Служака

Для Невилла и Луны эта ночь стала каким-то невероятным испытанием. Зашуганный жизнью мальчишка старался быть незаметным. Он прижимал локти к себе, чтобы не занимать много места, старался съесть как можно меньше. Под голодный аккомпанемент желудка Эрик съел только кусочек тушёного мяса, две тушёные морковки и кусок хлеба. Затем склонил голову, отодвинул тарелку, желудок при этом болезненно заурчал, но мальчик, опасаясь что его прогонят тихо сказал: — Спасибо, мэм. Я наелся. Можно мне выйти? Светлые брови Луны изогнулись в удивлении. — Ну уж нет, молодой человек! — возмущённо фыркнула блондинка. — Вы доедите всё, выпьете чай и только потом можете выйти из-за стола. Это понятно? Эрик не знал что сказать, чувствовал только, что плачет. И даже почему плачет, не понимал — здесь ведь было так хорошо, и руки на него за все время в этом доме никто не поднял, и не обозвал грязным отродьем, и не заставлял работать или гулять по холоду с утра до ночи. Заплакав, он вдобавок испугался, что непрошеные слезы убедят его новых друзей, что иметь с ним дело не стоит, он слабак и плакса, и испуганно задрожал, кинув взгляд исподлобья на Невилла и Луну — взгляд затравленного зверька. Невилл предпочёл сделать вид, что ничего не заметил, так было бы легче всем. Он просто пододвинул к ребёнку чай и кусок пастушьей запеканки, конечно, что-нибудь сладкое было бы предпочтительнее, но мальчик явно был голоден, а такая еда дарила сытость надолго. И Эрик принялся есть — медленно, понемногу, кусая пирог сперва осторожно, а потом все более жадно. Сразу после еды на него накатила усталость и изнеможение — и от чувства сытости, и от всех испытанных за день эмоций. Глаза начали слипаться сами собой, накатила нервная зевота, но мальчик боролся со сном. Жар отступил и он тихо спросил. — Сэр, а когда я начну работать? Что я должен сделать? Вместо ответа Невилл подошёл к нему, поднял на руки и тихо сказал: — Твоя работа сейчас лечь отдыхать. Эрик не сопротивлялся, потому что уже успел задремать. Невилл так и отнёс его в свободную спальню и был удивлён, обнаружив там тестя. Как выяснилось, Ксено приготовил кровать и сейчас застилал её одеялом, подбитым толстой овчиной, принёс голубую пижаму со смешными мишками: — Её ещё Луна носила, — объяснил он, — надо внуку вещей купить, не может же он оборванцем быть. Эрик напрягся. У этого мужчины есть сын, какой он? И зачем он забрал его? В прислуги? Но так к слугам не относятся. Его сонного переодели в пижаму, кто-то потрепал его по волосам и прошептал: — Спи, внучек, отдыхай. Теперь ты дома. «Выходит, это я…» — промелькнул обрывок мысли, сразу после которого наступил крепкий сон. Тёплая волна окутала его и скоро он спал глубоким мирным сном, в котором не было ничего: ни кошмаров, ни голода, ни видений — одна сплошная чернота. Не та страшная тьма, которая пугает, а та уютная, что окутывает кресло у любимого камина и зовёт вздремнуть. Часам к трём утра всё изменилось: мальчику начал сниться ледяной дождь. Ему казалось, что он промок и скоро замёрзнет. Остро хотелось укрыться, но ноги пронзило судорогой. Стало так больно, что он дико взвыл. Сигнальные чары, накинутые на комнату Эрика взвыли и одновременно с этим послышался детский, исполненный боли крик. Луна и Невилл вскочили одновременно, переглянулись: — Побудь здесь, прошу тебя. — Ты же знаешь, что я не усну. — Не надо его пугать, нас и так слишком много, а любое внимание взрослых для него никогда не сулило ничего хорошего. — Хорошо, тогда я сделаю какао. Когда Невилл впорхнул в комнату, Эрик уже проснулся. Он ошалело вертел головой и пытался проморгаться, щурясь на яркий свет, заливший спальню. Мужчина, забравший его из школы, присел на краешек кровати. — Что случилось? Кошмар приснился? И мальчик не знал как отвечать, только задрожал, когда огромная ладонь коснулась лба. — Ой, да ты весь горишь. Странно, я же дал тебе зелье, — он взмахнул палочкой и огромный серый жеребец побежал сквозь пространство, — думаю, нам нужен хороший целитель. — Нет, сэр. Спасибо. Мне уже лучше и я..... — Целитель сам расскажет, что сейчас можно, а что нет. Луна всё же возникла на пороге комнаты. Она протянула ребёнку какао и тот недоверчиво отпил. Стало легче. Он набрался храбрости и спросил: — А зачем вы меня забрали? — Невилл пожал плечами, даже почесал затылок, но решил, что рассказы про внезапно вспыхнувшее чувство любви к неизвестному сиротке это как-то неправильно, да и ни к чему. Он же видел его всего-то две-три минуты от силы. Правда, неизвестно, как Эрик отреагирует на его заявление. — Они бы просто убили тебя. Вот и всё. Мальчик распахнул блестящие от жара глаза и ошарашено смотрел на него. Попытался пригладить взъерошенные каштановые волосы. Теперь казалось, что он стал ещё бледнее и серые, кажущиеся блёклыми глаза, отражали недоверие. — Нет, — тихо прошептал он, — они просто били и запирали, но не убивали… Эрик снова дрожал, его психика действовала одним единственным доступным способом. Мальчик отрицал очевидное, иначе его жизнь становилась ещё страшнее. — Это-то и хуже всего. Вас поставили на грань выживания и смотрели как вы умираете, и никто ничего не сделал. Зато потом можно будет сказать, что на вас обрушилась кара за те дела, за которые вы не отвечаете. Мальчик всхлипнул, а потом тихо спросил: — Значит, мы такие же, как наши родители? Невилл задумался, а потом сказал: — Нет, уверен, что нет. Знаешь, у магглов был свой Волдеморт, а у того служили свои Пожиратели. Одного из них звали Амон Гет. Он убивал всех, кто не соответствовал его понятием о правильности. Имел не тот цвет глаз, не такие уши, цвет кожи. А его внучка… — Что? — что с ужасом спросил ребёнок. — Ничего. Мулатка она. Живёт в какой-то тёплой стране. А они говорят, дурная кровь. Бред всё это. — А остальные тоже умрут? — Не знаю. Я постараюсь вытащить ещё кого-нибудь, но обещать не буду. Мальчик опустил голову, обдумывая сказанное, а потом прошептал: — Спасибо. На улице послышался хлопок аппарации и уже через несколько минут на пороге комнаты возникла Луна вместе с целителем. Это был мужчина лет пятидесяти, коротко стриженные чёрные волосы густо убеляла седина, чёрные глаза смотрели внимательно и строго и Эрик напрягся. — Так, папаша, рассказывайте, что такого случилось? — обратился целитель к Невиллу. — Он, похоже, простудился. — И? — Простите, я не понимаю, — Невилл слегка растерялся. — Это всё? Ничего больше не желаете мне рассказать? — Не желаем, — Луна поняла, что целитель намекает на излишнюю худобу и зашуганность мальчика. Да и знал он всех детей в округе и мог поклясться, что видел этого ребёнка раньше. Вот только не здесь. Это был коттедж «Волчья Ягода». Семейство Белби было небогато. Грей Белби, в отличие от брата Дамокла, не унаследовал таланта в зельеварение. Впрочем, наследства хватило, чтобы вложить его в банк и жить на ренту. Только тщеславие и зависть сгубили Грея. Сначала он разругался с братом, когда тот взял управлять своей зельеварней талантливого магглокровку, а не родного брата, но он был умён, как и многие когтевранцы. И хоть вступил в ряды Пожирателей — долгое время оставался в тени. Ему хотелось славы и богатства. Сначала он просто был мелким шпионом, а потом, когда Гарри Поттер стал нежелательной персоной номер один, примкнул к егерям. Какое-то время семья позволяла жить себе на широкую ногу. Старший сын Маркус тоже принял метку, а мать даже решилась на второго ребёнка. Так что до трёх лет Эрик имел вполне благополучное детство. даже первые два года после войны всё было не так ужасно. Сначала искали семьи только крупных Пожирателей, но потом очередь дошла и до мелких подручных. Отец был арестован, но до суда не дожил. Брат отправлен в министерские зельеварни чернорабочим и через год сгорел от чахотки, а Эрик с матерью стал парией. Целитель не знал и половины истории, но ребёнка вспомнил, поэтому сейчас у него и возникли вопросы, но он вышел за Луной. — Знаете, — нараспев сказала Луна, — общество мстит и мстит жестоко. И мстит оно непричастным. Мы знаем, кто его отец, но ведь ребёнок был ещё маленький, разве он виноват? Целитель нахмурился. В нём боролся долг и гнев. Он сам похоронил племянника в этой войне. — Из этого мальчика вырастет такой же Пожиратель как и его отец, — с сомнением сказал он. — Из него вырастет тот, кем воспитаем его мы, — твёрдо возразила Луна. — Простите… — он хотел уйти, но из комнаты послышался кашель, а затем и плач. Мужчина обернулся, не зная, как же поступить. — Ну, что же вы встали? Уходите! — язвительно сказала миссис Лонгботтом. — Подумаешь, Пожиратель плачет от боли и страха. Идите же. — Да ему же нет и десяти лет! — вдруг зло ответил лекарь, забывая, что не хотел помогать. И он вернулся в спальню. — Давно его забрали? — спросил он. — Нет, вот только что, — вздохнул Невилл. — Вчера, если быть точным. Я по просьбе друга отправился выяснить, что в «Волчьей ягоде» происходит, и… Целитель уже не слушал, а присел рядом на край постели, не пытаясь пока дотронуться до мальчишки — налаживал зрительный контакт. — Как ты, дружок? Просто страшный сон? Эрик кивнул, но слабо, еле заметно, и тут же отвернулся. Хотелось разреветься, и он держался еле-еле. Лишь бы не показать снова слабость приютившим его людям. Он только начал мечтать, что его заберут насовсем, но пока не верил: ему приходилось слышать рассказы, что некоторых забирают, — на время, само собой. О новой семье он и не мечтал. Целитель казался ему строгим, живым воплощением тех мест, откуда Эрик только сумел выбраться, поэтому в его взгляде и читались такой страх и недоверие. — Ты болеешь? — ласково спросил целитель, но и эта ласковость из-за страха казалась мальчику фальшивой. Он ни кивнул, ни покачал головой. Хотелось уцепиться за Луну и зареветь, и та угадала жест, которым Эрик к ней потянулся, подошла ближе, обняв за худенькие костлявые плечи. Мальчик тут же вцепился в нее. — Разденьте ребенка. Это нужно для диагностики, — пояснило лекарь. Луна ласково погладила мальчика по плечам, но всё-таки сняла с него пижаму. Эрик порывался вцепиться и не дать раздеть себя: если что-то и сдерживало его, то только страх перед тем, что сейчас и эти добрые новые родители начнут на него кричать. Тихо коснулось его кожи заклинание, похожее на ласковый жёлтый огонек. Многое можно было заметить и без него: истощение, рубцы от розги, старые ссадины на коленях и нервную дрожь при виде любого взрослого. Старый лекарь вздохнул. Удастся ли этим добрым людям вырастить из волчонка хорошего человека? А сколько труда предстоит на этом пути. Он не стал загадывать. Что ж, его долг — не мешать им, а помочь по мере сил. Его интересовало, нет ли у ребенка воспаления лёгких или чего похуже, учитывая, в каких скотских условиях держали «пожирательское отродье» в приюте. Но помимо слабости мальчишку одолевала зевота, сонливость, пришедшая сразу после того, как он немного утих, так что лекарь отозвал Невилла в сторону, сказав, что им повезло, хоть и относительно. — Доктор, что с ним? — это Ксенофилиус Лавгуд пришёл из своей спальни. Он был встревожен и деятелен, и искренне волновался за приёмыша, хоть и старался не быть навязчивым — появлялся он редко (журналистика все еще оставалась его основной любовью), но если и давал советы, то строго по делу. В его памяти жива была память о трагической гибели матери Луны — когда он, стараясь не замкнуться в своем горе, помогал дочери пережить потерю. Его сердце совсем не зачерствело, и несмотря на испытания, выпавшие на его долю, он мог сочувствовать и сопереживать. Да и странности характера его проявлялись только в работе. Невилл вообще готов был поклясться в том, что его тесть просто потешался над обществом. Как выяснилось после свадьбы, Лавгуды были достаточно богаты. Не как Малфои, но определённо богаче многих, и Ксенофилиус, похоже, проверял, кто и что может стерпеть, чтобы не потерять благорасположение его и его дочери. Он отказывал многим сватам, но вот леди Августе не отказал и был прав. Луна нашла в Невилле свою опору, и Невилл оказался достаточно независим, чтобы не просто бездумно пользоваться деньгами жены, но, напротив, преумножал их. Невилл был спокоен и рассудителен, и вместе с тем достаточно приземлен для того, чтобы уравновешивать несколько эксцентрический нрав семейства Лавгудов. Так что появление Лавгуда он принял спокойно и даже взглянул на него с надеждой. Потом снова перевел взгляд на лекаря. Тот явно видел, что от него ждут совета. — Физически он не так уж плох, но у него бронхит, что, конечно же, требует постельного режима. В его состоянии ему сейчас нужно обильное питьё, полный покой, как физический, так и душевный. Но еще больше меня беспокоит состояние его психики. Мальчик не выглядит слишком развитым, оно и понятно. Возможно, удастся его скомпенсировать. Только я не знаю, где вы будете искать специалистов, — доктор развёл руками. — Вряд ли кто возьмётся. Невилл только вздохнул, но тут Ксенофилиус напел: — Ты руку дай всем друзьям на улице Сезам, на улице Сезам… — Я не знаю, где находится такая улица. Это не в Лондоне? Где-то за рубежом? — Это знает Гарри Поттер, — спокойно ответил Лавгуд. И тут комната озарилась ярким светом. Все обернулись к сиянию явившегося Патронуса. Ребёнок, сотканный из эмоций, появился из стены и грубым мужским голосом заявил: — Доктор, вы очень нужны мне. Мой адрес вы знаете, прошу прибыть как можно скорее. Гарри Поттер! Невилл кинул ошарашенный взгляд на Ксенофилиуса: знал тот, просто угадал или предвидел? Нет, семейство Лавгудов не переставало его удивлять. — Я оставлю лекарство, — завершая визит, быстро проговорил доктор. — Надо давать десять капель с каждым приёмом пищи. Обильное питьё и много спать. Через две недели я осмотрю его. Хорошо бы, конечно, подобрать ему коллектив ровесников, но кто же позволит. Лекарь ушёл, а Невилл вернулся в комнату. Эрик уже немного успокоился, но сидел оцепенев от ужаса. Вот теперь его точно вернут, ведь он такой слабый и никчёмный. Мужчина рядом был спокоен, он присел на край кровати и, спросив глазами разрешения, взял его руку в свою. Ручонка была какая-то вялая и дрожащая, и он долго гладил ее, но все никак не мог согреть. Невилл готов был держать его в крепких согревающих объятиях сколь угодно долго, но не был уверен, что не перепугает этим мальчика сильнее — тот ведь совсем отвык от ласки, от любых касаний, и начинал вырываться, как дикий зверек, стоило задержать его насильно. Привитая, выращенная дикость со временем могла уйти, и в ней не было вины Эрика — а все же справляться с ней было тяжело. — Ложись, я укрою и спою тебе. На лице Эрика не было особого энтузиазма, скорее, сомнение в певческом таланте Лонгботтома. Или обычный въевшийся страх, что вернее всего. — Очень тихо спою, — добавил Невилл. — Чтобы ты не боялся засыпать. Он и впрямь готов был сидеть, не сомкнув очей, у его постели до утра, но на деле задремал едва ли не раньше Эрика — к счастью, кошмар не повторился, хоть сон и остался прерывистым. Одному чудились демоны, которых создали люди и вбили их в его детскую голову удар за ударом, другой спал спокойно, и его сон был наполнен воспоминаниями о прошлом, когда он вспоминал товарищей из Хогвартса, а когда они скрылись, и наступило утро, в памяти Невилла осталась только грусть, какую люди испытывают, желая вернуться в свои самые счастливые годы. Но в его силах было если и не продлить свое счастье, то воссоздать его для Эрика. Так они и спали. Эрик свернувшись клубком в кровати, а усталый Невилл сидя в кресле. Мальчик не проснулся, когда Ксенофилиус Лавгуд разбудил Невилла и жестами показал ему идти спать в кровать. Сам же Ксено приготовил для мальчика сухое бельё которое состояло пока из одной рубашки до колен. Здесь он пожертвовал свою, укоротив её при помощи самых обычных портновских ножниц. Эрик проспал до часа дня. Уже был приготовлен не то что завтрак, а даже обед и в доме пахло тёплым хлебом, куриным бульоном и тушёным мясом, когда Эрик вздрогнул и открыл глаза. Слабость охватила его тело, но он попытался встать. — Лежи, — спокойно и мягко сказал ему странный мужчина, называвший его внуком, — доктор не разрешил тебе вставать. Я принесу еду, а там будет видно.