В омуте чужих мыслей

      Полина, попрощавшись с Лисой, отправилась в обратный путь к своей избушке. Сегодняшняя встреча с наставницей, состоявшаяся на Кудыкиной горе, прошла не очень удачно, и колдунья была не в духе. До сумерек оставалось совсем немного времени, так что ей хотелось поскорее оказаться у себя, отвлечься на чай и разговоры с Марго, а потом уснуть, чтобы хоть во сне почувствовать себя хорошо. Себе она это желание упорно объясняла тем, что во сне не сможет думать о неприятном и отдохнет. А на самом деле, конечно, Полина знала, кто ей приснится, и ждала этого, хоть и не хотела признавать.       Вокруг никого не было, но, лишь немного отойдя от Кудыкиной горы, Водяная повстречала Митю и Севу, шедших ей навстречу. Это почему-то еще больше выбило ее из колеи, и на их улыбки и приветы она кое-как выдавила свое приветствие. Два друга уже прошли мимо, а у Полины перед глазами все еще стояло веснушчатое лицо. «Нет» — крутились у нее в голове бесполезные мысли, — «нет, нет, нет… Я никогда не смогу с ним поговорить…»       — У тебя все хорошо? Выглядишь не очень, — раздался сбоку спокойный голос.       Колдунья от неожиданности дернулась, остановилась и в смятении оглянулась на Севу, а потом поверх его плеча увидела, как Митя продолжает путь один. Догадки опять обрушились на Полину, слова по какой-то причине застряли внутри, и простой ответ «все нормально» не желал сходить с губ. Воздушный продолжал спокойно на нее смотреть, и в его взгляде Полина не находила ничего отталкивающего. Позже колдунья не могла себе объяснить, откуда у нее взялись силы и смелость это сказать, но произнесла она вовсе не тот ложный ответ, какой собиралась.       — Скажи, Сева, тебе никогда не казалось, что ты слышишь мои мысли? Просто у меня иногда бывало такое ощущение насчет тебя, и я подумала, что должна… то есть, может…       — Прости меня, — тихо, но внятно произнёс Сева, не дав ей додумать и досказать. — Из-за меня тебе пришлось столько времени мучиться. Я давно должен был забыть о дурацких страхах и поговорить с тобой, но повел себя как трус. А ты смелая, — добавил он и нервно улыбнулся.       Полина была не в состоянии произнести еще хоть слово и теперь просто смотрела на него, оцепенев. Внутри все сжалось, готовое то ли развалиться на куски, то ли затрепыхаться одной огромной бабочкой. Но от нее ничего больше не требовалось, потому что Сева теперь мог справиться с собой и сказать все сам.       — Я не раз слышал твои мысли, однажды даже слышал в них свое имя. Но когда в лазарете ты, то есть, Милонега подошла ко мне, я заглянул под браслет на твоем запястье, и там ничего не было. Мне показалось, что это решает все. У меня имени нет, у тебя я тоже его не увидел, да и между нами… Ну, ты понимаешь. Все очень запутано. — Сева остановился, ожидая то ли Полининого согласия, то ли опровержения, но поняв, что она ничего не скажет, продолжил. — Мне казалось, между нами пропасть. А потом ты вдруг… оттаяла, что ли. Стала приветливее ко мне, и я подумал, что не все потеряно, что со временем смогу стать тебе другом. И гнал мысли о родственных душах. Боялся причинить тебе боль. Или, наверное, просто боялся быть отвергнутым. Прости, что оставил одну так надолго.       По щекам Полины беззвучно катились слезы. Кажется, огромную плотину из ее переживаний, густо наслоившихся друг на друга, наконец-то прорвало. Если бы она смогла отрешиться от своих чувств и внимательно взглянуть на Севу, то увидела бы, что в нем не осталось ни следа привычного спокойствия, отстраненности, что он — впервые при разговоре с девушкой — не знал, куда деть глаза и руки, что говорить ему было как никогда трудно. Но его слова, кажется, переполнили колдунью, невозможно было и дальше хранить это в себе, ничего не предпринимая. Полина сделала единственное, что в ту секунду только могла, — быстро-быстро подошла и уткнулась лицом в его грудь, вцепилась пальцами в рубашку, наконец-то наяву приблизилась к тому, кто так долго был близок ей во снах. И тут же почувствовала, как Сева обнял её и стал поглаживать по спине, успокаивая.       Тем временем, наступали сумерки. Полина подумала об этом позже, но им страшно повезло, что этим вечером никто не проходил поблизости и их не прервал. Успокоившись и придя в себя через какое-то время, Водяная отодвинула браслет и показала Севе его имя, аккуратно выбитое на своем запястье.       — Ну что ж, теперь у меня есть официальное основание портить тебе жизнь, — развеселился Воздушный. — Хотя если бы метки не было, я все равно сказал бы тебе, что меня угораздило влюбиться в единственное сокровище Светлого сообщества.       Смех на его лице сменился теплой искренней улыбкой, и Полине вдруг захотелось, чтобы колдун ее поцеловал. Едва она успела прошептать: «А меня — в Сирену», как ее желание исполнилось.       Чуть погодя, когда волнения и поцелуи временно закончились, Полина вспомнила о двух вещах, которые стоило бы прояснить.       — Так ты заглядывал под браслет и ничего не увидел?       — Да. Пока на ум приходит лишь одно объяснение. Видимо, со мной связана только твоя душа. И когда она временно покинула тело, имя исчезло. Потом ты вернулась, и метка тоже возвратилась на свое место. Ты не могла успеть заметить исчезновение, да и вряд ли подобное случается каждый день, чтобы кто-то знал о таком. Полина, да мы открытие сделали!       Колдунья рассмеялась. Робкая радость становилась в ней все сильнее, облегчение стирало остатки сомнений, а на языке вертелся еще один вопрос, вопрос о том, почему весь этот разговор она не слышала Севиных мыслей. Но озвучить его она не успела.       — Не знаю. Наверное, все это надо было сказать вслух, иначе мы опять стали бы додумывать и отрицать.       «А теперь слушай мои мысли, сколько хочешь», — услышала Полина у себя в голове. Больше не надо было сомневаться, проверять, бояться, скрывать и подавлять свои чувства. Это был голос Севы, он ее истинный, и Полина ему нужна. Даже её сказка не в ста процентах случаев обречена на плохие концы.