей комнате располагалась спальня. В длину она не уступала комнате первой: имелась здесь полноценная кровать на ножках, с высокой спинкой; письменный стол и угловое кресло. У противоположной от кровати стены стоял невысокий сервант, за узорчатыми стеклами блестела серебром и хрусталем посуда. Всюду был запах свеженанесенного лака и нового дерева. - Поезд просто изумительный, - зачарованно сказала Кейт, приоткрывая дверцу серванта. Каждый фужер, каждая тарелка стояли в обитых войлоком пазах. - Я рад, что он вам понравился, Кейт Уокер, - ответил Оскар. - Почему бы тебе не называть меня просто «Кейт»? – Она закрыла сервант и присела на краешек кресла. – Это ведь намного проще. - Прошу прощения, Кейт Уокер, но я уже зарегистрировал вас как «Кейт Уокер». Я не в состоянии изменить эти данные, а моя программа не позволяет мне допускать фамильярность в общении. - Но твоя программа сможет ведь понять разницу между фамильярным и неофициальным общением? - Прошу прощения, Кейт Уокер, - опять повторил автоматон. – Я следую согласно правилам и не смею их нарушать, даже если вы являетесь моим первым и единственным пассажиром. - Оскар, я не твой пассажир, - упрямо сказала Кейт. Потом облокотилась на спинку кресла. – Хотя, должна признаться, что путешествие на таком поезде – это здорово. - Но разве не это послужило для вас поводом завершить мою сборку? И сейчас вы здесь!.. Оскар стоял, опустив руки по швам, как какой-нибудь дворецкий, и преданно смотрел на Кейт. Но та просто махнула рукой. - Как ты думаешь, в особняке Воралбергов может быть что-то, связанное с Гансом? В смысле – то, что поможет его найти? – Кейт поднялась. – Анна тебе ничего не говорила? - Нет, Кейт Уокер, - покачал головой Оскар. – Но она упоминала, что любит подниматься в чердачную комнату, где часто в детстве бывала вместе с господином Воралбергом. - Чердак – это интересно, - задумалась Кейт. – Нужно попробовать туда заглянуть. Как думаешь, меня пустят? - Я никогда не был в доме госпожи Воралберг, но слышал, что штат прислуги там очень мал. И госпожа Воралберг жила одна. - Ладно. – Кейт направилась к выходу. Оскар не ответил на ее вопрос, но, быть может, он прозрачно намекал? – Разберусь. - Я буду ждать вас здесь, Кейт Уокер. Вот привязался! Наверное, ему не терпелось как можно быстрее начать делать то, для чего он был создан. Кейт помахала рукой и вышла из вагона. Она спустилась на перрон с другой стороны поезда. У лестницы, ведущей на переходной мост под потолком, насвистывая однообразную мелодию, подметал пол высокий тщедушный человек в кепке и рабочем комбинезоне. На попытки Кейт завязать разговор он только кивал или же мотал головой, не прекращая свиста. Кейт не стала настаивать. Она вернулась к фонтану. Солнце разошлось уже вовсю, и мир вокруг понемногу подсыхал. Далекие горы были подернуты туманной дымкой, шелестел ветерок и не смолкала музыка птиц. Подходя к особняку, Кейт сняла плащ и повесила на сгиб локтя. Раз есть свободное время, почему бы не посвятить его тайнам Валадилены, тем более, что она и так уже прикоснулась к ним. Завтра утром, проснувшись в квартире в Нью-Йорке, она будет вспоминать обо всем этом как о необычном сне. Как ни старалась Кейт уговорить себя, что она лишь себя уговаривает, ничего не получалось. В глубине души она знала, что больше всего не хочет она именно проснуться в своей квартире, в своем мире. Она шла по дорожке к особняку, надеясь узнать еще что-нибудь о жизни Анны и Ганса, как будто сама была их родственником и разбиралась сейчас и в своей жизни тоже. Обо всем остальном не хотелось и думать. Я веду расследование, еще раз напомнила себе Кейт. Она поднималась уже по высокой лестнице к дверям особняка. Вот и расследуй, сказал ей внутренний голос, и сказано было безапелляционно. Как представиться прислуге? Юристом, решившим покопаться в вещах хозяйки через час после ее похорон? Но двери никто не открыл. Кейт долго звонила в самый обыкновенный блестящий звонок, стучала и, в конце концов, подергала за ручки, что, само собой, ничего не дало. Она спустилась с крыльца и смотрела на окна. Все они, за исключением высоких панорамных над дверями, были занавешены плотными шторами. От дома вела мощеная плитняком дорожка, уже не такая нарядная, как от фонтана; сквозь камень проглядывал мягкий травяной ковер. Кейт обогнула особняк. С этой стороны была еще одна дверь, тоже оказавшаяся закрытой. А у стены стояла необычная раздвижная лестница – массивный корпус на колесах держал, в данный момент собранную, многосуставчатую конструкцию. Сбоку имелось гнездо для заводного ключа. Кейт поискала вокруг, но нигде его не нашла. А найти было бы неплохо, потому как лестница стояла прямо на уровне открытого чердачного окна, и если бы удалось ее разложить, Кейт оказалась бы наверху, на чердаке. Наверняка там есть что-то, что касается именно ее. Дорожка вела дальше, в грандиозный живой лабиринт идеально ровных сплетенных плющом стен, которые, как Кейт видела из номера гостиницы, переходили впоследствии в сад. Она решила посмотреть, и за первым же поворотом наткнулась на стоящую в одиночестве женщину. Для обеих встреча оказалась неожиданной. - Вы меня напугали! – сказала женщина, пряча носовой платок в сумочку. Совсем недавно она плакала. – Что вам здесь нужно? - Извините, - Кейт была напугана не меньше, и еще больше - смущена, – я просто немного заплутала. Вообще-то, я приехала к госпоже Воралберг, но… - Да, госпожа Воралберг! – Женщина скорбно покачала головой. – Тяжелая утрата. Целая эпоха сегодня закончилась. Фабрика Воралбергов, какой она была, прекратила свое существование. - Действительно, очень жаль. – Кейт склонила голову. Уместно ли тут говорить, что она – представитель американской компании? Но женщина и так уже это поняла. - Вы юрист из Америки? Да, Анна Воралберг ждала вас. Продажа фабрики была единственным способом ее сохранить. Быть может, все еще и образуется. Кейт подумала, и все же спросила: - Вы знаете Ганса Воралберга? - Конечно, - негромко ответила женщина. – Это младший брат мисс Анны. Еще одна печальная история. Он умер совсем молодым. - А что с ним случилось? – Кейт вспомнила письмо. Но женщина покачала головой. - Зачем ворошить прошлое? Если бы вы встретились с госпожой Воралберг, она, быть может, вам и рассказала. Но сейчас нет и ее – зачем вам семейные тайны? Он умер, этого достаточно. - Мне просто интересно, простите, – сказала Кейт извиняюще. Женщина явно была настроена не очень дружелюбно. Конечно – ведь Кейт «приехала купить фабрику». Идея просить показать ей дом, и уж тем более самовольно лезть на чердак, нравилась все меньше. – Можно я пройдусь по саду? - Сад закрыт, - ответила женщина, – но по лабиринту гуляйте. Я сама только оттуда, хотелось побыть одной после церемонии. Дальше есть пруд, очень хороший воздух. - Спасибо. Кейт пошла по дорожке и через пару шагов и один поворот оказалась у обнесенного камнем небольшого пруда. Чуть слышно плескалась вода, поверхность ее была усеяна палыми листьями. В центре пруда, на постаменте, стояла высокая каменная статуя молодой женщины. У нее не было одной руки и части лица – уцелевшая половина выглядела печальной. Воздух тут действительно был хорош, но Кейт поскорее пошла дальше – сильнее воздуха тут чувствовалась тоска. Пройдя еще немного (она тщательно запоминала дорогу), оказалась у запертых ворот. Она развернулась и пошла обратно, но вдруг углядела в живой стене до того не замеченную нишу. Каменная чаша и выглядывающий над ней из сплетения листьев поливочный кран. На дне чаши лежал заводной ключ. Кто-то очень хочет отправить ее в это путешествие, отметила про себя Кейт, взяла ключ и вернулась к подъемной лестнице. Женщины по пути она не встретила. Ключ подошел, и лестница без лишних вопросов, стрекоча, поднялась вверх. Видно, ей не раз пользовались, потому что остановилась она ровно у самого окна. Кейт огляделась по сторонам, никого поблизости не увидев, и, пожелав себе удачи, быстро вскарабкалась и влезла в открытое окно. Как вор, подумала она. То есть, нет – как юрист, вынужденный заниматься расследованием своего дела. Внутри никого не было. Чердак состоял из одной большой комнаты, заставленной разным хламом. Правда, хлам этот был изысканный. Старинные шкафы, сундуки и кресла, множество самых разных часов, картин и посуды, ящики с клеймом автоматона в цилиндре, книги – все было покрыто пылью, с потолка свешивались тенета паутины. Наверное, Анна Воралберг не заходила сюда уже долгое время. Кейт медленно ходила, разглядывая полки, листая книги, изучая вещи. Здесь должно было быть что-то, связанное с Гансом, она была уверена. Наверняка, в детстве у них было здесь свое тайное место. Быть может, здесь Анна и хранила полученные от брата письма. Кейт снова кольнула мысль, что зачем ей все это нужно, если она все равно поедет в Нью-Йорк, а не с Оскаром на поезде, но ей очень хотелось хотя бы найти фотографию Ганса. Она открыла потемневший от времени секретер. И охнула – в ящике лежала только одна книга: переплетенная в красную кожу, с замком на боку. На обложке крупными печатными буквами было выведено: Анна. Дневник! Дневник Анны Воралберг! Она искала крупицы, а получила всю историю разом! Кейт пролистала страницы – замок оказался не заперт – дневник не был заполнен и наполовину, но четверть страниц оказались исписаны мелким витиеватым почерком. Забыв обо всем, Кейт уселась тут же, на стоящую рядом скамью, и начала читать. Анна писала на чистом французском, даже не подозревая тогда, что через несколько десятилетий от родного языка не останется и следа. Кейт вчитывалась в каждое слово, радуясь, мимоходом, университетскому образованию. «14 мая 1930 г. Вчера случилось нечто ужасное. Не знаю, к кому обратиться, кому рассказать. Решила записать. Ты, мой дневник, теперь станешь моим поверенным, единственным хранителем моих тайных мыслей. Ганс лежит в соседней комнате, оказавшись между жизнью и смертью, и я очень за него боюсь. Ну почему жизнь так несправедлива? Сначала мама, теперь Ганс! Господи, пожалуйста, не забирай еще и моего маленького братика!» На странице, пожелтевшей от времени клейкой лентой, была прикреплена маленькая черно-белая фотография – бледный, будто удивленный, мальчик лет десяти. Ганс Воралберг. «15 мая 1930 г. Ганс заставил меня пообещать хранить все в тайне, но эта ноша слишком тяжела. Я знаю, что могу все доверить тебе, мой дневник. В горах мы нашли удивительную пещеру с древними наскальными рисунками на стенах. Их мог нарисовать только доисторический человек, потому что там изображены мамонты, тоже доисторические существа, насколько я знаю. Теперь я ненавижу мамонтов! Это все из-за них и из-за той дурацкой доисторической игрушки! Ну почему, Ганс? Почему ты решил забрать ее? И почему я разрешила тебе туда полезть? Это по моей вине теперь ты лежишь в коме. Ганс, если ты умрешь, я никогда себе этого не прощу! 16 мая 1930 г. Ганс все еще без сознания. Папа не смыкает глаз, а Гертруда все время плачет. На улице стоит жара, а в доме ледяной холод и уныние. И все-таки я еще надеюсь на лучшее. Я знаю своего брата. Он сильный и обязательно выкарабкается. Он никогда не сдается. 17 мая 1930 г. Кроме Ганса больше не о чем не могу думать. Во сне и наяву, снова и снова вижу я, как бледнеет его лицо. Я прячусь на чердаке. Это единственное место, где я могу хоть как-то успокоиться, отвлечься от этих воспоминаний. 18 мая 1930 г. Пять дней прошло с тех пор, как с Гансом случилось несчастье, но он все еще не открыл глаза. Видеть его таким невыносимо. Господи, пожалуйста, защити его! Забери мою жизнь – не его! 19 мая 1930 г. Я чувствую себя так безнадежно и одиноко. Хочу прижаться к папе и выплакаться, но не решаюсь. Он такой безучастный… Ганс, не оставляй меня! 20 мая 1930 г. Это свершилось! Ганс вернулся к жизни! Он открыл глаза и прошептал мое имя! Мое имя, ты представляешь! Это счастливейший день в моей жизни. Я хочу выбежать на улицу и запеть – хочу рассказать о своей радости всему миру! Спасибо! Спасибо, Господи!» Кейт заметила, что не дышит. Она прикрыла дневник, заложив страницы пальцем, и огляделась. Где-то на этом чердаке, быть может даже на этой самой скамье, больше семидесяти лет назад юная Анна убивалась горем и радовалась счастью. Однако начало не самое радужное. Она продолжила. «22 мая 1930 г. До чего прекрасна, замечательна жизнь! Мы с Гертрудой все время смеемся от радости. Ганс сегодня съел все, просто как волк. Я всегда знала, что он выкарабкается, мой маленький братик. Даже папа сегодня улыбнулся, когда сказал мне «доброе утро». 25 мая 1930 г. Я верчусь, как волчок, занимаюсь только Гансом. Еле выкроила пять минут, чтобы заглянуть в свое убежище и черкнуть эти слова. 29 мая 1930 г. Очень любопытно. Когда Ганс голоден, хочет пить или еще чего-нибудь, он постоянно произносит мое имя. Он не переносит, когда я оставляю его даже ненадолго. Гертруда считает, что мою кровать надо переставить в его комнату, чтобы он лучше спал. Надеюсь, папа согласится. 2 июня 1930 г. Сегодня Ганс первый раз вышел из дома. Мы немного погуляли по саду, но Ганс все еще очень слаб. Доктор сказал, что мы должны быть терпеливыми и не торопить его. Это так трудно. Так хочется верить, что жизнь когда-нибудь снова станет такой же, как была раньше. 20 июня 1930 г. Сегодня ровно месяц с тех пор, как Ганс вышел из комы. Он мало говорит и ему все еще тяжело двигаться. Бывает, что он подолгу сидит без движения, с широко открытыми глазами, как будто погрузившись в размышления. Мне часто приходится звать его несколько раз, прежде чем он отзовется. Потом он улыбается, и в этот волшебный момент я чувствую себя самой счастливой на свете. 22 июня 1930 г. Я должна была поговорить с ним – молчать дальше было слишком тяжело. Я спросила Ганса о случае в пещере, чтобы понять, запомнил ли он что-нибудь. Он произнес лишь одно слово: «Мамонт!» И его глаза так странно загорелись, что я испугалась. 15 сентября 1930 г. Сегодня я иду в школу и впервые в жизни я боюсь этого. Я боюсь оставлять Ганса одного. Не смотря на внимание и чуткость Гертруды, мне кажется, что Ганс гораздо меньше волнуется, когда рядом я. 20 октября 1930 г. Когда вчера вечером я делала уроки, Ганс подкрался ко мне так тихо, что я вздрогнула. Он взял карандаш и лист бумаги и, что любопытно, начал рисовать. Это первый раз после того случая, когда он днем занялся чем-то, кроме своих странных размышлений. 28 октября 1930 г. Ганс рисует свои каракули, как одержимый. Это все, чем он занят дни напролет. Я чувствую, что это раздражает папу. Остальные тоже ничего не понимают. Но я-то вижу, что Ганс пытается рисовать мамонтов. 16 ноября 1930 г. Сегодня день моего рождения, и Гертруда испекла для меня яблочный пирог. Мой любимый! Но папа не вернулся домой к обеду, а Ганс не пожелал выйти из своей комнаты. Лучший подарок, который я могла бы получить – это видеть, как Ганс поправляется. 25 декабря. Идет снег! Это так красиво! 10 января 1931 г. Приходил доктор, чтобы осмотреть Ганса. Похоже, он доволен, что Ганс восстановил силы. Это настоящее чудо! Но я не понимаю, почему он такой неразговорчивый? Почему теперь он не такой жизнерадостный, каким был раньше? 9 февраля 1931 г. День рождения Ганса. Сегодня ему исполнилось одиннадцать лет. У меня странное ощущение, будто он на самом деле стал младше лет на пять, вместо того, чтобы стать на год старше. 24 февраля 1931 г. Только что ушел доктор. Я видела, как они шептались с папой с такими серьезными лицами, что я очень испугалась. Что они от меня скрывают? Я ведь уже взрослая – в пятнадцать лет уже все понимаешь. Мне так страшно спросить папу, что происходит. 15 марта 1931 г. Я долго думала, и теперь мне кажется, что с Гансом что-то не в порядке. Видимо, шок от падения и кома оказали на него гораздо большее действие, чем мы предполагали. Ганс! Милый мой братик! Что же с тобой происходит? 4 апреля 1931 г. Теперь я узнала правду. Ганс отстает в развитии и физически и умственно. Я подслушала разговор между доктором, папой и Гертрудой. Гертруда прятала заплаканное лицо в передник, а папа пробормотал: «Имбецил!» Как он мог такое сказать?! 13 апреля 1931 г. Сегодня Пасха, и в школе каникулы. Это означает, что я могу провести целый день с Гансом и оберегать его от папиного вечно плохого настроения. Он никак не может смириться с тем, что Ганс, его единственный сын, останется в таком состоянии навсегда. 14 апреля 1931 г. Это действительно трудно принять, но во всем этом нет вины Ганса. Моя – может быть, но не его! Я не знаю, как объяснить это папе. Похоже, что он полон ненависти к Гансу. Это ужасно, я чувствую себя такой беспомощной. 14 мая 1931 г. Год. Прошел всего один год, а кажется, будто целая вечность. Ситуация нисколько не изменилась ни в том, что касается душевного здоровья Ганса, ни в папином отношении к нему. 30 мая 1931 г. Удивительно! Папа решил отвезти Ганса в Париж на новое обследование. Он сказал, что только во французской столице он найдет по-настоящему компетентных врачей. Нам нужно подготовить Ганса к большому путешествию! 6 июня 1931 г. От папы и Ганса никаких известий. Но я продолжаю надеяться. Я уверена, что там позаботятся о моем братике. 15 июля 1931 г. Они вернулись! Ганс бросился в мои объятия и разрыдался. Мне пришлось долго успокаивать его и укладывать спать. Папа так же молчалив, как был перед поездкой. Французские врачи подтвердили диагноз – Ганс останется умственно и физически отсталым. Я ошеломлена. 28 августа 1931 г. Лето кончается. Оно было не таким жарким, как прошлое. Ганс много бывает на солнце и теперь не такой бледный. Когда я смотрю на него, я с трудом могу себе представить, что он изменится. 16 ноября 1931 г. Папа по-прежнему ничего не говорит и все чаще пропадает в своем кабинете на фабрике. Рождество. Гертруда сказала мне, что любовь и вера побеждают любую науку. Хвала Господу, у меня есть и то, и другое! 12 января 1932 г. Сегодня утром папа взял Ганса с собой на фабрику. Ганс был так напуган, что мне пришлось пойти с ними. К счастью, папа ничего не сказал. Не могу понять, зачем он настоял на том, чтобы повести туда Ганса? 13 января 1932 г. Сегодня утром папа снова отправился с Гансом на фабрику. Мне кажется, он хочет убедить Ганса, что тот мог бы быть полезным. Это его способ бороться с неизбежностью. 17 февраля 1932 г. Вот уже месяц каждое утро Ганс ходит с папой работать на фабрику. Я не совсем уверена, чем он там занимается, но кажется, ему это нравится. Я чувствую, что поведение моего братика сильно изменилось. Он стал гораздо менее капризным. 14 апреля 1932 г. Я чуть не расплакалась! Ганс сделал мне подарок. Маленький механический мамонт с хоботом, который может подниматься и опускаться! Когда папа его увидел, он удовлетворенно кивнул. 20 мая 1932 г. Теперь и у папы, и у Гертруды есть свои собственные механические мамонты. Они даже более сложно и качественно выполнены. Мой маленький братец не такой уж умственно отсталый! 15 октября 1932 г. Мамонты Ганса теперь умеют ходить, поднимать хобот и вилять хвостом. Это невероятно! 22 декабря 1932 г. Утром я встретила директора фабричного цеха, мсье Грипса. Он сказал, что для двенадцатилетнего паренька Ганс очень одарен. Жаль, что он делает только слонов». На странице тонкой полоской был приклеен цветок, сорванный семьдесят лет назад. Кейт тронула листок. Ей было спокойно как никогда; она сидела на освещенном мягким солнцем чердаке, среди старинных, хранящих в себе историю, вещей, а со страниц неспешно текла жизнь Анны и Ганса. Нью-Йорк, работа и все остальное казалось далекой зыбкой тенью. Она и не помнила, когда еще была так безмятежна. «11 февраля 1933 г. Вчера папа и Ганс что-то долго обсуждали. Точнее, Ганс был вынужден долго выслушивать папин монолог. Поскольку Ганс больше не сможет ходить в школу вместе с другими ребятами, папа хочет взять его на свою фабрику в качестве рабочего. Однако Ганс больше не будет делать свои маленькие игрушки. Молчание Ганса, его полуоткрытый рот и вытаращенные глаза, в конце концов, вывели папу из себя. 12 февраля 1933 г. Я пыталась обсудить это с Гансом. Я предложила ему слушаться папу. Изучение ремесла на фабрике – его единственная возможность сделать что-то полезное в жизни. Он талантлив и изготовление автоматонов доставляет ему удовольствие. Он делал вид, что не слушает меня, но я точно знаю, что он обязательно задумается над моими словами. 20 февраля 1933 г. Ганс может говорить, он просто не хочет! Он использует только самые необходимые слова, чтобы общаться. Со всеми, кроме меня. Но и со мной он очень краток. 15 мая 1933 г. Потрясающе! Ганс не удовлетворился изучением того, как работают сборочные линии, он их полностью реконструировал! Папа и мсье Грипс всерьез изучают его чертежи. 10 июля 1933 г. Папа решил поговорить со мной о моем будущем, поскольку я сдала все экзамены. Он хочет отправить меня учиться в университет, потому что, как он говорит, уровень моего интеллекта изумляет. Мое сердце билось так громко! В самом деле, я очень люблю учиться, но мне будет очень тяжело расстаться с Гансом. 2 сентября 1933 г. Какое отвратительное лето! Я постоянно разрываюсь между стремлением ехать в университет и нежеланием покидать брата. Я поговорила об этом с Гансом, но он ничего не ответил. В тот же вечер я нашла моего маленького мамонта сломанным. 9 октября 1933 г. За обедом у Ганса снова случилась истерика. Папа объявил, что придуманная Гансом новая сборочная линия скоро будет готова. Но они убрали механических попугаев, которые выкрикивали распоряжения, потому что сочли их излишними. Ганс пришел в ярость. Он сбросил на пол тарелку с супом и убежал в свою комнату. Что же будет между ними, когда меня здесь не будет? 17 октября 1933 г. Несмотря на все колебания, я все же уезжаю. Ганс не разговаривал со мной целую неделю. Папа не понял бы меня, если бы я рассказала, почему хочу остаться. До чего же тяжело на сердце! Рождество. Так непривычно снова оказаться дома. Мне еще никогда не приходилось так надолго уезжать. Однажды, когда мы остались наедине, Ганс трещал без умолку. Слова из него так и сыпались. Он был очень возбужден, и мы весело смеялись. Он подарил мне очаровательную маленькую балерину, «взамен мамонта», как он сказал. Я была так тронута, что расплакалась. Расстояние, разделившее нас, не смогло помешать нашей дружбе. 10 сентября 1937 г. Немного странно вновь держать в руках этот дневник. Первым желанием было просто порвать его, но я не поддалась, и вместо этого последовала второму желанию – продолжать писать. Снова я одна на чердаке. В этот раз я прожила дома два месяца, а после радостного лета, проведенного мною с братом вместе, Ганс вернулся на фабрику. Отец очень постарел, а Гертруду совсем замучил артрит. 13 сентября 1937г. В целом эти четыре года оказались удачными и для отца и для Ганса. Их отношения стали менее напряженными. По-прежнему они не слишком разговорчивы друг с другом, но теперь у них есть общее дело – фабрика! Я даже начинаю чувствовать, что немного ревную. Глупо, в самом деле. 17 сентября 1937 г. Ганс ничуть не изменился! В помощь Гертруде он спроектировал полностью автоматизированную кухню, и Гертруда теперь все время жалуется на своих деревянных человечков. Я их просто обожаю! 9 октября 1937 г. Ходила посмотреть, как работают отец с Гансом. Столько лет не была на фабрике! Поразительно, насколько все изменилось. Мне было ужасно любопытно увидеть их за работой. Очень понравился новый папин кабинет. У Ганса есть своя собственная мастерская, она завалена странными предметами и деталями, незаконченными автоматонами и какими-то проектами – именно так, как я себе и представляла. 15 октября 1937 г. Дела на фабрике идут полным ходом. В преддверии Рождества заказы на игрушки поступают нескончаемым потоком. Когда в университете я сказала, что моя фамилия Воралберг, меня тут же спросили, имею ли я отношение к фабрике в Валадилене. Теперь я знаю, какое влияние оказал гений Ганса на известность нашей фабрики. 2 ноября 1937 г. Чтобы от меня была польза, я взялась помогать отцу приводить в порядок бумаги. Самым необычным было впервые возникшее чувство, что мы трое – настоящая семья. 8 декабря 1937 г. Ганс не прекращает меня удивлять! Его поведение на фабрике и дома очень сильно отличается. В своей мастерской он серьезен, собран – занятый молодой человек, внимательно наблюдающий за происходящим, весь в движении и решениях. Со стороны может показаться, что каждая игрушка – не меньше, чем его собственный ребенок. Но дома он сам превращается в ребенка, то угрюмого, то, наоборот, веселящегося как клоун. Рождество. Это лучшее Рождество во всей моей жизни! Мы с Гансом все время смеялись как дети, под неодобрительным взглядом отца. Но я-то знаю, что на самом деле папа только притворялся. Наши сердца полны надежд». Скоро война, мельком подумала Кейт. «5 января 1938 г. Прошлым вечером Ганс зашел проведать меня в мою спальню. Мне было очень неловко, ужасно не по себе. Мне кажется, я догадалась: Ганс хочет уехать. Покинуть Валадилену! И дом, и фабрику. Он собирается путешествовать, при этом, даже, не зная еще, куда и надолго ли он отправится. Это так на него похоже! Я была настолько шокирована, что сказала, что его планы просто идиотские. Ганс опустил голову и молча вышел из комнаты. 7 января 1938 г. Мне показалось, что он решил уехать из-за отца! Ничего подобного! Снова все из-за мамонтов! Он хочет отправиться на их поиски! Мне казалось, что он уже освободился от этой навязчивой идеи. Я хорошо знаю своего брата и даже не стану говорить ему о безнадежности его затеи. Бесполезно – все равно он меня не послушает. 10 января 1938 г. Я поняла, что была такой эгоистичной в тот вечер. Я решила вернуться к этому разговору и мягко спросила Ганса, уверен ли он в своей затее. Ответ мне ясен заранее: ничто не заставит его изменить свое решение. 19 января 1938 г. Не смотря на глубокую печаль и отчаяние, я должна помочь Гансу достичь выбранной цели и подготовить отца к этой новости. Я опасаюсь худшего. 24 января 1938 г. Все оказалось даже хуже, чем я представляла. Папин гнев был ужасен. Он запер Ганса в его мастерской и запретил, кому бы то ни было, к нему входить, за исключением Гертруды, приносившей ему еду. 1 февраля 1938 г. Отец решил, что Ганс должен оставаться взаперти до тех пор, пока не откажется от своей ребяческой затеи. Гертруда говорит, что Ганс очень подавлен, но все равно настроен решительно. Я схожу с ума от беспокойства. 6 февраля 1938 г. Всякий раз, как Гертруда возвращается с фабрики, я стремлюсь узнать от нее новости о брате. И всякий раз она со вздохом отвечает, что он молчит и только крутит в руках какие-то детали и кусочки. В отчаянии я попыталась поговорить с отцом, но поняла, что только напрасно трачу время. 9 февраля 1938 г. Сегодня Гансу исполняется 18 лет. И в свой день рождения он совсем один. 20 февраля 1938 г. Гертруда тайно принесла мне от Ганса маленькую механическую игрушку. Она изображала нас с ним в детстве! В нее был встроен маленький валик, испещренный крохотными отверстиями. Поворачивая ключ, я почувствовала, что вся дрожу от волнения. Сообщение было простым: он говорил, что любит меня. Очень, очень любит… 21 февраля 1938 г. Гертруда принесла еще один валик для моей игрушки. Ганс – невероятный человек. Он смог найти способ связаться со мной, сохранив эту связь в абсолютном секрете. 27 февраля 1938 г. Мои дни проходят в непрерывном ожидании сообщений от Ганса. Он решил бежать. Теперь он готовит свой побег, словно это игра! 6 марта 1938 г. Гертруда вернулась сама не своя. Ганс исчез! Отец даже не снизошел до того, чтобы сходить в мастерскую, где он запер своего сына, и посмотреть, как ему это удалось. Он лишь обжег меня тяжелым взглядом, словно догадываясь о том, что мы что-то затевали за его спиной. 7 марта 1938 г. Мне становится все тяжелее без Ганса. Я так без него скучаю! Господи, пожалуйста, защити моего братишку, присмотри за ним вместо меня! 11 марта 1938 г. С тех пор, как Ганс уехал, отец круглосуточно пропадает на фабрике. Наш дом стал таким угрюмым. 12 марта 1938 г. Сегодня утром я застала отца в гостиной за установкой гроба на подставку. Я почувствовала, как кровь стынет у меня в жилах. Да что же он делает? Ответом на мой вопрос было только молчание и потемневшее лицо отца. 13 марта 1938 г. Гостиная с задернутыми занавесками, с гробом, окруженным огромными свечами, стала похожей на настоящий траурный зал. 14 марта 1938 г. Как страшно! Я, наконец, поняла, что отец затеял! Утром приходил священник, чтобы молиться перед гробом, и я все поняла. Отец надел траур! Траур по Гансу! Папа заставил священника поверить в то, что его сын погиб! Как же он мог?! 16 марта 1938 г. В своем безумии от случившегося горя, отец стал еще более холодным и расчетливым. Он связался со своим старым другом, доктором Шмолем, который написал настоящее свидетельство о смерти, даже не увидев тела. Даже вообразить не могу, какую историю он сочинил! 17 марта 1938 г. Похороны Ганса намечены на следующее воскресенье. Отец строго запретил мне на них присутствовать. Я начала заболевать от этого отвратительного маскарада. Но я не имею права раскрыть отцовскую уловку, потому что тем самым покажу всем его безумие. Позор убьет его, это точно. 23 марта 1938 г. Мне нужно уехать! Далеко! Чем дальше, тем лучше! 23 апреля 1938 г. Нет, я не уеду! Я долго размышляла и поняла: моя жизнь – здесь, рядом с отцом. Он очень нуждается во мне. И фабрика тоже, потому что отец сейчас не может управлять ей. Кроме того, я могу чувствовать себя спокойно только в окружении автоматонов, созданных Гансом. И как я смогу узнать, что он прислал мне что-то новое, если сама буду вдалеке от дома? Нет, я не уеду! Мое предназначение – оставаться здесь и наблюдать». Дальше шли пустые страницы. Кейт закрыла дневник. Семейная драма. Все теперь виделось ей по-другому: Валадилена, фабрика, Анна. Вот почему она взяла под опеку Момо. Вот что, вероятно, стало последней каплей в решении о продаже – госпожа Воралберг собиралась в путешествие, из которого уже не суждено было вернуться назад. Через столько лет она должна была встретиться с братом. И ведь он даже не знает о ее смерти. Он будет ждать ее за тысячи миль отсюда, но так и не дождется. Последнее письмо не было отправлено, может Анна и сама еще не решила, когда она отправится в путь, но Оскар знал, куда вести поезд. Как и говорил Альфортер, Ганс проложил для Анны дорогу к себе и ждал ее на том конце железнодорожного пути. Все это было очень грустно. - Нарисуй для Момо мамонта, Кейт! Она дернулась и резко развернулась. Перед ней стоял Момо и протягивал лист бумаги и карандаш. - Момо! – Голос сорвался. – Как ты меня напугал! Не делай так больше! - А Кейт нарисует мамонта? - Сколько угодно. – Она потерла лоб и вздохнула. – Момо, расскажи мне про Ганса. - Сначала нарисуй мамонт для Момо, - с расстановкой произнес он. Кейт устало покачала головой. - Я не умею рисовать мамонтов. - Анна рисовала мамонт, Ганс рисовал мамонт. Кейт тоже. - А тогда ты расскажешь мне что-нибудь про Ганса? - Момо знает секрет. – Он положил лист и карандаш на секретер. – Момо покажет его Кейт, если Кейт нарисует мамонт для Момо. Она взяла карандаш и посмотрела на чистый лист. - А если я нарисую тебе коробку с мамонтом внутри? - Нет! Момо нужен настоящий мамонт! Такой, как этот. Он подошел к одному из шкафов, выдвинул ящик, достал какой-то круглый предмет и протянул его Кейт. Это оказался металлический диск, на котором был рельефный рисунок мамонта, с волосатой шкурой, длинным хоботом и огромными загнутыми бивнями. - Это мамонт! – подсказал Момо. - Вижу. Давай его сюда. Кейт подложила диск под лист и начала закрашивать выпуклую часть легкими быстрыми штрихами. Момо с интересом смотрел, как вслед за карандашом на листе появляется изображение мамонта. Закончив, Кейт протянула рисунок ему. Момо долго его рассматривал, поднося на солнечный свет – было видно, что рисунок и сам способ его создания ему понравился. - Теперь секрет! – напомнила Кейт. Момо аккуратно сложил лист в маленький квадратик, спрятал в карман и махнул рукой. - Нужно взять фонарь, как делал Ганс! - Он зашагал в угол, к висящему на стене стеллажу с инструментами, и снял с крючка большой застекленный фонарь. - Идем! Он ловко вскочил за окно и стал спускаться по лестнице. Кейт схватила со скамьи плащ, папку и дневник Анны Воралберг и постаралась не рухнуть с лестницы, спускаясь со всем этим вниз. Оказавшись на земле, Момо побежал по дорожке, за особняк. - Момо, не так быстро! Они миновали фонтан и ворота, Момо побежал по улице, мимо пекарни и других магазинов, мимо дома нотариуса, до самого конца, где оказалась стена с запертой высокой железной калиткой. Момо извлек из кармана ключ, отпер замок и побежал дальше, через мост над рекой, вверх по каменным ступенькам, поднимающимся на холм, за которым темнел лес. Поднявшись вслед за ним, Кейт оказалась на затененной кронами деревьев, выложенной каменными плитами, площадке, обнесенной узорчатой оградой, со стоящими вдоль нее скамейками. Момо исчез за следующей лестницей, которая вела еще выше, на проложенную через лес дорожку. Кейт перешла на шаг, поднялась по ступенькам. Дорога была длинная и прямая. По бокам, на возвышенности, росли могучие деревья, сквозь листву слепило солнце, заливавшее лес золотисто-белым светом. Дорога прервалась сложенным из бревен мосточком – река здесь разливалась в небольшое озеро, а вдалеке виднелась рукотворная запруда. Воздух после дождя бодрил, шумел лес, на разные лады пели птицы. Кейт прошла мимо разбитой, наполовину затопленной лодки, завернула за стену из высоких валунов и увидела Момо. Он сидел на камне, поставив фонарь на песок, и даже не запыхался. - Хорошенькая прогулочка! – крикнула ему Кейт, подходя и садясь на камень рядом. – Здесь и правда неплохо. - Момо часто сюда приходит! Момо нравится делать брызги! - Это и есть твой секрет? - Секрет! – Момо кивнул. – Мамонт в пещере, нарисованный на стене. Анна говорила, Ганс нашел настоящий мамонт, но маленький. Кукла. - Кукла? Доисторическая игрушка! – Кейт огляделась. – Так это здесь… - Момо не врушка! - Конечно, нет! Скажи, Момо, ты и в самом деле думаешь, что Ганс до сих пор жив? - Анна говорит, Ганс уехал, - кивал Момо, - но Ганс может вернуться. Или Анна и Момо поедут на поезде к Ганс. - Анна хотела взять тебя с собой? - Анна так говорит, - сказал Момо и вдруг замахал руками и прокричал, - поезд, поезд! Ту! Ту-у-у-у!!! - Тише, Момо, тише! – Кейт успокаивающе положила руку ему на плечо. – Ты приходил сюда с Анной? Момо кивнул. - Анна любит Момо! Анна любит Ганс. Анна уехать. Он замолчал. Кейт вздохнула. - Здорово, наверное, жить в городе, полном автоматонов, - ушла она от темы. - Автоматы делает Ганс. Сложная работа. Когда Момо будет большой, Момо будет работать, как Ганс. Момо будет дружить автоматы. Кейт улыбнулась. - А я видела одного автоматона, на фабрике. Он очень интересный. Его зовут Оскар. Он управляет поездом. Анна… не говорила тебе, куда вы на нем поедите? - Далеко! – ответил Момо, болтая ногами. – К Гансу. Ганс будет ждать. - Так и сказала? - Момо похож на Ганс! – Он улыбнулся. – Момо рад! Он прислонился к ней плечом, и Кейт, слегка опешив, приобняла его. - Момо с Кейт друзья! – весело сказал он и резко вскочил. – Пещера там! Они поднялись, и Кейт одела плащ. Дневник Анны Воралберг и докучливую папку с документами оставила на камне. За ее плечом стоял невидимый мистер Марсон, сообщая, какая она безалаберная дура - так распоряжаться важными документами. Кажется, за плечом мистера Марсона был и кто-то еще, похожий на саму Кейт. Насмешливо ухмылялся. - А у тебя есть, чем зажечь фонарь? - У Момо все всегда есть! Улыбаясь, он достал из кармана куртки мятую коробочку спичек. Дорога огибала валуны и прерывалась полоской воды, шириной чуть больше пары шагов. Дно озера усеивали сотни камней, и вода была настолько прозрачной, что каждый камушек можно было видеть. На другой стороне дорога опять появлялась и, тянувшись вдоль кромки каменистой стены, заканчивалась у входа в пещеру. Кейт разбежалась и прыгнула, удачно преодолев преграду. Лишь ногу замочила. Момо с ней идти отказался; он захлопал в ладоши, когда она оказалась на той стороне. - Я скоро вернусь! – сказала Кейт, перехватив тяжелый фонарь, и пошла к пещере. Оттуда тянуло холодом и сыростью. В пещере был высокий потолок; недлинный коридор поворачивал и приводил в большую карстовую комнату. Свисали сталактиты, сквозь щель в дальнем углу проглядывали лучи солнца. В фонаре не было никакой надобности, но Кейт уже запалила фитиль, идя по короткому, ведущему в пещеру, коридору, и гасить не стала. В центре пещеры стояла высокая, едва не упирающаяся в потолок, колонна с площадкой наверху. Самая ровная стена была идеально гладкой, и Кейт увидела рисунки: на огромных мамонтах, облаченные в тяжелые одежды и вооруженные длинными копьями, сидели люди. Три наездника величаво выплывали из тени, мелькали отблески огонька, и было чувство, что они действительно сейчас придут в движение. Кейт ощутила странное чувство, которое не могла объяснить – она находилась рядом с невозможно далеким временем, из иного мира, страшного только тем, что он был невообразимо давно. Огромные тени проявлялись из стены под неярким светом фонаря. Странное чувство усилилось, когда Кейт представила, что тени эти созданы рукой человека, жившего в том немыслимом мире. Она стояла в древней пещере, и в голове роились всевозможные мысли, главные из которых были о бессмысленном Нью-Йорке, о мистере Марсоне и «Игрушках по всему свету». Валадилена казалась ей теперь более реальной, чем Нью-Йорк, здесь была Анна, здесь был Ганс, а там не было ничего, кроме каждодневной симфонии вечно куда-то несущегося города. Она пригляделась к одному из наездников, и по спине пополз холодок: лицо его, обозначенное лишь намеками, казалось лицом самого времени. Кейт помотала головой, отгоняя видение. Ганс был здесь. Анна умерла. А поезд, который ведет Оскар, идет на Восток... Она вышла на воздух и голова прояснилась. Только сейчас Кейт поняла, что в пещере чувствовала себя не лучшим образом и как будто находилась в полусне. Ей даже слышались звуки далекого, словно прорывающегося через непреодолимую завесу, барабана, рваные удары которого звучали глухо и жутко. Уж не поэтому ли сорвался с уступа и Ганс семьдесят два года назад? Она перескочила через воду обратно и подошла к Момо. Тот смотрел на нее во все глаза. - Момо боится пещеры, - проговорил он, – там жить злые духи! - Не знаю, - ответила Кейт, задувая пламечко в фонаре и закрывая скрипучую крышку. – Но там, и правда, не по себе. - Момо ходить везде! Но в пещеру не ходить – страшно! – Момо поменялся с ней дневником и папкой на фонарь и уселся на камень. – Про пещеру рассказывать Анна. Момо не боится даже ходить на кладбище! Где склеп. - Склеп? - Дом с человеком! Сегодня там много людей, и Момо лучше с Кейт. Но Момо любит быть на башне. Момо любит смотреть с высоты, и все тогда видно. - Башня – это колокольня, да? – Кейт вспомнила утреннюю дорогу от вокзала. Фальшивая могила Ганса Воралберга и настоящая - его сестры. - Башня! – кивнул Момо. – Колокола звонят. А внутри человек на кресте... Они посидели еще какое-то время. Момо рассказывал про Валадилену и ее немногочисленных жителей. Кейт поняла, что все любили его, и будут приглядывать за ним после смерти Анны. В особняке Воралбергов у него была своя комната. Кейт же немного рассказала о своей жизни в Нью-Йорке, мимоходом еще раз задумавшись над собой. Если бы ей предложили выбрать, она бы поехала с Оскаром к Гансу, чем одна к мистеру Марсону, Дэну и своей жизни. Но это были лишь наивные мечты, порожденные событиями необычного дня. Их прервал телефонный звонок. - Да? - Кейт, это ты? - А ты думала кто? – Оливия опять звонила с одного из своих бесчисленных телефонов, полной коллекции номеров которых Кейт собрать так и не смогла. - Я тебя не узнала! Сигнал слабый. – Раздался шум, наверное она перешла в другую комнату. – Ну ладно. Выкладывай давай, как там Европа? Везет же некоторым, меня в такие командировки не отправляют! Как поживает твой французский? - Сносно. Но здесь он ни к чему. А из Европы я пока что видела только этот городок, так что особо не завидуй. Кейт говорила, а Момо смотрел на нее. Потом он встал и ушел в сторону запруды. - Дело осложнилось, - продолжала Кейт, не заметив его исчезновения. – Только Марсону ничего не говори. Я расскажу тебе, когда приеду. Кейт почувствовала, как после этих слов замерло сердце. Когда это случится? Завтра утром? Завтра утром она уже будет в Нью-Йорке с Оливией?.. А еще сегодня вечером с Дэном и Голдбергами на ужине... - Да? Жду с нетерпением. Утром Лин видела Джосс, а Джосс пила кофе с Большим Боссом. Похоже он недоволен. Типа хозяйка фабрики, старуха, не могла еще подождать. Завтра придут ребята из «Игрушек», поэтому он весь на нервах. Ты сделаешь все, как запланировано? - Сделаю, - Кейт одернула. – Разберусь. У тебя самой как дела? Что с работой? - Мы проиграли дело «Феррум-Алюминия». Я над ним полгода билась! - Я помню. - Ну и в качестве утешения я отправилась за шмотками. – Раздался щелчок - Оливия закурила. – В «Блюмингдейле» вчера распродажа началась! - Везет тебе… - Там была такая давка! Я чуть с ума не сошла! Помнишь ту синюю кофточку, что мы с тобой видели? Я ее купила! Угадай, сколько? - Не знаю. Двести? Двести пятьдесят? - Сто сорок! – завопила Оливия. – Возвращайся скорее, сходим вместе! - Да… скоро… - Звони мне, ладно? Мне нужна хроника твоего европейского турне! Все, мне пора, пока! - Смотри там у меня! – Дружеский смешок. - Сама смотри! Они отключились одновременно. Кейт спрятала телефон в карман и огляделась в поисках Момо. Встала, прошлась и нашла его у насыпи. - Куда ты ушел? - Кейт ушла тоже, - ответил он, кидая камень в воду. - Да нет, я никуда не уходила! – усмехнулась она. – Все время была с тобой. - Кейт ушла, - повторил он. Крупный камень бултыхнулся в воду, их окатило брызгами, и Кейт засмеялась. Момо посмотрел на нее. - А теперь Кейт пришла, - серьезно сказал он. Но тут же улыбнулся. Назад они пошли вместе. У калитки (Момо запер ее и спрятал ключ в карман) они разошлись. Момо уселся на скамейку и стал рассматривать рисунок мамонта, вертя его и так и этак, а Кейт, оставив ему фонарь, пошла обратно по улице и поднялась на крыльцо дома нотариуса. В этот раз увидела звонок, но звонить не стала, раз Альфортер ее ждал. Дверь была не заперта; повесив на вешалку плащ и миновав приемную, Кейт постучала в застекленную дверь кабинета. Нотариус откликнулся, и она вошла. Альфортер грузно сидел за столом и кивнул, предлагая садиться. - Долго вас не было, мисс Уокер, - устало сказал он, но тепло улыбнулся. - Осмотрели весь город? - Почти, - ответила Кейт, кладя на стол дневник Анны Воралберг. - За тем вы меня и посылали? Чтобы я осмотрелась? - И увидели то, чего не увидел я, - кивнул нотариус, осторожно беря дневник в руки. Губ его коснулась легкая улыбка. - Я нашла его на чердаке. Увлекательная... история. Кейт взглянула Альфортеру в глаза и замолчала. Продолжила она уже другим голосом: - Служба завершилась... - полуспросила-полуутвердила она. - Мирно и светло, - хрипло ответил нотариус. - Собрался весь город, да по-другому и быть не могло. Только Момо сразу сбежал, не заходил даже в церковь. Может оно и к лучшему... - Я его встретила, и вместе мы гуляли по парку. - Кейт заговорила спокойнее: - Я действительно много чего узнала. И, думаю, поняла, что вы задумали. - Я уже не уверен в этой задумке, - сказал Альфортер твердо. - Точнее, уверен, что ничего делать не нужно. Я действительно хотел, чтобы вы осмотрелись в Валадилене, прониклись историей, которую открыла нам Анна. Как только я разобрался во всем в понедельник, узнал об Оскаре и поезде, о том, что Анна собиралась увидеться с Гансом, я сказал себе - они не посмеют влезть в эту историю со своим парком развлечений. Я про тот мир, мисс Уокер, которому вы откроете дорогу, когда мы оформим все документы. Уж так заведено, сказали вы утром. Иногда я вообще удивляюсь, зачем нужна наша с вами встреча и вся эта бумажная ерунда. Не разоренная фабрика Воралбергов пытается спасти себя, попросив помощи у могущественных коллег, а сами коллеги, взявшие в свои руки уже все на свете, с радостью набрасываются на давно лакомый кусок. Наверное, такие мысли дали мне уверенность, и я попросил вас сходить на фабрику. - Я вас поняла, - серьезно кивнула Кейт. - И понимаю. Альфортер доверительно посмотрел на нее и продолжил. - Поддавшись такому порыву, я решил, что юридический статус законного наследника позволяет отправиться на поиски Ганса Воралберга. Я ходатайствовал бы за письмо Анны, подтверждающее действительность ситуации. Я думаю, Анна так несмело хотела просить, чтобы хоть кто-то увидел брата, убедился, что он жив, передал ему, что он просил. Очень наивное желание, даже если не распинаться о современном мире. И вот я наивно решил - юридическая компания найдет Ганса Воралберга, а дальше будет как будет. Как написала Анна, Ганс не станет возражать против продажи фабрики. Он подпишет договор и, совершенно законно выйдя из сложившейся ситуации, компания станет ее владельцем. Но воля Анны будет исполнена - она, через того, кто встретится с Гансом, увидит его. Если хотите посмеяться надо мной, мисс Уокер, то я вам разрешаю. Кейт только покачала головой. - Теперь же я остыл и, к счастью, могу смотреть на все здраво, - помолчав, продолжил нотариус. - Как и сама Анна здраво посмотрела на ситуацию, заканчивая свое письмо. Семейная тайна не должна становиться преградой к благополучию Валадилены. Отправлять кого-то неизвестно куда - не самая лучшая идея. В конце-концов, этим можно заняться и в стороне от дел фабрики. Никаких документов, указывающих на существование Ганса, у нас нет. Письмо будет лежать в моем столе. Поэтому мы с вами оформляем все бумаги, как было ранее оговорено, и вы возвращаетесь в Нью-Йорк. Могу только попросить прощение за задержку по моей глупости. Повисла тишина. Лишь на стене невозмутимо щелкали, впиваясь в душу, стрелки часов. Кейт молча смотрела на резную ножку стола. Подумать только, несколько часов назад она не имела ничего общего с этим местом, в прямом и переносном смысле, а сейчас знает больше, чем коренные его обитатели. И думает об этом! Она, предприимчивая Кейт Уокер, применяющая передовые методы ведения дел и в результате получающая успех, почитание и прибыль, совершенно серьезно размышляет о том, чтобы исполнить волю Анны Воралберг. Преобразовать мотивацию в действие, как любил повторять Марсон. Юрист, не понимающий человеческой природы, является просто техником, но не успешным юристом в полном смысле этого слова. Это был тоже Марсон. Но гораздо больше было чувство от самой Кейт - Ганс Воралберг, гениальный изобретатель, отправившийся на поиски мамонтов, где-то там, в занесенной снегами земле за мифическим Железным Занавесом, а может быть ближе, конечно же, гораздо ближе! Должен был встретиться со своей сестрой, но она умерла, так и не увидев брата после его исчезновения давным-давно. Анна обещала, что Ганс увидит свое творение – великолепный поезд и машиниста Оскара. А еще Гансу нужна была доисторическая игрушка, с которой все и началось… Затерянная Валадилена, хранящая свои традиции, подарившая ей самый необычный день за всю ее жизнь, автоматоны и старая фабрика, вдоволь нагрузившая ее задачками, педантичный Оскар, желающий поскорее отправиться в путешествие и добрый Момо, с которым она гуляла по лесу и болтала за жизнь. Шумящий Нью-Йорк за океаном, истеричный босс, боящийся потерять лакомого клиента, Дэн, желающий заключить очередной выгодный контракт и поход по магазинам, чтобы выкинуть кучу денег с Оливией. - Вы говорили, что только один человек, кроме вас, знает об этой тайне, - сказала, наконец, Кейт. - Кто это? - Жан, наш кюре. Я подумал об этом сразу, как осознал, что тела Ганса Воралберга нет в фамильной усыпальнице. В тот же день я поговорил с ним. И действительно, он обо всем знал. И знал давно, с момента, как сменил своего предшественника. Тот передал ему письмо, из которого становится ясно, что происходило шестьдесят лет назад. Жан показал мне это письмо, а так же ту самую игрушку, которую Анна передала вместе с ним прежнему священнику. - Доисторическая игрушка! - воскликнула Кейт. - Ее и просил привезти Ганс. Но вы ведь не знаете всей истории, верно? И священник не знает тоже. - Вы правы, - кивнул Альфортер, - я не видел этот дневник. Вы его прочитали? Кейт быстро кивнула. - И вы прочитаете его. Как я уже говорила - очень интересная история. Она развеет все ваши сомнения! - Развеет? - Если у наследства есть наследник, лишь он решает своего наследства судьбу! Анна выразилась поэтично, но мы придадим этому деловой тон. - Кейт говорила быстро, уверенно, не давая возможности возразить не только Альфортеру, но и себе. В первую очередь себе. - Я хочу увидеться с Жаном, священником. И как можно быстрее, ведь чем раньше Ганс Воралберг подпишет договор, тем спокойнее будет чувствовать себя мистер Марсон. - Мисс Уокер! - Нотариус все-таки смог ее перебить. - Неужели вы всерьез рассматриваете эту идею?! - Серьезней не бывает. - Но мы же не знаем, сколько времени на это потребуется! От волнения голос Альфортера очистился от привычной хрипотцы. - Зато мы знаем, куда нужно ехать. - Кейт смутилась, словно споткнулась о здравомыслие. - Ну то есть, Оскар знает. На Восток.... Вдохновленный запал уступал перед разумом. - Вот именно, что на Восток, - тяжело кивнул Альфортер. Прежняя хрипотца вернулась к нему. Вновь повисло молчание, которое нотариус вскоре прервал: - Мисс Уокер, о чем мы вообще говорим. - Незаметно, он сделался таким же грузным, каким был в начале разговора. - Я вас запутал, пора остановиться. Давайте займемся договором. - Нет! - Кейт подалась вперед. Она устала топтаться на месте. - Момо сказал - Ганс будет ждать. И Оскар к нему отвезет. Весь этот день! - Кейт ткнула ладонью край стола. - Весь день кто-то словно показывает мне одну и другую сторону зеркала. Там, где отражение - прекрасная Валадилена с этой вашей... настоящей жизнью, не знаю как сказать! А с изнанки зеркала, где деревяшка - "Игрушки по всему свету"! Она выдохнула и извиняюще посмотрела на Альфортера. Тот задумчиво глядел на нее, мыслями находясь где-то еще. Медленно кивнул. - Знаете, почему еще я решился отправить вас на фабрику? - спросил он, вздохнул и продолжил: - Когда я разговаривал с вами по телефону, я проникся доверием к вам. К вашему голосу. Когда в понедельник в сердцах я решил, что не позволю американцам соваться в Валадилену, пока не будет все ясно с Гансом Воралбергом, я вспомнил именно ваш голос. Я подумал, что вы сможете все понять. Что вы - хороший человек. - Спасибо, - ответила Кейт негромко. Самоуверенный порыв спал, но она уже точно знала, что хочет делать. - Вы верно чувствуете мир за пределами Валадилены. Он быстрый, шумный и во многом пустой. Но доброе остается добрым, как бы его не наряжали. За сегодняшний день я уже несколько раз думала об этом. И сейчас скажу, что фабрика игрушек, которая вырастет здесь, как раз и будет такой - пусть шумной, пусть яркой и может пустой, но доброй. Все равно доброй. И дети в Океании, или Европейском Содружестве, или в строящейся Африке, открывая коробку игрушек из Валадилены, будут это добро ощущать. А мы с вами сделаем то, что и рождает это добро. Совершим наивный поступок, который боимся совершить только из-за своей пластмассовости. - Вы совершите. Она кивнула. - Я. А вы мне в этом поможете. Будете сдерживать, как одна из сторон, срок решения дела. В третий раз повисло молчание. Альфортер смотрел в одну точку перед собой, а Кейт, будто позволения старшего, ждала, что он решит. Весь этот возвышенный вздор, который она несла, смущал ее, никогда раньше она не скатывалась до такой романтической ерунды. Настоящие ее чувства были гораздо проще - она действительно ожила в этом странном городе, прониклась историей Анны и Ганса и искренне хотела отправиться с Оскаром на Восток. Может быть, так она протестовала против своей, как выразилась, пластмассовой жизни - ведь все, что она говорила, пускай и в виде вдохновенного бреда, было правдой. Из мелькающего росчерками машин и людей города, слепящего стеклянными стенами, из мягкого кресла своего высотного офиса - в пустынные дебри таинственной страны, о которой редко даже снимали передачи. Красный Восток, разрушенное многолетними войнами государство, единственное оставшееся место на земле, где хмурая природа практически вытеснила человека. Неплохой вояж! Прекрасный способ отвлечься от рутины за счет работодателя. Кейт вздохнула и устало потерла лоб. Снова она себя уговаривает. Скорей бы уже Альфортер справился со своими мыслями, и они пошли к священнику за доисторической игрушкой. Кейт хочет найти Ганса Воралберга! Чего тут непонятного, а, Кейт?! - Анна Воралберг оставила мне документы, по которым мы можем оформить эту злополучную сделку, - в который уже раз за сегодняшний день повторил нотариус. – Госпожа Воралберг дала мне право решить ситуацию. Мы подпишем договор, и… вы на поезде отправитесь к Гансу Воралбергу… - На такое бескорыстье моего энтузиазма не хватит, - покачала головой Кейт. – К тому же, вдруг Ганс Воралберг действительно не захочет отказываться от наследства. Прочитайте дневник, мсье Альфортер, если вы не знаете – благодаря Гансу в путеводителе по Валадилене написано о лучших годах фабрики во времена Рудольфа Воралберга. И про новую жизнь, которую Анна вдохнула в производство после Второй Мировой. Быть может, моя поездка вернет на родину Ганса Воралберга, и фабрика оживет без всякого слияния. - Вы сами не верите в то, о чем говорите, - пробормотал нотариус. - Я не поверила бы никому, кто сказал, что сегодня утром я встречусь с говорящей механической игрушкой. – Кейт говорила спокойно, но уверенность ее было не усмирить. – И тем более, что стану уговаривать коллегу нарушить возможный ход дела ради фантазийной затеи. Нужно работать с тем, что имеешь. Так говорил мистер Марсон. А еще он говорил, что настоящий юрист служит человеку. А не взбесившемуся государству, говорю уже я. Поэтому мы с Оскаром отправляемся к Гансу Воралбергу, и я решаю исходя из полученного результата. Вы связываетесь с Нью-Йорком и объясняете, почему сделка задерживается. - И почему же? - Вы опытный юрист. Придумайте сами. - Ничего придумывать я не буду. – Было видно, что мэтр устал. – Скажем Марсону правду. Без лишних подробностей. Есть неожиданный наследник, дальний родственник. Без его согласия сделку не оформить. У нас предположение, где он может быть. Вы отправились к нему, за необходимыми подписями, так как наследник этот «против продажи фабрики не возражает». Срок, - Альфортер вздохнул, - одна неделя. Дальше – по обстоятельствам. - Правда и ничего кроме правды, - усмехнулась Кейт. – Для чего мы тогда говорим уже целый час? У нас есть реальная ситуация, от нее мы и будем следовать. И «Игрушки по всему свету» - вместе с нами. - Потому что эту реальную ситуацию создали мы сами, - ответил нотариус. – Найти Ганса Воралберга – это наше частное желание, не имеющее отношение к делам. - Формально. - Не думаю, что Ганс Воралберг вернется в Валадилену. Так что путешествие, в которое вы хотите отправиться, действительно основано только на наивности, как вы сказали. - Значит, решено, - твердо кивнула Кейт. – Теперь я хочу встретиться с Жаном. - Тогда я должен ему позвонить, - чуть разведя руками, ответил нотариус. Через несколько минут они оделись и вышли на улицу. Валадилена жила своей отрешенной жизнью, под еле слышный гул ветра, шелест леса и пение птиц. Белесая пелена неба кое-где таяла в нежной лазури, далекие вершины гор клубились облачной дымкой. Их шаги и шорох одежды вплетались в эту симфонию спокойствия. В долине под холмом Кейт заметила пару черточек-людей, плывущих по извилистым улочкам. На холме же Валадилена была пустынна, как и утром. Они прошли через мост и, по забирающей вверх дороге, оказались у ворот кладбища. Они не были заперты и открывались без изысков. Территория кладбища была довольно большой. Основную его часть занимала громада церкви с высокой башней-колокольней. В ней было семь ярусов, на каждом из которых имелся колокол. Наверху под куполообразной крышей с крестом блестело застекленное окно. Кейт вспомнила мелодичный звон, услышанный утром. Влево и вправо от ворот вели мощеные тропки. Вдаль, до противоположной стены, из высокой травы поднимались надгробия. Левая дорожка была самой длинной, и вела к, проглядывающему сквозь листву невысоких деревьев, фамильному склепу. - Сегодня утром я рассказал Жану о вас, - нарушил молчание нотариус, когда они по дорожке огибали церковь. – И про то, что вы отправились на фабрику – тоже. Поэтому он не удивился нам. Кейт кивнула, думая о своем. - Кстати, кое-кто в Валадилене знает обо всем этом не меньше нашего, - сказала она. - Я говорю про Момо. - Да, - ответил нотариус, - он любит рассказывать небылицы. Приходской священник встретил их в своем кабинете, находящемся в пристройке за церковью. Небольшую комнатку мягко освещали светильники, на каменных стенах цвета слоновой кости висели красивые картинки, изображавшие невероятные истории. Кейт слегка взволновалась, когда они поднимались по ступенькам к входной двери – никогда раньше она даже близко не была в подобных местах. Но оказавшись внутри, скоро успокоилась – в целом, это был обычный деловой кабинет. Насколько может быть обычным деловой кабинет в Валадилене. Отец Жан, как обратился к нему мэтр Альфортер, оказался молодым мужчиной за тридцать, располагающим к себе, чему еще больше способствовали простые черные брюки и свитерок поверх белой, с жестким воротничком, рубашки. Они уселись в кресла, и священник поведал Кейт еще одну частичку истории Ганса Воралберга. Однажды, в марте 1938 года, в дверь предшественника Жана, Леона Боннара, постучал Рудольф Воралберг. В те времена молодой священник благоговел перед этим человеком, самым влиятельным и достойным в городе. Шел дождь, и лицо мсье Воралберга, обрамленное слипшимися от воды волосами, было исполнено глубочайшего внутреннего страдания. С каменным лицом, с глазами, полными горя, мсье Воралберг сообщил, что его сын Ганс погиб. Он хотел, чтобы отец Леон незамедлительно пошел с ним, дабы помолиться над телом погибшего. Войдя в затененную гостиную особняка Воралбергов, священник увидел стоящий в центре гроб Ганса. Крышка гроба была закрыта. Мсье Воралберг сказал, что не хотел бы, чтобы кто-либо видел тело его сына. Ужасно исковерканный труп был обнаружен под обрывом. Предположительно юноша поскользнулся и, упав с высоты, страшно ударился о землю. В свои восемнадцать лет младший Воралберг не был хорошо развит. Леон Боннар поверил его словам и провел похороны, совершив все необходимые ритуалы отпевания и погребения. Ганса Воралберга похоронили как подобает – достойно и торжественно. Жизнь человеческая в руках Провидения, и отец Леон, несомненно, со временем позабыл бы этот трагический эпизод, но несколько лет спустя, после кончины господина Воралберга, с Анной на фабрике произошел несчастный случай, едва не приведший ее к гибели. Такая близость смерти породила в ней желание исповедаться. Услышанное священником в тот день не давало ему покоя до самой старости. Госпожа Воралберг поведала, что тела ее младшего брата нет в фамильной усыпальнице, потому что он все еще жив. Леон Боннар отпевал пустой гроб. Он позволил этому свершиться, и сам участвовал в маскараде, устроенном Рудольфом Воралбергом для того, чтобы излить слепую ненависть, которую он испытывал к своему сыну. Сын оставил его, и он чувствовал, что его предали. Человек, который предпочел считать своего сына умершим и заставил окружающих поверить в это, вместо того, чтобы принять правду, позорно обманул всех. - Отец Леон мучился этой тайной до конца жизни, не смотря даже на то, что поведал обо всем мне, когда я возглавил приход в Валадилене. Один из вашей паствы пропал без вести – так сказал он тогда. Действуйте по своему усмотрению, и да направит вас Господь – так закончился тот разговор, и тайна перешла ко мне. Отец Жан показал Кейт и вещественные доказательства кроме самого письма. Долго обсуждая этот вопрос, отец Жан и отец Леон все же решились открыть ячейку Ганса Воралберга в фамильной усыпальнице. Гроб был пустой, только в изголовье лежали два предмета – вырезка из «Валадиленских ведомостей», датированная 1938 годом и звуковой валик. При этих словах сердце Кейт забилось еще быстрее. Но отец Жан сказал, что валик этот, по непонятной причине, отказывается воспроизводиться. Газетный же лист, пожелтевший и истончившийся, можно было прочесть. «Вторник, 17 марта 1938 года. Трагедия в горах: оборвалась жизнь, много значившая для нашего города. Семья Воралбергов потрясена трагедией, произошедшей три дня назад. Рудольф Воралберг обнаружил под обрывом безжизненное тело своего сына Ганса. По-видимому, причиной падения стали скользкая тропа и плохая видимость, вызванная утренним туманом. Это предположение семьи погибшего, поскольку свидетелей трагедии нет. Гансу недавно исполнилось 18 лет. Восемь лет тому назад он пережил аналогичный несчастный случай, после которого так и не смог до конца восстановить свои умственные способности. Хотя Ганс вел уединенную жизнь, он был хорошо известен в нашем городе как будущий владелец производства Воралбергов. Коллектив «Валадиленских ведомостей» выражает искренние соболезнования семье погибшего: Рудольфу Воралбергу и его дочери Анне, отныне ставшей единственной наследницей фабрики автоматонов». Последней из шкатулки с тайными вещами священник достал доисторическую игрушку. Фигурка мамонта и наездника, точная копия рисунков, виденных Кейт в пещере. Фигурка была сделана, наверное, из кожи, но бивни походили на настоящую белоснежную кость. Кость мамонта, подумала про себя Кейт, вновь ощущая сопричастность к древнему времени. И зачем только Ганс отправился тогда в это путешествие, изменив жизнь своих близких, а теперь еще и жизнь Кейт? Но кукла была у нее. Оставалось только передать ее Гансу. «Валадиленские ведомости», доисторическая игрушка, и звуковой валик были переданы Кейт в распоряжение. Газету она спрятала в папку, а валик и фигурку рассовала по карманам. Уже с отцом Жаном вновь обсудили безумную затею Кейт. На которую толкнул ее мэтр Альфортер. Кейт знала, что будет делать. - Вы пробовали проигрывать валик в кабинете Анны Воралберг? Конечно же нет. Никто даже не знал о существовании панельки с автоматонами на потайной полке. И Кейт не сомневалась, что сделав это, получит новую деталь сложной мозаики. Потом они вышли на улицу и, все еще обсуждая, достигли склепа. Вход представлял собой каменную постройку с сидящим на крыше автоматоном. Он водружал на голову цилиндр, на плечах висела длинная мантия. Арочный проем закрывала решетка с толстыми, заостряющимися сверху, прутьями – за ней вниз спускались ступеньки. Сегодня утром последний из Воралбергов, как знали жители города, спустился в каменную комнату, заняв место со своим родом. Подобно экскурсоводу, Жан поведал о просторной круглой комнате, в стенах которой были ячейки, а на каменных плитах значились имена и даты. Самая ранняя плита была датирована тысяча двести пятидесятым годом. У Кейт снова захватило дух от временного масштаба. Ячейки сходились к центру, от меньшего к большему, где располагались, друг над другом, два имени: Ганс Воралберг (1920-1938) и выше – Анна Воралберг (1916-2002). Кейт с грустью вздохнула - когда придет время Ганса, окажется ли он здесь, подле Анны? Вероятно, нет. Волею судьбы сведенные вместе, они покинули кладбище, дошли до фабрики и поднялись в кабинет Воралбергов. Кейт открыла шкафчик с механическими Анной и Гансом, извлекла валик с музыкой и поставила найденный в склепе. И затаила дыхание. Нотариус и священник замерли позади. Сначала раздавалось легкое похрустывание, а затем вдруг фигурки-автоматоны на подставке пришли в движение и раздвинулись друг от друга к краям. Панелька щелкнула, и послышался голос. Анна Воралберг негромко, будто вспоминая каждое слово, рассказывала, а автоматоны разыгрывали сценку. - Ганс! Где ты прячешься? Вылезай, нам пора домой. Мы уже опаздываем! Анна Воралберг повторяла себя маленькую, и голос ее, окутанный старческой бахромой, с каждым словом становился живее. - Анна, я тут! А это был Ганс, и Кейт ясно услышала, как госпожа Воралберг улыбнулась. Моноспектакль лишь для себя. - Что значит «я тут»? Ганс! – Анна-девочка явно злилась. – Ну пожалуйста, пойдем! - Это тайна, - заговорщицки зашептала госпожа Воралберг и в тоже время мальчишка-Ганс. – Ты должна поклясться! - Ладно, ладно! Я, Анна Воралберг, клянусь своему брату Гансу никогда ни словечка не говорить об этом деле. Фигурки-автоматоны пожали друг другу руки. А перед Кейт уже разворачивалась картина – по лесной дорожке, мимо кристально-чистого озера, перепрыгивая через широкую полоску воды, двое детей несутся к пещере. Точнее, Ганс бежит первым, а Анна еле поспевает за ним. - Смотри, Анна, - говорит Ганс и указывает на пещеру, - вот она, видишь? Они останавливаются у входа. - Там же темно! – шепчет Анна. - Ничего, я взял с фабрики фонарь! – Ганс отважен и смел, совсем как взрослый. – Вы девчонки такие глупые иногда бываете. Извини, конечно… - Посмотрим, какой ты у нас умный будешь, когда отец увидит, что ты стащил фонарь! – Анна упирает руки в бока. Но Ганс ее уже не слушает – он идет по коридору, вглубь пещеры. Анна бросается за ним. - Из-за тебя я вся теперь в грязи! – говорит она, отряхивая подол длинного платья. Но Ганс ее не слышит. - Смотри! – заворожено шепчет он. Луч фонаря выхватывает из темноты контуры, силуэты – это наскальные рисунки; огромные существа с наездниками на спине. - Я такие рисунки видела, - тоже шепчет Анна. – В книге, в библиотеке. Ганс сурово глядит на сестру. - Анна, ты поклялась! Все только между нами. Смотри, - он бежит к высокой каменной колонне в центре пещеры, - там наверху что-то есть! - Слушай, пошли домой, а? - Похоже, это игрушка! Я ее сейчас достану! Он сует в руки Анне фонарь. - Посвети мне! - Ганс, там же высоко, не надо! Анне страшно. Но Гансу все равно – ему нужна эта игрушка. Он карабкается все выше, одной рукой уже почти достает края площадки, на которой стоит фигурка мамонта с наездником на спине. - Ганс, осторожно! Звук сыплющихся камней. Ганс оскальзывается, но продолжает лезть. - Ганс, осторожнее, слышишь? Но последние слова Анны заглушает громкий, отдавшийся от стен пещеры, крик падающего Ганса. Кейт словно сморгнула пелену. Исчезла пещера и дети, она стояла перед автоматонами, Альфортер и Жан позади нее. Анна склонилась над Гансом и плакала. Голос, шедший из проигрывателя, принадлежал госпоже Воралберг, старой и усталой. - Брат провел в коме, между жизнью и смертью, несколько дней. Потом он очнулся, но я знала, что он уже никогда не будет прежним. Мы ни разу больше не ходили в пещеру, и до сего дня я никому об этом не рассказывала. Фигурки поднялись, вновь отодвинулись к краям подставки и замерли, безжизненно повиснув на шестах. Раздался громкий щелчок, и подставка подскочила, словно вытолкнутая пружиной, да так криво стоять и осталась. Кейт нахмурилась – неужели сломалась? Она протянула руку, и оказалось, что подставка с автоматонами полностью отделилась от проигрывателя. - Наверное, мисс Анна сделала эту запись после исповеди, - негромко сказал отец Жан. Кейт молчала. Потом резко повернулась к ним, улыбаясь. - Оскар обрадуется моему решению! Ей казалось, что с ней рядом стоят два друга. Нотариус смотрел на нее с теплотой. - Спасибо вам, мисс Уокер. Кейт сняла подставку, выщелкнула из проигрывателя валик, взяла предыдущий валик с музыкой и рассовала все это по карманам изрядно отяжелевшего плаща. Ей пригодится любая вещь, связанная с Гансом Воралбергом. Закрыла шкаф, и они вышли из кабинета. Через несколько минут Кейт, уже одна, поднялась по ступенькам и зашла в вагон. Оскар стоял у дверей, натирая и без того блестящие настенные поручни. - Кейт Уокер! - Я решила поехать вместе с тобой, Оскар! – сказала она, едва ступив за порог. – Когда мы сможем отправляться? Оскар на секунду застыл, но тут же собрался. - Ваш билет, пожалуйста, - радостным, но неизменно деловым тоном произнес он. - Билет? – Кейт подняла бровь. – О чем ты? - В правилах ясно указано, Кейт Уокер, - невозмутимо сказал Оскар. – У каждого пассажира должен быть билет. - Ну ладно. Где мне взять билет? - Продавать билеты имеет право только кассир. Вам повезло, касса сейчас открыта. Вам следует отправиться туда как можно быстрее. После чего он открыл дверь и вышел из вагона. Ничего не понимая, Кейт последовала за ним. Она спустилась на перрон и увидела Оскара, маячившего в окне кассы. Она подошла. - Могу быть вам полезен, мисс? – вежливо осведомился автоматон. - Оскар, это же я, Кейт Уокер! - Подтверждаю. Ваше имя действительно Кейт Уокер. - Э-э-э, - Это было интересно. – Билет на поезд, пожалуйста. – И тут же с усмешкой: - А что, ты еще что-нибудь продаешь? - Единственной функцией данной кассы является продажа билетов, - невозмутимо ответил Оскар. – Просьба ускорить ваши действия. Касса закрывается через три минуты. Чем могу быть вам полезен? - Билет, Оскар. Это было уже не смешно. - Один билет? - Ну да. - Один билет, - кивнул автоматон. – Каков ваш пункт назначения? - Я… я не знаю… Это ты сказал мне, что мне нужен билет! - В таком случае вы получите билет… в путешествие. Оскар с ловкостью защелкал по печатной машинке, выбивая билет, поставил на нем печать и протянул Кейт. На прямоугольном плотном листке значилось: «Билет на поезд. Механические железные дороги. Пункт отправления: Валадилена. Билет на одно лицо. Должен быть предъявлен по требованию любому уполномоченному лицу Механических железных дорог». - Мило, - хмыкнула Кейт. Но Оскар протягивал ей еще какую-то бумажку. «Нотариальная контора мэтра Альфортера» - прочитала она. – «Документ AZ 654. Доверенность на пользование всем или частью движимого или недвижимого имущества, составляющего часть наследства. Наследство Воралберг. Описание предмета: Один механический локомотив в комплекте с вагонами, дополнительными аксессуарами и машинистом». Шли рисунки поезда с разных ракурсов. «Настоящий документ с печатью официального представительства властей дает право предъявителю сего документа на использование вышеупомянутой собственности». - Прошу вас, не потеряйте билет, - сказал Оскар. – Касса не имеет права выдавать дубликаты. Данный совет относится также и к сопроводительной документации. - Поезд вверяется мне? Оскар утвердительно кивнул. - Билетер может потребовать доверенность у вас в любой момент. - Но, разве билетер – это не ты? - Прошу прощения, касса закрывается, - сказал Оскар и задернул решетчатые ставни. Он вышел из кассы и прошествовал перед изумленной Кейт в вагон. Кейт поднялась следом. - И когда отправление? – спросила она, оказавшись вновь в коридоре. - Ваш билет, пожалуйста! - Издеваешься, да? – мягко сказала Кейт, протягивая билет. – Пожалуйста. Но Оскар покачал головой и билета не взял. - В данный момент я не могу принять ваш билет, Кейт Уокер. Пожалуйста, сохраните его. Она так и стояла с протянутой рукой. Потом опустила. - Почему? - Я должен следовать инструкции, Кейт Уокер. – Оскар был невозмутим. – Были соблюдены не все условия для отправления. Я должен получить подтверждение вашего права на отбытие. - Доверенность? – Кейт протянула и ее. – Ох, и любишь ты эти правила, Оскар! Автоматон не взял и этот документ. Чтобы Кейт начала закипать, оставалось совсем немного. - Доверенность без печати, - сказал он. – Вам необходимо ее заверить. Кейт пощелкала зубами, а потом прислонилась к стене и закрыла глаза. Вот таким и будет ее путешествие – нелепым, но до крайности душевным. - Нужно идти к нотариусу? – открыв глаза и смиренно вздохнув, спросила она. - Без сомнения, Кейт Уокер. - И тогда мы сразу отправимся? Оскар кивнул. - А снаряжение, необходимая комплектация... Еда, в конце концов! Что делать с этим, Оскар? - Поезд оснащен всем необходимым, - с готовностью ответил автоматон. - Холодильная камера, запасы разного вида круп, долгохранящиеся заготовки, дистиллированная вода. - Значит, Анна Воралберг действительно готовилась к отъезду в ближайшее время, - проговорила Кейт самой себе. – Тем лучше. – Она убрала билет с доверенностью в папку. – По пути зайду в гостиницу за вещами. Тебе повезло, Оскар, что безумные идеи не покидают меня так быстро, иначе я давно бы на все это плюнула. Автоматон, казалось, ее не понял. Кейт вышла из поезда и снова направилась к нотариусу. Скоро день перейдет в вечер. Кейт поняла, что последний раз ела за час до прибытия в Валадилену. Она непременно воздаст должное запасам, которые так живописал Оскар. Кейт усмехнулась. Она надеялась, что поступает правильно. Нет – была уверена, что поступает правильно. И раньше часто она совершала стремительные, дерзкие поступки там, где многие бы прежде осторожно раздумывали. Этим она и обеспечила себе неплохую карьеру. Но сейчас она собиралась совершить поступок самый стремительный и дерзкий, не имеющий к карьере никакого отношения. Ее ждало невероятное путешествие, еще утром даже немыслимое. Она уже подходила к дому нотариуса, когда раздался телефонный звонок. Звонил мистер Марсон. Кейт, к раздражению, поняла, что боится отвечать. - Алло? Голос босса выражал нетерпение. - Как идут дела, Кейт? Припомнив, что говорил нотариус, она стала решительно отвечать, не давая Марсону опомниться: - У нас проблема, мистер Марсон. Небольшая проблема. У мадам Воралберг объявился наследник! Ее младший брат Ганс. Он еще жив, без его согласия сделку не оформить. - Что еще за новости?! - Марсону удалось, наконец, ее остановить. Кейт чувствовала, как он свирепеет с каждой секундой. Наверняка, сделался красным, как вареный омар. - Какой наследник? Откуда он взялся? И где он сейчас? Что говорит нотариус?! Кейт словно окатывали ледяной водой, ведро за ведром, разбивая ту защиту, которой она себя оградила. Вся ее уверенность в искренности и правильности своего порыва таяла на глазах; оставалось лишь действительное понимание абсурдности ее действий. Запинаясь через слово, Кейт сжато, как смогла собрать свои мысли, поведала Марсону о действиях, предпринимаемых для того, чтобы справиться с неожиданным наследником. - ... найду Ганса Воралберга, и он подпишет договор. Марсон справился с эмоциями и заговорил чуть спокойнее. - Это самая дерьмовая ситуация, с которой я столкнулся, при том, что каждый день я сталкиваюсь с дерьмом! Понимаю, Кейт, вы здесь ни причем, но вы не вернетесь в Нью-Йорк, пока не оформите сделку, ясно?! "Игрушки по всему свету" наш самый важный клиент! Старуха уже получила приличные деньги, а про наследника промолчала. Какого черта, Кейт?! - Поговорите с нотариусом Альфортером, мистер Марсон, - стараясь сохранять спокойствие отозвалась Кейт. - Он расскажет подробнее. Хотя все ясно и так - максимум через неделю Ганс Воралберг подпишет договор! Что ты несешь, Кейт, что ты несешь?.. Она мотнула головой. - Дерьмо, - только и сказал Марсон в ответ. Потом вздохнул. - Работайте, Кейт. Вот вам и высокая квалификация. До связи. Наступившая тишина оглушила ее. Кейт медленно выдохнула и спрятала телефон в карман. Марсон очень емко охарактеризовал ситуацию, в которой она оказалась. Которую сама и устроила. Настоящий саботаж против компании. Кейт, будто неся на плечах тяжелый груз, поднялась по ступенькам к дверям дома нотариуса. - Этот Оскар – удивительный автоматон, - сказал мэтр Альфортер, рассматривая принесенные Кейт документы. Они с Жаном, дожидаясь ее, пили чай. Нотариус по телефону поговорил с некоторыми мастерами, из тех, кто работал на фабрике последние годы и должен был помогать Анне в конструировании поезда. Никто из них не предполагал, что поезд предназначен для каких-то личных дел госпожи Воралберг – все знали, что он будет предложен как замена устаревшего состава, который курсировал по отдаленным селениям, и на котором приехала Кейт. Его истинное предназначение Альфортер решил пока мастерам не раскрывать. – Если вы думаете, что в Валадилене полным-полно таких, то вы ошибаетесь. Ганс прислал Анне исключительные детали. - Оскар говорил об этом, - кивнула Кейт, беря предложенный Жаном чай. - Вы уже прочитали дневник? - На одном дыхании. Иногда мне не верится, что вся эта мудреная история происходит здесь, с нами. Даже для Валадилены все это слишком необычно. Но вы были правы – теперь я верю, что мы поступаем правильно. Остается только ждать вашего возвращения и надеяться, - он взглянул на священника, - что все сложится удачно. - Может Ганс Воралберг встретит нас где-нибудь раньше. Не на самом краю света. Когда Кейт задумывалась о деталях, отвлеченных от романтической шелухи и до нереальности настоящих, у нее холодело в груди. Путешествие на Восток, в неизвестность… Она одернула себя, в который уже раз. - Доверимся Оскару. Альфортер проставил все необходимые Оскару печати, и они разошлись, договорившись встретиться через четверть часа у поезда. Кейт чувствовала себя членом тайного кружка. Запахнулась плотнее – становилось холодно. У дверей гостиницы она поприветствовала автоматона-привратника, который поклонился ей с козырька. Конечно, он не мог говорить так же, как Оскар, но раз у каждого автоматона есть особый блок… В своем углу у камина сидел Момо, положив на стол диск с изображением мамонта и закрашивая лежащий сверху лист. Играя на стенах бликами, уютно горел камин. Из коморки за стойкой вышел хозяин. - Наконец-то вы вернулись, мисс Уокер! – Было видно, что ему не терпелось сразу же узнать о результатах встречи с нотариусом. – Я могу распорядиться насчет ужина? - Нет, спасибо, - ответила Кейт, и хозяин удивился. - Так уж получается, что я уже уезжаю. Момо поднял голову. - Значит, вы выполнили свою работу? – Хозяин улыбнулся. – Все прошло как и было запланировано? - Не совсем, - уклончиво ответила Кейт, размышляя, стоит ли ей самой нарушать сложившийся в Валадилене порядок вещей или оставить это за Альфортером и Жаном. Но ведь нужно было сказать, что уезжать она собралась не в Америку. - Дело приняло такой оборот… Нужно отправиться в одно место. Срочно. Я думаю, мсье Альфортер вам все объяснит. - Она развела руками. – Очень кстати оказался тот поезд на станции. Ну, который хотели отдать для областного путесообщения. На нем я доберусь до места. - Кейт едет к Гансу? – спросил Момо. Голос его был резким. Хозяин гостиницы непонимающе перевел взгляд с него на нее. Кейт незаметно поморщилась – говорить неправду Момо ей не хотелось. Она улыбнулась ему и сказала хозяину: - Анна Воралберг оставила некоторые указания, которые нужно учесть при заключении сделки. Мсье Альфортер действительно объяснит вам лучше меня. Сейчас же я пришла забрать вещи и сказать вам спасибо. - Хм, ну что ж. – Кейт выдержала недоверчивый взгляд. – Тогда я принесу ваш чемодан? - Буда вам признательна, - вежливо улыбнулась она. Когда хозяин гостиницы ушел на второй этаж, Кейт подошла к сидящему у камина Момо. - Я думала, но, мне кажется, мне не стоит брать тебя с собой, - мягко сказала она. – Анна обещала тебе, но ведь Анна, наверное, и знала, куда едет. - Момо должен был ехать с Анной, – ответил он, вылезая из-за стола и подходя к Кейт. - С Кейт Момо кидал камни в воду. Бах! Привези Момо картинку мамонта, Кейт! Она улыбнулась и положила руку ему на плечо. Когда хозяин вернулся, Кейт разложила по чемодану находки: дневник, звуковые валики, панельку с фигурками Анны и Ганса и куклу мамонта. Путеводитель по Валадилене, с разрешения хозяина, оставила себе. Закрыла, щелкнула пряжками. Не забыла забрать из подставки зонтик. - С фабрикой все будет хорошо, - сказала она, стоя перед выходом. – Вы правильно сказали утром – нужно жить дальше. Валадилена и будет жить дальше, чистая и не потревоженная. Потому что у нее не отнять то, что у нее есть. Хозяин был удивлен такими словами, но оказался польщен. - Удачи вам, мисс Уокер. Храни вас Господь! Момо обнял Кейт, уткнувшись головой в грудь. - Кейт едет на поезде. Ту! Ту-ту-у-у! - Может еще и увидимся! Она помахала им рукой, взяла чемодан, зонт и вышла из гостиницы. По сияющей предзакатным солнцем Валадилене дошла до поезда. Альфортер и Жан стояли у вагона, разговаривая с Оскаром. - Разрешение, мсье Оскар, - вытащила Кейт документы, – со всеми печатями, как того требуют правила. Автоматон взял в руки доверенность. - Отлично, Кейт Уокер! Благодарю вас! – И протянул документ обратно. Потом указал на ее новых знакомых. – Почтенные господа желают убедиться, что поезд готов к отправлению. Я сказал им о необходимости согласования такой просьбы с вами, Кейт Уокер, и они любезно согласились подождать. - Это очень необычный автоматон, - сообщил Альфортер Кейт. - Я буду расценивать это как комплимент, - отозвался Оскар. Они поднялись в вагон. Альфортер, хоть и был уже здесь, восторженно осматривался, а отец Жан, который только слышал о существовании поезда, был поражен. Оскар с гордостью в голосе провел их по вагонам, и когда стал рассказывать о магнитном генераторе энергии, Кейт положила чемодан на стол, вытащила все, что было связано с Воралбергами, и пошла во вторую комнату – багажное отделение. Дневник положила на полку крайнего к проходу шкафа, валики – на специальные подставки, которые обнаружились в шкафу напротив. Что делать с фигурками и доисторической игрушкой, сомнений не вызывало. Человечки-автоматоны встали на стойку посреди комнаты, кукла мамонта – на деревянную подставку дальнего столика. Кейт вернулась к шкафчику с валиками, взяла один – с музыкой – и вставила его в проигрыватель. По вагону поплыла протяжная мелодия. Убрав валик на место, она перенесла чемодан в спальню, поставив в ногах кровати. Сняла и повесила на спинку кресла плащ. Огляделась. Этот день был бесконечно длинным. Если только один он дал ей ситуаций больше, чем последние несколько лет, то что же ждало дальше, в путешествии? Хотя, быть может, они просто доедут, с комфортом, до конечной станции и встретятся с Гансом Воралбергом. И что она будет делать потом? Разбираться со своей работой. Она расскажет Гансу про продажу фабрики и спросит его мнение. Так или иначе, но договор будет совершен. - В багажном отделении имеются полки, предназначенные для хранения крайне важных предметов, - подошел к ней Оскар, закончив свою лекцию об устройстве поезда. – Пока эти предметы не будут на месте, поезд не двинется с места. Вижу, вы уже установили все необходимое. - Игрушка и фигурка? – спросила Кейт. - Видимо так, Кейт Уокер, - кивнул Оскар, сам осматривая полочки будто в первый раз. – Тонко настроенная система определения веса распознает лишь тот предмет, на который была заведена. Я не знаю, как выглядят эти предметы, мне лишь известно, что они связаны с Гансом Воралбергом. - Они с ним связаны, - уверенно сказала Кейт. – Мы готовы к отправлению? - Я надеюсь, вы не потеряли свой билет? - Как можно? – Она делано изумилась. – Пожалуйста. - В данный момент я не могу принять у вас билет, Кейт Уокер. - И в данный не можешь? – Кейт собралась было уже закипеть, но передумала. Она же в романтическом путешествии! Обывательскую раздражительность следует оставить там, в реальном мире. – А что же теперь? - Я выполняю пункты алгоритма подготовки к отъезду, Кейт Уокер. – Оскар, вдруг, запнулся на полуслове. – Но… похоже, в мою программу не заложены данные о том, как осуществляется завод пружин. Возможно, это связано с тем, что работа над моей сборкой была прервана… Кейт состроила дружелюбную мину. - Азам бюрократии ты обучен, а завести поезд не в состоянии. – Она миролюбиво подняла руки в ответ на собирающегося объясниться автоматона. – Не переживай. Я посмотрю что можно сделать. Я уже кое-что понимаю в механизмах Ганса Воралберга. - Ганс Воралберг – истинный гений, - согласился Оскар. - И я обязательно поблагодарю его, как только увижу. Создать такого автоматона, как ты – это действительно что-то! - И эти слова я буду расценивать за комплимент. – Оскар развернулся и пошел к выходу из вагона. – Заводите пружины, Кейт Уокер, и мы отправляемся. Господа, - обратился он в дверях к нотариусу и священнику, - прошу вас, как провожающих, покинуть вагон. Напутственные, какой уже раз произнесенные, слова были излишне, и Альфортер с Жаном в основном участливо смотрели на Кейт, прощаясь. - Я буду держать связь с мистером Марсоном, - сказал нотариус, пожимая ей руку. – Думаю на меня обрушится основной удар от недовольства задержкой. Передайте Гансу Воралбергу… что мы любили его сестру. Всем сердцем. Отец Жан кивнул. Когда они вышли, Кейт прошла в дальнюю комнату и уселась на краешек кровати. Усталость словно только сейчас дала о себе знать. Усталость отрезвляла. Что она делает? Узнай, например, что кто-то из ее знакомых выкинул подобное, сама Кейт посоветовала бы ему проконсультироваться у высококвалифицированного психолога. Ехать неизвестно куда (не говоря уже про то, что невообразимо с кем), чтобы… даже не подписать злосчастный документ, а лишь только для встречи с неизвестным человеком, еще вчера ничего для нее не значащим. Выходит, сейчас он что-то значит? От размышлений ее оторвал телефон. Кейт взглянула на экран. Звонил Дэн. - Кейт, привет, это опять я. - Привет! – Она была рада слышать его голос, хотя последний разговор не то чтобы хорошо повлиял на ее душевное самочувствие. – А я сама хотела тебе звонить! Почти правда. - Конечно, - протянул он. - Не сердись, пожалуйста, - устало попросила она, - я все еще здесь. - Хочешь сказать, договор еще не подписан? Что, все так серьезно? - Серьезней не бывает, - согласилась Кейт, посмотрев за окно. Оскар ходил по перрону и молоточком постукивал колеса. Альфортер и Жан стояли неподалеку. - Так не подписан? – переспросил Дэн. - Нет. – Как хотелось и ему сказать: «Мсье Альфортер объяснит вам подробнее». – Дело немного запуталось. Нужно еще некоторое время. - И когда ты вернешься? - Не знаю. – Кейт отвернулась от окна. Разговор с каждой секундой все больше ее раздражал. – Думаю, не раньше чем через неделю. Наверное, нужно было продумать свой рассказ с самого начала, а то ведь Дэн, естественно, ничего не понял, успела подумать Кейт. - Неделя?! Это ж сколько бумаг нужно подписать? Дэн злился. - Это же не моя вина, - вяло ответила она, радуясь, что Дэн может только слышать, но не видит ее. - Я так понимаю, тебе на Голдбергов плевать? Тут она вправду нахмурилась. - А при чем тут… А-а-а, - вздохнула, – от меня немного зависит. Слушай, мне пора. - Куда тебе все время пора? – взъярился он. - Честно? Заводить поезд. - Чего? – Дэн опешил. – Какой поезд? Ты куда-то едешь? Ты там с ума сошла что ли? - Сама не знаю, - тихо сказала она и вдруг резко ткнула кнопку отмены. – До связи, Дэн! Я люблю тебя. И положила трубку на стол. Плевать ли ей на Голдбергов… Да еще как! Зато не плевать на Ганса! И Кейт рывком поднялась на ноги. Вот и ответы на все сомнения. Делай, Кейт, делай! Чем отличается от робота автоматон, а от паровоза тепловоз? Душой. Тем загадочным соул ауксиларием, который Кейт увидела в Валадилене и совсем не знала в Нью-Йорке. Заводной механизм оказался в начале платформы, у стены, прямо напротив круглого люка на корпусе локомотива. Высокая металлическая будка, на голову выше Кейт, была оснащена винтом и рычагом. В верхней части виднелась головка ключа. Кейт открыла люк (за ним оказался разъем), крутанула винт – заводной ключ, длинный и тонкий, выдвинулся, попав ровно в замок – и дернула за рычаг. С жужжанием ключ завращался на огромной скорости. На завод потребовалось совсем немного времени, и вот уже Кейт крутила винт в обратную сторону, убирая ключ. Потом захлопнула люк локомотива. Из кабины на миг высунулся Оскар. - Получилось, Кейт Уокер! – крикнул он. – Пружины полностью заведены! - Твоя программа самообучаемая? – прокричала в ответ Кейт. Но Оскар не ответил. Наверное, не услышал. Она подошла ближе, Оскар снова выглянул и спустился на перрон. - Мне очень стыдно. Подобное невежество с моей стороны просто недопустимо. Надеюсь, вы все еще доверяете моим навыкам машиниста, Кейт Уокер? Прошу вас, займите свое место. Ваш билет в полном порядке. Мы отправляемся. Заверив его, что лучше машиниста ей видеть не приходилось, Кейт последний раз кивнула новым друзьям и побежала к своему вагону. Поезд уже скрипел и стрекотал – в недрах локомотива зарождалась энергия. Она взлетела по лесенке, зашла в вагон и села в кресло. Сердце бешено билось, но совсем не от бега. Она почувствовала, как появилась и в одно мгновение стихла прокатившаяся по всему поезду дрожь, выглянула в окно и увидела сноп искр, бьющих из-под огромного колеса локомотива. Короткий толчок – и поезд плавно покатился, набирая ход. Последние лучи закатного солнца осветили вагон, заиграв на лакированных стенах и золотых поручнях. Кейт откинулась в кресле, закрыв глаза. Путешествие началось. Часть вторая Баррокштадт Белое безмолвие. И вдруг - ветер и снег. Издалека, сквозь завесу бури, доносится заунывный вой. Он не прекращается, только ветер, в порывах, порой приглушает его. Страшный потусторонний звук пронизывает ее насквозь, и в звуке этом кроется зло. Пространство обретает форму – белая птица летит к ней. Все время она была рядом, сопровождала, и теперь, казалось, только она одна и давала надежду очнуться. Кейт открыла глаза. Комнату заливало яркое солнце. Мягко покачивало, стучали колеса. Она откинула одеяло и села. Тепло кровати и свет утра прогоняли тревожные видения. Кейт встала, открыла окно и глубоко вдохнула свежий воздух бескрайних полей. Это было второе утро их путешествия. Поезд стремительно несся, не сделав ни единой остановки. Да и останавливаться было негде – после того, как они покинули Валадилену, за окном мелькали еще огоньки крохотных городков, но на первое же утро Кейт увидела, что до горизонта тянулась лишь равнина с угадывающимися где-то там вершинами гор. Пейзажи выглядели пустынными, словно в мире, кроме нее, смотрящей в окно поезда, никого больше не было. Густонаселенная Европа исчезла в полях, лесах и далеких горах, и Кейт вообще казалось, что реальность и вымысел слились воедино. Снившиеся всю эту ночь сны только дополняли картину. Но комфортен поезд был необыкновенно. Действительно оказались внушительные запасы продовольствия, в каморке за сервантом – Кейт едва заметила узкую дверь. Все как и говорил Оскар: холодильная камера, доверху набитая снедью, мешки с крупой, соления и маленький шкафчик с бутылками разных сортов вин. Еды хватило бы на нескольких человек. В уборной был великолепный душ, и Кейт с удовольствием им воспользовалась. Магнитный генератор энергии отлично справлялся со своей работой, и вечером вагон уютно светился как лучший гостиничный номер, а в углу на маленькой плитке попыхивал чайник. Оскар не покидал свой пост в кабине локомотива. Кейт ходила к нему сама, через узкий проход в грузовом вагоне. Кабина машиниста, окутанная куполом толстого синеватого стекла, подавляла своей механической величественностью, тускло помигивала зелеными и красными лампочками, дрожала стрелками бесчисленных приборов. Оскар не знал, как долго им предстоит пробыть в пути, но заверил, что поезд полностью укомплектован всем необходимым. Несмотря на все удобства, уже к вечеру первого дня Кейт вяло сидела в кресле, подперев щеку ладонью, и смотрела в окно. Делать на чудесном механическом поезде было попросту нечего. Перечитывая дневник Анны, слушая валик с историей Ганса, она все равно не могла не чувствовать, что время превратилось в тягучий кисель, который, к раздражению, сильно отрезвлял. На душе было скверно от резкого разговора с Дэном, к горлу подступал комок, стоило подумать, как она вогнала палки в колеса "Марсон и Лармонт". Зачем она это сделала? Едет неизвестно куда, совершенно одна. Не одна, напоминала себе Кейт. Она едет с Оскаром, разумным автоматоном, наделенным особым блоком soul auxiliary, на механическом поезде, несущимся на заводе по бескрайним полям, к Гансу Воралбергу – гениальному изобретателю, следующему за детской мечтой. Кейт смотрела за окно, прикрывая глаза ладонью, и вечернее солнце затмевало печаль и досадные мысли. А новое утро наполняло сердце восторгом. Она все делала правильно. Ей было хорошо как никогда, и это было самое главное. Кейт отошла от окна, заправила кровать и оделась. Поставила на плитку чайник. Соорудив два больших бутерброда, налив чашку ароматного чая, уселась в гостиной. Местность за окном никак не говорила, где они сейчас находятся, но вдалеке появился лес, а гор уже почти было не разглядеть. Конечно же, Кейт надеялась, что Ганс встретит поезд через несколько дней, и дело было даже не в обещанной Марсону неделе - естественно, путешествия на загадочный Восток хотелось избежать. На такое одним романтическим запалом не обойтись; одно дело - отправиться неизвестно куда, но в цивилизованные земли, которые могли только отнять время, но не навредить, и другое - в места, откуда в последний раз Ганс слал Анне письмо. В жизни Кейт, как наверное и всех нынешних людей, не было места для размышлений на тему заброшенной страны, Советского Союза, как называли ее когда-то; империи, полвека обещавшей разрушить весь мир и в итоге рухнувшей самостоятельно. Наверняка Верховные Управители, или кто там заседал выше всех, темой этой были озабочены, но простой обыватель знал лишь разрозненные факты и с охотой ими ограничивался. За Великой Стеной, как называли ее в учебниках по истории - Железным Занавесом, которым цивилизованный мир почти полвека назад огородился от тьмы с Востока - ныне лежала серая пустыня. И потому Кейт не очень хотелось становиться пионером от неведения, который на собственном опыте познает таинственный мир. Она должна была встретить Ганса Воралберга через несколько дней - в противном случае механический поезд окажется, как вспоминались Кейт известные ей разрозненные факты, на той самой старинной железной дороге, которая тянется через весь материк и является грандиознейшей из когда-либо созданной человеком. Так она просидела несколько часов, вставая только за новыми порциями чая. К середине дня наведалась к Оскару, у того все было в порядке, состояние поезда – отличным. Когда наступил вечер, Кейт не стала засматриваться на закат, а просто пошла спать. Следующий день прошел так же, а потом Кейт потеряла счет времени. Поэтому, когда поезд начал сбавлять ход, она вырвалась из забытья и прильнула к окну. В небо вздымались могучие каменные стены, а спустя мгновение поезд накрыл огромный стеклянный купол. Они оказались на станции. Здешний вокзал был больше валадиленского раза в два. Яркое солнце, отражаясь от стеклянного потолка и стен, заливало все вокруг ослепительным светом. Из окна было видно широкий канал за перроном, с затхлой зеленоватой водой, а дальше, сквозь мутные стекла, проглядывались прямо таки циклопические каменные постройки. Ощущение было такое, будто из одной области сказочной страны Кейт попала в другую – металлические конструкции, составляющие вокзал, напоминали о подернутой благородной ржавчиной Валадилене. А еще в вагон проникал гвалт и гомон будто бы сотен и сотен птиц. Открылась дверь, и появился Оскар. - Кейт Уокер! - Где это мы? Оскар закрыл дверь, и усилившийся шум стал тише. - Это территория Баррокштадского университета, - сказал автоматон. - И нам обязательно здесь останавливаться? Оскар кивнул. - Сложившаяся ситуация не совместима с целью нашей поездки. - В смысле? - У локомотива кончился завод, Кейт Уокер. - Уже? – Кейт снова мельком глянула в окно. Может, эта остановка как-то связана с Гансом? Потому что по виду автоматона было понятно, что она точно не являлась конечной. - Пружин хватило ровно на путь до Баррокштадта от Валадилены, - заметил Оскар. - И ты знал, что поезд нужно будет заводить снова? - Конечно, Кейт Уокер. - А почему не сказал об этом раньше? – Кейт подумала, что сцена с билетом была, явно, еще не самая сильная, какую Оскар мог изобразить. - Сколько еще таких остановок нас ждет? - Сколько потребуется, Кейт Уокер, - невозмутимо ответил автоматон. - Я полностью полагаюсь на господина Воралберга. Так как завода пружин достаточно только до этой станции, значит, остановка является запланированной. - Хочешь сказать, где-то здесь есть заводник? - Это абсолютно необходимое условие, - согласился Оскар. – Правда, я пока не видел ничего, что соответствовало бы описанию данного механизма, Кейт Уокер. - Тогда нам нужно его поискать. – Кейт сняла со спинки кресла легкую куртку, которую достала из чемодана на днях. - Прошу прощения, Кейт Уокер, но я не могу покидать поезд. – В голосе Оскара действительно слышалось смущение. – Мне не нравится эта станция. Атмосферная влажность в данном регионе губительна для моих деталей. Я подожду вас здесь. Кейт только вздохнула и застегнула куртку. - Этот поезд, конечно, чудо техники, но то, что механизм работает неавтономно – это, согласись, большой недостаток. - Боюсь, что я не могу согласиться с этим соображением, Кейт Уокер. - А-а-а, - Кейт махнула рукой, открыла дверь и вышла на площадку. Гомон стоял оглушительный. Кейт выглянула из вагона и открыла рот от удивления – поезд стоял посреди гигантской оранжереи. С левой от вагона стороны все пространство занимали растения, тропического вида: разнообразные деревья, пальмы, папоротники и лианы. На самом верху, под потолком, были множественные насесты, на которых сидели, перелетали, кричали десятки птиц, в основном крупных, с черным опереньем и красными головками. Кейт никогда раньше таких птиц не видела. Да и вокзалов таких не встречала тоже – во всем его величии чувствовалась вычурность Валадилены, словно и здесь работали мастера фабрики Воралбергов. Она спустилась на перрон с правой стороны. Позади поезда, через рельсы и через канал были перекинуты арочные мосты, дальше, за сплетением растений, почти неразличимый за стеклом, виднелся сад. Кейт посмотрела на проглядывающие каменные стены, высящиеся за каналом, но конструкции вокзала и стекло мешали рассмотреть подробно. Далеко вперед, куда смотрел локомотив, вели рельсы, оканчивающиеся гигантской крепостной стеной, укрепленной в разных местах металлом, с огромным, непонятного назначения винтом и с массивными воротами, не оставляющими никаких сомнений в авторстве работы. Кейт вспомнила о своем решении не удивляться, но ничего поделать с собой не смогла - сколько не ожидала, все равно едва верила в то, что видит. Как и многие, она могла думать, что Занавес - лишь словоформа. Но не встречает же Ганс Воралберг Анну здесь, в нескольких днях пути от Валадилены? Кейт двинулась в сторону стены. Пройдя перрон, минуя своды вокзала, она смогла, наконец, рассмотреть, что находится на той стороне канала. И застыла – между вздымающимися колоннами стояли огромных размеров каменные фигуры. Мамонты, застывшие друг напротив друга, с поднятыми хоботами и могучими бивнями. Кейт никогда раньше не интересовалась размерами этих животных, но, судя по всему, каменные скульптуры были намного больше, чем в натуральную величину. Само здание, величественное, немыслимых размеров, напоминало больше музей нежели университет. Во всяком случае, Кейт училась в заведении менее грандиозном, хоть и считавшимся одним из самых престижных. Но здесь изучали ботанику, палеонтологию и прочую естественную науку. Само собой, Кейт никогда не слышала о таком университете. Каменные фигуры еще больше указывали на то, что Ганс Воралберг мог здесь бывать. Она пошла дальше, по песчаной дорожке вдоль канала. За университетом, почти до самой стены, тянулись разрушенные каменные строения. Провалившиеся крыши, пустые глазницы окон – как будто со времен Второй Мировой здесь ничего не восстанавливалось. Все поросло высокой жухлой травой, разрушенные стены покрывал мох. Вскоре Кейт подошла к еще одной платформе, намного ниже вокзального перрона, ведущей до ворот, на которых уже отсюда был виден большой механический замок для заводного ключа. Задачи росли вместе с преградами. На платформе и отыскался заводник, такой же, как в Валадилене. Почему же поезд не остановился ровно у него? Ошибка в расчетах Ганса или неудача Оскара? Кейт постучала по нагретому солнцем корпусу. С заводником понятно, но как быть со стеной? Она пошла дальше по платформе, которая местами обрывалась и после заросшей высокой травой земли возобновлялась вновь. Ворота имели вид более новый нежели все другие механизмы, виденные Кейт ранее. Из темного серого металла, без единой ржавчины, они были соединены с замысловатым устройством на вершине стены. На другой стороне платформы стояла невысокая будка, с задернутыми ставнями окон, напоминающая билетную кассу. Кейт решила не говорить о ней Оскару. На самой стене, над решеткой, закрывающей канал, было еще одно строение, уже с открытыми окнами. Может быть, внутри даже кто-то и был. Кейт вернулась к поезду. Она только миновала локомотив, как дверь пассажирского вагона открылась, и на площадку вышел Оскар. - Кейт Уокер! Кейт Уокер! Пожалуйста, пройдите в вагон! Мне есть, что вам сообщить! И скрылся за дверью. Она поднялась. - Что случилось? – спросила Кейт, оказавшись внутри. - Для вас пришло сообщение. - Сообщение? Неужели Ганс? - Вас приглашают в ректорат, - продолжал Оскар. – Ректоры являются высшей инстанцией в университете. Они хотят поговорить с вами. - Поговорить со мной? - Да, - автоматон кивнул, - с лицом, ответственным за поезд. - Понятно. Но зачем я им понадобилась? - Они не назвали причину. Только подчеркнули важность встречи. Кейт кивнула. Может, они сообщат что-нибудь интересное. - А у тебя все в порядке, Оскар? - Да, Кейт Уокер. – Автоматон преданно смотрел на нее. – Ожидаю ваших инструкций. - Я нашла заводник, не так далеко. Но придется сдвинуть поезд ярдов на пятьдесят. - Невозможно, Кейт Уокер! – (Она нахмурилась). – «Инструкция машиниста», глава три, параграф два: «Если кончился завод пружин, поезд не может двигаться дальше». - И что же нам делать? - Не могу знать, Кейт Уокер. Она опустилась в кресло и поглядела за окно. Ситуация начала осложняться. Если не получится завести поезд, путешествие можно считать оконченным. - Если Ганс Воралберг был здесь, - задумчиво проговорила Кейт, смотря в окно, - может, найдутся и сведения о нем. - Все может быть, Кейт Уокер, - флегматично отозвался Оскар. - Может, ректорат вызывает меня как раз для этого. – Она поднялась. – Мол, было им от Ганса Воралберга поручение – встретить остановившийся здесь рано или поздно механический поезд с пунктуальным машинистом. Оскар молча смотрел на нее неподвижной металлической маской. - Я пошла, - с усмешкой бросила Кейт и вышла из вагона. Она поднялась на мост. Под стеклянным потолком носились красноголовые птицы. С моста было видно, что канал оказался разделен шлюзом, верхний бьеф которого находился напротив перрона. А в нижнем Кейт увидела баржу. Огромным, неповоротливым, насквозь проржавевшим корытом, она стояла на якоре, загрубевшими тросами вросшая в причал. На борту и на берегу никого не было, но из закопченной трубы на крыше рубки поднимался дымок. Кейт перешла на другую сторону и направилась к причалу. Так же внезапно, как и известие о невозможности сдвинуть поезд, появилась эта махина, наверняка способная протащить его до заводника. Спустившись по ступенькам, Кейт подошла к барже. Трап спущен не был, поэтому пришлось крикнуть. - Эй, на борту! Из окна деревянной будки показалась заросшая физиономия, с крупным носом, с выбивающимися из-под фуражки седыми космами. - Greetings, mademoiselle! – прокричал ее обладатель. Кейт помахала рукой. Из дверного проема вышла женщина, далеко уже не молодая, но крепкая, в высоких резиновых сапогах, широкой юбке, плотной кофте и платком на голове. - При-вет! – крикнула она на подобии английского. - Добрый день! – В таком произношении не было ничего удивительного, цивилизация покоряла отдаленные уголки верно, но медленно, и все же Кейт впервые встречалась с ситуацией, когда всеобщий язык был кому-то еле знаком. Тем временем на палубе появился и мужчина. Он помахал и прокричал что-то маловразумительное. - Мой муж говорит, - с расстановкой произнесла женщина, - «Добрый день, леди». Вы хотеть говорить с нами? - Да! – Кейт тоже постаралась изъясняться отчетливее. Хозяева баржи явно прибыли из тех мест, где английский язык был в диковинку. – У меня проблемы с поездом. Нужно… оттащить его поближе к стене. Вы не могли бы его отбуксировать? Мужчина одобрительно закивал и опять что-то прогоготал. - А сколько вы нам за это заплатите? – спросила женщина. - А…, - Кейт запнулась, - сколько нужно? - Funfzig dollar! – рявкнул мужчина. - Мой муж говорит: «Мы хотим сто пятьдесят долларов», - ответила женщина. Мужик, как показалось Кейт, с удивлением взглянул на жену. - Сто пятьдесят? У меня столько нет! - Нет денег, нет баржи, - властно произнесла женщина. - Семьдесят пять? – сказала Кейт. - Funfzig! – снова крикнул мужик, но жена метнула на него строгий взгляд, и он сразу замолчал. - Сто двадцать пять, - выговорила она. - Не может быть и речи! Тем более, что ваш муж просит пятьдесят! – Кейт напустила на себя оскорбленный вид. – Сто долларов и не цента больше! - Хорошо! – Женщина кивнула. – Баржа за сто доллар. - Da! – гаркнул муж. Кейт нахмурилась от того, что слишком рано сдалась, но успокоила себя, что так будет справедливо. - Отлично! Тогда подождите, пожалуйста, я постараюсь вернуться с деньгами как можно скорее! - Можете не торопиться, - махнула рукой жена, - шлюз все равно закрыт. Баржа заперт. - Значит, вы не можете двигаться дальше? - Уже неделю, - проворчала женщина. Кейт щелкнула пальцами. То ли от досады, то ли от комичности встающих на ее пути ситуаций. - А если шлюз откроется, вы мне поможете? - Почему бы и нет? Только заплатите. Мужик тоже согласно кивал. - Будем разбираться, - тихо, себе под нос, пробормотала Кейт и вздохнула. – Вы, наверное, много где бывали? – спросила она, оглядывая баржу. - Где? – женщина, кажется, не поняла. - Я ищу одного человека, он, вроде бы, живет где-то в Сибири. – Кейт решила попробовать. – Сибирь, знаете? Вы, наверное, там бывали? - Syberi`? – заинтересовался мужик. – She hot`et zu ihr fahren na Syberi? Кейт задумалась, откуда они приплыли? - Нет Сибирь! – гаркнула женщина. – Очень холодно! Баржа не ледокол! - Надеюсь, мой поезд не слишком велик для нее? – обеспокоенно спросила Кейт. - Не беспокойтесь, мотор отличный. Кейт помолчала. Сто долларов у нее, конечно, было, да только вряд ли владельцы баржи принимали кредитные карточки. Конечно, не может быть, чтобы в округе ничего с карточками нельзя было сделать, да только отдавать из своего кармана что-то в никуда?.. Нет, эскапические порывы Кейт не освободили ее от обывательского сохранения собственности. Как знать, сколько еще впереди она встретит подобных парочек? Может, какой-то запас имеется в поезде? - И вы всю неделю безвылазно сидите на барже? – Она решила завязать более дружеский разговор. - Мы не ходить с лодка! – кивнула жена. – У мой муж береговая болезнь. - Вы видели станцию? Там так красиво! Столько птиц! Женщина равнодушно покачала головой. - Послушайте. – Кейт решила плюнуть на любезности. – Не очень честно с вашей стороны пользоваться моим положением. Мы могли бы оказать друг другу услугу! Даром! По дружбе. - Druzhba na hl`eb nie namazhesh`, - проворчала жена, уперев руки в бока. - Что вы сказали? - Чтобы жить, нужны деньги, - на этот раз внятно произнесла она. – Сто доллар для такой леди – это не много. - Вы так в этом уверены? – изумилась Кейт. - Вы из Америка! У вас всегда много денег. Кейт не стала спорить и согласно кивнула. - Ладно. Пойду посмотрю в своем бездонном кошельке. Спасибо за помощь! - Vozvrashajtes` - помахал ей вслед мужчина. Жена неодобрительно на него посмотрела. Кейт вернулась под купол вокзала и вышла в главные двери. Она оказалась на широкой, выложенной каменными плитами, площади: по левую и правую стороны от входа на станцию тянулись аккуратные газоны, живые изгороди и ухоженные деревья; рядом со строгими скамьями стояли каменные урны, высокие черные фонари. В каждой детали чувствовалось величие и гордость, но все меркло, стоило только посмотреть вперед. Гигантская лестница, по обе стороны от которой и высились исполинские мамонты, вела под стены университета, который, казалось, подпирал само небо своей строгой величественной архитектурой. Преодолев четыре пролета, Кейт оказалась на каменной площадке, со всех сторон окруженной стенами с высокими панорамными окнами. Похоже, университет имел всего один этаж. Кейт представила, насколько высокие в нем были потолки, и еще раз спросила себя, где же она находится. На площади, в самом центре, окруженное полоской воды, стояло строение, похожее на беседку. А на возвышении, под конусообразной крышей, застыли, спина к спине, три человечка, сидящих на резных креслах и со скрипками в руках. Автоматоны, те самые, что она видела в путеводителе по Валадилене. Автоматоны Воралбергов! Кейт заворожено глядела, задрав голову. Эта остановка нужна была только лишь для того, чтобы завести поезд, или же Ганс оставил здесь какое-то послание? (Если не встречает сам.) Она с нетерпением пошла дальше. У высоких дверей, по бокам лестницы, скалились фигуры саблезубых тигров. Кейт уже поднялась на пару ступенек, когда ее окликнул звонкий молодой голос. Она повернулась и увидела идущего быстрым шагом к ней молодого парня в длинной форменной куртке. Он сказал ей что-то, но Кейт не поняла. - Здравствуйте? – полувопросительно ответила она. - О, вы говорите по-английски! – с сильным акцентом усмехнулся парень. – Это вы приехали на поезде? Необычный! Могу вам чем-нибудь помочь? Он скалился в улыбке и Кейт не понравился. - Я иду в ректорат, - сказала она. – Покажешь, где это? - Нет, - парень мотнул головой. – Я им на глаза попадаться не хочу. Но найдете сами – налево от входа, мимо костяков. Может показать вам Баррокштадт? Прогуляемся вместе! Он говорил нахально, ни секунды не сомневаясь в своей неотразимости. Но Кейт только фыркнула. Длинный и нескладный – он больше походил на домогающихся неудачников, чем на опытного ловеласа. - Спасибо, пройдусь сама. - Да ладно вам! В этих стенах недолго заблудиться! Я покажу вам кампус! - Отстань, - махнула Кейт рукой и пошла дальше по лестнице. – Спасибо, что указал дорогу. Парень остался внизу, стоя вразвалку. Кейт открыла тяжелую дверь и оказалась в прохладе холла. Через окна лился солнечный свет, играя бликами на сверкающих стенах, колоннах, полу. Мягко горели светильники, стояла абсолютная тишина. Напротив дверей, в огибаемой с двух сторон вьющейся на второй ярус лестницей, нише в стене стоял скелет мамонта, наверняка настоящего и по размеру и по происхождению. Могучие бивни были загнуты вверх, цепь, огораживающая нишу, казалась рядом с его стопами тонкой нитью. Вдоль стен стояли скелеты других животных и мамонтов размером меньше, двери в другие помещения были не меньше дверей входных. На большой площадке между входом и гигантским мамонтом, на полу был выложен круглый герб с надписью на латыни: «Университет Баррокштадт», и в центре – изображение мамонта, точно такое же, как и на диске, с которого Кейт получила рисунок для Момо. Звук шагов разливался по всему холлу. Кейт остановилась в центре герба и осмотрелась. Налево, как и говорил парень на улице, в дальней стене были двери. Кейт посмотрела на правый коридор и возле одного из скелетов мамонта увидела преклонных лет человека, в белом лабораторном халате, стоявшего с блокнотом в руках и не замечающего ее. Решила подойти. Старик поднял голову от своих записей и посмотрел на Кейт только после второй попытки его позвать. - Я не глухой, знаете ли! – ворчливо проговорил он. - Извините. – Кейт смутилась. – Не хотела вас беспокоить, но… - Этой молодой особи Mammuthus primigenius около сорока тысяч лет! – перебил ее старик. – Вы должны бы знать, мисс, как способны такие вещи захватить увлеченного палеонтолога. - Пожалуй, - неуверенно кивнула Кейт. - Что значит «пожалуй»? - Я не очень хорошо разбираюсь в мамонтах, да и вообще, я здесь не учусь. Я юрист. - У каждого свои недостатки, - покивал старик, убирая в карман блокнот. – Тем не менее, должен вам заметить, что Плейстоцен – это исключительно интересный период. Так что рекомендую. - Я вам верю. Может когда-нибудь… - Все так говорят, - вздохнул он. – Разрешите представиться. Корнелиус Понс, профессор Баррокштадского университета. Руковожу кафедрой палеозоологии. Он почтительно кивнул. - Кейт Уокер, - она протянула руку. – Рада познакомиться. Профессор Понс ответил крепким рукопожатием. - Я тут не по своей воле остановилась, но университет ваш просто потрясающий! – сказала Кейт. - Да, здесь великолепные традиции преподавания. Масса знаний, своя культура. Лично я всегда работал только здесь. - Меня вызвал ректорат. - Зачем ректорату юрист? – Профессор прищурился. - Юрист-то им ни к чему, - усмехнулась Кейт. – Я веду важное расследование и, вероятно… они меня ждали. - Расследование? Здесь, в Баррокштадте? - Нет, - Кейт покачала головой. – Я ищу одного наследника, Ганса Воралберга, и он, скорее всего, когда-то был здесь. - Воралберга? – Профессор Понс нахмурился и повторил, – Ганса Воралберга? - Да. Вы его знаете? - Как же не знать Ганса Воралберга! – хмыкнул старик и покивал. – Это потрясающий человек. Гениальный изобретатель! К тому же, мы оба увлекаемся мамонтами, и это увлечение нас очень сблизило. Да. - Профессор мечтательно вздохнул. – Если бы не мамонты, я бы, честно говоря, вряд ли сошелся бы с таким чудаком как Ганс. Мы тогда оба были студентами… Хм. - Он словно очнулся и посмотрел на Кейт ясным взглядом. - Наследником чего же стал Ганс? - Одной очень необыкновенной фабрики. – Кейт начала увлеченно рассказывать, едва удивившись про себя, что преподносит историю как действительно настоящую. – Моя компания занимается покупкой... этой фабрики. По последним данным, Ганс находится где-то в Сибири. Мой поезд остановился здесь, потому что кончился завод, и потому что…, - Она подумала, что если станет объяснять все, то разговор затянется надолго. – Потому что Ганс был здесь. Ведь сейчас его здесь нет? - (Профессор Понс покачал головой). – И вот теперь мне пришло сообщение, что меня вызывают в ректорат. Кейт выдохнула. - Тогда расскажите, пожалуйста, о Гансе еще. - Занятная история, - проговорил профессор. – Ганс где-то в Сибири... – Он задумался и продолжил: - Ну, студентом-то мог назваться только я. У Ганса был специальный допуск на лекции по палеонтологии. Вступительные экзамены он был сдать не в состоянии, зато выполнял кое-какую работу для университета. Раз вы его ищете, вы должны знать, что он был не совсем нормален. Кейт кивнула. - Ганс всегда был для меня загадкой, - продолжал профессор. – Он мало говорил, а когда ему что-то говорили, казалось, что он половину просто не понимал. Ганс выражал свои идеи с помощью своих невообразимых механизмов. Его изобретения по достоинству оценили в университете. Впрочем, пару раз нам все же удалось поговорить всерьез. – Профессор Понс прочистил горло. – Ганс рассказывал о мамонтах. Он питал к ним какой-то странный интерес. Говорил о какой-то кукле, которая его очень занимала. - О кукле? - Да, он постоянно о ней говорил. Как-то раз он даже описал мне ее, это что-то вроде детской игрушки. Маленький мамонт с наездником на спине. Вроде бы Ганс нашел эту игрушку в какой-то пещере недалеко от дома. Он рассказывал очень путано и очень волновался, но слова его меня чрезвычайно заинтересовали. - Почему? - Потому что, насколько мне известно, фигурки мамонтов с наездниками делало только одно племя – юколы. Обитают они далеко в Сибири, и подобные куклы считаются у них священными. Говорите, Ганс где-то там? – Старик усмехнулся. – Видимо, исполнил свою мечту. Да… Как такая фигурка могла попасть с северных границ Сибири в пещеру во французских Альпах, я не представляю. До сих пор не могу этого понять! Профессор задумчиво покачал головой. - Ганс просто не мог выдумать подобную историю. Эти куклы – часть легенды, они почитаются юколами как величайшая святыня. Он описал мне фигурку до мельчайших деталей. – Он помолчал. – Сибирь остается для палеонтологов terra incognita и по сей день. Кейт неопределенно пожала плечами. Она решила пока не говорить профессору о том, что кукла эта, в данный момент, была намного ближе, чем он думал. Но показать ее, определенно, стоило, даже не только потому, что она связана с Гансом Воралбергом – Кейт было действительно интересно послушать о доисторическом народе, способном приручить мамонтов. - Так вы говорите, что приехали в Баррокштадт на поезде? – спросил профессор Понс. – Не хотите же вы сказать, что сами водите поезд? - Нет, нет, - Кейт улыбнулась. – Поезд ведет автоматон… - Она смутилась. – Ох, простите, я знаю, как это звучит нелепо! - Заводной поезд, который ведет автоматон, - задумчиво проговорил профессор. – Это действительно похоже на Ганса. Пожалуй, он мог бы придумать и такую штуку. Вы же видели механический оркестр на главной площади? К сожалению, он давно уже не играет. - Что-то не так с механизмом? – спросила Кейт. Профессор кивнул. - Как-то раз он остановился и с тех пор его никто не заводил. Не знаю, вызвано ли это какой-то особой сложностью устройства или еще чем. - Я уже успела повстречаться с механизмами Ганса Воралберга, - сказала Кейт. – Они не особо сложные, просто слишком уж заковыристые. - Ганс Воралберг, - усмехнулся профессор. Это фраза, действительно, все объясняла. - Простите за беспокойство, - извинилась Кейт, указывая на далекий коридор. – Ректорат там, да? - Да, мисс, туда. Никакого беспокойства – без вас, когда бы я еще вспомнил про Ганса? – профессор Понс усмехнулся и достал блокнот. – Удивительно! Займусь дальше своими изысканиями. Кейт пошла по коридору. Шаги звонко разносились по холлу. Она с трудом открыла тяжелую дверь. Ректорат давил своей строгостью. В конце длинной, лишенной окон комнаты на возвышении за кафедрой сидели в ряд три умудренных жизнью ректора, в мантиях, в остроконечных шапочках, все, как один, с пышными черными усами и в очках. Позади кафедры было окно, но вело оно не на улицу, а куда-то в недра университета. Кейт почувствовала себя рядовым членом тоталитарного общества, вызванным на суд перед его благодетелями. Она прошла к кафедре по темно-красной, глушащей шаги, ковровой дорожке. - Добрый день, джентльмены, - почтительно склонила она голову. Все трое ответили ей короткими кивками. - Вы хотели видеть владельца поезда, - продолжила Кейт. – Это я. - Мы крайне удивлены, что поезд до сих пор не уехал, мисс, - сказал ректор посередине, на вид, самый старший. – Ситуация крайне прискорбная. И к тому же, о вашем прибытии нам ничего не сообщалось. - В правилах ясно указано, что поезда должны делать короткие остановки и возвращаться назад, - подхватил тот, что сидел справа. Его голос был высоким и писклявым. – Оставаться на станции так долго запрещено! - Поезда должны останавливаться, а потом уезжать, - закончил третий, слева. – Таковы правила. - Таким образом, мы приходим к соглашению, что в данном случае имеем дело с девиантным поведением, - подвел итог старший ректор. Кейт не знала, что ответить. Наконец она вымолвила: - Это за этим вы просили меня прийти? Ректоры, все трое, удивленно вскинули брови. - Простите, - опомнилась Кейт, - я просто ожидала немного другого… Понимаете, остановка явилась незапланированной... и поезд мой следует через эту станцию транзитно, но он непростой, и чтобы сдвинуть его с места, нужно особое оборудование… - Куда это, интересно, он следует? И что непростого в вашем поезде? – перебил ее правый ректор. – Смотритель, правда, говорил нам, что он имеет довольно странный вид. Расскажите подробнее. - Поезд заводной, - сказала Кейт. - Заводной? Что за нелепость? – спросил правый. - Вы хотите сказать, что он вроде игрушки? – присоединился левый. - Ваш поезд мешает нам, мисс, - словно не разделяя удивления коллег, сказал старший ректор. - Нужный механизм находится у стены… - Кейт уже продумала свой рассказ, чтобы он получился как можно проще, но тут ее перебили. - У стены??? – воскликнули все разом. Кейт кивнула. - Мисс, это не самое подходящее для вас место. - Особенно для такой юной леди! - Видите ли, мисс, - Старший ректор поднял вверх указательный палец. – Мы должны признать, что каждый день воздаем хвалу Господу за существование этой Стены. Именно ей мы обязаны целостностью нашего университета и качеством образования. - Она защищает нас от нападения извне и от страха перед неизвестностью! – пропищал правый ректор. - Защити нас Господь от того, что скрывается за этой Стеной, - кивнул левый. – Поверьте, мисс, там очень опасно! Кейт удивленно вскинула бровь. - Так опасно, что даже нельзя приближаться к ней? - Враг, мисс! Враг не дремлет! – Голос правого ректора упал до шепота. – Дикий народ с Востока! Недремлющая Красная мощь! - Это я понимаю. – Кейт кивнула, чувствуя беспокойство. – Но скажите, угроза действительно настолько велика? Все еще? - Мисс, вы считаете нас ненормальными? – искренне удивился старший ректор. – За Стеной лежат темные земли! Пока существует само понятие о них, угроза неизбывна! Наверное вы приехали издалека, раз можете этого не знать? - Я про все это знаю, - ответила Кейт. - Но вживую вижу впервые в жизни, вы правы. Если честно, я думала об этом как о предрассудках. - Враг только и ждет ослабления нашей бдительности! - возмущенно заявил правый ректор. - Когда забываешь о зле, оно находит к тебе дорогу. - Даже если и говорить проще, действительно не стоит упускать, что представляла из себя та страна несколько лишь десятилетий назад, - важно сказал ректор слева. - Наши опасения касаются в первую очередь возможности вашего намерения пересечь Стену. Я говорю верно? - А вы отвечаете за подобные разрешения? - спросила Кейт. - Нет, - покачал головой ректор слева, - не мы. Но вы встретите уполномоченного по этим вопросам, если не одумаетесь раньше, мисс. - Но что же поезд?! – нетерпеливо махнул рукой правый. – Вы должны прекратить нарушать покой станции! Если вы не заметили – у нас не обычный вокзал! Наш птичник должен находиться в постоянном покое! - Так я же вроде бы и не приношу никакого беспокойства? – удивилась Кейт. - Ваш поезд перепугал всех птиц! – Из всех троих, ректор справа был самым нетерпеливым. – Редчайшие амерзонские кукушки очень чувствительны к малейшим раздражителям! - У вас на станции так же стоит баржа! – Кейт повысила голос, чтобы унять крикуна. – Ее владельцы любезно согласились отбуксировать поезд до Стены. Но они требуют денег. Она решила повертеться в создавшейся ситуации. Платить самой очень не хотелось. - Денег у меня нет. Что скажете? Ректоры воззрились на нее с крайним удивлением, а правый еще и возмутился. Он хотел уже, было, разразиться гневной тирадой, но ректор посередине успокаивающе поднял руку: - Сколько денег хотите… хотят владельцы баржи? - Сто долларов, - не моргнув, ответила Кейт. Ректор хмыкнул. Окинул взглядом коллег. - Прошу прощения, мисс, - сказал он, - нам нужно обсудить один важный вопрос. Он зашептал что-то, поворачиваясь то к одному, то к другому. Ректор слева закивал, правый же хмурился. Но вскоре и он воскликнул, что идея вовсе не плоха. Кейт стало любопытно. - Так что же вы решили, джентльмены? Старший ректор кашлянул. - Вы, должно быть, видели великолепный механический оркестр, который украшает главную площадь университета. - Уникальный образчик механической игрушки, - подхватил левый, - который, к сожалению, перестал действовать. - Мы все хорошо помним его прекрасные мелодии, - продолжил старший ректор. – Мы предлагаем вам определенное вознаграждение, если вы сможете его восстановить. - Интересно, - Кейт кивнула. – А что нужно делать? - К сожалению, время и ржавчина сделали свое черное дело. В автоматах больше нет пружин. Мы так думаем. - Вам придется немного поразмыслить над этой задачкой! – довольно хихикнул ректор справа. - В Баррокштадте есть немало сложных механизмов, - сказал старший ректор, - но, к сожалению, инструкции ко многим утрачены. - Тем не менее, - левый ректор наставительно поднял указательный палец, - ваш поезд – такое чудо техники, что вам такие автоматы вряд ли в диковинку. Что скажете, мисс? - Я скажу, что этот оркестр – дело рук Ганса Воралберга, - ответила Кейт, и ректоры удивились еще больше. – Я юрист, веду расследование, как раз касающееся его. Поэтому поезд и остановился на вашей станции. Я знакома с механизмами Ганса Воралберга и посмотрю, что можно сделать с вашими автоматонами. А вы, пожалуйста, расскажите про Ганса все, что знаете. - Вот так история, - покачал головой старший ректор. – Это одна из самых ярких и идеалистических личностей из всех, что посещали университет! Я помню, как мы разговаривали однажды. Я сам был тогда студентом. Он уставился на меня, как на пустое место, и не сказал ни слова. Но разве можно забыть такого человека?! - Идеалист? – переспросил ректор справа. – Это точно! Но вот ярким я бы его не назвал. Он был абсолютно неспособен сдать любые экзамены. Все что он делал – это ходил на некоторые лекции, не на все. Большей частью на палеонтологию. У него был какой-то нездоровый интерес к мамонтам, что, надо сказать, весьма соответствовало его складу ума. Доисторическому, так скажем. - Доисторическому? – воскликнул левый ректор. – Да как вы смеете! Да, он немного архаичен, но иногда он высказывал просто гениальные идеи, понять которые могли только лучшие умы университета, которые не судили о человеке по внешности. Дорогой коллега, ваши выводы несколько опрометчивы. - Мои выводы абсолютно верны! – визгливо возразил правый. – Это был крайне странный юноша. Если бы мой отец, тогдашний ректор университета, не проявил бы к нему крайней снисходительности, Ганс Воралберг никогда не смог бы посещать занятия. - А как насчет механического оркестра? Вы хотите сказать, что это работа умственно отсталого? Да вы просто завидуете! - Коллеги, коллеги, я вас умоляю, - устало проговорил старший ректор, осуждающе оглядывая каждого из них. – Давайте, все-таки, соблюдать приличия. У нас посетительница. – Он обратился к Кейт. – Что вы хотите знать о Гансе Воралберге, мисс? - Где он сейчас? - Откуда же нам знать? Он давно уехал. Очень давно, почти пятьдесят лет назад. Как раз в тот год, когда я заступил на этот пост. Он поехал дальше, как только узнал о мамонтах все, что хотел. - С тех пор, как он уехал, университет стал уже не тот, – кивнул левый. - Вы хотите сказать, он уже не так ужасен, как когда-то! – пропищал ректор справа. – Все, что этот чудак принес университету – это парочка глупых фантазий! Вероятно, он давно уже сгинул, там, за Стеной. Старший ректор глубоко вздохнул. - Джентльмены! Давайте попытаемся сохранять спокойствие и невозмутимость, подобающие нашему положению! Мисс, Ганс Воралберг учился здесь пятьдесят лет назад и оставил после себя некоторые механизмы, призванные помогать в работе и украшать университет. Многие сегодня давно уже не используются. Рассказать о нем что-то более подробное, мы не можем, потому как знали его только издалека. Надеюсь, наши разглагольствования пошли вам на пользу. Так как же быть с оркестром? - Я посмотрю, что с ним, - кивнула Кейт. – Спасибо, что уделили мне время, господа. - Вы действительно намерены пересечь Стену? - Другого пути у меня нет. - Кейт пожала плечами. - Я хочу... Мне нужно найти Ганса Воралберга, и приведет меня к нему эта железная дорога. Вы хотите сказать, что не позволите мне пересечь Стену? - Об этом с вами поговорит капитан Малатеста, - сказал старший ректор. - А мы ждем от вас работающий оркестр. Остальные два кивнули. Кейт вышла в коридор. Справилась бы Анна с починкой оркестра, сумела бы уговорить предприимчивых путешественников передвинуть поезд, смогла бы преодолеть неизвестную дорогу, которую приготовил для нее Ганс Воралберг? Все это складывалось в своего рода игру, и Кейт поняла, что ей нравится в нее играть. Разобраться с механическим оркестром хотелось даже и без обещанных ректоратом денег. Узнать больше о доисторической игрушке, о племени, ее изготовившем, о мамонтах и обо всем, что с ними связано – все это стало для Кейт необычайно важным. И поэтому, когда она спускалась по ступеням на университетскую площадь, и раздался звонок телефона, она не сразу поняла, где его нужно искать. В этом месте подобный звук казался чужеродным. - Да, мистер Марсон. - Ну, нашли вы этого наследника? Он обошелся без всяких приветствий. - Где вы, черт вас дери?! - В Баррокштадте, - просто ответила Кейт. На этот раз она и не думала пугаться. Марсон стал похож на рычащего медведя. - Барра… что? Что вам там понадобилось? - Ганс Воралберг был здесь несколько лет назад, - невозмутимо отвечала Кейт, - я иду по его следу. - И что вы узнали? - Пока ничего нового. Но я двигаюсь к цели, мистер Марсон. О сроках сказать не могу, но, - она вдруг начала злиться, - я делаю все, что могу! Не я же, в конце концов, его придумала! Кейт показалось, Марсон молчал слишком долго; так, что ей хватило времени укорить себя за вранье. Но и тут же охотно принять пришедшую на помощь злость - на Марсона, на проклятых "Игрушек" и на весь мир, который она оставила позади. - Куда вы едете дальше? – спросил он после. - Пока не знаю, сэр. - Да вы хоть что-нибудь знаете? – Он тоже взорвался. – Кейт! «Игрушки» стоят надо мной! У них тут, естественно, случился нервный срыв, и я не знаю, сколько смогу держаться сам, общаясь с ними. Меня заставляют отчитываться по несколько раз за день! Что мне делать, Кейт?! Марсон кричал. Кейт дождалась, пока он успокоится и мягко сказала: - Пусть они тоже поймут, мистер Марсон. Мы работаем над их делом. Нужно еще немного времени. - Вот его как раз у нас и нет, Кейт! – Марсон вздохнул. – Держите меня в курсе. И отключился. Кейт не имела права злиться на него. Марсон, конечно, не ангел, но сейчас он действительно попал в неприятную ситуацию. Кейт мотнула головой, стараясь не думать, что может грозить ей самой, если вскроются детали изменившегося дела. Теперь уже она искала Ганса Воралберга не только из-за своих чувств. Он должен подписать договор о продажи фабрики. Ведь он "никоим образом не возражает"... Кейт выдохнула. Ее ждал механический оркестр. Кейт перешла по мосточку на окруженную водой площадку. Беседка являла собой истинное произведение Воралбергов. По окружности шли четыре арки, в которых располагались сплетения механизмов. В одной из арок механизм был самый простой – подобие весов, в правой чаше которых лежал, похожий на яйцо, камень. Кейт подергала весы, попыталась достать камень – безрезультатно. В пустующую чашу весов так и хотелось положить противовес. Кейт предположила самое простое – какой-то без сомнения особый предмет отрегулирует весы таким образом, что дверь, которая и была за механизмом, откроется. Кейт была уверена в себе, а так же в Гансе, поэтому отошла от оркестра довольно быстро. Нужно было найти этот особый предмет. Кейт усмехнулась, думая, что неплохо было бы уже заводить какой-нибудь блокнот, чтобы записывать последовательность действий. Она вернулась на станцию. Недалеко от моста стоял пульт с неизменными кнопками и рычагами – он, конечно же, отвечал за шлюзы. Туда Кейт решила пока даже не смотреть; вместо этого она перешла мост и хотела спуститься к поезду, но повернула в другую сторону и прошла дальше по платформе, где вдалеке виднелась полоска земли, спускавшаяся к каналу. Под тенью деревьев, раньше Кейт даже не замеченный, там стоял человек. Наверняка, это был смотритель, тот самый, что поведал ректорам о «странном поезде». Он был в высоких сапогах, заправленных в них видавших виды форменных брюках и поношенной куртке, напоминавшей китель. Лицо было почти скрыто за седой «морской» бородой, на голове сверкала козырьком голубая фуражка. Смотритель стоял, заложив руки за спину, и глядел на воду, видимо размышляя. Когда Кейт поздоровалась, он от неожиданности поперхнулся. - Вы на поезде приехали, я смотрю? – откашлявшись, спросил он. - Да, - Кейт кивнула. – Из Валадилены. - Давненько оттуда не приходили поезда. Но не студентов же вы привезли? - Нет, я путешествую одна, - сказала Кейт и добавила, - почти одна. - Я видел вашего машиниста. - Смотритель приподнял фуражку и почесал лоб. - Он показался мне странным. Хотя, давненько уже к нам не приходили поезда вообще. Помню, пока не начался кризис, студентов сюда со всего света возили. Даже Стены не боялись. – Он снова мечтательно уставился на водные блики. – Зоология, ботаника, палеонтология и все в том же духе. Это был знаменитый университет. - А теперь? – спросила Кейт. - Теперь… Скажете тоже, теперь… Он взглянул на Кейт из-под козырька. - Это, что же, ваш собственный поезд? - Ну, не совсем. - И что вы тут делаете, - продолжал допрос смотритель, - приехали наукой заниматься? - Нет. - Она махнула рукой. – Собираю кое-какие данные. - Данные? – Кейт показалось, что голос смотрителя испуганно дрогнул. – Да… поезд! Если вы его тут оставите, он будет мешать. - Я провожу одно расследование, - проговорила Кейт, следя за выражением его лица. Почему-то все в Баррокштадте реагировали с опаской, узнав, что она что-то ищет. – Юридическое… - Расследование? – Кейт не сомневалась, что смотритель не на шутку перепугался. – Я… Понимаете… Я просто начальник станции, я вам мало чем могу помочь… - В моем деле может пригодиться и самая малость, - медленно продолжала Кейт. - Мне никто ничего не рассказывает! – помотал он головой. – Так что я ни в чем не виноват! - Я и не говорила, что вы в чем-то виноваты. – Кейт посмотрела на него пристально, но тут же улыбнулась. Наверняка, у университета имелись свои собственные тайны, разгадывать которые ей было совершенно без надобности. – Я веду дело о наследстве. Ищу человека по имени Ганс Воралберг. Он учился здесь пятьдесят лет назад. Что можете сказать? - Ну. - Смотритель снял фуражку и потер лоб. - Я же не помню каждого, кто учился в университете! Тем более пятьдесят лет назад. Тут голос его был совершенно искренним. - Понятно. - Кейт на многое и не рассчитывала. – Я сейчас была в ректорате. Они настоятельно советуют мне убрать поезд как можно скорее. - Правила есть правила, мисс, их надо выполнять. А с местной администрацией лучше не конфликтовать. - Да, но не получится сдвинуть поезд просто так. – Кейт начинала уставать от постоянных объяснений насчет чудесного локомотива Ганса Воралберга. – Он непростой, работает на заводе. Мы не дотянули до заводного устройства совсем немного. Теперь нужно как-то поезд подтолкнуть, чтобы я смогла его завезти… Понимаете? Начальник станции нисколько не удивился странному рассказу. - Так вы за Стену, значит, надумали собраться? - только усомнился он. - Не знаю, пропустит ли вас капитан Малатеста. А это ваше заводное устройство я, кажется, знаю где. - Смотритель кивнул. – Вот зачем, оказывается, нужна эта штука. Там, у Стены. – Он махнул, показывая направление. – Ну а подтолкнуть поезд можно только баржей. - Знаю. Моряки говорят, что шлюз как-то хитро открывается. Вы не знаете как? - Там что-то сломалось, - проворчал смотритель. – Ерунда какая-то. Да и не особо он нам нужен. Эта баржа первая за много лет. В общем, они ждут техника. - Откуда? - Да есть тут недалеко станция. – Он удивился. – Вы что ж, по другой какой дороге приехали? Кейт пожала плечами. - Тут есть кое-где всякой необычной техники, - сказал смотритель. – Очень, между прочим, похожей на ваш поезд. Да и Стена эта, опять же. - А за Стеной действительно так опасно? – попыталась спросить Кейт еще раз. - Да уж! – серьезно кивнул начальник станции, а потом покачал головой. – Нельзя не знать таких вещей. Враг не дремлет. Только Стена не дает ему оказаться здесь и установить свою власть. Вы видели дома на том берегу? Они были разрушены давным-давно, когда на смену одной угрозе пришла другая. А вы собираетесь отправиться туда, дальше. На вашем месте я бы хорошенько подумал, мисс. Кейт все равно не хотела принимать всерьез эти былые страхи, но на душе сделалось неспокойно. Она успокаивала себя, надеялась на нынешнее время, которое сильно изменилось за последние тридцать лет и сгладило тревожные события минувшего, но невольно в голову вкрадывались вязкие мысли и нехорошие предположения. - И какие у вас есть автоматоны? – отгоняя мрачные мысли, спросила Кейт, помолчав. - Автоматоны? Интересное слово. – Смотритель хмыкнул. – Мы называем их автоматами. Разные. Но особо мне нравится механический ястреб. Если бы не он, эти проклятые кукушки истребили бы всех других птиц в два счета! - Что за кукушки? Те, черно-красные? - Ага. Привезли их сюда не так давно. Раньше они тут уже жили, да перевелись почему-то. Вот снова и привезли. Не было печали, называется. Кукушки откладывают свои яйца в чужие гнезда. А когда кукушата вылупляются, они выкидывают из гнезд другие яйца, чтобы родители кормили только их. Омерзительные твари! – Смотритель злобно посмотрел на дальние деревья, откуда доносился особо сильный гомон. – Так вот, наш ястреб ездит под крышей на рельсах и собирает яйца этих паразитов. Да только он тоже не работает, несколько лет как сломался. А сам я эти яйца собирать не могу. - Почему? - Да я туда просто не залезу! Пару месяцев назад я оттуда упал, с лестницы – до сих пор спина болит. Про головокружение и не говорю: стоит только глянуть вверх, как сразу в глазах темнеет. - Нелегко вам тут приходится. - Эти яйца – это самое мерзкое. Они теперь есть в каждом гнезде. Ректоры скоро спохватятся, да поздно будет. - А вы, случайно, не знаете, как работает механический оркестр на площади перед университетом? Кейт была почти уверена, что яйцо этой самой амерзонской кукушки и есть ключ, который отопрет дверь под скрипачами. Ведь их делал Ганс Воралберг. Смотритель покачал головой. - Нет, мисс, я не вникаю во все эти штуки. - Ну тогда не буду надоедать вам, сэр. - Добро пожаловать в Баррокштадт, мисс, - флегматично отозвался он. Кейт пошла к поезду. Был полдень, солнце нещадно палило сквозь вокзальные стекла. Кейт чувствовала, что не отказалась бы от обеда. Она поднялась в вагон, Оскар встретил ее в коридоре. - Ты бы шел прогулялся, - сказала ему Кейт, проходя в дальнюю комнату и наливая в стакан воды. – Там красиво. Оранжерея, масса растений, птиц. Не заржавеешь же ты так быстро? - Жидкие экскременты пернатых могут губительно отразиться на работе моего механизма, Кейт Уокер. – Оскар семенил за ней следом. – Я бы предпочел оставаться внутри и присматривать за поездом. Кейт пила большими глотками и просто кивнула на его слова. - Тебе же хуже. – Она со стуком поставила стакан на стол. – Когда я училась на юриста, я больше всего боялась просидеть всю жизнь в кабинете. Оскар обеспокоился. - Что-нибудь не так, Кейт Уокер? Вас не устраивает обслуживание? - Не беспокойся, Оскар. Твой поезд просто первый класс. И ты тоже. Она рухнула в кресло и вытянула ноги. - Оскар, нам нужны деньги! Сто долларов – тогда моряки на барже, которая стоит на причале на станции, дотащат поезд до заводника. Здесь есть сколько-нибудь? - Не могу сказать, Кейт Уокер. Быть может, вам следует поискать. - Конечно. Кейт встала, открыла кладовую и принялась наполнять тарелку едой. Мясо, зелень, специи – всего этого в поезде было в достатке, но за всю дорогу Кейт нигде не видела никаких сбережений. Она вышла из кладовой с полной тарелкой и вновь уселась в кресло. - Оскар, садись, пожалуйста, не стой как слуга. - Моей функцией является… Она его остановила. - Забудь про функции. Садись. Слушай, что я узнала. Она ела и рассказывала, а Оскар сидел на кровати и внимательно слушал. Потом он рассказал ей про устройство пружин локомотива, и они вывели, что, если баррокштадский заводник такой же, как и в Валадилене, то следующая остановка должна состояться через равный отрезок времени. Что это будет за остановка, Оскар не знал; не знал он и про «темные земли», что начинаются за Стеной, и новость эта его нисколько не обрадовала. Кейт же, окончательно убедившись в оторванности от обычной жизни Валадилены и Баррокштадта, не удивилась бы, если и следующая остановка оказалась в каком-то необычном месте. Кейт убрала тарелку в кладовую и посмотрела еще раз по ящикам в поисках денег. Ничего найти ей не удалось. В конце-концов она сняла с подставки фигурку мамонта и сунула за пазуху. Оскар недоуменно смотрел на нее. - Хочу напомнить, Кейт Уокер, что кукла является необходимым предметом для функционирования поезда, - сказал он. - Знаю, Оскар, не волнуйся. – Кейт шла к выходу. – Я покажу ее одному профессору, он был знаком с Гансом. Может он расскажет что-нибудь интересное. - Удачи, Кейт Уокер! Она спустилась на перрон с левой стороны. Высоко, под самым потолком, насесты сходились к широкой площадке – с перрона на нее вела высокая лестница. Что было на верху, Кейт разглядеть не могла, хотя не было сомнений в том, что на площадке находился автоматон – по потолку к ней сходились несколько труб разной толщины. Кейт подошла к лестнице. У ее подножия, переваливаясь, ходили три птицы, амерзонские кукушки. Когда Кейт подошла ближе, они вдруг разом посмотрели на нее и угрожающе зашипели. Кейт похлопала в ладоши и топнула ногой. Птицы не бросились в бегство – вместо этого они медленно направились в ее сторону, подняв крылья и раскрыв клювы. Шипение стало громче. Кейт резко шагнула прямо на них, в надежде хоть как-то напугать, но тут одна кукушка скачком оказалась у ее ноги и с силой ударила клювом в ботинок. Две другие птицы заходили с разных сторон, отрезая Кейт путь к отступлению. Она не ожидала такого сопротивления и сочла за лучшее оставить агрессивных птиц и ведущую к их насестам лестницу. Скорым шагом Кейт отошла подальше. Птицы преследовать не стали. Начальник станции оказался прав – амерзонские кукушки были на редкость неприятными созданиями. Кейт решила пока отложить поиски яйца и разузнать про игрушку. Она направилась к профессору Понсу. Старик все так же стоял у скелета мамонта и писал в своем блокноте. Кейт окликнула его, и на этот раз он обернулся сразу же. - Профессор, я принесла вам кое-что. Возможно, это вас заинтересует. Она протянула куклу. Глаза профессора Понса расширились от удивления. А потом он восторженно воскликнул: - Это же… это же… - Он посмотрел на Кейт с благоговейным ужасом и произнес уже тише, - это же кукла Ганса, верно? Точно! Мисс! – Он снова вскричал. – Как же вам удалось? Я не могу поверить, я держу ее в руках! – Он был похож на ребенка, получившего заветную вещь. – Прошу прощения, я просто потрясен… Кейт улыбнулась. - Ганс ничего не выдумывал. Игрушка действительно существует. - Невероятно! Сколько лет прошло! – Профессор вертел куклу, разглядывая каждый дюйм. – Как мне отблагодарить вас, мисс? Я не могу тратить ни минуты, мне нужно в лабораторию! Эту фигурку необходимо досконально изучить! Вы ведь позволите? - Профессор, - Кейт забеспокоилась, - эта кукла необходима мне для моего путешествия. Пока я здесь, вы… - Мисс! Я заверяю вас, что не причиню игрушке никакого вреда! – Старик бережно прижал фигурку к груди. – Я буду обращаться с ней крайне осторожно, и вы получите ее назад, когда только попросите. Не исследовать ее просто выше моих сил. Это такое чудо, что я готов сегодня же прочитать экспромтом лекцию на эту тему. Если вас интересует Ганс Воралберг, вам просто необходимо послушать ее. - Именно на это я и рассчитывала, профессор. Старик расплылся в благодарной улыбке и пошел к дверям в кабинет, махнув Кейт рукой. - Идемте, мисс, поговорим в лаборатории. Она оказалась в огромном зале: вдоль стен тянулись высокие, уставленные склянками и пробирками шкафы, ряды длинных столов с дистилляционными кубами, разнообразными бутылями и микроскопами; с потолка свешивались массивные вытяжки. Окна были выложены приглушенным зеленым стеклом, и в лаборатории царил полумрак. Профессор прошел за свой стол во главе зала и аккуратно поставил игрушку. Кейт подошла за ним. - Мне бы хотелось поучиться в таком университете, - сказала она, оглядываясь. - Учиться никогда не поздно, - заметил профессор, доставая из ящика папку, полную исписанных листов. - Наверное. Но, с другой стороны, не хочется быть вечным студентом. - А вы предпочитаете быть вечным юристом? – усмехнулся старик. - Не знаю. Но я, хотя бы, занимаюсь живыми делами. – Кейт смотрела на стопку книг на столе. – Решаю настоящие задачи, не те, которые гниют в земле миллионы лет. Она усмехнулась, но профессор Понс не заметил. Точнее, он просто не мог знать причину ее усмешки. - Ну, мисс. - Профессор внимательно посмотрел на нее. – Мне показалось, что вам интересны такие дела. Кейт хмыкнула и потерла лоб. - Извините, это я просто думаю не о том. Да, - она улыбнулась, - мне это правда интересно. Что это за племя – юколы? - Ю́-ю-юколы! – мечтательно протянул профессор. – Не путайте их с колаками, которые жили в Центральной Азии… Кейт ни за что бы не спутала, так как понятия не имела, кто это такие. - Но дождитесь лекции, - продолжал профессор. – Через пару часов, думаю, я буду готов. У вас есть телефон? Оставьте мне номер и я позвоню вам заранее. - Не думала, что в Баррокштадте найдется место для обычного телефона, - призналась Кейт, записывая на бумажку номер. – Тут как будто совершенно другой мир. Профессор Понс засмеялся. - А что вы знаете о местных птицах? - Я далек от орнитологии, - профессор раскладывал листы на две стопки, видимо, отбирая материал для лекции, - однако должен отметить, что местная станция – это гордость университета. Задумывалась она для образовательных нужд, но потом к нам стали поступать птицы со всего света и получился такой заповедник. Здесь есть довольно редкие образцы, и все они прекрасно прижились. - Это вы, наверное, про амерзонских кукушек говорите? - Вы их знаете? Я рад. Чрезвычайно редкий вид. - А где это – Амерзон? - Ну, мисс, всего человек знать просто не в состоянии, - хохотнул профессор. – Какая-то далекая страна. Неизведанная. В библиотеке есть несколько книг, посвященных Амерзону. Александр Валембуа, выходец из нашего университета, бывал там в экспедиции. Посмотрите, почитайте. Кейт кивнула. - Эти кукушки всегда такие агрессивные? - Да, они бывают довольно опасными. Я не очень обращал на них внимание, мисс, поэтому больше информации вы найдете в библиотеке. А почему они вам так интересны? - Хочу починить ваш механический оркестр, - ответила Кейт, – и подозреваю, что Ганс Воралберг очень даже мог использовать в его механизме, - она усмехнулась, - яйцо кукушки. Скажем, если это действительно окажется так, я не буду удивлена. - Да, Ганс не мог не добавить в свои изобретения какие-нибудь необычные детали. – Профессор Понс развел руками. – Ребенок. Он кашлянул. - Извините, мисс, но я хотел бы как можно скорее заняться фигуркой. Я сообщу вам о начале лекции. Кейт кивнула и направилась к выходу. И когда она уже готова была открыть дверь, на глаза вдруг попался знакомый предмет. За мутным стеклом шкафа, среди всего прочего, блестел золотыми боками музыкальный валик. Кейт бросилась к нему, помедлила. - Профессор Понс, этот музыкальный валик… что на нем? Старик поднял голову от бумаг и посмотрел, куда указывала Кейт. - Как вы сказали? Музыкальный валик? Я не знал, для чего нужна эта безделушка. Нашел ее недавно, когда перебирал старые вещи. Должно быть, прошлых времен… - Времен Ганса Воралберга! – перебила его Кейт. – Я уже встречалась с такими. Профессор… - Конечно, забирайте, мисс, - Он улыбнулся. – Услуга за услугу. Тем более, вы рады этой штуке не меньше, чем я вашей игрушке. Подумать только, сегодня день находок! Берите. - Спасибо, профессор! – Кейт схватила валик и выбежала из кабинета. Сердце бешено колотилось, пока она почти бегом шла до поезда. Еще одна частичка истории Ганса Воралберга была у нее. Натерпелось скорее ее услышать. Она пронеслась мимо опешившего Оскара и вставила валик в проигрыватель. Раздался щелчок и фигурки Анны и Ганса ожили вновь. Сестра обнимала брата, а по комнате разносился мягкий голос молодой госпожи Воралберг. «Ганс, у меня грустные вести. Отец мертв. В прошлое воскресенье он мирно скончался во сне. Мне так одиноко… С тех пор, как ты уехал, отец сильно ослаб. Мне приходилось заботиться обо всем: следить за домом, вести дела на фабрике, управлять рабочими, договариваться с клиентами… Обо всем! А теперь… Понимаешь, я теперь не знаю, ради чего все это. Настали тяжелые времена, эта ужасная война не приносит ничего, кроме горя и разрушений. Автоматоны теперь никому не нужны. Меня поддерживает только надежда на твое возвращение. К твоему приезду я превращу фабрику во дворец, достойный твоего гения. Пожалуйста, береги себя. Я тебя очень люблю. Анна». Фигурки замерли. Кейт выщелкнула валик и поставила его на полку. Какое-то время, она молча стояла. Валик несколько разочаровал, потому как она ожидала какое-то послание от самого Ганса. На деле же, Анна «писала» ему, много-много лет назад. Кейт покинула поезд. Птиц у лестницы наверх стало еще больше, они воинственно повернулись в ее сторону, стоило только подойти. Кейт предприняла еще одну попытку прорвать оборону, но и она потерпела неудачу. Махнув на птиц, Кейт вяло поднялась на мост. Ноги сами принесли ее в библиотеку. Не то, чтобы она всерьез намеревалась найти там способ прогнать птиц, просто и жаркое солнце, и послание Анны, и предстоящее множество необычных дел (починка механического оркестра, заработанные деньги с которого пойдут на услуги баржи, коими все равно не удастся воспользоваться, не выяснив, прежде, что не так с пультом управления шлюзом), все это ввело Кейт в некоторую апатию. Библиотека была под стать остальному университету: огромный зал, с взмывающими под потолок шкафами, уставленными тысячами книг; мраморные колонны, выложенные рельефные надписи на латыни. В центр зала спускались лестницы, в два ряда стояли письменные столы, горели зеленые светильники. В библиотеке было всего три человека – писали, обложившись книгами и тетрадями. Кейт подошла к крайнему, попробовала поговорить. На то, чтобы молодой человек обратил на нее внимание потребовалось некоторое время. - Амерзон? – спросил он рассеяно. – Что вам в последнее время там золотые россыпи обещали? Вон, Себастьян читал. – Он указал на стол в соседнем ряду. На краю лежала маленькая, но плотная книжица в синей обложке. – Ушел куда-то. Смотрите пока. Придет – не допроситесь. Кейт подошла к столу и взяла книгу. На обложке значилось: «Амерзон: Экспедиционные заметки. Александр Валембуа». Золотистой скрепкой, к середине, была заложена страница. Кейт открыла и наткнулась на изображение красноголовой черноперой птицы. Очень удачно. «Красные амерзонские кукушки (Cuculus rosso). Этот подвид обычной Cuculus Canorus, будучи классическим обитателем амерзонских джунглей, является самым яркоокрашенным представителем пернатых среди местной фауны. Оперение мужских особей отливает ярко-алым, в то время как самки имеют более скромную, красно-бурую окраску. Среда обитания и пища. Красные кукушки населяют наиболее изолированные и густо заросшие районы амерзонских лесов. На верхних ярусах тропического леса они чувствуют себя полными хозяевами. Тем не менее, исследователю может представиться прекрасная возможность увидеть этих птиц, когда те предпринимают рискованное путешествие на нижние ветки в поисках лесного винограда Совиньон. Сочные винные ягоды очень нравятся кукушкам и являются основной пищей этих птиц. Бывает, что от большого количества съеденных плодов птицы приходят в состояние, близкое к опьянению, становясь после этого легкой добычей хищников. Есть самому, и быть съеденным другими! Таков неумолимый закон природы!» Теперь наверняка придется растить Совиньон в промышленных масштабах, подумалось Кейт, иначе ведь, конечно, птиц не разогнать. «Размножение. Как и другие разновидности кукушек, красные амерзонские кукушки перекладывают обязанности по выращиванию своего потомства на других пернатых. Такое паразитическое поведение позволяет виду активно размножаться при минимуме усилий. Самка кукушки обследует свою территорию в поисках строящихся гнезд. Для того, чтобы отложить собственное яйцо, она выжидает момент, когда хозяева отлучаются – обычное это происходит днем, после того как хозяйка гнезда сделает утром кладку. Отложив свое яйцо в выбранное гнездо, кукушка выкидывает одно хозяйское, которое потом уничтожает (иногда – съедая его). Чаще всего птенец кукушки появляется на свет раньше своих «сводных братьев и сестер». Вылупившись, птенец инстинктивно выбрасывает из гнезда оставшиеся яйца. Молодой кукушонок быстро растет; иногда его приемные родители вынуждены садиться на спину голодному птенцу, чтобы покормить его. Даже если яйцо кукушки значительно превосходит яйца хозяйской кладки по размерам, оно напоминает его окраской, пусть не абсолютно точно, но вполне достаточно, чтобы быть принятым большинством видов пернатых». Кейт села за стол. «Будущее вида. Любовь кукушек к винограду могла бы в скором времени оказаться губительной для вида. Европейские поселенцы, занимающиеся выращиванием винограда на берегах Амерзона, сильно сократили популяцию красных кукушек. Виноградари, чтобы защищать урожай от «безжалостного мародерства», объявили решительную войну этим птицам. Есть основания опасаться, что кукушки в ней проиграют. Красные кукушки сравнительно неплохо размножаются в неволе и являются одной из жемчужин орнитологической коллекции Баррокштадского университета. Тем не менее, ученые университета признают склонность этого вида к чрезмерной экспансии при благоприятствующих условиях в ущерб другим, более редким видам. В связи с этим руководство Баррокштадского птичника проводит политику контроля рождаемости, чтобы сохранить баланс в созданной ими искусственной среде». Кейт перевернула страницу и увидела изображение роскошной виноградной грозди, висящей на ветке с остроконечными широкими листьями. «Лесной виноград Совиньон. В наши дни дикий лесной виноград Совиньон – большая редкость. Количество растений резко сократилось в результате эпидемии экваториальной филлоксеры. В Европе разведением этого вида успешно занимаются исследователи с кафедры ботаники Баррокштадского университета. Работы баррокштадских ученых внесли значительный вклад в дело сохранения винограда Совиньон как вида». - Извините, это книга записана на меня! Кейт подняла голову. Перед ней стоял студент; высокий, в очках, с еще тремя увесистыми томами в руках. Вероятно, Себастьян. - Я просто заглянула. – Кейт отложила книгу и освободила ему место. Себастьян уселся, шумно двигая стул. - А где в Баррокштадте растет Совиньон? – спросила Кейт. Себастьян бросил на нее короткий взгляд и снова занялся книгами. - Тоже его ищите? – отвлеченно проговорил он. – А я думал, это только мое хобби. - Воевать с кукушками? – усмехнулась Кейт. - Разгадывать тайны, - буркнул Себастьян и скрылся за тяжелым «Иллюстрированным указателем растений и грибов». Когда Кейт выходила из библиотеки, от ее апатии не осталось и следа. Нужно было узнать, где растет этот пьянящий виноград, чтобы потом скормить его озверевшим кукушкам и заполучить, таким образом, возможность подняться к металлическому ястребу и забрать из кладки яйцо. После отрегулировать с его помощью весы на дверном механизме, попасть внутрь механического оркестра и… разобраться на месте с очередной головоломкой Ганса. Кейт чувствовала себя высшим светом мировой адвокатуры. Ей бы хотелось по приезде в Нью-Йорк составить подробный отчет, чтобы и мистер Марсон смог узнать, с чем приходится сталкиваться некоторым юристам, но она подумала, что душевное спокойствие мистера Марсона и так пострадало из-за нее сверх меры. Кейт толкнула дверь и вошла в кабинет профессора Понса. Тот сидел и писал за столом, на котором стало еще больше книг и испещренных листов. Кейт кашлянула, подходя к столу, и профессор поднял голову от толстой тетради. - Снова простите за беспокойство, - Кейт развела руками, - но мне нужна ваша помощь. Где мне найти лесной Совиньон? Профессор нахмурился. - Совиньон? Совиньон… - пробормотал он. – Это, кажется, какой-то тропический кустарник? Кейт кивнула. - Редкий кустарник с мелкими ягодами. Я нашла книгу об Амерзоне, там говорится, что Совиньон выращивают здесь, в Баррокштадте. Вы не скажете, где он растет? - Амерзонский Совиньон? – Профессор Понс почесал редкую бородку. – Не думаю, что он здесь есть. Это маловероятно, - сказал он более решительно. – Впрочем, спросите у начальника станции. Он присматривает за местной оранжереей. Я же, все-таки, палеозоолог. Он виновато улыбнулся и покачал головой. - Хорошо, - согласилась Кейт. – Не буду вам мешать. Она спускалась по лестнице, мимо изваяний мамонтов, и думала. Баррокштадт что-то скрывал от нее, Кейт чувствовала это профессиональным чутьем. Явно умалчивающий профессор Понс, перепугавшийся вдруг станционный смотритель, наконец, тот Себастьян, разгадывающий тайны и читающий об Амерзоне. Конечно, ей не было надобности вмешиваться в чужие дела; Ганса это касалось вряд ли, но все же, Кейт стало интересно во всем разобраться, когда она подходила к начальнику станции. Он все так же стоял на прежнем месте, у воды, только теперь с большой сумкой, набитой садовым инструментом. - Еще не собираетесь уезжать? – спросил он. - Какое-то время нет. – Если бы Кейт действительно была сыщиком и расследовала что-либо в Баррокштадте, его обитатели прокололись бы сами и довольно быстро. – Не подскажите, где здесь найти Совиньон? - Нигде! – спешно ответил смотритель. – Не водится он тут! Я вообще первый раз о нем слышу. Поезжайте в Амерзон, ищите там свою птичью отраву. Кейт поборола желание рассмеяться. «Подозреваемый» был честен, как дитя. - Для человека, который в первый раз слышит об этом растении, вы, пожалуй, многовато о нем знаете! – весело сказала она. Смотритель заложил руки за спину. - Амерзон, Перу, Папуа, Новая Гвинея… Для меня все едино! Извините, мне пора. И он быстрым шагом прошел мимо Кейт и направился в сторону моста. - Подождите! Кейт не спешила догонять, а смотритель остановился на мосту через канал, поправил сумку и, опершись о перила, стал смотреть на далекую Стену. Кейт подошла. - Простите, что отрываю. – В ее голосе не было и капли подозрительности, но смотритель грузно развернулся и с неудовольствием на нее уставился. - Вы не видите – я страшно занят! - Если честно, - Кейт слабо улыбнулась, - не вижу. - Да? А я занят! – Он вновь повернулся к ней спиной, взявшись за перила. – Ужасно занят. Когда бывал свободен, говорил им, а теперь вот, ко мне, значит. Занят теперь! – гаркнул он. Кейт ничего не поняла, но продолжала «расследование». - Я тут ищу такие маленькие сочные ягоды. Не подскажите, где мне их найти? - Слушайте! – Смотритель развернулся, и Кейт отпрянула. – На станции нет никакого Совиньона! Тем более лесного! - Да? А мне как раз лесной Совиньон и нужен! - Совиньон, малина, смородина, - забормотал он, снимая фуражку. – Я в них не разбираюсь. И здесь ничего такого не растет. Кейт решила взять финальные аккорды: - Знаете, я тут прочитала одну интересную книжку – там написано, что Совиньон выращивают как раз здесь, в знаменитом баррокштадском птичнике. - Мало ли, что в книжке написано, - проворчал смотритель. – Вы верите всему, что пишут в книжках? - Не знаю. - Кейт щелкнула языком. - Мне кажется, что вы меня обманываете. - Очень надо! – Он резко нацепил фуражку обратно. – Слушайте, я в глаза не видел вашего винограда! Идите спросите у профессора. У Понса! - Но вы же начальник станции… - А мне никто ничего не рассказывает! – Было видно, что смотритель рассердился. – И я ничего не знаю. Идите к этому любителю древностей, а меня оставьте в покое! Меня не слушают, когда я им говорю, вот пусть сами и разбираются! И он отвернулся, замолчал и не отвечал больше на вопросы Кейт. - Хорошо! – уже строже сказала она и быстрым шагом спустилась с моста. Уж не совершили ли они тут какое преступление? Кейт не стала надумывать так серьезно. Что-то в Баррокштадте было нечисто, но вряд ли это что-то являлось настолько серьезным. Скорее всего, имелась какая-нибудь мелочь, которая казалась не страшной приезжему, и совсем наоборот – местным жителям. Как в какой-нибудь деревушке. Но Кейт зацепилась. К тому же, без Совиньона она не сможет пройти мимо кукушек и добыть яйцо. Приехавшей в Валадилену Кейт Уокер все эти мысли показались бы странными и даже довольно опасными, но Кейт, поднимавшаяся по огромной лестнице университета Баррокштадт, так не считала. Никогда еще ведение юридического дела не вызывало у нее столько интереса. Она вошла в кабинет профессора Понса и, уже не извиняясь, заговорила еще с порога. - Скажите, если бы здесь, в Баррокштадте, выращивали Совиньон, вы бы об этом знали? - Э-э-э… - Профессор Понс даже встал из-за стола. – А что, вы считаете, что здесь есть Совиньон? - В библиотечной книге написано, - кивнула Кейт. - Спрашивайте у начальника станции, мисс. Если какое-то растение здесь есть, он обязательно его найдет. - Я уже у него спрашивала, - Кейт сложила руки на груди, - он послал меня к вам. Скажите, профессор Понс, что вы тут затеяли? Какую-нибудь контрабанду? – Она усмехнулась. – Мне нет до этого дела. Я просто хочу накормить амерзонских кукушек, чтобы они не обращали на меня внимания. Такой план! – Она едва не засмеялась. Старик глубоко вздохнул и сел обратно за стол. - Поговорите с ректоратом, - устало сказал он. – В конце концов, это они управляют университетом. Кейт поблагодарила его и вышла. На часах было без четверти шестнадцать, и ректорат, в полном составе, заседал за кафедрой, как и некоторое время назад. - Прошу прощения за беспокойство, господа, но у меня возникла маленькая проблема. Кейт говорила деловым, хорошо поставленным голосом. Ответил ей ректор справа: - Проблема? Сейчас у всех свои проблемы, знаете ли! И земной шар от этих проблем пока не остановился! - И поезда со станции не прекратили уезжать, - добавил левый ректор. Кейт согласно кивнула. - Я бы хотела узнать у вас, как у высшей инстанции в университете, почему вы скрываете факт наличия в вашей оранжереи амерзонского лесного Совиньона? Кейт говорила как не однажды в суде, и ректоры, кроме разве что старшего, съежились под ее серьезным взглядом. - Я говорила с начальником станции, с палеозоологом, еще с парой лиц, - она решила подключить Себастьяна, - и, судя по их словам, здесь явно что-то не так. - Какие дерзкие заявления! – пропищал ректор справа. – В Баррокштадте нет Совиньона! Старший ректор кашлянул, и его коллега замер. - Видите ли, мисс, - заговорил он, - амерзонский Совиньон – это очень редкое и прихотливое растение. - Природные условия тропиков очень трудно воспроизвести! – снова вставил правый. - Трудно, но не невозможно. – Левый ректор подался вперед, облокотившись на кафедру. – К счастью, наша оранжерея прекрасно справляется с задачей. - И? – Кейт подняла бровь. - Маленькая ремарка, - поднял указательный палец старший ректор. – Если бы у нас была оранжерея, то она, безусловно, справлялась бы с этой задачей. - И что бы было, если бы у вас была такая прекрасная оранжерея? – спросила Кейт. - Это был бы всего лишь маленький садик за зданием станции, - отвечал старший ректор. – Наш смотритель им очень гордился бы! - Он бы о нем очень заботился! – кивнул левый ректор. – Если бы у нас была такая оранжерея, там все чудесно бы росло, и исключительно его, смотрителя, заботами. - Мы бы им очень гордились, - подхватил ректор справа. – Да и заслуг нашего палеозоолога мы тоже не забыли бы! - А он тут причем? Был бы? - А без него, - тянув слова, ответил правый ректор, - и без его лаборатории мы не смогли бы делать вино. - Это было бы очень хорошее вино, верно, коллеги? – спросил старший ректор. - Восхитительный нектар! – Ректор слева возвел к потолку руки. – Способный скрасить нашу рутинную работу и тяжелые обязанности. - Мы бы каждый год с нетерпением ждали нового урожая, - кивал правый ректор. - И мирно и порядочно существовали бы дальше, - закончил ректор старший. Кейт кивнула и почесала лоб: - Значит, если я вас правильно поняла, в Баррокштадте растет Совиньон. Его выращивают в саду за станцией, затем, под присмотром палеозоолога, делают из него вино, каковое уже в готовом виде попадает к вам на стол. – Она вздохнула и усмехнулась. – И, если не ошибаюсь, вы опасаетесь, что ваша деятельность попадет под классификацию «подпольный бизнес», а потому не спешите угощать каждого гостя университета Баррокштадт прекрасным напитком. Получается так? - И вовсе нет! – воскликнул ректор справа. - Вы нас неправильно поняли, мисс, - сказал левый ректор. - Мы ничего подобного не говорили, - покачал головой старший. – Зачем делать такие скоропалительные выводы? - Мы же говорили в сослагательном наклонении! – сказал ректор слева. – Вы же слышали, «если бы»! - Так что бы произошло, если бы у меня возникло такое подозрение? – спросила Кейт. - Хм-м-м… Вы могли бы никому о нем не рассказывать, я думаю, – ответил старший ректор. - Да, если бы были так любезны сохранить это в тайне! – Уже и правый ректор подался к краю кафедры. – Это ведь всего лишь небольшое предприятие местного значения. Всего несколько бутылочек в год. - Совершенно верно, - кивнул старший, - это даже и бизнесом назвать нельзя. Иначе нам, конечно же, пришлось бы уплатить штраф. – Он помолчал. – Мы можем рассчитывать на вашу тактичность? - Не беспокойтесь! – заверила всех троих Кейт, примирительно поднимая руки. – У меня нет и не было намерения вмешиваться во что-то. Виноград мне нужен, чтобы успокоить кукушек, яйцо которых, да-да, - на лицах ректоров было удивление, - понадобится в починке оркестра. Но вам нужно вести себя малость неприметней, если вы так хотите сохранить все в тайне. – Она улыбнулась. – Если бы мне понадобился Совиньон, нашла бы я его в саду за станцией? - Если бы Совиньон был здесь, вы, несомненно, обнаружили бы его именно там, - согласился старший ректор. - Но начальнику станции пришлось бы провести вас туда, – добавил ректор справа. – Ключ был бы только у него. - Да, - заключил левый, - если бы дела обстояли так, как вы предположили, вам пришлось бы действовать именно так. - Спасибо вам, господа. – Кейт церемонно склонила голову. - Не думайте, что университет разваливается на части! – сказал ей вслед старший ректор. – Мы внимательно следим за его состоянием – как духовным, так и физическим. - Не сомневаюсь, ректор, - совершенно искренне ответила Кейт и вышла в коридор. Начальник станции поднимался на мост со стороны оранжереи, когда Кейт подошла к нему. Она встала с ним рядом, облокотилась на перила и поглядела вдаль. - Вы меня обманывали, сэр, все это время, - дружелюбно сказала она, взглянув на смотрителя. – Вы прекрасно знали, что в станционной оранжерее растет Совиньон. - Да нет же, нет! Не видел там я вашего Совиньона! Даже инструменты в сумке зазвенели. - Я была в ректорате. – Кейт посмотрела на него. – Мне все рассказали. Лаборатория профессора Понса превращена в настоящую винокурню! Но, - она предупредительно подняла руку в ответ на расширившиеся от ужаса глаза смотрителя, - мне нет до этого никакого дела! Я вовсе не собираюсь сдавать ваш бизнес. Мне просто нужно немного этого винограда. - Ну, это вы уже слишком, - вздохнул смотритель. – Ну да, делаем винишко помаленьку, но только для себя. Ни о какой продаже не может быть и речи. Ничего противозаконного! - Я ничего не знаю, - улыбнулась ему Кейт. – Откройте, пожалуйста, оранжерею? - Конечно, мисс, сию минуту. Они спустились с моста, прошли за перрон, по дорожке, вьющейся через зеленые заросли, во влажное марево тропического сада. Остановились у больших металлических ворот, за которыми начиналась оранжерея. Смотритель отпер их ключом и сделал приглашающий жест. - Пожалуйста, мисс. Ходите сколько угодно. И… - он замялся, - я, вообще-то, не обманщик какой-то, честное слово. Мне велят, я и делаю. И о чести университета надо думать, и начальство уважать… Вот и делаю, что могу. - Не беспокойтесь, - заверила его Кейт. – Я все прекрасно понимаю. - Спасибо вам, мисс! Смотритель кивнул и быстрым шагом пошел обратно через сад. Кейт же зашла в оранжерею. Она ожидала увидеть непроходимые джунгли, но оказалась под открытым сине-серым небом. Никакой оранжереи не было – на огороженной местности имелось озерцо с зеленой, подернутой ряской, водой, а вдалеке раскинулся лесок, из самых обыкновенных деревьев. После птичьего гвалта станции Кейт показалось, что она оглохла. Легкий ветерок ворошил желто-зеленую листву, колыхал заросли высокой травы; отсюда была видна приграничная Стена и начинающиеся за ней хмурые серые холмы, далеко-далеко переходящие в угрюмые горы. Кейт шла по грунтовой тропинке, пока не увидела, в окружении высоких деревьев, кусты, сплетенные из множества жестких листьев, с висящими на ветках ярко-красными гроздьями винограда. Совиньон был крепкой крупной ягодой, с блестящими боками – Кейт невольно залюбовалась. Пробовать не решилась; сорвала две увесистые грозди и пошла назад. У озера она постояла какое-то время, вдыхая, наполненный запахом сада и свежестью далеких равнин, воздух. Солнце спряталось за облаками, сереющий мир добавлял округе еще больше таинственности и одиночества. Кейт смотрела вдаль, за Стену, гадая, что может ждать ее там. На вид, лежащие дальше земли, без единого деревца, подернутые легкой дымкой, действительно, веяли тревогой. Она поспешила вернуться на станцию. Пройдя по перрону, Кейт снова оказалась у лестницы. Птицы, вероятно, уже были готовы, что коварная расхитительница яиц явится к ним и в третий раз, и гурьбой встретили ее, распушая перья и открывая клювы. Видно, Кейт столкнулась с группой кукушек, в которой высоко чтились семейные ценности – птицы не хотели подпускать ее к лестнице никоим образом. Надеясь, что они не потеряли родовой любви к увеселительному винограду, Кейт сорвала с грозди несколько ягод и бросила недалеко от толчеи. Три птицы сразу же отделились от других и подковыляли к угощению. Прочие внимательно за ними следили. Кукушки схватили каждая по ягоде, заглатывая целиком, и Кейт бросила еще горсть, подальше от лестницы. Птицы, одна за другой, стали покидать свой пост. Путь был свободен. Не теряя времени, Кейт полезла наверх. Лестница была обнесена полукруглыми рамами, но расстояние между ними было достаточным, чтобы Кейт, при неосторожности, рухнула вниз. Через несколько секунд она запретила себе смотреть под ноги – высота была впечатляющая, хотя она не добралась и до середины. Еще через какое-то время (Кейт казалось, она лезет вечность), она взобралась на промежуточную площадку, с которой, под самый потолок, вела лестница, немногим меньше предыдущей. Кейт перевела дух. Взглянула на проглядывающую сквозь вокзальные стекла равнину – полоска железной дороги уходила в непроглядный горизонт. Она собралась с силами и полезла дальше. Когда Кейт взобралась на вершину, ноги ощутимо дрожали. Ей казалось, что она не страдает боязнью высоты, но на деле выяснилось, что так только казалось. В Нью-Йоркских небоскребах Кейт была внутри, а не снаружи. Здесь же, ступая по тонкой, даже и обнесенной высокими бортами площадке, она чувствовала себя крайне неуютно. Хорошо еще, что долго идти не пришлось. У края площадки, раскинув широкие длинные крылья, на суставчатом, спускающемся с потолочных рельс штативе застыл, словно в полете, огромный, тронутый ржавчиной, механический ястреб. На спине в открытом отсеке и находилась кладка – среди нескольких желтовато-белых яиц выделялось одно розово-красное, больших размеров и гораздо чище. Кейт осторожно перегнулась через металлический хвост ястреба и аккуратно достала яйцо, тяжелое и теплое. По размеру оно как раз походило на тот камень, что Кейт видела в правой чаше весов механического оркестра. Спускаясь обратно вниз, Кейт очень надеялась, что ее задумка и на этот раз окажется верной. У подножия лестницы ее уже поджидали рассерженные птицы, и Кейт едва избежала их щелкающих клювов. Сжимая в руках увесистое яйцо, она поспешила к оркестру. На мосту все так же стоял начальник станции; когда Кейт проходила мимо, он приветливо помахал рукой. - Мисс! Можно вас на минуту? - Да, сэр? - Вот, понимаете, я хотел извиниться за то недоразумение… - Он достал из-за пазухи пузатую бутылку из темного стекла, заткнутую коричневой пробкой. – В общем, я вам тут принес кой чего. Это Баррокштадский Совиньон. Хорошего урожая, вы уж не откажите в любезности… И он протянул бутылку Кейт. - Спасибо. - Она кивнула. – Как-нибудь попробую в дороге. - Вижу, вы достали-таки яйцо! – Смотритель усмехнулся. – В ректорате сказали, оно нужно для работы оркестра. Думаете, получится? - Надеюсь, - пожала плечами Кейт, пряча бутылку во внутренний карман куртки. Оказавшись у оркестра, Кейт вложила яйцо в левую чашу весов. С легким стрекотом они застыли в равновесии, точно горизонтально. Кейт повернула винт, и тяжелая дверь отворилась. За ней оказалась круглая комнатка с тянущимися в потолок и дальше, к автоматонам, стальными тросами. Напротив двери вниз, под пол, вела лестница. Кейт спустилась, к сердцу заводного механизма, где увидела множество всевозможных гирь, цепей, шарниров и трубок. Она подошла к знакомому уже рычагу. Все предыдущие устройства фабрики Воралбергов, с которыми ей приходилось сталкиваться, казались просто безделушками, по сравнению с конструкцией механического оркестра. Кейт нервно закусила губу – никакого представления о том, с чего начинать и что дергать в первую очередь у нее не было. Простояв какое-то время в оцепенении, она, решив начать хоть с чего-то, дернула за рычаг. И механизмы ожили, заработали шестерни, двинулись гири, зазвенели цепи. Стальные тросы натягивались, слабели; трубки поворачивались, менялись в пазах местами. Сверху послышалась скрипка, потом еще одна и, наконец, все три скрипача слились воедино в спокойной протяжной мелодии. Кейт, сложив руки на груди, смотрела на работающий механизм и размышляла, отчего никто в университете не смог завести его раньше. Неужели от того, что не додумался до наивности замка? А, поднимаясь наверх, она решила впредь заранее не бояться изобретений Ганса, с которыми в будущем наверняка еще столкнется не раз. Автоматоны величественно водили смычками по скрипкам, мелодия лилась по университетской площади, тягучая, меланхоличная. Баррокштадт сделался еще более загадочным и, на взгляд Кейт, даже давящим. Она посмотрела на часы – приближался вечер. Успеют ли они такими темпами уехать до темноты? Кейт закрыла дверь и зашагала в ректорат. Ректоры встретили ее аплодисментами. Протяжное легато было слышно и здесь. - Он снова играет! – воскликнул ректор слева. – Отличная работа, мисс! - Неужели, яйцо амерзонской кукушки было для этого необходимо? – удивленно вопросил ректор справа. - Мы вам очень благодарны, мисс, - почтительно кивнул старший ректор. - Благодарны, и будем рады видеть вас вновь и впредь! Кейт, улыбаясь, кивнула. - Что ж, теперь наша очередь держать слово, - сказал старший ректор, протягивая Кейт маленький туго набитый мешочек. – Сто долларов, как и было обещано. - Спасибо, господа. - Теперь вы можете спокойно уезжать, - сказал ректор слева. - И, послушав нашего совета, в обратном направлении. - Кстати, как скоро вы собираетесь это сделать? – спросил правый. - Надеюсь, больше препятствий не возникнет, - ответила Кейт, убирая мешочек в карман. – Правда, я еще не разбиралась с пультом управления шлюзом. С кафедры, в основном, с левой и правой сторон, раздался тяжелый вздох. - Поторопитесь, мисс, - сказал старший ректор. – Может, начальник станции сможет вам помочь? - Да. – Кейт кивнула, решив не говорить, что начальник станции сам ничего не знает. – Ехать же я могу только вперед. Надеюсь, капитан Малатеста, о котором вы говорили, не станет причиной задержки поезда на станции. На всякий случай – до свидания, джентльмены, и простите за беспокойство. Все трое почтительно кивнули. Музыка оркестра была слышна и на площади перед станцией. Здесь в нее вплетался шум оранжереи. Кейт спустилась к пристани и окликнула моряков. Муж и жена вышли на палубу. - Вот ваши деньги, - помахала Кейт мешочком. – Я пересчитала – ровно сто! - Бросайте их сюда! – ответила жена. Кейт доверилась им целиком и полностью. Тем более что уплыть сейчас баржа все равно не могла. Она размахнулась и бросила мешочек на палубу. Мужик поднял, развязал, пересчитал. Сказал жене. - Спасибо! – передала она Кейт. – Вы легко достать доллар! - Я здесь не одна такая, - хмыкнула Кейт. – Что дальше? - Мы рады работать с вами! Теперь вы открыть шлюз или мы не можем помогать! - Вы сами пытались его открыть? – спросила Кейт. - Ona z`ia kagho uns nimmt? – возмутился мужик. – Vi`adoma, we namagial`isya tur offnen! U ni`as bie vishl`o iesly bie nie ten panel, schwein, sabaka! Det er difficult und zroblena durni`em! - Мой муж говорить, инструкция сложный, - перевела женщина. – Не понимать руководство. Мой муж сердитый. А теперь и телефон сломан! - И что вы собирались делать? - Мы ждать ремонт! - Хорошо, - кивнула Кейт. – Я идти посмотреть. Тьфу! В общем, ждите. Может все окажется не так сложно. - Вот ключ. – Женщина достала из передника маленький ключик. – У нас всегда есть ключ для замок. Кейт поймала брошенный ключ. - Спасибо! Телефон зазвонил, когда она уже подходила к пульту. - Кейт, ну как ты там? Я видела вчера потрясающую шубку и сразу вспомнила о тебе. Ты там хорошо одета? Эти иностранцы совершенно не умеют одеваться по погоде. - Ты у меня такая заботливая, мама, - серьезно сказала Кейт. – Со мной все в порядке. Путешествую с ветерком. Отлично. - Так когда же ты вернешься? Фрэнк очень хочет с тобой познакомиться! - Какой Фрэнк? – Кейт задумалась. Потом вспомнила. – А, твой певец. Вы еще вместе? - Ни за что не угадаешь, какой он мне сделал вчера сюрприз! – Голос матери лучился удовольствием. – Он пригласил меня на благотворительный концерт в пользу… Ох, забыла, в пользу кого. Он пел там пару арий, а в самом конце пригласил меня на сцену! Ты представляешь? Я, на сцене! Меня видели тысячи людей! - Здорово. – Кейт разглядывала пульт управления шлюзом. Панель оказалась обыкновенным кнопочным телефоном с большой широкой трубкой, закрытым плотной прозрачной крышкой. - Я жутко испугалась, - продолжала мать, - неделю не была у парикмахера, да и платье было совсем простенькое. Но Фрэнк сказал, что в следующий раз он это учтет. Он такой хороший, Кэти! – воскликнула она. - Не сомневаюсь, мам… - Было бы так здорово, если бы ты к нам присоединилась. Скоро у него еще один концерт… Когда же… - Мать замолчала, вспоминая. – Я стала такая рассеянная, Кейт. Смотри, опомниться не успеешь, как и у тебя начнется склероз! Когда ты уже… - Я учту, мам! – Кейт вставила ключ в замок, повернула, и открыла крышку. – Я рада тебя слышать. Нужно бежать! Целую. - Я тебя тоже целую, Кейт. У матери было все хорошо, поэтому она любила всех вокруг. Кейт спрятала телефон в карман и взялась за трубку телефона шлюзового. Из нее шли едва различимые гудки. Над телефонной панелью была табличка на неизвестном Кейт языке. По общим словам, да и по номеру ниже, она догадалась, что это телефон технической поддержки. Кейт пощелкала кнопками, но набора не произошло – из трубки все так же шел непрекращающийся гудок. Она достала свой телефон и набрала номер. После одного гудка раздался спокойный женский голос. Судя по всему, предлагалось выбрать желаемый язык. Английский оказался на третьем номере. - Здравствуйте. Центр управления шлюзами Восточного округа. Чтобы начать работу, нажмите «решетку». Кейт хмыкнула и нажала. - Если вы используете Гальтенбургский шлюз, нажмите «один». Если вы используете Морлоффский шлюз, нажмите «два». Если вы используете Кенингпастский шлюз, нажмите «три». Если вы используете Баррокштадский шлюз, нажмите «четыре». Для возврата в предыдущее меню нажмите «решетку». Кейт выбрала нужный шлюз. - Если вы хотите поднять уровень воды, нажмите «один». Если вы хотите снизить уровень воды, нажмите «два». Для возврата в предыдущее меню нажмите решетку. Кейт нажала на второй вариант. - Будет снижен уровень воды в Баррокштадском шлюзе. Для подтверждения команды нажмите «звездочку». Для возврата в предыдущее меню нажмите «решетку». Кейт затаила дыхание. - Ваш запрос принят. К сожалению, в настоящий момент линии перегружены. Мы ответим на ваш запрос в течение двадцати трех часов. В случае срочной необходимости просьба перевести шлюз на ручное управление. Приносим извинения за вынужденную задержку. Связь прервалась. Кейт вздохнула. Неудивительно, что моряки с баржи до сих пор стояли на якоре. Она смотрела на приборную панель. Помимо разнообразных регуляторов и кнопок набора, на панели был и квадратик дисплея. Он никак не реагировал на нажатия кнопок, но после того, как Кейт щелкнула «решетку», цифры вдруг стали появляться. Можно было ввести только два числа. Она нажала: «четыре», «два» - «Баррокштадт», «Понизить». Ничего не произошло. Кейт подумала и ввела: «два», «четыре» - «Понизить», «Баррокштадт». Раздался шум, камень под ногами завибрировал, и водная гладь канала дрогнула, начав стремительно опускаться. За мгновение уровень воды снизился до уровня нижнего бьефа, заработали механизмы, створки ворот дрогнули и отворились. Шлюз был открыт. Кейт посмотрела в сторону баржи, с которой уже махали радостные моряки. Затем они принялись отвязывать тросы. Послышался звук работающего мотора, и баржа, задымив трубой, медленно поползла. С лязгом поднимался якорь. - Danken, mademoiselle! – воскликнул, высунувшись из окна рубки, капитан. – Du bist schon! A`y, shenschina! Said merci greetings lady and fur die arbeit! - Что сказал ваш муж? – спросила Кейт у появившейся на борту жены. - Мы торопиться! – ответила та. – Пропуск уже готов! Они удостоверились, что баржа зашла точно в шлюз, и Кейт набрала на пульте команду поднятия уровня воды. Закрылись ворота, баржа стала медленно подниматься, пока не оказалась с перроном наравне. К облегчению Кейт моряки вовсе не собирались бросать ее, не выполнив свою часть уговора. Мужик раскрутил и швырнул на перрон длинную тяжелую цепь с крюком на конце, и Кейт побежала на ту сторону канала, через мост, мимо наблюдающего за происходящим смотрителя, к поезду. Из вагона выглянул Оскар, Кейт помахала ему на бегу. Она подняла цепь и, дождавшись одобрительного кивка автоматона, закрепила крюк на одной из выступающих труб в передней части локомотива. Баржа тяжко загудела, дым повалил еще сильнее, цепь натянулась, как струна. Кейт предусмотрительно отошла подальше. Медленно, но верно, поезд начал двигаться, ведомый баржей. Кейт со всех ног бросилась к заводнику. Вдруг зазвонил телефон. Не сбавляя темпа, она нажала на кнопку ответа: - Да! Из трубки послышался спокойный тихий голос. - Мисс Уокер, это профессор Понс. Я скоро начну лекцию о юколах, пожалуйста, не опоздайте. - Пятнадцать минут у меня есть? – крикнула Кейт, и профессор, наверняка, удивился такой резкости. - Да, мисс. Лекция начнется через полчаса. - Я постараюсь успеть! Извините! – И она отключилась, споткнувшись и едва не упав. Поезд остановился, Кейт, через площадку вагона, перелезла на другую сторону и увидела, что заводник оказался ровно напротив люка локомотива. Кейт вернулась к барже и отцепила крюк. Муж и жена радостно махали ей руками, а баржа, сквозь открывшиеся в Стене ворота, покидала территорию Баррокштадта. Кейт только сейчас подумалось, что баржа держит путь туда же, куда и они с Оскаром, но задавать вопросы уже было поздно. Ворота в Стене закрывались, судно, набирая ход, разразилось низким протяжным гудком. Кейт посмотрела на строение на Стене. Наверняка, решетка открывалась не сама. Оставалось надеяться, что с воротами проблем не возникнет. В кабину машиниста, через грузовой вагон, пришел Оскар. - Приготовься! – крикнула ему Кейт. – Я начинаю заводить пружины! - Очень хорошо, Кейт Уокер. – Голос Оскара стал намного бодрее от нетерпения скорее отправиться в путь. – Мы продолжим путешествие! Кейт снова перебралась на платформу с заводником и, уже умудренная опытом, с легкостью завела поезд. - Отлично, Кейт Уокер! – подтвердил Оскар. - До следующей остановки, - буркнула она. Снова зазвонил телефон. Кейт от этого начинала уже уставать – хотя раньше трубка практически не отключалась. Раньше – это несколько дней назад. Кейт усмехнулась. Звонил Дэн. Она решила, что на этот раз будет исключительно вежливой. - Привет! - Где ты сейчас? - В Баррокштадте… Она не придумала, что еще можно было сказать. - Это такой город, да? Надеюсь, твой наследник живет там. Марсон мне все рассказал. Когда ты возвращаешься? - Тут огромный университет, ты себе даже не представляешь. – Кейт прислонилась спиной к стенке заводника, глядя на возвышающееся здание вокзала. – А на станции держат редких птиц! Жаль, что тебя тут нет. Я знаю, тебе бы понравилось. - Неплохое местечко для отдыха, как я понял. – Он не разделял ее восторга. – Ты меня не слышишь? Когда ты возвращаешься? Кейт вздохнула. - Не думаю, что очень скоро, Дэн. Тут все запуталось. Я запуталась. Но задание еще не выполнено, так что… - Кейт, что с тобой? В голосе Дэна была усталость. И на нее вдруг всей тяжестью навалилось осознание того, насколько ему плохо. Ведь она действительно, мало того, что держала его в постоянной неизвестности, поступала очень нехорошо. Кейт молчала. - К черту твою работу, Кейт! Она для тебя важнее всего? Если бы у тебя с приоритетами все было нормально, мы бы не влипли теперь в неприятности! - Какие неприятности? – она испугалась. - Контракт! – заорал Дэн. – Ты мне нужна была не только для красивого платья, но еще и в качестве юриста! Мы же договаривались! Я перенес встречу, а теперь Голдберги дают мне понять, что я не единственный, с кем они могут вести дела. Я ищу нового юриста, ему тоже придется платить… - Замолчи! Кейт сорвалась на крик, и Оскар обеспокоенно выглянул из кабины. - Это у меня неприятности, понял?! Пошел ты со своими Голдбергами и их контрактом! Я тебе нужна только для этого? В таком случае, можешь вообще меня не ждать! - Я не хочу разговаривать с тобой в таком тоне, - сдержанно сказал он. – Перезвони мне, когда успокоишься. - Я была абсолютно спокойна, пока ты не позвонил. И была рада, когда ты позвонил! Но ты звонил не мне! Тебе был нужен юрист! - Ты эгоистка. - На себя посмотри! Пошли вы все!!! Она едва не продавила кнопки, сбрасывая вызов. Со злостью пнула ни в чем не повинный заводник. Оскар робко проговорил: - Все в порядке, Кейт Уокер? Она посмотрела на него. Поезд был заведен, впереди ждала неизведанная земля, через несколько минут начиналась лекция профессора Понса, на которой она, возможно, узнает еще что-нибудь о Гансе Воралберге. Вот она, ее жизнь и ее реальность. И весь вчерашний день пускай катится куда подальше. Кейт улыбнулась и кивнула. - Нормально, Оскар. – Сердце переставало бешено колотиться. Все хорошо, действительно все хорошо... Она взглянула на Стену. – Как думаешь, ворота откроются сами или их придется открывать нам? - Как я понял, Кейт Уокер, локомотив обладает необходимым механизмом для того, чтобы открыть замок. Но, согласно правилам, отправление в данный момент невозможно. Кейт, в глубине души, ждала чего-то подобного. - И ты имеешь в виду не Стену, да, Оскар? – мягко спросила она. - Вы должны иметь на руках документ, подтверждающий и разрешающий пересечение границы. Естественно. Хорошо еще, что билет, выданный в Валадилене, не потерял своей силы. - И где я смогу его получить? - Вероятно, там, Кейт Уокер. И он указал на вершину Стены. - Понятно. – Кейт посмотрела, потом развернулась и пошла к лестнице вагона. – Займемся этим попозже. Сейчас у меня лекция! Надеюсь, скоро поедем, Оскар. Автоматон кивнул. Кейт на миг заскочила в вагон и оставила на столе подаренную бутылку с Совиньоном, после скорым шагом пошла к вокзалу. Перепалка с Дэном дала ей новых сил. Теперь уже она ни капли не сомневалась в своем путешествии. Думать о возвращении в Нью-Йорк даже не хотелось. Впереди ее ждало еще сколько-то остановок, наверняка, таких же необычных, как и Баррокштадт, и Кейт этих остановок хотела. Оторванные от реальности миры, через которые Ганс проложил для Анны путь, будоражили воображение и, как бы не были к себе требовательны, являлись лишенными всего того, что заставило Кейт закричать пару минут назад. Она чуть ли не бежала, боясь опоздать на лекцию о загадочном народе юколов. На мосту ее встречал улыбающийся смотритель. - Все получилось, мисс? – радостно спросил он. - Да! Поезд готов, осталось только разобраться со Стеной. Скажите, - Кейт перевела дух, - там наверху я и найду капитана Малатесту? - Да, - ворчливо ответил смотритель. – День и ночь он на посту, охраняет наш покой. Чтобы ехать дальше, вам нужна виза. А выдать ее вам может только капитан. Ничего не хочу сказать, но не думаю, что он ее вам выдаст. - А как же моряки на барже, куда они плывут? - Ну их, - махнул рукой смотритель. – Они там у себя на родине. Им-то нечего бояться – сами такие есть. Но вам, мисс, следует остеречься. - Я буду настороже, - серьезно сказала Кейт. – Извините, я спешу. Решив пока не задумываться над предстоящей встречей с капитаном, она вышла со станции, поднялась по мамонтовой лестнице и вошла в прохладные университетские коридоры. С площади мягко звучал оркестр. Кейт прошла в кабинет профессора, но его там не оказалось. Сообразив, что аудитория, вероятно, находится за винтовой лестницей, она зашагала по ступенькам. Круглый просторный зал с куполообразной крышей, освещенный серым небом и неяркими лампами, был практически пуст. Кейт насчитала пять человек, сидящих в разных местах, на поднимающихся амфитеатром длинных скамьях. Внизу, за кафедрой, стоял профессор Понс. Увидев Кейт, он помахал ей рукой. - Мисс Уокер! Заходите, заходите! Мы только вас и ждем. Кейт уселась на втором ряду сверху. Профессор потребовал погасить свет и включить проектор и тут же зал погрузился во мрак, а спустя мгновение огромный экран за кафедрой осветился, на нем появилось изображение бредущих через снежный буран людей, одетых в меха и шкуры, над которыми возвышались, покрытые снегом, мамонты. Голос профессора Понса доносился из шума проектора, и Кейт вслушивалась, боясь пропустить хоть одно слово. - Кто такие юколы? Юколы – это одна из народностей Крайнего Севера, о которой известно очень мало. Живут они далеко, у северных границ Сибири. Удаленность от цивилизации и суровые климатические условия привели к сильному сокращению их численности. Эти несколько слайдов за моей спиной являются, по существу, единственным достоверным материалом, который имеется в нашем распоряжении. Один русский исследователь выполнил эти рисунки и отснял фотографии около ста лет назад. Именно ему мы обязаны нашими знаниями о юколах и их культуре. На экране было фронтальное изображение всадника и мамонта, борющихся с яростной бурей, в мрачной ледяной пустыне. - Насколько нам известно, корни юколов уходят к последнему Ледниковому Периоду. Интересно, что следы их пребывания обнаружены в Западной Европе, а точнее – в центре Альп. За последующие столетия этому народу пришлось проделать долгий путь до крайнего севера, их последнего места обитания. Причиной их миграции была сильная зависимость от мамонтов. Мамонты использовались как верховые и грузовые животные, служили источником мяса, шкур, жира и слоновой кости. Не вызывает сомнения, что юколы находились с мамонтами во взаимовыгодном симбиозе. Когда ледник начал отступать, мамонты стали мигрировать на север, а вместе с ними откочевали и люди. На слайдах появилось племя. Ускоглазые, темноволосые, как отметила Кейт, все до одного красивые люди, одетые в вязаные одежды, с сумками на плечах, сидящие в пещере, у костра, подле стены с изображением мамонтов. - Доисторические наскальные рисунки, приписываемые юколам, первыми натолкнули меня на мысль, что этот народ как-то ухитрился приручить мамонтов. Насколько нам известно, это единственное доисторическое племя, среди рисунков которого встречается изображение мамонта с наездником на спине. Сегодня, благодаря этой подлинной фигурке из шкуры мамонта, которую я датирую верхним неолитом, я нашел подтверждение своей гипотезе. На экране появился фотоснимок игрушки Ганса. - Предки юколов действительно умели приручать мамонтов! Доисторический человек не обладал буйной фантазией, он изображал лишь то, что видел. Эта фигурка – всего лишь детская игрушка. Как мы выяснили, существование юколов было напрямую связано с мамонтами. Из шкур мамонтов шили одежду. Их использовали как строительный материал для хижин. Из бивней изготовляли инструменты, оружие, украшения. Интересно, что исчезновение мамонтов около двенадцати тысяч лет назад не сразу сказалось на быте юколов. Похоже, этот народ и в дальнейшем существовал за счет мамонтов. Невероятно, но вплоть до начала нашего века, юколы все так же продолжали использовать шкуры и мясо мамонтов, да и обработка мамонтовой кости с веками не прекратилась. Слайды менялись, являя разные моменты жизни племени. Мамонты фигурировали даже в самых бытовых сценах. - Данный факт можно объяснить тем, что юколы нашли способ использовать замерзшие туши мамонтов, которые в изобилии имеются на Крайнем Севере. Предположение, что они прожили, таким образом, более трех тысяч лет, может показаться правдоподобным, однако для научного сообщества, которое, признаюсь, не слишком продвинулось в этом запутанном вопросе, такое объяснение не является достаточным. В связи с отсутствием достоверных научных данных, нам приходится строить гипотезы, основываясь на памятниках материальной культуры юколов. Впрочем, исследовательский отдел, который я имею честь представлять, на данный момент полностью убежден, что все эти легенды не имеют под собой реальной основы. Это не более чем средство скоротать долгие полярные ночи. Хорошим примером подобных историй служит миф о слоновом ковчеге, изложенный в брошюре, которую вы все получили. Кейт огляделась. Действительно, перед каждым студентом лежала тоненькая желтоватая книжка. - Согласно легенде, где-то на затерянном острове у северного побережья Сибири до сих пор существуют живые мамонты. Такой вот пережиток ледникового периода! Небольшая популяция чудесным образом выжила и просуществовала, благодаря заботе юколов, более двенадцати тысяч лет. Остров, на котором якобы живут эти доисторические звери, называется Сибирией. Я призываю вас не поддаваться искушению и не верить всей этой околонаучной чепухе. Острова Сибирия нет ни на одной карте, а сама идея, что мамонты могли дожить до наших дней, полностью абсурдна. Слайды менялись и остановились на печального вида человеке, отдаленно напоминающего своих предшественников-юколов; совершенно некрасивого, обрюзгшего, в грязной одежде, с мятой сигаретой в пальцах и с большим граненым стаканом на столе. Рядом стояла наполовину пустая бутылка. - Юколы, к сожалению, стали первыми жертвами колонизации центральной Сибири, которую проводило Советское государство в двадцатом веке. Массовая коллективизация в тридцатые годы, не говоря уже о тех лишениях и притеснениях, которые пришлось вытерпеть юколам, прервали их древние культурные традиции. Во время правления коммунистического режима этому народу пришлось столкнуться с теми же политическими и социальными проблемами, что и остальному населению Сибири. В результате часть юколов отказалась от своих национальных корней и полностью обрусела. Другая часть пытается возродить древнюю культуру, забытую в годы советской власти. Вновь замелькали картины бескрайней заснеженной тундры. - В начале двадцать первого века остатки племени юколов вернулись на земли предков. Где они обитают теперь, и какова их дальнейшая судьба, никому неизвестно. Само их существование оставалось бы недоказанным, если бы время от времени их не встречали в отдаленных поселениях сибирской тундры, где они выменивают нужные им товары на бивни мамонтов. Профессор кашлянул. - Вот, собственно, и все. Проектор затих, включился свет. Крайний от Кейт студент открыл глаза и потянулся. - На сегодня все, – сказал профессор Понс. – Благодарю за внимание, мисс Уокер. Пожалуйста, зайдите ко мне в лабораторию, я верну вам вашу фигурку. Там же вы найдете и фотокопию материалов к лекции, если вас это заинтересует. Все свободны. Студенты покидали аудиторию. Ушел и профессор Понс, через дверь за кафедрой. Кейт посидела какое-то время в тишине, потом поднялась и пошла в профессорский кабинет. Профессор Понс собирал листы в папку. - Отличная лекция, профессор! – поздравила его Кейт, подходя к столу. – Вы были правы, я и не подозревала, что мамонты – это так интересно. - Интересно. – Профессор кивнул. – А ведь вы познакомились только с верхушкой айсберга. Впрочем, если я пробудил в вас интерес к палеонтологии, мне есть, чем гордиться. - А Ганс Воралберг соглашался с вашей гипотезой насчет приручения мамонтов? - Ну, Ганс ведь не был ученым. – Он усмехнулся. – Он был помешан на идее найти живых мамонтов. Это уж несколько чересчур, я считаю. - Вы не верите, что мамонты могли выжить? - Мамонты вымерли тысячи лет назад, это проверенный факт. – Профессор завязал толстую папку и положил ее в ящик. – Если в Сибири и сохранились мамонты, то только в замороженном виде. Кейт вздохнула. - Как вы думаете, куда мог отправиться Ганс после Баррокштадта? - Понятия не имею, - покачал головой профессор. – Но не удивлюсь, если он поехал искать юколов. Или то, что от них осталось. Кейт взяла фигурку мамонта и предложенные профессором скрепленные листки. Это и была легенда о слоновом ковчеге. Распрощавшись, Кейт вышла из кабинета. К ректорам решила не заходить – они и так узнают, что поезд перестал нарушать покой станции. Постояв в последний раз перед играющим оркестром, она направилась к поезду. Этот круговертный день подходил к концу. Бледно-розовое небо на горизонте угнетающе темнело. Над каналом за станцией стелился белесый туман; на стороне разрушенных домов в высокой траве стрекотали сверчки. В окнах строения на Стене, пограничного поста, как поняла теперь Кейт, света не было. Кейт поднялась в вагон и вернула мамонта на полку. Подойдя к локомотиву, она окликнула Оскара. Автоматон не отозвался, и Кейт поднялась в кабину машиниста. Там оказалось пусто. Кольнуло легкое беспокойство, но Кейт тут же облегченно выдохнула – Оскар выглядывал из окошка будки на перроне. Кейт поняла, что рано радовалась – автоматон нашел все-таки кассу и, судя по всему, не собирался уезжать, ей не воспользовавшись. Кейт подошла. - И что ты тут делаешь, Оскар? - Нам необходимо выполнить все таможенные и железнодорожные предписания, Кейт Уокер, - ответил автоматон. Она вздохнула. - Оскар, тебе не кажется, что об этой ерунде давно пора забыть? Автоматон отрицательно помотал головой. - Чтобы пересечь границу, нам необходима выездная виза, Кейт Уокер, как я и говорил. - Я помню. - Кроме того, вам понадобится билет. - Оскар, - Кейт взмолилась, - тебе не кажется, что мы и так потратили достаточно времени сегодня? Пожалуйста, поехали дальше! - Вы недостаточно быстро отыскали заводник, Кейт Уокер. - Что? – Она задохнулась от возмущения. – А ты, между прочим, вообще отказался мне помогать! - Согласен, Кейт Уокер. – Автоматон протянул руку. – Дайте мне визу. Кейт побарабанила пальцами по металлическому окошку кассы. Потом кивнула и отошла. Она обошла будку, дернула дверь с другой стороны, но Оскар заблаговременно заперся. Кейт без злобы пнула порог и подошла к подножию Стены. Здесь, в выступающей колонне, был вход. За дверью оказалось тускло освещенное холодное помещение; по стенам змеились разнообразные трубы, наверх поднималась многоуровневая лестница – вершина ее тонула в полумраке. Стук каблуков по металлу отдавался эхом, Кейт поднялась на последний ярус и оказалась перед железной дверью. Тяжело, со скрипом, ее удалось открыть, Кейт глубоко вдохнула леденящий воздух – она стояла на вершине Стены. Над головой возвышался огромный винт непонятного предназначения, который обратил на себя внимание еще по приезде. С широкой площадки, обнесенной могучими каменными бортами, открывался завораживающий вид на безграничную серую пустыню. Железная дорога уходила вникуда. Стена и правда выглядела истинно военным сооружением, с высокими стальными зубьями, каменными уступами; она напомнила Кейт виденные как-то в музее укрепления времен Мировых войн. Зазвонил телефон. Это была Оливия. - Рассказывай, что там у тебя происходит! – Голос был обеспокоенный. - Да все хорошо, - бодро ответила Кейт. – Завела механический поезд, который везет меня к господину Воралбергу. Выслушала лекцию о мамонтах. Сейчас, вот, стою на вершине огромной крепостной стены, навроде Великой Китайской. Ты бы видела, какая она здоровая! - Да я не о том! – Оливия недовольно одернула. – Что там у вас с Дэном? - А что? - Да я его видела только что, он сказал, что вы поругались. - Это он преувеличил, - Кейт стало обидно, что лучшая подруга ее совсем не слушала. – Перенервничали, покричали. Ерунда. - Знаешь, я не люблю лезть в чужие дела, но он был немного не в себе. Ходил как в воду опущенный. - Дэн? – Она усмехнулась. – Как в воду опущенный? Ну да. - Не то слово! – Оливия повысила голос. – Знаешь ведь – когда ему волосы на лоб падают, в глазах туман, а брови одна на другую налезают! - Никогда не замечала, – фыркнула Кейт. – Ну, может я и впрямь переборщила немного. Наверное, это дело меня вымотало, и я хотела немного сочувствия, а он все попрекал меня этими Голдбергами. - Понимаю, - доверительно протянула Оливия. – Ладно, на меня-то ты всегда можешь рассчитывать! Так как дела? - Говорю же – продвигаюсь, но медленно. Про Ганса Воралберга, наследника, ты уже знаешь, да? Он становится все интереснее. - Ясно. – Оливия курила. – По крайней мере, ты там не скучаешь, в отличие от нас. Тут вообще тоска, а без тебя и подавно. Когда ты вернешься? - Скоро. Надеюсь, что скоро, а не то Марсон меня живьем съест. До скорого! - Надеюсь, что до скорого. Будь поласковее с Дэном в следующий раз, хорошо? - Постараюсь. Кейт спрятала телефон в карман. С пустошей дул пронизывающий ветер. Ворота слева оказались заперты, и Кейт, желая скорее укрыться от ледяных порывов, поспешила по настенному пролету к пограничному посту. В просторном помещении, с серыми каменно-стальными стенами, полными замысловатых конструкций и механизмов, освещенном холодным белым светом множества маленьких ламп, у длинного смотрового окна, больше похожего на бойницу, стоял, заложив за спину руки, высокий человек в военном мундире. Он взглянул на вошедшую Кейт и медленно отошел от окна. - Добрый вечер, - поздоровалась Кейт. - Капитан Малатеста, командующий Баррокштадтской пограничной заставой, к вашим услугам. – Он почтительно кивнул. - Мой поезд стоит перед вашими воротами. Чтобы ехать дальше на восток, мне нужна виза. Мне сказали, что выдать ее можете только вы. - Верно, за визы отвечаю я. Но сейчас я перестал выписывать визы: пересекать границу теперь нельзя. - Почему? – спросила она. – А как же баржа? Им можно? - Можно, мисс. – Капитан был спокоен и холоден. – У них многоразовая виза. К тому же, они держат путь к себе домой. Вы же, как я вижу, из несколько других мест. Зачем вам нужно за Стену? Кейт вздохнула. - Я юрист. Моя компания поручила мне найти одного человека в Сибири. - Странное задание, - задумчиво ответил Малатеста. – Так рисковать из-за пустяковой цели. - Почему вы решили, что цель пустяковая? – недовольно спросила Кейт. – На мой взгляд, пустяки – это то, чем вы тут занимаетесь. От кого вы все еще охраняете эту Стену? Что, армия Советов стоит прямо за ней? Капитан хмуро посмотрел на нее. - Мне бы следовало рассердиться, мисс, но я вас прощаю. Вы еще очень молоды и не подозреваете об опасностях, которые нас подстерегают. Армии поблизости нет. Но слишком опасно для вас дальнейшее путешествие, тем более без охраны. - Враги, капитан? – Кейт начинала злиться. - Враги, мисс. Враги! – Его лицо огрубело. – Я уже несколько лет наблюдаю за ними в телескоп. Там стоит конный воин, это разведчик вражеской армии! Он шпионит за нами! Потому-то я всегда настороже. Нельзя допустить, чтобы темные времена повторились вновь. Взгляните на дома на том берегу и подумайте. – Капитан сжал губы. – Он знает, что я знаю, что он здесь, понимаете? И пока я за ним наблюдаю, он не будет ничего предпринимать. - Вы уверены? – устало спросила Кейт. - Взгляните сами. Он указал на стоящий у окна телескоп, со множеством ручек и регуляторов, установленный на высоком штативе. Кейт прильнула к трубе. Картинка была сильно размыта, но она действительно углядела силуэт всадника, припавшего к спине своего скакуна. Они стояли, не шевелясь, и Кейт казалась странным не только эта выдержанная неподвижность, но и сам силуэт: создавалось впечатление, что всадник сидит верхом вовсе не на коне. Уж слишком неправдоподобным выглядело его длинное туловище. Кейт щелкнула регулятор резкости. Пелена стала меньше. Щелкнув еще раз, она увидела, что и всадник выглядит не совсем обычно, а еще щелчок спустя, Кейт едва не рассмеялась. Она вовремя проглотила смешок и окликнула начальника заставы. - А сколько времени стоит тут этот вражеский воин? - Долго, очень долго. – Капитан, щурясь, смотрел за окно. – Иногда он исчезает, но вскоре появляется вновь. Меняют друг друга. Они могут атаковать в любой момент! Нельзя предсказать заранее. - Несколько лет? – сдерживая улыбку, спросила Кейт. - Казаки – опытные солдаты, мисс, - устало ответил Малатеста. – Они очень терпеливы и выносливы. - Капитан, - Кейт отошла от телескопа, - уверяю вас, это вовсе не всадник. Это просто сухое дерево. - Дерево? Что за чепуха! Вы, мисс, просто не видели за свою жизнь ни одного казака. - Не видела, - согласилась Кейт. – И сейчас не вижу. Это дерево, сэр. Ваш телескоп… плохо отрегулирован. Разве вы не замечали? - Мисс, вы говорите сейчас ерунду. – Капитан Малатеста оставался спокойным, но скулы его были напряжены. – Там – враг! А дальше – еще больше врагов, целая империя! Рано или поздно их орды нахлынут, и даже эта Стена не остановит их. Но сейчас они выжидают. Выжидаю и я. Меня не удастся сломить, мисс. И вам, пришелице из совсем другого мира, в тех краях делать нечего! Кейт крепко сжала зубы, но, тут же, успокоилась. Несколько дней назад она, вероятнее всего, не вытерпела бы такой ненормальной ситуации. Но Валадилена и, вот теперь, Баррокштадт, изменили ее. Это были вырванные из реальности миры, застывшие в своем состоянии. Малатеста верил, что там, далеко, таится зло, и Кейт не удивилась бы, окажись оно, в действительности, так. Темная империя – это страна уплывших на барже моряков, которая наводила ужас на весь цивилизованный мир треть века назад, а сейчас канула в небытие и превратилась в призрачные земли. Опустошенное после кровопролитных войн государство, где люди вынуждены не жить, а выживать, считалось последним таким местом на земле, где закон отсутствовал как понятие, а жизнь не стоила и ломаного гроша. Но мир этот был мертв и не представлял никакой опасности, как много лет назад. Это было известно всем, но в Баррокштадте же считали по-другому. Быть может потому, что пережили гораздо больше других. Кейт подумала, что, оказавшись за Стеной, она уже окончательно перестанет быть той Кейт Уокер, что несколькими днями раньше приехала в Валадилену в лице представителя компании «Марсон и Лармонт». И это ее нисколько не заботило. Малатеста все же взглянул в телескоп, но только лишь для того, чтобы непоколебимо покачать головой. - Я охраняю этот пост один с тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, - сказал капитан. – До этого его охранял мой отец, покойный подполковник Малатеста. Мы знаем свои обязанности, мисс. - Хорошо. - Кейт кивнула. Ее взгляд упал на стол, стоящий в углу, заставленный различной аппаратурой и опутанный проводами. Поверх стопки листов лежали тонкие круглые очки с сильно загнутыми дужками. Стекла были разбиты. Бедный капитан Малатеста не обладал острым зрением. Столько лет он стоял в неведении, наблюдая за неподвижным высохшим стволом на холме. Для всего мира опасность миновала три десятка лет назад, но капитан по сей день находился на боевом посту. - Замечу, что ваш поезд вписывается в здешний антураж, мисс. – Лицо его сделалось мягче, в голосе исчезли ледяные нотки. – Скажите, он имеет какое-нибудь отношение к человеку по имени Ганс Воралберг? - Вы его знаете?! – воскликнула Кейт. Капитан Малатеста кивнул. На губах появилась печальная улыбка. - Как только я увидел ваш изумительный локомотив, я сразу сказал себе: «Господи, такую машину мог выдумать только Ганс Воралберг!» Я знаю, что говорю, мисс, ведь это именно он сконструировал ворота! Это была его последняя работа для Баррокштадта. - Вы его знали лично? - Нет, конечно. Я тогда был совсем ребенком. Моя семья жила на том берегу… - Он помолчал, потом продолжил. – Отец много рассказывал о нем. Да и в университете есть множество его изобретений. Кейт кивнула. - Я вижу, его страсть к механизмам с годами не утихла? – сказал Малатеста. – Как он поживает? - Честно говоря, я сама с ним не знакома, - ответила Кейт. – Именно его я и должна найти. Это связано с наследством. Этот поезд привезет меня к нему. Капитан задумчиво покивал. - И он где-то там? В Темных землях? - Скорее всего. Да. - Да, - он вздохнул. – Изобретения Ганса Воралберга всегда были полны сюрпризов. Я не знаю, как поступить. Я не могу отправить вас навстречу этому дозорному. - Я что-нибудь придумаю, - сказала Кейт и указала на очки. – Вижу, у вас случилась неприятность? - Довольно давно, - ответил Малатеста. – Я научился обходиться без них. Даже чересчур, подумала Кейт. Она спустилась вниз, к подножию Стены, и подошла к кассе. Оскар был все еще там. - Визу мне не дают, - сказала она, облокачиваясь на прилавок. – Чтобы открыть ворота одного поезда достаточно, или же нужно, чтобы и на Стене кто-то управлял? - Механизм активируется на Стене, - кивнул автоматон. – С локомотива же открывается замок. - В таком случае, у тебя нет запасных очков? – вздохнула Кейт. – Желательно, посильнее. - Нет, Кейт Уокер. - Я пошутила, Оскар. - Она щелкнула пальцем по прилавку и отстранилась. В поезде тоже не оказалось ничего подходящего. Кейт заглянула в уборную и заварила чай. До темноты еще оставалось пара часов, нужно было найти способ доказать капитану, что спокойствию Стены никто не угрожает. Кейт не верила в то, что за воротами ее будет ждать неминуемая опасность, хотя и не отрицала местные страхи. Дома за каналом служили вечным напоминанием. Опять нужно было идти в университет. Например, к профессору Понсу – наверняка у него найдется подходящее стекло, способное показать Малатесте правду. У Кейт даже в мыслях не было здраво разбирать и осуждать этот странный мир. Наоборот, она с удовольствием принимала его правила и действовала по ситуации. Наскоро перекусив, Кейт отправилась к станции. Станционный смотритель куда-то ушел, без баржи канал выглядел непривычным; освещенный закатной бледностью, Баррокштадт чувствовался еще более одиноким и пустынным. Оркестр на площади выводил теплые, но меланхоличные мелодии. К счастью, профессор Понс был в своем кабинете. - Наш университет никак не отпустит вас, мисс? – с усмешкой поинтересовался он. - Да уж, ситуация сменяет одна другую, - ответила Кейт, подходя ближе. – Профессор, у вас не найдется… хороших очков? Капитан Малатеста, командующий пограничной заставой… э-э-э… нуждается в хороших новых очках, так как старые были разбиты. Сам покинуть пост он не может, вот я и решила ему помочь, пока он заполняет для меня визу. Вы можете помочь мне, профессор? Старик хохотнул и указал на собственные очки, лежащие возле стопки книг. - Только эти. Боюсь, подарить их капитану Малатесте я не смогу. Но у меня есть гораздо лучшее решение. С этими словами он встал из-за стола, прошел к дальним шкафам у стены и снял с полки маленькую бутылочку. - Это порошок янгала-колы, - сказал профессор, подходя и протягивая ее Кейт. – Представитель семейства трутовых, произрастающих исключительно на стволах некоторых видов деревьев в джунглях Южной Америки. Тамошние коренные жители эти грибы исключительно ценят. Янгала-кола содержит особый фермент, способный значительно улучшить зрение, придавая ему сверхъестественную остроту. Индейцы открыли этот эффект уже много веков назад и принимали гриб перед охотой. Результат мгновенный. - То, что нужно, профессор! – Кейт взяла бутылочку и осторожно спрятала в карман куртки. – А эффект длителен? - Зависит от количества, - ответил профессор. – Но пару часов с полчайной ложки обеспечено. Капитан Малатеста никогда не жаловался на зрение, не то я давно бы дал ему настойку. - Он просто не замечал, - улыбнулась Кейт. – Спасибо, профессор. Думаю, теперь уже точно до свидания! Она вернулась в поезд, взяла из серванта два бокала и Совиньон. Прошла мимо неприступного Оскара, поднялась на Стену. Капитан Малатеста удивленно взглянул на нее. - Что вы собираетесь делать, мисс? Кейт еще не придумала, как можно объяснить свое появление с таким набором, поэтому просто прошла к столу и наполнила бокалы вином. В одном из них уже была хорошая щепотка белесого, ничем не пахнущего порошка. - Мисс, это запрещено уставом, - проговорил начальник заставы, глядя за ее приготовлениями. - Нет справедливости в этом мире! – Не обращая внимания на его слова, Кейт торжественно подняла бокалы. – Давайте выпьем хорошего вина и отвлечемся от наших горестей? - А вы не вражеский лазутчик, мисс? – спросил капитан, подходя к Кейт и принимая бокал. - Нет, сэр. Я просто представляю, какого вам нести в одиночестве этот дозор. К тому же, ректорат самолично подарил мне это вино. Совиньон, редчайший виноград. Я его никогда не пробовала, а вы? - Нет, мисс. – Малатеста понюхал вино. Кивнул. – Значит, начальство припрятало такую роскошь для себя? Как всегда. Он вздохнул. - Вы ставите меня в крайне неловкое положение, - сказал он. – Может быть, совсем чуть-чуть? - Ваше здоровье, капитан! Стаканы зазвенели друг о друга. Вино и правда было не дурно, хотя Кейт не могла назвать себя особым экспертом. Капитан же удовлетворенно причмокнул. - Превосходное вино, - сказал он, разглядывая пустой бокал. – Наши ректоры знают толк. Кейт подошла к телескопу и глянула в трубу. Изображение было четким. - Полковник! - Капитан, мисс. - Вы выглядите гораздо внушительнее. - Вы мне льстите. - Капитан, - она отошла, приглашая его к телескопу, - я все про того разведчика. Может ваш казак – это вовсе не то, что вы предполагали? Может быть, это просто сухое дерево странной формы? Попробуйте посмотреть, еще раз. Кто знает… Пожалуйста, капитан… - Ну ладно. – Малатеста подошел к телескопу. – Только ради вас, мисс. Но, честно говоря, все это кажется мне сущей нелепостью. И он посмотрел в телескоп. Кейт ждала, затаив дыхание. Малатеста протер глаза и посмотрел еще раз, долго, молча. Потом медленно повернулся. - Невероятно. Как это могло произойти? Мистика какая-то… - Его голос дрожал. – Как я мог так долго ошибаться? Разведчик – это просто дерево! Господи, как мне стыдно… - Ничего страшного капитан, - подбодрила его Кейт. – Все мы иногда делаем ошибки. - Но это просто сухое дерево! - Возьмите себя в руки, капитан, - сказала Кейт серьезно. – Все в порядке. Надеюсь, теперь вы сможете выписать мне визу? - Да… Конечно… Он подошел к столу, открыл ящик и достал пухлую папку и печать. - Опасность… Ее больше нет! Все эти годы… А теперь он исчез… И следить мне теперь не за кем! - Так это же хорошо! – сказала Кейт. – Вы теперь не привязаны к своему посту. Капитан помотал головой. - Нет, мисс. Пост есть пост. Никто не отменял опасности оттуда, с пустоши. Какой бы мифической она не была. Я выпишу вам визу. Если найдете Ганса Воралберга, передавайте ему привет от капитана пограничной заставы Баррокштадта. Малатеста поставил размашистую подпись, печать и протянул бумагу Кейт. Разрешение на пересечение границы, прочитала она. «Настоящий документ дает право подателю пересечь границу с багажом через Баррокштадтскую Стену. Капитан Малатеста, командир заставы». Ниже шла приписка: «Внимание! За пределами укреплений путешествия по восточным территориям могут быть связаны с неожиданностями и представлять опасность. Вследствие этого власти заставы не могут гарантировать путешественникам физическую безопасность и снимают с себя всякую ответственность в случае возникновения любых непредвиденных обстоятельств». - Спасибо вам, капитан, - поблагодарила его Кейт. - Мисс, могу я вас просить… - Он стоял перед ней, заложив руки, переминаясь с ноги на ногу. – Можно этот инцидент останется между нами? Понимаете, это вопрос моей чести… - Я никому ничего не расскажу. Только вот профессор Понс знает о том, что у вас разбились очки. – Она поставила на стол бутылочку. – Это он дал мне целебный порошок, который обостряет зрение, и который был в вашем бокале. Надеюсь, вы не сердитесь? - Открыли правду, - пожал плечами капитан, разглядывая янгала-колу. – Профессор Понс частенько заходит сюда. Теперь, думаю, со зрением у меня все будет в порядке. Он подошел к стене с тумблерами и рычагами. - Как только ваш поезд будет готов, я запущу механизм, - сказал Малатеста. – Стена не открывалась ни разу с тех пор, как Ганс сделал эти ворота. Теперь я понимаю – только ваш поезд и может их открыть. Но пожалуйста, проезжайте как можно быстрее. Пусть даже опасности действительно нет – нельзя надолго оставлять в Стене прореху. - Хорошо, капитан, - Кейт кивнула. – Спасибо. - К вашим услугам, мисс. Она сбежала по лестнице вниз, в сумрачный вечер, постучала в окно кассы. Оскар выглянул. - Вот тебе виза. Все правильно, надеюсь? Автоматон изучил документ и согласно кивнул. - Абсолютно. Ваш билет. Он протянул ей плотный листок, точно такой же, как и в Валадилене, с разницей лишь, что на этот раз пунктом отправления был Баррокштадт. Пожелал счастливого пути. - Поехали уже! – со смешком бросила ему Кейт. – Мы отстаем от расписания. Да и командир заставы попросил проехать ворота как можно быстрее. У него тоже есть правила, Оскар! - Тогда не будем задерживаться! Прошу занять ваше место, Кейт Уокер! Она поднялась в вагон и села в кресло, только сейчас понимая, насколько сильно устала. За окном стремительно темнело, в траве мелькали огоньки светлячков. Она откинулась в кресле и закрыла глаза. Из Валадилены она уезжала обыкновенным юристом, немного сошедшим с ума, но по-прежнему ценным сотрудником виднейшей нью-йоркской компании. Сейчас же она была профессиональным искателем Ганса Воралберга, экспертом по хитроумным механизмам и умелым добытчиком информации о его жизни. Кейт уже знала, что даже если бы сейчас ей позвонил Марсон и приказал возвращаться, плюнув на контракт как ненужную в этом деле мелочь, она бы этого не сделала. И дело было не только в интересе найти, в конце концов, Ганса Воралберга. Эти несколько дней стали целительными для нее. Она чувствовала, как все нехорошее, что было в ней раньше, вытягивается, остается за поездом на бескрайних равнинах, не в силах догнать и вернуться. Она чувствовала себя потерпевшим крушение, который понял, что его остров – это мир, где он начал по-настоящему жить. Конечно же, Кейт не видела своей жизни в бесконечных путешествиях на край света, просто она знала, что эта поездка очистила ее, и что когда она вернется обратно, будет уже другим человеком. Ей казалось, гораздо лучшим, чем раньше. Из размышлений ее вырвала открывшаяся дверь. Вошел Оскар. - Что такое? – Кейт резко поднялась, готовясь услышать очередную причину, по которой они не смогут уехать. - Ваш билет, пожалуйста! – спокойно ответил автоматон. Она прыснула. - Ну да. Держи. Теперь-то я уже никогда не забуду эту часть железнодорожных правил. - Как вам угодно, Кейт Уокер. - Хоть в кои-то веки ты делаешь так, как мне угодно, - хохотнула она. Оскар не понял. Он попросил приготовиться к отправлению и вышел. Кейт снова села в кресло и припала к окну. Вот гигантский винт на Стене дрогнул и медленно стал вращаться. До Кейт донесся стрекот пружин – это был замок на воротах. Локомотив и являлся ключом. В следующий миг стальная панель начала подниматься по взмывающим к вершине стены рельсам. Поезд тронулся, стал набирать ход. Впереди была чернота равнины. Со Стены, стоя на каменной площадке, капитан Малатеста смотрел на удаляющийся поезд, долго, пока тот не исчез в наступающей ночи. Командир заставы какое-то время еще стоял под холодным ветром, смотря на зловещие пустоши, а потом медленно развернулся и побрел, обратно на свой пост. Часть третья Комколзград «Глобальное потепление положило конец последнему ледниковому периоду. Резкое изменение климата поставило под угрозу существование множества видов животных, в том числе мамонтов, населяющих крайний север Сибири. Говорят, что племя юколов решило «последовать примеру Ноя» и построить огромный ковчег, чтобы попытаться сохранить последних мамонтов. Жизнь этого народа была тесно связана с толстокожими гигантами, которым юколы поклонялись и которых считали своими покровителями. Корабль был полностью построен из бивней мамонтов. На борт было взято небольшое стадо животных и огромное количество корма. Управление судном доверили нескольким бесстрашным кланам. Их целью была доставка мамонтов в другие земли, более пригодные для их выживания. Однажды, как гласит легенда, пятьдесят лет спустя ковчег вернулся туда, откуда он когда-то отправился в путь. Юколы были удивлены, не обнаружив на борту ничего, кроме нескольких туш мамонтов, хорошо сохранившихся благодаря льду, покрывшему корабль. Вожди сочли это знаком богов и повелели съесть мамонтов на торжественном пиру. Неделей позже ковчег течением вновь унесло в плавание. И снова, полвека спустя, он вернулся без единой души на борту, но с еще несколькими хорошо сохранившимися замороженными тушами мамонтов. Это волшебство продолжалось тысячелетие, раз за разом принося из ниоткуда туши мамонтов. Юколы полагали это даром от своих собратьев, считавшихся погибшими в результате неизвестного несчастья, случившегося во время первого путешествия ковчега. Они верили, что души погибших нашли успокоение на сказочном острове, который шаман называл Сибирия. Это поверье дало рождение новой религии с ритуалами и обычаями, которые поддерживались периодическими явлениями призрачного ковчега, несущего свой драгоценный груз. На протяжении веков ничто не менялось в появлениях ковчега. Только размер мамонтов незаметно уменьшался каждый раз. Так продолжалось до одного дня около ста лет назад, когда ковчег приплыл раньше, чем обычно. Он был пуст. Юколы были смущены и озадачены. Духи предков покинули их. Все, во что они верили, что составляло основу их культуры испокон веков, потеряло смысл. Наиболее истово верующие решили, что попросту увеличилась частота появлений ковчега, и надежда есть, пока ковчег продолжает появляться из ниоткуда. Старейшие из юколов говорили, что видели ковчег несколько раз. Но с этих пор белый корабль всякий раз возвращался только для того, чтобы явить разочарованному взгляду юколов пустую оболочку. Вера превратилась в суеверие, а действительность – в легенду». За окном проносились безжизненные земли, без намека на растительность – только желтовато-серый песок, камни, да редкие холмы. Днем над ними распахивалось бескрайнее, изумительно синее небо, ночами перед локомотивом в свете огней блистали крылышки мотыльков. С каждым новым утром местность не менялась вовсе, ощущение пустоты и одиночества проникало с пустошей в вагон. Кейт глядела на дальние горы, застывшие на горизонте. Казалось, поезд раз за разом преодолевал один и тот же отрезок пути, не в силах выбраться из замкнутого круга. Но Кейт не думала унывать. Она находилась в блаженном спокойствии, не в болезненной апатии. «Темные земли» будоражили воображение, давным-давно оставившее попытки понять точно, где именно проезжал поезд. Железная дорога уверенно вела в горизонт, теряясь в сизой дымке. На четвертый или пятый день, уже под вечер, Кейт сидела в кресле с чашкой чая, в который раз перечитывая легенду о слоновьем ковчеге. Знакомые строчки неспешно проплывали мимо, а сама она целиком отдалась мыслям. Небо за окном было затянуто серыми тучами, горы вздымались совсем уже рядом – поезд шел в их тени. Вдали мир клубился чернотой, словно там что-то горело. Через какое-то время Кейт действительно начало казаться, что из-за каменных хребтов в небо поднимаются столбы дыма, а еще спустя несколько минут она уже чувствовала запах гари, проникающий в вагон. Она обеспокоенно встала и прошла в локомотив, к Оскару. Здесь дым ощущался еще больше. Кейт уже теперь явно видела три черных, уходящих в небо, столба, тонких в основании и расплывающихся в вышине. Небо становилось угольно-черным. - Как думаешь, это очередная остановка? – смотря вдаль, спросила Кейт. - Вероятнее всего, – ответил Оскар. Он тоже был встревожен. – Завод пружин подходит к концу. - И что же там так сильно дымит? Она вспомнила страхи обитателей Баррокштадта, свои собственные и ей стало тревожно. Но потом она решила, что Ганс не стал бы подвергать Анну опасности, заводя поезд в какое-нибудь гиблое место. Оставалось надеяться, что на этот раз все пройдет без сюрпризов, они заведут поезд и продолжат путешествие. Как и говорил в Валадилене Оскар - поезд идет далеко, очень, очень далеко. Кейт гнала прочь мысли об очередных неувязках, но они упорно одерживали верх. Дорога заняла еще час, а затем поезд нырнул в изгибающийся каменный туннель и оказался в окруженном с двух сторон горными стенами коридоре. Кейт заворожено глядела вперед. Да, Ганс Воралберг был здесь. Это была станция: за перроном, карабкаясь по отрогам, вздымались металлические сооружения, длинные скаты для угля, могучие стальные двери. Но все это казалось крохотным в сравнении с двумя колоссами, что стояли над рельсами, широко расставив ноги, образуя гигантские арочные врата. Человеческие фигуры, одинаковые, синхронно держащие молот в поднятой правой руке и серп в опущенной левой. Поезд пронесся меж ног первого колосса и застыл ровно посреди станции. Наступила тишина, нарушаемая завыванием ветра в трубах и расщелинах да редкими далекими скрипами, идущими с вершин горных хребтов. Черный, серый, коричневый – других цветов в этом месте не существовало. У Кейт вмиг запершило горло – воздух был горьким и кислым, словно долго горело что-то химическое, ядовитое. Она попыталась откашляться, но стало еще хуже. Переведя дух, она взглянула на притихшего Оскара. - Что ж, давай скорее искать заводник. Надеюсь, это не займет много времени. - Загрязненность воздуха превышает все допустимые нормы, - жалобного ответил ей автоматон. – Кейт Уокер, я не могу покинуть поезд, иначе рискую непоправимо заржаветь… - Опять? – Она закашлялась. Потом взяла себя в руки. – Ладно. Иди, тогда, скорее, в вагон. - Кейт Уокер, я полагаюсь на ваш незаурядный ум и смелость, - сказал Оскар, спускаясь в грузовой отсек. - Лицемер! – бросила она ему вслед. Она спустилась на перрон и огляделась. Здесь тоже все было покрыто ржавчиной, но, в отличие от Валадилены и Баррокштадта, это только добавляло и без того мрачной станции еще более неуютную атмосферу. Тусклым красным светом горели на стальной стене лампы, и только они, не считая чадящих черным дымом гор, указывали на то, что место это все еще обитаемо. Кейт пошла по перрону, к дальнему колоссу, по ноге которого, уступами, взбиралась, освещенная бледными огнями, лестница. Меж ржавых колонн, в нише в стене, она углядела массивную двустворчатую дверь, способную, на вид, выдержать полноценную бомбардировку. В стену уходили провалы огромных труб. Еще дальше, на возвышении, находилась железная будка с круглыми, как бойницы, окнами, полностью скрытыми железной решеткой. Это место было похоже не столько на гражданский, сколько на военный объект. Не отсюда ли приходила та угроза, которой так страшились в Баррокштадте? Оказавшись у лестницы, Кейт задрала голову. Насест механического ястреба был гораздо выше, но зато местная лестница выглядела настолько древней, что, казалось, была готова рассыпаться ржавой крошкой только от прикосновения. Кейт спрыгнула с невысокого перрона на рельсы, подошла к внутренней стороне ноги колосса. И почти не удивилась – над колесами, из углубления, выглядывало перекрестие заводного механизма. Недолго думая, она поднялась обратно на перрон и поспешила наверх, осторожно ступая по тонким ступеням. Миновав два пролета, она оказалась на площадке, откуда был вход в застекленную кабину, находившуюся, как усмехнулась Кейт, где-то в тазобедренной части колосса. Внутри обнаружилась маленькая, даже уютная, комнатка, судя по небольшой железной кровати у стены, это был довольно длительный пост, с открывающимся на всю станцию и дорогу обзором, с пультом управления у выгнутого окна. С потолка светил красный фонарь, на стене над кроватью, висел шкафчик, заваленный книгами и чертежами. Кейт занялась пультом, но вдруг внимание привлек знакомый предмет. На полке, поверх потрепанных тетрадей и книг, подпирая развернутый свиток, лежал неизменный звуковой валик. Кейт бросилась к нему, жадно схватив; с нетерпением рассмотрела свиток, оказавшийся рисунком колосса, наверняка того самого, в котором она сейчас находилась. Красными линиями были обведены места, где, как Кейт уже знала, располагался механизм заводника. Ганс Воралберг был верен себе, создав очередное произведение и намекнув, что с ним нужно делать. Спрятав валик в карман, Кейт вернулась к пульту. Нужно было подвинуть колосса к поезду, в этом она не сомневалась. Вряд ли где в округе можно было найти добрых моряков на крепкой барже. Взмолившись, чтобы все получилось быстро и хорошо, Кейт толкнула вперед единственный имевшийся на пульте рычаг. Наверное, нужно было найти кого-нибудь из местных, успела подумать она до того, как колосс содрогнулся и, на удивление, почти бесшумно пополз к поезду. Вскоре он остановился, прямо напротив железной будки с зарешеченными окнами. Кейт нажала на рычаг еще раз. Колосс двинулся дальше и через мгновение накрыл собой локомотив, замерев вровень с большим колесом. Когда Кейт спустилась и увидела, как люк локомотива находится ровно напротив заводного ключа в ноге колосса, ее восхищению гением Ганса не было предела. Весь путь от Баррокштадта был рассчитан до миллиметра. Открыв люк и еще раз убедившись, что заводник попадет точно в цель, она вернулась в кабину управления и нажала большую красную кнопку. Она чувствовала, как работают пружины – пол ощутимо вибрировал, снизу поднимался ровный гул, смешанный с жужжанием механизма. В этот раз процесс был самым длительным, и Кейт решила, что следующая остановка случится не скоро. Наконец пружины смолкли, наступила зловещая, перекликающаяся стонами ветра, тишина. Кейт спустилась вниз и доложила Оскару о проделанной работе. Вместе они проследовали в локомотив, где убедились, что поезд готов к дальнейшему пути. - Надеюсь, здесь мне не понадобится приобретать билет? – спросила Кейт автоматона. - Полагаю, сгодится и прежний, - ответил Оскар. Видно, он тоже не горел желанием надолго задерживаться в этом месте. – Необходимо, только, вернуть на место заводной механизм. Нельзя нарушать правила станции, внося в существующий порядок самовольные изменения. Кейт решила не рассказывать ему, сколько всего нарушенного, сдвинутого и открытого осталось позади, так как и сама думала о том, чтобы вернуть колосса на место. Но сперва она зашла в вагон и нетерпеливо поставила в проигрыватель валик. Фигурки уже привычно задвигались в сценке. Это снова было послание от Анны. Ее голос звучал устало и печально. «Дорогой Ганс, какое счастье получить от тебя весточку после долгих лет войны! Значит, ты теперь работаешь на русских? Здесь про них ходят очень тревожные слухи. Но это неважно, главное, что ты жив и здоров. От одной мысли об этой твоей закопченной фабрике я начинаю кашлять. Хорошо, по крайней мере, что твой талант оценили по заслугам, а созданные тобой автоматоны избавляют людей от черной работы. Сделать чью-то жизнь хоть немного легче с помощью машин – поступок истинного Воралберга. Я очень тобой горжусь. Валадилена постепенно возвращается к мирной жизни. Возвращаются домой солдаты, хоть и не все. Город начал оживать, но нужны еще годы, чтобы память о войне изгладилась и боль прошла. Целую, твоя Анна». Кейт поставила валик на полку. Значит Ганс пробыл здесь какое-то время, как и в Баррокштадте. Всю жизнь он находился в одном большом путешествии, прерываясь на длительные остановки, но все же продолжая двигаться к намеченной цели. Нашел ли он свою Сибирию? Собирался ли показать ее Анне? У Кейт сжималось сердце, когда она думала о том, как расскажет старику, что его сестры больше нет. Она вновь спустилась на перрон и вернулась в кабину управления колоссом. Медленно, огромный заводник начал двигаться назад. Он достиг уже платформы с металлической будкой, когда Кейт увидела нечто странное. А в следующий миг ее пробрала дрожь – из вагона поезда появилась фигура, высокая, согнутая; она соскочила на перрон и, прижимая что-то к груди, дергано побежала к стене, туда, где находилась могучая стальная дверь. С высоты Кейт было видно, что человек (или автоматон – по рваным движениям нельзя было сказать точно) был одет в форменные брюки и темно-красный клетчатый пиджак. Но что было с его головой, она понять так и не смогла, и еще больше ей стало казаться, что это был механизм. Лицо выглядело застывшей маской, деталей было не рассмотреть, но Кейт готова была поклясться, что видела сверкающие красные угольки глаз. В этот миг сверху, с горных вершин, раздался протяжный гул, скрип, стон – Кейт не поняла, но страх еще сильнее завладел ей. Она сорвалась с места, прыжками, лишь чудом не свалившись, спустилась с лестницы и со всех ног побежала к поезду. Стальная дверь вновь была закрыта, но то, что таинственный посетитель скрылся за ней, сомнений не вызывало. Кейт запрыгнула в вагон и распахнула дверь. - Оскар! В коридоре стоял сильный запах железа и гари, оставленный неизвестным. Она пошла вперед, снова окликнув автоматона. В ответ из дальней комнаты донеслись жалобные стоны. - Оскар! – Она воскликнула и бросилась к нему. – Что случилось? Автоматон не ответил. Он сидел на кровати, с плотно завязанным ртом и цепями на руках. Кейт охнула – у него отсутствовали запястья. Она с трудом сорвала крепкую повязку и потрясла за плечи. - Оскар, ты цел? Автоматон смотрел на нее, беззвучно открывая рот. - Это чудовищно… – вымолвил он, наконец. – Это переходит все границы… Я пережил гнусное нападение. Кейт Уокер! - Успокойся, Оскар! – велела Кейт, хотя сама едва стояла на ногах. – Какое нападение? Кто это был? - Посмотрите на мои руки! – Автоматон потряс культями. – У меня нет рук! Их похитили! - Вижу. – Она старалась говорить спокойно. – Рук нет. Кто это был, Оскар? В ответ тот помотал головой. - Одно можно сказать с уверенностью, Кейт Уокер. Этот гнусный акт вандализма совершил дикарь, незнакомый с цивилизацией и психически неуравновешенный! - Ты его видел? Расскажи все по порядку. - Я стоял здесь, чистил свои шарниры. Мне пришло в голову, что при таком количестве пыли в воздухе… - К делу, Оскар! - Словом, я был занят, и вдруг кто-то схватил меня сзади со страшной силой и связал. Я не мог защищаться, я даже не успел крикнуть, он сразу же завязал мне рот. После чего демонтировал мои руки ужасными омерзительными клещами! - Бедный, - искренне проговорила Кейт. - Говорю вам, это был сущий дикарь. Красные глаза, стальные зубы, кожа темная и вся в коросте! От него гнусно воняло! Чудовище, Кейт Уокер, настоящее чудовище! И он был вооружен! - Оскар, милый, успокойся. – Кейт выглянула в окно, но станция была пуста. – Все будет хорошо. Не понимаю, кому вдруг понадобились твои руки? - Скажу без ложной скромности, - ответил Оскар, - мои руки – настоящее чудо техники! И я бы попросил вас вернуть их как можно скорее, в целости и сохранности. Это моя неотъемлемая часть, Кейт Уокер. - К сожалению, отъемлемая. – Она отошла от окна, и подняла с пола оставленные таинственным похитителем когда-то ярко-красные, но сейчас насквозь проржавевшие длинные клещи. – Но нас выручат, как ты и говорил, мой ум и смелость. - Благодарю вас, Кейт Уокер. – Автоматон преданно смотрел на нее. – И, пожалуйста, будьте осторожны. - Я не пропаду, Оскар, - сказала Кейт, пробуя повесить инструмент за ремень. – Ты больше точно ничего не помнишь? - Я рассказал все, что знаю. Хотя и то был бы рад забыть! - Как, по-твоему, сколько лет ему было? - Думаете, я считал? – воскликнул автоматон. – У меня едва не случился нервно-пружинный срыв! - Просто я подумала, - продолжала Кейт, пытаясь клещами освободить его от цепей, - что он, судя по всему, не молод. Неравнодушен к технике. Специалист, наверное, раз сумел так легко снять твои руки… - Поясните ход ваших мыслей. - Что если это был Ганс Воралберг? Оскар раскрыл рот от удивления и тут же замотал головой. - Кейт Уокер, при всем уважении, должен сказать, что это абсолютная ерунда. Ганс Воралберг – бандит? Никогда! Разве отец может так изувечить собственное дитя? И потом, осмелюсь заметить, что справиться с автоматоном моих габаритов может только очень сильный человек… - Ну да. – Кейт кивнула, но решила не ухмыляться. – Наверное, ты прав, Оскар. Извини. Она огляделась. - А еще что-нибудь он украл? - Нет, - ответил Оскар. – Открутил мне руки и скрылся. - Ну, хоть за это спасибо, - вздохнула она. – По крайней мере, поезд не пострадал. Голос Оскара зазвучал резче: - Как это не пострадал, когда я превратился в калеку? Я же машинист! Это мой поезд! Мы составляем единое целое! А теперь, благодаря какому-то гнусному варвару, мы никогда не сможем сдвинуться с места. - Может, ты научишь меня управлять поездом? – предположила Кейт. Ответ был ожидаем. - Это строго запрещено, Кейт Уокер! Единственный машинист на поезде – это я. Не думаю, что у вас есть документ об окончании курсов даже помощника машиниста. - Неужели нельзя раз в жизни забыть о справках и правилах, Оскар? - Нельзя, Кейт Уокер. - Хорошо. – Она кивнула и отбросила звякнувшую цепь. – Тогда жди меня здесь. Надеюсь, этот тип не открутит что-нибудь мне. - Очень надеюсь, что нет, Кейт Уокер, - проговорил Оскар, прижав изувеченные руки к груди. Кейт осторожно спустилась на перрон, оглядываясь и готовясь в любой момент принять удар, но вокруг было все так же пустынно. Она подошла к закрытой двери, но только лишь для того, чтобы лишний раз убедиться, что открыть ее не удастся. Наверняка, она открывалась изнутри. Тогда можно было думать, что грабитель был здесь не один. Нужно было искать другой путь, и она отошла обратно на перрон, оглядываясь по сторонам. Будка с зарешеченными окнами казалась хорошим вариантом, колосс стоял как раз напротив нее, но было еще одно место, которое Кейт заинтересовало. Позади поезда, за кучами угля и щебня, она приметила черный провал шахты, а рядом – длинный рычаг. Заглянув, Кейт не увидела ничего, но когда она потянула за рычаг, раздался скрип, и на поверхность показался вместительный крытый лифт. Кейт колебалась всего лишь секунду, а потом встала на платформу и нажала кнопку. Спуск оказался недолгим. Кейт была в шахте, еле освещенной тусклой белой лампой, в темноту уходили рельсы, и что творилось дальше, было не разглядеть. Кейт приказала себе забыть о страхе – в крайнем случае, она просто поднимется обратно. Рядом с лифтом стояло устройство, скорее всего, бывшее генератором. Оглядев его, Кейт убедилась, что, без сомнения, имеет дело с изобретением Ганса. Нужна была перфокарта, не меньше. В темноту Кейт, само собой, решила не соваться, поэтому зашла в лифт и потянула руку к рычагу. В следующую секунду раздался громкий звук; Кейт сообразила, что это телефон. Она поспешно нажала на кнопку и секунду вслушивалась в тишину, ожидая неведомого из темного туннеля. Из трубки же доносились восклицания Дэна. - Кейт… ты меня слышишь? - Плохо! – Она старалась говорить негромко. – Подожди, я поднимусь наверх. Дэн что-то спрашивал, но Кейт зажала динамик и дернула за рычаг. К облегчению, лифт послушно стал подниматься. Оказавшись наверху, она взглянула на экран. Разговор продолжался. - Слышно теперь? – спросила Кейт, ступая на перрон. - Лучше. – Голос Дэна был сильно искажен. – Где ты? Что со связью? - Барахлит. - Мне нужно с тобой поговорить! – почти крикнул он. – О нашем споре. - Мы тогда просто перенервничали, - вздохнула Кейт. Она осмотрелась, но никого не увидела. Голос Дэна приободрил, словно он мог ее защитить от возможной опасности. – Не переживай. - Легко тебе говорить, - проворчал он уже спокойнее. – Я когда трубку положил, почувствовал себя полным дураком. Мне ужасно… стыдно. Кейт хотела что-нибудь сказать, но не знала, что. Ее и саму коробило от того, что она накричала на Дэна тогда. - Мне начинает казаться, - продолжал он, - что между нами не просто пара тысяч километров. - Дэн… Он помолчал и заговорил бодрее. - Как твой наследник? Где ты вообще сейчас? Я и сама хотела бы знать, подумала она. - В пути. Дело проясняется… но медленно. - Это дело интересует тебя уже гораздо больше, чем просто юридическая сделка? – спросил он вдруг. - Ну да! – ответила Кейт. – Не каждую же сделку я езжу на поезде черт знает куда! - Но неужели оно стоит того? Ты же сделала все, что от тебя зависело, остальное уже проблемы Марсона! Ему достанет сил организовать поиски, если так уж понадобится. - Знаю. – Кейт не хотела ничего ему рассказывать. Она бежала за мечтой, слепо, восторженно, как и Ганс Воралберг. Сделка давно уже перестала ее интересовать. Но иногда признаться в этом она боялась даже самой себе. – Думаю, еще кое-что я смогу сделать. – Она усмехнулась. – Да и Марсон, пока, отмашки не давал. - Он даст, когда тебя уже будет не найти, - мрачно процедил Дэн. – Держи меня в курсе, ладно? И возвращайся скорее. - Я постараюсь. Честно, постараюсь. Целую тебя. Убрав телефон, она двинулась к колоссу. Спешить не следовало, все равно похититель был неизвестно где. Вдобавок, она не знала точно, куда идти – если из будки никакого входа не будет, останется только искать возможность осветить подземный туннель. Трофейные клещи были ее единственным оружием. Что она будет делать, когда встретится с этим типом, Кейт не знала, но иного пути не было, и от того ее переполняла решимость. Взобравшись по лестнице на верхнюю площадку, она шагнула на платформу будки. Решетки на окнах были крепки и не хотели поддаваться. Кейт совсем уже было отчаялась, когда увидела щель в стене, под потолком. Судя по звуку, часть стены была гораздо тоньше, и Кейт с силой всадила в щель клещи. Это был насквозь проржавевший железный лист, тонкий и непрочный; Кейт почти что рвала его, цепляя острыми краями инструмента. Через пару минут дыра была достаточная для того, чтобы она смогла пролезть в будку. Внутри оказалось просторное помещение, вероятно, склад. Вдоль стен громоздились разнообразные ящики, металлические и деревянные; высокие, уставленные рабочим хламом стеллажи; бочки и куски труб. С потолка спускались белесые лампы. С противоположной стороны от «входа» большие прямоугольные окна вели в железные недра здания, виднелись мостки и множество труб. Дверь, через которую туда можно было попасть, оказалась закрыта. Кейт осматривала ящики и стеллажи, но все они были завалены множеством ненужных и непонятных ей деталей. На одной из полок нашлась целая связка свечей зажигания, разных форм и размеров. Когда-то они с Дэном собирали его старенький «Жук» на заднем дворе, и Кейт вдоволь насмотрелась тогда на разные детали. По размеру свечи, вроде бы, годились для генератора, что она видела в подземелье. Во всяком случае, ничего другого, что, на ее взгляд, могло бы его завести, Кейт не нашла. Она спускалась на перрон в замешательстве. Оказалось, что и здесь удача не покинула ее. Одна из свечей крепко встала в пазы, и по мановению регулятора завращалась с бешеной скоростью, высекая искры и приводя генератор в работу. Моргнул свет и туннель начал освещаться, частями вспыхивая из темноты. Туннель был довольно длинный, с ответвлениями и плавным поворотом. Кейт медленно пошла вперед. На рельсах стояли вагонетки, груженые или пустые. Был освещен только главный коридор, повороты же тонули во мраке. На второй развилке Кейт услышала, а потом увидела небольшой черный экран-телевизор, висящий под потолком. По сравнению со всем остальным, он выглядел неуместно, так как был обычным, почти современным монитором. На экране шумела серая сыпь, иногда прерываясь, словно кто-то переключал каналы. Кейт чувствовала, как неуютно становится всему ее существу. В конце коридора оказался еще один лифт, ведущий наверх. Он работал, и доставил Кейт в огромных размеров зал. Когда глаза привыкли к полумраку, удивлению не было конца. Зал был гигантским. Стальные колонны взмывали в вышину, туда, где во тьме угадывался потолок; сотни труб, от тончайших балок до необъятных чудовищ, опутали пол и стены, а венцом всего был невероятный, занимающий всю дальнюю стену, на возвышении-сцене, механизм, в котором Кейт, не без труда, распознала орга́н. Множество золоченых блеклых труб вились вереницами в тени совсем уже исполинских, почти касающихся потолка. У подножия, едва различимый, за пультом на скамье сидел человек; во фраке, застывший и жуткий. Кейт подошла ближе и ахнула – это был автоматон, идеально похожий на человека, с серьезным лицом, блестящей темно-серой головой. Нельзя было определить точно, мужчина это или женщина, и оттого еще более неуютное чувство он вызывал. На общем темном фоне светлым моментом выделялись руки, руки принадлежавшие Оскару, скрепленные вместе, как наручниками, металлической штангой. Они лежали на нижнем мануале, мягко касаясь белоснежных клавиш. Автоматон застыл в мгновении перед игрой, словно картинку поставили на паузу. Кейт попробовала отсоединить руки, понимая, что просто так ей это, конечно, не удастся. Массивная штанга открывалась ключом, да и сами руки, наверняка, без инструмента было не снять. Клещи в этот раз оказались бесполезны. В поисках чего-нибудь подходящего, она спустилась со сцены в зал, обходя трубы и колонны. Имелся тут и второй ярус, похожий на тот, что был на фабрике в Валадилене, где располагался кабинет Анны Воралберг. Здесь, наверху, Кейт увидела самый настоящей бункер, с решетчатыми окнами и створчатыми дверьми. Чуть в стороне было еще одно помещение, странная камера, поднятая под потолок. Из приоткрытых дверей лился мягкий желтоватый свет. Она поднялась по узкой неуютной лестнице и оказалась перед дверями бункера. Сквозь окна ничего разглядеть было нельзя, и она медленно открыла дверь. В едва освещенной комнате, за пультом, полным экранов, показывающих разные места этой мрачной станции, в том числе и недавно пройденный Кейт туннель, в кресле с высокой спинкой, сгорбившись, сидел человек, в котором она распознала грабителя. Кейт перехватила клещи, готовясь защищаться в случае необходимости, а человек резко поднялся на ноги и развернулся к ней. Это действительно был человек, а не автоматон, как Кейт думала поначалу; на голове его, оставляя открытой только нижнюю часть лица, была маска, с отражающими свет линзами на глазах, странная и неприятная. Кейт чувствовала, как страх наполняет ее, но, все же, решительно сделала шаг вперед, - Кто вы такой! – Голос ощутимо дрожал, но, в то же время, добавил ей решимости. – Имейте в виду, я вас не боюсь! Зачем вы это сделали? Что вам надо? - Произошло недоразумение… Он говорил резко и неприятно, с сильным акцентом, напоминавшим язык моряков, встреченных в Баррокштадте. - По-моему, произошел обыкновенный грабеж, - резче сказала Кейт. – Сейчас же верните мне руки, слышите? - Руки? – скривились в усмешке тонкие губы. – Но ведь обе руки у вас на месте… Я все объясню. Уверяю вас, я вовсе не грабитель. - Ну разумеется. Вы только залезли в мой поезд, напали на машиниста, искалечили его и украли руки. - Я их не крал, - с раздражением возразил он. – Только одолжил. Для дела. Ненадолго. - Издеваетесь? – Кейт немного опустила клещи, но расслабляться не собиралась. - Что вы, вовсе нет. - Но зачем они вам? Человек улыбнулся. - Они великолепны. Неповторимое чудо техники. Я бы не смог собрать такие даже за тысячу лет! Блестящая конструкция и ювелирное исполнение. Не механизм, а настоящее произведение искусства! - Они так вам понравились, что вы решили их украсть? - Я же сказал, что не крал их! – На смену улыбке пришла злость. – Я их одолжил! На время. Как только они освободятся, я с радостью их верну. Обещаю. - Я видела, вы прикрутили их к… органисту. И что должно произойти? - Вы видели мой великолепный орга́н! – Он стал очень доволен, и злость тут же исчезла. – Это была последняя недостающая деталь. Я закончил механического органиста и смогу, наконец, осуществить свою мечту! Он взмахнул руками, показывая на экраны, на половине из которых, с разных ракурсов, было изображение сцены. - Посмотрите, какое чудо я сделал из этих печей и труб! Это старая, никому не нужная фабрика, это ржавое чудовище! Мне удалось превратить ее в один огромный орган! Теперь я смогу аккомпанировать величайшей певице в мире! – Он засмеялся, долго, радостно. – Осталось только пригласить ее саму… Кейт смотрела на него с удивлением, злостью и интересом. Злилась она больше на судьбу, которая в очередной раз подкинула ей нелепую ситуацию. Это был очередной странный персонаж в ее путешествии, со своими непонятными правилами и идеями, но явной опасности он пока не представлял. - Кто вы? - спросила Кейт. - Сергей Бородин, директор Комколзградского промышленного комплекса. То есть, его останков. – Он усмехнулся. – А, собственно говоря, кто же вы? И зачем остановились на моей станции? - По необходимости, - ответила Кейт, стараясь придумать, как все объяснить. – Меня зовут Кейт Уокер, я из Америки. Юрист. - Из Америки? – удивился Бородин. – В нашу глушь? Я польщен. - Я не собиралась специально здесь останавливаться, - покачала головой Кейт. – У поезда кончился завод и… Скажите, имя Ганс Воралберг вам о чем-нибудь говорит? - Ганс Воралберг? – медленно, поменяв ударения и буквы, проговорил директор. – Да… кажется… Хотя, нет! Не знаю. - Должны были знать, - возразила она. – Те огромные механизмы на станции. А ваш органист – автоматон. Это все дело рук Ганса Воралберга, гениального изобретателя, который когда-то работал здесь. - Органиста собрал я сам, - гордо сказал Бородин. – До последнего винтика. Кроме рук. Эта деталь оказалось сложнее, чем я полагал вначале. Руки – главное, что есть у музыканта. Но теперь, благодаря вам, у меня есть пальцы виртуоза. – Он кивнул. – А что касается фабрики – в нашей великой стране было много умнейших людей. Когда-то Комколзград был величайшим индустриальным объектом. Даже гораздо больше, если взять в расчет космодром. - Космодром? - Вы что же, не видели его, на холме? – Директор вздохнул. – Далеко не последнее место занимал он когда-то. Как же этот Воралберг связан с вашим поездом? - Механизмы на станции – это специальные заводники, которые были сделаны для этого поезда. Когда Ганс был на фабрике, он построил их с расчетом на то, что когда-нибудь поезд появится здесь. Бородин выглядел удивленным, насколько об этом позволяла судить его сумасшедшая маска. - Интересная история. – Он махнул рукой. – Сейчас это уже не важно. Здесь нет никого, кроме меня. - Что же мы будем делать дальше? – спросила Кейт. – Когда состоится этот ваш концерт? - Не знаю, - пожал плечами Бородин и Кейт забеспокоилась. – Ее нужно найти, сказать ей. - То есть, вы даже не знаете, где эта певица сейчас? Директор кивнул, и Кейт не на шутку встревожилась. Этот сумасшедший лишал их с Оскаром возможности убраться отсюда, а если она решит прорваться с боем – удастся ли ей совладать с таким крепким противником? Бородин смотрел на нее стеклами маски, возвышаясь на целую голову. - Мое изобретение, мой труд, годы и годы моей жизни, все ради нее! – говорил директор. – Для нее, понимаете? Для того чтобы снова услышать ее голос в этих стенах! - О ком вообще идет речь? – спросила Кейт, просто от безысходности. - Елена… Единственная, несравненная, моя богиня! Елена Романски! Однажды она приезжала в Комколзград. Мы тогда были центром тяжелой промышленности. Она дала здесь концерт. Я до сих пор помню каждую ноту, сказочные, неземные звуки. А потом, через много, много лет, она спасла меня из бездны отчаяния, стала моей путеводной звездой и новым смыслом жизни. Бородин покачал головой и горько усмехнулся. - Когда я услышал, что шахты закроют, что Комколзград будет предан забвению, а я останусь директором ржавеющих развалин… Тогда меня впервые посетила мысль: пусть Елена Романски снова споет здесь. Но на сей раз, она будет петь для меня одного! - Думаете, она бы согласилась? – спросила Кейт. - Разумеется! И она согласится! Когда она увидит, что я превратил фабрику в орган, какому позавидует любая консерватория – и все ради нее! Такая перестройка не каждому под силу! По трубам, где тек расплавленный металл, я заставил литься сладостные звуки. Когда я понял, что мне понадобится механический органист, я почти отчаялся – руки, что сделал ему я, были никуда не годны! И тут приезжаете вы, моя спасительница! - Да уж, - ухмыльнулась Кейт. – Только вот не стоило самолично залезать в поезд. Это частная собственность! - Все здесь принадлежит государству, - ответил Бородин. – То есть мне, потому что государство здесь – я. - Поезд – не часть фабрики! - Он находится на станции. Я имею право его экспроприировать и использовать на нужды производства. - Я вам не позволю, - похолодев, сказала Кейт. - Не вынуждайте меня, мисс Уокер. Подумайте, быть может, мы сумеем как-нибудь договориться? - Я помогу вам сделать другие руки для вашего органиста? Бородин, поморщившись, покачал головой. - Зачем все усложнять? Мне прекрасно подходят те, что есть. И потом, не думаю, что вы бы смогли повторить такое сложное устройство. - А как тогда мы договоримся?! – воскликнула Кейт. Директор, сжав тонкие губы, какое-то время смотрел на нее. - Вы найдете Елену Романски и привезете ее сюда. А после можете отправляться по своим делам. Кейт готова была кричать. - Но это же сумасшедший бред! Где я смогу ее найти? - Не могу сказать, - равнодушно ответил Бородин. – Елена Романски – мировая знаменитость. Найдите возможность узнать, где она. - Вы же просто ненормальный! – крикнула Кейт, чувствуя горечь досады. - Это мои проблемы, - отозвался директор. – Но у вас нет другого выхода. Смотрите. Он повернулся к экранам и нажал на пульте несколько кнопок, так быстро, что Кейт не поняла даже, с какой он начинал. На верхних мониторах, показывавших станцию, было видно, как меж ног обоих колоссов появились стальные прутья, преграждающие путь. Кейт запаниковала. - Успокойтесь, мисс Уокер, - сказал Бородин, глядя, как она поднимает клещи. – Я гораздо сильнее вас. Не стоит доводить до рукоприкладства. Вы отсюда не уедите, пока на фабрике не появится Елена Романски. Поймите меня, вы – единственная возможность найти ее. Уже много лет здесь не появлялось ни души. У меня нет выбора, равно как и у вас. - Да мне плевать на ваши идеи! – рявкнула Кейт. – Объясните мне, и самому себе, как я смогу, оставаясь здесь, найти вам вашу певицу?! - Глядя на вас, я подумал, что вы обладаете возможностью связаться с тем или иным местом, - спокойно ответил директор. – Конечно, я понимаю, что из воздуха вы мне ее не сотворите. Но вы – человек извне. Попробуйте как-нибудь воспользоваться вашими возможностями. Поймите меня, Кейт Уокер, я, может и не совсем нормален, но еще отдаю отчет своим действиям. Вы – моя единственная надежда связаться с внешним миром. Помогите мне. Если у вас ничего не получится… - он задумался, - так и быть, я открою вам путь. Конечно же, руки останутся у меня, но вас это касаться уже не будет. - Эти руки принадлежат моему машинисту! Без них он не сможет управлять поездом! – сквозь зубы проговорила Кейт. - Значит, решайте эту задачу! – неожиданно рявкнул Бородин, и Кейт попятилась. – Найдите Елену Романски! Привезите ее сюда! - Как?.. - почти взмолилась Кейт, теряя последнюю веру в то, что Бородин начнет рассуждать здраво. - У старого алкоголика должен быть транспорт, - Директор устало опустился в кресло. – Сходите к нему. - Что еще за алкоголик? Вы же сказали, что здесь никого нет, кроме вас! - Здесь – нет, – ответил Бородин. – А там, наверху, на космодроме, сидит один ветеран, такая же развалина, как и все вокруг. Охраняет объект. Правда, звезды для него уже давно остались только те, что на коньяке. Если вы застанете его трезвым, он даст вам возможность убраться отсюда. Бородин засмеялся, и после продолжил: - Конечно, вы можете, например, просто сбежать, бросив поезд, машиниста и его руки… Не знаю. Главное для меня – чтобы Елена Романски оказалась здесь. Даже если вы оставите мне поезд, хуже от этого для меня не будет, верно? - И куда же мне ехать? - Решайте сами. - Почему же вы все это время не воспользовались этим транспортом? – Кейт прислонилась к стене, давая отдых уставшим ногам. – Неужели вы не нашли способ связаться с внешним миром? Вы же изобретатель! - Никакой я не изобретатель, - отмахнулся Бородин. – Сама техника меня не привлекает. Мне просто нужен был робот, способный аккомпанировать Елене Романски на моем органе. Я взял за основу готовый автомат – неудачную модель секретаря, переделал и перепрограммировал. Может, со временем, я и сам бы отправился на поиски Елены, но сейчас у меня есть вы. – Он постукивал пальцами по подлокотникам. – Я покажу вам кое-что. У меня есть особая комната, что-то вроде музея, посвященного Елене Романски. Сходите, посмотрите. Может, найдете что-нибудь, что сможет вам помочь. Он развернул кресло к пульту и набрал еще одну сложную комбинацию. Кейт услышала, как позади приглушенно заработал мотор. Она обернулась и увидела, что поднятая под потолок на толстых цепях камера спускается вниз. Кейт кивнула, молча вышла из кабинета и закрыла за собой дверь. Она спустилась со второго яруса и подошла к уже опустившейся камере. Внутри действительно оказался музей, с любовью сделанный, умело подсвеченный, уютный и атмосферный. Это была комната, словно старый номер дорого отеля: на стенах, во всю высоту, висели многочисленные портреты строгой немолодой женщины в прекрасных платьях, поющей или же просто смотрящей, улыбающейся, задумчивой, грустной. Под картинами стояли и сами платья; красное, белое, черное; переливающиеся в неярком свете, изысканные и старомодные. На комоде был граммофон с большим раструбом, с пластинкой, подписанной: «Риголетто». Кейт прошла вглубь комнаты. В углу стояло мягкое кресло, напротив – тумба, а у стены – невысокий трельяж. Ящик тумбы был открыт, и из него выглядывали пожелтевшие от времени уголки папки, плотно набитой бумагами. Это оказался альбом, куда были вклеены разноязычные вырезки из газет, фотографии и обложки от пластинок. Елена Романски действительно была известна далеко за пределами своей родины, и, просматривая европейские статьи, Кейт удивлялась, отчего никогда не слышала о певице сама. «Кристально чистый голос юной Леночки Романски потряс и любителей, и профессионалов, собравшихся на 9-й фестиваль Voix d`Or в Брюсселе. Юная певица из Советского Союза с великолепным сопрано стала открытием фестиваля. Исключительно талантливую двадцатилетнюю певицу, несомненно, ожидает блистательная карьера». «Елена Романски выступает перед советским народом. Серия вокальных концертов с ее участием проходит на предприятиях страны. Солистка заслуженно является национальной гордостью. На фотографии: очаровательная Елена вместе с директором металлургического предприятия, товарищем Бородиным, и другими почитателями ее таланта». Здесь Кейт пригляделась внимательнее. Среди почитателей, всем коллективом стоявших позади директора и певицы, выделялся один, невысокого роста, с белесыми волосами, с легкой улыбкой на детском лице. Кейт узнала – это был Ганс Воралберг, почти не изменившийся с той фотографии, которая была в дневнике Анны. Кейт заворожено глядела на снимок, чувствуя, как сильно бьется сердце. Даже невыполнимые идеи директора отошли на задний план, когда она своими глазами убедилась, что Ганс Воралберг существует на самом деле. По крайней мере, существовал тогда. Она листала альбом дальше, но больше никакого упоминания о нем не нашла. «Успех Елены Романски в Европе несомненен. Гордость Советского Союза, с неизменным успехом, блистает на лучших европейских сценах. После гастролей в Милане, Париже и Вене, Елена Романски возвращается на родину, где собирается дать самый масштабный концерт за всю свою музыкальную историю». А следующая заметка заинтересовала больше других. «Елена Романски на вершине своей карьеры, и ее концерты в тот год были исключительны! Блестящим подтверждением ее славы стало незабываемое исполнение «Риголетто» в дуэте с ее большим другом, сербским тенором Фрэнком Малковичем. Напомним, что последний недавно принял решение продолжить свою карьеру в Соединенных Штатах». Кейт выхватила телефон и нашла в списке номер матери. Длинные тягучие гудки плыли один за другим, трубку снимать не спешили и она, между делом, проглядывала последние страницы альбома. Прошлым вечером толпы восхищенных поклонников таланта Елены Романски заполнили большой театр в Москве, чтобы рукоплескать примадонне, в последний раз выходящей на сцену. Романски совершила переворот в вокальном искусстве, и ее имя навсегда останется в истории мировой музыки, минуя диктаты и железные занавесы. Волнение, усталость и болезнь позволили ей лишь тихо произнести сквозь слезы: «Спасибо!». - Кейт! Ты на часы иногда смотришь? Ты знаешь, который сейчас час? Мать ответила в последний момент, когда Кейт готова была уже положить трубку. - Извини, пожалуйста, я забыла о разнице во времени. Я тебя разбудила? - Конечно, разбудила! Я уже давно сплю! Завтра у нас чертовски сумасбродный день! - Извини, пожалуйста, но это очень срочно! - Хочешь, чтобы я позвонила Дэну? Кейт отмахнулась. - Нет, конечно! Ты говорила, что сейчас встречаешься с певцом из Союза. Его имя Малкович? - Да. Фрэнк Малкович. Кейт едва верила в подобную удачу. - Он оперный певец, да? - Точно! Говорят, когда-то был лучший в мире тенор. - Здорово! – воскликнула Кейт. – Тогда он должен был знать одну знаменитую певицу, Елену Романски. Она тоже из России. Ты не могла бы спросить его... - Сейчас я его разбужу. Кейт немного опешила. Миг спустя мать вернулась к трубке. - Кейт, ты слушаешь? - Не знала, что вы настолько близки… - Фрэнк говорит, – мать проигнорировала замечание, – он когда-то за этой Романски ухаживал. Ничего серьезного, просто платоническая влюбленность. Говорит, у нее потрясающее сопрано. - Отлично! Он не знает, где она сейчас? - Подожди… Послышалась возня и шелест голосов. Похоже, Фрэнк тяжело отходил от сна. - Фрэнк говорит, что она была тяжело больна и оставила сцену. Последний раз он видел ее на каком-то курорте… пятнадцать лет назад. Она долгое время жила там. Это место называется Аралбад. Ох, Кейт, Фрэнку нужно время, чтобы прийти в себя посреди ночи. - Спасибо ему огромное! – сказала радостная Кейт. – Вы у меня просто молодцы! Она простилась с матерью и отключила телефон. Закрыв альбом, она собиралась вернуть его на место, но обнаружила на последней странице ранее не замеченный карман, в котором лежали несколько писем в конвертах. Бородин пытался писать не только на русском, а адреса были раскиданы по всей Европе; на всех стояла красная метка, сообщавшая о ненайденном адресате. Адресатом значилась Елена Романски. Кейт развернула первое письмо, датированное девяносто седьмым годом, написанное на старательном английском и отправленное из Комколзграда Бородиным. «Милая Леночка! Умоляю простить меня за фамильярный тон! Я пишу Вам так давно и так часто, что мне кажется, я знаю Вас совсем близко. Надеюсь, Вы тоже разделяете это чувство, если, конечно, мои предыдущие письма находили Вас. Я пишу Вам на этот адрес уже сто двенадцатый раз. Надеюсь, что однажды Вы вернетесь сюда и найдете одно из моих писем. Возможно, именно это! Остается только надеяться… Мне так много хочется Вам сказать, стольким поделиться! Мои дела движутся хорошо. Как я уже писал, самое сложное было претворить теорию в жизнь. Но я постепенно нахожу решения возникающих проблем, и мне удалось внести в проект массу усовершенствований. Великий Орга́н почти готов. Надеюсь, Вы когда-нибудь услышите его звучание. Госпожа моя, я превратил свою фабрику в корону и надеюсь, что Вы станете бриллиантом в ней. Это единственная сцена, достойная Вашего таланта и красоты. Леночка! Вы – единственная, кто мне по-настоящему дорог! Все мои мысли – лишь о Вас. Чем больше проходит времени, тем сильнее крепнет во мне уверенность, что однажды Вы появитесь здесь, на фабрике, которую я полностью посвятил Вам. В моем сердце не умирает надежда, что Вы примите мое приглашение. Искренне преданный Вам, Сергей Бородин». Остальные письма были схожи, и, судя по меткам, все они так и не дошли до Елены Романски. Неудивительно, ведь Бородин писал в отели, где она останавливалась и, вероятно, какое-то время жила. А может, оперной диве просто не было дела до очередного поклонника, и писем она даже не читала. Кейт посочувствовала бы директору, если бы не сочувствовала так сильно самой себе, вновь угодившей в препятствие на пути. Она убрала альбом и быстрым шагом направилась прочь из музея, наверх, в кабинет к Бородину. - Я узнала кое-что о Елене Романски, - сказала она, когда вошла. - Не может быть… - прошептал директор, приподнимаясь с кресла. Кейт продолжила: - Я не знаю, где она сейчас, но пятнадцать лет назад она жила в Аралбаде. Вы знаете, где это? - Аралбад? – изумился Бородин. – Елена жила в Аралбаде? - Так вы знаете? - Конечно! – воскликнул он. – Это известнейший курорт! Все высокое начальство ездило туда на воды. Получить путевку в Аралбад было все равно, что заслужить орден… Он рассеяно огляделся, будто искал что-то, способное ему помочь. - Это же совсем рядом! - Рядом? Насколько? - Пару дней пути… - Бородин прошелся от стены к стене, нервно дергая руками. – Если бы я знал, если бы знал… Он замер и взглянул на Кейт. - Прошу вас, мисс Уокер! Отправьтесь туда и привезите мне Елену! - А если сейчас ее там нет? – спросила Кейт. – Нельзя ли связаться с ними по телефону? - Может и можно, - пробормотал Бородин. – Да только никаких номеров у меня нет. А у вас? Кейт покачала головой. - Всего несколько дней пути, через горы. К тому же, – воскликнул он радостно, - наш транспорт не раз ходил туда, по установленному маршруту. Добраться до Аралбада не составит труда! Кейт тяжело вздохнула. Этот человек был сумасшедшим, но, в то же время, наивным и несчастным. К тому же, если Аралбад был настолько близко, не мог ли он стать следующей, после Комколзграда, остановкой по замыслу Ганса Воралберга? Похоже, у нее действительно не было выбора. Вступать с Бородиным в схватку она не хотела не столько даже из-за боязни, сколько из-за нежелания. Кейт Уокер, приехавшая в Валадилену, скорее всего, попробовала бы разобраться силой. Нынешняя же Кейт спросила, как попасть на космодром. - Туда ходит монорельс, - ответил Бородин. – Полностью автоматический. Я его включу, когда вы сядете в вагон. - Давайте поедем вместе? – предложила Кейт. – Мне кажется, вас Елена послушает скорее, чем меня. - Нет. – Он категорично помотал головой. – После аварии я стараюсь, по возможности, не покидать фабрики. И потом, директор должен быть на своем посту! Кейт поглядела на его маску. Наверняка, он носил ее не просто от помешательства. - Может, на своем поезде я гораздо быстрее туда доберусь? - спросила она, поздно сообразив нелепость своих слов. - Мне казалось, вы умный человек, мисс, – с раздражением ответил директор. Кейт умиротворяюще подняла руки. - Извините. Кстати, вы говорили, что не знаете Ганса Воралберга, а я нашла в вашем музее фотографию, на которой он запечатлен. - Ну и почему я должен его знать? – проворчал Бородин. – Еще каких-то тридцать лет назад на фабрике работали сотни людей. Не знал же я каждого по имени? Однако Кейт показалось, что тон директора был еще раздражительнее, чем если бы он просто злился на ее непонятливость. Она решила не расспрашивать дальше. Может, потом. - А если она не согласится? - Пусть согласится, - твердо сказал Бородин. – Вы же юрист. Убедите ее. Защитите мои интересы. - Я должна рассказать обо всем моему машинисту. – Кейт направилась к двери. – Чтобы он не волновался. Как скорее можно попасть на станцию? - Через большую дверь в начале зала, - ответил директор. – Я открою ее для вас. Только без глупостей, мисс Уокер. Возвращайтесь скорее. Большая дверь в начале зала оказалась той самой, что выводила на перрон, и через которую Бородин скрылся с похищенными руками. Кейт посмотрела в сторону колоссов, с сожалением убедившись, что показанное директором на экране не было блефом. Она поднялась в вагон. Оскар все так же сидел на кровати, но вскочил, увидев ее. - Кейт Уокер! С вами все в порядке! Какое облегчение! Вы не сумели вернуть мои руки?.. Он обреченно смотрел на нее. Кейт упала в кресло и бегло пересказала ситуацию, в которую они угодили. Оскар слушал, раскрыв рот, а когда она подошла к тому, что ей придется отправиться в Аралбад, впал в отчаяние. - Вы не можете бросить меня, Кейт Уокер! - Не говори глупостей, - отмахнулась она. – Конечно же, я вернусь за тобой, с Еленой или без. - Но это же безумие! Что может вас там поджидать?! И что это за транспорт, на котором вы собираетесь отправляться? Наверняка, какая-нибудь развалина, которая встанет посреди пути! И кто будет вас сопровождать? - Я думала предложить это тебе… - Конечно, Кейт Уокер! - Но не предложила! – Она упреждающе подняла руку. – Ты останешься здесь и будешь следить за поездом. Оскар протестующее замотал головой, но она остановила его. - Я ценю твою заботу, Оскар, но мне лучше ехать одной. Тем более что ты… - Она указала на его руки. – Я постараюсь вернуться как можно быстрее; Бородин сказал, что дорога до Аралбада занимает пару дней, и этот их транспорт не раз ходил туда. Доверимся удаче. – Она усмехнулась, - Пока что, она неплохо ко мне относится. Сначала подставляет, а позже выручает. Она поднялась, открыла кладовую и стала собирать еду в небольшую наплечную сумку. Оскар наблюдал за ее приготовлениями, понурив голову. Несмотря на неизвестность, ожидавшую впереди, Кейт не чувствовала неуверенности. И в Валадилене и в Баррокштадте она уже занималась необычными, не вписывающимися в реальность нью-йоркского обывателя, делами. Она была готова на любую странность, которую преподнесет еще это путешествие; наполнив сумку, Кейт еще раз уверила Оскара в том, что все будет в порядке, и решительно покинула поезд. Автоматон беспомощно смотрел ей вслед, но дверь, как и было сказано, закрыл на все замки. Кейт вернулась к Бородину – стальная дверь на перрон закрылась за ее спиной – и доложила о готовности. Директор указал на монорельс, железная будка находилась с краю площадки. Кейт пролезла внутрь, сквозь узкий проход – это была глухая камера без окон, только на закрывшейся двери имелась небольшая решетка. Кейт чувствовала себя неуютно, но камера дрогнула и поползла, со скрипом, в глубины фабрики. Скорость была небольшая, и путь занял некоторое время. За решеткой проплывали балки и трубы, ничего конкретного за хитросплетением фабричных нервов было не разглядеть, и Кейт облегченно вздохнула, когда монорельс закончил движение, и дверь открылась. Она оказалась под серо-черным небом, на самой вершине горы. Железная дорожка вела под гигантский купол, на ржавых стенах которого значилась цифра «четыре». По обе стороны располагались, далекие от понимая Кейт, ощетинившиеся соплами резервуары; пузатые цистерны и множество других устройств, переплетенных вездесущими трубами. Все выглядело покинутым и мертвым, но под куполом горели длинные белые лампы. Кейт застучала каблуками по дорожке, и тут вновь зазвонил телефон. Она обрадовалась. - Оливия! Ты-то мне и нужна! Слушай, ты что-нибудь слышала о Елене Романски? - Нет. Это что, русская модельерша? - Еще чего! Знаменитая русская певица! Надеюсь, я скоро с ней встречусь. Вот только доберусь до Аралбада. Неплохо мне повезло, правда? Оливия ответила озабоченно и с неприязнью. - При чем здесь певица, ты же занимаешься механическими игрушками? У тебя все в порядке? Ты стала какой-то… другой. - А тут иначе нельзя. – Кейт медленно шла по дорожке, оглядываясь по сторонам. – Чтобы найти Воралберга, нужно провернуть еще целую кучу других вещей. Не волнуйся, я знаю, что делаю. А почему ты решила, что я изменилась? - Наверное, показалось, - отрезала Оливия. – Ты стала более уверенной. Сильной. - Это плохо? Может ее голос прозвучал резче, потому что Оливия встрепенулась. - Видишь?! Чуть что – и ты сразу же встаешь на дыбы! Кажется, я начинаю понимать Дэна, с тобой все труднее иметь дело… - Да? - Да! Мы тут с ним ходили в кафе, выпили пару коктейлей. – Оливия заговорила быстрее. – Ему надо было выговориться. Ему одиноко! Кейт подошла уже к самому куполу и осматривалась. - И что он тебе сказал? - Ничего особенного. Просто у него такое впечатление, что ты начала его избегать. Он не понимает тебя. Вчера мы были в кино, и он сказал, что тебе бы этот фильм понравился, а я сказала… - Вы и в кино вместе ходите? Кейт оторвалась от окружающей ее обстановки и попыталась прислушаться к тому, что говорила Оливия. Отсюда, с вершины мрачного Комколзграда, слушать про то, как ее подруга встречается с ее женихом было странно и, почти, ненужно. - Я просто поддерживаю его, пока тебя нет, - сказала Оливия. – Присматриваю за ним. - Что бы я без тебя делала! - Ревнуешь? – хохотнула Оливия. – Это хороший признак! Значит, он тебе нужен. Это его порадует. А Кейт прислушалась к себе – ревнует ли она Дэна? Конечно, в груди появился неприятный укол, но был он, Кейт чувствовала, совсем не таким, как можно было представить, например, месяц назад. Гораздо больше ее злила сама Оливия-из-Нью-Йорка, казавшаяся сейчас ненужной и ведущей пустой, неважный разговор. - Так вы скоро снова увидитесь? – спросила она. - Со дня на день. Мы идем к Голдбергам. - Он нашел себе юриста? Кейт хмыкнула. - Что-что? - Ничего. Не беспокойся, желаю вам хорошо провести время. Мне пора. Счастливо. Она отключила разговор и пошла вперед. Оливия разозлила ее глупой болтовней, отвлекающей от настоящих проблем. Или же нет? В любом случае, сейчас для нее было важно другое – где искать старого алкоголика? Единственный путь лежал наверх, по узкой лестнице, ведущей на платформу, с которой, судя по арочному проходу, и можно было попасть внутрь купола. Поднимаясь, Кейт яснее услышала то, что раньше ей только казалось – в гул ветра вмешивался множественный птичий гомон, гораздо более неспокойный и тревожный, чем был в Баррокштадте. Миновав два пролета, Кейт оказалась наверху. Резервуары и прочие сооружения достигали здесь огромных размеров. Была и еще одна лестница, на самый верх ржавых стальных лесов, но Кейт не разглядела там ничего стоящего. Она пошла вглубь платформы. Под навесом труб и балок, явно не в своем изначальном положении, лежала вытянутая капсула; люк был открыт и к нему, на манер крыльца, вели ступени приставленной лестницы. Все это было похоже на самодельное жилище; внутри горел свет, а пространство вокруг полнилось сотнями бутылей, пустыми, разбитыми и целыми, совсем уже пыльными и относительно свежими. Через арочный проем, платформа выходила под купол – Кейт не пошла дальше, но разглядела гигантское кольцо и трубу пускового механизма, выходившую сквозь крышу в мрачное небо. У основания застыл странный аппарат, красного цвета, обтекаемый, с тонкими крыльями и загнутым носом. В нем чувствовалась рука Ганса Воралберга. Кейт свернула к капсуле, мимо ящиков с поблекшими пятиконечными звездами, поднялась по ступенькам и заглянула внутрь. Это был отсек космического корабля, во всяком случае, она не нашла другого сравнения. Вдоль выпуклых стен тянулась захламленная кухня, с раковиной и шкафчиками; за ней кровать, собранная из множества железных листов, разной толщины, положенных друг на друга. В дальнем углу громоздился массивный шкаф-архив, а подле него, за столом, заставленным пустыми бутылками, сидел отсутствующего вида человек – невысокий, но крепко сбитый, в затасканной военной форме, черной жилетке и летном шлеме на голове. Он подпирал рукой щеку и смотрел куда-то в стену, сквозь засаленную бутылку, на дне которой, однако ж, еще оставалось немного прозрачной жидкости. Стену над столом украшали черно-белые фотографии: на одной был изображен ощетинившийся, подобно ежу, спутник; на другой – улыбающийся молодой человек в шлеме космонавта. На Кейт старый алкоголик никак не отреагировал. Она помахала рукой: - Здравствуйте! Ответом ей было молчание. - Простите за беспокойство! Вы меня слышите? На его лице возникло оживление. А затем вдруг капсулу огласил громкий голос: - Tri. Dua… Затуманенные глаза отыскали, наконец, Кейт. - Od`n, - сказал он и опустил голову на стол. Бутылка опасно накренилась. Кейт похлопала себя по бокам. Вероятно, все путешествие изначально задалось целью окончиться именно здесь. Она хотела уже растолкать пьяницу, но тот сам поднял голову, уставился на нее и что-то заговорил. - Вы знаете английский?.. Он громко икнул, содрогнувшись всем телом. Кейт взяла себя в руки. - Извините, но мне нужна ваша помощь. - Kurva. Ты что с луны свалилась? – Перемена в настроении произошла так резко, что Кейт отступила на шаг. – Тут закрытый военный объект! Откуда ты взялась? - Пожалуйста, мне очень надо… - И мне надо, - доверительно кивнул алкоголик. – Без этого никуда. Он начал трехзначный обратный отсчет. - Погодите! – хотела остановить его Кейт, но не успела. Почти пустая бутылка оказалась опорожнена. Алкоголик удрученно посмотрел за мутное стекло и зашвырнул бутылку в угол. Издав жалобный звон, она, все же, осталась цела. - Меня зовут Кейт Уокер, - на радостях, что ее понимают, Кейт решила завязать еще одно знакомство. – Я… в общем, я заблудилась, а вы, наверное, местный? Она не знала, зачем это сказала, но сейчас, казалось, говорить можно было все что угодно. - Американское какое-то у тебя имя. Хотя, мы с тобой сейчас и говорим не по-нашему… – он попробовал поклониться, но ударился лбом о край стола. Летный шлем, вероятно, смягчил удар. – Бор-рис Ша-аров к вашим услугам. Что будешь пить, вражина? - Спасибо, ничего. – Кейт с грустью посмотрела на него. – Вы уже давно здесь… живете? - Всю жизнь я здесь живу, - отрапортовал Шаров. – И сколько живу, столько и жду. Тебя, ангел мой. – Он снова икнул. – Долго же ты. Но не переживай. Мне тут скучать не приходится. И он обвел рукой захламленный отсек. - Вы военный? Бывший космонавт? - Не надо о прошлом! Важно то, что у нас сегодня. – Он потянулся под стол и вытащил еще одну бутылку, полную наполовину. – Сегодня мы пьем! Это приказ! И бутылка с грохотом опустилась на стол. - Послушайте, возьмите себя в руки! Мне надо выбраться отсюда! Практически, то был крик души, но старый алкоголик оказался к нему глух. - Мне тоже надо выбраться отсюда, - пробормотал он, пытаясь вытянуть тугую пробку. – Меня эта свалка достала уже. Но сначала нужно выпить! – Пробка с хлопком выскочила из бутылки. – Думать помогает! Кейт кашлянула – воздух в капсуле, вероятно, состоял из одних только спиртовых паров. Нужно было ломать ситуацию, не гнушаясь решительных действий. - Мне сказали, здесь можно найти транспорт. Шаров с недоумением посмотрел на нее. - Транспорт? Какой тебе транспорт? Все, что ездит, забрали уже миллион лет назад. Согласно приказу! - Директор фабрики сказал, что у вас есть транспорт, который доставит меня в Аралбад. - Бородин?! – Шаров хрипло рассмеялся. – Этот псих ненормальный! Да он предатель. Продался врагам. А-а-а… Он махнул рукой и прильнул к бутылке. - Да вы тут все ненормальные, - бросила Кейт. И подумала: включая меня. Шаров же отрицательно замотал головой. - Говорю тебе, он свихнулся! Вот у меня с головой все в порядке. У меня есть противоядие. - Прекрасно! Кейт хлопнула в ладоши, и Шаров моргнул. Она подошла к раковине и открыла кран. Напор был несильный, но зато вода – холодной. Выбрав из кучи грязной посуды самую внушительную кастрюлю (к счастью, она была и довольно чистой), Кейт сунула ее под струю. - Зачем ты это делаешь? – с опасением спросил Шаров, следя за ее действиями. - Мне нужно убраться отсюда, я вам уже говорила. – Кейт подождала, пока кастрюля не наполнилась полностью, деловито завернула вентиль и взялась за ручки. – А вы никак не хотите мне в этом помочь. И прежде чем он успел хоть что-то возразить, она опрокинула кастрюлю над его головой. Ледяной поток окатил Шарова до самых сапог, он вскочил с табурета, размахивая руками и раскидывая пустые бутылки. Вода попала в нос, и он, брызгаясь, пытался отфыркаться. - Ты что! Утопить меня решила?! А-а-а! Он опрокинулся обратно на табурет, от того, что Кейт толкнула его ладонью в плечо. - Успокойтесь! – крикнула она. – Вы немного перебрали! Шаров смотрел на нее, беззвучно открывая рот. Потом выдохнул и привалился спиной к стене шкафа. Кейт следила за изменениями, но пока что он просто молчал. - Говорите потише, - наконец прохрипел он. - Извините, у меня не было выбора, - сказала Кейт, ставя кастрюлю на стол. – Вам уже лучше? Шаров мотнул головой, тяжело дыша. - Нормально. И было нормально, только вам, видать, все не так. Откуда вы вообще взялись? Он залез ладонью под шлем и потер лоб. - Приветствую вас на Комколзградском космодроме. Я полковник Борис Шаров, летчик-испытатель. – Он кашлянул. – Несостоявшийся. Теперь, вот, охраняю остатки былой славы. - Да, комплекс этот что надо, - согласилась Кейт. Шаров покивал. - Жизнь! Сегодня ты на первой полосе, а завтра никто про тебя и не вспомнит. Кейт решила, что начинать нужно с самого начала. - Мой поезд застрял на вашей станции, а мне срочно нужно в Аралбад. Бородин сказал, что у вас можно одолжить транспорт. - Сергей Бородин? – Шаров действительно слушал как в первый раз. - Он самый. Директор комплекса. - С ним поосторожнее нужно быть, - нахмурился Шаров. – Он не в своем уме. Опасный тип. - Он посоветовал мне найти вас, - отмахнулась Кейт. - Ну а тут больше и нет никого. Он внизу, я наверху. Шаров задвигался и с трудом поднялся на ноги. - Давайте выйдем на свежий воздух. Нетвердой походкой он прошагал к выходу, по счастливой случайности без потерь преодолел лестницу и, опершись о перила на краю платформы, посмотрел вниз. Ветер задувал полы его жилетки и ворошил ремни на шлеме. Шаров медленно приходил в себя. - Так у вас есть транспорт? – Кейт встала рядом. Она оглядывалась вокруг и не видела ничего, чтобы ей сгодилось. Не считая, конечно, аппарата, стоявшего на пусковой установке. - Есть, - ответил Шаров, подставляя лицо ветру. – Только не знаю, работает ли он. На нем сто лет уже не летали. - Летали? – переспросила Кейт, чувствуя, как внутренности начинает скручивать. – А что это за транспорт? - Дирижабль, - выговорил Шаров, махнув рукой куда-то в сторону купола. – Разве не видели? Кейт прошла дальше, через гигантскую арку. Под куполом была стартовая площадка и здание центра управления, с большими и маленькими радарами на крыше, с мутными зеленоватыми стеклами; слева от пусковой установки. По правой же стороне имелась многосуставчатая лестница, оканчивающаяся у кабины огромного цеппелина, на вид древнего, с проржавевшими конструкциями. Возле него и на нем были сотни птиц, оглушавших усиленными эхом криками и хлопаньем множества крыльев. Кейт вернулась к Шарову, который снял свой шлем и задумчиво чесал затылок. - И как мне быть дальше? – спросила она. Шаров водрузил шлем обратно на голову. - В каюте, - он кивнул на свое жилище, - возьмите ключ, в шкафчике над столом. На дирижабле автопилот, так что летать на нем смог бы даже ребенок. Вам нужно в Аралбад? Кейт кивнула. - Он все равно больше никуда не летает, - продолжил Шаров. – Маршрут заложен в его программу. Туда и обратно. Удобно, когда хочешь держать людей на поводке, правда? - А далеко до Аралбада? - Два дня пути. По воздуху, конечно. Так-то будет гораздо дольше. – Шаров тяжело вздохнул. – Аралбад! Давно я о нем не слышал. Это морской курорт, где-то на востоке. Все большое начальство отдыхало там. Развлекалось. Ну, еще и военные после ранений, спекулянты, политики в отпуске и прочее жулье – вся шайка-лейка, и все за казенный счет! А вот мне ни разу не довелось. Без пяти минут народный герой, а так и не отдохнул как человек! - То есть, нужно просто дернуть рычаг и дирижабль сам взлетит и сам же сядет? - Проще простого, - кивнул Шаров. – У нас тут строили по-особому. Не как у прочих. - Да? – Кейт решила и здесь попытать счастье. – А вы знаете человека по имени Ганс Воралберг? Он когда-то работал здесь… - Ганс! – воскликнул полковник, и Кейт поняла, что попала не в бровь, а в глаз. – Ну как же, как же! Ганс! Это же он придумал самый немыслимый летательный аппарат на космодроме – реактивное крыло! Эх, увидеть бы его еще разок! Я бы даже простил ему тот случай. - Какой случай? – жадно спросила Кейт. - Он изобрел свою ракету, а к ней пусковую установку на пружине: завел и лети себе в стратосферу! Мировая революция в технике! – Шаров мечтательно хохотнул. – Я должен был ее испытывать. Мечта, а не работа! Но за несколько дней до запуска Ганс взял и исчез. Поминай как звали. Ну и всей программе, естественно, пришел конец. - Просто взял и исчез? Не сказав куда? Она не сильно удивилась, ведь речь шла о Гансе. - Понимаете, - говорил Шаров, – ему нравились звезды и ракеты, но только без бомб. У нас тут всем заправляли генералы, и постепенно Ганс смекнул, зачем им пусковая установка. А тут еще слух прошел, что, дескать, где-то на границе испытывали наши самолеты, да порушили там целый город. Ну, Ганс и решил больше дела с этим не иметь – и привет! Скрылся в неизвестном направлении. - И без Ганса вы не могли отправиться в полет? - Никто не мог сравниться с Гансом по части техники. Крыло подделали после, конечно, может оно и теперь еще полетит, да только вскоре как Ганс исчез, все это начало заканчиваться. – Шаров обвел рукой вокруг. – Полеты откладывали, а потом и вовсе закрыли. Космодром пустел, комплекс внизу тоже, и вскоре тут никого не осталось. А я приспособился летать не выходя из дома. Кейт смотрела на несчастного испытателя, а тот смотрел в темное небо. Она поймала себя на мысли, что каждый последующий пункт ее остановки влачит все более жалкое существование. И всюду Ганс оставлял за собой светлые воспоминания. - Может я смогу понять, как устроена эта ракета? – сказала Кейт, когда Шаров, поморгав, посмотрел на нее. - Вы? Да как же? - Я знакома с изобретениями Ганса Воралберга и уже не раз приводила их в действие. Может, выйдет и в этот раз? Шаров задумался. Спустя какое-то время он медленно заговорил: - Знаете, там ведь, в общем-то, и делать ничего не нужно. Все уже сделано, осталось только запустить. И я подумал, - он потер щеку, - вот сижу я на космодроме черт знает сколько, и все эти годы твержу себе, что когда-нибудь все-таки отправлюсь в космос. И лучше бы поскорей, пока водка меня не совсем доконала. Одному мне никак это не сделать, но с вами… Я уверен, стоит только запустить программу старта, как крыло взлетит, без всяких проблем. Помогите мне полететь к звездам! Кейт серьезно слушала его исповедь. - Вы уверены, что крыло не рухнет тут же на космодроме? - Почти уверен, что нет, - отозвался Шаров. – Оно обязательно взлетит. А что будет дальше – все равно. Уже сколько раз я надеялся, что все новая бутылка просто усыпит меня, и больше я не проснусь. Но если я окажусь в полете… - Оставьте мрачные мысли! - остановила его Кейт. – Все будет хорошо. Это изобретение Ганса, а Ганс свое дело знает. Правда, полковник? - Вы правы, мисс. Казалось, еще миг, и Шаров прослезится. - Мы отправим вас в космос! – уверенно заявила Кейт. – А я полечу в Аралбад. Выше нос! Шаров растянулся в улыбке и на миг с лица его исчезли синяки и тяжесть, он вновь стал молодым и крепким, каким был много лет назад на фотографии. - Займемся делом? Они разошлись – Шаров отправился к крылу, а Кейт пошла в капсулу. Ключ оказался в шкафчике, как и было сказано. Из-под пыльных блюдец Кейт вытащила стопку пожелтевших листов. Они были пусты, только один являлся машинописным документом, со скрепленным переводом на английский, помеченным когда-то красным карандашом: «Для Ганса». «Заключение экспертной комиссии. Программа ХР25. Проект пружинной пусковой установки товарища Воралберга. Товарищи! После проверок, проводившихся в течение прошлого года, члены Государственной космической комиссии пришли к отрицательному заключению в отношении Проекта Воралберга (Программа ХР25). Заключение комиссии: 1. Космическая комиссия убедилась в том, что исследования товарища Воралберга не дадут конкретных результатов ни в сфере стратегических разработок, ни в области космической программы нашей страны. 2. Члены комиссии считают, что настоящий проект станет лишь поводом для насмешек над нашей державой со стороны буржуазной прессы и снизит авторитет Советской космической индустрии. 3. За последние несколько лет после целого ряда безрезультатных попыток, товарищ Воралберг явно продемонстрировал предел своих познаний в области механики. В заключение мы вынуждены объявить об окончательном сворачивании программы. Она признана реакционной, и мы прекращаем всякое сотрудничество с товарищем Воралбергом. Это решение было одобрено Верховным Советом, который единогласно принял директиву Центрального Комитета от 15 апреля, касающегося окончательного прекращения Проекта пружинной стартовой площадки Воралберга (Программы ХР25). Директива объявляет временное закрытие космодрома в Комколзграде и расформирование группы летчиков-испытателей проекта Воралберга (Программы ХР25) с распределением их по другим подразделениям. Комколзград, 21 апреля 1979 года. Кейт вернула листы на место, но Заключение положила текстом вниз – это показалось ей символичным. Она вышла из капсулы и направилась к пусковой установке. Шаров крутился вокруг реактивного крыла, проверял кабину, что-то вертел и чем-то скрипел. Кейт посмотрела на крыло с надеждой, что полет полковника окажется безболезненным. Конструкция внушала уважение. Самолет был похож на могучего жука, сжавшегося перед стремительным полетом. Шаров сидел в кресле пилота и щелкал тумблерами. На приборной панели загорались огоньки, но были они какими-то блеклыми, а цифры на дисплее угрожающе мигали. - С ним точно все в порядке после стольких лет? – обеспокоенно спросила Кейт. - Как новенький! – с воодушевлением ответил Шаров. – Просто главное питание включается из центра управления. – Он оперся о борта кокпита и выбрался наружу. – Я тут другое подумал. Дирижабль-то, глядите, весь птицами оккупирован. Так вы ни за что не взлетите. Я уж и забыл, что первым делом мы всегда запускали Гагарина. - Гагарина? – удивилась Кейт. - Нашего соколика. – Шаров проверял топливные баки. – Уж сколько лет он у нас живет и еще столько же жить будет! Вон там, над моим домом, на вышке насест сработан. На кухне, под раковиной, возьмите коленвал – им нужно завести сирену. Дальше Гагарин все сделает, вмиг этих крикунов распугает. - Отчего их так много? - Железные фермы. Да тут для них просто рай. А сейчас еще и тихо, так что вообще благодать! Много лет назад, уже и не помню сколько, прилетели они целой тучей с запада. Ну, вместе всяко веселей. Я иногда выпускаю Гагарина, вспоминаю старые времена. Он захлопнул крышки и постучал ладонями по корпусу. - Ну, мисс Уокер, приступим, что ли? Как долго я ждал этой минуты! Кейт кивнула и направилась к лестнице, ведущей в зал управления. - Надеюсь, внутри все окажется просто? – бросила она на ходу, а Шаров в ответ махнул рукой. Помещение заливал зеленоватый свет экранов, тихо гудело оборудование. Вдоль стены протянулись приборы, опутанные проводами, со множеством ручек и регуляторов. Все работало, несмотря на то, что дальняя часть зала была разобрана: стены и потолок зияли черными дырами снятых панелей, за которыми открывались металлические внутренности здания. Кейт подошла к пульту – в том, что именно он управлял реактивным крылом, не было никаких сомнений. И вид маленького экрана, и выпуклые кнопки с рычагами, а главное – знакомая крестовина и лежащий рядом заводной ключ резко выделяли пульт среди прочего оборудования. Через грязное зеленоватое стекло открывался вид на пусковую установку. Кейт пожелала себе удачи и взялась за ключ. После двух оборотов и щелчка рычажком ничего не произошло. В этот раз, опасаясь пробовать наобум, Кейт какое-то время растеряно глядела на кнопки, но потом заметила выступающую панельку, поддев которую, она увидела два отсоединенных проводка. Ганс сработал здесь без лишних деталей. Как только проводки были соединены, небольшой экран над пультом загорелся темно зеленым светом. Кейт помахала Шарову, и тот полез в кабину. Кейт выдохнула и вернулась к изучению пульта. Всего имелось четыре кнопки и один рычаг, но даже с таким набором можно было наворотить дел. Над одной из кнопок была картинка со шприцом. Кейт не успела подумать, что бы это значило, как уже вытащила небольшой металлический куб из подозрительного углубления за приборной панелью. Что-то было написано сверху, но на этот раз Кейт не поняла. Под крышкой оказалась короткая острая игла. Ну конечно, подумала Кейт, анализ крови. С алкоголем в космос нельзя, но как же быть, если в крови Шарова, вероятно, спирта больше, чем самой крови? Она решила даже не тратить времени на пробы, а просто поднесла палец к игле и надавила подушечкой. Сморщившись, Кейт закрыла крышку и вернула куб на место. Потом нажала на кнопку под картинкой. Ее кровь оказалась превосходной, и экран сообщил, что процедуру запуска можно начинать. В это время из динамиков над головой раздался треск, сквозь который пробился хриплый голос полковника. - Мисс Уокер, как слышите? Прием! - Не очень, - почти крикнула она. – Говорите громче. - Я готов. Приступайте! Остальные кнопки были просто пронумерованы. Кейт ткнула номер один, и программа начала проверку. Прошло не больше полуминуты, и на экране высветилось разрешение продолжать. Кейт щелкнула кнопкой, и в тот же миг крыло сдвинулось с места и медленно поползло по трубе. Программа разрешила нажать последнюю кнопку. Большой экран слева от Кейт мигнул, и появилось изображение счастливого Шарова, пристегнутого толстыми ремнями, в наушниках, показывающего вверх большой палец. Кейт ответила ему тем же и нажала на третью кнопку. На экране, в обратном порядке, загорались цифры. Кейт затаила дыхание. Два, один, ноль. Запуск начат. И в туже секунду пространство наполнилось оглушительным ревом, и Кейт увидела, как бешено закрутились шестеренки пускового механизма. Из сопла вырвались клубы белоснежного дыма, и в его просветах промелькнул красный росчерк – реактивное крыло взмыло в небо, а из динамиков раздался ликующий вопль полковника Шарова. А потом наступила тишина. Дым рассеивался, растревоженные птицы слетались на балки под куполом. Изображение Шарова пропало в момент старта, и из динамиков, после, неслось лишь шипение. На запросы Кейт никто не отвечал. Ничего другого, кроме как успокоить себя удачным стартом, ей не оставалось. Выключив пульт, Кейт вышла из центра управления. Стоя на пустынной площадке, под шумом птичьих голосов, она почувствовала вдруг невыносимое одиночество и усталость. Все ее путешествие пролегало через отжившие свое механизмы, вспоминавшие о былом и жившие в меланхоличном настоящем. Наверное, Кейт не отказалась бы сейчас вернуться домой, сохранив все приобретенное за последние дни. Но до этого было далеко. Она поправила заплечную сумку и поспешила к жилой капсуле Шарова. Коленчатый вал – гнутая ржавая труба – оказался там, где и говорил полковник. Взяв его, Кейт двинулась к лестнице, ведущей на вершину стальных лесов, где в большой круглой клетке сидел сокол – мрачный и сильный, с загнутым желтым клювом и огромными когтями. Он сурово посмотрел на Кейт. В клетке с задней стороны был проем, именно поэтому, наверное, у сокола не было никакой кормушки – в любое время он мог наведаться к дирижаблю. Рядом с клеткой на длинном шесте крепился рупор. Кейт вставила коленвал в подходящий разъем и повернула. Застрекотала шестеренка, и вслед за ней рупор огласил местность низким тяжелым гулом. Гагарин расправил крылья и, сорвавшись с насеста, взметнулся вверх, едва не растворившись в серо-черных тучах, но в следующее мгновение стремительно спикировал к цеппелину, издав громкий пронзительный крик. Кейт видела, как цепкие когти схватили небольшую пичужку, и в стороны полетели красные и черные перья. Только сейчас она внимательнее присмотрелась к парящим у дирижабля птицам, и узнала в них старых знакомых – амерзонских кукушек. Через несколько минут все было кончено. Птицы, вероятно, уже умудренные опытом, рассыпались кто куда, но вокруг цеппелина их не было ни одной. Гагарин парил в вышине, черной точкой сливаясь с небом. Кейт спустилась вниз. Оказавшись у дирижабля, она прошла по покрытому птичьим пометом мостку к дверям и открыла ключом замок. Кабина была просторной, с высокими окнами, сейчас, правда, покрытыми ржой и коростой. Вдоль стен полукругом изогнулась широкая деревянная скамья, и больше никаких удобств не было. Приборная панель полнилась рычагами и переключателями, но за штурвалом стоял автоматон в цилиндре, совсем как органист из часовни в Валадилене. Конечно же, дирижабль мог управляться вручную, но служащим космодрома это было ни к чему. Им оставалось только дернуть длинный рычаг, расположенный возле штурвала. Кейт постояла в молчании, собираясь с силами. Решившись, она шагнула к рычагу и потянула его на себя. Пол задрожал, и стрелки на приборной панели ожили. Кейт слышала шум раскручиваемого винта в задней части цеппелина; дирижабль качнулся и плавно поплыл вверх, было видно, как на его вершине складываются крепления. У Кейт закружилась голова, и она прислонилась к холодному окну, а дирижабль набирал высоту и, спустя мгновение, вырвался из пелены туч в бескрайнее море белых облаков, над которым ослепительным светом сияло горячее солнце. Часть четвертая Аралбад Над белоснежной периной, дирижабль плыл в зареве закатного солнца, огромный и в то же время крошечный, а Кейт казалось, что он застыл на одном месте. Но вот облака рассеялись и взору открылись горы: морщинистые, серые, с белеющими снежными шапками. От окоема до окоема тянулись хребты, и не было внизу ни капли зелени, ни намека на жизнь, только пустынный холодный мир. Ночью небо мерцало бесчисленными звездами, а рассвет золотил кабину и захватывал дух. Конечно, комфортом дирижабль был обделен, не в пример поезду, но Кейт этого почти не замечала, наслаждаясь великолепными картинами, раскинувшимися вокруг. Еды было вдосталь, а времени для раздумий и того больше. Она и думала, но большей частью о своей жизни; не о прежней, а о той, еще детской, походившей на этот полет – она была яркой и светлой, наполненной чувствами и чистотой. Это потом появились проблемы: в успехе Кейт было не занимать, и жизнь ее никогда не лишалась достатка, но после поры юности, она чувствовала, потерялось что-то важное, то, из-за чего она не могла назвать себя искренне счастливой, если вдруг требовалось ответить на такой вопрос. И только сейчас, в этом сумасбродном путешествии, она ощущала наполненность; она не смогла бы объяснить это своему нью-йоркскому психологу, но самой себе, без определяющих слов, она все пояснила. Неважно, кем сочтут ее дома – сумасшедшей или просто эгоисткой – Кейт точно знала, что не променяла бы это путешествие ни на что другое. Наутро третьего дня хребты оборвались в долину, и стало видно прорезавшую ее, будто выныривающую из гор, полоску железной дороги. Ровно в центре долины в белесой дымке различались башенки и куполообразные крыши, но Аралбад оказался вовсе не городом, как предполагала Кейт. Это было одно огромное изысканное здание: от круглого центра в обе стороны протянулись длинные галереи; арочные окна темнели на белом камне стен; две высокие башни походили на маяки. Курорт Аралбад являлся санаторием. За ним сливалась с горизонтом блестящая гладь воды, и Кейт заворожено смотрела, совсем не ожидая увидеть море. Она уже давно смирилась с абстрактностью карты, по которой вело ее путешествие, но увиденное окончательно выбило из колеи. Дирижабль летел все ниже и ниже, Аралбад являлся подробнее. Кейт увидела железнодорожную станцию и, как ей показалось, что-то похожее на заводник. Цеппелин обогнул санаторий с правой стороны и стал быстро опускаться на специально оборудованную для него площадку. Кейт боялась вздохнуть, но программа работала безукоризненно, и вот уже зашумели крепления, и дирижабль пришвартовался. За останавливающимися винтами исчезала дрожь, стало тихо, только за окнами шелестел ветер. Аралбад был серым и холодным, словно из картины вытянули яркие цвета. Дирижабль приземлился на площадку, с которой спускалась каменная лестница; от нее широкая дорожка, изборожденная кое-где трещинами, окаймленная невысокими балюстрадами, приводила на небольшую площадь перед входом в здание, с фонтаном посередине. Всюду преобладал камень и этим курорт напоминал баррокштадский университет, только еще более одинокий. Кейт открыла дверь и вышла из кабины. Было холодно, и гуляющий ветер пронизывал насквозь. Необычайно свежий воздух в то же время был каким-то колючим и соленым; на выдохе во рту становилось горько. Кейт спустилась с лестницы и неспешно пошла по дорожке. Сквозь каменные плиты пробивалась бледная травка, вдоль балюстрад в горшках росли желтоватые кусты, за балюстрадами топорщились голыми ветвями невысокие деревца. У фонтана дорожка поворачивала и вела на станцию. Санаторий был окружен высокой стеною; горы, казалось, нависали над самым куполом крыши. Фонтан умиротворенно журчал, на чаше застыла на мысках балерина. Широкие окна здания отражали местность вокруг, на козырьке, полукругом, буквы складывались в название. Тишину вспорол телефонный звонок. - Чем вы там занимаетесь, Кейт? Мне нужны новости! Результаты! Нотариус явно что-то недоговаривает! Вы водите меня за нос! Ходите по минному полю, Кейт! Я не могу больше вешать «Игрушкам» на уши лапшу. Если к следующему моему звонку вы не скажете мне что-нибудь существенное, у нас будут большие неприятности! И у вас еще больше, Кейт! Она выслушала босса и отключилась. Тяжелая деревянная дверь открылась с мягким скрипом, и Кейт оказалась в просторном зале. Если находясь снаружи и можно было сказать, что Аралбад находится в упадке, изнутри отель производил самое приятное впечатление. Блестящий мрамор пола отражал роскошный, мягко светящийся потолок, лампы которого были слитками застывшего золота; посреди зала лежал узорчатый ковер, у стен пустовали кресла. Окна оказались занавешены плотными красными шторами, по углам к потолку взмывали, инкрустированные золотой и серебряной вязью, колонны. На всем этом фоне странно было видеть сидящего за стойкой администратора, уставившегося в маленький, перемежающийся полосками помех, телевизор, и смотрящего, такой неуместный здесь и сейчас, футбольный матч. Администратор сидел ко входу спиной, и поэтому не видел, как Кейт вошла. Грохот телевизора разносился по пустынному залу, а иногда и сам администратор с азартом подскакивал на стуле, потрясая кулаками и выкрикивая комментарии. Кейт подошла к стойке и дотронулась до звонка. Даже ей самой с трудом удалось расслышать тоненький звон, что уж было говорить об администраторе. Кейт пришлось звякнуть еще раз, а потом и просто забарабанить кулаком по лакированному дереву. С горем пополам, внимание администратора удалось привлечь. На лице его промелькнуло удивление, он сделал телевизор тише, поднялся и подошел к Кейт. На нем был старомодный пиджак и когда-то белоснежная, но сейчас поблекшая рубашка с бабочкой у шеи. Голова его напоминала грецкий орех, и на макушке уже наметилась хорошая лысина, зато она компенсировалась пышными закрученными усами, переходящими в бакенбарды. - Добрый день, сэр, - поздоровалась Кейт. Администратор ответил с благородной почтительностью: - Добрый день, леди. Добро пожаловать в отель «Кронский»! Меня зовут Феликс Сметана. Простите, но я думал, что самолет прибудет только через несколько дней… - Я оказалась здесь не самолетом, - ответила Кейт, извиняюще улыбаясь. – От станции Комколзград сюда меня доставил дирижабль. - Дирижабль? – Феликс Сметана удивился еще больше. – Сколько лет уже не приходил он сюда! Уж и не помню, когда в последний раз видел его. – Он взволнованно замялся. – Извините, но неужели вы прибыли на отдых? - Нет-нет, я не собиралась... останавливаться в Аралбаде, – мягко остановила его Кейт. Она заметила, что, несмотря на важность, которой обладал следующий ответ администратора, ей было вовсе не тревожно. – Я бы хотела узнать об одном из ваших постояльцев. Феликс Сметана обеспокоенно нахмурился. - Ни один из постояльцев не предупреждал, что ждет посетителей, - осторожно сказал он. - Тут все не так просто, - вздохнула Кейт. – Когда-то здесь жила знаменитая певица – Елена Романски. Один человек, э-э-э… старый друг, очень хочет найти ее. По его просьбе я и отправилась сюда. Мистер Сметана, Елена Романски все еще здесь? Он хмыкнул и серьезно посмотрел на Кейт. - Сожалею, мисс, но реестр постояльцев строго конфиденциален. Люди, приезжающие сюда, ищут уединения. Тем более такие значимые персоны, как госпожа Романски. - Значит, она здесь! – радостно воскликнула Кейт. – Послушайте, это очень важно. - Вы не можете появиться просто так! – Сметана повысил голос. – У нас строгие правила на этот счет, мисс. Кейт раздраженно щелкнула пальцами. - Мистер Сметана, - она оперлась ладонями о стойку и подалась вперед, - это дело касается не только того человека, но и самой Романски тоже! Я представитель юридической компании «Марсон и Лармонт» и прилетела сюда из самого Нью-Йорка! Вы думаете, если бы дело было пустяковым или же касалось какого-то там горячего поклонника, я бы преодолела такой путь только ради этого? Я очень вас прошу – проведите меня к госпоже Романски! Она решила брать статусом и серьезностью своей миссии, но Феликс Сметана оказался не из робкого десятка. И все же, пламенная речь подействовала, хотя и не так, как рассчитывала Кейт. - С пятнадцати тридцати до шестнадцати тридцати мадам Романски совершает свой ежедневный моцион по набережной, - помолчав, ответил администратор. – После я пропущу вас к мадам Романски. Вам придется подождать. Кейт с облегчением выдохнула. Немыслимая затея увенчалась успехом – Елена Романски все еще была здесь. Она кивнула и поблагодарила Феликса Сметану. - Вы не представляете, как я рада, что Елена Романски действительно оказалась здесь. - Надеюсь, это не принесет ей никаких проблем, - парировал Сметана. – Она старая одинокая женщина, живущая воспоминаниями о былой славе. Мне бы очень не хотелось, чтобы ваш визит расстроил ее. - Возможно, мой визит, наоборот, ее сильно взбодрит, - сказала Кейт. – Ее талант не забыт и для многих людей она все так же блистательна, как и раньше. Феликс Сметана пожал плечами. - Вообще-то, я путешествую на поезде, - заметила Кейт. – Просто в Комколзграде случилась небольшая проблема, и пришлось воспользоваться дирижаблем. Мое расследование касается не только мадам Романски, но и еще одного человека. Ганс Воралберг – вы не знаете такого? Администратор молча смотрел на нее, потом подошел в дальнюю часть стойки и раскрыл большой, пожелтевший от времени, журнал. - Сейчас его, конечно же, нет, - говорил он, листая страницы. – Но когда-то… - Он остановился на странице и подвел ногтем черту. – В восемьдесят первом году, Ганс Воралберг проживал в отеле. До тысяча девятьсот восемьдесят пятого. Сметана посмотрел на Кейт. - Что же за расследование вы ведете? - Дело о наследстве. Все это очень запутано. Я не знаю, где сейчас находится Ганс Воралберг, но эта железная дорога, рано или поздно, приведет меня к нему. Можно сказать, он дал указания, как его найти, но не сказал, где. - И правда, очень запутанно, - проворчал Сметана. – Хотите сказать, что вы отправитесь дальше, на Восток? Кейт развела руками. - Раз здесь его нет, ничего другого мне не остается. Вы не знаете, что за станции находятся там? - Там нет никаких станций, - покачал головой Феликс Сметана. – Дальше начинаются ледяные пустоши, где никто не живет. - Но куда-то дорога ведет? – недоуменно спросила Кейт. - Эта дорога опоясывает четверть планеты и сама она, как и зе́мли, по которым лежит, давно заброшена, - мрачно проговорил Феликс Сметана. - Я слышал, там дальше есть поселения, в основном местных народов. Не могу сказать. Аралбад всегда считался краем света. - Сейчас здесь немного постояльцев? Он вздохнул. - Да, теперь наш курорт уже не тот, что прежде. Великолепие осталось, но былые времена прошли. Вместе со страной. Кейт прошла к креслу и с наслаждением уселась. За краешком окна, где штора была задернута не до конца, виднелось сереющее небо, и Сметана заметил, что, возможно, госпожа Романски вернется с прогулки раньше обычного. Администратор рассказал, что в отеле проживало всего пять человек; все они когда-то приехали сюда на лечение и отдых, но впоследствии остались навсегда. Феликс Сметана говорил неторопливо и тихо – было видно, что он соскучился по общению. Кейт узнала, что с развалом страны, Аралбад совсем превратился в место-забвение, и несколько лет был оторван от внешнего мира. Последние же годы с Большой Земли (Кейт не спрашивала, откуда именно) раз в несколько месяцев стали летать самолеты, доставляя припасы, новости и, порой, интересующихся, желавших поглядеть на затерянный во времени советский курорт. Зато раньше Аралбад занимал первейшее место, где отдыхали высокозначимые люди со всей страны, и всегда бессменным управляющим был Феликс Сметана. Уникальные климат, созданный высыхающим морем (концентрация соли превышала все возможные нормы, поэтому на целебную галерею, где и гуляла сейчас Елена Романски, нельзя было выходить без специальной маски), доктора прописывали своим пациентам, как лучшее лекарство против недугов, а спокойная обстановка и меланхоличный пейзаж, как ничто другое, умиротворяло душу и прогоняло тревоги большого мира. Феликс Сметана, конечно же, знал Ганса Воралберга. Он приехал сюда по путевке из Комколзграда, печальный и опустошенный. - Что-то не так прошло с проектом, над которым он работал, - говорил Феликс Сметана. Приглушенно шумел телевизор, кресло обволакивало уютной мягкостью, Кейт слушала неторопливый говор администратора. – Это сильно подорвало его душевное состояние. Да и без того, - Сметана выдержал понимающую паузу, - он был не совсем нормален. Кейт кивнула. Как она и ожидала, Ганс и здесь оставил следы своего пребывания. Не считая «странного механизма на железнодорожной станции» (Кейт усмехнулась), в отеле было еще одно изобретение, которому Феликс Сметана не переставал удивляться, и которым был безмерно горд. Автоматон, «немыслимый, способный принимать решения и ничем, кроме внешнего вида, не отличимый от человека». Ганс подарил его Елене, с которой, как оказалось, крепко сдружился. И сегодня Джеймс, так звали автоматона, оставался для госпожи Романски дворецким и близким другом. Время шло, и вот уже Кейт напомнила Сметане о его обещании. Администратор кивнул – за разговором он стал приветливее - и указал на большие металлические двери-ворота, стоящие в конце зала. Кейт никогда раньше не видела такой роскоши, а недавние Валадилена и Баррокштадт, вместе взятые, меркли по сравнению с санаторием. Подобное Кейт видала, разве что, на открытках да по телевизору – из приемного зала она попала в зал с огромным бассейном посередине: голубовато-зеленая вода отражала глядящее сквозь купол стеклянного потолка небо; вдоль бассейна стояли могучие колонны, а у лестниц, спускающихся в воду, на постаментах высились скульптуры. С испещренного золотой вязью потолка спускались величественные люстры, и лишь свешивающиеся со светильников белесые нити паутины говорили о том, что Аралбад находится в упадке. Кейт прошла налево, через арочный проем, как подсказал ей Феликс Сметана. У бара она должна была позвонить в специальный колокольчик, на зов которого откликнется Джеймс, и проводит дальше, в комнату Елены. Длинный широкий коридор, изгибающийся вдоль бассейна, оказался обеденным залом. Направо панорамные мозаичные окна искажали кристальную водяную гладь, а налево открывался вид на серо-белый соленый берег мертвого моря. С кессонного потолка свешивались бледные лампы. Маленькие квадратные столики расположились по три в ряд, тесно сдвинутые друг к другу; стулья с мягкой обивкой стояли как попало. В середине коридора, у стены, был бар, и, судя по металлическим вкраплениям и нагромождением рычагов на аппарате по смешиванию напитков, Ганс Воралберг внес в него некоторые изменения. Искать колокольчик не пришлось – у барной стойки стоял Джеймс, и он оказался совсем не похожим на Оскара. Только верхняя его часть походила на туловище, вместо ног же была платформа на четырех небольших колесах. Джеймс опирался на пустое кресло-каталку, с мягкими подлокотниками и подставкой для ног; на голове его был высокий цилиндр, лицо выглядело строгим и надменным. Еще одним отличием от Оскара был более скромный вид автоматона Романски – тусклым корпусом он напоминал работников конвейера на фабрике в далекой Валадилене. Но что касается его умственных способностей, судя по рассказу Феликса Сметаны, эффективностью деталей Джеймс Оскару не уступал. Кейт поздоровалась с ним. - Добрый день, мисс, - Голос у Джеймса был низкий и гулкий, с нотками истинного дворецкого. Кейт с грустью подумала о покинутом ею Оскаре. – Меня зовут Джеймс, я автоматический слуга. С кем имею честь? - Я Кейт Уокер, - ответила Кейт. - Рад познакомиться. Вы приехали в Аралбад на отдых? Признаться, я удивлен, так как уже много лет в отеле не было новых постояльцев. - Я тоже не постоялец, - покачала она головой. – Мне нужно встретиться с Еленой Романски. - Это очень необычно, - после паузы ответил автоматон. – Я не знал, что мадам Романски ждет посетителей. - Она и не ждала меня, Джеймс. Мы даже не знакомы. Но у меня к ней очень важное дело, поэтому не мог бы ты проводить меня к ней? - Мадам Романски все еще на пирсе, - ответил дворецкий. – Любуется морем. Сегодня, кроме галереи, она захотела побывать и там. Я же, признаюсь вам, опасаюсь соленого ветра. Мадам Романски это прекрасно знает, поэтому я отправлюсь за ней, как только она позвонит в колокол. - Тогда я сама схожу к ней? – сказала Кейт, но Джеймс остановил ее. - Думаю, вам лучше подождать здесь. Местный воздух может оказаться крайне неприятен для тех, кто не сталкивался с ним раньше. Даже с дыхательной маской у вас может возникнуть дискомфорт от столько резкого перепада климата. Кейт согласилась, выдвинула из-под стола стул и уселась. - Ты ведь знаешь Ганса Воралберга? – спросила она. - Конечно, мисс. Но я не могу говорить на эту тему. - Почему? - Мадам Романски запретила даже упоминать о нем. Кейт выпрямилась в нетерпении. - Что-то случилось? - Нет, мисс. Просто ностальгия, грусть, предписания врачей… Мадам очень рассердится, если обнаружится, что я говорил с вами на эту тему, поэтому не говорите ей ничего. Кейт понимающе кивнула. Конечно же, нельзя было не поговорить с Еленой о Гансе, но сделать это, видимо, будет непросто. - Но, может, ты расскажешь мне про Ганса? Я ищу его и, честно говоря, именно поэтому мне понадобилось встретиться с мадам Романски. Ты не знаешь, где он может сейчас быть? - Нет, мисс, конечно же, нет. Уже скоро как двадцать лет я не видел его, и не знаю, куда он отправился после лечения. Ганс Воралберг создал меня, как подарок для госпожи Романски. – В голосе Джеймса звучало почтение. – Это был гениальный человек. - Да, – согласилась Кейт. – А ты знаешь такое место – Комколзград? Там остался мой поезд, вместе с машинистом. Он тоже автоматон, как и ты! Дворецкий покачал головой. - Я не знаю, что такое Комколзград; существование же механизма, настолько сложного и совершенного, как я, представляется мне маловероятным. Мадам всегда говорила, что я уникален. - Но вы даже похожи, – улыбнулась Кейт, хотя улыбка тут же увяла. – Я скучаю по нему. - Почему же здесь нет ни его, ни вашего поезда? – поинтересовался Джеймс. Кейт невесело махнула рукой. - Это долгая история. Надеюсь, скоро его увижу. Автоматон молча смотрел на нее. - Подобная привязанность весьма трогательна, мисс, - сказал он потом. В это время с берега донесся приглушенный звон. Джеймс взволнованно оживился. - Соленый ветер губителен для моего механизма, - глухо проговорил он, разворачиваясь и укатывая к большим дверям в конце коридора. До Кейт донеслась его недовольная речь: – Мадам не понимает! Она утверждает, что автоматон не нуждается в защите. Но я страдаю от соли. Я боюсь выходить наружу… Бормоча таким образом, дворецкий исчез за дверями. Через окно Кейт смотрела, как Джеймс медленно катит кресло по длинному пирсу, в конце которого, находясь уже над стальной гладью воды, была небольшая беседка. Кейт подошла ближе к окну. Берег, бывший когда-то морским дном, был хорошо виден, и она разглядела ржавые, незамеченные ранее с дирижабля, останки корабля, лежащего полубоком, уже наполовину скрывшимся под серым песком. Огромная равнина до самых гор давным-давно тоже находилась под водой. В одну сторону в горизонт тянулись безрадостные серые земли, в другую – темная гладь мертвой воды. Зазвонил телефон, и Кейт долго смотрела на трубку, прежде чем ответить. - Привет, мам. - Все нормально, Кейт? У тебя усталый голос. - Все хорошо. – Кейт опустилась обратно на стул. – Поиски продолжаются. - Хоть ты можешь мне сказать, где сейчас находишься? – воскликнула мать. – Марсон отмалчивается, Дэн ничего не знает, даже Оливия не может толком объяснить! - А что они могут сказать? – она поморщилась. – Я в Аралбаде. Елена Романски все еще живет здесь, передай Фрэнку. В голосе матери было волнение. - Но Кейт, это же так далеко! Фрэнк рассказывал мне, что Аралбад находится где-то в Союзе! Но как ты оказалась там? Ты же была во Франции, Кейт!? Я переживаю! - Успокойся, пожалуйста. Я с комфортом путешествую на личном поезде этого Воралберга, машинист знает дорогу. Да, расстояние немаленькое, но ничего со мной случиться не может. Думаю, уже скоро я его увижу. - Но это же дикарская страна! С тобой там ничего не случится?! - Здесь намного спокойнее, чем мы себе представляли. По крайней мере, там, где я сейчас нахожусь. - А зачем тебе понадобилась эта Романски? – с недоверием спросила мать. - Она связана с Воралбергом. Ну и еще нужно кое-что узнать. Мать молчала, в трубке раздавалось недовольное дыхание. - Тебе не кажется, что ты слишком увлеклась? – наконец сказала она. – Почему бы тебе просто не сказать Марсону, что никакого наследника нет, и ты сделала все, что могла? Хочешь, я сама скажу ему? - Пожалуйста, мам, не нужно ничего говорить, - вздохнула Кейт. – Не вмешивайся. Мне платят... за то, чтобы я нашла Ганса Воралберга. К тому же… - Она помедлила, но только потому, что не хотела еще больше волновать мать. И, все же, сказала: – Мне самой это нужно. Мать фыркнула. - Ты такая же, как и твой отец! Только не жалуйся потом, что я тебя не предупреждала! - Не буду. Мам! – Кейт повысила голос и с расстановкой произнесла: – Со мной все в порядке. - Очень на это надеюсь. Кейт успела спрятать телефон в карман, как в дверях появился Джеймс, везя в кресле Елену Романски. Она была старой и высохшей, в простой длинной юбке и вязаной кофте, с пучком седых волос на затылке и серыми водянистыми глазами. Но, в то же время, сквозь годы проглядывал волевой характер примадонны мировой сцены, в осанке чувствовалась стать, а голос оказался исполнен благородной строгости. - Добрый день, - поприветствовала Романски, когда автоматон подвез ее к барной стойке. – Джеймс сказал, что кто-то хочет со мной поговорить, а я подумала, что он научился шутить. Елена Романски говорила неспешно и сухо, но в голосе, вместо старческой немочи, чувствовалась жизнь. - Прошу прощения за беспокойство, мадам, - ответила Кейт. – Меня зовут Кейт Уокер. Я здесь по поручению Фрэнка Малковича. Как она и надеялась, Романски пришла в восторг от имени старого знакомого. - Малкович! Этот пройдоха! – Она говорила вовсе без злобы, и в глазах плясали плутовские огоньки. – Вы его родственница? - Не совсем, - усмехнулась Кейт, а сама подумала, действительно ли? – Он хороший друг моей мамы. Он сказал, что вы живете здесь, в Аралбаде и просил передать вам привет. - Неужели только ради его привета вы приехали сюда? – удивилась Романски. – Кстати, откуда вы? Судя по выговору… - Из Америки. Конечно, не только ради привета. Фрэнк просто подсказал, где вас можно найти. – Кейт задумалась, с чего начать свою историю. – У меня к вам важное дело. - У вас ко мне? Джеймс, как показалось, многозначительно посмотрел на Кейт. - Я юрист, - начала она, - и сейчас веду одно расследование… - Она бросила взгляд на автоматона. – Ищу одного человека. Из-за этого я встретилась с Сергеем Бородиным, директором промышленного комплекса в Комколзграде. - Комколзграде? – Было видно, что Романски помнила это место. – Да-да, я была там. Чрезвычайно угнетающее место. - Точно, - кивнула Кейт и продолжила. – Так вот Бородин – ваш горячий поклонник и он уговорил меня разыскать вас. Если бы вы согласились съездить на фабрику и дать там концерт, вы осчастливили бы его на всю жизнь! - Концерт! – Елена улыбнулась. – Девочка моя, я не пою уже много лет. – Она печально вздохнула. – Время берет свое, мой голос уже совсем не тот, что прежде. Но Джеймс! – Она толкнула локтем возвышающегося за спиной автоматона. – Ты слышал, обо мне еще говорят! У меня еще есть поклонники! - Я никогда не утверждал, что их нет, мадам, - отозвался дворецкий. Романски с азартом посмотрела на Кейт - И что этот Бородин? Я его знаю? - Да, он был директором фабрики и тогда, когда вы приезжали туда с концертом. Он говорит, что это было потрясающее выступление. Если бы вы знали, как он влюблен в вас и ваш голос! - Мне было бы любопытно встретиться с ним! – восторженно сказала певица, но тут же помрачнела, и улыбка сошла с ее лица. – Но мой голос… Нет, уже слишком поздно… Джеймс за ее спиной обеспокоенно покрутил головой. - Вы преувеличиваете, - постаралась подбодрить ее Кейт. – Я уверена, вы до сих пор прекрасно поете! Елена Романски хрипло вздохнула и заговорила дрогнувшим голосом: - Вы очень милая девушка, Кейт. Но нужно смотреть правде в глаза. Я стара, и с этим ничего не поделаешь. - Елена, - Кейт наклонилась к ней ближе и взяла певицу за руку. – Сергей Бородин одинокий человек, половину жизни он мечтал снова увидеть вас. Я рассказала вам не все. Он построил огромный орга́н, фабричный цех превратился в великолепный зал. Я далека от музыки, но представляю, какой мощный получится звук! Совершенно случайно я оказалась в Комколзграде, совершенно случайно у моей мамы в знакомых появился Фрэнк Малкович. Я отправилась в Аралбад, не зная точно, здесь ли вы еще. Понимаете, как все получается? Если вы откажетесь, Бородин просто сойдет с ума от горя! Елена слушала, широко распахнув глаза. Когда Кейт закончила, на лице певицы было сожаление. - Кейт, мне досадно не меньше, чем вам, - произнесла она еще более дрожащим голосом. – Но что же делать? Проклятая старость! – Она ударила кулаком по лакированному дереву и с силой зажмурила глаза. Повисло молчание. Елена Романски склонила голову, а Кейт беспомощно смотрела на нее. В конце концов, перед ней действительно была старая женщина, и требовать от нее концерта, свалившись как снег на голову, было необычно. Но путешествие давно уже пересмотрело, что считалось обычным и что нет. Дорога Кейт пролегала через апатию и меланхолию, и старость Елены Романски казалась финальным аккордом в этой тоскливой череде забытых мест. Но была ли виной всему неумолимая судьба, или же сами герои создавали свою удрученную историю? Быть может, Елену Романски нужно было всего лишь подтолкнуть? - Человек, которого я ищу – это Ганс Воралберг, - сказала Кейт. Джеймс издал тихий металлический вздох. Елена Романски подняла голову и удивленно посмотрела на Кейт. В ее влажных глазах тоска превращалась в светлую грусть. - Я предупреждал мисс Уокер, что ей не стоит об этом говорить, - начал было дворецкий, но она остановила его, резким взмахом велев замолчать. - Это же другое, Джеймс! Вы знаете Ганса? Кейт кивнула, радуясь, что предостережение автоматона оказалось более надуманным, как она и предполагала. Конечно же, Елене Романски разговор о Гансе Воралберге будет интересен не меньше, чем Кейт, а, быть может, даже и больше. Кейт не сомневалась, что Ганс, как и всегда, поможет одним лишь упоминанием о себе. - Только по бумагам и письмам, что находила в дороге, - ответила Кейт. – Мне пришлось изрядно покопаться в его прошлом, и теперь он для меня все равно что близкий друг. Елена Романски улыбнулась. - И где же он сейчас? – с волнением спросила она. - Это не самый простой вопрос, - усмехнулась Кейт и развела руками. – Я не знаю, но мое путешествие… Она начала рассказывать и сама не заметила, как получилась целая история, берущая начало в гостинице Валадилены. Кейт говорила и говорила, уйдя вскоре от линии самого Ганса и рассказывая обо всем, с чем встретилась в путешествии. Елена Романски и Джеймс внимательно слушали, и спустя время, когда за окном уже значительно посмурнело, рассказ завершился. От печали Елены Романски не осталось и следа. Она заговорила живо, с уверенностью, как будто решила уже что-то внутри себя. - Ганс был для меня гораздо бо́льшим, чем просто друг. Нет, не подумайте о каких-то романтических увлечениях, ничего такого между нами не было, просто ни с одним человеком в жизни мне не было так хорошо, как с Гансом. Он превратился в родственную душу для меня! Те четыре года, что он прожил в Аралбаде, стали волшебными. Вот что такое настоящая дружба! Ганс был добр, чист – наивный ребенок во взрослом мире, сохранивший способность мечтать и верить в чудо. Вы должны знать, Кейт, что он… Кейт кивала. Многое из того, что говорила Елена, ей было знакомо. Для нее самой Ганс значил уже куда больше, чем все «друзья», оставленные в Нью-Йорке. Елена говорила долго, вспоминая, как и Кейт до нее, все новые и новые мелочи, связанные с Гансом и жизнью в Аралбаде. Но вот она будто опомнилась, выпрямилась и с уверенностью посмотрела на Кейт. - Я поеду с вами в Комколзград, к Бородину. Подожди, Джеймс! Она одернула дворецкого, попытавшегося возразить ее решению. Автоматон с лязгом закрыл рот и уставил взгляд на Кейт. Елена Романски продолжала: - Пускай мой голос уже отпел свое, но сама я, все же, настоящая Елена Романски! – Она усмехнулась и театрально взмахнула рукой. – Думаю, Бородину хватит и этого. Кейт согласно кивнула, про себя однако испытав неприятные ощущения. Она велела себе не думать о не совсем нормальном директоре Комколзграда, которому ничего не стоило захватить себе поезд и связать Кейт «невыполнимым» поручением. Елене Романски, конечно же, о странностях Бородина она ничего не сказала – выходило, что Кейт, по доброте душевной и по настойчивости директора, согласилась прервать свое путешествие, разузнав в Аралбаде о желанной певице. Джеймс же, меж тем, не успокоился и таким объяснением. - Я против, мадам, - сдержанно сказал он. – Мне не нравится место, в которое вы собираетесь. Мне не нравится ситуация, в которой оказалась мисс Уокер. Мне кажется, она сама не знает, чем может обернуться для вас эта поездка. Этот Бородин… - Я уже виделась с ним, Джеймс, я все вспомнила. Эталон советского управляющего – вот кто такой Бородин. Теперь он одинокий человек, живущий прошлым – как и я сама. Комколзград не так далеко отсюда, мы встретимся с Бородиным и вернемся обратно. И Кейт отправится дальше, за Гансом. А когда она увидит его… Конечно же, Елена Романски понимала – вероятность того, что Кейт вновь окажется в Аралбаде вместе с Гансом, крайне мала. Они условились, что, по крайней мере, Кейт передаст Гансу – в Аралбаде его помнят, любят и ждут. Так же, очертя голову, бросилась в путешествие и сама Кейт, когда покидала вокзал Валадилены. - Время взяло свое! – не сдавался автоматон. – Вы уже не девочка, мадам Романски… - Спасибо, что напомнил. – Елена кивнула дворецкому. – А теперь, пожалуйста, отвези меня в мою комнату, мне надо собраться. И попроси к телефону товарища Сметану, мы обговорим детали. - Полагаю, сам я буду сопровождать вас в этом… путешествии? - Не думаю, что это необходимо. Джеймс запнулся на полуслове. - Вы… вы хотите сказать, что мне придется оставить вас? Об этом не может быть и речи! - Будешь готовиться к моему приезду. – Елена Романски была непреклонна. – Я, кажется, начинаю потихоньку оживать. Когда я вернусь, мы пересмотрим наше размеренное существование. Знаешь, что я буду делать по возвращении, Джеймс? Достану старые альбомы. Но уже не буду лить ностальгических слез. Я прослушаю все пластинки с радостью и гордостью за себя и мое время, а не только лишь для того, чтобы впасть в очередную апатию. А потом, быть может, мы увидимся и с Гансом… Кейт же оказалась в некотором замешательстве. Романски, верно, это заметила и улыбнулась ей: - Не думайте, Кейт, к этому креслу я вовсе не прикована. Просто в теперешней неторопливой жизни… я уже говорила! – Она похлопала Джеймса по локтю. – Вперед! Кейт, готовьте ваше летательное средство, мы отправляемся меньше чем через час! Когда они скрылись за поворотом, Кейт перевела дыхание и вдруг улыбнулась. Она сидела в пожухлом зале, сама с собой, в застывшей тишине, вне времени и событий. Она как будто только сейчас в полной мере осознала, как далеко ее забросила судьба, и как еще дальше находится прежний мир, в который она уже не могла вернуться. Там, вне Валадиленыбаррокштадткомколзградаралбада, жизнь и ценности жизни, казалось, давно уже исключили из себя всякие переживания, чувства и любовь. Все эти слова там были, но имели другие смыслы, и сами люди уже забывали, что смыслы эти были подменены. Наверное, всему бы Нью-Йорку или даже целой стране (а с вывихами современной истории – то и целому миру) неплохо было бы оказаться в таком путешествии, где ностальгия была не только по ушедшему времени, но и по ушедшим, за временем вслед, чувствам… Она подумала, что слишком резко говорила с матерью. Всегда. Хотела набрать уже номер, но встречный звонок опередил. - Привет, Оливия. Голос у подруги был глухим, будто она звонила с больничного отпуска. Ну да, впрочем, это оказалось практически так. - Вечеринка прошла удачно. Кейт прекрасно знала Оливию и все ее состояния, поэтому вопрос превратился в утверждение. - Там все напились… – Оливия растягивала слова, была недовольна. Но только лишь своим состоянием. - Понимаю. В трубке было молчание. - И как ты? – Кейт интересовало больше, на телефоне ли еще Оливия. Она никуда не ушла – просто не могла сказать чего-то, что сказать было нужно. Кейт хорошо знала свою подругу. Она не удивилась, когда Оливия взвыла вдруг как смертельно раненая. Не удивилась и последовавшей вслед тираде. - Я свинья! Настоящая свинья! Кейт! Я не знаю, что делать! Ты меня не простишь… Это Дэн, все Дэн… Она говорила, что не простила бы тоже, если бы оказалась на месте Кейт. После вечеринки Дэн отвез ее домой. Им не стоило столько пить. Во всем виноват он. Но Оливия никогда не говорила Кейт – она сходит по Дэну с ума. Они подруги, Кейт с Дэном помолвлены. Но Кейт уехала. Сорвалась неизвестно куда и зачем. Оливия потеряла голову. Хотела утешить Дэна. Во всем виновата Оливия… - Я просто умереть готова, - призналась она Кейт после того, как закончила плакать. Когда Оливия звонила в последний раз, в Комколзграде, Кейт задумывалась – ревнует ли она Дэна. Тогда она сказала себе, что звонящая из другого мира подруга, отвлекающая от поисков космонавта Шарова, злит гораздо больше, чем возможная потеря любимого. Сейчас она поняла, что обманула себя тогда. Кейт ревновала Дэна. Боялась (не так, правда, сильно как неделей раньше, а до этого месяц назад), что Оливия «поддержит его» гораздо больше, чем требовалось. Пыталась заглушить неприятную тяжесть в груди. Которой сейчас не было и в помине. Кейт резко разговаривала с матерью. Всегда. Эта мысль, возникшая минуту назад, точила ее действительной болью. А Дэн и Оливия не волновали вовсе. Искренне. - Не бери в голову. – Она нарушила затянувшуюся паузу. – Ты с Дэном… это все сейчас так нереально… и так неважно. Прости, Оливия, но мне пора. Нужно обработать эту порцию данных. - Ты что, робот? – хрипло воскликнула Оливия. – Кейт, не клади трубку! В ответ раздались гудки. Кейт поднялась из-за стола и направилась к выходу из зала. Дороги назад уже не существовало. Когда она вернется, сразу же отправится к матери, и они поедут куда-нибудь. Вероятно, с Фрэнком тоже. Уедут, далеко, не в такое, конечно же, путешествие, в каком была сейчас она, но так, чтобы можно было почувствовать, что чувствовала Кейт. Она была уверена, что матери (и Фрэнку тоже) такое окажется в новинку. Точнее, они вспомнят… Что же до Оливии… она назвала Кейт роботом. А с таким ураганом, который бушевал внутри, «робот» быть никак не мог. Только автоматон. Кейт миновала бассейн, поднялась по лестнице и вышла в холл. За окном неумолимо темнело, и светильники под потолком и у стен горели ярче и впечатлительнее, чем когда Кейт видела их в первый раз. Феликс Сметана оставил свое кресло перед телевизором и писал что-то в толстенном регистрационном журнале. Он бросил быстрый взгляд на подошедшую Кейт и вернулся к страницам. - Мне бы, как администратору, следовало проявить волю и воспрепятствовать вашей авантюре с поездкой, - сказал он. Поставив жирную точку, он отложил ручку и выпрямился. – Но я не буду этого делать. Я не помню Романски такой счастливой с восьмидесятых годов. Вы верно сказали, что ваш визит ее взбодрит. Поэтому я и пропустил вас, предварительно даже не позвонив. Взял на себя смелость сообщить ей, что она все еще жива. Но я попрошу вас, мисс Уокер, взять на себя полную ответственность за безопасность мадам Романски. Никакими гарантиями просьбу закрепить я, естественно, не могу, поэтому полагаюсь только на ваше слово. - Обещаю вам, что доставлю Елену Романски обратно целой и невредимой, - утвердительно кивнула Кейт, про себя взмолившись, чтобы все действительно оказалось именно так. - Надеюсь, она не сорвется ехать с вами дальше, искать господина Воралберга. Кейт усмехнулась и покачала головой. - Думаю, так далеко уже я́ не зайду. Если мне все же удастся найти Ганса, я расскажу ему о Елене и, может, тогда он приедет сам. - Было бы очень приятно, - согласился Сметана. Раздался телефонный звон, и администратор поднял трубку. - Так и передам, - сказал он после того, как выслушал Романски на другом конце провода. Он положил трубку. – Мадам передает, что уже готова и выйдет через минуту. Надеюсь, дирижабль работает исправно? - По пути сюда проблем не было, - ответила Кейт, и когда Феликс Сметана нахмурился, извиняюще улыбнулась. - Построено на века, - сказал администратор и добавил: – великая страна. Была. Кейт спросила о том, что всегда было ей интересно: - Там дальше тоже говорят на английском? - На американском, вы хотели сказать. – Сметана хмыкнул. – Нет. Только по окраинам просочилась ваша экспансия. А там дальше, - он притворно скривился, - враги! - Уже наслышана. Что сейчас происходит в Союзе? У нас, как будто, им совсем не интересуются. - Как же, как же, - проворчал администратор. – Вам так говорят. Те, кому надо, очень даже интересуются. - Старая песня, - кивнула Кейт. - Мы варимся в собственном соку, - продолжил Сметана. – Застыли в студень. После последней революции, можно сказать, наступило спокойное время. Тихое, грязноватое, но спокойное. Всего я вам рассказать не успею, да и не нужно вам это – до мест, где царит самая грязь, вы вряд ли доедите. Но, - он поднял указательный палец, - постарайтесь найти господина Воралберга как можно раньше. Не забредайте дальше тайги – тогда и не увидите ничего, о чем я вам не рассказал. Он серьезно смотрел на Кейт поверх очков, и та кивнула. В холл вошла Елена Романски – в великолепном черном платье, сама, без кресла, неспешно и грациозно. Следом катился Джеймс, неся в руке небольшой лакированный чемоданчик. - Вы не станете возражать, если я вас немного нагружу? – спросила Елена у Кейт, кивнув на свой багаж. Кейт согласно приняла чемодан у автоматона. - Ну, вот и все! – торжественно сказала Романски. – Надолго не прощаюсь, Феликс, так как надеюсь вернуться обратно. Двадцать лет сидеть взаперти, и вдруг вспорхнуть и полететь – причем буквально… Она замолчала. Молчали и остальные. Елена Романски взглянула на Кейт. - Вперед? - Вперед, мадам Романски! В сумерках, все вместе, они дошли до площадки дирижабля. Феликс Сметана и Кейт помогли певице подняться и разместиться; Джеймс стоял у лестницы и смотрел хозяйке вслед. - А я ведь летала раньше на таком! – заметила Елена, усаживаясь удобнее на деревянной скамье. – Правда, сиденья там были мягче, да купе имелось больше, чем одно. - Зато вид за окном будет что надо, - заверила ее Кейт. – А уж обратно мы поедем на моем поезде, и там вы пересмотрите свои представления о путешествии в первом классе. - Жду с нетерпением. - Желаю вам удачи, - сказал Феликс Сметана, стоя в дверях. – От всего сердца. Он посмотрел на Кейт. - Мы вернемся, - ответила она, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал. Потому что взволнована она была как никогда раньше. Радость от согласия Елены Романски отправиться с ней сменилась страхом. А если Бородин придумает что-нибудь еще? Например… нет, она запретила себе думать об этом. Феликс Сметана спустился к подножию площадки и встал рядом с Джеймсом. Кейт не дышала. Время замедлилось. Тишина. И она толкнула рычаг. Дрожь от вращающихся винтов заглушила ее собственную. Елена Романски держалась уверенно, но стала заметно бледнее. А потом цеппелин мягко поднялся, освобождаясь от швартовочных колец, и потянулся вверх. Елена Романски заворожено смотрела на купола Аралбада. Наступала ночь. *** Они говорили, а под ними тянулись горы. Время текло медленно и быстро – как всегда бывает, когда нужно ждать. Сначала Кейт слушала: жизнь Елены Романски была огромным альбомом с тысячами фотографий, веселых и грустных, со вкусом прошедшей эпохи. Кейт поняла, что практически ничего не знает о тех годах точно. Ей были известны разрозненные истории, события, то, что знал каждый и чем каждый ограничивался. Кейт вновь убедилась в пластмассовости своего мира, в котором штрафовали за недостаточно быструю езду. Рассказывать о своей такой же пластмассовой жизни Елене Кейт не очень хотелось, но Романски спрашивала, и Кейт отвечала. Слово за слово, она разговорилась и вскоре поняла, что Елена не услышала многого, что можно, но не нужно было сказать, а значит, подумала Кейт, сама она была, все же, не такой пропащей, как думала о своем мире. Раз за разом их разговор сворачивал к Гансу Воралбергу. Кейт нравилось говорить о нем больше, чем о себе. Ганс отождествлял добро. Они вернулись из безвременья, когда увидели поднимающиеся в черно-серое небо столбы дыма. Дирижабль пришвартовался. Останавливались винты, снаружи завывал ветер и шумел гомон птиц. Елена Романски смотрела в окно с интересом. - Это мрачное место ничуть не изменилось, - сказала она. – И все же есть в нем что-то такое… загадочное, маняще неуютное. - Не отпускающее, - добавила Кейт, смотря на пустую стартовую площадку реактивного крыла и одинокую капсулу полковника Шарова. Они вышли из дирижабля и поспешно спустились с лестницы. Кейт объяснила Елене, что встречать их будут не здесь, и они направились к выходу с космодрома. Ветер пробирал насквозь, и они старались как можно быстрее покинуть вершину горы. Подходя к кабине монорельса, они увидели Бородина; директор переминался с ноги на ногу. - Мисс Уокер, вам удалось! – проговорил он чуть слышно, когда они подошли. – Елена… Милая Елена… Бородин подался вперед, прижав руки к груди, улыбаясь. В дороге Кейт рассказывала Елене об облике директора Комколзграда, об аварии, которая когда-то случилась на фабрике, и из-за которой Бородин оказался за неуютной маской. Романски не смутилась и с почтением пожала директору руку. Бородин волновался и выглядел совсем не так, каким впервые предстал перед Кейт. - Как долго я ждал этого момента, Елена! Уже отчаялся и перестал верить! Но вот появилась мисс Уокер! Прошу вас, сюда… Бородин повел их не к монорельсу, а к большому лифту, специально приготовленному для дорогой гостьи. Спуск с космодрома занял дольше времени, чем это вышло у Кейт в монорельсе. Директор непрестанно говорил. Он ждал, не находил себе места после того, как Кейт отправилась в Аралбад. И вот, наконец, он углядел возвращающийся дирижабль и поспешил наверх, к неизвестности – суждено ли встретится с Еленой Романски? У него все было приготовлено. В комнате-музее их ждал накрытый стол, и Кейт с удивлением смотрела на свежие овощи, картофель и черный хлеб. Оказалось, в недрах фабрики были теплицы, где Бородин выращивал все, что необходимо было в его автономном существовании. Стояли на столе и бутылки с темным вином, из неисчислимых фабричных запасов. Елена Романски восторженно разглядывала висящие на стенах фотографии, нежно касалась платьев, изучала трельяж, на котором Бородин разложил посвященные ей статьи. С жаром кивнула, когда директор предложил включить граммофон. Захрустела пластинка, упруго двигалась игла, и комната наполнилась мягким звуком. Сквозь года плыла протяжная мелодия, в которую влились голоса, мужской и женский – Фрэнк и Елена. Романски выглядела отрешенно-счастливой. Под неспешную музыку они сели за стол. Еда оказалась вовсе не дурна, вино – ярким и ароматным, да и сам Бородин вел себя как истинный джентльмен: робкий и хозяйственный, он оказался отличным рассказчиком, и даже маска его перестала казаться пугающе неприятной. Более странного застолья Кейт переживать не приходилось. Она слушала неторопливый разговор Бородина и Романски. Порой они говорили по-русски, но скоро возвращались на английский, чтобы Кейт не оставалась одна. Разговор шел о том времени, когда «хорошо было если не все, то многое». Кейт с интересом слушала, но не забывала об Оскаре и его руках. О том, что Елена Романски не будет петь, Бородин еще не знал. Прошло еще какое-то время, и вот директор поднялся из-за стола. - Елена, мисс Уокер, прошу вас посмотреть мой Великий Орган! Уже настроен каждый механизм, каждая деталь. Вы увидите, Елена, что сцены, подобной этой, нигде в мире больше нет! Они вышли из музея и на лифте спустились в зал. Сцена была подсвечена темно-красными огнями, единственное светлое пятно было в центре, куда падали лучи двух ярких ламп с потолка – здесь должна была стоять Елена Романски. Сам орган величественно выступал из темноты и у его подножия, освещенный, сидел механический органист. Вдоль стен зала клубился пар. Елена Романски заворожено смотрела на произведение Бородина. Кейт стояла рядом, решая, самой ли ей сказать о несостоявшемся концерте или оставить это за певицей. - Прекрасная Елена, я сгораю от нетерпения услышать ваш божественный голос! – говорил Бородин. – Скажите, когда вы будете готовы ступить на мою сцену? Романски молчала. Она не отрывала глаз от белого круга на сцене, куда ей предстояло встать, и как будто не слышала, что говорил ей директор. Она сделала шаг к сцене. Кейт вздохнула. - Директор… - начала она. Но в следующий миг Елена Романски сдвинулась с места и быстрым уверенным шагом поднялась на сцену. Замедлившись перед освещенным кругом, она, все же, шагнула в него и встала, блистающая, красивая, великая певица. Она стояла, закрыв глаза и вскинув голову, черное платье серебрилось в ослепительном свете. Время как будто замедлилось, чтобы через мгновение разразиться оглушительной бурей, стеной звука, мощного и величественного. - Я готова, Сергей, - сказала Елена Романски. Кейт раскрыла рот от удивления, а Бородин, всплеснув руками, стал подниматься по ступенькам наверх, где с высокой платформы открывался вид на весь зал, и где находился пульт управления сценой. Кейт бросилась за ним. - Приготовьтесь услышать величайший голос в истории, - обернулся директор к Кейт, когда она подошла к нему. Они стояли у массивной приборной панели со множеством кнопок и рычагов. Отсюда сцена выглядела чуть ли не крохотной, но в центре освещенного круга стояла статная Елена Романски, будто застывшая перед прыжком в пропасть. Бородин щелкал кнопками. Красные фонари поблекли, искрящаяся певица превратилась в сосредоточение света. Сцену заволокли клубы пара, откуда-то сверху раздался мерный металлический лязг. Два низких и один высокий – удары нарастали, будто из недр фабрики к ним двигалось гигантское железное чудовище. В ритме возник гул, словно далеко-далеко ревели низкие трубы, и вдруг органист у подножия органа ожил и взял два низких, глубоких аккорда, завершая вступление. У Кейт задрожало в груди – звук наполнил все вокруг. Елена Романски запела. Кейт не уловила никакой зацепки, по которой можно было бы определить, какая сейчас будет песня, но Елена Романски пела, и гигантский орган сливался с ней в единое целое. На сцене не было никаких микрофонов, сама фабрика являлась гигантским резонатором, и голос Елены плыл. Она двигалась как во сне. Закрыв глаза, вознеся руки, крохотная, она заполняла собой весь гигантский зал. Музыка убыстрялась и замедлялась, Елена двигалась, волнообразно, будто поддерживаемая звуком, плыла и летела. Кейт стояла в забытье. Она не знала, сколько длился уже этот прекрасный шторм. Это не было просто музыкой, это было неземное, космическое действие. Крещендо. Орган почти весь скрылся за белым паром, Елена подняла руки и вышла на последнюю ноту, открыв глаза. Несмотря на высоту, Кейт видела, как на щеках певицы блестят дорожки слез. Гром – и тишина. Медленно уходило эхо. Кейт не дышала. И в этот миг рухнула клетка. Кейт резко обернулась. Бородина не было рядом. Она не могла сказать, когда видела его в последний раз. Когда он щелкал пультом? Что он задумал?! Кейт едва не зарычала от ярости. Нельзя, конечно же нельзя было ему доверять! Она сорвалась с места, пронеслась по лестнице вниз и через зал побежала к сцене. Сердце бешено колотилось – зыбкое перемирие нарушено, теперь они все пленники сумасшедшего Бородина. И хуже всего, что она затащила сюда Елену Романски! Кейт поднялась на сцену и подбежала к клетке. - Что это значит, Кейт? – Голос певицы дрожал, взгляд был полон недоумения. – Что вы задумали? Кейт готова была умереть. - Пожалуйста, Елена, я здесь ни при чем! Я не знала!.. Знала, черт тебя дери, перебила она сама себя. Конечно же знала! Но дала уговорить накрытым столом и сочувствием к директору. - Я вытащу вас отсюда! – крикнула Кейт срывающимся голосом. Елена ничего не ответила, смотрела на нее растерянно. В клетке имелась дверь, но запирал ее огромный железный замок. Кейт дернула прутья, развернулась и побежала к лестнице наверх, в кабинет Бородина. Дверь оказалась открыта, и директор был внутри. - Что вы делаете?! – рявкнула Кейт, ворвавшись. Бородин отвернулся от экранов и развел руками. - Я не могу отпустить ее, - сказал он. – Моя мечта осуществилась! Я построил Великий Орга́н, я насладился ее выступлением, для меня, лично. Теперь она будет петь всегда! Только для меня! Голос его был спокоен и никак не выдавал безумия. Лишь тонкие губы кривились в неприятной улыбке. Кейт стояла и смотрела на него, не зная, что делать. - Вас я держать не намерен, - продолжил Бородин. – Можете уезжать. Без рук автоматона, конечно. Он скривился. - Ах, да, вы же говорили, что без него вы не сможете разобраться с поездом… Кейт не слушала. За спиной директора, на приборной доске, небрежно лежал большой ключ. Она не медлила и не задумывалась над тем, что делает. Стремительно, она оттолкнула Бородина и схватила ключ. - Куда!!! Он навалился на нее, схватил за руки, но в Кейт клокотала ярость, и директору пришлось уступить. Ударяя чем можно и куда возможно, она отпихнула его от себя и выбежала прочь из бункера. Вниз, по лестнице, через зал, на сцену. Ключ оказался именно тем ключом, и Кейт открыла решетку. - Быстрее, Елена! Со всей возможной скоростью, они побежали к большой стальной двери, той, что выводила на перрон. К счастью открывалась она не только из кабинета Бородина, но и с пульта у самой двери – Кейт обратила на это внимание еще когда шла прощаться с Оскаром перед отлетом в Аралбад. Медленно, дверь поползла в сторону. - Елена, послушайте! Бегите к поезду, скажите Оскару, чтобы готовился к отъезду. Пускай постарается без рук! Я достану их и догоню. Елена Романски кивнула, протиснулась в открывшийся проем, но тут раздался лязг, и дверь в мгновение захлопнулась, едва не защемив певице платье. Висящий над дверью экран замигал, и появилась маска Бородина. - Я не отвечаю за последствия, мисс Уокер! – рявкнул директор. – Елене ничего не угрожает, но вас я терпеть не желаю! Кейт не ответила; бросилась через зал, к органу. Как быть с руками, она не знала. Единственное, что она придумала, могло и вовсе лишить их возможности спастись. Взбежав на сцену, она оказалась у органиста. Массивная штанга, которой были прикреплены руки Оскара раньше, отсутствовала, преградой для Кейт оказались вполне обычные шурупы, без инструмента которые было не снять. Но план Кейт учитывал такую деталь. Взявшись за локти органиста обеими руками, она уперлась ногой о ногу автоматона и с силой рванула руки на себя. Раздался хруст. Стараясь не думать об особом блоке бывшего секретаря, Кейт уперла его локти о нижний мануал органа, наклонила туловище вниз и с отчаянием ударила ногой по спине. По фабрике прокатился громогласный нестройный аккорд. Ударила еще, и еще; в бока, в грудь, с корнем выдирая тонкие металлические руки из тела автоматона. Спустя еще пять ударов она уже бежала через зал с изувеченными руками механического органиста, но с целыми и невредимыми запястьями Оскара. Орган затихал, возле него, уставившись металлическими глазами вверх, лежал сломанный автоматон. С экрана, исказившись в гневе, кричал Бородин: - Вы мне заплатите! Я убью вас! Кейт забежала в лифт, дернула за рычаг и опустилась в туннель, по которому, кажется, когда-то давным-давно, пришла сюда. Туннель показался ей бесконечным. Висящий под потолком монитор оскалился страшной красноглазой маской. -Никто не уйдет отсюда! – взревел Бородин. Сейчас можно было без всяких скидок считать его сумасшедшим. – Вы помогли сбежать Шарову! А сейчас хотите оставить меня и без Елены! Я не буду здесь один! – бросилось в спину Кейт. Она резко остановилась. - Уезжайте отсюда! – крикнула она. Экрана она уже не видела, но надеялась, что Бородин слышит. – Я отвезу вас в Аралбад! Вы выберетесь с этой проклятой фабрики! До того, как Бородин крикнул в ответ, прошли секунды. Какие-то секунды, но он думал над ответом. И ответил. - Я эта фабрика!!! Я и Елена!!! Барабанные перепонки едва не лопнули, Кейт упала на стену, и через миг ее накрыло облаком пыли и щебня. Она перестала что-либо видеть, но слышала, холодея от ужаса, как грохочут сыплющиеся камни. На ощупь, оттолкнувшись от стены, она ринулась прочь от этого звука; ногу пронзило болью, и Кейт рухнула вниз. Она закрыла голову руками и зажмурилась. Ее раздавила тишина. Подняв голову, кашляя, она приходила в себя. Сквозь пыль проглядывался бурелом из обломков потолка, стен и пола, завал из камней на месте, где только что был лифт. Генератор со свечей зажигания покосился и сыпал ворохом искр. Лампы мигали. Кейт поднялась, в любой момент ожидая боли, но все обошлось, только нога, зацепившаяся за шпалу, неприятно саднила. - Чертов кретин, - пробормотала она, идя по туннелю обратно. Экран не работал. Кейт заглянула в боковые ходы – там света не было вообще. Она собралась уже пойти правым коридором, как со стороны лифта на фабрику раздался шум. Жужжал механизм, с каждой секундой все замедляясь, так, что Кейт стала различать отдельные щелчки, словно молоточек двигался по шестеренке. Движение остановилось, молоточек затих. И раздался взрыв. Кейт упала в темный коридор. - Что ты делаешь!!! Туннель рушился. Грохот не останавливался, а только набирал силу. Кейт видела – с обеих сторон коридора к центру шла лавина осыпающегося потолка. Она закричала. Увидела в стене дыру. Труба, большая настолько, что поглотила Кейт целиком. Она поползла, вперед, куда-нибудь. В голове бушевал шторм. Грохот прекратился. Кейт оказалась в кромешной тьме. Она закашлялась – воздух в тесной трубе стремительно превращался в пыль. Кейт ползла. Серый свет показался, когда она была на пределе. Кейт вспомнила, как видела черные провалы труб, оказавшись на станции в первый раз. Выбравшись на перрон, она прислонилась к стене и так стояла какое-то время. Впервые в жизни она оказалась в ситуации, когда могла погибнуть. Кейт окинула взглядом поезд – в нем, вроде бы, ничего не изменилось. Колосс впереди все так же преграждал дорогу. Она поднялась в вагон. Елена Романски сидела в кресле и обернулась, увидев ее. - Вы в порядке, Кейт? - Все хорошо, - она махнула руками Оскара, удивившись, как умудрилась не потерять их, выбираясь на поверхность. – Вы познакомились с Оскаром? Елена Романски кивнула. - Он куда расторопнее моего Джеймса. Только без рук, он сказал, нельзя приготовить поезд к отправлению. К тому же, ворота, стоящие на пути… - Я разберусь, - бросила Кейт и вышла из вагона. Она подбежала к локомотиву и поднялась на площадку к Оскару. - Кейт Уокер! - Оскар! Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, потом Кейт кивнула на отломанные руки. - Отвертка, Оскар! Автоматон указал на ящик с инструментами, Кейт раскрыла его, нашла отвертку и наконец-то освободила несчастные руки. - Что случилось с тем музыкантом, Кейт Уокер? – спросил автоматон, глядя на остатки органиста. - Другого способа спасти твои руки у меня не было, - ответила Кейт. – Не волнуйся, он не был… живым. Она присоединила руки на место. Оскар подвигал пальцами, сжал кулаки. - Все в порядке? - Да, Кейт Уокер. – Оскар посмотрел на нее. – Спасибо вам! Но что мы будем делать с воротами? Он указал на возвышающегося впереди колосса. - Готовь поезд, - приказала Кейт. – Я посмотрю, что можно сделать. Она спрыгнула на перрон и побежала к колоссу. Что еще предпримет Бородин, если ему достало ума взрывать собственную фабрику! Кейт поднялась по лестнице. Оказавшись в кабине управление колоссом, она стала осматриваться в поисках кнопки-рычага, которым можно было бы открыть заслон. Ничего, кроме того, чем колосс двигался, она не нашла. Кейт спустилась вниз, спрыгнула на рельсы и принялась искать там, что-нибудь, где-нибудь – все было тщетно. Она оперлась о стальные прутья, дернула. Это, конечно же, не помогло, но появилась идея. Точнее, просто необходимость что-то делать. Кейт вернулась к локомотиву. - Оскар, - сказала она, - наш поезд выдержит удар? И она указала на ворота. - Это крайне плохая идея, Кейт Уокер! - Идея просто ужасная, - кивнула она. – Но другого выхода нет. Этот сумасшедший хочет меня убить. А из тебя он сделает… кого-нибудь. Я даже не знаю, что будет с поездом. Оскар хотел возразить, но промолчал. Он встал за приборную панель. - Я в вагон, - сказала Кейт, спускаясь с локомотива. У Кейт кружилась голова. У них ничего не выйдет. Поезду даже не хватит разгона, чтобы как следует ударить в решетку. Они просто врежутся и окончательно останутся в Комколзграде. Но что делать? Попытаться справится с Бородиным? В конце концов, их трое, а он один. Нет, это еще более глупая идея, чем брать ворота на таран. Второй раз подставлять Елену Романски она не собиралась. Кейт поднялась в вагон и махнула Оскару, выглядывавшему из локомотива. Автоматон махнул в ответ. - Приготовьтесь, Елена, сейчас нас сильно потрясет! Поезд тронулся. Кейт рухнула в кресло, обхватила плечи руками. У них ничего не выйдет! Остановить Оскара, пока не поздно? Нет, поезд уже разогнался, не сильно, но быстро. Оскар выжимал все возможное. Кейт уперлась руками в стол. - Елена! - Кейт!!! Взрыв! И черный дым за окном. Они в обломках, в огне, и вдруг возможность видеть: ущелье и до горизонта – горы. Колосс падал, тонув в вихре красного огня и черного дыма. Огонь взвился над фабрикой бесформенной массой, дым заполнил ущелье, и из дыма серебристой стрелой вылетел механический поезд. Он несся прочь из ущелья, набирая скорость, а позади, озаряя черное небо, расцветал огненно-рыжий цветок. Кейт откинулась в кресле и резко выдохнула. *** - Знаешь, Оскар, иногда мне кажется, что мы никогда не найдем Ганса Воралберга. - Не отчаивайтесь, Кейт Уокер! Мы зашли так далеко, что нашему путешествию пора бы уже и закончиться. - Может, ты все-таки знаешь, когда это произойдет, но мне не рассказываешь? - Нет, Кейт Уокер. Ганс Воралберг ждет, но где случится наша встреча, мне неизвестно. - В Валадилене ты говорил, что не знаешь, является ли целью путешествия встреча с Гансом. - Вы тоже узнали об этом не сразу, Кейт Уокер. Вы мне не доверяете? - Брось. Просто мы мало говорили об этом. Анна собирала тебя по чертежам, которые присылал ей Ганс. Ты должен был доставить Анну к Гансу. Неужели он не оставил тебе никаких указаний, подсказки?.. - Кейт Уокер… - Прости, прости. Больше не буду. Я, наверное, не отошла еще от всех этих взрывов. - Нам необычайно повезло, что директор фабрики не нашел лучшего решения, чем уничтожить станцию вместе с поездом. Боюсь думать о том, что бы было, если бы мы задержались на четверть минуты. - Не думай. Мы скоро приедем. Джеймсу будет очень любопытно с тобой повидаться. - Не знал, что есть автоматон, такой же совершенный, как я. - Уверяю, вы друг другу понравитесь. Я пойду, Оскар. Приготовлю чай Елене Романски. - Как она себя чувствует? - Отлично. Говорит, что это приключение здорово встряхнуло ее. И что для вернувшегося голоса это небольшая цена. Но еще раз переживать такое она не желает. - Я тоже, Кейт Уокер. Надеюсь, это была последняя остановка перед встречей с Гансом Воралбергом. - Хотелось бы верить. - Кейт Уокер, смотрите! Указатель на Аралбад! «Четыреста двадцать семь километров» – значилось на покосившейся, насквозь проржавевшей стрелке. *** Все вокруг было покрыто наледью, морозный воздух почти скрыл запах соли. Скамейки на станции превратились в ледяные скульптуры. С веток деревьев свисали сосульки. Поезд, скрипя и стуча, медленно останавливался. - Погода немного изменилась, - сказала Кейт, глядя в окно. Через решетчатые ворота был виден фонтан на площади перед отелем. Балерина казалась высеченной из льда. - Зима всегда приходит внезапно. – Елена Романски завязывала на шее большой красный шарф. – Ложишься спасть в одно время года, просыпаешься в другое. Но это всего лишь была морозная ночь. Скоро до горизонта все покроется снегом. - Надеюсь, мы с Оскаром справимся. Кейт пришлось довольствоваться своим легким плащом. Они спускались на перрон, когда на станции появились Феликс Сметана и Джеймс. - Ну наконец-то! – воскликнул администратор, подходя к ним и подавая руку Елене Романски. – Я места себе не находил! Как прошел концерт? - Феерически. – Романски приняла его ухаживания. Джеймс взял чемодан из рук Кейт. – Неужели, Феликс, ты так обо мне беспокоился, что даже оставил свой несравненный футбол и все время высматривал поезд? - Тут не до футбола, мадам, - громко ответил Сметана. – Сегодня с утра раннего к нам заявились с Большой Земли! Так что весь день мы с Джеймсом только тем и занимаемся, что таскаем с самолета припасы. - Оживление пойдет этому курорту на пользу, - ответила Елена. – На днях, Феликс, мы обсудим перепланировку моего номера. И очистим от паутины концертный рояль в западном крыле. - Елена, мистер Сметана, - мягко вмешалась Кейт, - я догоню вас. Джеймс, Оскару не терпится тебя увидеть! Когда он освободится, я отправлю его в обеденный зал. - Буду ждать с нетерпением, мисс. Они исчезли за воротами, а Кейт направилась к локомотиву. Оскар спустился уже на перрон и стоял у перил на краю платформы, смотря на бескрайнюю равнину. - Тебе понадобится теплый шарф в скором времени, - сказала Кейт, подходя к нему и становясь рядом. – Ожидается серьезный снегопад. - Полагаю, господин Воралберг позаботился о том, чтобы низкие температуры никак не сказались на моей функциональности, - заметил автоматон, - но я гораздо лучше чувствую себя в кабине своего поезда. - Господин Воралберг просто наделил тебя чрезвычайно впечатлительным особым блоком, - улыбнулась Кейт, бросая взгляд на покрытые ледяной коркой стекла кабины локомотива. - Что я знаю точно, так это то, что в мою программу не заложено чувство юмора, Кейт Уокер, - ответил Оскар и строго посмотрел на нее. - Да ну? – Кейт облокотилась на перила. – Это очень тонкие материи, Оскар. Уверяю, с этим у тебя все в порядке. Она повернулась в сторону убегавшей вдаль железной дороги. Что ждет их еще там впереди? Сколько заводников предстоит встретить им на пути? Кейт думала обо всем этом легко, профессионально, будто всю жизнь только и делала, что двигалась по этой железной дороге. - Поезд готов, Оскар? - Нужно завести пружины, Кейт Уокер, как всегда. Она отстранилась от перил. - Как ты смотришь на то, чтобы задержаться здесь на денек? Кажется, мы заслужили небольшую передышку, не связанную с какими-то преградами. - У нас нет точного расписания, - отозвался автоматон, – поэтому не могу с вами не согласиться, Кейт Уокер. К тому же, мне хотелось бы встретиться с Джеймсом, о котором вы так много рассказывали. - Тогда пошли, - Кейт махнула рукой. Но прежде, привычными движениями, она открыла люк в корпусе локомотива, прокрутила длинный стержень ключа, пока он не попал точно в замок, и дернула за рычаг. Мягко застрекотал механизм, насыщая поезд пружинной энергией. Времени на завод ушло не меньше, чем в Комколзграде. Оскар смотрел на вращающийся ключ. - Давайте загадаем, какой будет следующая остановка? – спросил автоматон, взглянув на Кейт. - Ты хочешь пари? – удивилась она. - Просто интересная неожиданность. Я хочу, чтобы это не была станция, полная влажных джунглей, или же станция, пропитанная мазутом и копотью. Да и ледяной соленый ветер я тоже загадаю не увидеть. - А ты еще говорил про незаложенное чувство юмора, - рассмеялась Кейт. – Даже не знаю. Ты ведь не пожелал свою станцию, ты сказал, где очутиться не хочешь. Ну, тогда я загадаю место, где очутиться было бы неплохо. Какой-нибудь городок, небольшой, но уютный, с магазинчиком, горячей едой и мирными жителями. И пускай там нас будет ждать Ганс Воралберг! - Было бы неплохо, - согласился Оскар. – Но я не люблю города́. - И откуда в тебе столько информации?! – всплеснула руками Кейт Она вернула заводник в прежнее состояние, и они покинули станцию. Оскар шел осторожно, боясь поскользнуться, несколько раз Кейт приходилось поддерживать его под руку. Оказавшись в теплом холле отеля «Кронский», автоматон издал облегченный металлический вздох. Феликс Сметана, возившийся у администраторской стойки со множеством коробок, с интересом уставился на Оскара. Они обменялись любезностями, и автоматон, выслушав инструкции Кейт, отправился к обеденному залу, на встречу с Джеймсом. - Вам помочь, мистер Сметана? – спросила Кейт, когда администратор едва не споткнулся об очередную коробку. - Нет, нет, спасибо! Я люблю дни, когда самолет привозит припасы. Вся эта суета, заполнение бумаг! Прекрасно! Феликс Сметана перешагнул через коробки и зашел за стойку. Пройдя в дальний угол, он вынул из шкафа небольшой деревянный короб и поставил его перед Кейт. - Тут и для вас есть посылка. - Для меня? Кейт растерянно подошла и дотронулась до коробки. Никаких надписей она не увидела, ящик был чист, будто только что собранный. Крышка крепилась тонкими гвоздиками. - Как для меня может быть какая-то посылка? – удивленно спросила она. Феликс Сметана загадочно смотрел на нее. - Утром на самолете кое-кто прибыл сюда. - Кое-кто?.. Администратор кивнул, и кончик усов пополз вверх в сдержанной улыбке. Кейт подвинула коробку, взялась за крышку и надавила большими пальцами. Гвоздики легко поддались. - Эта посылка для того, кто прибудет в Аралбад на поезде, - сказал Сметана, глядя, как Кейт медленно поднимает крышку. Внутри, на множестве кусочков поролона, лежал металлический мамонт, с длинным хоботом и загнутыми бивнями; потемневший от времени, шероховатый с боков и на спине. Кейт взяла его, дотронулась до ушей и бивней, подняла и опустила хобот. В глазах защипало, и она поспешно положила игрушку обратно. - Думаю, вам стоит сходить на пирс, - тихо сказал Феликс Сметана. Она кивнула, закрыла коробку, и, держа ее в руках, вышла из холла. Медленно, она прошла мимо бассейна в обеденный зал. У аппарата по смешиванию напитков, разговаривая, стояли Оскар и Джеймс. Они оба повернулись к Кейт, когда увидели ее. - Кейт Уокер! - Мисс. Кейт отстраненно посмотрела на них, словно вспоминая, кто они такие. Но потом кивнула и слабо улыбнулась. - Как дела? Оскар ответил с живостью: - Я рассказываю Джеймсу про Фабрику Механических Игрушек Воралбергов, откуда он и родом, пускай отдаленно. - Сегодня удивительный день, мисс, - ответил дворецкий. – Событий с утра произошло немного, но все они – чрезвычайные. - Я знаю. Оскар выглядел радостным, но не так, как должен был, а значит, он еще не знал о Гансе. Кейт пошла дальше, но Джеймс остановил ее, обратившись: - Снег – хорошая примета, мисс Уокер. Она посмотрела на окно – мир за стенами отеля превратился в белое полотно. Огромные снежинки касались стекла и исчезали; Кейт могла видеть каждый изгиб в волшебной бахроме. В начале пирса, на узорной скамье, кто-то сидел. - Правда? – отозвалась она Джеймсу. - Конечно, - кивнул тот. – Когда идет снег, ветер утихает. К тому же, снег скрывает соль и песок. Воздух становится чище. Идеальные условия для прогулки. - Спасибо, Джеймс. Она кивнула. Оскар смотрел на них, недоумевая. Кейт прошла в конец коридора, где был выход на просоленный аралбадский воздух. Возле дверей ее ждала Елена Романски. Певица только что плакала, но сейчас уже успокоилась и лишь промокала платком уголки глаз. Она улыбалась, и Кейт улыбнулась в ответ. - Какой стремительный круговорот событий, - проговорила Романски негромко. – Столько всего и за такое короткое время! Знаете, Кейт, я поняла сейчас кое-что. Когда увидела его. Он, конечно же, не забыл меня. И ни капли не изменился. Все тот же милый, добрый, мой Ганс… Я поняла, что любила его, Кейт. Всегда. Любила не дружески… По ее щеке вновь пробежала слеза. Кейт улыбалась, чувствуя, что еще чуть-чуть, и заплачет сама. Но Елена Романски отошла, приглашая ее выйти на пирс. - Снег разогнал всю соль, - сказала она. – Можно выходить на улицу без всякой маски. Кейт кивнула и открыла двери. Она оказалась в небольшом коридоре, перемычке, выводящей на лечебный соленый берег. Высокие окна стремительно заносило снегом, и уже ничего почти нельзя было разглядеть. На стене, подвешенные к крючкам, висели дыхательные маски. Кейт прошла до двери, взялась за ручку и вышла на пирс. Ганс Воралберг сидел на скамье, не обращая внимания на мягко падающий снег. Маленький, почти не изменившийся с той детской фотографии, лишь волосы были белее снега вокруг. Он был одет в толстую шубу грубой выделки, с большим меховым воротником; мешковатые штаны, заправленные в плотные вяленые сапоги, так же подобранные мехом. На руках были толстые рукавицы. Одежда выглядела очень теплой, и Кейт решила, что Ганс прибыл из тех мест, где царил по-настоящему лютый холод. Ганс сидел и смотрел перед собой, в одну точку. На Кейт он обратил внимание лишь когда она заговорила с ним. - Здравствуйте... *** Приглушенные лампы мягко прогоняли вечерние сумерки в дальние концы зала, сквозь заметенные окна едва различались белоснежные барханы высохшего моря. Они сидели за круглым, устланным белой скатертью и уставленным едой и напитками столом: Кейт и Елена Романски, Ганс Воралберг и Оскар. Джеймс застыл у окна, смотря на медленно падающие снежинки. Позвякивали приборы, плыл неспешный уютный разговор. - ...А тот чудесный коктейль, помнишь? Лютой зимой вся соль в округе превратилась в сверкающий лед, мы, жители Аралбада, сидели здесь, в этом зале, и наслаждались великолепным ужином, еще более прекрасным из-за непогоды за окном. В тот вечер я собиралась петь, ведь все рукоплескали великой оперной диве! – Елена Романски счастливо усмехнулась. – И вот, за полчаса до выхода, выясняется, что голос мой не справился с суровой зимой, и я не могу взять ни одной ноты! Так бы и слушали мы тогда пластинки, если бы не Ганс! Он сказал, что в детстве няня лечила их с сестрой от простуды чудесным коктейлем, который обжигал все тело огнем, но зато не оставлял шанса никакой болезни. И он отправился в бар и приготовил мне этот коктейль. Помню, как я выпила его! Мне показалось, что я проглотила жидкий огонь. Я вытаращилась на Ганса и не могла вздохнуть, но потом жар начал спадать, и я высказала ему все, что о нем думаю. Мы тогда от души посмеялись! Ганс смущенно улыбался, цепляя на вилку оливку. Романски умиротворенно посмотрела за окно, сделала глоток из невесомого бокала и продолжила: – В тот вечер весь зал рукоплескал мне. Я спела арию Татьяны на отлично! - Было хорошее время, - сказал Ганс как будто робея. Кейт, всей душой отдавшаяся разговору Елены и Ганса, постоянно смотрела на него. Почти месяц этот старик был смыслом ее жизни, и вот наконец она нашла его. Когда Елена Романски еще не вышла к столу, они оказались наедине; даже автоматоны, беседуя, затерялись в дальних коридорах. Кейт рассказала Гансу, почему вместо его сестры на поезде приехала она. - Иначе это была бы Анна? А не вы?.. Кейт чувствовала, что в полной мере выполнила желание мэтра Альфортера, волю Анны - через того, кто встретится с Гансом, она увидит его. Узнав о смерти сестры, Ганс никак не изменился, но Кейт чувствовала его печаль, и печаль эта была светлой. Она знала, что Ганс ей благодарен. Кейт рассказала, что представляет собой Валадилена сейчас; Ганс улыбался и его глаза блестели. Осторожно, Кейт подошла к фабрике и ее продаже. - Анна говорила, в письме, - кивнул Ганс, - автоматонов больше не будет? - Это я и хотела с вами обсудить, - мягко сказала Кейт. - Вы собираетесь возвращаться в Валадилену? Он покачал головой. - Я уезжаю на поезде. Очень далеко. - В Сибирию? - Да, Кейт. Она почувствовала, как защемило сердце. Значит, вот он, конец ее путешествия? - Ваша сестра была согласна с условиями сделки. Вы подпишете договор? - Вы поедите со мной на поезде, Кейт? Он словно не слышал, что она говорит, и вопрос его очень походил на утверждение. - Я не задумывалась, что буду делать, когда найду вас, - помолчав, ответила Кейт. Неужели, это действительно конец? Она распрощается с Гансом, с Оскаром, вернется в Нью-Йорк (самолет, доставивший в Аралбад припасы, вылетал через пару часов) и станет жить дальше? Действительно - станет жить. Кейт Уокер откроет глаза в мире "ценностей", "комфорта" и "идей" вчерашней жизни; будет способна передать это матери и другим. Автоматоны показали ей, как стать человеком... Но грусть, которую испытывала Кейт, была не той светлой печалью, с которой расстаются друзья. Кейт не хотела с ними расставаться. С Оскаром, значившим для нее как никто другой, с механическим поездом, ставшим ей домом, с Гансом Воралбергом, которого едва знала, но знала его. Но для такого путешествия у нее уже не было никаких оправданий. - Вы хотели показать Сибирию Анне? Ганс чуть улыбнулся, смотря на нее, и в этот момент появилась Елена Романски. И вот они сидели за ужином, как старые добрые друзья. Мадам Романски говорила, Ганс отвечал ей, иногда и Оскар вставлял вслед за Джеймсом восторженную реплику, а Кейт слушала их всех и отчаянно размышляла. Раздался телефонный звонок. - Извините, мне нужно ответить. Кейт встала из-за стола, отошла к дальнему окну. Здесь не горели лампы, и царил мягкий снежный полумрак. Мистер Марсон хотел говорить с ней. - Алло. - Кейт! Агенты "Игрушек" уже в Валадилене, разбираются самостоятельно. А к вам я вызываю подкрепление! Слышите? - Не нужно, мистер Марсон. Ей показалось, что ее собеседник едва не захлебнулся на том конце телефонной линии. - Что значит, не нужно?.. - Я нашла Ганса Воралберга. Через минуту он подпишет договор. Все в порядке. - Вы хотите сказать… - Да. Исключительные права на производство и технологии Воралбергов принадлежат «Игрушкам по всему свету». Окончательно и бесповоротно. Из трубки неслась череда шуршащих и скрипящих звуков. Но Марсон, видимо, справился с собой, и стал говорить яснее. - Прекрасно, Кейт! Отлично! Я знал, что на вас можно положиться! Поздравляю! Они уже хотели сворачивать с нами все дела. Вы молодец! - Спасибо, сэр. - А теперь немедленно возвращайтесь! Как скоро вы сможете это сделать? - Надеюсь на несколько дней, мистер Марсон. - Пожалуйста, Кейт, как можно скорее! Не представляю даже, в какую задницу мира вы угодили. Чем раньше договор окажется на моем столе, тем лучше будет для всех нас! - Я понимаю, мистер Марсон. - Быть может, вам захочется вручить контракт самой, лично. Буду очень рад! – Раздался звук, как если бы Марсон хлопнул в ладоши. – А у меня для вас будет припасен подарочек! На дело со Сванским аэропортом пока никто не назначен! Это будет громкий процесс и великолепная возможность сделать карьеру! Считайте это моим способом сказать «спасибо», Кейт! - Вы очень добры, сэр. - Вы великолепный юрист! Все, до встречи. – Марсон повысил голос, радостно клокоча. – Постарайтесь обернуться как можно скорее. И не потеряйте бумаги по пути! Вот это был бы номер! И под громогласный хохот, он положил трубку. Гудки ввинчивались в Кейт, будто сверла дрелью. Она закрыла глаза. Когда-то в другой жизни, она была готова отдать все что угодно, лишь бы заполучить дело уровня Сванского аэропорта. Ради такого стоило жить. Кейт с ужасом поняла, что это желание было ее единственной мечтой. И вот и эта мечта осуществилась. Кейт несчастна? Что за глупость! Ведь сколько времени уже она живет совершенно другой жизнью! Ведь все было уже решено, еще там, в Валадилене! Отчего сейчас она остановилась на перепутье? Ведь поезд уже заведен, осталось только… Кейт помахала в сторону стола рукой, сообщая, что скоро вернется. Она вышла из зала и пустынными коридорами прошла в холл, к Феликсу Сметане. - Все в порядке, мисс Уокер? - улыбнулся он, будто сам и подстроил долгожданную встречу. Она кивнула. - Я хотела спросить, куда летит этот самолет, мистер Сметана? - На Большую Землю. Не так уж и далеко. - Оттуда я смогу вернуться в Европу? - Да хоть бы и в Америку, - пожал плечами администратор. – Там-то, на Большой Земле, и аэропорт есть, и самолеты не чета местному. Проблем не возникнет. Он поднял кустистую бровь. - Вы с господином Воралбергом отправитесь в Нью-Йорк? Кейт покачала головой. - Нет. Господин Воралберг поедет дальше, на поезде. А я… – она помедлила и сказала, - возвращаюсь домой. - Да уж, - вздохнул Феликс Сметана. – Дорога оказалась долгой, а дело – быстрым. Вы выполнили свое задание, мисс? - Выполнила. Точнее, вот-вот выполню. Ганс подпишет документы. - Если так, то вам нужно поспешить, - сказал Феликс Сметана. – Пилоты уже отдохнули и скоро собираются вылетать. Я сообщу им о вас. Кейт вышла из отеля. Все вокруг было белым-бело. Оставляя следы на не потревоженном снежном полотне, она прошла на станцию. Поезд приобрел светло-серый оттенок, окна заиндевели, перила на задней площадке пассажирского вагона покрылись пушистой белой шапкой. Какой он красивый, подумала Кейт, мой поезд. Ведь он действительно принадлежал ей, и вовсе не потому, что так значилось в документах. Он был для Кейт близким, родным, так же, как и его машинист. Кейт почувствовала, как грусть наваливается все сильнее. Она прекратила думать о «неверности» своего путешествия еще по дороге на Баррокштадт, и вот пришло время вновь задаться этим вопросом. Ведь она знала, что дорога не закончится встречей с Гансом. Уже в Валадилене она была в его мире. Она не хотела этот мир покидать. Кейт зашла в вагон. Прошла в дальнюю комнату, из чемодана достала папку с документами. Оружие, из которого будет расстреляна Валадилена. Билет в стабильную современную жизнь. Все равно добрую, как распалялась в кабинете Альфортера Кейт, все равно... но... Она оторвала взгляд от папки. В вагоне царил полумрак, из окна станции было почти не разглядеть. Как здесь хорошо! Кейт закрыла чемодан и с документами вернулась в отель. - Нам нужно закончить это дело, - сказала она, отставляя стаканы на другую сторону стола и кладя перед Гансом договор и ручку. - Тогда мы не будем мешать вам, - живо согласилась Елена Романски, поднимаясь из-за стола. - Нет-нет, вы нисколько не помешаете... - Дела есть дела, Кейт, - мягко улыбнулась певица. - Джеймс, давай покажем Оскару западное крыло? - С удовольствием, мадам. Они неспешно ушли, растворившись голосами в сводах отеля. Кейт вздохнула и подалась к Гансу. - Нужно подписать вот здесь, мистер Воралберг. Но сперва нужно прочесть... Давайте я вам прочитаю. - Не надо, Кейт, - негромко ответил Ганс, взялся за ручку и медленно вывел неровный росчерк. Тонкая искривленная линия, заключившая в себя проделанный ею путь. Ганс положил ручку обратно. - Я уезжаю. Ты поедешь со мной, Кейт? Она нервно откинулась на спинку стула, сцепив пальцы в замок и уперев взгляд в окно. Нет, Кейт! Прекращай! Ты сделала все, как надо, исполнила задачу, о которой никому не расскажешь. Теперь тебя ждет дом и родной... родные... близкие тебе люди. То, что ты нашла в этом путешествии, останется с тобой - для этого ты и побывала в нем: чтобы, узнав здесь, лучше узнавать там. Срываться за Гансом Воралбергом дальше уже чистой воды эгоизм. О тебе будут переживать, от тебя зависит серьезное дело. Ты нормальный, в конце концов, человек, способный жить своей жизнью. - Нет, - отвернувшись от окна, посмотрела она на Ганса. - Я не могу, мистер Воралберг. Это невозможно. Ганс какое-то время молча смотрел на нее. - Плохо, – сказал он наконец. – Вы не любите приключения? - На этот вопрос так просто не ответить. – Она невесело усмехнулась. – Но у меня есть работа, которую нужно завершить. Раз уж вы даете свое согласие. - Значит, вы полетите на самолете? Не поедите со мной на поезде? Она кивнула. - И случится это совсем скоро... Вздохнув, она оживилась и деловито убрала договор в папку. - Вы ведь тоже не будете здесь задерживаться? - Мы уезжаем уже сейчас. Оскар сказал, что поезд в полном порядке. - Вот и пришло время прощаться!.. Еще несколько часов назад она путешествовала в своем поезде; с готовностью завела локомотив, ожидая предстоящей дороги; предложила Оскару остановиться хоть раз для себя, и вдруг все это закончилось. Почему Ганс Воралберг нашелся так быстро?.. Ганс Воралберг едет дальше, туда, куда ты и собиралась, Кейт. В Сибирию. Но ты, Кейт, летишь в Нью-Йорк! С выполненной миссией. Когда все вновь собрались за столом, Кейт обо всем рассказала. Оскар, поначалу хотевший что-то сказать, смотрел на нее неподвижной маской, но Кейт живо представляла его опечаленный взгляд. - Спасибо вам, Кейт, - промокая уголки глаз, тепло сказала Елена Романски. - Вы стали лучиком солнца, что растопил многолетний лед. Надеюсь, мы не прощаемся надолго, ведь Фрэнк - хороший друг вашей мамы. - Да! - выпрямилась Кейт, поймав себя на мысли. Ведь это действительно, быть может, и не конец. Что мешает ей навестить Валадилену когда-нибудь? Да даже и Аралбад?.. Она посмотрела на Ганса и Оскара, и улыбка ее притухла. Как можно будет навестить их?.. Но вскоре встала и пошла в поезд за вещами. Уходя слышала, как Елена Романски говорит что-то Гансу. В тишине и полутьме вагона собрала чемодан, только то, что принадлежало ей. Огляделась. Она здесь в последний раз? Оказавшись в холле отеля, попрощалась с Феликсом Сметаной. Самолет ждет, сказал администратор, пожимая ей руку и тоже намекая на возможную встречу. Елены Романски и Джеймса уже не было в зале, за столом сидели Оскар и Ганс Воралберг. - Спасибо, - сказала Кейт, сев напротив них. - Я никогда вас не забуду. Ганс кивнул, грустно смотря на нее. - Спасибо Кейт. Оскар ответил не сразу. - Прощайте, Кейт Уокер, - проговорил он наконец. - Я был рад... путешествовать с вами. Потом они поднялись и ушли. Кейт осталась одна. Она сидела на том самом месте, где и несколько дней назад, когда Джеймс оставил ее, чтобы привезти с пирса Елену Романски. Какими разными были эти моменты - тогда и сейчас. Через заснеженное окно Кейт разглядела свой самолет: гидроплан, маленький, неказистый, стоял в конце пирса, отражаясь в темной неподвижной воде. Два широкоплечих пилота возились в пассажирском отделении самолета, наверное, освобождали для Кейт место. Снег повалил сильнее. Пустынный холодный зал. Нет больше Ганса Воралберга, поезда. Оскара. Казалось, она сидит здесь уже целую вечность, пытаясь ответить для себя на сложный и, вместе с тем, самый простой вопрос в своей жизни. Сделать выбор, который был уже предрешен. Как она могла так ошибаться? Чемодан с грохотом опрокинулся на пол, когда она вскочила из-за стола и побежала. Поскользнулась, едва не упала на стоящие гурьбой стулья. Феликс Сметана удивленно поднял голову, когда она пронеслась мимо, к дверям. Снег застилал взор. Она оказалась на станции, когда поезд уже катился, скрипя, набирая ход. Ступеньки в вагон миновали платформу, было уже не успеть. Она успела. Прыгнула и в последний момент уцепилась за поручни, едва не сорвавшись. Прислонилась к ледяному металлу, смотрела на удаляющийся Аралбад. А снег шел, застилая долину. Сквозь белую гладь, по росчерком протянувшейся полоске железной дороги, поезд уходил, растворяясь в пурге. Впереди их ждала Сибирия. Часть пятая Романсбург За окном шел снег. Кейт никогда не видела столько снега, не думала, что такое возможно в действительности, не только на красивых открытках. Дни превратились в непрерывное белое, то довлеющее сплошной стеной, то утихающее и являвшее дикие пейзажи, непостижимые, как казалось, ни для одной человеческой ноги. Бесконечная нить железной дороги будто бы образовалась здесь сама, вместе с камнями, холмами, выбивающимися из-под снега песочного цвета травами, могучим лесом, в который, чередуясь с равнинами, нырял механический поезд, уже сам ставший частью этой фантагосморичной картины. Окна укутались в белое одеяло, подернулись ледяной пеленой, и когда дороге случалось делать редкие повороты, Кейт видела, как изменился за эти дни локомотив. Снег и холод очистили металл от благородной валадиленской ржавчины, превратив поезд в серебристо-серую, несущуюся сквозь морозную бурю змею. Невообразимо уютно было находиться в нутре этой змеи, в тепле комнат пассажирского вагона, освещенного мягким светом настенных ламп, смешанным с холодной синевой заледенелых стекол. Кейт стояла, упираясь руками о столик между двумя креслами в гостиной, смотрела в окно, на очередной новый для нее мир. Ганс был рядом, сидел в крайнем ко входу кресле, в толстой меховой кофте, в мешковатых штанах и валяных шерстяных сапогах – он будто не привык к теплу, не доверял ему. Седой как лунь, с изборожденным морщинами лицом, но с по-прежнему детскими, живо горящими глазами. Ганс Воралберг, смысл последних месяцев жизни Кейт, наконец-то был рядом, и она находилась в каком-то отрешенном спокойствии; ее не заботило, что теперь, в сущности, она была бездомной бродягой, движущейся навстречу несуществующему, выдуманному. Она знала, что это было не так. Для других, оставшихся где-то там позади - конечно, но теперь уже не для нее. Ее домом стал этот поезд, и дом этот был великолепен. У нее были друзья, даже больше – близкие ей… человек и автоматон. У нее была дорога и цель, к которой дорога вела. Мечта Ганса стала и мечтой Кейт тоже. Всем сердцем теперь она желала достичь Сибирии. Это остров, говорил Ганс, остров, затерянный в океане. Люди не верят в Сибирию, но все они ошибаются. Остров покрыт травой в рост человека. Это удивительная трава. Она растет из-под снега. Мамонты постоянно едят ее. Они вечно голодны. Конечно же, Ганс не собирался возвращаться домой, в Валадилену. Он хотел показать Анне финал истории, что началась в их далеком детстве, ступить на заветную землю вместе с сестрой, будто вычеркнув минувшие года и шагнув навстречу мамонтам сразу из той пещеры, сжимая в руках найденную игрушку. Но Анна ушла, и место ее заняла Кейт. Ганс подолгу молчал, глядя на вьюгу за окном, был печален, но, Кейт чувствовала, именно так он определил для себя ее роль. Она стала воплощением его сестры, той, кому Анна передала свою волю и желание вновь увидеться с братом. Связующее звено, близкий Гансу человек. Они поняли все это без слов. Ганс во чтобы то ни стало желал показать Кейт остров, а Кейт, не смотря ни на что, должна была отвезти туда Ганса. Негласно, они дали обещание друг другу. А однажды, в один из белоснежных дней, разразился звонком забытый уже Кейт телефон. Это был Марсон, сквозь шорох помех попытавшийся образумить свою бывшую сотрудницу. Кейт молчала, и Марсон, решив, что она услышит его, стал говорить. Он говорил долго, и не как босс, а как человек, почти друг. Под конец он плюнул уже на договор, предложив засунуть его в чертову задницу, лишь бы только Кейт одумалась и вернулась обратно в Нью-Йорк, где ее ждут работа, друзья, близкие, жизнь. Он знал, что Кейт окончательно сорвалась – когда по прошествии недели после того, как она должна была вернуться назад, Кейт ответила на звонок Марсона. Она ничего ему не рассказывала, просто уронила несколько фраз, а потом тихо вздохнула: «Мистер Марсон…». И он понял. Понял, что перспективной сотрудницы его компании больше нет, что привычный мир комфорта и навязанных ценностей дал трещину, и что Кейт поддалась опасному романтическому чувству, что редко случалось теперь в нынешнем мире. Марсон не был глупым человеком. Но еще он был человеком рациональным, а потому не мог позволить себе бросить Кейт на краю пропасти в таком опасном, пьяном состоянии. Она должна была вернуться в Нью-Йорк, а там уж пускай решает, что делать ей со своим прозрением. К тому же, миссис Уокер, мать Кейт, властная и, когда необходимо, очень настойчивая женщина, потребовала безотлагательных действий именно от Марсона, обещав низвергнуть того в преисподнюю, если ее дочь не будет найдена. Все это и было сказано Кейт в ответ на ее молчание. Кейт не ответила. - Я все равно найду вас, - сказал Марсон, тщетно выждав некоторое время. – Отряжу по вашему следу хорошего детектива, и он вытащит вас за шиворот даже с Южного Полюса. Не думайте, что так просто можно наплевать на жизнь, которая тебе предназначена. Марсон говорил спокойно, уверенно, и Кейт вдруг гневно нахмурилась и рывком нажала на кнопку, разрывая разговор. В молчании постояла, опустив голову, потом повернулась к сидящему в кресле Гансу. - Я обещаю, Ганс Воралберг. – Она сказала с такой уверенностью, будто бы Ганс долгое время упрашивал ее об этом. На деле же они молчали уже несколько часов. – Обещаю вам, мы достигнем Сибирии. За окном бушевала снежная буря. *** В то утро, проснувшись, Кейт увидела, что мир за окном переменился. Снег едва падал, редкими некрупными хлопьями, темно-зеленые ели одиноко жались на всхолмьях по обеим сторонам дороги, что непривычно было видеть после многодневных лесных стен. Синее небо было подернуто тонким пухом облаков, солнце не слепило, но было светло и ясно, и одно это давало душе и глазам отдых после мрачной, казавшейся нескончаемой, снежной вьюги. Местность за окном не стала выглядеть более обитаемой, но Кейт почувствовала, что железная дорога ведет их к людям. Сказывалось, вероятно, натренированное многими остановками чутье. Поезд шел чуть медленнее обычного, колеса, вместо ежедневной бешеной дроби, мягко стучали. Кейт потянулась в кресле и встала. С момента отъезда из Аралбада спальня превратилась в мастерскую, в которой Ганс проводил большую часть времени. Единственная кровать тоже перешла к нему, но Кейт не особо унывала, засыпая в мягком кресле в гостиной. Дальняя комната была освещена, едва слышались щелчки, постукивание, скрип – Ганс опять что-то мастерил. Заглянув в уборную и справив все необходимые поутру дела, Кейт прошла в мастерскую. - Доброе утро, Ганс, - поздоровалась она, ставя на плитку чайник. Ганс, до того сосредоточенно собиравший что-то на верстаке, замер, отложил инструмент и медленно повернулся к Кейт. Она уже привыкла к такому его поведению. За время поездки она в достаточной мере убедилась в искренности страниц дневника Анны – Ганс говорил мало, медленно; всегда пребывал в полусне. Лишь когда речь заходила о Сибирии, он оживал, и взгляд его становился осмысленным. - Привет, Кейт. Голос был сиплым, негромким. Ганс стоял ссутулившись, опустив руки вдоль тела, сверху вниз смотрел на Кейт – макушкой он едва доставал ей до плеча. Закрыв дверцу кладовой, Кейт с подносом, полным всяческой еды, подошла к столу, раньше бывшему письменным и стоявшему у боковой стены, а сейчас превращенному Гансом в рабочее место и передвинутому к стене задней, к самой двери из вагона. Расчистив место от всевозможных деталей, она поставила поднос. - Ну и где мы сейчас? – задала она свой обыкновенный, ежеутренний вопрос. Ганс ответил почти так же, как и отвечал всегда. - Где-то на пути в Сибирию. - До нее еще далеко? Ганс кивнул. - Очень. Они обменивались подобными репликами чуть ли не каждый день. Для Кейт это уже превратилось в своего рода шутку. Ганс не имел ни малейшего понятия, где на карте мира нужно искать свой таинственный остров; всякий раз он уверенно отвечал на почти издевательский вопрос Кейт. Железная дорога, рано или поздно, приведет их. Им предстояло совершить несколько остановок и в конце концов оказаться там, где железная дорога заканчивалась. В отделенном снежными пустошами месте их встретят юколы. Большое поселение в великолепной ледяной пещере станет последним, что они увидят перед тем, как спустя много дней в водах океана им откроется Сибирия. Плыть же предстояло на корабле. Кейт с замиранием сердца вспоминала лекцию профессора Понса и с восторгом ждала увидеть наяву древний народ. О подробностях дальнейших действий Ганс не распространялся. Наверное, он и сам не знал, что будет ждать их на мамонтовом острове. И Кейт решила пока что не думать об этом. - Метель закончилась, - сказала она, снимая чайник с плиты и осторожно разливая по кружкам дымящийся кипяток. – И местность стала как-то приятней. Может скоро будет станция? Ганс кивнул, и Кейт радостно улыбнулась, еще и от того, что теперь перед ними не возникнут никакие преграды, ведь с ними Ганс; он прибыл из этих мест и весь дальнейший путь ясен заранее. Она думала так изо всех сил, но из глубины души, порой, точилось неприятное чувство, порожденное воспоминаниями всех неурядиц, случившихся в пути. Как бы справилась с ними Анна? - И как называется эта станция? – спросила Кейт, приготовившись познакомиться с первой частичкой будущей остановки. - Романсбург, - медленно, по слогам, ответил Ганс. - Похоже на целый город. – Кейт соорудила им обоим по многоэтажному бутерброду, и, взяв чашку и свой бутерброд, уселась на край застеленной кровати. – Надеюсь, Оскару там понравится. Ганс осторожно поднес чашку ко рту и принялся дуть, остужая чай. Кейт смотрела за ним с умилением. - И там мы заведем поезд? – спросила она. Ганс с шумом отпил чай и, обжегшись, поморщился. - Механизм в начале перрона, - сказал он, причмокивая губами и языком. – Оскар покажет тебе, если его спросить. Кейт кивнула. - А что это за город? Большой? - Совсем нет, - покачал Ганс головой. – Я люблю там бывать. В Нижнем Городе, - эта фраза прозвучала с нажимом, - живет Сёркис, мой друг. Я помог ему, сделал механических лошадок для его пивной. – Ганс с теплотой улыбнулся. – Я покажу их Кейт. - С удовольствием посмотрю! – улыбнулась она в ответ, отмечая про себя, как приятно будет посмотреть на изобретение Ганса Воралберга лишь как зритель, а не как единственный, кто способен заставить его работать. – Значит, там есть и Нижний и Верхний город? - Да. Верхний город – это станция. Главный там полковник… Губ… Гупач… чев… Ганс не смог произнести полковничьего имени и махнул рукой. - Он тоже ваш друг? - Хороший человек. Я с ним знаком. - Вы и для него сделали какое-нибудь изобретение? – спросила Кейт. Ганс согласился. - Да. Вагонетку. На ней полковник может доехать до моста, а там он спустится в долину и станет ловить рыбу. Там есть дом, раньше в нем жили святые люди. Теперь иногда только там бывает Гупач… чев… полковник. Кейт мечтательно улыбнулась. Наконец-то ее ждет мирное и цивилизованное место. - А этот мост… он далеко от города? Ганс кивнул. - Далеко. Нужно ехать половину дня. Мост через реку. Река очень быстрая, шумная. В ней много рыбы. - А за мостом что? - Лес. На много-много дней пути, во все стороны – только лес. Но мы не заблудимся. Железная дорога приведет нас. - Не терпится встретить юколов, – мечтательно сказала Кейт. Лицо Ганса тоже посветлело радостью. - Кейт увидит великолепную ледяную пещеру! Потолок в ней так высоко, что можно упасть на спину, если захочешь посмотреть вверх. Юколы помогут нам. Добраться на Сибирию. Кейт наклонила голову. Последние слова Ганс произнес с какой-то запинкой, нетвердо. Она взглянула старику в глаза; Ганс смотрел на нее полуотстраненно, мысленно пребывая где-то еще. Они закончили завтрак почти в молчании, потом Кейт убрала посуду, а Ганс вернулся к своему верстаку. Чтобы скоротать время до остановки, Кейт решила прибраться. После отъезда из Аралбада поезд изменился не только снаружи, но и изнутри. Ганс извлек из кладовой и из всевозможных секретов в стенах, о которых Кейт даже не подозревала, множество коробочек; распаковал их, и весь вагон оказался забит множеством деталей: шестеренками, пружинами и винтиками. Открытые коробки стояли прямо на полу, а везде, куда можно было хоть как-то что-то положить, скопился рабочий беспорядок. Кейт особо не препятствовала, но несколько раз уже наступала на хрупкие планки, или на какую-нибудь блестящую спицу, или колесо. Дабы воспрепятствовать поломке гансовых деталей и своих собственных конечностей, она, когда беспорядок из рабочего превращался в свалочный, расставляла все по углам и вдоль стен, стараясь не нарушить в процессе уборки комплектацию этого всего. Ганс не делал ей никаких замечаний, и Кейт решила заниматься уборкой уже как само собой разумеющимся. Она восполняла опустошенные коробочки, следя, чтобы каждая деталь оказалась на своем месте. Если Ганс не спал и не ел (а иногда даже и пренебрегавши первым), он мастерил. Из его рук уже появилось множество предметов, о назначении которых Кейт не представляла – порой она даже не знала, какое название можно было дать этим предметам, не говоря уже о том, зачем они нужны в их путешествии. Через день после отбытия из Аралбада Ганс протянул ей большой металлический шар со множеством граней, отражавших не хуже зеркала. Когда Кейт спросила что это и как оно служит, Ганс неопределенно объяснил что-то о преломлении солнечных лучей, о возможности заглянуть внутрь шара и о красивых бабочках, разлетающихся от сверкающих брызг. Кейт предположила, что шар этот является калейдоскопом, но так и не нашла отверстие, в которое нужно было смотреть. В другой раз в руках у Ганса оказалась длинная толстая спица, которая могла раскладываться на множество «щепок», как придумала Кейт, превращаясь в итоге в подобие ощетинившегося ежа. Ганс объяснил, что эта деталь необходима для поезда, для пневматической трубки во втором квадранте. Кейт понимающе кивнула тогда. Последнюю же неделю Ганс корпел над полусферической деталью, напоминающей половинку яблока. Когда Кейт спрашивала, что же это такое, он отвечал лишь, что это очень важно. Кейт предположила, что главным для Ганса был сам процесс создания вещи. В перерывах между большими произведениями, как, например, скрипачи в университете Баррокштадт или гигантские колоссы в Комколзграде, ему необходимо было занять чем-то руки. Такой была вся его жизнь. Поезд стал снижать скорость в полдень. К тому времени снег совсем уже перестал, погода была ясная, приветливая, а воздух, бросившийся Кейт в лицо, когда она приоткрыла окно – чудеснейшим. Городок располагался в низине, между двумя холмами, по которым тянулась железная дорога. Рельсы и перрон, эти холмы соединявшие, находились на уровне второго этажа вычурных пузатых домишек, которые были слеплены будто бы в единое целое, и при этом каждый дом был сам по себе. Станция стояла на стальных колоннах, и низ живота у Кейт неприятно потянуло, когда она смотрела за окно – конструкция казалась очень ненадежной. Взвихрив снежную пыль, поезд замер, приветственно разразившись звонким гудком – Оскар впервые воспользовался им. Пройдя в мастерскую, откуда открывался вид на обе стороны вагона, Кейт разглядывала Романсбург. Дома представляли собой мешанину из дерева и металла, разнообразные изогнутые крыши были одеты в снежные шапки, но тут и там проглядывали жухлые ржавые пятна. Карнизы обросли белыми копнами, подобно сталактитам свисали могучие сосульки. Романсбург очень походил на Валадилену, но только куда более древнюю, и, если так можно было сказать, дикарскую. Кейт несказанно удивилась здешней архитектуре – в облике городка чувствовалась стать, стиль, он совсем не походил на то, что ожидала Кейт от Красного Союза. Еще в Аралбаде она наслаждалась грациозностью стиля отеля «Кронский», но на то он был и отель, чтобы блистать и восхищать; здесь же, в ледяной глуши, Кейт меньше всего ожидала увидеть необычайную планировку, резные балкончики на изогнувшихся стенах взмывающих к холмам домов, куполообразные, треугольные, овальные крыши. Их механический поезд не так уж и выделялся на общем фоне Романсбурга. Ганс встал рядом с Кейт и посмотрел на город. - Я бы хотел уехать отсюда как можно быстрее, - сказал он. – Кейт непременно должна увидеть механических лошадок, но на это не уйдет много времени. Она отстранилась от окна. - Надеюсь, с тем, чтобы завести поезд, проблем не возникнет? – взволнованно спросила Кейт. Ганс покачал головой. - Оскар скажет тебе, что еще нужно сделать перед отбытием. Я все приготовил. Кейт облегченно вздохнула. - А вы пойдете со мной? - Не сейчас. Потом, когда ты справишься с поездом, мы сходим к Сёркису, посмотреть на лошадок. И… нужно будет сделать еще кое-что. Но пока я буду работать. И Ганс вернулся к своему верстаку, на котором, среди массы деталей, лежала «половинка яблока». - Тогда я пошла! Кейт помахала рукой и направилась к выходу. О чем она задумывалась не в первый раз, так это то, как она будет одета, если ей придется выйти в самое сердце зимы. В поезде не было никакой теплой одежды – как Анна могла оставить такую важную деталь на последний момент? Кейт надеялась решить эту проблему в Романсбурге, а пока, как обычно, довольствовалась своей легкой курткой и неизменным плащом. Зимы в Нью-Йорке могли дать небольшое представление об этом времени года. Выйдя из вагона на заиндевевшую площадку с лесенкой вниз, Кейт вздохнула полной грудью. Как всегда бывает, сначала накатывает бодрящая изморозь, уже потом переходящая в холод. И если не стоять на месте, тепло покинет тебя не так быстро. Умудренная таким опытом, Кейт смело спустилась на перрон и огляделась. Пассажирский вагон остановился ровно напротив стеклянных арочных дверей, за которыми находился, как подумала Кейт, магазин. С платформы к дверям вел коротенький мосток – это был второй этаж дома (Кейт вновь восхитилась архитектурной изысканностью). Над дверями имелась табличка, на которой дугой изогнулись непонятные для нее поблекшие буквы, когда-то давно бывшие ярко-красными. Кейт надеялась, что здесь ей встретятся люди, как Феликс Сметана, знающие «американский» язык. В крайнем случае, она рассчитывала на подобие моряков, виденных в Баррокштадте. В длину платформа могла вместить в себя два механических поезда; за локомотивом она слегка заворачивала, переходя в холм, откуда дорога исчезала в белой дымке. Локомотив же стоял ровно напротив заводника, чему Кейт несказанно обрадовалась. Оскар уже спускался по лесенке, и, оказавшись на перроне, помахал ей рукой. Кейт помахала в ответ – за эти две недели, что прошли после Аралбада, она видела автоматона два или три раза и уже успела по нему соскучиться. Отсюда было плохо видно, но, похоже, Оскар повязал на шею зеленого цвета шарф. С платформы, в сторону локомотива, было еще два мостка – один прямо напротив заводника, приводивший к дверям второго этажа высоченного дома, второй – напротив среднего, грузового, вагона поезда. Этот мосток вел к строению с куполообразной крышей, без окон, походившему на амбар. Огромный механизм отходил от его стен – две длинные не то рельсы, не то трубки, соединенные между собой, возведенные вверх как стрела подъемного крана. Под механизмом угадывалась приборная панель. Кейт в предвкушении прищелкнула языком. Налево же платформа тянулась до конца вагона, оканчиваясь железными перилами. Напротив перил был спуск вниз; длинная лестница, путь к которой преграждали высокие решетчатые ворота. Само собой, они были закрыты, и Кейт добавила себе еще одну наметку – не вышло бы так, что ворота эти открывались не для всех. Всякое могло быть. И всюду – снег, вечный, непоколебимый. Кейт чувствовала, как начинает щипать уши. Стеклянные створки дверей магазина раскрылись, мелодично звякнув колокольчиком, и на мосток не спеша вышел человек; невысокого роста, весьма тучный, в армейской зеленой одежде и мятой выцветшей фуражке с красной звездой над козырьком. Он опирался на узловатую клюку, и Кейт сразу же увидела, почему: человек ступил на перрон правой ногой, левую же осторожно придвинув – ниже колена была толстая округленная палка. Уж наверняка это и был полковник… как там его? - Емельян Гупачев, к вашим услугам. – Он почтительно склонил голову, согнув руку в локте, положив ладонь на грудь. – Полковник в отставке, страж порядка и продавец универсама. – Его улыбка затерялась в пышных черных усах. – Добро пожаловать в Романсбург, последний оплот человечества на пороге бескрайней дикой ледяной тундры! Его говор больше походил на баррокштадских моряков, нежели на речь Феликса Сметаны, но говорил полковник почтенно, с расстановкой, производя впечатление человека образованного. Звуки как камешки выскакивали из него, звонко трещало «ррр», прочие же согласные словно клокотали в глубине горла, тогда как гласные произносились нараспев, ни капли не искажаясь. Кейт слышала истинный английский Востока. - Жду вас и господина Воралберга у себя. – Он указал на магазин. Кейт, улыбнувшись, кивнула, а Емельян Гупачев развернулся и медленно скрылся за стеклянными дверьми. Кейт похлопала себя по плечам и направилась в сторону локомотива. Шаги звонко отдавались от промерзших досок перрона. Проходя мимо грузового вагона и механизма напротив, она присмотрелась к панели управления – Кейт не сомневалась, что воспользоваться этой штукой ей придется; на счастье на панели имелся только один рычаг. Оскар стоял у большого колеса локомотива и постукивал молоточком в разных местах. Помимо зеленого шарфа он раздобыл где-то вельветовые перчатки и пушистые наушники, которые нацепил поверх своей фуражки. Кейт гулко хлопнула его по плечу, радостно улыбаясь. - Ты так замерз, Оскар? Автоматон строго посмотрел на нее. - Мне понятен ваш сарказм, Кейт Уокер. Конечно, прямой надобности в этих вещах я не испытываю, к тому же мой механизм, как и у поезда, морозоустойчив. Но существование наравне с людьми накладывает на меня определенный отпечаток. К тому же, вы должны помнить, что автоматы моей модели наделены… - Я все помню и понимаю, Оскар, - улыбнулась Кейт. – Тебе очень идет. А у тебя в закромах нет чего-нибудь и для меня? Мой механизм совсем не морозоустойчив, а плащ, - она усмехнулась, - осенний. - Комплектация поезда была не завершена, - сокрушенно проговорил Оскар. – Мне очень жаль, что именно в этих деталях ощущается ее несостоятельность. - А я тебя спрашивала в Валадилене, все ли готово, помнишь? Ладно, не переживай. Хорошо, что она не ощущается в других деталях. – Кейт похлопала себя по животу. – В этом городке я наверняка найду себе что-нибудь. Кстати, как он тебе? - Поезда должны ездить, а не стоять, Кейт Уокер. - Значит, не нравится? - Здесь мрачно. Дома под этим хлипким мостом действуют на меня угнетающе. Там могут скрываться злоумышленники. – Автоматон подчеркнул это слово. – Поэтому нам надо быть начеку. Кейт вздохнула. - Попробуем дать этому городку шанс? Ты видел, полковник поприветствовал меня, и очень учтиво. И Ганс хорошо отзывается о здешних людях. – Она, поежившись, сделала попытку спрятать лицо в поднятом воротнике плаща. – Давай заводить поезд. Ганс сказал, что нужно будет сделать что-то еще? Оскар утвердительно кивнул. - Там, куда мы направляемся, температуры предельно низки. Нам понадобится уголь для отопления. - Будет еще холоднее? – Кейт фыркнула облачком пара. – Тогда я очень надеюсь на этот город. - Сейчас даже не мороз, Кейт Уокер, - со знанием дела сказал Оскар. Она указала на механизм напротив среднего вагона. - Уголь возьмем отсюда? - Да, Кейт Уокер. Господин Воралберг обо всем позаботился. Нужно активировать механизм, остальное сделает автоматика. - Мы всю дорогу активируем заготовленные господином Воралбергом механизмы, - усмехнулась Кейт, подходя к заводнику и привычными, отточенными движениями приводя его в действие. – Только вот автоматике постоянно приходится помогать. - Попробуем дать этому городку шанс, - менторски откликнулся Оскар. Кейт открыла тяжелый люк заводного механизма на корпусе локомотива, и длинная тонкая спица ключа, точно попав в скважину, завращалась с огромной скоростью. Кейт, сложив руки на груди, покачивалась с пятки на носок, стараясь не замерзнуть. Ключ и не думал останавливаться – путь до следующей остановки предстоял неблизкий. Кейт придвинулась от поезда к краю платформы, к перилам, и посмотрела поверх локомотива в даль. От железной дороги уходили, поросшие густыми елями, заснеженные холмы, упираясь в недалекую горную гряду. Каменные пики, приглушенные морозной дымкой, взмывали в сине-бело-серое небо. Другая от дороги сторона являла простершийся, насколько хватало глаз, дремучий лес. Вдруг взгляд Кейт скользнул по слишком правильным навершиям горных высот, гладким башеннообразным каменным колоннам и, как кто-то вмиг снял перед ней пелену, Кейт увидела, что на вершине, словно вырастая из серых костей земли, высился огромный, увенчанный золочеными куполами, храм. Одинокая светлая точка маячила над одним из куполов, и Кейт подумалось, что то должна быть больших размеров белая птица. Кейт облокотилась о металлические прутья перил, задумчиво смотря в сторону их скорого пути. - Ты сам-то веришь в этих мамонтов, Оскар? – спросила она. Автоматон развел руками. - Обсуждать мечты и стремления людей не входит в круг моих обязанностей, Кейт Уокер. Она бросила на него косой взгляд. - По-моему, ты лукавишь. Хоть поддержи меня! Мы ведь доберемся, в конце концов, до Сибирии, правда, Оскар? - Вы скучаете по дому? Кейт вздохнула. - Не знаю. - Маловероятно, что вы туда вернетесь, - сказал как нечто само собой разумеющееся Оскар. – Обратного пути уже нет. - Как-то не очень обнадеживающе это прозвучало, - скривилась в легкой усмешке Кейт. – Психолог из тебя еще тот. Как думаешь, Ганс справится с таким путешествием? Иногда я замечаю, что он выглядит неважно. Такие моменты были довольно редки, но все же порой Кейт видела, что Ганс чувствовал себя не очень хорошо. Одной ночью, даже, на него накатил жар, к счастью, спавший уже к утру. Иногда, передвигаясь по мастерской, Ганс сбивался, опирался на стол, но слабость быстро проходила. На все расспросы Кейт о его самочувствии, старик отвечал отмахиваясь; уверял, что ничто не помешает ему достичь Сибирии. Болезненность Ганса проявлялась нечасто, но достаточно для того, чтобы Кейт задала Оскару такой вопрос. И Оскар согласно кивнул. - Его энтузиазм велик, но механизм изношен, Кейт Уокер. Кейт помолчала. Щелкнувший ключ, закончив завод, вывел ее из задумчивости. Кейт закрыла люк локомотива и вернула заводник в его изначальный вид. - Иногда все же я спрашиваю себя, - повернулась она к автоматону, - может все это выдумки? Может, нет на самом деле, никакой Сибирии… Наверное, Оскар нахмурился бы, если бы мог. - Вы задаете себе очень странные вопросы, Кейт Уокер. И как только вы можете усомниться хоть на миг, что, например, существую я? Или, тем более, что существует господин Воралберг! - Да-да, я поняла. – Она примирительно согнула в локтях руки. – Я нахожусь в сказке, ставшей реальностью. Уже ни в чем нельзя сомневаться. Прости. - Я почти с уверенностью могу сказать, что Сибирия существует, - сказал Оскар. – Очень много господин Воралберг вложил в это путешествие. Ради большой цели… Он замолчал. Кейт вопросительно вскинула бровь. - Поезд заведен, отлично! – прервал Оскар ее вопрос. – Давайте займемся углем! Кейт пожала плечами. Ей не понравились нотки, появившиеся в голосе Оскара во время последних фраз. - Надеюсь на безотказную работу, - сказала она, зашагав к погрузчику угля. Глухое дерево перрона сменилось звонким металлом мостка. На панели управления имелось несколько выпуклых циферблатов с разного размера стрелками, но рычаг был только один. Доверившись Оскару и его уверенности в автоматике, Кейт потянула рычаг вниз. Раздался стрекот, зашумели механизмы, и длинная стрела погрузчика с мягким шумом опустилась над средним вагоном поезда. Опустилась, зависла – на этом все и закончилось. Мотор исправно шумел, стрелки на приборной панели весело подрагивали на максимальных значениях, а угля как не было, так и не появилось. Спустя минуту стрела поползала вверх, обратно, и застыла в изначальном положении. Стрелки вернулись к нулям, механизмы плавно затухали. Угля не было. Пробовать второй раз Кейт не стала. Оскару, который внимательно следил за процессом, не сказала ни слова. Развернувшись, она деловито направилась к стеклянным дверям магазина, знакомиться ближе с полковником Емельяном Гупачевым, первым персонажем нового спектакля под названием Романсбург. В конце концов, что бы еще сделало путешествие Кейт таким, каким оно было? Колокольчик над дверьми приятно звякнул, створки мягко сомкнулись. Кейт оказалась в просторном помещении, состоящем из десятков сотен разнообразных деталей: широкие квадратные, потемневшие от времени балки взмывали под высокий купол потолка, сплетаясь под ним с другими, самых разных размеров, образуя, как паутина, несущий каркас. Под потолком можно было увидеть множественные композиции, составленные из веревок, цепей, рыболовных сетей, проводов, всамделишней паутины, лестниц, шкур и еще каких угодно самобытных вещей, на разглядывание которых у Кейт Уокер из Нью-Йорка ушло бы немало времени. Вдоль стен магазина громоздились ящики, бочки, мешки, бумажные свертки. Бутылки, банки, разнообразные емкости, коробки, шкафы. Тут и там – потемневшие книжные стопки, связки газет, журналов, плакатов. Рабочий инструмент. Массивные столы с бесчисленными ящиками, образовывающие длинные прилавки, заставленные всем, чем возможно. Полки шкафов за прилавком, полнившиеся консервами, крупами и многим прочим съестным. Воздух можно было попробовать на вкус, ощутить кожей – густая смесь товаров погружала Кейт в атмосферу самой необычной лавки, виденной за всю ее жизнь. Из маленьких круглых оконцев с улицы лился синеватый морозный свет; спускающиеся с потолка на длинных проводах желтые лампочки подсвечивали разные места магазина. Полковник Гупачев стоял за дальним прилавком, спиной к Кейт, был занят чем-то над разложенным перед ним сонмом вещей. Левой рукой он опирался на клюку, правой ворошил позвякивающие на прилавке детали. На дверной звоночек он лишь обернулся, и когда Кейт подошла ближе, медленно развернулся, стуча деревянной ногой. - Меня зовут Кейт Уокер! – дружелюбно улыбнулась Кейт, протягивая полковнику руку. - Американка, настоящейшая американка! – Емельян Гупачев ответил крепким рукопожатием, радостно улыбаясь. – Американка в такой дыре, как наша! Не каждый день такое увидишь. – Он хлопнул правой рукой по массивному боку. Кивнул, указывая на весь свой магазин. – Вот, управляю тут всем, что попадает под мою юрисдикцию. А вы, значит, путешествуете вместе с Гансом? Как его здоровье? - Вполне, - ответила Кейт. – Как всегда полон решимости. Вы давно с ним знакомы? - Да уж несколько лет как будет, - кивнул Гупачев. – Конечно, не все эти лета Ганс жил здесь, нет. Когда-то он появился в Романсбурге, проездом. Но остался на некоторое время. Всем он здесь сразу приглянулся. Правильный, умный – да ведь ему и благодаря наш городок приобрел такой облик! Великий изобретатель и помощник. А механические лошадки у Сёркиса - вы о них знаете? Еще одна наша гордость. Сломались, вот только, они недавно. Но Ганс обещал, конечно же, починить. Потом он уехал, надолго. Я уж думал и не увижу его больше никогда, но вот пару месяцев назад Ганс возвернулся, весь занятой, задумчивый, еще больше не в себе… Ну, вы понимаете. Говорил, что уже скоро свершится. Что свершится, Катенька, не расскажете? - Мечта всей его жизни, - с улыбкой протянула Кейт, повторив про себя необычное имя, которым полковник назвал ее. – Он разве вам не рассказывал? Мы движемся на северо-восток, к острову Сибирия – великое, невероятное место. Емельян Гупачев в удивлении покачал головой, выпятив пушистые черные усы. - Вот это да! Воистину великое путешествие ждет вас! - Голос его немного дрожал в волнении. - Неужели вы… в это верите, Катенька? Кейт пожала плечами и кивнула. - Я помогаю Гансу исполнить его мечту. За время путешествия я поняла, что поверить смогу во все, что угодно. И конечно, мне хочется посмотреть на то, чего не существует. - М-м-м, Катюша, вот так люди и превращаются в заядлых путешественников. Желаю вам удачи на вашем пути. – Полковник покивал, немного задумчиво, как показалось Кейт. – Ганс говорил, что направляется далеко, в какое-то место, - словно очнулся он, - где встретит родственницу, а потом вы поедите дальше. Вы его внучка? - Нет... - Кейт смешалась. И придумала, как сказать: - До недавнего времени Ганс даже не знал меня, но я его хорошо знаю. Встретить он был должен сестру, но так вышло, что вместо нее приехала я. Она не стала рассказывать подробностей, а полковник больше ничего не спросил. - Полагаю, вы понимаете, куда направляетесь? - сказал он. - И полностью готовы к дороге? - Поезд ведет опытный машинист, - ответила Кейт. – А Ганс действительно все распланировал. Она помедлила, не решаясь говорить полковнику, что сама, в действительности, не имеет никакого представления о том, что ждет ее впереди, и все ли у них имеется для того, чтобы справиться с путешествием. - Но вот чтобы двигаться дальше, нам необходим уголь, а механизм на станции… мне не удалось запустить. Вы поможете мне? - Хм, - Гупачев нахмурился и прищелкнул языком. – Я об этом хотел и сам с вами поговорить. Видите ли, тут у нас возникли некоторые разногласия с некоторыми людьми. Хм… В общем, в дозаторе угля нет топлива, а свежий обоз придет к нам только через полторы недели. Я постарался ускорить доставку, памятуя о том, что Ганс должен появиться здесь в ближайшее время – ведь насчет угля у нас с ним уже было оговорено. Но все, что в моих силах, уже сделано. Вам придется подождать. Кейт почти с безразличием пожала плечами. - Я ожидала чего-нибудь в таком роде, - сказала она. – Не знаю, захочет ли Ганс ждать полторы недели. Неужели без топлива никак обойтись? Она состроила просительную гримасу, и полковник, махнув рукой, кивнул. - Наверное, можно. Вот только, - он гневно вздохнул, - можно и по-другому. Топливо в городе есть, но оно под замком у одних скверных братьев, которые ни в какую не станут делиться, если только для них не будет хорошей выгоды. Кейт заинтересованно вскинула бровь. Очередные вымогатели с темного Востока? - Полагаю, мне стоит сходить к ним? – спросила она полковника. Тот недовольно поморщился, но согласно кивнул. - Они собирают горючее для чего-то. Наверное, хотят запастись для дальней дороги, да только я не видел у них никакого транспорта. Я думаю, они имеют прямое отношение к тому, что так скоро закончилось топливо в дозаторе… Тут с ними никто не общается. - И вы живете совсем без власти? Неужели нельзя никому пожаловаться? - Власть у нас есть, - будто осторожно ответил Гупачев. – Но она не занимается такими делами. – Полковник невесело вздохнул. – Простите, Катенька, но я предложу вам одной сходить к этим братьям. Вы здесь человек новый, и скоро уедите. А я не хочу лишний раз с ними даже видеться. Не скажу, что я их боюсь… Но опасаюсь, это верно. Кейт сдавленно вздохнула. Похоже, Оскар оказался прав. Но не так давно она справилась уже с одним сошедшим с ума директором, так что стоит попробовать и сейчас. Много топлива ей не нужно, найти бы только общий язык. - Они тоже говорят… по-английски? – спросила она. Полковник кивнул, усмехнувшись. - Они бывали на границе, старший, Иван, быть может был где и дальше. Ну а больше, кроме Сёркиса, вам тут «говорящих» не найти. Я-то сам выучился давно, на войне… - Вы воевали в Европе? - На ее задворках. Зато, можно сказать, донес до многих голос свободы, когда случилось Заключение Европейского Содружества. С удовольствием бы вам рассказал, но для этого нужна неспешная обстановка. Приходите сегодня вечером в пивную Сёркиса на ужин. Все-таки здесь есть горячая еда, а еще магазинчик - как она и загадывала тогда с Оскаром. Оставалось только надеяться на мирных жителей. - Где мне искать этих братьев? - Спускайтесь в город и идите на дым. Сейчас только у них есть, чем дымить. Их логово на окраине. Кейт кивнула. - А тут часто ходят поезда? - Им некуда идти, Катюша. – Емельян Гупачев развел руками. – Раньше еще по этой ветке ходили тягачи, малые грузовозы… А теперь только я иногда на дрезине съезжу, бывает, к старой церкви, воздухом подышать, рыбу половить. Ваш поезд первый за многие-многие годы. - А что интересного здесь есть, на что мне стоит посмотреть? - У нас не так много достопримечательностей. Всего лишь пара домишек, а кругом – белая пустыня до самого горизонта. Хотя, с помощью Ганса наш городок выглядит очень необычно, особенно по сравнению с остальными поселениями страны. Можете посчитать это занимательным. Новости к нам доходят с задержкой в несколько недель, да и мало они кому здесь нужны. Большая Земля нас не интересует. – Полковник усмехнулся. – В тайге недавно видели комету – вот единственное за последние годы, что мы оценили. Мы последний оплот цивилизации, Катенька. И думаю... цивилизации было бы чему у нас поучиться. - Мне кажется, здесь очень уютно. Емельян Гупачев согласно кивнул. - Об этом я и говорю. - А я смогу купить у вас теплую одежду? Когда поезд отъезжал, была некоторая спешка… - Кейт махнула рукой. – В общем, я совсем не готова к холодам. В вагоне мне это не грозит, но если мы едем в самую даль… - Уж конечно я дам вам все, что понадобится! – горячо заверил ее полковник. – Удивительно, вы рассчитывали на мой магазин с самого начала? Или рассчитывал Ганс? Конечно, я не откажу. А что вообще на вашем поезде есть? Инструменты, тросы, оружие? - Оружие? – вставила Кейт. – Нет, оружия нет точно. Гупачев строго погрозил у нее перед носом указательным пальцем. - Вы отправляетесь в тайгу, Катенька! А там может случиться все, что угодно. Тем более что вы собираетесь много дальше. – Он усмехнулся. – В Сибирию! - Значит, вы и оружием меня снабдите? - Совершенно точно. Снаряжу все по высшему профилю. Кейт не успела заикнуться о деньгах, как Гупачев сам к этому вышел. - Разумеется, все будет бесплатно. За государственный счет, так сказать. Для Ганса мне ничего не жалко. Кейт лишь с благодарностью развела руками. Емельян Гупачев развернулся к прилавку, открыл один из ящичков и достал большой, с витиеватой резьбой, ключ. - Это от ворот, - сказал он, протягивая ключ Кейт. – Когда спуститесь вниз, заприте ворота за собой. – И с мягкой строгостью добавил: – Ключ не потеряйте. - Зачем нужны ворота? - спросила Кейт, убирая ключ в карман. Полковник со значением пожал плечами. - Да от тех же Бугровых, хотя бы. - Это братья? - Точно. Моя дрезина, она ж здесь, в укромном месте хранится. А Бугровы доверия не вызывают никакого. Вот в первую очередь из-за этого. Ну а в общем – для порядку. - По дороге сюда я встречалась с одним человеком, тоже хранителем порядка, - сказала Кейт, поздно спохватившись, что фраза эта может звучать неуместно. - И что же он охранял? - с искоркой в глазах заинтересовался Гупачев, уловив ее случайный посыл. - Одну стену. Я расскажу вам подробнее вечером, за ужином. - Договорились. Гупачев прошел к середине магазина и потянулся клюкой вверх, зацепив тонкую металлическую лестницу, ведущую на одну из площадок под потолком. - Поднимитесь наверх, Катенька, возьмите теплую куртку, на первое время. Пока вы разбираетесь с братьями, я соберу вам в дорогу все, что нужно. Вы же с Гансом недолго задержитесь тут? - Ганс хочет отправиться дальше как можно скорее, - передала Кейт полковнику слова старика. Сердечно поблагодарив, уцепилась за лестницу и осторожно полезла наверх. Площадка была плотно заставлена разными вещами; одежда отыскалась у стенки, за пыльным велосипедом со сдутыми колесами – аккуратные свертки со свитерами, пуховиками и тулупами; все теплое, шерстяное, для настоящей зимы. Кейт выбрала короткую, но плотную, вероятно, кожаную черную куртку с сероватым меховым воротником и меховой же подкладкой. Куртка оказалась тяжелой, и уже через несколько секунд Кейт почувствовала, как мягкий мех начинает согревать. Еще немного, и ей сделалось бы жарко. Она спустилась обратно вниз и еще раз поблагодарила полковника Гупачева. - За дело, Катенька. Уж ежели что, вы, конечно, возвращайтесь, будем разбираться с дозатором по-другому. Ну а пока – попробуйте договориться. И Кейт, сжимая в руках свернутый плащ, вышла из магазина на мороз, теперь уже бывший ей почти нипочем. Ей было хорошо от теплого приема полковника – в Романсбурге у них был человек, к которому можно было обратиться. На родине Кейт бытовало мнение, когда об этом кто-нибудь вспоминал, что Красные с Востока – бездумные дикари, полвека обещавшие разрушить остальной свободный мир, а в итоге рухнувшие сами. Но Кейт уже с Комколзграда видела, что это мнение глубоко ошибочное, потому что даже Бородин производил впечатление куда более живого и человечного человека, чем многие и многие из былого окружения Кейт. Она вдохнула прекрасный чистый воздух и поднялась в вагон. Ганс был в мастерской. Кейт быстро пересказала ему результат своей вылазки, на что Ганс отреагировал в своей типичной манере. - Я хотел бы уехать поскорее, Кейт, - спокойно сказал он. - Не волнуйтесь, я постараюсь вытрясти из братьев наш бензин, - заверила его Кейт, бросила плащ на спинку кресла и вышла из поезда. Сообщив обо всем Оскару (временно упуская подробности со злобными братьями), она взяла с него обещание следить за поездом и за Гансом. Когда она подходила к воротам, на ресницы упали редкие снежинки – небо к тому времени чуть потемнело, обещая в скором хороший снегопад. У края перрона, у перил, она увидела тонкий рычаг, выглядевший довольно одиноко – Кейт решила, что он как-то связан с дрезиной Гупачева и ее тайным укрывищем. Ключ туго повернулся в замке, и ворота, скрипнув, открылись. Вниз вела лестница, оканчивающаяся у еще одних ворот, копией первых. Спускаясь, Кейт смотрела на стену – там висели в ряд одинаковые цветастые плакаты с изображением белого, вставшего на дыбы, коня, освещенного заревом фейерверка. Непонятные Кейт надписи, скорее всего, приглашали посетить цирковое представление. Она открыла вторые ворота и оказалась в Нижнем Городе. Платформа угрожающе нависала, отбрасывая вечную тень, пролегая через весь Романсбург. Здесь, внизу, приходило понимание того, что у городка слишком громкое название. Возвышавшиеся над платформой дома у первых своих этажей выглядели достаточно мрачно – обшарпанные стены, покрытые ржавыми подтеками трубы. На главной улице, большая часть которой находилась в тени платформы, вместо снега лежала черная талая грязь, кое-где переходящая в неприятные мутные лужи. Желтоватая грубая трава выглядывала из-под валунов, не стесняющихся громоздиться прямо по центру улицы. На протяжении всей платформы, у железно-деревянных балок, на которых она держалась, свален был всяческий мусор – дырявые бочки, кирпичная кладка, разломанная телега и много чего еще. Направо от лестницы, в довольно чистом закутке, окруженном сложенными поленьями, к платформе крепилась необычная конструкция, напоминающая обзаведшуюся стальными колесами лодку; с рулевым рычагом, двумя, расположенными друг за другом широкими сиденьями и огромным металлическим барабаном в задней части, похожим на беличье колесо на фабрике в бесконечно далекой отсюда Валадилене. За широкими металлическими прутьями барабана находился, ощерившийся воронками сопел, мотор. Это была та самая, построенная Гансом, дрезина полковника Гупачева. Кейт представила, как по мановению рычага на платформе, часть ее перевернется низом наверх, и дрезина в одно мгновение окажется на рельсах. Ганс, как всегда, все делал максимально практично. Кейт заперла ворота и спрятала ключ в карман. Народу в Нижнем Городе было не много: двое бородатых мужиков, на две головы выше Кейт, рубили и складывали поленья в закутке под дрезиной; щуплый мужчина скрылся за углом дома; вдалеке у подножия холма прохаживался кто-то еще. А прямо перед Кейт, сидя на облезлой перевернутой бочке, болтала ногами маленькая девчушка с черными, как агат, волосами, пухлыми щечками и раскосыми глазами. Она была в меховой шубке, желтоватой кожи штанишках, мягких сапожках с отворотами и толстых варежках на руках. Кейт сразу же вспомнила, где видела такую одежду и людей, эту одежду носивших. На слайдах профессора Понса, во время лекции о юколах. Сомнений быть не могло – девочка принадлежала к этому народу, и скорее всего, близко, чем отдаленно. - Привет! – помахала рукой Кейт, подходя ближе. Девочка, глядевшая на Кейт с момента, как та спустилась по лестнице, не проронила ни слова, продолжая изучающе разглядывать ее. Кейт вспомнила, как когда-то давно знакомилась с Момо, серым дождливым утром. - Я Кейт. А тебя как звать? Конечно, она ни на что и не рассчитывала. Уж ребенок народа юколов точно не мог знать Всеобщего языка. Кейт, улыбнувшись, хотела уже отойти, как девочка широко улыбнулась в ответ, сверкнув белоснежными зубками, и в два слога сказала: - Мал-ка! Кейт понимающе кивнула. - Ты Малка? – Она указала на девочку пальцем. - Мал-ка! – громко повторила та и добавила еще пару коротких певучих слов. - Я приехала на поезде! – Кейт жестами изобразила, как ей показалось, мчащийся поезд, указывая при этом вверх, на платформу. Малка ответила – она поняла. Потом сказала что-то еще, отрывисто и в тоже время плавно. Кейт очень понравились звуки ее речи. Она представила, как начинающийся дождик роняет капли на зеленые листья. И сам голос Малки был звонкий и ясный, ее хотелось слушать еще и еще. - Пойду искать топливо! – отрывисто сказала ей Кейт, уже отступая на шаг, в воздухе наполняя воображаемую канистру. Девочка ответила быстрым коротким слогом и указала на проржавленную конструкцию между двумя ближними домами – это был остов погрузчика угля. Затем она махнула раскрытой ладонью в сторону дальних холмов, и Кейт, проследив взглядом, увидела высокий деревянный забор, над которым черным облачком вился дымок. - Tai! – звонко подтвердила Малка, показывая Кейт оттопыренный большой палец. Кейт ответила ей тем же и направилась к дозатору. Здесь земля превратилась в почти непроходимую кашу. Под железным, навевающим уныние, старым навесом, находился довольно чистенький генератор, от которого вверх, исчезая в корпусе строения, тянулись трубки и провода. Рядом в подставке стояла литровая канистра, к сожалению Кейт, пустая. На самом генераторе призывно выделялась округлая красная кнопка. Кейт нажала на нее, недолго думая, и генератор заработал, запыхтел, выплевывая из трубы облачка черного едкого дыма, но дальше дело не пошло. Топлива действительно не было. - Держитесь, братья, - пробормотала Кейт, взяв в руку канистру и, стараясь перешагивать лужи, направилась к краю городка. Поезд величественной громадой возвышался над Романсбургом, и Кейт испытала невольную гордость. Пройденный им путь уже измерялся несколькими тысячами километров, и сколько еще предстояло пройти! В груди Кейт сделалось жарко, на секунду эйфория волной захлестнула ее. Пройдя под сводами платформы, она вскоре оказалась у забора, за которым, как ей было известно, скрывались хитрые братья Бугровы. Их территория была отгорожена от остального городка – забор тянулся далеко, плавно заворачивая и заканчиваясь уже на пустыре, за которым грунтовая дорога, петляя между холмами, вела на подъем, в горы и к храму. За забором возвышалась пузатая крыша, и груды ящиков, и труба – дымящая, работающая на топливе. Кейт обошла большую лужу перед калиткой и пустой канистрой постучала в маленькое окошко, забранное железными прутьями. За забором раздался хриплый возглас – один спросил, другой ответил. Открывать не спешили, и Кейт постучала еще раз, уже сильнее. Раздались приближающиеся, чавкающие по грязи, шаги, заслонка на окошке, скрипнув, отодвинулась, и за решеткой появилась широкая носатая физиономия, заросшая редкой темной щетиной, с нависшими бровями, хитрая и действительно не внушающая доверия. Пару мгновений брат Бугров с удивлением таращился на Кейт, а потом, дернув подбородком, буркнул что-то короткое. - Здравствуйте! – улыбнулась Кейт, потрясая канистрой. Бугров моргнул, будто сосредотачиваясь. - Не из наших, что ли? Э, я уж и забывать стал, как с вами-то разговаривать! - Меня зовут Кейт Уокер, я здесь проездом! В голосе Кейт было полно оптимизма, и Бугров расплылся в широкой масляной улыбке. - И чего тебе надо? - Мне нужна помощь! - Tol`ko nie eto, - пробормотал он себе под нос. Потом повысил голос, громко декламируя, моментами поглядывая себе за спину. – И чем же вам помочь, милая леди? Из логова братьев донесся низкий восторженный гогот. - Не могли бы вы одолжить мне немного бензина? Видите ли, в погрузчике угля… - У нас нет бензина! – быстро ответил брат Бугров. - Ну… - Кейт нахмурилась, больше деланно, чем искренне. – А почему я слышу шум мотора? - Откуда я знаю, почему ты слышишь шум мотора, - эхом откликнулся Бугров. - И вижу, как дым идет. - Слушай! – Брат выставил в решетку широченную ладонь, предлагая Кейт замолчать. – У нас нет бензина. Ясно тебе? Двигатель у нас на электричестве. - Очень сильно дымит, - покачала головой Кейт. - Ты умная, да? – Брат Бугров дернул подбородком. – Откуда ты взялась вообще? - Приехала на поезде. Бугров хмыкнул. - Интересный у тебя поезд, - заметил он. – Я таких никогда не видел. И куда ты едешь? - Далеко, - махнула рукой Кейт в сторону железной дороги. – Так как насчет бензина? Бугров закатил глаза и издал протяжный стон. - Я даже не смогу у вас его купить? – устав, решила пойти напрямик Кейт. - Даже не сможешь. Мы не продаем бензин. Пока! И он захлопнул заслонку. Кейт тут же ударила канистрой по прутьям несколько раз. Заслонка отворилась, и брат Бугров, скривившись, крикнул ей в лицо несколько коротких гневных фраз. Кейт пощелкала зубами. Взять братьев, по крайней мере, одного из них, сходу у нее не получилось. Но сдаваться Кейт не собиралась. Помахивая канистрой, она пошла вдоль забора, намериваясь осмотреть крепость Бугровых со стороны. Ближе к пустырю доски стали заметно старее, короче. Кое-где попадались приличные щели, где забор держался на честном слове. У одного такого места она остановилась. Явную дыру закрывал один из плакатов с белоснежными лошадками, зазывавших на цирковое представление. Кейт схватилась за край доски и без особых усилий сняла целую сцепку из двух легких сухих досок, вместе с цветастым плакатом посередине. Через дыру было видно, что двор братьев обширный – противоположная стена находилась довольно далеко. Всюду стояли деревянные ящики, металлическая рухлядь, как будто братья тащили к себе все, что могли унести. Кейт заглянула в дыру – неказистый дом Бугровых закрывала куча поставленных друг на друга деревянных контейнеров, и пока что никто не увидел бы Кейт, вздумай она пройтись по их территории. Кейт резко выдохнула и уверенно протиснулась за забор. Она слышала голоса братьев – тот, который говорил с ней, был скрипящим и высоким, тогда как второй брат гудел, будто простуженный. Кейт неслышно подкралась к ящикам и выглянула. Братья были на веранде дома; невысокий, с носом, стоял к укрытию Кейт спиной, подбоченясь, ворчливо бормоча на родном языке. Второй брат сидел у стены, на провисшей рыболовной сети, превращенной в гамак, и слушал. Он был полной противоположностью первому: огромный, широкий, с густой черной бородой. Вместе, они составляли довольно комичный тандем – маленький и большой; и, судя по голосам, злобный и добрый. Наверняка тот, который разговаривал с Кейт, звался Иваном, был старшим братом. Младший же, чем больше Кейт слушала его короткие реплики, оставлял впечатление умственноотсталого. У стены веранды, на пузатой деревянной бочке, Кейт углядела канистру, почти такую же, какая была у нее в руках. Рядом стоял, черный от копоти, низенький ящик, из длинной кривой трубы которого и валил дым. Что делать дальше Кейт не представляла. Не очень-то хотелось открыто заниматься воровством, хватая канистру прямо у братьев из-под носа. Подобраться втихую, пока Иван стоит к ней спиной – нет, слишком рискованно. Да и есть ли в канистре бензин? А может выйти в открытую и попытаться договориться еще раз? Кейт уже собиралась так поступить, как вдруг услышала странный шум, из контейнера, за которым пряталась. Она осторожно сделала шаг и заглянула за стенку контейнера. На нее смотрели огромные черные глаза. Такие черные и бездонные, что Кейт почудилось, будто она тонет в них. Под глазами двигался такой же черный кожистый нос, а все остальное было белым, как вата, мехом. Глаза уставились на Кейт, и во взгляде этом была неимоверная мольба. Раздалось жалобное поскуливание. Кейт никогда не встречалась с таким зверем. Сначала она решила, что это небольших размеров медведь; потом никаких сомнений не осталось – это была собака. Но таких огромных глаз Кейт не видела ни у одной собаки, медведя или другого какого животного. - Тебя заперли, дружок? – тихо пробормотала Кейт. Дверь контейнера была на плотной защелке. – А что, если так… И она рывком дернула замок, с силой распахивая дверь. Кейт подумала, что зверь с такими жалостливыми глазами неспособен пожирать людей, и наверняка сидит здесь по причине своего прекрасного меха или каких-нибудь других качеств. И все-таки это был медведь! Но донельзя похожий на собаку. Массивное туловище, в котором, правда, больше чувствовалась полнота, чем сила; короткие толстые лапы и небольшая, по сравнению с остальным телом, вихрастая голова. Зверь мгновение не двигался с места, но потом грузно сорвался, выскочил из контейнера и, оскальзываясь по грязи, бросился бежать. Кейт юркнула за контейнер, склонилась за ним, а с веранды уже разносились ошарашенные вопли. Кейт выглянула – толстый белый зверь метался из стороны в сторону, а Иван, раскинув руки и ноги, с диким выражением на небритой роже, пытался преградить ему путь. В конце концов, медвежья собака бросилась прямо на него, широким боком сбивая Ивана с ног. Старший Бугров с размаху шлепнулся в грязь, а зверь, спотыкаясь, уже улепетывал в сторону проделанной Кейт дыры в заборе. На миг застряв толстым задом, он, к счастью, сумел выпростаться из забора, и Кейт услышала, как лапы зашлепали по лужам, удаляясь в сторону холмов, прочь из города. Иван завопил дурным голосом, вскочил на ноги и метнулся к воротам. Этот зверь много для него значил, точнее, он был очень для него дорогим. Хлопнула калитка, и Кейт перевела дух – от одного брата она на время избавилась. Действовать нужно было быстро. Младший брат так и продолжал сидеть на веранде (когда зверь и Иван носились друг перед другом, он только громогласно гоготал короткие фразы); можно было подойти к бочке с канистрой и не потревожить его. Стараясь не издавать звуков, Кейт достигла канистры, взялась за ручку и ликующе стиснула в кулак руку – канистра была полная. Заменив ее на свою, Кейт направилась обратно к контейнерам, а оттуда к дыре в заборе. Вслед ей не неслось никаких возгласов, а значит, исчезновение бензина осталось незамеченным. Оставалось надеяться, что бензин этот окажется по нраву дозатору угля. Быстрым шагом Кейт прошла через улицу. Сбежавшего зверя, равно как и отправившегося за ним Ивана, видно не было. Падал легкий снежок, значительно посмурнело. Малка увидела ее, и Кейт, с виноватой улыбкой, качнула полной канистрой. Малка подняла вверх большой палец. Оказавшись у генератора, Кейт взялась за дело. Осторожно, через лейку, наполнила бак, закрыла крышку и нажала на красную кнопку. Двигатель заработал, и на этот раз не остановился; труба зачадила дымом. Оставив канистру в подставке, Кейт поспешила к воротам. Сколько времени у нее будет, прежде чем разъяренный Бугров, по следам своего бензина, окажется у генератора? Торопливо прикрыв ворота по обе стороны лестницы, Кейт побежала к погрузчику угля. Выглянув с мостка вниз, она убедилась, что генератор исправно работает, и потянула за рычаг. Стрела погрузчика опустилась, как и в первый раз, но сейчас процесс не прервался, и в грузовой вагон, распыляя черную пыль, посыпался уголь. Кейт нетерпеливо ждала, когда погрузка завершится, думая о том, что, несмотря на бесчисленные препятствия, в которые она попадала в дороге, план Ганса все равно работал очень точно. Это вселяло надежду в дальнейшее путешествие. Грузовой вагон состоял из двух отсеков, и спустя несколько минут они были полны доверху. Стрела погрузчика поднялась в изначальное положение и замерла. Генератор внизу оставался не потревоженным. Кейт удивилась, почему Оскар не выглянул из локомотива, посмотреть на погрузку угля, и на платформе его не было. Поднявшись по лесенке в кабину машиниста, Кейт никого там не нашла. Она спустилась на перрон и прошла к вагону. Подняться на площадку не успела – дверь открылась, и в проеме показался автоматон. Оскар был встревожен. - Страшная катастрофа, - пролепетал он, глядя на Кейт. У нее похолодело в груди. Что на этот раз? - Господин Воралберг… - Что?! - Исчез. Кейт резко выдохнула. - Оскар, не делай никогда таких многозначительных пауз! – бросила она. – Куда исчез? - Был в поезде, а теперь его нигде нет, - ответил, смутившись, автоматон. - Куда же ты смотрел! – Кейт развернулась и зашагала к магазину полковника Гупачева. Звякнул колокольчик, Кейт прошла к прилавкам – полковник стоял над раскрытым чемоданчиком с инструментами. - Для вас готовлю, - кивнул он перед собой. – А вы, я понял, заполучили у Бугровых бензин? - Да, все в порядке, но сэр, - Кейт от волнения стала говорить как когда-то давным-давно: в магазине Ганса не было, – к вам не заходил господин Воралберг? - Нет. – Гупачев нахмурился. – Еще нет. Кейт вздохнула. - Он ушел куда-то, никому ни слова не сказав. - Ну что ж вы так переживаете? Вы же не забыли запереть за собой ворота? Кейт нахмурилась и раздраженно щелкнула пальцами – конечно же, спеша завести погрузчик, она позабыла о странном порядке полковника. И внимание ее полностью сосредоточилось на сыплющей уголь стреле, так что спустившегося из вагона Ганса она могла и не заметить. Но почему же он так проигнорировал и ее и появившийся уголь? - Боюсь, как раз и забыла… Гупачев неодобрительно покачал головой. - Отнеситесь серьезно к этой детали, Катенька. Вместе с ключом от ворот, я вверил вам и ответственность за свою работу. А насчет Ганса не волнуйтесь. Может, он пошел навестить Сёркиса. Хотя, отчего, сперва, не зашел ко мне?.. Гупачев обиженно пожал плечами. Кейт кивнула. - Наверное, я слишком много времени ждала встречи с ним, чтобы теперь так легко остаться одной. Пойду тогда к Сёркису. Спасибо большое, полковник, за то, что печетесь о нас, - она указала на инструменты. Выйдя из магазина, Кейт быстрым шагом направилась к воротам. Конечно же, ей не следовало так переживать, ведь Ганс вполне самостоятельный человек, хоть и бесконечно странный; естественно, он мог пойти, куда ему понадобится в городе – он же, в конце концов, жил здесь. Но ей все равно было неспокойно. Исчезни вдруг Ганс бесследно – и она останется один на один со своей «мечтой», за которой так восторженно побежала. И что она будет делать с ней в таком случае, Кейт не знала. У ворот щуплый мужчина наклеивал на стену яркий плакат с цирковыми лошадками. В Романсбург приехал цирк? Кроме плакатов, Кейт не видела в городке пока ничего другого, что могло бы сойти за подобных гостей. Заперев за собой ворота, Кейт спустилась по лестнице в Нижний Город. Она решила не спрашивать Малку, видала ли та проходившего мимо невысокого старика, а сразу свернула вправо от лестницы, где в длину почти всей улицы вытянулось самое опрятное здание Нижнего Города, с красивым фасадом и высокими стеклянными дверьми. На стенах висели цирковые плакаты, а на покачивающейся на легком ветерке вывеске у дверей был изображен счастливый мужичонка, в ярких одеждах, с кружкой, полной пенного пива. Внутри было тепло, темно и солоно. В единственном огромном зале стояли многочисленные столики, окруженные множеством стульев; с потолка свешивались красивые люстры, в которых горели настоящие, живые свечи. Вдоль правой от дверей стены в конце зала была невысокая сцена с раскрытым, сложенным по бокам, красным занавесом, на которой величественно застыла четверка металлических жеребцов. От ног их отходили замысловатые трубки, сплетаясь воедино в центре сцены, с краю, где, как догадалась Кейт, находилось сердце всего механизма. Лошадки были прекрасны, грациозны и по-воралбергски волшебны. Возле сцены и нашелся Ганс. Он был в своей короткой шубе, и вид имел потерянный и несчастный. Серебристые волосы на голове были взлохмачены, а лоб блестел капельками пота. Кейт чуть ли не бегом оказалась рядом с ним. - Ганс, что с вами? Возможно, он и заметил ее появление, но никак на него не отреагировал. Он стоял перед механическими лошадками, протянув руку, словно пытаясь дотронуться до их морд. Кейт услышала его тихое сбивчивое бормотание. Она уловила знакомые звуки: - Сибирия… мамонты… Сибирия… - Ганс! Она хотела положить руки ему на плечи, но старик извернулся, отстраняясь, схватился за голову и, раскачиваясь, побрел в центр зала. Кейт бросилась за ним, но не успела – в следующую секунду Ганс с грохотом, от которого содрогнулись на столах бутылки и кружки, рухнул на пол. *** В поезде было тихо, тепло и уютно. В спальне лампы горели приглушенным желтоватым светом, окна были закрыты опускающимися плотными шторами. Ганс лежал в постели, укрытый одеялом, так что на виду оставалась одна голова. Он был в бреду, глаза плотно закрыты. Сквозь жар иногда проступали бессвязные слова, фразы; разум Ганса блуждал в неизвестности и никак не мог найти дорогу в мир живых. Кейт сидела рядом, в кресле напротив. Всю ночь она провела между сном и явью, и к утру ей казалось, что и она, вместе с Гансом, заблудилась в вязкой темноте и никак не может спастись, проснувшись. Когда вчера днем Ганс потерял сознание, Кейт сама была чуть живой. Она подхватила его за плечи, потянула на себя – Ганс был легким, словно ребенок. К ним тут же поспешили посетители, но вперед, всех оттесняя, прошел господин Сёркис, который распорядился – и двое крепких мужчин, вслед за Кейт, понесли бесчувственного Ганса к поезду. Позже в вагон постучали, и Кейт встретила полковника Гупачева. Он принес лекарства. Кейт ничего не могла ответить на его расспросы, так как понятия не имела, что произошло с Гансом. Она спросила полковника, как ей можно увидеться с доктором. Емельян Гупачев тяжко вздохнул и рассказал Кейт, что доктора, в привычном для нее понимании, в Романсбурге нет. Если человеку не помогают собственные средства, или лекарства, которые есть в магазине, остается только одно – идти за помощью в монастырь. Тамошние монахи способны творить чудеса. А если болезнь так просто не излечить, за дело берется Игумен. Полковник говорил с мрачным выражением на лице, а под конец пожелал, чтобы дело не зашло так далеко. Он не сказал открыто, но Кейт поняла, что монастырь ему нисколько не нравился. Но Ганс в себя не приходил. К утру Кейт не могла думать ни о чем, кроме как идти к монахам. Кейт открыла дверь, и по комнате разлился ясный свет морозного утра. Она погасила светильники и приподняла шторы. Дыхание Ганса было ровным, можно было подумать, будто он спал, но сон этот был нездоровым и пробуждение не наступало. Когда ночью Ганс говорил, Кейт пыталась выстроить из его разрозненных фраз что-нибудь связное, но это было невозможно. Ганс упоминал Анну, Сибирию и строгого отца, который не позволял ему выйти с чердака. Кейт вспоминала страницы дневника Анны. Раздался щелчок входной двери, и в вагон, вместе с холодным воздухом, вошел Оскар. Кейт вышла в гостиную и устало помахала рукой в приветствии. - Как чувствует себя господин Воралберг? - Он спит. – Кейт прислонилась к стене. – Жар немного унялся, но ему срочно нужна помощь. - И что же мы будем делать, Кейт Уокер?! - Полковник сказал, что тяжелые болезни лечатся в монастыре. – Кейт поморщилась. – У них тут нет никакого доктора. До другого поселения добираться слишком далеко. – Она развела руками. – Придется выкручиваться. - Вы отправитесь в монастырь? – В голосе Оскара был страх. – Опять оставите меня одного? - Ничего с тобой не случится, - ответила Кейт. – Но сначала я расспрошу об этом монастыре поподробнее. Вроде бы попасть туда не так легко. - Это дикость, Кейт Уокер! Средневековье! Кейт удивленно посмотрела на него. - С каждым разом я поражаюсь твоей эрудиции все больше и больше. Она приготовила завтрак, себе и Гансу, на случай, если тот вдруг очнется. Перекусив и велев Оскару следить за Гансом, Кейт оделась и вышла на улицу. Сегодня было значительно холоднее. Небо хмурилось тяжелыми снеговыми тучами, сливаясь с заснеженным Романсбургом в единое целое. Падал редкий крупный снег, совсем не такой приятный, как накануне – без солнца зима казалась угрюмой, а холод ощущался яснее. Холмы по обе стороны города терялись в непроглядном мареве, монастырь и вовсе невозможно было рассмотреть. Кейт поспешила оказаться в магазине полковника Гупачева. Внутри было тепло и тихо. Емельян Гупачев стоял напротив дверей и прилаживал к стене большой плакат с изображением механической четверки Сёркиса. Он взглянул на вошедшую Кейт, кивнув. - Как прошла ночь, Катенька? - У Ганса жар, - вздохнула Кейт, подходя к полковнику. – К утру стало спокойнее, но он все еще спит. Иногда бормочет во сне. Я думаю, что лучше не терять времени и сразу отправиться в этот ваш монастырь. Что скажете? Гупачев закрепил гвоздиком последний угол плаката и отступил от стены, присматриваясь. Потом невесело вздохнул и посмотрел на Кейт. - В монастыре могут помочь, Катенька. И если господин Воралберг действительно так слаб, вам необходимо туда отправиться. - Но почему вы говорите так, будто там меня ждет что-то нехорошее? - Потому что наш монастырь особенный. Вера там сильна невероятно, но вера эта деспотична… понимаете? Старый Игумен очень… хм… суровый человек, далекий от нашего мирского существования. Его монастырь – это Замок, - Гупачев сделал ударение, - а мы – деревня внизу. Понимаете? - Не совсем, - покачала головой Кейт. Как верно подметил Оскар, все это было для нее дикостью. – Что мне может там угрожать? - Ничего, - пожал плечами полковник. – Вас туда, скорее всего, даже не пустят. Вы женщина, а женщина… - Грязный сосуд, понимаю. Но как же мне тогда просить у монахов помощи? - Вот тут-то и кроется вся моя нелюбовь к ним, - как от чего-то горького, сморщился Гупачев. – Вы должны будете передать холстину привратнику, который отнесет ее Игумену и тот решит, стоит ли больной того, чтобы оказаться на горе. - Холстину? Гупачев кивнул. - Отпечаток лица больного. Пот и всяческие испарения впитываются в ткань, и Игумен может прочитать, чем человек болен. Вот такая вот вера. - И где мне эту холстину взять? - Вам нужно идти к Сёркису. Он и про монастырь расскажет подробнее. Вы уже видели Малку, маленькую девочку в Нижнем Городе? Кейт кивнула. - Сёркис взял на себя заботу о ней, после того, как умерла ее мать. Малка имеет отношение к монастырю и к той холстине. Сёркис скажет, что нужно делать. Емельян Гупачев развернулся и медленно пошел к прилавку. Из ящика он извлек плотный бумажный сверток. - Это теплая одежда, Катенька. – Он положил сверток на прилавок. – Погода портится, может случиться снегопад. Передайте холстину в монастырь и возвращайтесь скорее. - А как долго нужно будет ждать ответа? – спросила Кейт, подходя к прилавку и беря в руки сверток. Гупачев ответил не сразу. - Именно поэтому я их и не люблю, – сказал он после. – Не понимаю. Ответ может прийти спустя час, а может и через пару дней. - А больной пускай ответа подождет? – вскинула бровь Кейт. Гупачев многозначительно кивнул, смотря на нее. - Желаю вам удачи, Катенька, - невесело сказал он. Сжимая подмышкой сверток с одеждой, Кейт вышла из магазина и поднялась в вагон. Здесь ничего не изменилось, Ганс спал. Кейт переоделась в уборной. Новая одежда была легкой и мягкой, но при этом невероятно теплой. Коричневая куртка, с капюшоном, подбитая изнутри мехом, плотные темные штаны из кожи какого-то зверя и высокие, до колен, сапоги, с тяжелой рельефной подошвой. Сидело все мягко и удобно, и Кейт в очередной раз воздала хвалу заботливому полковнику. Она решила, что судьба-испытательница представляет перед ней, вероятно, края белого и черного. Гупачев в деревне, и Игумен – на горе, в замке. Но другого пути у нее не было. Как наивно было полагать, что в Романсбурге они просто заведут поезд. Кейт спустилась по лестнице в Нижний Город. Через пустынную улицу прошла к заведению Сёркиса. В зале сидели немногочисленные посетители – большинство столиков пустовало. Было тихо, не играла музыка, лишь мягкое постукивание стаканов да неторопливый говор. На миг присутствующие повернули головы на вошедшую Кейт. Слух о вчерашнем происшествии со странными пришлецами на необычном поезде наверняка обошел весь Романсбург. Полукруглая барная стойка находилась в конце зала; за ней стоял Сёркис – полный мужчина почтенных лет, седобородый, в великолепном красном, богато украшенном золотым теснением камзоле, одетым поверх простого коричневого пиджака. Еще в первый раз, когда Кейт увидела хозяина пивной, она отметила эту деталь: Сёркис выглядел так, будто сошел с помоста, исполнив цирковое представление. Да и все заведение походило на кабаре; на сцене с лошадками легко можно было представить залихватски исполняемый канкан. Накануне ей не удалось обмолвиться с хозяином и словом, поэтому Кейт начала знакомство с самого начала. - Здравствуйте, мистер Сёркис, - сказала она, оказавшись у стойки. То, что обращаться можно было так, Кейт решила из-за его совсем несоветского имени, да и правильная английская речь Сёркиса наводила на мысль, что его родиной были отнюдь не местные земли. – Меня зовут Кейт Уокер. - Уже осведомлен, мисс Уокер, доброе утро. – Сёркис стоял, уперев руки в грузные бока. – Как чувствует себя наш господин Воралберг? - Не слишком хорошо, - вздохнула Кейт. – У него жар, он спит и никак не приходит в себя. Я решила идти за помощью в монастырь. Мистер Сёркис тяжело выдохнул, поморщившись, так же, как и чуть ранее полковник Гупачев. - Вы правы, не стоит искушать судьбу. – Он покачал головой и продолжил. – Чем скорее вы свяжитесь с монахами, тем лучше. Неизвестно еще, сколько они будут тянуть со своим решением. - За этим я и пришла к вам, мистер Сёркис. Полковник Гупачев сказал, что монахам нужно будет показать холстину… Сёркис согласно кивнул. - Старый обычай, насквозь фальшивый. Чтобы решить, умирает ли человек по-настоящему, настоятель смотрит на его лицо. А до того они и пальцем не шевельнут. Кейт дернула плечом. Она не собиралась критиковать чужие порядки. - Гупачев сказал, что к холстине имеет какое-то отношение Малка. - Да, имеет. – Мистер Сёркис мрачно усмехнулся. – Когда заболела ее мать, истинная северянка, монахи отказались помогать ей сразу, когда это было необходимо. Другая вера, другой народ. Потом, под напором нескольких жителей, они уступили и согласились на холстину. Игумен изучил ее и соизволил оказать бедной женщине помощь. Да только уже было поздно. Кейт поморщилась, в груди поселился неприятный холодок. - Они перегибают палку, - проговорила она. Сёркис кивнул. - Я думаю, у этого Игумена просто не все в порядке с головой. Он спрятался за Бога и за стены монастыря, но сам остался черным, озлобленным. Хочет изменить наш порочный мир к лучшему. В его понимании. Романсбург для него – прибежище заблудших душ, идущих по дороге к монастырю на горе, да только сами об этом не знающих. Меня он называет старым развратником и искусителем, а мое заведение предлагает посыпать селитрой и солью. Но, несмотря на всю эту ерунду, их помощь действительно эффективна. Они излечили нескольких местных жителей, а казалось, что те уже одной ногой были на том свете. Кейт задумчиво помолчала. - Так что с Малкой и холстиной? – спросила она потом. Мистер Сёркис неспешно заговорил: - После того случая с ее матерью, Игумен совершил необычный поступок. Наверное, он хотел загладить таким образов вину перед девочкой, хотя, на мой взгляд, получилось довольно жестоко. Но Малка против не была. В общем, он дал ей право самой распоряжаться полотнищем, давать его любому, кому захочет. С тех пор для тех несчастных, кого свяжет болезнь, дела пошли лучше – теперь не нужно было тратить время на выпрашивание этой чертовой холстины, ведь раньше могли затянуть даже с этим. Идите к Малке, она сделает все, что нужно. Потом, после того, как получите отпечаток лица господина Воралберга, просто поднимайтесь по дороге наверх, в гору. - А что мне нужно будет ей сказать? - Просто положите ладонь на сердце, вот так. – Сёркис показал. – Она поймет. Мы же и сами толком не можем с ней говорить, она же с Севера, из такой непролазной глуши, о какой и подумать нельзя. - Она из народа юколов? – подсказала Кейт. Мистер Сёркис улыбнулся. - Не знаю. Я вообще считаю, что все это просто красивые сказки. Малка и ее мать пришли из-за ледяной пустоши, это точно. Но юколы ли они или еще какие из многочисленных народов Севера, я не скажу. Гупачев рассказал мне немного о том, куда вы собираетесь двигаться дальше. Когда господину Воралбергу станет лучше, приходите ко мне – расскажете про свое путешествие. Ну и Ганс, еще, обещал привести в чувство моих лошадок. Кейт посмотрела на застывшую на сцене механическую композицию. - Боюсь, что из-за этих лошадок ему и сделалось плохо, - сказал Сёркис, тоже глядя на жеребцов. – Когда он пришел вчера, сразу же направился к ним. Сказал, что для ремонта все готово. А потом появились вы… Кейт отвернулась от сцены. - Припадок у Ганса случился, когда он подошел к лошадкам, или же он и был слабым с самого начала? - Он был отсутствующим, как всегда, - ответил Сёркис. – Но только у сцены начал нести какую-то бессмыслицу. Вы знаете, что с ним произошло? - Не имею ни малейшего понятия, - покачала головой Кейт. – Но он старый и… впечатлительный человек. - Надеюсь, вы знаете, что делаете, отправляясь в такое путешествие. Кейт вздохнула. - Это путешествие всей его жизни, - проговорила она. – Он непреклонен, он обязательно должен добраться до цели. Я думаю, он спешит, потому что знает, насколько все-таки слаб. А знает ли она, насколько он слаб? И что будет делать в конце, когда цель будет достигнута? Кейт отогнала ненужные мысли. Неважно, что она будет делать потом. Сейчас ее путешествие свелось к спасению Ганса от смерти. И только об этом нужно было думать. - Где мне искать Малку? - Наверное, она торчит неподалеку от жилища Бугровых, - ответил Сёркис, неодобрительно поморщившись. – Говорит, что видела вчера на холмах юки. Чего выдумала! - Юки? - Такие местные звери. Разновидность тюленевидной собаки. Не думаю, что кто-то из них смог забраться так далеко от тайги. Кейт сразу же поняла, о ком говорил Сёркис. - Бугровы держали одного такого, в ящике, у себя за забором. – Она помедлила, не зная, правильно ли будет, расскажи она всю правду. – Когда мы договаривались с Иваном насчет бензина, этот… юки… сбежал. Она невинно пожала плечами. Сёркис же ликующе хлопнул в ладоши. - Не может быть! Вот так братья! Поймали редчайшего юки, чтобы потом пустить его на мех! Хорошо, что он от них сбежал. Значит, бродит где-то в округе, раз Малка его видела. Я бы мог его приручить и научить разным трюкам! Бородатое лицо мистера Сёркиса светилось детским наивным счастьем. Кейт подумала, что все плакаты, возвещающие о скором цирковом представлении, относятся именно к нему. - Тогда я поспешу, – кивнула она. – Спасибо вам! - Я буду держать пальцы скрещенными, мисс, - махнул рукой в ответ мистер Сёркис. На улице валил снег. Романсбург укрывался под белой периной, стояла мягкая тишина, и хруст под ногами Кейт был единственным звуком вокруг. От пустынного города веяло одиночеством. Кейт, даже будучи уже совсем не той Кейт Уокер, что когда-то приехала в Валадилену, не могла представить себе, как в таком месте можно жить. Находясь здесь всего второй день, она еще чувствовала заброшенное очарование Романсбурга, но понимала – пробудь она здесь несколько недель, и город выпьет ее всю, не оставив ничего, кроме апатии. Ей как никогда хотелось вновь нестись в своем поезде, среди ставших родными стен. За высоким забором Бугровых было тихо, не работал генератор, и никакой дым не компрометировал братьев. Все было сонным, и только в отдалении, у начинающихся карабкаться в гору холмов, Кейт увидела невысокую фигурку. Малка сидела на коленях, прямо на снегу, не шевелилась, всматривалась вдаль. Кейт подошла к ней. Отсюда громада монастыря ощущалась особенно сильно, не смотря на то, что его контур только выступал из снежной завесы. Кейт увидела, как холмы обрываются в маленькую речку, казавшуюся кристальной, с шумом бегущей синевой. Дорога упиралась в бревенчатый мостик, такой узкий, что пройти мог только один человек. За мостком дорога, уже почти укрытая снегом, поднималась к горе. Малка услышала ее, обернулась. Улыбнувшись, приложила большой палец к губам, прося не шуметь. Затем медленно повела рукой и указала на небольшой разлапистый ельник неподалеку. Кейт, опустившись на колени рядом с Малкой, посмотрела туда. Меж пушистых ветвей одного из деревьев, ссыпав лежавший на них снег, сидел вчерашний знакомый, толстая медвежья собака, юки, как правильно он назывался. Зверь смотрел прямо на них, почти не шевелясь, изредка наклоняя на бок голову. В его огромных черных глазах Кейт не почувствовала ни капли страха, только неуемное любопытство. Казалось, можно спокойно встать во весь рост, подойти к нему – и юки не убежит. Наверное, братьям Бугровым не стоило особого труда поймать его. Но почему же он, уже наученный опытом, не уберется от места своего заключения как можно дальше? - Stai ta y`uki, - сказала вдруг Малка, поднимаясь с колен. Зверь пригнулся к земле и ползком отодвинулся назад. Зеленые ветви сомкнулись за ним. Кейт поднялась тоже, раз уж Малка оставила свою засаду. - Малка, мне нужна твоя помощь, - сказала она, приложив ладонь к сердцу. Малка серьезно посмотрела на нее, так, что это Кейт почувствовала себя маленькой девочкой, оказавшейся перед строгим, но справедливым взрослым. Малка кивнула и тоже дотронулась ладонью до груди, с левой стороны. Затем распахнула ворот шубки и из-за пазухи извлекла небольшую квадратную коробочку из светлого блестящего дерева. Держа коробочку на левой ладони, Малка осторожно сняла крышку, раскрыв ее на тонких петлицах. В коробочке, маленькими плотно свернутыми лоскутами, лежала светлая сероватая ткань. Малка взяла одну и протянула Кейт – квадратик холстинки был мягкий, волокнистый, и Кейт представила, насколько тонкой окажется ткань, если ее развернуть. Она аккуратно положила холстину в нагрудный карман. - Спасибо, Малка, - тихим голосом поблагодарила Кейт. Малка ответила что-то, так же тихо, серьезно. Кивнула и вновь приложила к сердцу ладонь. Малка продолжила наблюдение за юки, а Кейт вернулась в поезд, к Гансу. Все оставалось по-прежнему. Рассказав Оскару самое важное, Кейт подошла к кровати. Сон Ганса стал неспокойнее, глаза были крепко закрыты – жар усиливался. Кейт извлекла из кармана холстинку, развернула; ткань словно струилась сквозь пальцы. Мягко легла на горячее лицо и вмиг потемнела, будто напиталась скверной. Выждав еще с минуту, Кейт осторожно сняла ткань, ставшую, как ей показалось, намного тяжелее. Или это было обманом зрения, помноженное на самовнушение, или же Кейт действительно увидела на холстине тень лица Ганса. Она сложила ткань и убрала в карман. - Мне очень не нравится этот город, - проговорил у нее за спиной Оскар. Кейт, как всегда, заверила автоматона, что все будет в порядке, велела следить за Гансом и поездом, и покинула вагон. Малки на холмах не оказалось, юки тоже нигде не было видно. Кейт постояла перед мостиком, собираясь с силами. Она чувствовала, что за рекой начнется очередное ее испытание, перед ней встанут новые загадки, преграды и несговорчивые люди; она вынуждена будет изворачиваться, придумывать способы обойти запреты и наверняка залезать туда, где ей быть совсем не положено. Но теперь уже Кейт руководила не просто необходимость двигаться дальше – за ней был ослабевший Ганс Воралберг, и от действий ее зависела его жизнь. И поэтому Кейт была готова на все. Только не знала, как будет выглядеть это все, если монахи откажут Гансу в лечении. Она коротко выдохнула и шагнула на мост. Тяжелые подошвы сапог гулко застучали по промерзлому дереву. Ледяная река внизу шумела, над серыми камнями вилась водяная пыль. Снег поутих, было по-прежнему хмуро, но крупные хлопья падали медленно, нисколько не мешая Кейт подниматься в гору. Тропинка, уже больше похожая на дорогу, уводила в широкий каменный коридор между холмами; кое-где мелкий щебень прерывался плитняком, разрушенным множеством трещин, с прорастающей жесткой травой, и чем выше поднималась Кейт, тем ухоженнее становилась дорога. Времени на подъем ушло не много, но когда она оказалась на площадке, у подножия стен монастыря, нужно было несколько мгновений, чтобы восстановить дыхание. Кейт осматривалась. Величественные бело-серые стены взмывали в снежное небо, сливаясь с ним в вышине. Монастырь опирался на горы, произрастал из них. До вершины горы оставалось еще множество таких же подъемов, которые преодолела Кейт, и добраться туда, вероятно, можно было только через башню, что гигантом стояла у подножия скал, тянулась на всю высоту горы и возвышалась над куполами самого монастыря, на вершине. Площадка у подножия башни, окаймленная валунами, продолжалась дорожкой, ведущей вбок, не на подъем – изгибаясь за стену высоких камней, она приводила в низину, где, как в каменной чаше, разлилось маленькое горное озерце. Вода была стеклянной синеватой гладью, в которой отражались нависающие над озером скалы, но лед не сковал ее. Направо от озера открывался вид вниз, на приютившийся меж холмов Романсбург. В гладком камне башни была дверь; рядом, на уходящем в стены плотном тросе, покачивалась на легком ветерке серебряная ручка. Кейт потянула за нее, и в глубине башни раздался гулкий звон колокола. Долгое время ничего не происходило, но Кейт не спешила звонить второй раз – колокол затухал медленно. Наконец раздались шаги, стрекот замка, и вот окошко на дверце распахнулось. Кейт видела только часть лица смотрящего, тонкоочерченное, бесстрастное. Взгляд впился в нее, не отпускал, но человек по ту сторону двери не произнес ни звука. Наверное, говорить должна была Кейт. Она вытащила из кармана квадратик холстины. Показала, не разворачивая. Человек за дверью отрицательно качнул головой. Тогда Кейт развернула ткань, стараясь держать ее за самые края и при этом не выпустить из рук. Пронзающий взгляд уткнулся в холстину. Он смотрел долго, у Кейт начинали неметь руки, но она не опускала свидетельство болезни Ганса. Наконец человек быстро кивнул и вмиг захлопнул окошко. Кейт не успела испугаться неудавшейся попытке, как дверь уже распахнулась, и на снег ступили два монаха, высоких, в глухих черных рясах, капюшоны которых были надвинуты так низко, что видны оставались лишь тонкие подбородки. Они не издали ни звука. Один из монахов протянул вперед руку – он ждал, когда Кейт передаст холстину ему. Кейт подчинилась. В то же мгновение монахи развернулись и ступили обратно, во мрак башни. - И сколько времени ждать!? – успела крикнуть Кейт, прежде чем дверь с лязгом захлопнулась. Она осталась наедине с ветром и снегом. В груди вспыхнула волна гневного жара, но Кейт взяла себя в руки. Об этом предупреждал ее полковник Гупачев. Монахи сделали свое дело, причем без разговоров. В буквальном смысле. Быть может, молниеносность их была вызвана и тем, что Кейт – женщина, входить которой в монастырь запрещено. Но холстина передана и, как надеялась Кейт, уже на пути к Игумену. Но сколько ей здесь стоять? Возвращаться в город? За время такой беготни с Гансом может случиться все, что угодно. Кейт была готова к тому, что помощь придется ждать, но она наивно полагала, что будет известно хотя бы приблизительное время, когда будет дан ответ. Шли минуты, ничего не происходило. Кейт развернулась и прошла по тропинке к озеру. Смотрела на зеркальную воду, позволив мыслям свободно блуждать. Думала ни о чем, и в то же время обо всем. Не опровергала доводами противоречия. Наверное, она простояла так довольно долго, потому что вдруг услышала, как щелкнула открывающаяся позади дверь. Из башни вышли два монаха; Кейт не могла сказать, были ли это те же, или уже другие – невозможно было отличить одного от другого. Она поспешно вернулась ко входу. Один из монахов, правый, сделал шаг в сторону и приглашающим жестом указал на дверь. Кейт предлагалось войти. Было ли это какое-то исключение или же женщинам в некоторых случаях разрешалось входить? Кейт не очень-то понравился такой поворот; она бы с большим спокойствием приняла длительное, но происходящее по всем правилам ожидание, чем возможные условия, что могли встать после такого исключения. Быть может, случай с Гансом настолько тяжел, что правила пришлось изменить? Кейт колебалась всего мгновение. Ее приглашали, она соглашалась. Монахи двинулись следом, когда она зашагала к дверям. Они вошли в башню, и дверь закрылась. Кейт хотелось верить, что башня являлась лифтовой, и на вершину горы поднималась небольшая пузатая кабина, а не бесконечная винтовая лестница, но в действительности это, конечно, было не так. Широкие ступени, освещенные скудным светом забранных мутным стеклом светильников на стенах, исчезали за поворотом. Кейт шагала, смотря на черное одеяние монаха, идущего перед ней и чувствуя тень второго, поднимающегося за спиной. Монахи молчали. Они вообще не издавали никаких звуков, даже в движении; походили на плывущие мягкие тени. Но мрачности Кейт не чувствовала. В монастыре был покой, отрешение, и полумрак лестницы ощущался больше чем-то мягким, уютным – не давящим и безысходным. Когда же они поднялись на самый верх и вышли из лестничного коридора, на Кейт нахлынула волна чистейшего чувства, что ощущалось в каменном зале, наполненном морозным светом. Это была еще не вершина башни, потолок, изгибаясь куполом, переходил в лоно округлой шахты, куда лестница поднималась дальше. Свет в зал лился через прорубленные в стенах продолговатые окна-смотрицы, не застекленные, не зарешеченные: вместе со светом и холодом в башню проникал и снег. За огромной аркой шел длинный заворачивающий каменный коридор, почти улица; уже под открытым небом, перемежающийся арочными пролетами; с возвышающейся с правой стороны стеной монастырского здания и с левой – стеной, опоясывающей всю вершину горы. Снег совсем уж затих, едва падали мелкие снежинки, и небо посветлело – Кейт чувствовала, что оказалась на вершине мира, в царстве облаков. Первое впечатление о монастыре, вопреки услышанному внизу, в городе, создавалось более чем положительное. Монахи жестами пригласили ее к окну, на каменном основании которого свернутым квадратом лежала плотная черная ткань. Это была ряса, точно такая же, в какую были одеты они сами. Кейт поняла, что ее просят облачиться в привычную этому месту одежду. Наверняка, чтобы не смущать монастырь фактом того, что она женщина. Кейт послушно кивнула. Чтобы справиться с тяжелым неудобным нарядом, потребовалось какое-то время. Кейт затянула поясной шнурок, надвинула на лицо капюшон. В груди чувствовалась теснота, а из-под черной занавеси можно было смотреть только под ноги. Ткань пахла, чем именно, Кейт сказать не могла, но с гораздо большим удовольствием она обошлась бы без рясы. Только - она чувствовала - виной тому была ее чуждость этому месту, гораздо больше, чем по приезде из Нью-Йорка в Валадилену. Монахи же оба кивнули; один, жестом, велел следовать за ними. Они двинулись по расчищенной от снега каменной брусчатке. Кейт обратила внимание на стоящую в начале коридора каменную печь с замысловато устроенными мехами для розжига. Из высоких тонких трубок вился легкий белый дымок. Дорога заворачивала. По краям ее, засыпанные снегом, росли пушистые кусты местных бледно-желтых неприхотливых трав. Над одним из кустов склонился монах; огромными ножницами он подрезал ветви, рядом в мерзлой земле торчала лопатка и стоял ящичек с мотками веревок. Монах обернулся, когда они прошли мимо. Коридор выводил на монастырскую площадь. Сказать, что она была большой, значит не сказать ничего. Кейт почувствовала себя тонкой черточкой на огромном листе бумаги. Бело-серые стены монастыря возвышались подобно увенчанным бледными золотыми куполами скалам. Гора на горе. Монастырь состоял из множества круглых башен, широких и узких, высоких и низких – все вместе, они, сливавшись друг с другом в целое, образовывали гигантское сооружение, затмевавшее даже такого исполина, как Баррокштадский Университет. Башенные купола и крыши укрывались под снежным одеялом, на далеких, в вышине, крестах сидели едва различимые зимние птахи. На дальнем краю площади, окруженное каменно-решетчатой стеной, угадывалось гранитными плитами кладбище. Посреди его росло величественное древо, со светлой, почти белой, корой. Площадь была пуста. Провожатые повели Кейт к высоким дверям под изогнувшейся, в снегу, аркой, в одну из башен, и выглядела она много внушительнее прочих. В обитель Игумена, предположила Кейт. Монахи бесшумно раскрыли створки, каждый свою, и разрешили Кейт войти. С ней они не пошли – двери сомкнулись за спиной, как только она оказалась внутри. Это был огромный зал, освещенный множеством свечей и лившимся сквозь витражные, с изображением святых, окна дневным светом. Расписные стены и колонны, застланный, плотной тканью, до алтаря, темного дерева пол, тишина. Игумен (что это был он, Кейт поняла сразу же) стоял на возвышении, за спиной его высился величественный иконостас. Игумен был высок, мрачен; серебристые волосы и борода, глухое черное одеяние. Он сурово смотрел на вошедшую Кейт, но оставался недвижим, и она робко пошла, к востоку храма. На ходу откинула застилавший взор капюшон, стряхнула снег. - Покрой голову, дитя. Властный холодный голос огласил храм. Кейт вмиг вернула капюшон обратно, непроизвольно склонив голову. Она никогда не была в подобных местах, хотя такие места и были в ее мире, отличные, конечно же, другие, но сути своей, наверное, не меняющие. В жизни Кейт не было места вере – в таком ее обличии. Даже миссис Уокер, хоть и ходившая порой на воскресные службы, относилась к этому так же, как к походу в прочие муниципальные учреждения. Кейт не знала никого из многочисленных знакомых, кто вообще как-нибудь был с этим связан. Она подошла к ступеням, амвону, на котором стоял Игумен. Отважилась посмотреть ему в глаза. Окружающее давило на нее, вселяло робость. - Женщина в мужской обители это большой соблазн и грех, - негромко проговорил Игумен, сурово глядя на Кейт. – Лишь обстоятельства вынудили меня поступиться правилами и допустить тебя сюда. Кейт удивилась, но вместе с тем и обрадовалась, что Игумен оказался ближе к «цивилизации», чем весь его монастырь. Всеобщий в его исполнении полнился резкими звуками, неприятно звучащими, но Кейт прекрасно понимала каждое сказанное слово. И она ответила, отбросив робость, вспомнив о своей чуждости здешнему месту и от того – защищенности. - Прошу простить меня. Мой друг болен. Я пришла просить вас о помощи. - Мне ведомо, зачем ты пришла, дитя. Так же, как ведом и твой друг. Ганс. Сам Господь останавливает его, не дает совершить задуманное. Или же, - Игумен медленно кивнул самому себе, - посылает испытание для его же блага. - Вы знаете Ганса Воралберга? Игумен обошелся без жестов; не сводил с Кейт проницательного взгляда. - Суетный человеческий разум, - проговорил он. – Часто он бывает посрамлен перед величием божественного творения. - Ганс всего лишь хочет двигаться дальше. - Дальше? – Игумен вскинул бровь. – И ты знаешь, куда он, в конце концов, придет? - А что знаете вы? – Кейт начинала злиться от его загадочности. Он ведал что-то о Гансе? Чего не ведала она? - Я знаю достаточно, - вздохнув, изрек Игумен. – Ганс тщится постичь непостижимое. Пойти против упорядоченного течения, прикрываясь намерениями дружбы и верности. - Я не понимаю вас, - покачала головой Кейт. – Вы правы, я, может, и не совсем знаю, чего на самом деле хочет Ганс. Я знакома с ним не так давно… это долгая история. Мы движемся на Сибирию, остров, попасть на который Ганс желает всю свою жизнь. Я помогаю ему исполнить мечту… Она запнулась, от того, как смотрел на нее Игумен. Его взгляд был тяжел и, в то же время, печален; он будто бы действительно знал многое, о чем Кейт не имела и понятия. Ганс не нравился ему, он не хотел, чтобы Ганс совершил что-то. - Расскажите мне, почему вы против Ганса? После непродолжительного молчания, Игумен ответил: - Я уже сказал тебе. Ганс намерен совершить противоестественное. Уйти с дороги света на тропу тьмы. Пускай он рассказывает тебе все сам, я не намерен становиться в ряд с вами. Скажу лишь, что я не позволю ему. Я сберегу его и всех нас, кого коснется дьявольская длань из-за подобных свершений. - Вы поможете ему сейчас? – резко спросила Кейт. С новыми тайнами она разберется позже, когда Ганс будет в состоянии ответить на них. Игумен смотрел на нее. Долго, строго. Но потом протянул руку. - Покажи мне плат. Он принял от Кейт холстину, осторожно; поднес на свет, пристально всматривался в потемневшую ткань. Кейт ждала, боясь вздохнуть – казалось, Игумен о чем-то думает, борется с чем-то в глубине себя. Наконец, медленно кивнул и сложил ткань. - Поспешим к больному, - решительно сказал он. Кейт сопровождали четверо монахов на этот раз. Двое, шедшие позади, держали легкие носилки. Они спустились по лестнице вниз; сошли с горы к Романсбургу, заметенные снегом, поднялись на платформу. Вошли в вагон. Оскар в ужасе вскинул руки, но Кейт успокоила его, бегло все рассказав. Ганса забирают, на гору – Игумен осмотрит его и сделает все, что в его силах. Кейт, само собой, будет с ним. Какое-то время Оскару придется побыть одному. - Опять, Кейт Уокер?! – воскликнул автоматон. - У тебя отлично получается, - усмехнулась в ответ Кейт, глядя, как монахи осторожно кладут Ганса на носилки. Старик бормотал что-то, лицо его было белым, на лбу блестели капельки пота. Она повернулась к Оскару. – Ничего не поделаешь, видишь ведь, что не я все это придумываю. Оскар ничего не ответил, лишь озабочено прижал руки к груди. Кейт кивнула ему и направилась к кладовке. Быстро покидала в корзину еды, что попадалось под руку. Монахи уже двинулись к дверям. Они спустились на платформу. Ни слова не говоря, направились к лестнице в Нижний Город. Кейт попробовала заговорить с ними, попросить подождать минуту, пока она зайдет в магазин к Гупачеву, но монахи не обращали на нее никакого внимания. Пришлось забежать второпях. Полковник Гупачев пожелал ей удачи и обещал присмотреть за поездом. - Удивительно, что вам разрешили-таки зайти в монастырь, - качая головой и хмурясь на ее наряд, проговорил он. – Неужели дела у господина Воралберга настолько плохи?.. - Будем надеяться на лучшее, - ответила Кейт, открывая дверь. Немногочисленные обитатели городка провожали их взглядами. Малка, стоявшая под вывеской заведения Сёркиса, неотрывно смотрела на Ганса. Лицо ее было мрачным. Снег разошелся вовсю, перейдя в обещанный с утра Гупачевым снегопад. Подъем на гору выдался нелегким, даже для Кейт, которая шла за монахами вслед. Но поднялись, и вот уже извилистая лестница повела их ввысь, как казалось, прямо в клубящийся белый вихрь. Их разместили в двух маленьких комнатках, находящихся в выдававшемся к краю горы околотке-апсиде – комната Ганса была в середине изогнувшейся дугой галереи, Кейт же расположили в самом углу: быть с Гансом в одной комнате Игумен не разрешил. Сам он посетил Ганса по прошествии четверти часа после прибытия. Кейт стояла в коридоре, ждала, смотря на падающие белые хлопья. Все сложилось удачно, если про ситуацию, в которой они оказались, можно было так сказать – но она чувствовала: все только начинается. У Игумена и Ганса было что-то, чего не знала Кейт. Настоятель монастыря собирался не допустить чего-то плохого, по его мнению, что собирается сделать Ганс, но что же это могло быть? Неужели ради своей мечты Ганс совершил или совершит что-то нехорошее? И каким образом Игумен собирался «не допустить этого»? Уж не сделает ли он чего дурного с самим Гансом? Неизвестно, куда бы еще зашли размышления встревоженной Кейт, но открывшаяся дверь вывела ее из раздумий. Игумен вышел из комнаты Ганса, встал рядом. Она осторожно спросила его. - Ганс попал к нам слишком поздно, - ответил Игумен, сложив ладони перед собой. Жестом, он велел Кейт молчать, когда она спохватилась переспросить. – Он жив, конечно же. Но жизнь его подобна едва теплящейся свече. Он стар, и слаб. Должно пройти достаточное время, чтобы он смог хотя бы подняться. Гораздо вернее будет обратить все усилия на спасение его души. Кейт отчаянно мотнула головой. - Он был полон жизни! Я не верю, что Ганс Воралберг может вот так просто погаснуть! Это же… это же обычный жар! - Часто у тебя случается обычный жар, чадо? – сухо произнес настоятель. – Болезнь укоренилась в нем давно, а сейчас дала о себе знать явно. И я даю знать явно тебе – он умирает. Конечно же, я сделаю все, что можно сделать… Но я уже сказал, чем тебе следует заняться лучше всего. Так или иначе, ваше путешествие окончено. - Расскажите мне все, чего я не знаю о Гансе! – Кейт нервно дернула щекой. – Что он хочет совершить? Я знаю, что он движется к Сибирии, воочию увидеть этих своих мамонтов. Что знаете вы? Игумен молчал, строго глядя на нее. - Пожалуйста, расскажите мне правду! – повысила голос Кейт. – Я должна знать. Если это действительно что-то плохое, я сама не желаю в этом участвовать! Игумен ответил не сразу. - Мы будем лечить Ганса, - сказал он наконец. – И если будет на то Божья воля, он сам расскажет тебе все, что посчитает нужным. Ты вольна оставаться в монастыре все это время. Соблюдая правила, конечно же. Я сказал все. Игумен развернулся и медленно направился к выходу из галереи. - Можно мне к нему? – бросила вслед настоятелю Кейт. Игумен кивнул. Остановился. - Ослабевший разум смущают бесы, - проговорил он, не поворачивая головы. – Смотри, как бы на тебя не перешла зараза и скверна. - На этот счет не волнуйтесь, - сказала Кейт, шагнув к двери в комнату Ганса. - Не вздумай внимать роптаниям помраченной души. – Настоятель двинулся дальше. Комната Ганса была больше комнаты Кейт, но не отличалась почти ничем. Каменный пол, стены, потолок – тонкие ржавые трубы едва согревали эту ледяную камеру; дыхание становилось паром. Сквозь узкое длинное оконце лился морозный голубоватый свет, а за окном, казалось, нет ничего, кроме клубящихся облаков. На выщербленном деревянном столе стояла незажженная свеча, высокий кувшин, тарелка с куском сыра и хлеба, к чести сказать, свежайших. Напротив стола, на подвешенной к стене толстыми цепями кровати-койке, лежал Ганс. Как был, в одежде и сапогах, но укрытый плотным одеялом. Кейт не знала, что делать – в конце концов, стянула с ног сапоги, подогнув одеяло. Склонилась к его лицу. - Вы меня слышите, Ганс? И Ганс, вопреки всем ожиданиям, открыл глаза. Он дышал медленно, сипло, и жар, какой был в вагоне часом ранее, спал; глаза были замутнены, но смотрели прямо в глаза Кейт. - Мы в монастыре. Хорошо. Он тяжело сглотнул. - Игумен поможет вам, - проговорила Кейт, чтобы хоть как-то обнадежить. Себя, в первую очередь. – Какое-то время вам нужно будет провести здесь… - Да. – Ганс кивнул. – Здесь. Но Кейт… Не надо слушать настоятеля. Он… не будет помогать мне. Кейт молчала, ожидая откровения от Ганса. Несмотря на слабость, говорил он уверенно, совсем не походивши для бредящего. - Настоятель просто запрет меня тут, - медленно продолжал Ганс. – Нас… Он не хочет, чтобы мы ехали на Сибирию. Кейт не сдержалась. - Но почему? Что такого вы намерены совершить? - Ничего дурного, Кейт, поверь мне. – Он кашлянул. – Я хочу помочь другу. Я расскажу тебе позже, когда мы выберемся отсюда… - Почему вы ничего не рассказали мне до того, как мы сюда попали! – со злостью проговорила Кейт. – Почему вы вообще молчите о путешествии! Я… - После, Кейт, все после. Ганс закрыл глаза и продолжил. - Мы здесь оказались по делу. Мне нужно лечение, да, но вылечит меня не Игумен. – Он замолчал, глубоко дыша, будто после тяжелого подъема в гору. Потом заговорил снова. – Мне поможет Алексий Тукьянов. - Кто это? - Друг. – Ганс справился с кашлем. – Он… жил среди юколов. Знает юкольскую медицину. Он открыл глаза и заговорил прежде, чем Кейт успела задать вопрос. - Тебе нужно найти дневник Алексия Тукьянова. Здесь, в монастыре. Там написано, как лечат шаманы юколов. Мне помогут только шаманы. В этом письме подсказка. С этими словами Ганс откинул одеяло, расстегнул ворот шубы и достал из внутреннего нагрудного кармана мятый пожелтевший лист. - Это написано для Анны, - проговорил Ганс и вложил лист Кейт в руки. – А значит для тебя. Здесь сказано, где искать дневник. Кейт вертела в руках письмо. Лист был сложен в тугой квадрат, и казалось, что внутри было вложено что-то жесткое. Она поддела ногтем край письма, аккуратно развернула. Бумага была исписана тонким витиеватым почерком, и вероятно давно. Жестким же оказался кусочек стекла, размером с ладонь, выщербленным, но до сих пор хрустально чистым. На выпуклой стороне его был изображен мамонт. С волосатой шкурой, длинным хоботом и огромными загнутыми бивнями. Кейт уже видела раньше такой рисунок. И сама рисовала его, в Валадилене, для Момо, на чердаке особняка Воралбергов, целую жизнь назад. В тот осенний день она собиралась пробыть в Валадилене пару часов. - Вы что, специально наметились попасть сюда? – спросила Кейт, отгоняя невеселые мысли. Ганс медленно кивнул. И слабо улыбнулся. - Этот дневник нужен мне там, на Сибирии. Но его еще нужно найти. Лихорадка настигла меня очень вовремя, правда, Кейт? Она не знала, что ответить. Ситуация сменялась ситуацией, и она начинала уставать уже от все новых передряг. Поиски бензина сменились детективным расследованием. Кейт подумала, что когда она еще была юристом, например в Баррокштадте, лихой сюжет в ее путешествии забавлял. Сейчас же она чувствовала себя вымотанным скитальцем. Ей стало вдруг одиноко, как никогда раньше. Она отошла от постели Ганса. Остановилась посреди комнаты. - Значит мы, вдобавок ко всему, еще и пленники Игумена? – спросила она, через плечо глянув на Ганса. - Две причины против одного следствия нас оправдывают, - пробормотал тот в ответ. Кейт вздохнула. Дернула плечом. - Тогда я пошла. Посмотрю, что можно сделать. « И придумаю, к тому же, способ убраться отсюда, когда все будет сделано». - Спасибо, Кейт. Ганс глубоко, хрипло вздохнул. Она вышла в коридор и закрыла дверь. Галерея была пустынной. Снег падал, вокруг все безмолвствовало, как будто из кинофильма убрали звук. Кейт развернула письмо и вчиталась в аккуратные буквы. «Дорогая сестра. Алексий был Божьим человеком и моим другом. Много лет он жил вдали от монастыря среди юколов, постигая их культуру и знания. Я встретился с ним далеко на Севере, вместе мы прошли через дикие края, испытали радость и горе. Он дорог мне. Мне очень жаль, что он ушел. Он знал о Сибирии все, что мог только знать человек, не принадлежавший к юколам. Он сохранил эти знания в своем дневнике. Этот дневник нужен нам, Анна. Он хранится где-то в Романсбургском монастыре – Алексий укрыл его там во время своего последнего путешествия. Я не знаю, где скрыто это хранилище, но, как мне известно, на него укажет Глаз мамонта. Быть может, искать нужно в библиотеке? Я слаб, Анна. Болезнь проявляется нечасто, но она во мне, и мне нет от нее спасения. Нам нужно попасть в монастырь. Я знаю, что монахи помогают страждущим. Помогут они и мне. Надеюсь, к тому моменту, как мы достигнем Романсбурга, моя болезнь даст о себе знать, и в монастырь я попаду без всяких подлогов. В дневнике Алексия ты найдешь способ вылечить меня – точнее, на время поставить на ноги. Так мы сделаем два дела сразу. Прости меня, Анна, что втягиваю тебя в такую историю, но больше мне просить некого. Мне нужен этот дневник! Я не хотел рассказывать тебе всего; не знаю, расскажу ли и теперь. Конечно же, тебе захочется узнать подробности такого поворота событий. Нет! Милая Анна, если мы раздобудем этот дневник, обещаю тебе, я отвечу на твои вопросы. Если ты спросишь меня. Не волнуйся насчет моей болезни. Еще не сейчас. И раньше со мной случались подобные приступы, будут они и впредь. Я буду отвлекать Игумена. Он знает меня. Знает и Тукьянова. Но, пожалуйста, не говори с ним, не пытайся раскрыть секреты. Я расскажу все тебе сам. Ради нашей любви, Анна, пожалуйста. Игумен наверняка захочет удержать меня в монастыре, не дать отправиться дальше. Но с этим ты разберешься позже. Главное, Анна – найди дневник Алексия. И прости меня». Интересно, кто писал это письмо, подумала Кейт. Уж явно не Ганс. Она сложила лист, спрятав в него и стекло с мамонтом; путаясь в опостылевшей рясе, убрала в карман. Конечно же, она спросит потом Ганса. Обо всем и подробно. Они двигались к Сибирии не только ради мечты. Дверь комнаты, соседней с комнатой Ганса, открылась, и в коридор вышел монах: невысокий, очень толстый, с обрюзгшим лицом и оттопыренными ушами. Он бесшумно закрыл дверь и прошел мимо Кейт, к выходу из галереи. Быть может последнее время Кейт стала и подозрительной, но ей не понравилось, как монах на нее посмотрел. Игумен велел присматривать за гостьей? Кейт двинулась следом, к выходу. Оказавшись на монастырской площади, остановилась. Вокруг было почти безлюдно, всего два или три монаха – на нее никто не смотрел, во всяком случае, явно. Уж конечно она выделялась среди прочих, даже несмотря на «защитную» рясу. Толстого шпиона поблизости не было. Кейт огляделась, пытаясь определить, какая из многочисленных башен могла бы быть библиотекой. Самая крайняя – более мощная и высокая, чем другие – у ворот кладбища, приглянулась ей. Решив смотреть везде, откуда не выгонят, Кейт направилась к дверям башни. С трудом отворила огромную створку двери, юркнула внутрь. Оказалась в великолепном зале, точнее, залах, которые уровнями поднимались вверх, опоясывая всю башню. Наверное, это и была библиотека – вдоль стен тянулись шкафы с богато украшенными фолиантами. Внизу, на площадке, откуда дорожка, поднимающаяся к вершине башни, брала начало, стояли письменные столы; к ним, с высокого потолка на мощных цепях свешивались, в единой конструкции, множество светильников. В белом оконном свете плавали едва различимые паутинки. Кейт оперлась о латунные перила, запрокинула голову, пытаясь рассмотреть верхние ярусы; глядела вниз (чтобы оказаться на площадке со столами, требовалось преодолеть один пролет), гадала, с чего нужно начинать. В глубине души скребли когти – она была не в приветливом Баррокштадте, здесь не было доброго профессора, вежливого смотрителя, даже Себастьяна, - никого, кто хоть как-то мог подсказать, как разгадать вставшую перед ней загадку. Кейт пошла направо от входа, к вершине башни. Шкафы с книгами располагались в неглубоких нишах в стене, через каждые два разделяясь каменными постаментами, над которыми были выпуклые вставки, напоминающие крышки круглых окошек. Кейт присмотрелась к одной, попробовала надавить – ничего не происходило. Отверстий для мамонтового стеклышка тоже не нашлось. Но Кейт нажимала и стучала по каждой, благо в башне никого не было и некому было ей помешать. Каменные вставки были пока что единственным, что, на взгляд Кейт, могло иметь отношение к тайнику. Так она добралась до самого верха. И здесь оказалось, что настенные выпуклости действительно были окнами – самая последняя крышка имела еле заметный зазор, в центре; Кейт, содрав костяшки пальцев, удалось распахнуть створки. Неужели она выбрала верный путь? Через маленькое круглое оконце, будто под линзой телескопа, виднелся крошечный, занесенный снегом, Романсбург. Темная полоса железной дороги, пузатые домишки, длинный и статный механический поезд на станции – Кейт смотрела из башни монастыря туда, откуда впервые заметила монастырь, когда они только приехали. Это было вчера, а казалось, что уже давным-давно. Кейт достала диск с мамонтом и приложила его к окну. Стеклянный диск был создан для него, идеально встал в отверстие, не оставив и малейшего зазора. Кейт же не возликовала, как бывало порой раньше, когда очередная головоломка от Ганса оказывалась ею побеждена. Она делала свое дело. Свет, лившийся из оконца, поблек. Кейт оглядывалась. Ничего не изменилось, не появилось никакой потайной двери, да и как это могло произойти – она же имела дело не с магией. Кейт всмотрелась в стеклышко, в рельефный рисунок мамонта, и вдруг заметила, как по тонким линиям бивней по всему рисунку расползается легкое свечение. Как будто бы стеклянный диск был сделан из льда, и теперь таял. Уже светилось все стеклышко, но ярче – свет словно стекался с линий рисунка – горел глаз мамонта. А в следующую секунду свет сформировался в тонкий, протянувшийся через башню к противоположной стене, луч. В золотисто-белой полосе играли бесчисленные пылинки. Луч упирался в выемку над постаментом. Скорым шагом, Кейт направилась туда. Постамент находился уровнем ниже. Кейт подошла. Каменная крышка ничем не отличалась от прочих. Зазор между створками виднелся и здесь, но Кейт не удавалось их открыть. Между тем луч света указывал в центр крышки. Ничего не происходило, что бы Кейт не делала. Шкаф у постамента тоже ничем не выделялся. Кейт взялась уже за тяжелые книги, намериваясь перебрать полки сверху донизу, как послышался глухой щелчок. Звук шел от подсвеченной лучом крышки. Кейт вернулась к ней, осторожно надавила ладонью. Крышка поддалась. И в тот же миг шкаф выдвинулся из ниши в стене, открывая узкую щель. Достаточную для того, чтобы через нее мог протиснуться человек. Тайник. Кейт все же азартно щелкнула пальцами – удача не думала ее покидать. Оглядевшись и убедившись, что в библиотеке так никто и не появился, она заглянула за шкаф. В потайной выемке легко можно было встать во весь рост, но Кейт не рискнула надеяться на странные механизмы, оставленные странными людьми. Кто сделал этот тайник? Он был вполне в духе Ганса Воралберга, но за авторством значился таинственный Алексий Тукьянов. Когда Ганс сказал это имя, Кейт подумала, что искать нужно самого человека, а не его воспоминания. Она расспросит Ганса обо всем. Больше молчание она принимать не собиралась. На вживленных в каменную стену, друг над другом, трех деревянных полках лежало множество предметов. Пожелтевшие книги, свитки, странные деревянные или костяные брусочки, напоминавшие свечи, необычного вида емкости, темные золотые кубки. Дневник Алексия Тукьянова стоял прислоненным к стене, сразу бросался в глаза: это была объемная потрепанная книга, переплетенная светло-коричневым, похожим на мягкую кожу, материалом. Записки и зарисовки с Крайнего Севера, значилось посредине, среди других строк на разных языках. Кейт просунула в щель руку, осторожно взяла дневник. Он был весьма ощутимым, но усохшим; в обложке чувствовалось само время. Опоясывающую стяжку не без труда удалось снять. Дневник с хрустом раскрылся, и Кейт вдохнула пряный аромат, исходивший от многолетних пожелтевших страниц. По плотной волокнистой бумаге, перемежаясь изящными иллюстрациями, вился тонкий витиеватый текст, на русском, как поняла Кейт; примерно в середине книги, уже не сопровождаемый картинками, появился немецкий, затем, спустя кипу страниц, французский и последним, написанный будто другой рукой, - английский. Алексий Тукьянов перевел свои записи на другие языки, и, судя по характеру письма, делал это через длительные промежутки времени – по мере того, как вместе с ним менялся и мир. Ведь начиналось повествование в тысяча девятьсот шестом году. Кейт залюбовалась иллюстрациями – дневник захватывал с головой, погружал в таинственную атмосферу невообразимых мест. Алексий Тукьянов был великолепным художником: могучие монастырские стены, меланхоличные березовые леса, бескрайние тундры, океанские волны, дикие звери – все это, тонко очерченное, лишь слегка тронутое цветом, выглядело потрясающе, настраивало на определенный лад. Кейт заворожено смотрела на огромные, высеченные изо льда скульптуры мамонтов, на пещеры в ледяных стенах, опутанных мостками и переходами – это было жилище юколов, наверное, та великолепная ледяная пещера, про которую говорил ей в поезде Ганс. На одной из страниц Кейт увидела мамонта и крохотного, по сравнению с ним, всадника, продирающихся через вьюгу посреди угнетающей ледяной пустыни – и вспомнила: этот же рисунок она видела уже раньше, в Баррокштадте, на лекции профессора Понса. Он упоминал, кажется, что некий русский исследователь давным-давно сделал зарисовки и фотографии, которые являлись единственным прямым доказательством существования юколов. Алексий Тукьянов и был тем исследователем. Когда Ганс встретился с ним, тот был очень старым. Таким же, каким был сейчас и сам Ганс. Кейт вспомнила, для чего ей нужен этот дневник. Где-то на страницах есть то, что поможет Гансу встать на ноги. Описание, как лечат шаманы юколов. Кейт зашелестела страницами. Рисунки сопровождали текст почти на всем протяжении русскоязычной части, и Кейт очень на них надеялась – иначе выискивать в дневнике лечебный способ придется долго. Заумные юкольские сооружения из дерева и мамонтовой кости сменялись разнообразными животными и пейзажами, картинами быта. Встретились и юки – у юколов, наверное, они были вторыми по значимости животными после мамонтов: мохнатые медвежьи собаки бежали в упряжке; шли за людьми; груженые поклажей, валялись на шкурах в объятиях детей. Бадьи у просторных загонов, где юки держались, были полны рыбы. На длинных шестах сидели белоснежные совы. В сумрачных пещерах играли блики от факелов и костров, юколы разделывали шкуры, мастерили снаряжение. Вот кучка детей, и совсем маленьких, и юных – молодых охотников, будущих мужчин, стоят перед стеной, подсвеченной зыбким уютным факельным светом – на стене, вслед за движением руки длинноволосого старца, появляется величественный мамонт, бредущий по заснеженной равнине – Кейт встречала и таких тоже, в Валадилене, в пещере Ганса и Анны. На поросшем бледно-желтым мхом валуне, под клубящимися серыми тучами, с длинным шестом в руке, отдыхает погонщик – его стадо, больше десятка мамонтов, пасется неподалеку, на уходящей в очерченный каймой гор горизонт равнине, покрытой высокой, выше человека, травой, растущей из-под снега. Толстые стебли, секущиеся длинными полосками-листьями, венчают синие бутоны нераскрывшихся цветов. Они вечно голодны, вспомнила Кейт слова Ганса. Как бы был счастлив профессор Понс, попади к нему этот дневник. Но вот на странице изображен человек – старый, с седой бородой юкол; он лежит на кровати из шкур, он болен: одна рука судорожно сжимает грудь, другая бессильно свешивается с кровати вниз; глаза закрыты и по лицу бисерной вязью бежит пот. Наверняка лихорадка. С ним рядом, на каменном возвышении, белым дымом клубится небольшая чаша, цилиндр – дым стелется по пещере и заполняет всю страницу. Из дыма выступает тонкая вязь текста. Кейт оторвалась от книги и огляделась по сторонам и вниз, на вход в библиотеку. Она будто вынырнула из мира, что представлял перед ней Алексий Тукьянов, позабыв, где находится в действительности. Но библиотека так и оставалась пустой. Кейт вернулась к дневнику, прошелестев страницами до англоязычного текста, попыталась найти место, где должен быть изображен больной человек. Ничего похожего ей не попадалось. Тукьянов писал на староанглийском, заметно отличающимся от Всеобщего, так что не все словосочетания Кейт могла даже бегло читать. Наконец спустя несколько минут на глаза попалось слово «дым». Кейт стала читать страницу сначала. «Алая ежевика – юколы смешивают ее сок с моржовым жиром или салом и часто используют в медицине. Дым, возникающий при горении этой смеси, обладает множеством оздоровительных свойств. Шаманы рассказывают, что растение произрастает только на могилах тех, кто покоится в мире». Кейт оглядела полки в тайнике Тукьянова. Цилиндр, какой и был изображен в дневнике, оказался на средней. Брусочки, похожие на свечи, лежали рядом, и когда Кейт взяла их в руки, она поняла, что свечи это и были. Застывшие много лет назад, они казались каменными. А через некоторое время, обыскав стоящие на полке шкатулки, Кейт нашла тонкие искривленные веточки, с красноватыми наростами тут и там. Они были настолько хрупкими, что разваливались у Кейт в пальцах. Она вновь открыла дневник на картинке с задымленной пещерой, перелистнула пару страниц и увидела такие же ветви, с такими же наростами. Infernus rubus, так называлось растение. Она разглядывала свечку. Дают ли они тот же эффект, что и дымящий цилиндр из дневника? Можно было и проверить. Кейт, справившись с рясой, сунула в карман куртки цилиндр и пару свечей; дневник притулила к животу, прижала рукой. Свитки на полках были исписаны мелким почерком, и Кейт не могла их прочитать, в емкостях был темный порошок – с собой она решила его не брать. Всегда можно вернуться, если в дневнике она вычитает что-то полезное. Шкаф легко вернулся в свое изначальное положение, но луч света, исходивший из стеклышка с изображением мамонта, все еще указывал на тайное место, и Кейт поднялась на пролет выше, чтобы его забрать. Погода за стенами монастыря не изменилась, а поезд в Романсбурге выглядел невредимым. Кейт мысленно пожелала Оскару без последствий пережить ее отлучку и направилась вниз, к выходу из библиотеки. Она намеривалась испробовать свечи в комнате Ганса, хотя и не очень надеялась, что ситуация разрешится так быстро. Если понадобится, она внимательно просмотрит дневник (читать его она будет позже, в более спокойной обстановке), попытается найти тот способ, о котором говорил Ганс. А может старик и сам укажет нужное место. Дневник она нашла, за этим он ее и посылал. Выйдя из библиотеки, Кейт пошла через монастырскую площадь, но не туда, где располагались их с Гансом комнаты, а к коридору-улице, по которому она пришла с монахами от лестницы. Для свечей был нужен огонь, но просить спички у обитателей монастыря не очень хотелось. Площадь была почти пуста, на глаза попались лишь несколько человек. Кейт старалась идти не очень быстро, чтобы никто даже не взглянул в ее сторону. Оказавшись в пустынном коридоре, она ускорила шаг. У печи, замеченной утром, когда монахи вели ее к Игумену, никого не было, и Кейт облегченно выдохнула. От прогретых камней разливалось тепло. Печь представляла собой каменный шкаф, на «полке» которого, на решетке, стоял вместительный чан, а под решеткой горел огонь. У чана имелся краник, который спускался в маленькую воронку; воронка же концом исчезала в продолговатом цилиндре, который можно было раскрыть. Раскрыв его, Кейт на миг застыла в задумчивости, а потом вытащила из-под рясы одну из свечей и вложила в цилиндр. Свеча была такого же размера, будто из этого цилиндра и появилась. Так оно и было, догадалась Кейт; с помощью этой печи монахи изготовляли свечи. И скорее всего, сам Тукьянов, или кто-то, кто знал про тайник, отлил здесь свечи много лет назад. А быть может и совсем недавно. Открытие вселило в Кейт надежду на успех. Она спрятала свечу и взяла с печной притолоки короб с длинными толстыми спичками – что она и намеривалась здесь найти. Вернулась в комнату к Гансу. Старик спал. Глаза были плотно закрыты, сон выглядел нездоровым. Кейт прикоснулась ко лбу – у Ганса был жар. Она позвала его, но он не откликнулся. И где же Игумен с обещанным лечением? Кейт положила на стол книгу, достала свечи и цилиндр. Зажечь решила одну. Свеча плотно стояла в цилиндре, и Кейт поставила ее в центр стола. Выглянув в коридор и убедившись, что никто не собирается входить в комнату, она зажгла свечу. Комната вмиг наполнилась туманом. Кейт закашлялась. Пламячко свечи погасло, но фитиль помигивал искоркой, и цилиндр испускал вязкую пелену. Воздух стал тяжелым, но не неприятным; Кейт чудилась смолистая хвоя, только гораздо горше. А потом вдруг раздался щелчок, и на стене появился силуэт мамонта. Цилиндр светился изнутри, из трех отверстий в боках лился свет, превращавшийся на стенах комнаты в изображения мамонтов. Кейт повернула цилиндр, чтобы Ганс попал в свет рисунка – ей это казалось важным. А Ганс тем временем начал приходить в себя. Глаза его уже не были так сильно зажмурены, черты лица прояснялись, дыхание успокаивалось. Дурной сон кончился, Ганс безмятежно спал. Кейт придавила пальцами мигающую свечку – целительным дымом комната была полна, к тому же в любой момент кто-нибудь мог зайти. Поставив цилиндр на подоконник, она села на невысокий табурет у стола. Смотрела на Ганса. Итак, его необычная идея увенчалась успехом – дневник Алексия Тукьянова был у них, и если ежевичная свеча действительно помогла, то и болезнь Ганса на время удалось приструнить. Сил на все ушло гораздо меньше, чем Кейт предполагала – с наивным восьмидесятипятилетним ребенком-Гансом и мир был прост. Теперь нужно подумать о том, как убраться из монастыря. Но Кейт решила не бросаться с головой в омут на этот раз. Ганс расскажет ей о многом, чего раньше не раскрывал, но сперва она поговорит с Игуменом. Попытается добиться, почему Ганс не должен двигаться дальше. Игумену придется быть еще терпеливее, потому что Кейт решила узнать правду во что бы то ни стало. Марево от свечи исчезло, но в комнате ощущался приятный умиротворяющий дух. Убедившись, что Ганс спокойно спит, Кейт спрятала дневник под кровать и вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. На этот раз казалось, что в монастыре нет ни единой души. Время перевалило далеко за полдень, и белоснежный мир потихоньку тускнел, наливался усталостью, стремясь поскорее погрузиться в сумерки. Кейт открыла тяжелые двери – в зале было немногим теплее, чем снаружи, только не падал снег. Никого, лишь свечи играют светом на ликах святых. Неслышно ступая по застланному полу, она подошла к алтарю и негромко позвала: - Прошу меня простить, я бы хотела поговорить с вами. Кейт почему-то знала, что Игумен здесь и услышит ее. И он услышал – выступил из-за занавеси в алтаре. Воззрился на нее испытующе. Молчал, и Кейт продолжила: - Я прошу вас рассказать мне про Ганса. Сам он не соберется никогда, а я не отступлюсь от вас, пока не узнаю правду. Чего хочет Ганс? Игумен молчал. Потом спросил, будто не слышал, что она говорила: - Как тебе понравилась наша библиотека? - Большая, - пожала плечами Кейт. Конечно, за ней следили. Но скрываться она теперь и не собиралась. – Не сразу и найдешь нужную книгу. - Если не знаешь где, - кивнул Игумен. – Но ты справилась быстро. - Я зажгла свечу из тайника Алексия Тукьянова в комнате Ганса, - сказала Кейт. – Ему стало лучше на глазах. А вы бы не стали лечить его. Вы хотите задержать нас здесь, не пустить дальше. Быть может вам бы это и удалось, будь с Гансом его сестра. Но с ним я, и вы не встанете у нас на пути. Вы расскажете мне, почему Гансу не следует ехать дальше, и я решу, как нам быть. Сама. Кейт понимала, что это был край, но отступать не собиралась. Ее переполняла решимость, замешанная на злости – к этому мрачному фанатику, к Гансу, запутавшемуся в своих загадках и, главным образом, к себе, оказавшейся во всем этом. Но жалела она не о далеком доме, а об Оскаре и своем поезде. Он застоялся на этой станции. А поезда должны двигаться, а не стоять. Игумен вздохнул. - Бесы роятся в тебе, - проговорил он с безразличием. – Как и в твоем друге. Во всех вас. Вместо того чтобы их отгонять, вы открываете руки. И через вас бесы находят пути к новым и новым душам. Оставь нас, чадо. Ступай обратно в свой мир, поступай в нем как знаешь. Но Ганс останется здесь. На врачевании. На убережении, и его и всех нас. - Сколько мы будем говорить одно и тоже? – фыркнула Кейт. – Мы нашли здесь то, что искали. Теперь возвращаемся назад. Интересно как, пронеслось у нее в голове. Как угодно. Не в первой. - Этот Тукьянов – кто он? - Бес, - отозвался Игумен. – Еретик и обманщик. - Но Ганс о нем высокого мнения. - Это его и губит, - кивнул Игумен. - Ладно, - дернула плечом Кейт. Ей расскажет все Ганс, как и обещал в том письме. – Если вы не хотите ответить, почему мне следует остерегаться и Тукьянова и Ганса, я разберусь с этим сама. Спасибо за все. Она развернулась и направилась к выходу. Впереди был бой. Главное не дать остыть ненависти, подумала Кейт, тогда путь из монастыря в Романсбург предстанет взбалмошным сном. - Ты найдешь Тукьянова на погосте, - донеслось ей в спину. – Ему даден был шанс обрести покой. И ты уходи из монастыря. Оставив все, что тебе не принадлежит. Кейт поспешила закрыть за собой дверь. Каменная дорожка истончилась, будто съеденная мерзлой землей; бурелом камней скрылся в сухой желтой траве. Средь камней кривились надгробья, выщербленные, поросшие мхом плиты забытых могил: иные совсем без имен, другие - сохранив имена лишь намеками. Ухоженным кладбище становилось у дальней стены, за крохотной площадью с растрескавшимся колодцем каменной чаши, хранящей в себе прекрасное древо. Белоснежное, но совсем не от снега; могучий ствол старчески скручен, голые ветви вонзаются в небо, чувствуется, что листья на них не появятся и весной. Ветвистые корни разрушили кладку, прорвались за круг, отведенный им, взбугрили землю вокруг и подняли древо – вот оно соберется и встанет, распрямится и уйдет. На дорожке и намеке на нее снег расчищен, но плиты ухоженных могил порой лишь кажутся из сугробов. Кейт, переступая через могучие корни, подошла к ним. Могила Алексия Тукьянова нашлась у самой стены. Растрескавшаяся, опутанная сорняком плита – и больше ничего. Имя написано витиеватыми буквами на незнакомом Кейт языке, но она легко читает его. Алексий Тукьянов, 1865 – 1996. Друг Ганса оказался долгожителем, да еще каким! Кейт решила, что в даты явно вкралась ошибка. Но, так или иначе, доказательство его существования было у Кейт перед глазами. Она не понимала до конца, зачем идет на кладбище, но увидев написанное на плите имя, как будто поставила на полку, не имевшую своего места, вещь. Алексий Тукьянов, его дневник, новая цель их путешествия. Еще вчера у них с Гансом была одна мечта на двоих, а теперь выходило, что мечта оставалась только у Кейт. Мечта, за которой она побежала. У Ганса же было дело – хотелось бы знать, какое. А опутавший каменную плиту Тукьянова сорняк оказался алой ежевикой. На заледеневших тонких ветвях едва краснели чахлые наросты, но в том, что это было юкольское целебное растение, сомнений не оставалось. Ежевика, что растет на могилах тех, кто покоится в мире. Нет, Кейт не могла поверить в то, что за Гансом стояло что-то плохое. Он сказал, что хочет помочь другу. Он расскажет ей обо всем, когда они выберутся отсюда. Она поморщилась, укоряя себя, что поддалась посулам Игумена. В своей жизни Ганс Воралберг только помогал людям, как автоматон собственной фабрики. Игумен наверняка не встречался ни с одним автоматоном. Иначе бы он знал, что тот, кто наделяет их особые блоки душою, сам ей и обладает. Душой, не нуждающейся в излечении. Кейт добыла дневник. Теперь нужен был способ убраться отсюда. Но как это сделать, у Кейт не было ни малейшего представления. Объявить бой Игумену и гордо оставить его обитель большого труда не стоило, но теперь они с Гансом стояли перед стеной, преодолеть которую были не в силах. Действительно ли не в силах? Размышляя, Кейт блуждала взглядом по бесчисленным змейкам-трещинам, испещрявшим серо-белую, сверкающую искорками льдинок, каменную стену, кольцом окружавшую кладбищенский закуток. Как множество переплетенных железных дорог, вроде бы и проложенных людьми, но давно уже связь с ними утративших. Забытое в забытье. Такие же, как и сама она. Из размышлений вывел ее укрытый снегом кустарник, сильно разросшийся под одним из участков стены. Сквозь серые ветви проглядывались могучие ели, росшие по склону горы. Кейт подошла, ссыпав снежные шапки, раздвинула куст – стена была здесь разрушена, и далеко внизу, у подножья горы, серели домики Романсбурга. Кейт нашла путь. Нельзя больше мешкать. Монастырь казался вымершим, давил оглушающей, недоброй тишиной. Оставляя предательскую вереницу следов (все остальные уже скрылись под снегом), Кейт шла к их с Гансом комнатам. Каждый миг она готова была услышать оклик или встретиться с преградившими дорогу монахами, но ничего не случалось. Она отворила тяжелую дверь, вошла в комнату Ганса. Старик сидел на кровати ссутулившись, смотрел перед собой вникуда; такой маленький, что подбитые мехом сапоги не доставали до пола. Сцепил руки, будто что-то держа в иссушенных ладонях, выглядел потерянным, одиноким. Сердце Кейт кольнуло от жалости; хотя на то не было особых причин, глядя на Ганса, ей хотелось плакать. Но когда она шагнула к нему, Ганс поднял голову, и взгляд его был живее, чем когда-либо. - Вам лучше, - констатировала Кейт, прикладывая ладонь к стариковскому лбу. Не смотря на то, что руки ее были ледяными, она могла поклясться, что опасный жар Ганса исчез без следа. В комнате стоял приятный гар юкольской свечи. - Мне лучше, Кейт. – Голос его был гораздо более «здешним», чем раньше. – Алексий помог, Кейт, все хорошо. Он сделал паузу. - Ты нашла дневник? - Быстрее, чем ожидала, - ответила Кейт, вытаскивая из-под кровати спрятанную книгу. – Мне иногда кажется, будто я сама нахожусь в чьей-то книге, и этот кто-то прописывает мои неурядицы быстрее, чем я успеваю привыкнуть к ним. - Нет, - покачал головой Ганс, - не здесь. Такое случается там, где я был… Только там не…урядицы не оставляют тебя ни на миг… Кейт нахмурилась. - О чем вы? Но Ганс не ответил ей. Он оперся о колени и тяжело, но уверенно встал на ноги. Кейт поддержала его за локоть, хотя в том не было нужды. - Мы должны уходить, Кейт, - сказал Ганс. – Ты нашла выход? - Нашла. – Она дернула за веревку на поясе, почти содрала с себя ненавистную черную рясу. Почувствовала легкость, словно на ней была тонкая кофточка. Сунула дневник за пазуху, застегнула куртку. В другую, свою, комнату решила не возвращаться – там оставалась корзина с едой. – Не очень простой, но выход. Идемте! Она приоткрыла дверь, выглянула – коридор был пуст, монастырская площадь тоже. Кейт повела Ганса в нужном направлении, не поддерживая, лишь указывая дорогу. Старик шел тяжело, но старательно, они пересекли площадь за считанные минуты, показавшиеся Кейт бесконечными. Тени уходящего дня съеживались за могильными плитами, белое древо с тянущимися во всклокоченное небо ветвями, выглядело таинственным великаном. Ганс остановился на площадке перед стеной, растерянно оглядываясь. Кейт же знала, куда идти. За мшистыми валунами, где камень стены касался камня библиотечной башни, был небольшой деревянный сруб, где за незапертой дверью хранился всякий рабочий скарб – грабли, лопаты и прочее необходимое. И гробы. Три, разных размеров, притулились вдоль стены; четвертому только предстояло обрести форму – он лежал на подпорках, в ворохе стружки, с оставленным столярным инструментом в уже наметившимся изголовье. Выход, который придумала Кейт, нельзя было назвать простым – но и не проще они покидали Комколзград и обезумевшего Бородина. Пологий склон горы, перемежаясь кое-где шапками холмов, далеко внизу превращался в одеяло равнины, на которой жил Романсбург. Если сопутствующая ей удача не оставит и здесь, они с Гансом, усевшись в гроб, как на санях скатятся вниз. Больше Кейт предпочитала ни о чем не думать. Она взялась за гроб, прислоненный к стене, грубо отесанный, промерзший, тяжелый, но не неподъемный. Положив плашмя, оскальзываясь да дощатом полу, вытолкала на снег, с трудом протащила к стене. Разворошила кустарник, придвинула гроб к краю. Выдохнув, повернулась к Гансу, сделав приглашающий жест. Старик за ее приготовлениями не смотрел, гораздо больше его интересовали занесенные снегом надгробья. Вытаскивая из сарая гроб, Кейт видела, как Ганс неотрывно смотрел на могилу Алексия Тукьянова – с какой-то умиротворенностью и теплотой. Мягко пошел снег. - Давайте, Ганс, вот он, наш выход. - Не сейчас. Кейт вздрогнула. Белые хлопья и вечерний мрак делали окружающий мир неслышным и невидимым. Игумен был здесь, а с ним трое монахов, как безликие черные стражи. Ганс медленно развернулся на голос, встретился с Игуменом взглядом. Оба смотрели друг другу в глаза, и Кейт почудилось, будто меж ними велась лишь ими ощутимая борьба. Игумен шевельнулся. - Ты не покинешь монастырь, Ганс, - холодно сказал он. - Я делаю, что должен, - отозвался старик, и Кейт удивилась перемене, которая произошла в его голосе. Он ответил уверенно, твердо, совсем не так, как привыкла слышать его Кейт. Игумен покачал головой. С печалью. - Нет, Ганс. Ты уже сделал, что должен был. Теперь твой путь – искупление. Сойди с тропы тени, по которой идешь. Останься. В монастыре врачуются души. Когда настанет твой час, тогда, быть может, ты найдешь, что желаешь. Я уверен – найдешь. - Искать нужно не там, - вновь твердо и ясно ответил Ганс, и Кейт стало холодно вовсе не от мороза. Жуткое стояло за этой беседой. – Потому и должен помочь, чтобы они смогли там оказаться. Уйдя оттуда. - Ты навлечешь беду на всех нас, - сказал Игумен. – Чем больше мы касаемся запретного, тем яснее зло утверждается в мире. Сколько раз я уже с этим сталкивался. Когда-то давно, точно так же я просил остаться и Алексия. Игумен замолчал. - Но я его отпустил, - сказал он после. – И тебя это коснулось. - Что произошло, то произошло, - отозвался Ганс. Снег валил непроглядной стеной. Над ними темнело всклокоченное небо. Кейт глянула в сторону склона – внизу в Романсбурге кое-где зажглись огоньки. - А ты? – возвысил голос Игумен, и Кейт вмиг повернулась к нему. – Разве ты желаешь гибели своему другу? Она фыркнула. - Я вообще не понимаю, о чем вы тут говорите. – После их мрачного разговора, ее собственный голос показался ей чужим. – Мне никто ничего не хочет объяснить! – Она почувствовала поднимающуюся из груди злость. – Черт, да я уже устала от этого всего! Хватит загадочных голосов! Она пнула гроб, сдвигая его на самый край. - Ганс, живо сюда! - Я делаю, что должен, - проговорил старик Игумену, развернулся и зашагал к Кейт. - Не дайте им уйти, - негромко и твердо велел монахам Игумен. И в следующий миг закрутилось – будто мир сняли со стоп-кадра. Ганс запрыгнул, почти ввалился в гроб – тот опасно накренился и ухнул бы вниз, не схватись Кейт за спинку. Послушники кинулись к ним, один схватил Кейт за локоть – но поздно. Она оттолкнулась уже, в последний миг запрыгнув в гроб; вырвалась из крепкой хватки. Машинально обернулась, за тяжело дышащими монахами увидела высокую фигуру Игумена. Он смотрел на нее холодным суровым взглядом. И кивнул. Больше она не видела ничего, кроме бело-серой вереницы снега и камней. Их импровизированные сани неслись с огромной скоростью, потонув в снежной пыли, и каждую секунду Кейт ждала столкновения, боли и темноты. Изо всех сил цеплялась она за борта, чувствуя, как в пальцы впиваются занозы; удерживаясь сама, пыталась держать и Ганса, сидящего впереди. Сквозь пелену углядела стену острых камней, всем телом подалась влево, увлекая за собой гроб. Лишь чудом не перевернувшись, они повернули, избежали столкновения, но в следующий миг напоролись на крепкий сугроб – сани взмыли вверх, крик застрял у Кейт в горле, и когда она взглянула за плечо, увидела склон далеко под собой. Они летели. Наверное, в тот момент перед глазами Кейт пробежала вся жизнь – она не помнила. Гроб коснулся земли, и она словно очнулась. Вновь вернулся звук, леденящий холод и обжигающий жар в груди. Она услышала крик, поняла, что это Ганс, в страхе схватила его за плечо, взглянула в лицо. Глаза Ганса светились восторгом, детское счастье сияло в нем. Скорость уменьшилась, по белому склону, сани катились в долину, все ближе и ближе к городу. Скат скрипел под днищем и скоро слышен был лишь один Ганс. Хрипло и тихо, он смеялся. *** Снежинка легла на стекло, замерла, позволяя в деталях себя рассмотреть. Рядом осела другая, и еще одна – недолго далось Романсбургу побыть без снега. Поезд же еще вчера вечером выглядел так, словно стоял на станции годами, а после ночного снегопада и вовсе, наверное, превратился в один сплошной сугроб. Окна были заметены больше чем наполовину, в комнатах стоял дневной полумрак. Кейт нарочно не включала лампы, наслаждаясь тишиной и спокойствием, привычным запахом лакированного дерева, мягким шелестом напольного покрытия. Она проснулась четверть часа назад, заварила чай, собрала простой завтрак. Ганс уже стоял за своим столом (на стене в углу приглушенно горел светильник), чуть слышно поскрипывал и пощелкивал деталями. Кейт не могла сказать, спал ли он вообще; сама она рухнула в кресло, как только они вошли в вагон. Она смутно видела Оскара, неимоверно обрадованного и без остановки говорившего, видела Ганса, тут же скинувшего шубу и взявшегося за верстак – но все тонуло в тумане усталости и отрешенности. Она велела Оскару запереть дверь и закрыла глаза: монастырь, тайны, тревоги – все осталось позади сна. Очнулась она уже утром. Оскар сообщил, что ночь прошла спокойно. Кейт не рассказывала ему, зачем в действительности нужно было закрываться, но автоматон не возражал держаться от этого города как можно дальше, хотя бы и за запертой дверью. Вскоре Оскар ушел в локомотив («машинист должен находиться на своем месте, Кейт Уокер!»), и Кейт была этому рада – она хотела поговорить с Гансом и не взволновать Оскара больше обычного. Кейт отставила чашку, поднялась с кресла и прошла к Гансу. - Как вы себя чувствуете? Ганс кивнул, глянув на нее, но от работы не оторвался. В руках у него была все та же «половинка», на этот раз со снятой панелью и открытым внутренним механизмом. От количества иголочек и молоточков, наполняющих изобретение, у Кейт зарябило в глазах. - Неплохая была прогулка, - с усмешкой произнес старик, поддевая спицей крохотный винтик. Кейт усмехнулась в ответ. С момента, как Ганс оказался в монастыре, он сделался более живым, подумала она. - Надеюсь, теперь-то вы мне все расскажете? - Расскажу, Кейт. Но это длинная история. И рассказывать ее нужно не торопясь. – Ганс щелкал пружинками, вставлял блестящие пластинки; делал все быстро, точно спешил. – Пожалуйста, дождись дороги, Кейт. Путь до следующей остановки не близкий и мне хватит времени, чтобы рассказать. Кейт вздохнула, покачав головой. - Скажите хотя бы, что в этой тайне нет ничего дурного, - попросила она. - Ничего… - ответил Ганс и шумно приладил крышку. Слишком шумно и быстро, невесело подумалось Кейт. Она прислонилась к стене, взглянув за окно. Перрон был заснежен и пуст. - Дневник у нас, - сказала она. – Значит, скоро уезжаем? - Да, Кейт. Только сперва нужно закончить это дело. - Механические лошадки? – Кейт отстранилась от стены, шагнула к столу и склонилась над «половинкой яблока», которую Ганс закончил собирать. Только сейчас она увидела, что предмет этот похож не столько на яблоко, сколько на причудливое железное сердце. - Правда, лошадки красивые? – улыбнулся Ганс. – Я собрал их несколько лет назад, в подарок моему другу Сёркису, но механизм дал сбой и без них Сёркис не хочет делать представлений. - Вы так из-за них взволновались, что вам стало плохо? - Мне давно уже… плохо. – Ганс покачал головой, глядя перед собой вникуда. Потом очнулся, стал бодрее, - поговорим об этом потом. А сейчас, Кейт, приведи лошадок в чувство, и продолжим дальше наш путь. - Вы со мной не пойдете? - Позволь мне остаться. – Он вздохнул и потер лоб ладонью. – Я слишком устал. - Еще бы. Кейт приняла из рук Ганса увесистый механизм. На обеих долях «сердца-яблока» темнели отверстия, по четыре на каждой. - Его нужно просто подсоединить, - сказал Ганс, помогая завернуть сердце в грубую желтоватую бумагу. Кейт усмехнулась. - Как всегда! Ей показалось, что господин Воралберг смутился. Она убрала грязную посуду, быстро умылась и оделась. Ганс уже лег, и она укрыла его одеялом. Проходя по комнатам поезда и глядя в леденелые окна, она почувствовала себя жителем Романсбурга, выходящим из дома по каким-то делам. Поезд слился с городом, и самой Кейт начинало казаться, что они живут здесь уже очень давно. Город замело неимоверно, наверное, случись ночью еще один такой снегопад, и Романсбург укроется сугробами по самые крыши. Сейчас погода успокоилась, падали мелкие снежинки. Спустившись на перрон, Кейт осмотрелась. Никого не было, и снежный покров потревожен лишь у дверей универсама полковника – наверное, тот выходил на порог поутру. Вдалеке, если смотреть за локомотив, угадывался белый контур монастыря. Игумен отпустил их. Позволил Кейт вести Ганса в его путешествии. К чему? Она проведала Оскара, пообещав ему скорое отправление. Автоматон изнывал от скуки, хотя, как он сказал, такое поведение являлось следствием его общения с людьми. Кейт подтрунила над его размышлениями об очеловечивании и спустилась с локомотива. Звякнув колокольчиком, открыла дверь магазина полковника Гупачева и с наслаждением вошла в тепло. Полковник ждал ее и встретил с радушием. Он говорил с Оскаром вчера вечером, но, конечно же, хотел знать подробности. Еще загодя Кейт решила не рассказывать ему, как все было на самом деле, иначе разъяснение затянулось бы на долгое время; Игумен поистине совершил чудо, и Гансу стало лучше. Кейт сердечно благодарила его, но отказалась задержаться в монастыре на какое-то время – их ждала дорога. Гупачев исполнился к Игумену уважением, обещал изменить свое отношение к нему и был рад, что все обошлось. Он уже собрал необходимые Кейт припасы – два увесистых рюкзака, набитых «всем, что может понадобиться в тайге», а так же пару двуствольных ружей и четыре полных патронташа. Кейт не знала, как и благодарить его, но еще меньше она знала, как такими подарками пользоваться. Полковник продемонстрировал ей, что нужно делать, ловко вогнав патрон в верхний ствол, вскинув ружье и, прицелившись в дальний плакат на стене, щелкнув языком. Тут же показал, как от патрона избавляться. Кейт взвесила ружье в руке и снисходительно улыбнулась, надеясь, что этим ее общение с оружием и закончится. Не теряя времени (она поглядывала за стеклянную дверь, каждый миг, несмотря даже на запертые ворота ожидая увидеть на перроне фигуры в черных плащах), Кейт сложила все у стены, сказав, что вернется, как только починит механическую игрушку Сёркиса. Она вышла из магазина и направилась к воротам в нижний город. На занесенных снегом ярких плакатах весело гарцевали цирковые лошадки – Кейт успела соскучиться по ним. И здесь, как оказалось, требовалась ее помощь, ведь сломанный автомат и был тем цирком, что приехал в Романсбург. Кейт ответственно заперла оба ворот позади себя, и зашагала к дверям кабаре. Улица была пуста. Внутри, в уютном свете и в тепле, сидели за столиками два или три человека; в печурке жарко горел огонь, и потрескивали поленья, чуть слышно шелестела беседа за одним из столиков, да глухо стучали опускаемые стаканы. Внимание завсегдатаев было устремлено к барной стойке, перед которой, на небольшой площадке между столами, с узорчатым обручем в руках, стоял хозяин пивной, широко расставив ноги, уперев свободную руку в пояс. Он властно смотрел на стоящего перед ним полноватого зверя с когда-то белоснежным, но сейчас грязно-серым мехом, вилявшего намеком на хвост, и от того всем задом сразу. Юки повернул вихрастую голову в сторону обруча, который Сёркис поднял в вытянутой руке, снова мотнул попой и коротко гавкнул. За столами раздались одобрительные смешки. - Vverh! – звонко велел Сёркис, взмахом руки указывая на обруч. Юки остался неподвижен, но высунул язык и наклонил на бок голову. Сёркис перехватил обруч в другую руку, сделал к зверю шаг и вновь отдал команду. - Pry-gj! Hopf! Юки захлопнул пасть и с грохотом сел на пол, вальяжно развалившись; стал счастливо оглядываться вокруг, в основном заглядывая за барную стойку – там на стене, перевязанная веревкой, висела колбаса. Сёркис раздраженно опустил обруч. - До чего бестолковая zvieruga, - пробормотал он себе под нос, но тут увидел подошедшую Кейт. – Мисс Уокер! Рад видеть. Ну что господин Воралберг? Кейт кивнула, протянула руку и почесала юки за ухом. Он и не думал прятаться и бояться, а наоборот, дружески прильнул к ней, подставляя и второе ухо. Мягким он был необыкновенно. - Все хорошо, - сказала Кейт, – в монастыре помогли нам. Ганс отдыхает, но скоро мы должны отправляться в путь. Осталось только починить ваших лошадок. Она вытащила пакет с механическим сердцем и развернула, показывая Сёркису. Хозяин довольно кивнул и прислонил обруч к стойке. - Как бы мне хотелось начать мое представление! – усмехнулся он. – Вы сможете все починить? - Думаю да. Я уже много чего перечинила в последнее время. Не думаю, что лошадки окажутся сложнее. – Кейт пожала юки лапу, потому что тот ее протянул. – Вы и его хотите взять в представление? - Была мечта, - махнул рукой Сёркис. – Вчера днем нам с Малкой удалось его изловить. Перевели кучу рыбы и колбасы! Но теперь, вроде, он уже не боится. Юки издал низкий утробный звук, похожий на кашель, но вид он при этом имел счастливейший. Кейт не видела еще никогда кого-либо такого же беспечного. - Да только, боюсь, никакого артиста из него не получится, - продолжал Сёркис, гневно взглянув на медвежью собаку. – Похоже, Бугровы изловили самого глупого юки во всей тайге. - Можете использовать его для комедии, - улыбнулась Кейт. – Он очень забавный. - Я всегда хотел быть дрессировщиком, - пожал плечами Сёркис, подхватывая обруч и заходя за стойку. Лапы юки разъехались, и он растянулся на полу, вытянувшись в сторону печки. – Налить вам чего-нибудь согревающего, мисс Уокер? - Пожалуйста, чаю, - сказала Кейт и подошла к неподвижным жеребцам. – А я пока займусь ремонтом. В вычурном железном коробе, куда сходились соединенные с лошадками трубки, имелась крышка, забранная толстым мутным стеклом. Под ней оказался механизм, не проще и не сложнее виденных Кейт ранее; она знала, что все может измениться в одно мгновение, и простое враз станет сложным или же, если повезет, наоборот. Пока что выглядел механизм донельзя просто – на короткую втулку следовало насадить механическое сердце, к которому можно будет подключить четыре, идущие от трубок, отвода. Кейт вынула из бумаги сердце, с щелчком поставила на место. В это время подошел Сёркис, с дымящейся чашкой чая на блюдце. Кейт перебирала трубки (нужно было найти нужную комбинацию), отвлекаясь на чай, и у них с Сёркисом шел разговор. Он рассказал о себе, о том, как появился здесь много лет назад, когда отгремела в Европе долгая война, и люди, раскиданные ею, возвращались к своим домам. Дом Сёркиса был далеко от этих мест, в Вальсемборе. Кейт где-то слышала уже такое название, и пока Сёркис говорил, вспоминала - где. И вспомнила - Феликс Сметана упомянул тогда в Аралбаде о каких-то далеких таинственных городах. В войну Сёркис выполнял роль разведчика, хотя в армии и не служил – у него было летательное средство, единственное на всей линии крохотного, затерянного в горах фронта. Попав однажды в страшную бурю, корабль Сёркиса перенесло через горы, и он рухнул в ледяной пустыне. Едва живой, Сёркис брел куда глаза глядят, пока не потерял сознание от холода. Очнулся он уже в Романсбурге. Его доставил сюда кто-то из бродяг-охотников, живущих там, где, как считается, не живет никто. Быть может, это был и юкол, кивнул Сёркис на вопрос Кейт. Но в пустошах хватало людей и без этого мифического племени. Так Сёркис и остался в городе, стал здесь своим, наладил хозяйство. О поисках своего летательного средства (Кейт догадалась, что это был дирижабль), он и не помышлял, а возвращаться в Вальсембор желания не было. И там, говорил он, была не родина, а просто еще одно место, где он обитал. Не очень-то уютное место. Похоже, усмехался Сёркис, только Романсбургу удалось стать ему настоящим домом. Этот город находился вне времени, вне событий, и такая отдаленность его ничуть не портила. Люди здесь мало знали о невзгодах большого мира – Сёркис и полковник Гупачев были единственными новыми лицами, появившимися и оставшимися здесь за последние десятилетия. Станционного смотрителя в Романсбург тоже забросила война, и, как сказал Сёркис, Гупачев был с той стороны, против которой он проводил разведку (Кейт вспомнила о несостоявшемся позавчерашнем ужине, за которым Гупачев обещал ей многое рассказать). Это никак не сказалось на их отношениях. В редких случаях войны ведут солдаты – они в них участвуют. Здесь, живя бок о бок, у них не было никакого повода для конфликта. Гупачев, как и Сёркис, тоже нашел для себя в Романсбурге дом, который уже не хотел покидать никогда. Когда еще в силе была ныне заброшенная железнодорожная ветка, полковник занимался делами, с ней связанными, но после того, как Советская Империя перестала существовать, исчезла и необходимость в его должности, оставшейся теперь лишь номинальной. По старой привычке, наверное, Гупачев сохранил за собой ответственность следить за порядком, поэтому не все могли самостоятельно подняться в его Верхний Город, как он называл станцию. С этим мирились, списывая за чудачество старика – товарами универсама мог воспользоваться каждый. Не у одного Гупачева были ключи от ворот, их имели некоторые жители города: самые надежные, говорил Гупачев. - Полковник мне помогает, - настороженно заметила Кейт, - можно сказать, печется о нас. - Он хочет, чтобы вы добрались до Сибирии, - усмехнулся Сёркис, отпивая из чашки. – Как вы тогда ему сказали: «хочется посмотреть на то, чего не существует». Ему понравилась эта мысль. Он и сам бы отправился куда-нибудь, на поиски неизведанного, если бы был таким, как двадцать лет назад. Сейчас же его ни за что не снять с места. - А вы что думаете? – Кейт присоединила последнюю трубку к механическому сердцу и в который уже раз потянулась к главной гире, запускавшей весь механизм. – Может Сибирия существовать? Мистер Сёркис пожал плечами. - Все может существовать. Может, вы ее и достигните. Но, как бы она не была фантастична, не забывайте, что есть и реальный мир. - Вы говорите как мой нью-йоркский начальник, - усмехнулась Кейт. - Не думаю, что он говорил так же, - ответил Сёркис, и она вдруг заметила, что голос его стал серьезнее. Кейт подняла глаза. Серкис же пожал плечами. – Не в смысле «не бегите от него», а в смысле «помните, что он есть». Кейт выдохнула, мысленно отмахиваясь от Сёркиса и очередных туманных намеков. Механическое сердце было настроено, оставалось только запустить механизм. Кейт не сомневалась, что здесь все заработает с первой попытки – задача действительно оказалась простой, или же она стала настолько умелой. Гиря привела в движение цепь, сердце ожило, завращалось, вовлекая отводы трубок в круговорот, сливаясь в единую картину безукоризненной автоматики. Кейт закрыла крышку и отступила на шаг, Сёркис тоже, захватив пустые чашки и блюдца. Юки нахмурился и сделался серьезным, так, что на глаза упала непослушная челка. Механические лошадки двигались. Сначала медленно, одна за другой, и вот все быстрее, мягким аллюром, переходящим в галоп, сливаясь со стрекотом механизма в прекрасную композицию. В них ничего не было, и при этом было все. Как всегда, от творения Ганса Воралберга исходила простая детская доброта, и Кейт подумала, что Сёркису не понадобится никакое представление – пусть они так и скачут, уютно, неспешно, в тепле зимнего вечера, в сердце крохотного городка, занесенного снегами, находящемся в другом измерении. Немногочисленные посетители захлопали в ладоши – все любили этот ансамбль и были рады, что он вновь мог работать. Сёркис улыбнулся и протянул для рукопожатия руку: - Мисс Уокер, вы как солнечный блик, что открывает световой замок. Благодарю судьбу, что вы у нас оказались. Я думаю, вы достигните того, чего ищете… Последнее время все как один говорили загадками, словно всем им было, что сказать, но Кейт не пришло еще время услышать. Она собиралась уже переспросить Сёркиса, что он имел в виду на этот раз, но не успела. В легкий шорох пружин и цепочек механических лошадок встрял новый звук, резкий и посторонний. Дребезжал недопитый стакан с пивом, на ближнем пустующем столике. Дрожь усиливалась, ощущалась; вот уже с потолка посыпалась пыль, и с окон на улице стал падать снег. Юки прижался в угол барной стойки. Кейт непонимающе взглянула на Сёркиса, но Сёркис с еще большим недоумением смотрел на нее. И вдруг она поняла. Кейт бросилась к дверям, распахнула – на улице гул стоял внушительный, навесная платформа сыпалась снежным крошевом. Серой змеей, освобождаясь от снега, поезд двигался, набирал ход. Она побежала, не разбирая дороги, разбрызгивая талую грязь; ворота на станцию распахнуты настежь; взбежала по ступенькам наверх, понеслась по платформе, оскальзываясь, хватаясь за поручни. Остановилась и смотрела в белую даль. На уходящий и растворяющийся во мгле поезд. Она стояла на одинокой, такой одинокой платформе, безвольно опустив руки, и волнами на нее накатывалось отчаяние. Грусть, стыд, злость – Кейт готова была разорваться от чувств. Зачем все это? Что она делает? Как сильно рассудок мог повредиться, чтобы она побежала тогда за этим проклятым поездом в Аралбаде, нет – села в этот проклятый поезд в Валадилене; наплевав на близких, на друзей, на спокойную НОРМАЛЬНУЮ жизнь, только для того, чтобы старик, за которым она, поддавшись его детским мечтам и сочувствию к госпоже Воралберг, последовала, ее БРОСИЛ! Так ничего и не рассказав. Не важно, как она теперь будет возвращаться домой (хотя, почему не важно, черт возьми, еще как важно!), главное другое – Ганс показал ей, куда приводят мечты, спонтанные неосознанные фантазии. Вникуда, на пустынную станцию, где тебя никто не ждет, и откуда нет поезда в обратную сторону. И поделом. Нельзя так просто наплевать на жизнь, которая тебе предназначена. Она обернулась – кто-то несколько раз уже окликал ее. - Катенька, что случилось? На пороге магазина стоял, опираясь на палку, полковник Гупачев и непонимающе смотрел на нее. Кейт шагнула к нему, хотела ответить, но слова застряли в горле. Она прислонилась к поручням платформы, резко отвернувшись от полковника. - Он меня бросил… Голос прозвучал нетвердо, как будто Кейт не утверждала, а спрашивала. Она и спрашивала, себя. Волна гнева схлынула, уступив место апатии и рассуждению. В который уже раз. Нет, Ганс не мог ее бросить. Оскар не мог. - Я вышел, потому как услышал шум, - сказал Гупачев негромко. – Расстроился, знаете ли, чего это вы уехали не попрощавшись. Да и без снаряжения, которое я приготовил. А вот ведь, оказывается, не вы уехали. - Не я… - рассеянно повторила за ним Кейт. И вдруг повернулась. – Но ведь и не Ганс тоже! Полковник! Замок на воротах был сломан! Гупачев нахмурился. - Поезд угнали!.. – Она задохнулась от возмущения и отскочила от стены. – Бугровы! - Собирают горючее для дальней дороги, но я не видел у них никакого транспорта… - задумчиво проговорил Гупачев, почти слово в слово, как он говорил день назад, когда рассказывал Кейт про братьев. – Нужно наведаться к ним. Но последнюю фразу уже некому было услышать – Кейт бегом спускалась по лестнице в Нижний город, спеша увидеть пустое логово Бугровых и убедиться в своей догадке. Обитатели города появились на улице, заинтересованные, видно, отбытием странного поезда и его необычных владельцев. Некоторые удивленно смотрели на Кейт. На пороге пивной стоял Сёркис (юки жался у его ног), он помахал Кейт и что-то спросил, но она не стала терять времени. Оказавшись у жилища Бугровых, остановилась – створка ворот, через которые она пыталась недавно попасть к братьям, была открыта, покачиваясь на ржавых петлях. Кейт толкнула ее и во второй уже раз оказалась на территории их импровизированного склада. Без всяких сомнений, братьев здесь не было. Не дымила уже грязная печурка, многие ящики стояли открытыми. Кейт зашла на веранду, где у стены в гамаке сидел в прошлый раз младший брат – здесь тоже все было перевернуто и открыто, выдавая поспешные сборы. За ящиками громоздились пустые бутылки. Кейт подумала, что братья наверняка вели какую-нибудь ушлую деятельность, чем-нибудь торговали, и уж наверняка незаконно. Они были отъявленными бандитами, если посмели увести поезд прямо у нее из-под носа! Что же такого они наговорили Оскару – ведь только автоматон мог управлять поездом. Разве эти негодяи могли разобраться в непростых приборах? Кейт очень на это надеялась, ведь как иначе она могла верить, что с Оскаром ничего не случилось. А как же Ганс? Что сделают братья с ним? Кейт сжала от злости кулаки. Да как смеет кто-то касаться ее личного путешествия?! Уж наверняка у Бугровых не будет хотя бы туманного оправдания своего поступка, как это было у Бородина. Как и у Кейт нет возможности исправить ситуацию. Похоже, сейчас ее путешествие действительно подошло к концу, самому ужасному, какой только мог быть. Ей осталась мука неизвестности. На узком щербатом столе, уставленном пустыми картонными коробками, лежала газета. Сейчас Кейт все равно было на любую газету, дневник или даже звуковой валик, но одна деталь заставила ее подойти ближе и посмотреть. В узкой колонке по левому краю, почти теряясь за пламенными буквами, флагами и гербами газетной шапки, на Кейт смотрело знакомое лицо. Старое и благородное, чуть печальное, но умиротворенное. Елена Романски, такая же, какой Кейт и запомнила ее на сцене Комколзграда. Совсем не ожидала она увидеть здесь, сейчас, фотографию друга. Газета была самая настоящая, принадлежащая своей стране, а не общему «цивилизованному миру», поэтому Кейт не могла понять ни строчки. Кейт тепло улыбнулась – о Елене Романски по-прежнему говорили и помнили, если ее фотография оказалась в первой попавшейся ей газете. Основную часть страницы занимал другой снимок, как через секунду поняла Кейт, не менее интересный и даже более важный сейчас для нее. Двое людей, смуглых, грязных, в видавших виды теплых одеждах, с ружьями за спинами и лопатами в руках, стояли по обе стороны огромного, в разы больше их самих, уродливого черепа, по изогнутым обломанным бивням которого можно было понять, какому животному он принадлежал. Кейт все ближе подбиралась к этим мифическим чудовищам, и сейчас, не смотря на произошедшее, ее вновь захлестнул восторг путешествия и мира, по которому путешествие вело. Фотография в газете, датированной, если подсчеты Кейт были верны, числом недельной давности, будоражили воображение гораздо сильнее, чем баррокштадские скелеты во весь рост, принадлежавшие реальным мамонтам. Уж не имеют ли какое отношение к таким раскопкам и Бугровы? А иначе, зачем им ехать по железной дороге, ведущей в безлюдные пустоши? Кейт решила показать газету Гупачеву или Сёркису – может они скажут на этот счет что-нибудь дельное. Хотя, чем бы не занимались проклятые братья, догнать их это поможет едва ли. Кейт уже согнула газету пополам, как вдруг колонка о Елене Романски заставила ее вновь развернуть лист. Два числа, темнеющие под фотографией, на которые Кейт не обратила внимания, словно толчком, объяснили появление всей заметки. Это был второй удар за последние полчаса. Кейт свернула газету и запихала ее под куртку. Развернулась и быстрым шагом пошла прочь от ненавистного места. Годы жизни значились под фотографией. *** Полковник Гупачев уложил собранные им припасы в объемный контейнер, закрыл крышку и щелкнул крепежами замков. Для ружей имелась отдельная секция, по левому борту – можно было достать оружие, не вставая с сиденья. Глядя на проделанную работу, полковник, усмехнувшись, пробормотал, что и сам составил бы Кейт компанию в путешествии, если бы… Был моложе на двадцать лет, закончила за него Кейт. Двадцать минут назад, когда она без спешки поднялась на платформу (куда ей было теперь спешить?), то застала Гупачева и Сёркиса за удивительным делом – из большой канистры, они заливали топливо в бак несуразного, как ей показалось, изобретения; лодки, будто бы поставленной на четыре, предназначенных для железнодорожных рельс, колеса, с большим решетчатым барабаном в задней части, в котором блестел чистенький пузатый мотор. Гупачев заговорил прежде, чем Кейт вспомнила, что она видит. - В ней столько лошадиных сил, что дай вам удачи будет ее просто остановить, а не умчаться до самой Сибирии! – с жаром заверил ее полковник. Сёркис довольно хмыкнул и закрыл крышку топливного бака. - Дорога никуда не сворачивает, - продолжал Гупачев, вставляя широкий ключ в щель на панели управления. – Она просто обрывается где-то в пустоши, не близко, но и не думаю, что очень далеко. До моста ходу часа четыре. Понятия не имею, куда собрались эти идиоты, но то, что вы их нагоните, это точно. Ну а дальше уж… - Он вздохнул и серьезно поглядел на Кейт. – Вы девушка решительная. И вы вооружены. Не думаю, что дойдет дело до стрельбы, Бугровы ведь пройдохи да и только, у них духу не хватит в кого-то стрелять. Да им и не из чего, я думаю. Я бы действительно с вами поехал, Катюша, но ведь не только дом не отпускает меня. – Гупачев хлопнул себя по бедру изувеченной ноги. – Боюсь, от меня вам будет только обуза. Кейт лишь слабо мотнула головой – она все ждала паузы в речи полковника, чтобы поблагодарить его. В груди стало жарко. Нет, путешествие еще не окончено. Не всегда жизнь, которая тебе предназначена, предназначена именно тебе. Она улыбнулась и кивнула. - За мостом можно спуститься вниз, - Гупачев заметил искорку в ее глазах и был тронут, - там увидите дорогу, она идет вдоль реки. По дороге доберетесь до церкви. Она старая, но крепкая. Внутри есть все для того, чтобы неплохо провести выходные на природе! – Гупачев хохотнул. – Еда, камин, снаряжение и одежда. Помните о церкви, и вам будет, где найти убежище. Надеюсь, Бугровы о ней не знают. – Он кивнул. – Думаю, не знают. - Вот, что я нашла в их бунгало. – Кейт достала газету, стараясь не смотреть на фотографию Елены Романски, протянула полковнику. – Там написано о мамонтовой кости? Гупачев глянул на заметку и протянул газету Сёркису. - Я видел уже такую, - кивнул он. – Да, незаконный промысел заставил научный комитет принять постановление о предании мамонтовой кости статуса национального достояния. На черном рынке очень любят останки древних слонов. – Гупачев усмехнулся. – Ну конечно же, вот чем занимаются наши братья. Хотят, наверное, добраться до залежей мамонтовых скелетов где-нибудь на мамонтовом кладбище. - Ваш поезд удачно им подвернулся, - заметил Сёркис, дочитывая заметку. – Но если они действительно добытчики, дело принимает серьезный оборот. Такие типы на все могут пойти. – Сёркис нахмурился и почесал кустистую бровь. – Может, мне отправиться с вами, мисс Уокер? Кейт покачала головой. - Нет, мистер Сёркис, это моя забота. Вы и так очень мне помогли. – Она протянула руку полковнику. – Вы правы, братья просто разгильдяи. Я справлюсь с ними. – Сёркис тоже ответил крепким рукопожатием. – Встать между мной и Гансом Воралбергом – нужно хорошо подумать, прежде чем так делать. - Тогда не будем терять времени! – Гупачев хлопнул руками, одетыми в толстые рукавицы. – Давайте сюда, Катючка, садитесь, садитесь! Кейт влезла на переднее сиденье дрезины, уперла ноги в специальные подставки, повозившись, пристроила защитный ремень, положила руки на бесхитростный, в виде двузубой вилки, штурвал. Вся панель управления состояла из круглого застекленного спидометра с красной стрелкой и щели с ключом зажигания под ним. Полковник Гупачев стал объяснять, как что работает, хотя догадаться она могла и сама. От управляющего дрезиной требовалось, в основном, удержаться на месте. - Главное, вовремя затормозить, - говорил Гупачев. – Понимаю, времени тренироваться у вас не будет, но все же попробуйте приноровиться – тогда и станет ясно, как держать эту зверюгу в узде. – Он нервно усмехнулся. – Она может ехать и медленно. - Ее делал Ганс Воралберг? – спросила Кейт, натягивая на глаза защитные мотоциклетные очки. Полковник кивнул. - Кроме мотора, да. - Тогда я спокойна. Кейт положила ладонь на рычаг управления двигателем, как показывал Гупачев. Желание поскорее нагнать воров было сильнее страха быть размазанной о первый же поворот. Гупачев и Сёркис стояли плечом к плечу, смотря на нее. - Если все обернется… не знаю как… к лучшему, и дрезина вам больше не понадобится, запустите ее задним ходом, - попросил полковник. Кейт кивнула. - Вы только поставьте на дороге заслон, чтобы она не уехала в Аралбад. Все трое засмеялись. В это время по мерзлым доскам платформы застучали быстрые шаги – шли, почти бежали, двое, и только у одной звук шагов был звонкий; второй же еле слышно ступал мягкими лапами. Малка и юки поспели к Кейт в самую последнюю минуту. - Kai, to khu! – Малка улыбнулась Кейт остренькими белоснежными зубками, помахала рукой. Юки радостно гавкнул, смотря на нее бездонными черными глазами. - Я уж думал ты не придешь, - улыбнулся Сёркис, потрепав Малку по плечу. – Пожелай мисс Уокер удачи на пути в Сибирию. - Ta lit ta Sar`a, - звонко сказала Малка, кивнув. Залезла в карман шубки и протянула Кейт что-то. Подарок. На грубой и прочной веревке вырезанный из дерева брусок. Тонкими линиями была обозначена на нем фигурка птицы. Сёркис и Гупачев разом улыбнулись. - Это харфанг, - сказал Сёркис. – Одно из божественных существ одного из народов Севера. Охраняет в пути. Хороший подарок, мисс Уокер. - Спасибо, - кивнула Кейт, принимая оберег и пряча его под куртку в карман. – Спасибо вам всем. Вот уже несколько месяцев я нахожусь в мире, непохожем на привычный мне. Да и вообще всем… привычным людям. В путешествии я встретила много хороших людей. Вас в том числе. Я всегда буду помнить эту встречу! - Думаю, все встреченные вами люди тоже будут помнить о вас, мисс, - тепло улыбнулся мистер Сёркис, а Гупачев согласно кивнул. - Ганс Воралберг ждет! – сказал Сёркис. И Оскар ждет, подумала Кейт. А всех нас троих ждет Сибирия. Никому не отдам. Она взялась за ключ и повернула. Двигатель взревел – дерни рычаг, и дрезина пулей сорвется с места. - Пока, лохматый! – крикнула Кейт, обернувшись на юки. – Стань хорошим артистом! И толкнула рычаг вперед. Ей показалось, что дрезина попробовала встать на дыбы. Кейт не видела, но была уверена – из-под железных колес снопом сыплются искры. В следующий миг ее вжало в спинку сиденья, стало трудно дышать и если бы не ремень, ее, наверное, уже унесло бы из дрезины прочь. Шпалы железной дороги замелькали в бешеном ритме, но Кейт услышала, как на платформе кто-то крикнул. Она обернулась, и нос к носу столкнулась со счастливой мордой, на которой азартно блестели огромные черные глаза. - Как ты тут оказался?! – только и могла выдохнуть Кейт. А на платформе Малка хохотала, согнувшись пополам и едва не падая; Емельян Гупачев опершись на палку, улыбался, и уже готов был разразиться смехом за Малкой вслед, а мистер Сёркис ошарашено качал головой и, похоже, смеяться не собирался. В этот миг он лишился, возможно, лучшего артиста, который бы мог выступать на его сцене. Хотя на сцене, где берут галоп механические лошадки Ганса Воралберга, никакие другие артисты и не нужны. Часть шестая Великое путешествие Здесь небеса пали на землю, или же земля влилась в небеса. В серой зыби плыли снежинки, невесомый пух, предвестник ночного бурана. Темно-зеленые, почти черные ели подступали к железу и окаменелому дереву нескончаемой ленты, проложенной век назад и тянущейся в дальние дали. Лес еще миловал ленту, не спускался с пологого склона; человек еще мог воспользоваться своим творением, если бы вдруг взбрело ему в голову отправиться туда, где о человеке не слышали и человека не видали. Не взбредало и не отправлялись – природа почти позабыла присутствие своих царей, и здешние звери не знали порой, как гремит указывающая на них двуствольная смерть. Нетронутый край за каймой цивилизации, величественное изначальное, где время остановило свой бег, и мир застыл в единообразии, живя гармонией и упорядочностью. И вдруг – лязг и грохот. Грациозный покой потревожен. Взбрело и отправились – по железной дороге, в туче снежной пыли, оставляя за собой ледяной шторм, несется сплав металла, искусство человеческих рук и мысли, вторгнувшееся в искусство природы. И пригибаются под нежданной бурей ели, и неосторожные звери в ужасе бегут от невиданного. Человек движется к своей цели, и весь величественный мир сейчас всего лишь фон, который сопровождает его. Природа властна над своими царями, и в битве с ними извечно берет верх, но действует слишком неспешно, как является непоколебимой. Человек же, по когда-то проложенному сквозь плоть леса пути, здесь и сейчас, мчится на своем изобретении, и изначальное лишь расступается перед ним. Если бы человечеству было до этого дело, ему, вероятно, стал неприятен бы факт, что представлял его в этом вторжении в вечное действо такой тип, как, вальяжно развалившийся на поручнях в кабине локомотива, Иван Бугров. Холод был ему нипочем, хотя засаленная кожаная куртка, и колючий шарф, и натянутая на макушку кепка не шибко годились для путешествия по зимней тайге. Но Ивана Бугрова согревало предвкушение. Мамонтовая кость и мешки денег, которые он за нее выручит, бодрили не хуже верной бутылки крепкой настойки; вдохновляли на подвиги и свершения. Ну еще, конечно же, шел жар от парового котла, который, после увесистого пинка, разогрела эта металлическая ерунда, похожая на человека. …Конечно, Иван Бугров был удивлен (хотя старался этого не показывать) необычностью и даже фантастичностью поезда, который они угнали. Все эти приборы и механизмы в кабине локомотива, чудные вещицы в пассажирском вагоне (к денежным мешкам, вырученным за мамонтовую кость, была прибавлена внушительная сумма, которая появится после продажи поезда и его барахла), а вдобавок еще и человекообразная заводная игрушка, способная осмысленно изъясняться – за свою жизнь брат Бугров повидал многое, но с таким сталкивался впервые. На железяку у него были особые планы. Вряд ли, думал Бугров, за те несколько лет, что они провели в сибирской глуши, в остальном мире стало в порядке вещей разгуливать в компании с роботом, а значит, денег за него удастся получить не меньше, чем за весь поезд. О том, как доставить локомотив и вагоны из тайги в места цивилизованные, Иван пока не задумывался. Их путь лежал к заброшенной радиовышке, где имелся схрон, и где ждал братьев укомплектованный припасами снегоход, оставленный для них одним из должников. Они застряли в Романсбурге, добравшись туда с Большой Земли с одним из продовольственных обозов. До радиовышки от города было два дня пути, но только если движешься не пешком. Транспортным средством разжиться не удалось, и Иван подумывал уже о дрезине полковника Гупачева, как вдруг очень кстати оказался у них под носом этот поезд и его дура-хозяйка. Она стащила с таким трудом добытый бензин и выпустила отличного юки, за которого дали бы очень дорого – тут уж нельзя было не взять ее поезд. Иван сильно переживал, что лишился ценного зверя, но как только нелепая станция Романсбурга осталась позади, успокоился и приободрился. Поезд и будущие находки стоили нескольких юки. Оставалось только решить, что делать со стариком. Вышвырнуть его на полном ходу Иван не решился. Старика можно было оставить в поезде у радиовышки: после того, как на снегоходе они доберутся до залежей мамонтовой кости (карты у них имелись, и место было известно), они вернулись бы к вышке, погрузили обоз и через тайгу двинулись бы к лежащим перед Романсбургом поселениям, откуда, достигнув районного центра и оставив старика у ближайшего кабака, отправились бы дальше, прочь из тайги, на Большую Землю. Иван так и решил поступить, но вдруг, через час после отправления, в кабину локомотива прибежал взволнованный Игорь и сказал, что старик проснулся. Пригрозив машинисту, Иван отправился в вагон. Старик ничего не понимал и только спрашивал, куда подевалась Кейт. - Она передала тебя нам, - ответил старший Бугров, стоя перед стариком подбоченясь. – Решила вернуться в Америку. Сказала, что ты ей надоел. Иван гнусно хихикнул. - Какого рожна ей возиться с тобой? Мы доставим тебя на границу, но не сразу. Там и разберешься. Старик пытался что-то сказать, но сделать это внятно у него не получалось. Был он какой-то ненормальный, и Бугров только отмахнулся, зашагав к выходу из вагона. - Смотри за ним, - бросил он на ходу Игорю и хохотнул. – Ну и компания у меня – два полудурка и робот. Смех кому рассказать!.. Через пару минут Игорь вновь прибежал в локомотив. - Иван… Иван, старик… говорит… говорит про мамонт… говорит про мамонтов… там. - Ну и что? – огрызнулся Иван. Он думал и не хотел отвлекаться. - Старик говорит… - надувал от усердия щеки Игорь, - говорит, что знает… знает место… где место… где живут юки… юколы. Там… Иван раздраженно дернул плечом, но пошел за братом вслед. - Смотри у меня! – зыркнул он на попятившегося машиниста. Старик сидел на краю кровати, прислонившись к стене, будто кукла, покачивающаяся от хода поезда. Иван поморщился – сколько еще ему терпеть ненормальное окружение? Хотя, тут же успокоил он себя, взглянув на брата, ненормальному окружению при дележе можно давать гораздо меньше добычи. А порой и не давать вовсе. - Что ты тут бормочешь, а? – ворчливо спросил Бугров-старший. – Ты, что ли, знаешь, где живут юколы? - Юколы… мамонты… Сибирия… Кейт… Старик отсутствующе смотрел перед собой и внятно говорить не собирался. - Где юколы? – повторил Иван. – До них далеко? - Кейт… Сибирия… Алексий… Алексий. - Мне неинтересно слушать про твоих товарищей! – рявкнул Бугров, наклоняясь к старику ближе. – Куда вы ехали на своем поезде? Там же дальше ничего нет! Долго добираться до юколов? Старик молчал, глядя в пол. Иван отстранился и сложил на груди руки. - Куда-то они, конечно, ехали, - сказал он Игорю. – Узнать бы куда. Уж наверное там можно чем-нибудь поживиться. – Он потер свой длинный нос. – Не очень-то хочется самому узнавать, куда ведет эта дорога. И снегоход в вагон нам не затащить. А без снегохода как мы вернемся обратно… Иван крепко задумался. Место, где ждала их кость, находилось от железной дороги совсем в другой стороне. Но упускать возможность заработать еще больше не хотелось. А значит, придется старика разговорить. Если эти горе-исследователи действительно знали, где находилось поселение юколов, Иван стал бы богатым до неприличия, ведь, как известно, где живут юколы, там есть и мамонтовая кость. Иван ни разу не видел ни одного юкола, но знал людей, которые сталкивались с таинственными охотниками, приходившими из тундры и приносившими на продажу или обмен великолепную кость. - Давай рассказывай! – велел Иван, справившись с рассуждениями. Безрезультатно – старик не поднял головы. Игорь, стоящий у стола, испуганно жался в угол. - М-м-м, я сейчас пойду и отвинчу голову машинисту! – придумал Иван и, хохотнув, щелкнул пальцами у старика перед носом. – А если и тогда не расскажешь, на обратном пути наведаюсь к твоей Кейт! Да! Я знаю, откуда она будет лететь в свою Америку. Время встретиться у нас будет. Иван развернулся и быстрым шагом направился к двери из вагона. Его обманка получилась довольно дешевой, но с этим стариком можно было играть как с ребенком. Брат Бугров расплылся в ухмылке, когда у дверей голос старика остановил его. - Не трогайте Оскара… и Кейт!.. Иван Бугров не тронул Оскара. Что же насчет Кейт – как знать, может она еще и доберется до поезда. Гупачев великодушно предложит ей дрезину, и она нагонит поезд. Пускай это произойдет, когда поезд будет стоять у радиовышки, а они с братом будут уже далеко. Правда, в таком случае, скорее всего, придется расстаться с поездом и вырученными за него деньгами уже самому Ивану. Что ж, он предпочел оставить этот вопрос на сладкое. Главное, у них будет мамонтовая кость, много-много мамонтовой кости. А Кейт найдет в поезде своего старика. Тащить его с собой не имело смысла – только лишний груз да ненужная забота. В вагоне он не пропадет, и еды ему Иван оставит. Сами же они наведаются к жилищу юколов. Старик рассказал – несколько дней пути, и железная дорога кончится. Упрется в ледяной холм посреди бескрайней пустоши. Кладбище мамонтов, вот что такое этот холм. На его вершине, сказал старик, они найдут столько кости, сколько не смогут и увезти. О самих юколах он умолчал, а когда Иван насел с расспросами, ответил, что лучше довольствоваться костью и своими жизнями, чем лезть дальше и потерять все. Иван отстал от старика и вернулся в локомотив. Он был в раздумьях. Существование юколов он уже почти не исключал, и от того еще больше крепло в нем опасение познакомиться с их копьями. Ну или чем там они вооружены… Иван похлопал Оскара по жесткому плечу. - Давай скорей, железяка! Уже почти добрались до моста. Оскар горестно вздохнул, слегка подтолкнул рычаги. Он не знал, только надеялся, что помощь была близко. Она неслась позади поезда, не обращая внимая на холод, снег и маячащую над плечом мохнатую морду. *** Кейт дернула рычаг до предела, но скорость как будто не увеличилась ни на чуть – и без того деревца вдоль дороги и лес поодаль мелькали неразличимой стеной. За поездом стелился вихрь снежной пыли, и если бы не защитные очки, Кейт не смогла бы открыть глаз. Вагон стремительно приближался, и вот уже потребовалось тормозить дрезину, чтобы не быть размазанной по узорчатым перилам задней площадки. Кейт толкнула рычаг, как показывал полковник Гупачев; удерживающие ремни впились в плечи, не позволив вылететь вперед, а юки, коротко тявкнув, ткнулся в сиденье всей тушей. Дрезина теряла скорость. Но вагон продолжал неумолимо приближаться. Что-то не так было с дорогой, да и с самим поездом. Деревья и снежный наст обрывались, а меж шпал засверкали просветы. И прежде чем Кейт поняла, что встало у них на пути, поезд дернулся, завизжал, брызнул искрами из-под колес. Вагон накренился, дрогнул, и вдруг дорога рассыпалась крошевом. Заскорузлое столетнее дерево шпал посыпалось в пропасть ворошащейся щепой, вместе с черным от времени железом, миг назад бывшим рельсами. Кейт навалилась на рычаг со всей силы, сжала зубы, наверное закричала; дрезина останавливалась мучительно долго, недостаточно быстро; рваные остатки железной дороги, висевшие над пропастью, приближались. Кейт зажмурилась. Когда грохот и скрип прекратились, она приоткрыла один глаз. Живая, пронеслось у нее в голове. Снег падал крупными хлопьями, синевато-белый мир вокруг был безумно красив. У Кейт не было возможности рассмотреть его раньше. Внизу, по дну ущелья, шумела рассыпающаяся о камни хрустальная река. Сердце природы завораживало. Лишь серая масса поезда, зависшая над пропастью, выбивалась из общей картины. Моста больше не было. Он рухнул, не выдержав несущегося на огромной скорости механического поезда. Скорее даже, скорость и помешала кануть в пропасть самому поезду. Локомотив протащил кромсающий мост пассажирский вагон до противоположного края ущелья, и тот остановился уже на непоколебимом камне уступа, лишь частью нависая над пропастью, запутавшись в лохмотьях искореженных рельс. Дрезине же Кейт помог остановиться образовавшийся из обломков дерева и железа затор, в который с грохотом они врезались, и юки, будучи не пристегнутым безбилетником, растопырив лапы, вылетел в сугроб. Кейт медленно выдохнула, щелкнула замками, высвобождаясь из ремней. Вылезла из кресла, с наслаждением чувствуя невредимые ноги. Взглянула на поезд и фыркнула. - Идиоты, - горестно покачала головой, бросила на сиденье очки. – Полные идиоты… Юки, пофыркивая, выбрался из сугроба, отряхнулся и уселся неподалеку. Они стояли по левую сторону железной дороги – деревья здесь не думали превращаться в непроходимую чащу, как это было на стороне противоположной. Укрытые снегом камни и поваленные стволы обрамляли уходящую вдоль обрыва тропку, постепенно спускающуюся вниз к реке, как и рассказывал полковник Гупачев. Если так, то можно было попробовать перейти реку – иного способа добраться до поезда Кейт не видела. Но не станут же грабители ее ждать! От досады она закусила губу. Как же выбираться на этот раз?.. Лесную тишину нарушил звук открывающейся двери. На заднюю площадку пассажирского вагона, гулко ступая по металлу, осторожно вышел Иван Бугров. С каждым шагом он становился увереннее, а оказавшись на краю площадки, у перил, даже легонько подпрыгнул. Расплылся в довольной улыбке. - Держится крепко! – помахал он Кейт. – Без подъемного крана не обойтись! Вот и хорошо. На площадку у него за спиной, совсем без опаски, ступил Игорь. Иван повернулся и зло на него прикрикнул. Игорь поднял руки, защищаясь; медленно, задним ходом, вернулся в вагон. - Где Ганс?! – хрипло крикнула Кейт, и голос ее разнесся в застывшей округе. - Здесь, - указал большим пальцем себе за плечо Бугров, - в полном порядке. И железяка твоя тоже. Видишь, и поезд никуда не денется, будет ждать тебя, сколько потребуется. Он хохотнул и утер рукавом нос. Кейт шагнула к краю обрыва, зашипев от злости. Вспомнила про ружья, которыми снабдил ее полковник. - Мы возьмем немножко бивней, если не возражаете, - продолжил Иван. – Думаю, там хватит на всех. Старик в безопасности, сытый и согретый, будет ждать тебя здесь. Спускайся к реке и перебирайся на эту сторону. Тачанка Гупачева у тебя есть. Вернетесь задним ходом. Все хорошо обернулось для всех нас! - Пошел ты, - презрительно, но уже не крича, бросила Кейт. Но тут же голос повысила – расстояние до «другого берега» было приличным. – Убирайтесь из моего поезда! Старший Бугров покивал. Развернулся и аккуратно пошел к раскрытой двери в вагон. Кейт со всей злобы пнула сугроб. Снежная пыль легла на лицо и забилась в глаза. Иного пути, кроме как в низине перейти реку, у нее не было. Поезд же, как могла она судить, действительно крепко застрял в развороченном железе моста и падать в пропасть не собирался. Но плюсы такое положение предоставляло довольно сомнительные. Что она будет делать, когда окажется на той стороне, Кейт не представляла. Теперь уже окончательно. Никакое чудо из всех возможных не могло бы вызволить многотонный вагон из плена опутавших его рельс. Неизвестно еще, в каком состоянии остался сам локомотив. А Оскар?.. Тут дверь снова открылась и об площадку, неуклюже расставив руки, споткнулся несчастный автоматон, подталкиваемый Иваном. Железное лицо-маска не претерпело никаких изменений, но Кейт хорошо чувствовала душевные состояния Оскара – он был напуган, взволнован и удручен как никогда. Зеленый шарф, за который, видимо, Бугров и таскал автоматона, был растянут и небрежно болтался на шее. Кейт почувствовала в груди такую злобу, что чуть было не кинулась через обрыв прыжком, доверившись ее крыльям. - Вот он, твой робот! – гаркнул Иван, хлопая Оскара по плечу. – Целый и невредимый. Будет ждать здесь вместе со стариком. Так что мы квиты, мисс Уокер! Мы взяли твой поезд, но и вернули его назад. – Он хохотнул. – С осложнениями, но все же! Это тебе за юки и за бензин. Ну и спасибо, конечно! Мы честные воры. - Я тебя застрелю… - пробормотала Кейт и даже дернулась было к дрезине за ружьем, но тут же бросила эту мысль. Если Бугровы действительно решили уходить, пусть уходят, оставив все как есть и не навредив еще больше. Она просто кивнула Ивану и махнула рукой автоматону: - Оскар, я иду за вами! Держись! Тот что-то ответил, но так тихо, что она его не расслышала. Иван схватил машиниста за шарф и втащил в вагон, захлопнув дверь. Больше никто не показывался. И Кейт не стала терять времени. Быстро раскрыв багажный контейнер, она вытащила и бухнула в снег два туго набитых рюкзака. Извлекла из отсека ружья. Закинула рюкзак за спину, подвигалась, привыкая к весу, оказавшемуся не таким уж и великим. Меж лямок продела и закрепила три патронташа, четвертый защелкнув на поясе. На левое плечо закинула ружье, другое взяла в руки. Щелкнула раскрывшимся стволом, вогнала, как учил Гупачев, два патрона. Отложила ружье, держа руку подальше от курков. Огляделась в поисках юки – он был неподалеку, растянулся в сугробе, слившись со снегом. - Иди сюда, - резво позвала его Кейт, берясь за второй рюкзак. Юки мгновенно поднялся и подбежал к ней мелким пружинистым шагом. - Я знаю, ты вьючное животное, - сказала Кейт, разворачивая его и водружая на спину рюкзак. – Юколы возят на вас поклажу. Раз уж ты решился отправиться со мной, - она, выдыхая пар, просовывала толстые лапы в лямки, - будешь как настоящий юки. – Она справилась с передними и взялась за задние. – Доберемся до поезда, к Гансу и Оскару. Там и еда есть!.. – она потянула ремень, укорачивая лямки до нужной длины. – Подкрепишься вволю. Думали смогут украсть у меня Ганса Воралберга! Она встала с колен и зло поглядела на противоположную сторону, проговорив несколько грязных ругательств, ходивших в обиходе ее прежней жизни. Хорошо, что юки не понимал настолько человеческого языка. Поезд выглядел заброшенным, сквозь заледенелые окна вагона ничего нельзя было рассмотреть, а локомотив просматривался отсюда частично. Быть может, негодяи уже и покинули поезд. Если они так поспешно собирались, значит, у них было, куда идти. И заряженное ружье у нее в руках могло прийтись очень кстати. - Ты готов? – спросила она юки. Тот убедительно гавкнул. И зашагал вслед за Кейт по занесенной, но ясно отмеченной тропе. Природа вытесняла произошедшее, делала явью пригрезившийся сон. Торный путь незаметно спускался, через несколько шагов оставленная дрезина скрылась за холмом. Под ногами Кейт и лапами юки мягко шуршал снег и идти было совсем не тяжело, даже не смотря на поклажу и вооружение. Кейт усмехнулась, бросив взгляд на блестящий, испещренный вязью рисунка ружейный ствол, покачивающийся в руках. Мистеру Марсону некого было уже искать – Кейт Уокер из Нью-Йорка не видела уже долгое время и сама она. В таком месте подобные ей и не могли существовать. Здесь пушистые ели наряжены в снежные муфты, вырастающие из сугробов могучие стволы запорошены снегом – он лежит в складках коры и венчает ветви. Этот лес хочется попробовать на вкус, такой он пушистый, воздушный, волшебный. Воздух дурманит свежестью. Ни в Романсбурге, ни даже в горах и в монастыре природа не являла себя настолько. Кейт не помнила, сколько шагала; ей казалось, что целую вечность, но дорога никуда не петляла, спускалась к шумящей реке. Пошел снег. Превратился из мягких хлопьев в скорую вьюгу. Путь так и был выложен по обе стороны камнями, упавшими деревьями; хоть и приходилось идти по колено в снегу, Кейт двигалась резво, без устали. Юки же об усталости и не помышлял; забегал вперед, покачивая заметенным рюкзаком, рычал и гавкал, врываясь в сугробы, спугнул спорхнувшую с ветки желтобокую птичку. Кейт не мешала ему, оставив попытку приструнить с первого раза. Юки мог на нее оглянуться, радостно вывалив язык, но чтобы идти рядом – не могло быть и речи. Едва не сорвался в ставшую близкой реку. - Поосторожней! – крикнула вслед ему Кейт. Юки взглянул на нее, но тут же нырнул в сугроб по левую сторону дороги; принялся рыть лапами, устроив снежный дождь. - Что ты опять нашел? Юки гавкнул. Он откопал интересную вещь, явно созданную руками человеческими – обледенелую пирамидку, составленную из продолговатых, длиной в две ладони, камней. Верно, до церкви уже было недалеко. Кейт с досадой подумала, как с удовольствием задержалась бы в таком месте, под крышей с камином и едой, как говорил Гупачев, не обремененная очередным испытанием. Сейчас же она не знала, стоило ли вообще терять время на то, чтобы заходить в убежище полковника. Разве что Гансу потребуется тепло и уют, который, после поездки братьев, не удастся найти в поезде. Она со злостью сжала зубы. Поезд! Мой поезд, по документам и по существу, разрушен, изувечен – ради чего? Раздраженно и устало фыркнула. Ради личной выгоды воров, ничего особенного. Каким бы необычным не было ее путешествие, все равно ей встречались обыкновенные люди, со своими обыкновенными человеческими поступками. Шумела река. Тут и там, на каменных островках, о которые пенился ледяной поток, попадались короткие бревна, ветви, даже подобие досок, словно где-то поблизости имелось лесопильное хозяйство. С дерева, стеклянно зазвенев, сорвался вихрь снега и льда. На ветке вдруг, совсем рядом, Кейт углядела огромную белую сову, сливавшуюся с лесом, смотревшую на нее желтыми глазами. Так близко, что можно протянуть руку и дотронуться до мягких перьев. Кейт решила не рисковать. Сова не сводила взгляда, но была спокойна, будто человек в таком месте являлся само собой разумеющимся. Юки совы так и не заметил. С лаем, он унесся далеко вперед. Объемная котомка, из-за которой он то и дело заваливался на стороны, не могла усмирить его пыла и любознательности. Остановившись на берегу, почти над водой, юки тянул голову, высматривая что-то в реке. Видно, просыпались охотничьи чувства. - Будешь ловить рыбу? – бросила ему Кейт, подходя. Они оказались на полянке, дорога с которой сворачивала влево, уводила в негустую лощинку. Оттуда, через просветы меж разлапистых елей, открывался великолепный вид. Маленькая пойма, белоснежные берега и стальное, чуть зеленоватое стекло воды; возвышающееся добротное деревянное строение, с укутанной в снег крышей, массивным причалом, стелющимся по воде, уютное и надежное. Венчающие крышу башенки с занесенными стужей оконцами; на одной потемневший от времени крест. Юки оглушительно гавкнул, и Кейт повернулась к нему. Собака-медведь всерьез вознамерился кого-то поймать – настороженно прижимал уши, припадал на передние лапы, оттопыривая толстую попу, помахивая хвостом. Кейт посмотрела, куда глядел он. У противоположного берега щетинился хворостом кропотливо устроенный островок, и вот над ворохом веточек показалась голова хозяина жилища, да и, видимо, всей реки. Кейт хохотнула. - Оставь мистера бобра в покое, - потрепала она юки по голове. – Смотри, он для нас и мостик устроил, а ты так хочешь его за это отблагодарить? Подтолкнула тяжелую тушу вперед, к широкому стволу, перекинутому через реку, едва не касающемуся воды. - Давай-давай!.. Юки перебежал на другую сторону в мгновение ока. Кейт же опасливо не спешила; мелкими шажками, балансируя с ружьем, будто канатоходец. Оказавшись на берегу, выдохнула. Юки разочарованно плюхнулся на снег – хатка бобра и с этой стороны была недоступна. - Доберемся до поезда, пообедаешь, - пообещала ему Кейт, поправляя лямки рюкзака. Велела себе не думать о ноющих плечах и о том, чтобы избавиться от второго ружья. Огляделась. - Куда дальше?.. Ясно намеченная дорога на этой стороне от реки терялась. Свободное от деревьев пространство только намекало на путь. Кейт махнула юки рукой. Через несколько десятков шагов вышли к низенькому заборчику, чуть выше колен – брусьям, уложенным на вкопанные в землю колоды, умело перевязанные плотной веревкой. В снегу аккуратно лежали распиленные бревна. Вновь объявилась дорога; петляя, она уводила в редкий подлесок и заканчивалась, наверное, у дома-церкви. Двинулись дальше. - Не беги вперед, - окликнула юки Кейт. – Как тебя, кстати, зовут? Ты вообще хоть с людьми встречался до меня? Или до Бугровых?.. – Выдохнула. – Надо придумать тебе имя. Дэн. Эй, Дэн! Рядом, Дэн. Не спеши. – Она усмехнулась. Глупое имя. Юки же даже не оглянулся на ее разглагольствования. – Ну тогда юки и будешь. Эй, Юки! Посмотрел, вильнул хвостом. И понесся дальше. - Надо жить с собаками, - сказала сама себе Кейт. – Самое лучшее общество… Вдруг насторожилась. И в следующий миг рванулась вбок, рухнула в снег, к ограде; прижалась плечом. Ружье только мешало. Не говоря уже обо всем остальном. - Юки, - прошептала одними губами. – Юки, назад… Но он и не думал бежать. Пригнулся на лапах, спрятавшись за кустом. Тоже увидел…. … как за деревьями мелькнул тощий искривленный силуэт. Серая шерсть, тонкие длинные ноги. Облезлый обвисший хвост. Кейт не видала волков даже в зоопарке – в привычной жизни было множество других важных дел. Потянула тугую затворку предохранителя. Чуть задрожала, больше от того, что ружье в руках, как казалось, могло теперь выстрелить в любую секунду. Взяла удобнее. Волк двигался в их сторону. Неспешно и как будто не зная, что они здесь. Может, это был уже старый волк, не способный учуять на расстоянии. Как там у волков бывает… Глянула на просвет меж деревьями, куда уходила дорожка. Дом виделся уже отсюда, большой, обнесенный дощатым забором, с заледеневшими окнами, с крепкой дверью. Не так далеко. Но и совсем не близко. А в другой стороне, если оставить обустроенный путь и пройти вдоль леска, над нешироким ущельем протянулся хлипкий веревочный мосток, за которым начинался лесистый склон и далеко-далеко, если только не казалось, виднелась темная полоска железной дороги. Они с Юки сделали порядочный круг. Пути было два, но волк шел по одному из них. Кейт не знала, чего боялась больше – самого хищника, или того, что придется в него стрелять. Снова посмотрела в сторону дома. Все же, наверное, волк не видел их. Он безразлично шагал, опустив голову, но, так или иначе, становился все ближе, и медлить больше было нельзя. Стараясь двигаться бесшумно, Кейт поползла вдоль изгороди, на коленях, прежде щелкнув опять предохранителем. Умный Юки не двигался с места, ждал ее. Вот уж действительно с таким не пропадешь. Волка уже не было видно за сугробами, когда Кейт добралась до своего компаньона. Решилась подняться. Углядела мелькнувшую за деревьями серую шкуру – волк забирал влево, в сторону от них, но близко к месту, где минуту назад была Кейт. Полусогнувшись, она двинулась по дорожке, увлекая за собой юки. Чуть отойдя, ускорила шаг, почти побежала. Юки мягко следовал рядом. Дом лежал в белоснежной долине, и высокая сопка, откуда они спустились, казалось, нависала над ним стеной. Лесок, через который вела дорога, прятал убежище от глаз; здесь же росли одинокие ели, было светло и просторно. Слышалась шумевшая по другую сторону дома река. Дом был высоким, двухэтажным, хотя, подумала Кейт, скорее всего никакого второго этажа не было, а мансардные окна предназначались для общего зала. Это же церковь, точнее, была когда-то церковью. На миг забытое чувство причастности к времени, что испытывала она давно в Валадилене и Баррокштадте, чуть не заставило ее остановиться, не взирая на бродящую позади серую опасность. Конечно же, не остановилась; обогнула покосившийся забор, заглянула в окна. Ничего нельзя было рассмотреть. Шагнула к двери, взялась за ручку. Полковник Гупачев не рассказывал ничего о замке. Где же искать ключ? Ручка натужно повернулась, щелкнула, и дверь, скрипнув, отворилась. Кейт выдохнула облачком пара от радости. Приоткрыла больше и заглянула в дом. Вдохнула приятный запах дерева, застоявшегося пустого жилища. Огромная комната была наполнена белесым, сочившимся из многочисленных окон, светом. Быстро взглянула на выходящую из леса дорогу – никого. Сердце колотилось, от бодрящего чувства опасности, и от прекрасного места, в котором она находилась, тоже. Распахнула дверь шире, пропуская в дом юки. - Заходи скорее! Он забежал, едва не застряв со своей поклажей в проходе. Пришлось подвинуться и подтолкнуть. Юки прошагал на середину комнаты, растряхивая снег, ступил на толстый ворсяной ковер и с шумом уселся. Чихнул, взмахнув челкой. Кейт еще раз оглядела дорогу и тоже зашла в дом. Плотно закрыла дверь, углядела щеколду и выдвижной замок. Воспользовалась всем. Подергала за ручку – дверь держалась крепко. Облегченно вздохнула и развернулась, оглядываясь вокруг. Стояла невообразимая тишина. Кейт положила ружье на пол, вдоль порожка стены, так же поступила и со вторым; поставила котомку, с наслаждением повела затекшими плечами. Малейшее движение отчетливо шуршало по всему дому. Она никогда не была в церкви (если не считать обители Игумена), но понимала, что от святого места здесь осталась, лишь, форма, да крест на крыше. Дом представлял собой прекрасный охотничий коттедж, с большим, выложенным камнем, камином, заботливо сложенной дровницей, вылинявшей медвежьей шкурой перед пустым очагом, длинным деревянным столом посреди комнаты, выцветшими креслами, мягкими коврами на полу, уютным кухонным уголком у дальнего окна. У стен высились шкафы с инструментами, плотничьим ремеслом и рыбацким делом. Вдоль противоположной от камина стены стояла огромная двуспальная, прилежно застланная, кровать. Над дверью раскинулись желтоватые оленьи рога. Имелась еще одна дверь, напротив двери, через которую они вошли. За окнами мутным пятном виднелась река и деревянный спуск к причалу. С потолка на длинных цепочках свешивались застекленные светильники, на столе, в кухне и на подоконниках стояли подсвечники. Каминная полка с одной стороны была заставлена книгами. Быть может, так подумалось от усталости и после прогулки через зимний лес, но Кейт решила, что это лучшее место, в котором она оказалась за все свое путешествие. Как жалко, что рядом не было Ганса и Оскара – ну или хотя бы они были бы в безопасности. Нельзя задерживаться. Вдруг этот волк поблизости не один, и к поезду их сбежится целая стая! Кейт мысленно велела Оскару не забыть запереть все двери. И не слишком-то разгуливать по висящему над пропастью вагону. Выглянула в окно. Через занесенное льдом и снегом стекло не удалось ничего рассмотреть; пришлось взяться за раму, щелкнуть затворами и слегка приоткрыть. В комнату вместе со снегом, дыхнуло морозом. Волка перед домом не было, и дорога, исчезающая в лесу, пустовала. Кейт нахмурилась. Сколько времени они здесь проведут? Да и как узнают, что можно уже выходить… Закрыла окно и стряхнула с плеч снег. Нет, правильно, что она решила спрятаться здесь. То, что она обвешана оружием с ног до головы, и даже ее решительный настрой, не делают из нее таежную охотницу. Они переждут здесь с четверть часа. Отдохнут и подкрепятся. - Давай я тебя распрягу. Освободившийся от тяжбы юки сразу же направился в кухню, головой открыл дверцу шкафа и залез внутрь по самые плечи. Загрохотали упавшие на пол жестяные консервные банки. Кейт подошла следом. У полковника Гупачева везде царил житейский порядок – вещи в доме хоть и не были выставлены со скрупулезностью, а утварь в столе и на столе громоздилась кое-как, все равно все выглядело по-мужицки опрятно, добросовестно. Кейт подняла опрокинутые банки, мягко прогнала юки и осмотрела шкаф сама. Здесь имелось все для добротного сытного обеда. Консервные банки с тушеной говядиной и свининой плотно заняли угол шкафа, когда Кейт сдвинула и собрала их в кучу. Открыла плетеный короб с сухарями. На нижней полке нашлись мешочки с сахаром, солью и мукой. В углу кухни, у окна, стоял даже облезлый, когда-то белый, но сейчас серо-коричневый пузатый холодильник, который, впрочем, оказался пустым. Кейт представила, как полковник приезжает сюда порой, в эту обитель тишины и покоя, из не слишком-то громкого своего Романсбурга, ловит рыбу, спит на огромной кровати, готовит еду, занимается каким-то хозяйством. Покачала головой. Никогда не задумывалась о таком. Работала. Получая удовольствие. Мечтала о крупном престижном деле… Какая глупость… Она поднялась, прикрыла дверцы. Мельком взглянула в окно – никого. Юки вновь потянулся к приоткрытому шкафу, глядя на блеклую обертку консервной банки. - Перекусим, обещаю, - кивнула ему Кейт, подходя к двери на причал. – Только сначала заглянем сюда. Конечно, она надеялась, что за домом окажется спасительная тропинка, которой они смогут незаметно уйти. С холма ничего такого углядеть не удалось, а когда Кейт, вслед за юки, вышла за порог, стало ясно, что о том, чтобы выбраться из дома берегом, можно было и не мечтать. Широкий, сложенный из бревен помост нависал над самой водой; слева к дому примыкала каменистая гряда, далее все больше возвышающаяся, переходящая в неприступную стену, сливавшуюся с закрывавшими горизонт, приглушенными зимней завесой, горными пиками. Когда Кейт смотрела на дом с высоты у бобровой плотины, озеро не полностью открывалось ей; сейчас же она видела великолепную картину – река низвергалась здесь пенящимся водопадом, совсем небольшим, будто миниатюрной копией старших собратьев, но шумящим, поднимающим кристальную пыль и снежную дымку. По всему озеру бежала беспрестанная рябь. К причалу спускалась удобная лестница. Кейт восхитилась простоте и умелости человеческих рук, разглядывая, как темное дерево бревен и досок образует надежную конструкцию, перевязанную окаменевшими толстыми тросами, невесть сколько лет стоящую в сердце природы, непоколебимую и впредь. По правой стороне дом плавно переходил в лодочный сарай; массивная створка ворот была приоткрыта, виднелась пузатая, стоящая на приколе лодка. Река не заканчивалась этим озерцом, через узкий проток убегала дальше, теряясь в заснеженном лесу. Завороженная красотой, Кейт спустилась на причал. Доски мягко скрипели. Юки, оскальзываясь, проехался задом по последним ступенькам; радостный, подбежал к краю причала, высунул голову, едва не касаясь усами воды. Кейт взяла его за шкирку, оттянув подальше, чтобы не сорвался. Присела и открыла небольшой металлический ящичек, стоящий подле крестовинки, на которой, закрепленная, держалась длинная тонкая удочка. Внутри рядками лежали приманки: желтые, красные и голубые. Кейт защелкнула крышку ящичка, поднялась, глубоко вдохнув чистый воздух, смотря на пушистые, склоняющиеся к воде елочные ветви на другом берегу, радуясь полковничьей идиллии. Начинала понимать, какой должна стать ее собственная жизнь, после того, как она увидит Сибирию. - Нас ждут Ганс и Оскар, - взглянула на юки Кейт. – Не обижайся, но рыбу ловить мы не будем. Юки издал звук, как если бы у него был заложен нос. Они поднялись с причала на помост и зашли в дом. Кейт перетащила рюкзак в кухню, на стол, и принялась рассматривать, что приготовил для нее полковник Гупачев. Внутри оказалось множество отделений, в которых аккуратно и плотно лежали припасы. Кейт не стала ворошить, создавая беспорядок, но на вид и на ощупь распознала теплую одежду – штаны и свитера, такая же, как у нее, куртка с капюшоном, колючие носки и еще что-то в этом роде, в глубине котомки. Одежду от еды отделяла плотная перегородка. Кейт выложила на стол объемные свертки грубой серой бумаги, в которых оказались вяленое мясо, сыр и хлеб. В деревянной переплетенной бутыли был ягодный морс. Нашелся и чай; мешочек с сырым картофелем, а в маленьком коробке – соль. Ближе ко дну рюкзака лежали консервы. Третью секцию полковник укомплектовал полезным инвентарем – несколько мотков веревки, железные крюки, все необходимое, чтобы разжечь огонь. Такой запас обеспечивал несколько приятных деньков лесного путешествия, но вряд ли им можно было обойтись на всем пути, что приготовил Ганс. Хотя, если окажется, что поезд действительно вышел из строя, дальнейших припасов и не требовалось. Лишь бы с Гансом и Оскаром все было в порядке. С едой решили не тянуть и обойтись без всякой готовки. Для юки Кейт открыла три банки сразу, из полковничьих запасов на кухне, сама же обошлась морсом, мясом, сыром и хлебом. Не думала даже, что такая нехитрая еда может быть настолько вкусной. Юки только похрюкивал от удовольствия, елозя по полу уже почти пустой миской. За окном падали крупные снежинки. И далась Гансу эта Сибирия, думала Кейт. Разве не было у него всего в Валадилене? Она допила морс и поднялась из кресла. Чтобы показать это все Кейт – вот для чего так сложилась жизнь Ганса. Уложила припасы в рюкзак, до блеска вычищенную миску юки поставила у окна на кухне. Потом провозились пару минут, вновь прилаживая на спину юки его котомку. Наконец оказались готовы, и Кейт, сжимая в руке опостылевшее ружье, взялась за ручку двери. И вдруг юки испуганно всхрапнул. Кейт еще не слышала от него таких звуков, но было похоже, как если бы кто-то грубо и неожиданно его отпихнул. Оглянувшись, Кейт увидела, как медвежья собака, пригнувшись и едва не касаясь пузом пола, медленно пятится от двери. Кейт вмиг отпустила ручку, словно обжегшись. Фыркнула, мысленно себя укорив – ведь забыла, какая нужда заставила их оказаться в доме. Но, выглянув в окно, никого не увидела, и смешавшиеся следы на снегу, цепочкой протянувшиеся от леса, принадлежали, без сомнения, ей и юки. Кейт снова открыла окно, выглянула. Состоящий из тишины мир. Делать нечего, нужно выходить. Она закрыла окно и подошла к двери. Юки такой уверенности не разделял. - Думаешь, там кто-то есть? – тихо спросила Кейт, и юки наклонил голову. – Сказал бы уже. Все-таки потянула затвор, приготовив ружье к стрельбе. - Я открываю, - сказала она за спину, откуда доносилось сопение. В следующий миг заснеженный лес поразил такой грохот, какой, наверное, не слышали здесь никогда – не считая недавнего крушения поезда. Все слилось воедино: и заливистый сиплый лай юки, и короткий звонкий вскрик Кейт и, в ответ на это, протяжный громогласный, пронизывающий и заставляющий дрожать все вокруг, рык. За дверью оказалась ворочающаяся темнота, лишь по краям дававшая просветы; темнота ринулась вверх, приняв форму – великан, заглядывающий в дверной проем как в игрушечный домик, ощетинившийся бурым мехом, распахнувший огромную пасть и являя белоснежные страшные клыки. Кейт обдало волной горячего воздуха, вместе с паром и снегом хлынувшего в дом, но через мгновение она уже захлопнула дверь, и чудовище исчезло – будто сменили декорации. Путаясь в замках и уронив ружье, удалось запереться, и вовремя. Дверь ощутимо толкнули; если бы Кейт замешкалась, она распахнулась бы до самой стены. Подхватив с пола ружье, Кейт отбежала вглубь дома, оттащив за шкирку и юки. Снаружи слышалось ворчание и скрежет когтей; дверь дрогнула снова. Уронив стулья, Кейт приткнулась к ножке высокого стола, утягивая за собой юки. Схватив стул рядом стоящий, придвинула перед собой, оперев на него ружье. Прицелилась на окно. На пол легла тень, поползла, становясь все больше, и заполонила собой дом. Великан заглядывал в окно. Сквозь поскуливание юки слышалось свистящее дыхание и порыкивание. Принюхивался. Кейт могла не целиться, промахнуться было невозможно, но всей душой она желала, чтобы внезапный гость не заставлял стрелять. Потому что одним выстрелом тут было не отделаться. Великан уходить не собирался, и временить с добычей, видимо, тоже. Огромной лапой с черными когтями он полоснул зазвеневшее стекло. Посыпались осколки. Кейт зажмурилась и коснулась курка. Но нажать не успела. Внезапно раздался шум, от которого затряслись пол и стены, а чашки на столе задребезжали. Кейт распахнула глаза. По комнате дома пронеслась еще более темная тень, от реки к лесу, и кухонное окно задрожало. Великан, уже опершийся об оконную раму, не замечая впивавшихся в мех осколков стекла, подался назад и словно оторвался от дома. Вновь стало светло. Громко рыкнув, великан зашумел по снегу, и Кейт была уверена, что он убегает от дома, в сторону леса. И вдруг сделалось тихо. Перевела дыхание. Вдали слышались будто бы раскаты грома, но звук постепенно удалялся, пока не исчез совсем. Выждав, Кейт поднялась и подкралась к окну. Дом наполнялся холодом, снежинки ложились на пол, усеянный осколками стекла. На раме кое-где великан оставил клочки шерсти; снег перед домом взрыхлен могучими лапами, а в сторону леса проложена целая дорожка. Лесному зверю не понравился грохот с небес, и он, каким бы не был могучим, решил спасаться бегством. И им с Юки задерживаться не стоило. Конечно, мысль, что они пойдут за хищником вслед, заставляла Кейт холодеть без всякого мороза, но и дожидаться, когда он вернется, было не лучше. Кейт сорвала с кровати одеяло и как могла плотно заделала им окно. Полковник Гупачев нес от нее только убытки. - Давай, Юки, пока не поздно! Щелкнула замками и открыла дверь. И как только могла смотря из окна до того, как столкнуться с великаном, не распознать, какие следы оставила медвежья собака, а какие настоящий медведь. Огромные лапы истоптали все вокруг, а не увидела Кейт его потому, что был он в тот момент за стеной дома. Вероятно, прятался. Закрыв дверь и махнув рукой юки, Кейт быстро зашагала к лесу. Поначалу Юки пробовал держаться позади, но вскоре нагнал, вперед, все же, не забегая. Медведя и след простыл – было видно, как он убегал по дороге, в сторону, откуда Кейт и Юки пришли некоторое время назад. Путь к мостку через ущелье выглядел свободным, и они двинулись туда. Встреча с волком теперь казалась сущей безделицей, больше заботил загадочный шум, прогнавший зверя. Гупачев что-то говорил про комету?.. Наконец, по глубокому снегу, добрались. Мосток выглядел очень ненадежно, хотя загрубевшие веревки были устроены к толстым столбам на краю ущелья с таким же умением, что и причал за охотничьим домом. Кейт недоверчиво подергала одну из веревок, служившей перилами. Оставалось лишь довериться полковнику. Наверное, он предупредил бы ее, если б этого перехода следовало опасаться. Придя к такому выводу, Кейт, закинув на плечо ружье, взялась руками за веревки-перила и шагнула на темные доски. Мосток заскрипел. Дощечки были уложены с зазором, и через него открывался прекрасный вид на окаймленную льдом стальную полоску реки далеко внизу. Кейт велела себе смотреть только вперед. Четверть пути она преодолела. Вдруг мосток качнулся больше обычного, и Кейт резко обернулась. Это юки, нетвердо стоящий со своею поклажей, ступил за ней следом. - Эй, по очереди! – крикнула ему Кейт. Юки невозмутимо прошагал и остановился у ее ног, махнув челкой. С размаху уселся, и Кейт почувствовала, как весело стал пружинить мосток. - Юки! И почти побежала вперед, подталкиваемая страхом и беспечной глазастой физиономией. Треск раздавался все ощутимей. Противоположный край ущелья приближался, и Кейт видела, как он сыпется снежной крошкой от пляшущих балок моста. Уж лучше бы она еще раз пережила встречу с медведем, чем то, что происходило сейчас. Но вот… …под ногой хрустнул сугроб, и Кейт выдохнула. Посторонилась, пропуская юки, совершенно спокойного. Очень хотелось отвесить ему крепкого пинка, но желание это скоро исчезло. Они перебрались, сохранив в целости и свои жизни, и имущество полковника Гупачева. До поезда было еще идти и идти. Лес по эту сторону ущелья выглядел уютней и приветливей. Не потревоженное снежное одеяло стелилось волной, укрывая многочисленные овражины, камни и холмы, но легко можно было видеть, где шла дорога. Ею и двинули, по колено в снегу. Юки пыхтел от натуги, но выглядел по-прежнему невозмутимо и неустанно. Вскоре дорога пошла на подъем, и Кейт и не заметила, как они оказались в узкой долине, меж лесным распадком с одной стороны и неприступной, почти без зазоров, каменной стеной с другой. В долине стоял сине-белый сумрак, сильней поваливший снег еще больше скрывал обзор. Естественно, железной дороги и уж тем более поезда видно не было, но Кейт решила подняться по дороге наверх, и оттуда уже осмотреться. Подъем вдоль стены становился все круче, но заснеженная дорога тянулась ровной полосой. Вдруг юки пронесся мимо, барахтаясь в снегу, поскакал вперед Кейт, огласив лес сиплым лаем. Кейт замерла, оглядываясь, пытаясь понять, чем была вызвана такая реакция. На фоне темных зеленых елей проскользнул белоснежный комок, стремительно набирающий высоту. Недавняя знакомица, белая сова, попавшая, наконец, во внимание юки. Толстому увальню, конечно, было ее не догнать, но лаять от этого он не переставал. Сова поднялась вдоль отвесной стены и скрылась за ее кромкой. Юки, опершись о камень лапами, глядел вверх, урча и пофыркивая. Вскоре и Кейт, слегка запыхавшись, поднялась за ним следом и встала рядом. - Что-то на медведя ты так не кричал, - сказала она ему, осматриваясь по сторонам. Устало опустила ружье в снег – они оказались в тупике. Стояли на поросшем деревьями каменистом холме, у подножья горной стены. Деревья не давали рассмотреть полоску железной дороги, но Кейт не сомневалась, что двигались они в верном направлении. Она задрала голову и, ладонью прикрыв от снега глаза, попыталась рассмотреть вершину стены, сливавшуюся с серыми небесами. Нечего было и думать, чтобы забираться здесь. Кейт подошла к окаймлявшим вершину холма деревьям и, ссыпав снег, раздвинула ветви. Узкая тропка, поднимавшаяся вверх по горному карнизу, петляла меж камней и кустов. Неизвестно еще, какой путь был безопасней. Кейт вернулась к юки, прикидывая, как им пройти, не сорвавшись вниз. Вдруг сверху, с вершины стены, перед юки осыпалась снежная крошка. Кейт задрала голову и увидела ухмыляющегося Ивана, осторожно глядящего вниз. - Никак, заплутали? – крикнул он, и эхо унесло его голос, лишь малость передав Кейт. Кейт раздраженно щелкнула языком и на всякий случай отошла от стены подальше – вдруг братья решат сбросить что-нибудь им на голову. - А вы-то сами? – крикнула она в ответ, но Иван, наверное, ее и не услышал. Исчезнув на миг, он появился снова. Позади маячила тень, не иначе как Игорь. - Поезд вот он! – снова крикнул Иван. – Поднимайся сюда, мисс Уокер, по склону. Потом спустишься с обратной стороны и лесом доберешься до дороги. Что ж делать, тут прямых путей нет. - Спасибо за заботу! – Вряд ли ее услышали, но Кейт этим и не интересовалась. Окликнув юки, она стала продираться к тропе через разлапистые ели. И вдруг замерла. Издалека, из снежной завесы, снова раздался неведомый грохот. Юки поспешил спрятаться в кустах. Мельком глянув на гору, Кейт увидела, как Иван заметался по краю стены. Она принялась вглядываться в сине-серое небо. Вдруг зыбкая дымка приняла очертания, окрасилась темно-красным росчерком, становящимся все ярче, полыхающим огнем и оставляющим за собой шлейф черного дыма. Гул нарастал, и по мере того, как он приближался, в Кейт крепла уверенность, что она видит. Это было крушение, прямиком на гору, где маячили братья Бугровы. Миг спустя Кейт упала в сугроб, закрыв руками голову – дымный шлейф пронесся над ними, исчез за кромкой стены, а потом раздался грохот, и задрожала земля. Упал. По небу, уже из одной точки, расплывалась клубящаяся чернота. Кейт нашарила в снегу ружье и, вытащив из кустов Юки, бросилась под ели напролом, на узкую тропку. Она едва верила в то, что с ней происходило. Упавшей кометой, в этом не было никаких сомнений, было летающее крыло Ганса, в котором она отправила в полет Бориса Шарова несколько дней назад в Комколзграде. Как давно это было. И как случилось, что именно сейчас и ровно в этом месте космонавт потерпел крушение! И разбился?.. Кейт задохнулась от волнения и побежала еще быстрее. Опасная страшная дорожка по краю горы пронеслась за считанные минуты, и вот уже они с юки стояли на вершине, пытаясь отдышаться от быстрого подъема. Братьев и след простыл, но совсем недалеко, из-за деревьев и холмов, высоко в небо вился столб черного дыма. Сопка, где они оказались, была самой высокой в ближайшей округе; с нее открывался завораживающий вид на исполинские горы, заполнявшие собой горизонт, дикие и пустынные, похожие на те, что тянулись под дирижаблем на пути в Аралбад. Снег падал крупными хлопьями, закручиваясь в вихри, шелестела поземка. Широкое плато, обрамленное валунами и редкими соснами, пологим скатом спускалось в лес, за которым, отсюда хорошо видная, тянулась железная дорога. Темной грудой выглядел поезд, уже наполовину скрывшийся за сугробами, пустынный и безжизненный. И в нескольких шагах дымило упавшее летающие крыло Шарова. Гадать о выборе пути не приходилось. Следы братьев вели в противоположную от ската сторону, исчезая в небольшом пролеске. Встречаться с ними у Кейт не было никакого желания, и она махнула юки рукой, желая скорее убраться отсюда. Перебежав открытую местность, стали продираться через колючие ветви к месту крушения. Вдруг позади раздался шум. Кейт обернулась и только успела заметить волну снежной пыли, оставленную пронесшимися на санях Бугровыми. Она выскочила из-за деревьев, чтобы посмотреть им в след. В воздухе таял запах бензина, снегоход с братьями скатился в долину, затерявшись в лесу. К счастью, двигались братья не к поезду, сразу забрав левее, параллельно тянущейся вдаль дороге. Кейт пожелала себе никогда больше с ними не встретиться. Она прошла немного по следу, оставленному санями. За леском, откуда братья выехали, виднелась поляна и занесенный снегом покосившийся сарай, притулившийся к каменному основанию, с которого возвышалась высокая железная конструкция с тарелкой и сплетением антенн наверху. Радиовышка. Убежище, подумала Кейт. Решив, если вообще понадобится, заглянуть туда перед спуском к поезду, она продолжила путь к упавшему летающему крылу. Столб дыма уже почти истаял. Юки на снегоход братьев смотреть не ходил, и потому, миновав заросли, дожидался Кейт, в волнении поскуливая. Наконец и она продралась через тяжелые еловые ветви. Свободная от деревьев проплешина уводила к спуску с холма, превращаясь невдалеке в каменистые предгорья. Ярко-красные осколки реактивного крыла, разлетевшиеся повсюду, уже начали скрываться под снегом. Кейт медленно обходила их, чувствуя исходящее от железа тепло. Юки притих и поглядывал то на один осколок, то на другой, иногда показывая им острые клыки. У края холма, застряв на острых камнях и потому не сорвавшись вниз, лежал искореженный кокпит, топорщащийся обломками крыльев. Кейт подходила ближе, и удивление росло с каждым шагом. Кабина пилота была раскрыта, и стеклянная крышка отсутствовала. Внутри никого не оказалось. Кейт вскочила на остаток крыла, заглянула – блеклые приборы помигивали, некоторые сыпали ворохом искр. Раздавалось потрескивание и щелчки, будто в недрах кабины что-то замыкало. Кейт поспешила отойти подальше. Подозвав к себе Юки, чтобы и тот не лез к проводам, растерянно оглядывалась. Где пилот, полковник Борис Шаров? Юки тоже водил носом из стороны в сторону, и в один миг вдруг напрягся, что-то увидел. Оглушительно гавкнул, от ноги Кейт при этом не отходя. Она задрала голову, смотря туда, куда смотрел он. И взволнованно выдохнула. Прямо над ними, повиснув на одинокой ели и почти невидимый в пушистых ветвях, покачивался космонавт Шаров, бессильно обмякший и не подающий признаков жизни. Теперь, приглядевшись, можно было видеть белую парусину парашюта, вплетающуюся в снежные еловые лапы. Но полковник оказался не мертвым. И даже в сознании. Борис Шаров спал, и шелестящий храп сливался с кружащим снежинки ветром. Кейт прислонила ружье к какой-то детали летающего крыла, прочно засевшей в снегу, скинула второе ружье и рюкзак. Разминая уставшие плечи, подошла ближе к висящему космонавту. - Э-э-эй! – крикнула она, задрав голову. – Борис! Проснитесь! Проснитесь же! Позади нее юки чихнул. Шаров храпел, и мир для него не существовал. Кейт поняла, что может кричать сколько угодно, результатом только будет потерянный голос. В прошлую их встречу полковник тоже не сразу настроился слушать ее. Он жив, и это самое главное. Хоть в последнее время у нее и не было случая вспомнить об этом, Кейт переживала за судьбу несчастного испытателя. В какие космические дали отправила она его? Смотря на мешком висящего космонавта, Кейт чувствовала, как с души ее сняли огромный камень. - Полковник! Ну что же мне с вами делать? Очнитесь! Бесполезно. А время, тем временем, на месте не стоит. Быть может сейчас в долине, в поезде замерзает Ганс, а она торчит здесь, пытаясь докричаться до старого алкоголика. Ситуацию нужно было менять еще решительнее, чем она это сделала в их первую встречу, когда вылила на Шарова кастрюлю ледяной воды. Скатала снежок и зарядила им полковнику в лоб. Тот ответил невнятным бормотанием. - Просы…, - швырнула еще, - …пайся! Глядя, как снежки весело разлетаются о полковничий лоб, Юки подпрыгнул и вознамерился перехватить хоть один в воздухе, решив, видно, что Кейт затеяла игру. - Нет, это совсем не весело! – крикнула ему Кейт, снова замахиваясь. – Если этот летчик сейчас не проснется, я выстрелю в его толстый зад, обещаю! - А-а-а! Снежок залепил Шарову все лицо, как раз в тот момент, когда он открыл глаза. Кейт вовремя спохватилась, чтобы не кинуть следующий. Полковник говорил что-то на родном языке. - Mat` twy`u… Вы?! – Он проморгался и вытаращился на Кейт. – Опять вы! - А что, вы не рады? - раздраженно крикнула она в ответ. – Скажите спасибо, что вообще еще живы! - Что?.. – Шаров потерянно огляделся и будто только сейчас осознал, где и как он находится. Более несчастного выражения лица Кейт не встречала. – А-а… Мисс Уол… Как я здесь оказался! Снимите меня! Я не хочу! - Отстегнитесь, Борис. - А, точно. - Он замолчал, осматривая крепления на плечах. Потом посмотрел на Кейт. – Но я же упаду! Ганс в поезде один, мелькнуло в голове, и Оскар тоже. - Отстегивайтесь, кому сказано! – Даже юки прижался. – Вы уже упали, и ничего! Я вас поймаю. Полковник судорожно кивнул. - Ну хорошо… Заснеженный мир огласил короткий жалобный вскрик. - Вы меня не поймали! - И не собиралась. - А ведь обещали… - Полковник! – Кейт помогла ему выбраться из сугроба, – я действительно очень рада нашей встрече, но у меня сейчас совсем нет времени. Ганс Воралберг в опасности. - Ганс Воралберг? - Да. Мерзкие братья похитили его, и теперь он один, над пропастью… - Пропастью?.. - … И поезд, наверное, уже никуда не поедет. Она с досады пнула валявшуюся под ногой железяку. Юки проводил ее взглядом и бросился доставать из снега. - Так вы, значит, нашли Ганса Воралберга? Кейт устало посмотрела на него и вздохнула. Борис Шаров уселся на обломок крыла, стащил шлем и принялся массировать голову, а Кейт бегло пересказала ему события этого сумасшедшего дня. Как оказалось, полковник видел едущий через тайгу поезд еще несколько часов назад. Сам он намеривался достичь края горной долины, развернуться и отправиться назад, в Танду. Такой город, в ста километрах от Романсбурга, куда Шаров запросил посадку. С ним произошло много интересного, после того как Кейт запустила реактивное крыло. - Я был среди звезд, мисс! Все остальное теперь не имеет значения. Конечно, крыло не доставило полковника на орбиту, но и той высоты, на которой он оказался, хватило с лихвой, чтобы быть счастливым до конца жизни. Ганс построил великолепную машину. Ее первый и последний полет достоин такого творения, и Шаров не очень-то унывал, что больше крылу не летать. - Все равно, что один раз увидеть и умереть! Пробыв несколько часов в заоблачных высотах, полковник спустился вниз, сориентировавшись, где находится. Долгие годы он не покидал Колкомзград и чувствовал себя заново родившимся. Вскоре он совершил посадку в небольшом шахтерском городке – местные жители едва не приняли его за пришельца. Наведавшись в тамошний трактир и «подзаправившись на дорожку», Шаров вновь взмыл в небеса, двинувшись в сторону тайги. Куда летел, он не знал, но скоро выяснил, что крыло не очень-то жалует снежную зиму. Запеленговав сигналы с ближайшей радиовышки, полковник связался с землей, сообщив, чтобы ждали. В отличие от городка шахтеров Танда оказалась крупным поселением, с действующей взлетно-посадочной полосой. Космонавта согласились принять, а тем временем он уже пронесся над Тандой, быстро оставив ее позади. Решив не совершать резких маневров, Шаров позволил крылу долететь до гор, плавно развернувшись. Внезапно двигатель заклокотал, приборы сошли с ума, и летающее крыло взорвалось изнутри, рухнув на горное плато. - А тут меня ждали вы! – закончил Борис Шаров и водрузил шлем обратно на голову. – Счастливое стечение обстоятельств! - Да уж, - согласилась Кейт. – И что вы будете делать теперь? - Уйду на покой! – ответил космонавт Шаров. – Отдал родине половину жизни – и хватит. Осяду где-нибудь здесь, мне тут нравится. Буду собирать космические корабли в бутылках. Знаете, прочие там мастерят всякие парусники, фрегаты… - Да сейчас-то вы что будете делать? – перебила его Кейт. - Ну как, - пожал плечами полковник, - двину в Романсбург. Я видел его с высоты, симпатичный вроде бы городишко. Осмотрюсь там, а потом решу. Я-то не пропаду. А вот вы сами? Как придется вам там, в тундре? - Уж как-нибудь справлюсь. – Кейт вытащила из снега рюкзак. – Сейчас мне нужно попасть к поезду. Уже недалеко. Вы пойдете со мной? - И брошу все это? – Шаров обвел рукой место падения. – Нет, прежде чем уходить, я хочу внимательно осмотреть мой самолет. Поразмыслить, что может еще сгодиться. И к тому же, вы поедите в другую сторону. - Если поезд сможет поехать, - буркнула Кейт, открывая рюкзак и доставая припасы, намериваясь поделиться с полковником. - Вот каждый из нас своей техникой и займется, - сказал Шаров, принимая от нее консервы. – А потом посмотрим, что выйдет. Кейт закрыла рюкзак и влезла в лямки. Второе ружье и два патронташа решила оставить Шарову. - Тогда смотрите… Рассказала ему, как переправиться через реку, об охотничьем домике и о дрезине, стоящей на железной дороге. Шаров горячо благодарил. - Вы-то до поезда доберетесь? – спросил он потом. - С горы он как на ладони, – вздохнула Кейт, – Но добираться придется долго. Через сугробы и лес. Да и отсюда хотелось бы спуститься в целости и сохранности. - А что если я вам помогу? Кейт воззрилась на него удивленно. - Как же? - А вот так! – Шаров хлопнул ладонью по исцарапанному боку кокпита. – Мы с вами запустим катапульту второго пилота! Один миг, и вы уже у поезда. - Я же сказала, Борис, в целости и сохранности… - Да не переживайте вы так, мисс Уокер! – Шаров не на шутку загорелся идеей. – Вы же видели, как мне помог парашют. Спуститесь вниз как листок. Нужно только выставить верные координаты. - Хотите сказать, вы их выставите? - А вы хотите – что нет? Космонавт я, в конце концов, или кто? Шаров по остатку крыла забрался в кабину, на второе сиденье – приборы второго пилота не искрили и даже были не разбитыми. Полковник защелкал тумблерами, и на панели стали загораться зеленые и желтые лампочки. - Восемьдесят два по горизонтали, - бормотал Шаров, увлеченно нажимая на кнопку, – и примерно десять-четырнадцать по вертикали. Кейт залезла на крыло и заглядывала полковнику через плечо. - Примерно?.. - Допустимая погрешность, - успокоил ее Шаров. – Всю ответственность беру на себя! Можете положиться. Кейт с сомнением покачала головой. - А как же Юки? Шаров прищелкнул языком. - Да, зверя вашего с собой не посадишь. А может он и сам добежит? По виду так какой умник. - Чем я тут с вами разговариваю, полковник, лучше бы давно уже была на месте, вы меня простите, конечно. – Кейт спрыгнула с крыла. – Юки! Иди сюда. Лохматая морда не заставила просить дважды. - Юки, - она наклонилась, оказавшись на уровне черного носа, – я буду ждать тебя у поезда. Ты ведь доберешься туда сам? Вниз по склону, Юки, туда! - Мне кажется, он вас давно уже понял. - Надеюсь. Кейт поднялась и снова вскарабкалась на кокпит, поменявшись с Шаровым местами. Ружье решено было повесить на юки, а рюкзак, изрядно разгруженный, закрепить на груди. За спину же лег тяжелый парашют – Шаров помог справиться с креплениями. В том, что должно было произойти через несколько минут, Кейт больше доверяла Гансу, чем полковнику. Все-таки крыло было еще одной игрушкой великого изобретателя. Только это и вселяло надежду. Быть может, будь у нее больше времени, Кейт поразмыслила бы над происходящим и тогда, уж конечно, поспешила бы в долину на своих двоих, но времени не было, как не было и той здраво рассуждающей Кейт. Запустить себя в небо и тут же спикировать вниз – плевое дело, не сложнее, чем отправиться на поиски неизвестно кого неизвестно куда. Или же, нашедши того кого-то, уехать с ним еще дальше. Больше она переживала за юки – успела уже к нему привыкнуть и не хотела, чтобы он остался здесь. Но медвежья собака, похоже, прекрасно понимала, что от него требовалось. Снег уже наполовину засыпал кокпит. Горы и лес тонули в серой дымке, незаметно приближался вечер. Еще пара часов, и наступит кромешная тьма. Это окончательно помогло Кейт решиться. - Вы готовы, товарищ Уокер? Шаров, в последний раз все осмотрев, отошел от кокпита подальше. Кейт взволнованно выдохнула – решиться она решилась, но вот с готовностью нажать на кнопку справиться не могла. - Нет, но все равно давайте. - Давайте, - кивнул Шаров. – Как я вас учил, рычаг под сиденьем. Как достигаете высшей точки, дергаете за кольцо. Можете считать до семи, думаю хватит. Ну а потом подтравливайте потихоньку вправо-влево, чтобы не улететь куда не надо… - Спасибо, - нервно вставила Кейт. - …Пожалуйста. Не переживайте, я все рассчитал. Опуститесь прямо в вагон-ресторан! Кейт пожелала себе опуститься на мягкий снег все же перед вагоном. Не желая больше вариться в тревожном оттягивании неизбежного, крикнула последнее наставление юки. Тот гавкнул, взмахнув челкой. - Передавайте Гансу привет! – на прощание махнул рукой Шаров. – Ну и с вами не прощаюсь, наверное. Поехали! Последней мыслью был, почему-то, Момо; как вместе кидали камни в воду. Рычаг пружинисто скакнул вверх и под сиденьем что-то щелкнуло. Кейт казалось, что прошло много-много минут, страшное ожидание, какое возникает, наверное, когда выдергиваешь из снаряда запал. Кейт никогда не взрывала снаряды. Но сейчас в снаряд превратилась она сама. В следующую секунду оказалась в клубах черного дыма, и вдруг вырвалась, оставляя его за собой. Поняла, что летит. Лес и горы рванулись вниз, будто кто-то дернул за веревочку, и холстина с картиной опала, являя новое полотно. Клубящееся черно-синее небо. Кейт вдавило в сиденье, распластало, и миг она была одним только криком, огласившим долину. - Пять, шесть, семь!!! – вспомнила она, хватаясь за кольцо и остервенело дергая. Поторопилась, наверное – вспорхнувшее за спиной полотнище в один момент превратилось в купол, и Кейт рвануло из сиденья прочь, еще быстрей и выше. И понесло, раздирая ветром и снегом. Под ногами стелился лес, полоска реки и, все ближе и ближе, железная дорога и поезд. Лавировать оказалось несложно, и вот уже ноги коснулись сугробов. Зарылась в снег с головой. Но остановилась. Ошалело вскочила, падая и поднимаясь, сдернула со спины парашют, освободилась от строп. Схватив свой рюкзак, отползла от места посадки, будто оно было опасно заражено. Упала в снег, выдохнула. Еще раз. Живая. И невредимая. В морозном воздухе зазвенел истеричный смешок. - Адвокатура! Высший свет! – с кряхтением поднялась и закинула за спину рюкзак. – Это тебе не в вечернем платье перед Голдбергами… Ей никто не ответил. Отряхнулась от снега и быстро зашагала вперед. До поезда подать рукой. Железной вереницей высится среди леса, занесенный снегом, заледенелый, покинутый. И пассажирский вагон – накренившийся, в обломках моста, рельс и шпал, с треснувшими стеклами и смятыми, ближе к концу, стенами. У Кейт сжалось сердце. Природа быстро замела следы, как будто крушение случилось давным-давно, и поезд превратился в еще одну деталь пейзажа. Кейт готова была заплакать от жалости, ведь поезд, мало того, что был частью Ганса и Анны Воралберг, значил для нее очень много. Вспомнилось, как впервые увидела макет, на письменном столе в кабинете над машинным залом. Дни и ночи, невообразимые места, уют и покой – механический поезд дал ей слишком много, чтобы она могла спокойно смотреть на искореженный вагон. Не было никакой возможности, Кейт одной, освободить его из обломков моста. Что же будет с их путешествием? Кейт посмотрела на локомотив. В полном порядке, только скованный снегом и наледью. Наверное, это не остановит Ганса. Главное, чтобы сам он был в состоянии не останавливаться. Кабина машиниста пуста, уж конечно Оскар предпочел не показываться на мороз. Окна вагона чуть ли не полностью залеплены снегом, разглядеть, что происходит внутри невозможно. Нависает над пропастью на добрую половину, и хотя кажется, что сидит крепко, все равно страшно даже близко подойти. Кейт осторожно поднялась по лесенке на площадку, дернула за ручку двери. Примерзла и не желала поддаваться. А может Оскар закрыл изнутри? Кейт постучала, но никто не ответил. Тогда налегла посильнее, дернула и с трудом, но открыла. Посыпались под ноги льдинки. В вагоне стоял полумрак. Одно из кресел у окна перевернуто, карниз со шторками сорван и раскатался по полу. Разбитый плафон светильника на стене, а за раскрытой дверью в ванную осколки зеркала и вода, из разбитого бачка. Кейт горестно вздохнула. В гостиной нечему было особо страдать, а вот дальше, в комнатах, творился настоящий кошмар. Шкафы в «выставочном зале», как звала его Кейт в мирные времена, перевернуты, валики и бесчисленные коробочки устилают пол, стойка для проигрывания опрокинута и расколота, а панелька с механическими Анной и Гансом укатилась в угол. На столике, в груде деталей, лежит мамонт, юкольская игрушка. Кейт взяла его в руки. Она шла медленно, обессиленная разрушением и боясь потревожить вагон; на миг как будто даже забыла, что главным оставалось позаботиться о Гансе. Она шагнула в спальню, ногой разгребая предметы. Ганс лежал на кровати, укрывшись одеялом, и спал. Мирно, спокойно, но Кейт заметила, какое опухшее у него лицо. Ганс плакал, долго и горько. В груди вскипела ненависть, и Кейт сжала кулаки. Но успокоилась, чувствуя только грусть, волнение и усталость. Вся задняя часть комнаты представляла собой баррикаду из деталей, инструментов и осколков посуды. Братья раздвинули завал у двери, когда выходили пообщаться с Кейт несколько часов назад. Опрокинутый сервант рассыпался стеклянной пылью. Тишина, иногда только под полом тянется протяжный низкий скрип, словно гнется железо. А где же Оскар?! - Ганс! Проснитесь, Ганс! Склонилась над кроватью. Старик заворочался, будто силясь вырваться из кошмара; с трудом открыл глаза. Губы его задрожали. - Кейт… Ты здесь. Хорошо. - С вами все в порядке? – в горле стоял комок. – Они ничего вам не сделали? Ганс покачал головой. - Мне нет. Поезд… Кейт выпрямилась, молча кивнула. Братьям невероятно повезло, что они скрылись так скоро. Кейт не знала, что бы случилось, окажись они сейчас рядом с ней. - А где Оскар? Ганс покрутил головой, осматривая комнату; бессильно упал на подушку. - Был здесь. Эти двое ушли и оставили нас. Оскар никуда не отходил от меня. Потом я заснул. – Он тяжело вздохнул. – Я плакал, а Оскар утешал. - Надо найти его, - сказала Кейт, стаскивая рюкзак и прислоняя к стене. Игрушечного мамонта положила сверху. Ганс как не услышал. - … Я плакал об Анне и об отце. Если бы он не отвратился тогда… - Ганс… - Кейт с жалостью посмотрела на него. Опять бредил наяву. – Я поищу Оскара. Мы должны решить, что будем делать дальше. Здесь недалеко хижина, та, про которую вы мне рассказывали. Думаю, идти туда нужно завтра утром. Сейчас уже поздно. Ганс осмысленно посмотрел на нее. - Мы едем дальше, Кейт, - сказал он. – На Сибирию, забыла? Кейт дернула щекой. - На чем же вы собираетесь туда ехать? – резко спросила она. – Даже если локомотив и исправен – там не так комфортно, как здесь. Думаю, Ганс, на этом наше путешествие закончено. Быть может, пока что. Вернемся в Романсбург и решим… - Мы поедем дальше, Кейт, – Ганс как будто не слышал ее, – на Сибирию. Мы почти на месте. Мы не отступимся. - Мне бы вашу уверенность, - вздохнула Кейт. Ничего другого она и не ожидала. Да и сама от себя тоже. – Сначала найдем Оскара, а потом поговорим. Она огляделась еще раз, удостоверившись, что в куче разбитых вещей автоматона нет. Выглянула в окно на двери, ведущей на заднюю площадку – там было пусто. Противоположный берег вот он – а шли они с юки половину дня. Снова раздался скрип, и Кейт поспешила отойти к началу комнаты. - Будьте здесь, Ганс. Я скоро вернусь. Вышла из вагона. Выглянула на правую от поезда сторону – только лес и снег. Спустилась по лесенке, туда, откуда пришла. Бледно-серые сумерки, холод чувствуется несмотря даже на теплую одежду. Склон с холма в долину пустовал, юки нигде не было видно. Кейт почувствовала себя ужасно одинокой – сколько раз уже испытывала она это чувство? Сложив ладони, крикнула: - Оскар! Тишина. Кейт пошла вдоль поезда, до локомотива. Поднявшись в пустую кабину, еще раз убедилась, что без машиниста поезд не удастся даже сдвинуть с места. Огляделась, прикидывая сложившуюся ситуацию – в кабине легко могло поместиться несколько человек, вот только тепла от этого не прибавится. Нестись же через ледяной лес, а после пустыню – Кейт не могла такое представить. Спустилась. - Оскар! Оска-ар! Так и до волков докричишься, или даже медведей. Ружья у нее нет, ничего, кроме как спрятаться в поезде, она не сможет. - Ну где же ты?.. – пробормотала. И споткнулась, едва не упав. Быстро оглянулась. Сугроб оказался не просто наметенной шапкой, под снегом что-то было. Камень? Кейт улыбнулась, радостно и даже весело – никакой это не камень, а Оскар! Схватила автоматона за руку и вытащила из-под снега. С трудом удалось поставить на ноги – и Кейт забеспокоилась. Перед ней была железная копия человека, но застывшая, абсолютно безжизненная. - Оскар! – она потрясла его за плечи. – Ты в порядке, Оскар? В глубине металлического корпуса, под растянутым зеленым шарфом и пиджаком, раздался щелчок. Автоматон со скрипом двинул головой, открыл и закрыл рот. Лицо его смотрело на Кейт, но понять, видит ли он ее, было невозможно. Хотя раньше Кейт без труда могла определить душевное состояние Оскара, несмотря на железную неподвижную маску. - Оскар, ты меня узнаешь? Это я, Кейт. Кейт Уокер! Автоматон проскрежетал что-то нечленораздельное. Кейт наклонилась ближе. - Ну давай, Оскар, оживай! - Рад вас видеть, Кейт Уокер. Наконец-то! Медленно и дребезжаще, но с осознанием и пониманием. Сделал попытки двинуться и едва не упал. Кейт вовремя подхватила его. - Давай-ка пройдем в вагон. Обопрись о плечо. – Подхватила. – Кстати, что ты тут вообще делаешь? Ты же и был в вагоне? Автоматон со скрипом двигал головой. - Оскар пошел оценить состояние поезда. В правилах четко сказано – управлять поездом должен машинист. Оскар надеялся, что состояние поезда соотносится с семидесяти пяти к ста… - Да ты, видно, промерз насквозь. – Кейт хлопнула ладонью по металлическому лбу. – Оскар, говори нормально! - Кейт Уокер!.. Он даже остановился. Помотал головой еще раз, поднял и опустил обе руки. Теперь на Кейт смотрел ее прежний Оскар. - Боюсь, мой морозоустойчивый механизм оказался не таким уж морозоустойчивым, – жалобно проговорил автоматон своим обычным живым голосом. – Я нахожусь в не совсем рабочем состоянии. - Мы тебя отогреем, Оскар! – Они достигли лесенки в вагон, и Кейт принялась затаскивать его на площадку. - Боюсь, я совершил страшную ошибку. Они сказали, что Кейт Уокер вернулась в Америку, - надрывно вещал Оскар, цепляясь за поручни, – не захотела больше путешествовать с нами… - Какая ерунда, Оскар. – Кейт выдохнула, оказавшись на площадке. Открыла дверь, и они вошли в вагон. – Надеюсь, ты не поверил им? - Ни единому слову, Кейт Уокер! – Автоматон принялся стряхивать на пол снег. – Имело место быть нечто не совсем законное. - Ты наблюдательный, - усмехнувшись, согласилась Кейт. Из спальни показался Ганс. Кейт закрыла дверь в ванную, поставила на место опрокинутое кресло и убрала с пола карниз со шторкой. Оскар и Ганс сели, а сама она прислонилась к стене. - Пока ты оттаиваешь, нужно решить, как быть дальше, - сказала Кейт. Ганс молчал, но Кейт ничего от него и не ждала. - Поезд исправен, Оскар? - Я опасаюсь худшего, Кейт Уокер, - всплеснул руками автоматон. – Вот что бывает, когда моим поездом управляют непрофессионалы. Пока меня не оттолкнули от рычагов, я делал все возможное, чтобы не разгоняться. Я надеялся, что вы спасете нас, Кейт Уокер. - Правильно надеялся, - вставила она. – Я никогда не оставлю вас. - Но чем дальше мы отъезжали, тем больше я терял надежду. В конце-концов этот тип, - он сделал ударение на первом слоге, - Иван понял, что поезд идет недостаточно быстро и надавил на меня. - Так сильно, что ты разрушил вековой мост. - Смею заметить, что благодаря Ивану поезд и оказался на этой стороне ущелья, - удрученно покачал головой Оскар. – Самостоятельно я даже бы не решился на подобный маневр, Кейт Уокер, и мы бы так и стояли посреди леса. - Мы и так стоим, - ответила Кейт. – Только теперь не можем вернуться назад. - Возвращаться не нужно, - подал голос Ганс, глядевший в окно и будто бы находящийся не с ними. - Вынужден согласиться с господином Воралбергом, - кивнул Оскар. – Нам остается только двигаться вперед, к нашей цели. - Но как же мы вытащим поезд? – Кейт отстранилась от стены, пылко шагнув к Оскару, будто он был во всем виноват. – Ты же опасался худшего. Автоматон стойчески смотрел на нее. - Нам придется сделать то, чего я опасался. - Бросить вагон? - Именно так, Кейт Уокер. Оскар горестно вздохнул и замолчал. Ганс безучастно смотрел в окно. Кейт не выдержала тишины: - Полагаю, углем, которым мы запаслись в Романсбурге, можно отапливать и локомотив? – спросила она. - Без сомнения, Кейт Уокер. Кейт всплеснула руками. - Но даже так – бросить вагон! Я не могу представить! Пусть с ним, с комфортом, но… вагон… Это же мой поезд, подумала она. Моя частичка, с которой нужно расстаться. Кейт оглянулась в сторону комнат, тонувших в полумраке. В груди горело давно забытое чувство – подобное она испытывала в детстве. Горечь утраты с единственно близким, родным. Кейт поняла, что с этого момента ее путешествие, вместо восторженного порыва, каким оно было раньше, окончательно станет обузой, из которой хочется лишь поскорее вырваться и забыть. Но ведь действительно, что еще оставалось им делать? - У вагона есть система отцепления, - быстро заговорил Оскар, словно желая заглушить печаль. – Люк открывается из локомотива. Вам же нужно будет запустить механизм сцепки. - Ганс! – Кейт оборвала автоматона, наклонилась к старику, схватив его за плечо и повернув лицом к себе. – Мы не можем двигаться дальше! Поймите же наконец. – Ее голос гневно дрожал. – Мы вернемся в хижину. Сейчас она не пустует, там есть один человек… который помогал мне… добраться сюда. В общем, он может нам помочь, что-нибудь решить с поездом. Если нет, то вернемся в город, попробуем придумать что-нибудь там. Не знаю! – Она выпрямилась, выдохнув. – Нельзя уничтожать поезд, Ганс. Оскар смотрел на нее с восхищением, прижав руки к груди. Пустое, подумала Кейт. Что мы сможем сделать в городе или с Шаровым здесь. Остается только двигаться дальше. Сколько времени осталось самому Гансу?.. А как возвращаться будет сама она? Кейт усмехнулась. Думать об этом нужно было раньше. А сейчас мечта ждала их. - Времени слишком мало, - негромко ответил Ганс, смотря на нее. – Дело не только в моем здоровье, Кейт. Я обещал рассказать тебе обо всем. Давай скорее отправимся в путь, и ты все узнаешь. Кейт вздохнула. С тоской посмотрела на Ганса. - Вы сказали, мы почти на месте. Насколько почти? - Через несколько дней, - ответил Ганс. – Уверен, локомотив не пострадал. – Медленно выговорил длинное слово. – Нам нужен только он, Кейт. - Все вам что-нибудь нужно, - тихо произнесла Кейт. – Поезд строила Анна… а!.. Бессильно махнула рукой, отошла от Ганса. Взглянула на автоматона. - Оскар, нам нужно перенести вещи. Ты мне поможешь? - Да, Кейт Уокер, - робко ответил тот, будто одной этой фразой извиняясь за все свои прежние бездействия, связанные с остановками. Взялись за дело. За окном почти ничего уже было не разглядеть, и Кейт зажгла светильники. В коридоре-гостиной они едва теплились, выставочный зал так и остался в темноте, и лишь спальня-мастерская светилась уютом, оттенявшим даже разгром. Разгребли завал перед кладовой, и Оскар уковылял в локомотив с объемной корзинкой, наполненной едой. Подобный вояж он совершил еще два раза, а потом они с Кейт, справившись с дверными проемами и узким коридорчиком грузового вагона, смогли перетащить из гостиной по креслу. Их удалось пристроить в кабине, так, что еще и осталось немного места. Автоматон заверил, что жар от парового котла действительно не даст им замерзнуть, и рассказал, как Иван велел его использовать. Оскар остался в локомотиве и принялся готовиться к отправлению, а Кейт вернулась в вагон. Ганс так и сидел на кровати в комнате-мастерской – к работе он не подключился. - Вы бы собрали все, что вам нужно, - укорила его Кейт, закрывая коробку, в которую сложила звуковые валики и подставку с проигрывателя. - Все, что нужно, у тебя, Кейт, - отозвался старик. Ему пришлось подняться с кровати, потому что Кейт намерилась захватить с собой одеяла. - Дневник? – спросила она, увязывая одеяла в один большой узел. Ганс кивнул. - И юкольская игрушка. - Знаете, - Кейт подхватила узел, другой рукой прижимая к груди коробку с валиками, и направилась к выходу, - мне уже почти все равно, что вы там наметились делать. – Она остановилась перед дверью из вагона, оглянулась. – Мне кажется, вам не очень-то нужна была и ваша сестра – главное, чтобы она привезла мамонта и достала дневник. Ганс смотрел на нее, безвольно опустив руки, осунувшийся и потемневший. Кейт мотнула головой – только что она как будто дала старику пощечину. Развернулась и открыла дверь. Ганс ничего не сказал. Вернувшись в вагон, Кейт застала его все так же стоящим посреди комнаты и смотрящим в пустоту. - Давайте я провожу вас, - мягко сказала она, кладя старику на плечо руку. – Оскар уже разогрел котел, в кабине действительно тепло. И в то же время свежий воздух. Нас ждет удивительное путешествие. Она невесело усмехнулась. Ганс позволил довести себя в локомотив. Оскар суетился над приборами, стрелки которых весело дрожали. От котла шел жар, через щели решетки помигивали раскаленные ниточки трубок. Кейт пошла обратно в вагон, намериваясь совершить последний поход за вещами. Оказавшись в вагоне и закрыв дверь, на мгновение застыла, оглушенная тишиной. С еще большей силой навалилась печаль. Медленно прошла через комнаты, к завалу у рабочего стола Ганса. Взяла коробку и собрала, что попалось под руку – инструменты, детали, пружинки; на всякий случай. Оглядевшись, присела на голое полотно кровати. Было слышно, как внизу в ущелье шумела река. Кейт раскрыла ворот куртки, залезла во внутренний карман и нашарила давно позабытый телефон. После того разговора с Марсоном она даже и не вспоминала о его существовании. Когда это было? Три дня назад? Или три года?.. Экран мигнул зеленым, освещая лицо. Аккумулятор почти умер. Кейт рассеяно нажимала на кнопку, листая список вызовов. Дэн, Оливия. Мама. Даже гудков нет – тихий сплошной шум, словно далекое море. Игрушки цивилизации не были рассчитаны на подобные дали, хотя Кейт всегда думала об обратном. Сбросила вызов и убрала телефон в карман. Бесполезное устройство. Им нужно пользоваться в нормальной жизни. Как, наверное, нормальной жизнью и жить. Кейт поднялась с кровати, закинула за спину рюкзак, под куртку сунула фигурку мамонта, взяла коробку с гансовым барахлом и вышла из вагона. Стоя на площадке, попыталась рассмотреть что-то в темном лесистом склоне, что спускался к дороге. Где же Юки, оставил ее? Мысли о потере нового друга терзали сильнее расставания с вагоном. Не высмотрев, вернулась в локомотив. - У тебя все, Оскар? - Да, Кейт Уокер. Локомотив в отличном состоянии. Для расцепки… я открою люк в полу в середине вагона, и вы разъедините механизм. - Хорошо, Оскар. Как знать, может мы еще и вернемся, так что вагон дождется нас. - Я был бы… очень рад такому исходу событий, Кейт Уокер. - Скоро вернусь… Оказавшись в вагоне, Кейт прошла в «выставочный зал». Панелька люка уже открылась, являя в полу конструкцию из пяти, зажатых пазами, толстеньких трубок; на том самом месте, где была стойка с проигрывателем валиков. Кейт склонилась над механизмом, сев на колени, предвкушая очередную, опостылевшую уже и безвкусную, головоломку, но все оказалось просто – достаточно лишь было отсоединить каждую трубку из ее паза. Когда все пять были готовы, в недрах вагона раздался глухой щелчок, как если бы задрожала гигантская пружина. Кейт выпрямилась, вздохнув, и в последний раз огляделась. - Ладно, - тихо сказала она, погладив лакированный дверной косяк, - может еще и свидимся… Вагон ответил ей скрежетом. Звук, который она уже слышала – далекий скрип железа под полом – в один миг сделался непрерывным, нарастающим. И вдруг – сильный толчок, так, что Кейт схватилась за стену. Темный лес за окном поплыл, и не просто вбок, а куда-то вверх. В следующий миг раздался пронзительный свист – спохватившись, Кейт узнала в нем гудок локомотива. Скрежеща, вагон вставал на дыбы, проваливаясь в пропасть. Стремительно, Кейт понеслась к выходу, отталкиваясь от стен; распахнула дверь и с ужасом увидела, что площадка грузового вагона находится внизу, а темное, сыплющее снежинками небо становится все ближе. Ее потянуло обратно в вагон, но удалось схватиться за поручни, оттолкнуться и прыгнуть, упав на ледяной металл. Кейт оглянулась – она была в коридоре грузового вагона, а перед ней зависли медленно вращающиеся оси колес, переплетение двигательных механизмов. Величественно зависнув на мгновение, пассажирский вагон с грохотом ринулся вниз и исчез за краем ущелья. Лес огласила симфония рвущегося металла, бьющихся стекол, срывающихся камней и шелеста воды. А потом все стихло, лишь медленно таяло, уносясь все дальше, гулкое эхо. Кейт поднялась на ноги, медленно приблизилась к краю площадки. Ничего рассмотреть ей не удалось, хотя это и не требовалось, достаточно одного – пассажирского вагона больше не было. Она не помнила, сколько смотрела вниз, в белую глубину; в чувство ее привели звенящие металлические шаги. По коридору, со всей возможной для него скоростью, семенил Оскар. - Кейт Уокер, Кейт Уокер, вы живы! Я сразу почувствовал, что случилось ужасное, как только механизм был расцеплен, тут же подал вам знак, чтобы вы услышали, чтобы бежали из вагона, Кейт Уокер! Как я рад, что вы все еще функционируете! - Наш поезд, Оскар... - Кейт смотрела на автоматона широко раскрытыми глазами. - Всего лишь груда металла! Главное, что вы, Кейт Уокер... - Оскар замолчал и просто смотрел на нее. Кейт захотелось его обнять, но она лишь улыбнулась: - Спасибо, Оскар. Я в порядке. Она вновь посмотрела за край площадки. Грузовой вагон стоял у самого обрыва, и в пропасть то и дело ссыпался снег. - Нужно убираться отсюда, - повернулась она к автоматону. - Наш поезд в исправном состоянии, Кейт Уокер, - дрогнувшим голосом ответил Оскар. - Локомотив не пострадал, грузовой вагон невредим. Мы можем продолжить путешествие. - Тогда не будем терять времени. Когда они переходили из вагона в локомотив, Кейт услышала короткий хриплый лай, раздавшийся в темноте. Сердце радостно забилось - Юки наконец-то ее нашел. Кейт спрыгнула в снег, позвала юки, и он незамедлительно подбежал, покачиваясь под рюкзаком, превратившимся уже в сугроб на спине. Толстыми лапами медвежья собака толкнула Кейт в бок... ... ... ... ...