Неуклюжая Принцесса и Неумелый Рыцарь.

А надо ли что-то менять? Всё ведь всё равно бесполезно. Я сжигаю календари раз за разом, обращая вместе с ними и свою серую жизнь в белый пепел. Всё в этом мире - выдумка. Я смотрю на людей и вижу лишь жалкие куклы, я вижу ниточки, что тянутся к их рукам, вижу, как они выполняют то, что нужно. Бездумно. Совершенно. Они словно бегуны на одной дорожке. Бегут, пытаясь опередить друг друга, пробивая путь локтями, сталкивая слабых на обочину, быстро бегут. Но куда? Верно, к смерти? Я, пожалуй, пройдусь по обочине, по липкой грязи. Я не хочу бежать с ними по этой гладкой дорожке, где каждый готов на всё, лишь бы прибежать первым. Не хочу просыпаться каждое утро в одной и той же холодной кровати, под негреющим одеялом. Не хочу, чтобы эти календари пропали зря, и в старости остаться в той же холодной кровати с кучей пепла. Все люди до жути похожи между собой. До тошноты. Цвет глаз и волос - единственное отличие. И имена, которые я так часто забываю. Не хочу. Не хочу быть голубоглазой блондинкой Кагамине Рин, той, что повторит судьбу миллиарда и уходя, оставит лишь горстку пепла и холодную кровать. Увы, мне от природы не досталось неповторимой улыбки, как у Галако, безграничного таланта, какой попал в руки Лену, не досталось и того необычного взгляда на мир, как у Пико. Я - обычна до кончиков моих острых пальцев. Но я хочу, я очень хочу хоть на пару шагов, маленьких шажков, приблизиться к ним. Стать чуточку лучше, чем я есть сейчас, чем я была год назад, секунду. Просто мне хочется стать лучше. Не много, не мало. Просто лучше, чем весь этот смрад, чем эти гниющие куклы. Снова в моё холодное утро ворвались его тёплые и нежные руки. С каждым разом, когда я натыкаюсь на его руки. Взглядом или прикосновением. Мне становится тепло. Вот так по-странному. Тепло в груди, что-то трепетное и нежное. Родство душ или как это там? Он понимает меня, как никто другой, он единственный, кто варит настолько вкусное кофе, совсем как я люблю. Мне так не хочется выходить из его комнаты, прекращать наши беседы. Сырость, серость. Что там хорошего за дверью? А тут у меня есть своё маленькое, личное солнце. И греет оно только меня. Моё личное, домашнее солнце. Кажется, одно из звеньев причинно-следственной цепи сломалось, и вся эта прочная металлическая цепь мигом обратилась прахом. Просто кучка ржавого железа. Я путаюсь, теряюсь. Я не вижу логики в своих действиях, мыслях. Решаю всё на эмоциях. Когда я в последний раз дома ночевала? Помогаю всем без разбора, доверяюсь первому встречному, гуляю ночью по улицам, словно и не видела тех ужасных репортажей. И когда всё вокруг меня так круто изменилось? Неужели это случилось, когда он спросил меня "Что ты там делаешь", когда я увидела эти огромные глаза? - Собирайся в школу. Его голос вырывает меня из тайных закоулков сознания. Мы завтракали, сидя у панорамного окна. Забавно отсюда смотреть на этот серый мир. Снова серый. - Давай не пойдём в школу? Голос такой твёрдый, уверенный и в какой-то мере напуганный. Он точно мой? Мне страшно выходить из этого дома. Страшно идти мимо парка, видеть то горящее сердце и знать, что, возможно, в эту минуту там умирают люди, одна из которых та самая принцесса с чарующей улыбкой, что чуть не стала моей подругой. Сырость, гниль, падаль, туман, неуверенность, ненависть, отчаяние и, конечно же, смерть. Что там ещё есть за этими дверями? - Ты вчера была так счастлива, что же случилось? Мне нравится эта забота и волнение в его голосе, слишком высоком и нежном для мальчишки его возраста. - Ничего. Просто так странно. Осознавать, что почти всё в этом мире однотипное, серое. Мне это надоело. До тошноты. - Давай сбежим? В Аляску, например? Это будет мой подарок на твой день рождение, - подгибаю колени, прижимаю их к острому подбородку. - Давай будем жить вместе? Давай проедем автостопом весь мир? Не заплатим за свет и будем привыкать к темноте? Давай зальём все цветы и не будем кормить кошек? Я хочу увидеть этот мир перевёрнутым... Давай будем ставить многоточия в конце? Давай что-нибудь менять? Мебель, растения, книги, вкусы, взгляды, жизнь... - Для начала давай прекратим плакать? Просто грустно. Просто я вдруг поняла, что Галако вот-вот умрёт, и тот Пико, которого я знала, умрёт следом ни секундой позже. И Лен тоже умрёт, возможно, раньше меня. И Йорек уже стал очень-очень старым. И ненавистная Лили, и Неру - они все умрут. Нет, я, конечно, знала это, но... Именно сейчас я это поняла. Поняла, что это вот-вот случится. Я слышу тихие шаги и мертвый шепот старой тётушки с косой, которая вот-вот совершит то необходимое, то неизбежное. Я не хочу, чтобы Галако умирала, не хочу надевать черное платье и идти на её похороны. Не хочу. Снова эти тёплые руки прорываются в мою холодную душу, согревая маленькое, порядком потрёпанное и кромешно-черное сердце. Оно не идеально, почти не способно на благородные чувства, но оно живое и его так легко ранить. Я - ребёнок, маленький, глупый и неумелый. Я влюбилась в Пико, в его глаза, холодные и тёплые одновременно, влюбилась в смех и улыбку Галако. Я полюбила слишком сильно. Я растаяла в его улыбке, я продолжаю жить лишь в его глазах, думать о нём. Я хочу, чтобы Галако жила. Ведь тогда он будет улыбаться, тогда он будет счастлив. Плевать, что он не будет любить меня, он будет жив, и этого мне достаточно. Я не против быть девушкой, с которой он просто прогуливает занятия, нет. Я буду кем угодно, если ему это нужно, если так я могу быть рядышком с ним на крыше. - Бессмыслица. Эти руки полны спокойствия, эти глаза полны понимания. Прекрасные глаза. Тёплые и нежные, смелые и понимающие, хоть и синие. Как я раньше этого не замечала? - Меня никогда так не обнимали. Где ты научился так обнимать? Он тихо смеётся, хотя в этом вовсе нет ничего смешного. Его объятия крепкие и надежные, родные и тёплые. Самые чувственные объятия в мире. - Рин, не плачь. Слезы тебе совершенно не идут, ровно как и те сигареты, что выпали из твоей куртки. Давай лучше обниматься, чем плакать или курить? Теперь смеюсь я. Мой рыцарь, чудо и просто золотой мальчик. Он никогда не будет кричать или ругать меня, не будет осуждать и сравнивать, потому что он - особенный. Единственный, кто умеет слушать, кто умеет понимать. Он родился, чтобы быть чьим-то другом. У него идеальный характер, манера речи, он умный и может поддержать любую беседу. Несомненно, он точно не с нашей грязной планеты. Сегодня мы не идём на занятия. На биологию, что первым и алгебру, что вторым и на прочую ерунду, без которой я, безусловно, просто не выживу после своего совершеннолетия. Вот бы спрятаться. Куда-нибудь, где нет времени и пространства. И света, и тепла. И лжи, и лицемерия. Ни-че-го. Там будет так, как я хочу. А пока я хочу никак и ничего. Место, где я могу спрятать Галако от смерти, Лена от испорченных людей, Пико от страданий и Йорика от старости. Место, где будет всё и ничего одновременно. Мой маленький мир. - Утопи печали в чае. Тонкая струя красного чая лениво падала мне в кружку, возможно, даже с презрением, словно не хотела, чтобы именно я её выпила. - Милый сервиз. "Royal Doulton Val D'Or". Английский костяной фарфор. Простота и изящество. Тонкий, но крепкий белый фарфор. Рифлёная, плавно изогнутая ручка. Простой дизайн, который использует каждая вторая дешевая фирма по производству посуды. Такой сервиз стоит полгода работы Неру. Тонкая каёмка из чистого золота, аккуратно пущенная у донышка чашки и делает её такой дорогой. Красота в простоте, верно? - Фамильная ценность или что-то вроде того. Лен ушёл в магазин. Мы сидели с дядечкой на кухне, как оказалось он прекрасно заваривает чай, возводя это простое действие в таинственный обряд или магический обычай. Забавный дядечка. - Почему вы не пошли в школу? - возобновил разговор он после недолгой паузы. - Не помню, чтобы Лен хоть когда-нибудь пропускал школу, разве что по болезни. Он взял чашку в обе руки и поднёс её к губам. Не знаю как и сказать. Я просто влюблена в эти руки. Длинные, острые пальцы. Выпирающие костяшки и... вены... Чертовски красивые руки. Забрать бы себе. - Про-сто не хочется, - пожимаю плечами. Он выглядит таким взрослым, хотя так оно и есть. У него такой мудрый и понимающий взгляд, словно у психолога или учителя. - Вижу, у мисс опять проблемы, - краешек тонких губ чуть поднимается. - Я бы, конечно, предложил тебе выпить что-то покрепче чая, но меня и за сигареты твои отругали, - он снова усмехается. - Знаешь, думаю, Лену нужно подарить кошку или хомячка, ему уже некуда девать свою заботу. - Я не против быть его кошкой или даже хомячком. Он смеётся. Так открыто и красиво. Он любит Лена, чтобы тот не говорил. Волнуется и заботится о нём. Я бы хотела такого брата как Гакупо. - Ну, и что же мы втроём делать будем весь день? Спросил он, когда мы окончили чаепитие. Не смотря на то, что в квартире полный бардак, Гакупо тщательно мыл сервиз, натирая его до блеска. Я ему завидую. Возможность трогать и пользоваться этими стройными, словно тростник, легкими, точно пух, нежными, словно сладкая вата и соблазнительными, подобно японской гейше, изящными чашками. Пить чай. Прикасаться губами. И, конечно же, мыть... Сколько разных поз я бы могла... Сколько страсти я бы вкладывала в каждых глоток... С какой нежностью я бы брала её с полки и с какой трепетной горечью ставила назад... - Ты покраснела. Температура? - Ах, если бы, - пару раз махнув ладонью на лицо, отворачиваю голову в сторону, - давление шалит, - шепчу я, стараясь не смотреть на скромную чашку в углу противоположного стола. Такая маленькая и невинная на первый взгляд, но какая страсть и жар просыпаются в ней, стоит только прильнуть к хрупкому фарфору пухлым губкам. Только сейчас понимаю, насколько это странно. Меня возбуждает посуда. Вскоре приходит Лен, и через полчаса, взяв тяжкий груз командования на себя, мы начинаем уборку. На самом деле, я люблю убираться. Внешний порядок помогает обрести порядок в душе. Вытирая пыль с книжного шкафа, можно протереть старые диски с тёплыми воспоминаниями. Когда метёшь полы, самое время подумать, а не вымести ли кого-нибудь за пределы души? Сортируешь мусор - сортируй мысли и не бойся выкидывать лишнее. В топку отправляются ненужные листочки и старые вещи, следом летят и гонимые шустрой метлой грустные мысли. Уборка приносит порядок в комнате и умиротворенность в душе. Я люблю убираться. Мы лежали на свежевымытом, ещё не высохшем полу. В комнате Гакупо. Его комната была самой грязной, а как только ее расчистили, он и сам удивился, какая же она большая. Из мебели только тёмно-фиолетовый диван и шкаф-купе из светлого дерева. Остальное бесконечно-огромное пространство светлых тонов, залитое солнечным светом, точно вязкой смолой или тягучим мёдом. Даже сейчас эта комната словно светится, хотя солнце едва светит. Пара золотых ниточек в полотне тяжёлого и холодного свинца. Волшебный дом. Он светится изнутри. Волшебники живут в этом доме. Волшебники, что могут наколдовать мне маленькое солнышко даже в самый грустный день. В этот дом хочется возвращаться. Хочется, чтобы тебя ждали именно тут. И по приходу говорили "с возвращением". Приподнимаюсь на локтях. Лен лежит, закрыв глаза и тихо посапывает. Устал. Оно и понятно, он опять не спал ночью. Он говорит, что сон - бесполезная вещь, полжизни мы спим, хотя могли бы делать что-то интересное, ему не нравится спать. Пожалуй, он самый несуразный мальчишка из всех, что я только встречала. - Он просто притворяется, чтобы его донесли на руках. Усмехнувшись, прошептал Гакупо, поднимая Лена. Они действительно чем-то похожи. Нет, не внешне. Что-то есть в них самих такое, к чему хочется тянуться и до чего хочется дотронуться. Доброе сердце или чистая душа? Я не знаю. Но мне это, определённо, нравится. Солнце уже успело покрутиться на небосводе и сделать лёгкий поклон западу, а мы с Гакупо снова пили чай. Весь этот день был чередой чаепитий, чему я была рада. Несомненно. - А Лен с детства такой? Сейчас у меня отличный шанс узнать о моём рыцаре побольше от непосредственного свидетеля его жизни с малых лет. - Странный? - он улыбнулся, разливая чай по кружкам. - Да, с самого детства. Он родился с этой странной тягой к познанию всего, что его окружает. И с детства почти не спал. Не играл с ровесниками, только с сестрой, - он закусил губу и снова улыбнулся, старясь скрыть лёгкое волнение. - Они были неразлучны. Всегда и всюду. Она спала в его комнате, а он читал ей сказки на ночь, - неужели он ревнует. - Но на её похоронах он не проронил ни слезы. Стоял, словно оловянный солдатик. Но я знаю, что внутри Лена в тот момент что-то сломалось. Нет, ни его жажда к познаниям, он не утратил и былой доброты. Что-то на первый взгляд незаметное, почти неуловимое. Это можно только почувствовать, - он придвинул чашку чая ко мне. - Но я вижу, что в последнее время он снова начинает улыбаться и напевать под нос странную музыку, совсем как в детстве. Он указал чайной ложечкой на меня, а потом снова улыбнулся и пожал плечами. До жути странный, хоть и крайне милый дядечка. Впрочем, есть ли хоть кто-то в моём окружении, кого я могу с полной уверенностью назвать нормальным? Наверно, мне с этим повезло. В моём окружении нет нормальных. Нет типичных, нет обычных. И не будет. Я бы просто сошла с ума, общаясь с людьми, которых я могла бы различать лишь по цвету глаз. Я сочувствую тем, кто общается с клонами, и этим клонам я тоже сочувствую. Что же у них такое в жизни не случилось, что они до сих пор верят в ценность семьи, денег и так беззаботно думают о смерти, времени? Верно, чтобы что-то понять, нужно это пережить. Посмотреть в лицо смерти, заметить, как лихо мимо проносится время. И главное, осознать, что ничто и никто тебя не спасёт. Деньги, семья. Ничто. Всё встанет на колени перед этой чертовой реальностью и простоит до своего распада. У отца Галако полно денег, но его дочь день ото дня умирает, разлагается и увядает. Всё, что они могут ей дать - свежий букет дорогих цветов на прикроватной тумбе и пара туфель, которую ей всё равно некуда надеть. И толку от этих денег? Они не продлят жизнь этому прекрасному существу ни на миг. Этому миру никто так не улыбался, но тем не менее она умирает. Возможно, именно сейчас. Если уже не мертва. Я не могу выбросить её из головы. Я привыкла искать логику в действиях людей и мироздания. Но её нет, пора бы смириться. Всё живое умрёт - единственный закон, который выполняется при любых условиях. Всё остальное - вздор и чепуха, которой даже не стоит засорять голову. Выдумка, иллюзия, обман и бессмыслица. Набор этого мира прост до безобразия. Тем не менее большинство людей с радостью в это верят и заставляют полки в своей душе иллюзорными предметами, вроде "друзей", "денег", "семьи" и прочего. Неужели это так сложно? Сложно для восприятия, понимания? Сложно ли осознать, что всё вокруг нас: люди, улыбки, усмешки, абсолютно всё - иллюзия. Качественная, но подделка. В современном мире есть всё, чтобы жизнь была комфортнее, тише. Всё во славу обыденности. Людям дали всё, чтобы они перестали думать, забылись в этом иллюзорном мире обмана и лжи. Впрочем, мне ли не всё равно? Я допиваю уже пятую кружку чая, по третьему разу слушаю его рассказ, как однажды, когда среда ещё не стала четвергом, они с друзьями забрались в заброшенное здание и что-то ещё... Как сломанный граммофон с потёртой пластинкой и потупившейся иголкой. Я всё никак не могу разобрать его слов. Что-то внутри меня кричит, заглушая все внешние звуки. Совсем как этим утром. Кому-то внутри меня снова больно. Думать - очень плохая идея, пора с эти завязывать. И я совершенно не помню и не могу понять, как наш с ним диалог, который по большей части напоминал его монолог, подошёл к теме его детства. Совершенно не припомню. Передо мной старый альбом с фотографиями. Люблю смотреть чужие альбомы, словно смотришь фильм про жизнь этих людей от начала и до конца. Забавно. - Лен был очень милым в девстве. Он указывает на обиженного пухлощёкого мальчика, на руках высокой и красивой женщины. Наверно, это его мама. Неприлично красива. Ей словно не больше пятнадцати лет. Такая легкая и парящая. Длинные белые волосы и огромные, словно кошачьи, желтые глаза. Вот почему Лен не был похож ни на кого в этой семье. Только у него были голубые глаза. Такие тёплые и настоящие. Глаза его матери слишком пусты и безнадёжны, у отца - холодны и полны презрения ко всему. А глаза даже обиженного Лена полны радости и любви ко всему в этом чертовом мире. Перелистываю страничку. Альбом маленький и фотографий немного, но те, что есть, очень качественные, словно их делали из нужды, а не для памяти. - Это... Наша сестра... Ему тяжело говорить. Я вижу это. Он любил её не меньше Лена, возможно, даже больше. Она чертовски похожа на мать. На фото ей около семи. Длинноволосая и большеглазая. Она похожа на Лена. Сильно. И этот огонёк в глазах почти такой же... Она словно всё знает, всё понимает. Я не знала её, но почему-то уверена - она была удивительным человеком. Как Галако. Такая же тёплая, несмотря на холодные руки, и добрая, даже после всего, что видела и чувствовала. - Она прекрасна. Легко, точно боясь поранить грубыми пальцами её нежную кожу, провожу рукой по её немного пухлому личику. Прекрасная. Удивительная. Как в такую не влюбиться? - Почему я спал на твоей кровати? Злое заспанное чудо. Злится, потому что Гакупо о нём заботится. Словно капризный ребёнок. - Нужно было оставить тебя на полу, - усмехнулся Гакупо, поднимаясь со стула. - Мне пора на работу, - он потрепал и без того взъерошенные волосы Лена. - И ты уж пригляди тут за ним. И с этими словами этот странный, но очень милый дядечка удалился. Хотелось бы мне знать, что у него за работа такая, что начинается в семь часов. - Чай хочешь? Медленно спрашивает Лен, ставя чайник на плиту. Шестую кружку? Пожалуй, нет. Чем больше я пью чай, тем больше думаю. А я решила с этим завязать. - Нет, спасибо. Впервые вижу Лена таким. Домашним, что ли. Нет того пытливого взгляда, той энергии. Похож на маленького хорька. В этой большой футболке с пингвином, коротких шортах, завернутый в клетчатый плед и с кружкой чая. Лен-домашний, редкий вид. Признаться честно, мне в последнее время всё больше и больше нравится за ним наблюдать. Он забавный, неумелый и неуклюжий. То руку о чайник обожжет, то чай разольёт. Вот сейчас тарелку с луковыми крекерами чуть не уронил. - Прекрати так пристально смотреть. Мне же неловко. Он делится со мной крекером, думая, что это на него я бессовестно пялилась всё это время. Ну, что поделать, если за ним интересно наблюдать. Есть такие люди, как кошки, которые вечно что-то вытворяют. - Лен, выходит, тебе уже тринадцать? Верно, если вчера у него был день рождения, то сейчас ему уже целых тринадцать лет. Мы почти ровесники, но я намного выше и выгляжу старше него. - Да. Вчера мой срок стал меньше ровно на год. Я сделал ещё один шаг к гробу. Так весело. Отмечать приход старости. Пессимистично сказал он, запивая крекеры чаем. А другие дети любят этот праздник, впрочем, какой он ребёнок? Маленький взрослый. - И как чувствуешь себя полноценным тринадцатилетним мальчиком? Усмехаюсь я, глядя на то, с каким укором он дует на горячий чай, словно виня его в столь высоких температурах. - Так же, как и в двенадцать, и в одиннадцатый. Но, может, я просто не полноценный. Вот и всё. Ох уж это чудо, которое то рыцарь, то золотой мальчик. - Может быть, ты есть хочешь, я ведь даже не спросил. Он поднимает на меня свои большие глаза. Он сидит напротив, но я чувствую это тепло, которым он пропитан, из которого он сделан. Он просто спросил не голодна ли я, но я даже не могу описать словами, как мне приятна его забота. Никто и никогда обо мне так не заботился. - Нет, спасибо. Я пожимаю плечами и ответно улыбаюсь. Слишком мало, чтобы отплатить ему за эту доброту и заботу. Слишком. И всё-таки он приготовил ужин. Простой рис с подливой, но чертовски вкусно. Интересно, где он научился так хорошо готовить? Тоже из книжек? И когда очередной день подходил к концу, я снова лениво лежала на маленьком диванчике, положив голову на колени своего чуда. Мы смотрели какой-то фильм, название которого я даже не удосужилась запомнить. Это не так уж и важно. Но Лен смотрел его с большим интересом, почти не моргая. Я никогда не встречала таких людей. Есть ли люди, которые в столь юные годы прочитали так много умных книг, есть ли люди с этой планеты, кто мог хоть немного сравниться с ним в его жажде познания или в его доброте? Нет. Конечно же, нет, таких нет. - Лен, ты веришь в загробную жизнь? Мы с тобой попадём в рай? Он кладёт руку на мой лоб и хмурится. - Вроде бы температуры нет, а бредишь. Ты нормально себя чувствуешь? - Отлично. Так ты веришь в загробную жизнь? Поднимаюсь на вытянутых руках, сажусь рядом. Может быть, у него есть лекарство от старения? Эликсир вечной жизни? В этой комнате полно удивительных вещей. Полно того, что обращает привычный мир в сказу. Он прочёл так много книг, должно быть он знает, как мне помочь Галако. - Я не уверен. Это слишком сложно, Рин. Кто-то считает, что смерть - это конец, кто-то считает смерть началом. Но при данных условиях я бы предпочел считать верным второй вариант. Так есть хоть какой-то смысл и, как бы глупо это не звучало, во втором случае есть надежда. На что-то хорошее, на то, что будет лучше, чем сейчас. Впрочем, я всего лишь тринадцатилетний недоразвитый мальчик, к чему тебе знать моё мнение? Он невесело улыбнулся. Снова это глупое чувство. Я снова вижу его с другой стороны. Передо мной опять другой Лен. Их много. Чертовски много. Порой я путаюсь в них. Он слишком необычный, чтобы его понять. - А как ты думаешь, есть ли эликсир бессмертия? И наверно я выгляжу глупо в этих тёплых глазах. Ребёнок, который готов поверить любому, кто даст эту возможность, стоит кому-либо только заикнуться о волшебстве и сказках, я верю ему. Надежно, непоколебимо. Я слышала слишком много сказок от Лена, слишком много волшебства произошло в этих стенах. Я буду верить каждому его слову. Насколько безумным оно бы не казалось другим. Если он скажет, что Галако можно спаси апельсиновым соком и холодным чаем, я сделаю это. Я сделаю всё, что смогу. Я не могу сидеть тут, зная, что в эту секунду она умирает. Вот так просто. Я дышу полной грудью, а она задыхается. Я равнодушно смотрю на этот чертов мир, а у неё нет сил открыть глаза. Я просто не могу с этим смириться. Глупо. Я - глупый ребёнок, который ни черта не может сделать, но я не желаю с этим мириться. - Эликсир бессмертия? - задумчиво повторил он. - В одной книге говорилось, что это Шотландский Эль, но я уверен, что это не так. Я его пробовал и что-то не чувствую, что могу жить вечно. Но если тебе это нужно, можешь взять книгу колдовских заклинаний. Я выписал её себе по почте пару лет назад, - он мягко улыбнулся, словно вспомнил нечто очень тёплое и светлое. - Она лежит около шкафа. Большая и черная. Спрыгиваю с дивана и, перешагивая через его "личный порядок в хаосе", иду к книжному шкафу. - А зачем ты её заказывал? Баловства ради или были благородные цели? По его лицу понимаю, что спрашивать не стоило. Он едва хмурится и прерывисто вздыхает. - Я хотел воскресить кое-кого... Просто, иногда наступает момент отчаяния, момент, когда ты начинаешь верить даже в колдовские книжки и заговоры. Прошептал он, подгибая колени. И мне не нужно знать и слышать больше, я понимаю, кого он жаждет воскресить. Но его чистый ангел уже никогда не вернётся на эту порочную планету. Я понимаю его. Неизбежность. Ощущение, что вот-вот случится нечто необратимое. И ты уже веришь всему: и в загробную жизнь, мечтая чтобы там кому-то было лучше, и в книжки с заклинаниями, желая продлить жизнь прекрасному существу на этой грязной планете с помощью лягушачьих лап и крови единорога. - А зачем тебе это? Я снова кладу голову ему на колени, он продолжает смотреть свой нудный фильм, а я читаю эту странную книгу. - Просто, я хочу, чтобы одна девочка не умирала. Вот и всё. Он вопросительно посмотрел на меня, верно, ожидая моего рассказа. И в тот день я рассказала ему обо всём. О принце и королеве. О первой любви и разбитом сердце. О прогулах и крыше. О неповторимой улыбке и скорой смерти. Мне не с кем было это обсудить, некому было рассказать о боли под рёбрами, о глупых мыслях, но он снова стал для меня рыцарем. Первым, кто выслушал, понял. Так странно. В первые дни нашего знакомства я была готова сжечь его, но сейчас я не представляю себя без него. Он - незаменимая часть меня. Он тот, кто никогда меня не бросит. - Лен, я ведь ничего и не подарила на твой день рождения. Это как-то неправильно, ты ведь мой лучший и единственный друг! Говори, что ты хочешь? Мы пили чай, сидя у панорамного окна. Сейчас было то самое волшебное время, когда четверг уже и не четверг вовсе, но ещё и не пятница. Весенний вечер. Даже в этом тусклом городе эти вечера наделены какой-то особой магией. Чем-то незримым, но таким чувственным. Вязкие, словно прокисшая каша, облака, едва уловимые ярко-алые паутинки солнечных лучей и свежий холодный воздух. Свежесть вперемешку с городским запахом отходов - так пахнет только вечер. Словно именно вечером весь мир пытается стать чуточку лучше, чем этим днём. И эта тихая, едва заметная борьба происходит именно вечером. Борьба едкой грязи и мимолётной свежести. - Ну же, не молчи. Толкаю его в бок. Он поднял на меня свои огромные глаза. Такие тёплые, что посмотрев них, несомненно, согреешься даже в лютый мороз. Он приоткрыл рот, словно желая сказать то, что так давно хотел, то, что мешало ему спокойно жить, то, что я должна была услышать очень давно, но он лишь улыбнулся. - Не окажите ли мне честь, не потанцуете ли Вы с неумелым рыцарем? Прошептал он, поднимаясь на ноги. Совершенно не то. Я уверена, что он должен был сказать совершенно не то. Что именно я не знаю. - Неуклюжая принцесса всегда к вашим услугам. Я не могу ответить иначе. Слишком много эти руки сделали для меня, чтобы я могла ему перечить. Так в нескончаемом потоке дней я забывалась, совершено ничего не делая. Я уже давно не появлялась в школе, дома, у Галако и на этой чёртовой крыше. Это странно и до дрожи в коленях непривычно. Ничего не делать, только и читать эти разбросанные книги, начиная с конца и не дочитывая до середины. Весь мир словно шёл мимо меня. Не останавливаясь, не оборачиваясь, не замечая. Река жизни не меняет своего быстротечного хода, но, увы, меня не посадили на корабль и не отправили в длительный круиз, да что там, даже шлюпку и спасательного жилета не дали. Так и сижу на берегу, поджав тощие колени к острому подбородку. И снова чего-то жду. Верно, чуда. Мне просто нужно немного самого обычного волшебства. Неужели это так много? Лен собирается в школу. Ловко завязывает бабочку. Аккуратно складывает учебники. Серьёзный такой. - Опять не идёшь? Знаю, что это ужасно неприлично. Вот так вот жить у него уже вторую неделю. Носить его вещи и просить готовить завтраки, но если вернусь домой, ничего хорошего не случится, а заявлюсь в школу - тут же пойду к директору. Поэтому я просто целыми днями сижу у него дома, в ожидании не пойми чего. - Уж, прости, - пожимаю плечами. - Скажи, что ещё болею. Он тяжело вздыхает и вскоре уходит. Я знаю, он не упрекнёт меня в этом. Никогда и ни за что. Он слишком добрый, чтобы выгнать меня, а я слишком наглая, чтобы уйти самостоятельно. Сегодня понедельник. Приёмные часы в кардиологическом центре с одиннадцати до восьми. По понедельникам Пико ходит туда ровно в три. Я успела выучить его расписание. Я не хочу встречать его: придётся оправдываться, почему не прихожу к нему на эту чертову крышу, а вот с Галако мне увидиться необходимо. Я должна увидеть эту неповторимую улыбку снова, должна услышать её смех и должна поговорить с ней о многом. Хотя о чём, я даже и не знаю. Впрочем, нужны ли друзьям темы для разговора? Я привязалась к ней. Да, за те два визита. Этого было достаточно, чтобы она навсегда засела мне в сердце, чтобы я постоянно думала о ней. Я даже прочитала эту чертову книгу заклинаний. И уже как-то непривычно надевать форму, ярко-голубые колготки и зелёные ботинки, подошва которых вот-вот оторвётся. Непривычно выходить из этого дома и видеть эту серость. Из окна она выглядит загадочно, возможно, даже чарующе, но в самом деле обычная грязная серость. На деревьях чуть прибавилось растительности, но праздной атмосферы весны всё равно не было. Природа не оживала. Природа замерла. Ветер остановил своё нежное дыхание, следом умолкли и деревья. Не было слышно даже птиц. Лишь неживые звуки города. Вот и огромное горящее сердце, совершенно неуместное здесь. Оно мне никогда не нравилось, как и все эти больницы в целом. Холодное безразличие пропитало стены и сердца этих людей. Вряд ли они способны на сочувствие к близким, что говорить о чужих им людям. Белый цвет - цвет пустоты и бессмыслия. И ленточка на моей голове тоже белого цвета, маленький намёк, что там, в моей голове, пусто. Ровно как и в сердцах этих людей с выцветшими, застиранными слезами, белыми глазами. В них нет жизни, неужели они могут дать её кому-то? Они пусты, и палаты с каждым часом пустеют, подобно их сердцам. Маленькие мирские трагедии. - Можно? Знаю, что можно, но всё равно стучусь. Ничего не изменилось. Та же дверь, обклеенная разноцветными звёздами, вырезанными из цветной бумаги. - Конечно! Радостно говорит она, и я уже счастлива. Счастлива, что слышу её голос, что сегодня она жива. Она сидит на больничной койке, в руках книга, а на голове корона. Он точно сегодня придёт. - Рада тебя видеть! И невозможно не поверить в подлинность её слов. Интересно, а она вообще умеет лгать? Я улыбаюсь ей своей ущербной улыбкой, а она мне своей - безупречной. Протягиваю пакет странного печенья, она вежливо благодарит. Я хотела поговорить с ней о многом, но снова теряюсь. Совершенно не знаю, что и сказать. - Как дела в школе? - Не хожу уже неделю. Она звонко смеётся. Она смеётся всегда. При любом удобном поводе и без него. - Сегодня Пико должен придти, - она вздыхает, поднимая глаза на корону. - В районе трёх. Сейчас полвторого. Времени предостаточно. Но для чего? Я снова пришла к ней с какой-то неизвестной мне целью. Но эта цель определённо есть. - Как ты себя чувствуешь? Как чувствует себя человек, который вот-вот умрёт? Как же? Прекрасно! Как же ещё ему себя чувствовать? Порой я сама дивлюсь своей тупости. - Неплохо. Мне разрешили в следующем месяце выйти на улицу! Представляешь, это будет лето! Совсем скоро! Ты обязательно должна пойти с нами! Она взяла меня за руку. Руки холодные, хотя в палате достаточно тепло. А в медовых глазах горели океаны жидкого золота. Она хотела этого или слишком умело притворялась. - Конечно я пойду. Я улыбнулась ей. Забавно. Я была готова пойти на всё, лишь бы не выходить из дома, а для неё выбраться из душных стен больницы - лучше любого праздника. И почему-то именно в такие моменты начинаешь ценить свои скромные возможности. Может быть, смотреть на закат, бродить по разбитым дорожкам в парке и попросту дышать - и есть истинное счастье? Вскоре пришёл и Пико. Намного раньше, чем планировал. И я в который раз убедилась, что странные меня люди, однако, окружают. Сам на уроки не ходит, а на меня начал кричать по поводу прогулов. Хотя мне приятна его забота. Неужели я для него не просто девушка, с которой он прогуливал занятия? Друг? - Почему ты не приходила в школу? Я скучала по этому голосу. Чертовски. Скучала по этим прекрасным глазам и острым скулам. Я скучала по нему. - Не хотелось. Ты же сам говорил, что это ужасно скучно. Он кивает и улыбается, словно гордясь мной, как достойной сменой. И сегодня он впервые проводил меня домой. Сегодня меня вообще впервые до дома проводили. И сегодня я впервые за две недели ночую в этом доме. Я не могу назвать его своим домом. Тут слишком холодно. - Я дома. И даже эхо не хочет отвечать мне. Этот дом слишком мертв. - Йорик! Ты скучал? Я насыпаю в золотую миску корм для домашних крыс. Король мышей с жадностью бросается на корм. А он совсем не изменился. Всё тот же любитель пожрать. И впервые моя комната показалась мне чужой. Эти яркие, неуместные цвета. Шкаф полный дорогой посуды и некогда любимая кровать. Всё словно не моё. Словно я пришла к кому-то в гости. В гости к человеку, которого я терпеть не могла.