Служака

Гарри Поттер никогда не думал, что будет столько времени уделять быту, но, если подумать, что ему ещё оставалось делать? Плоды воспитания Дурслей он сорвал не в школе, а несколько позже. Осуществив свою мечту и став мракоборцем, он понял, что не хочет семью. Платонический роман с Джинни не перерос в большую любовь и брак. Они расстались по её инициативе, оставшись хорошими друзьями. Настолько хорошими, что он был шафером на её свадьбе. Сейчас у молодого человека было всё, что он мог пожелать, и это всё злило тётку Петунью, с которой он общался только один раз с момента своего семнадцатилетия. Тётка Петуния с гордостью выхвалялась перед новыми соседями, что её Дадличек стал работать в компании «Гранингс», дядя Вернон раздувался от гордости, а Дадли, как ни странно, было противно от этого всего. Тщеславие не было его пороком. Именно в этот момент и появился перед ними Гарри Поттер. Выслушав нотацию о том, какой он никчёмный, Гарри лишь улыбнулся. Всё, что было в нём от слизеринца, поднималось и брало верх над гриффиндорской безрассудностью. Да, он мог бы взбеситься, мог бы даже сделать со всем осточертевшим ему семейством Дурслей что-нибудь страшное и благодаря аврорскому опыту замести следы так, что никто не заподозрил бы ничего. Но внутри него больше не было пламени гнева — одно холодное спокойствие. Легкая насмешка тронула его губы. Он мельком со снобизмом истинного мага подумал о том, как жалко выглядят эти магглы в сравнении с ним, с тем, который выследил и победил стольких преступников, который владел таким арсеналом умений, что они и представить не могли. Он мог бы заморозить время, обрушить Вестминстерский дворец, продлить свою жизнь на сотню лет — и с такой же легкостью мог бы заставить их заткнуться и заплатить за всё… Но это было бы неверно, неправильно, и он осознавал это. И не потому, что Гарри чувствовал какую-нибудь там благодарность за то, что они «сделали его таким, какой он есть». Поэтому он просто улыбнулся им и сказал: — Я тоже всех вас рад видеть. Пришёл пригласить на новоселье. Мои родители оставили мне особняк в Белгравии. Кузен ухмыльнулся, а дядя Вернон пошёл багровыми пятнами. Соседи стали перешёптываться. Приглашения тётка и дядька не приняли, а вот Дадли удивил. Он догнал его на улице и тихо заговорил: — Ты это… Прости меня, я в детстве много чего не догонял… Только район такой мне не по карману. Давай где попроще встретимся, посидим. — Ох… Дадли… Гарри тронуло это простоватое признание, хоть он этого бы не признал. Но поддержать порыв Дадли ему хотелось. А тот вдруг приостановился, посмотрел на него внимательнее и добавил несмело: — Гарри, прости, что лезу, но ты как-то странно себя ведёшь. Что не так-то? — Давай я тебе вечером расскажу. Знаю я там неплохой бар, — он протянул кузену приглашение. — Хорошо, зайду. В вечернем баре было немноголюдно. Гарри и Дадли сели за стойку. Поттер сделал знак официанту, и тот принёс выпить. Гарри отсалютовал стопкой: — За встречу! — и залпом её опрокинул в себя. Дадли задумался и чуть пригубил напиток. Спиртное он не любил, да и старался соблюдать режим, как многие спортсмены. Сейчас он не был жирным свиноподобным подростком. Это был крепкий, высокий парень. Светлые его волосы чуть кудрявились, под простой футболкой угадывались литые мышцы. Он дотянул свою стопку, закусил орешками и попросил горячую закуску, а Гарри тем временем уже допил третью. Он не знал, о чём можно говорить с кузеном, с которым они не общались никогда, и тогда Дадли взял инициативу в свои руки: — Что не так? Ну, за исключением того, что ты невероятно крут и захотел похвастаться? — Дадли не ждал ответа, но Гарри заговорил. — Всё не так. Ты ведь немного знаешь про ту войну, в которой я… — В общих чертах, и подробностей, если честно, знать не желаю. Тогда Гарри замолчал. Как он мог объяснить происходящее, не нарушая Статута о секретности? Да и не хотелось уже. Нет, он не боялся, что Дадли вновь, как в детстве, начнет обзывать его «психом» и «ненормальным», ему было даже всё равно, что тот подумает и расскажет о нем. Ему было всё равно и не хотелось больше даже пытаться хоть что-то объяснить. Дадли ещё несколько раз пытался завести разговор на отвлеченные темы — вроде девушек или спорта — но и тут терпел поражение. Гарри или отвлекался, словно его увлекали совсем другие мысли, или отвечал так немногословно, что ясно было, что не горит он желанием раскрывать всего. — Знаю, ты до сих пор думаешь, что я странный. — Теперь я не стал бы тебя за это травить. — Ничего. Я не держу зла, — ответил Гарри. И это было правдой. — Понимаю, тебе неприятно из-за родителей. Мне и самому неловко. Впрочем, расстались они тепло и обнялись совсем по-дружески. Дадли крепко сжал его руку ещё раз и похлопал по спине — и они уже хотели разойтись, как вдруг Дадли не выдержал. — Гарри, ты ведь таким не был. Расскажи, что случилось? Я не помогу, только выслушаю, но, может легче станет. Поттер вздохнул и взлохматил вихры, совсем как в далёком детстве, когда сомневался в чём-то. Тщательно подбирая слова, он заговорил: — Ты помнишь Вторую Мировую войну? Ну, точнее то, что было потом? — Ты имеешь в виду судьбу побеждённых? — Ну… Да… — Гарри удивился, как легко Дадли понял, о чём пойдёт речь. — Да. Помнишь, как относились к детям, рождённым в Лотарингии? — Дети немцев и француженок? Что помнить-то. Хреново. Везде чужие. — Вот. И я работаю, работаю. Всё рейды и рейды, и всякое другое дерьмо. И эти дети, и их родители… Дети, конечно же, в основном… И законы… И что вот делать? Они же ведь ни при чём? Но ведь столько народа погибло! — Ты работаешь в полиции? В своей полиции? — прямо спросил Дадли. — Да, а ты где? — Осваиваю семейный бизнес, но продажник и мастер из меня никудышный. Я школу благотворительную открыл. Обучаю спорту социально-неблагополучных детей. Знаешь, безнадзорных, ненужных родителям, просто потерянных для общества. Стараюсь вернуть их к нормальной жизни. Гарри осоловело смотрел на кузена. Вот уж такого он точно предположить не мог. А Дадли продолжал: — Не у всех есть такой стержень, как у тебя, Гарри. Кто-то может и сломаться, если не помочь. А по-поводу твоего рассказа. Ты ведь знаменит, можешь поднять бунт одиночки, дать красивое интервью. А власти сделают возмущённое лицо и воскликнут: «Ах, негодяи! Кто посмел?», а ты потом падёшь смертью храбрых от руки террористов. Некролог, цветы, памятники и новая волна репрессий. А можно дотянуться хоть до кого-нибудь. Спасти, кого сможешь. Знаешь, говорят, начни спасаться сам, и вокруг тебя спасутся многие. А так, думай, решай. Дадли направился к выходу, а потом обернулся и тихо сказал: — У меня на занятиях есть мальчик. Джон, так вот если его кто обижает, все потом жалуются, что Джон жжёт их руками. Я хотел с ним поговорить, но всё время забываю, когда иду мимо. Он умеет исчезать и появляться в самых неожиданных местах. Похоже, он один из вас. Приезжай, посмотри на него, может, сможешь помочь. Дадли ушёл, а Гарри ещё долго сидел, пил и думал над его словами. Комната, в которую доставили Эмиля в ожидании работника учреждения по надлежащему уходу и досмотру за сиротами неблагонадёжных граждан магической Британии, была маленькая и неуютная. У стены стояла кровать с тонким матрасом, в противоположном углу был умывальник с холодной водой и сортир, отделённый перегородкой. Дверь захлопнулась, мальчик огляделся и, шлёпая босыми ногами по цементному полу, поскольку ему так и не дали обуться, подбежал к двери и начал кулачонками колотить по ней. Он хотел вернуться к отцу, единственному, кто о нём хоть как-то заботился, и сильнее всего боялся, что отец умрёт. Слишком уж плох он был, когда они виделись в последний раз перед тем, как его поймали. Красть лекарства в магловской аптеке было глупо, но это был единственный шанс помочь Северусу. Поэтому Эмиль и стучал несколько часов, пока наконец дверь распахнулась и дежурный маг не вошёл в комнату: — Цыц, пожирательское отродье! Что шумишь?! Сиди и жди. Тебя скоро увезут. Эмиль попытался прошмыгнуть у него между ног, но был грубо схвачен за шиворот старой рубашки. Ребёнок попытался вывернуться и укусил надзирателя за руку. И тут же глухо вскрикнул и замычал от тяжёлой оплеухи: — Ненормальный! Волчонок! Погоди, в Азкабане из тебя быстро дурь выколотят. Это было ложью, поскольку таких маленьких детей в тюрьму не отправляли, и верней всего Эмиль вернулся бы назад в гетто, но надсмотрщику хотелось попугать парнишку, и он не отказывал себе в этом удовольствии. Поток магии отшвырнул Эмиля на кровать и невидимые путы связали его. А потом погас свет. Оставшийся в полной темноте ребёнок выл, нечленораздельно мычал, срывал горло и плакал, но никто не пришёл к нему на помощь. Прошло часов восемь, в камере медленно зажёгся свет, судя по звуку открылось и снова захлопнулось смотровое окно и за дверью послышались голоса. Они спорили и ругались, но Эмилю было уже всё равно. Тем временем Гарри Поттер шёл по коридору между камер временного задержания несовершеннолетних нарушителей. Везде было тихо, камеры пустовали, кроме изолятора, из которого доносились крики и хрипы, пронизанные страхом. Жестом он подозвал охранника: — Что происходит? — Ничего. Пожирательское отродье беснуется. Хорошего вам дня, мистер Поттер. Если дежурный и рассчитывал, что Гарри пройдёт мимо, вспоминая войну и приспешников Тёмного Лорда, то он ошибся. Аврор Поттер, которому пророчили карьеру Бартемиуса Крауча, — настолько непримиримым и жестоким он мог быть, — никогда не отыгрывался на беззащитных. Он быстро поднялся по служебной лестнице до начальника отдела, его ценило начальство и уважали коллеги. Дар светлой магии с каждым годом становился всё ярче и Мальчик, Который Выжил мог видеть тёмные ловушки, считывать проклятия и имел такую везучесть, будто бы пил Феликс Фелицис литрами. Но никто не знал, что лучший ученик Альбуса Дамблдора сохранил ещё и доброе сердце. — Кто там? Ребенок? Включи ему свет, — просьба вышла рычанием. — А, ладно. Всё равно он не заткнётся. Дежурный выполнил просьбу и, с непониманием глядя вслед удаляющемуся Гарри, достал Ежедневный пророк и стал решать кроссворд. — Гарри, рад тебя видеть! — новый глава Аврората Джон Долиш помнил Гарри ещё по плакатам о розыске и был рад, что Мальчик, Который Выжил, сейчас зашёл к нему. — Что-то срочное? — Там в камере временного задержания ребёнок. Что случилось? — Сейчас посмотрю. — Мужчина призвал папку и начал листать. — Так… так… Эмиль Селвин. Мать и отец — Пожиратели Смерти. Возраст мальчика — девять лет. Право опеки отцом отозвано. Мальчик асоциален: ворует, дерётся, не посещает никакие образовательные учреждения. Он опасен и будет помещён в учреждение по надзору. Может, в приют св.Брутуса. Гарри вздрогнул, вспомнив рассказы Рона об этом месте. Сам Рон, будучи успешным игроком в квиддич и снискавшим себе популярность, вытащил, иначе не скажешь, из этого места младшую сестру Кребба, которой на момент войны было всего шесть лет. Малышка боялась всего и всех, и некоторые её манеры говорили о многом. — Я хочу забрать этого мальчика, — тихо сказал Гарри. Долиш только покачал светлой головой, но глядя на зелёные глаза, сверкавшие упрямством, вздохнул и тихо сказал. — Гарри, я стар для таких фокусов. История с Дирком Крессвелом обошлась мне слишком дорого. Думаешь, легко вызывать на себя конфундус с чужой палочки, да ещё проходя мимо? А история с Августой Лонгботтом? Пришлось подставиться. Я потом месяц полуовощем был. И что, мне ещё раз позволить наложить на себя конфундус ради чужого мальчишки? Гарри молчал. Долиш мужик был совестливый и политику нового министра не одобрял. Джон посмотрел в глаза второго за всю историю Аврората мракоборца, принятого без экзаменов — первым был Аластор Грюм. Постепенно, думая, что тот, может, ассоциирует себя самого, брошенного всеми в детстве, с этим ребенком, и поняв, что Гарри решения не изменит, продолжил: — В принципе, проступок его не бог весть какой страшный: кража лекарства из аптеки магглов, на случайной магии, без палочки. Можно и потерять документы… Я помогу тебе, Гарри, но только учти, что всем не поможешь. И я опять рискую. Будешь носить мне передачки в Азкабан, если что? — Да, Джон, да, да, ты прав. Но я могу помочь конкретно этому ребёнку. Если каждый из нас поможет хоть кому-то, мы избежим многих проблем в будущем. Конечно, была в его словах правда и смотрящая далеко вперед проницательность, думал Долиш, ведь любой ребенок, вытащенный из этого ада и воспитанный в заботе и любви, — это минус один вор или убийца. Так он успокаивал себя, тайком уничтожая протокол о задержании и о совершенном правонарушении. Вскоре он вернулся к Гарри. Долиш протянул ему пергамент с разрешением забрать ребёнка. Ниже был написан адрес отца мальчика. Гарри поблагодарил и кивнул ему — быстро, сухо; но взгляд сказал многое. Он был полон благодарности и готовности сделать многое. Это вселяло в Долиша надежду. Гарри не знал ещё, что собой представляет этот незнакомый ему мальчишка — может, он уже готовый преступник, который так привык воровать, что и жизни без этого не мыслит, может, он повидал столько мерзостей этой жизни, что не оправится никогда, может, он тяжело болен… Но Гарри готов был сделать для него всё, чтобы только тот не вернулся на улицы и не попал в одно из тех жутких мест, куда отправляли детей Пожирателей Смерти. Это не была безоговорочная и слепая вера в добро, нет, он ясно представлял себе, что дело ему предстоит тяжелое и неблагодарное. Да он и не ждал никаких «спасибо» — просто осознание своего долга было сильнее. Он видел несправедливость и хотел исправить её. Пусть даже его дела обернулись бы против него самого. Дверь в камеру открылась. Совсем ослабший и замёрзший Эмиль приподнял голову и застыл в страхе. Вошедший мужчина напугал его, хоть и был невысокого роста и с правильными чертами лица, которое оставалось спокойным, оглядывая его. Из-под круглых очков на него смотрели зелёные глаза. — Можете идти, — приказал Гарри конвоиру, — я забираю его. Магия, удерживающая руки и ноги Эмиля, пропала, а мальчик только сейчас понял, что стоит перед этим господином весь мокрый, потому что ночью обмочился от ужаса. Аврор подошёл к нему и крепко взял за плечо. — Ты, мальчик, пойдёшь со мной, — Гарри не обратил внимание на запах. Он хотел как можно скорее очутиться дома, подумать и посоветоваться с друзьями. То, что он видел, ему не понравилось, и он только сильнее удостоверился в том, что всё верно делает. Маленький забитый ребёнок, у которого нет даже ботинок. На фоне Эмиля собственное детство в чулане у Дурслей показалось ему вполне благополучным. Крепко удерживая мальчика за плечо и не давая скользить по холодному булыжнику, он вывел его на аппарационную площадку и активировал портключ. Скоро они прибыли в нужное место. Эмиль непременно бы рухнул на четвереньки, если бы мужчина не удержал его. Мальчик задрожал. Мужчина не производил впечатление жестокого человека, но цепкий зелёный взгляд, прокрадывающийся в душу, подвижная фигура с развитой мускулатурой и ощущавшееся в его фигуре напряжение, способность мгновенно приходить в ярость, а, возможно, и действовать импульсивно, пугала. Эмиль не ждал от своей жизни ничего хорошего, к своим девяти годам он знал её итог. Сдохнуть от голода, холода и болезней. Хогвартс, о котором рассказывал ему отец, казался глупой детской сказкой и выдумкой. Все рассказы о том, что он сам вылечится и заговорит когда-нибудь — несбыточными мечтами. Иногда, рыская в маггловских районах, Эмиль видел счастливые семьи, детей не в перешитой одежде, хорошие игрушки. И тогда он злился, ненавидел себя и свою магию, плакал ночами в грязной холодной кровати и прекрасно понимал, что не был частью этого правильного, сахарного и чудесного мирка. Гарри завёл ребёнка в коридор самого обычного маггловского дома, включил свет и стал пристально осматривать Эмиля. «Какой же он некрасивый», — подумал Гарри, рассматривая тощего мальчишку в обтрёпанной одежонке. Скуластое лицо, тонкий с горбинкой нос, обещавший стать внушительных размеров, чёрные жирные волосы, неровно обкромсанные и достигавшие шеи. Синие глаза были мутными, казалось, ребёнок не фокусировал на нем взгляд и утратил связь с реальностью, но это было не так. Нет, он ему не понравился, но это ни на секунду не заставило Гарри свернуть с выбранного пути. «И всё же, какое свинство, даже одеться мальчику не позволили», — он неуловимо выхватил палочку и потоком тёплого воздуха высушил мальчику штаны, затем провёл его в комнату и строго, поскольку просто не умел по-другому, сказал: — Так, ты сидишь здесь и никуда не уходишь. Ванная и туалет налево по коридору. Всё остальное я запер, и лучше не пытайся снять чары. Понятно? Эмиль испуганно закивал. Видя такую реакцию, Гарри пожал плечами, но размышлять над ситуацией не стал. Достал бумажку, прочитал адрес и аппарировал как можно ближе. Расчёт был прост: предложить денег, много денег за передачу права опеки. Деньги и документы. Сделка была выгодная и как ни крути, многие на неё согласились бы. Но когда у Поттера было что-то нормальное? Он вошёл в тёмную комнату. Аврорская мантия надёжно распугала всех жителей гетто и никто не рисковал пойти за ним. В нос ударил кислый запах пота и несвежего белья. Было холодно, помещение, похоже, совсем не отапливалось. На кровати, стоявшей в дальнем углу, был навален ворох тряпья, который слабо шевелился. — Люмос, — Гарри приблизился к кровати и одной рукой начал расшвыривать вещи. Какая-то занавеска, плед, большая, но холодная куртка, ещё плед. Он осветил лицо «пьяницы» и застыл на секунду. Перед ним лежал один из самых нелюбимых им людей. Хоть он и спас его, даже дважды, но не простил. Профессор Снейп был едва жив. У него не было сил даже подняться, жар, боль в лёгких и суставах изматывала. А ещё совесть терзала его. Он чувствовал себя полным ничтожеством. Эмиль так был рад, что смог принести немного аспирина. Он пытался как раз напоить отца лекарством, когда дверь отворилась. В комнату вошли авроры. Посмотрели на Снейпа как на пустое место, ознакомились с его предписанием на увольнение, зачитали приказ об изъятии Эмиля и, схватив вырывающегося ребёнка, аппарировали из этого района. Никто из них не спросил, перенесёт ли мальчик аппарацию, никто не взял его вещей. Никто не пытался расспросить его о сыне и уж тем более оказать ему помощь. А сейчас, приоткрыв глаза, бывший зельевар увидел над собой Гарри Поттера, но ничего не сказал. Сказать и попросить можно было того гриффиндорца, которого он унижал на уроках. А этот мужчина был силён, отчасти жесток и не сентиментален. Поттер осмотрелся, мысленно оценивая обстановку: «Спиртным не пахнет и нет бутылок. На старом столе несколько задрипанных, но явно детских книг. Все по зельеварению, да кто бы сомневался!» Решение было взвешенным. Даже в таких скотских условиях Снейп пытался обучить своего сына, значит, всё же он любил мальчика. И Гарри не смог предложить ему денег — так унижать профессора он вовсе не хотел. Прикинув, как поднять зельевара с минимальным риском для своей спины, он присел на кровать, всё же резко перехватил правую руку профессора и закинул её на свое плечо. Вторую руку он по инерции перехватил так, чтобы Снейп не мог достать палочку, которой, кстати, здесь не было, или стилет. Резко встал и повёл зельевара на выход. Обратно пришлось добираться на обычном такси. Гарри ожидал увидеть дома что угодно — к примеру, что мальчишка раскурочил дверь или окно и сбежал, или сжег весь дом, или, может, просто уснул, потому что устал… Но когда он появился в гостиной с едва живым Снейпом, Эмиль, до этого прятавшийся в углу, не сдержался и бросился к отцу. Обнял его и заплакал, и вот сейчас Гарри уже чётко понимал, что делать. — Мальчик, отойди от него, — Гарри отодвинул Эмиля от профессора зельеварения и потащил его во вторую гостевую спальню. — Он тяжело болен, ты можешь заразиться, — пояснил он перепуганному Эмилю. Там он сгрузил свою ношу на кровать, покачал головой и отправился в свой кабинет. Достал из аптечки жаропонижающие уколы и вернулся к невольному пациенту. Тяжело вздохнул и понял, что созерцать голый зад профессора-Летучей Мыши у него не возникает желания. Да и делать неловко Снейпу не хотелось — и тогда он разорвал рукав старой рубашки и сделал укол. Эмиль всё это время сидел в той комнате, в которую его отрядил этот странный мужчина. Он не знал, какая судьба ждёт его отца, и очень боялся. Зельевар смог ненадолго очнуться, увидел над собой размытое лицо и попытался что-то прошептать, но его не слушали. Показавшийся знакомым голос как-то раздражённо ответил: — Лежать. Доктор скоро прибудет, — и всё окутала мгла.

***

Оставив Снейпа в покое, позволяя ему отдохнуть, а уколам подействовать, Гарри мысленно вернулся к мальчику. Наконец он прочитал имя в документах, подошёл к ребёнку и тихо заговорил: — Эмиль, идём. Я подберу тебе более достойное место, — ребёнок сник, хотя и понимал, что любая кладовка в этом доме лучше, чем обозначенное номером и помеченное особым знаком неблагонадёжности жильё в гетто. Он несмело пошёл за мужчиной, и когда они проходили мимо кухни к лестнице, ведущей на второй этаж, он не то непроизвольно, не то из любопытства потянул ручку кладовки. Дверь с тихим скрипом приоткрылась, обнажая темноту маленького помещения, где вполне могла встать небольшая раскладушка, и тонкая детская ручка попыталась нащупать выключатель. И Гарри отпрянул. Вспомнил, как плакал покинутый всеми, как напрасно ждал, что тётя будет к нему добра, а дядя научит его чинить машину или кататься на велосипеде. Разве он стал бы теперь отыгрываться на этом мальчишке, будь он даже сыном Снейпа? Какая ирония, что судьба предоставила ему теперь такой шанс! Но Гарри Поттер вовсе не собирался вестись на её уловки и намёки. Больше того, ему от них делалось мерзко. Герой войны задрожал как в лихорадке и несколько резче, чем следовало, пугая при этом мальчика, захлопнул дверь. — Нет, тебе не сюда. Немного поколебавшись между риском того, что ребенок выплеском спонтанной магии все разрушит или увидит что-нибудь не то, он отвёл ребёнка в свою часть дома. На второй этаж. Здесь было три ванных комнаты, гостевые спальни, библиотека и бильярдная. Мальчик глазел по сторонам: особой радости светлые стены, высокие потолки и сверкающие люстры у него не вызывали. Неуместность, вот что чувствовал Эмиль находясь в этом доме. «Наверное, тот Хогвартс, про который всё время твердит отец, такое же прекрасное место, как это», — думал мальчик. Во время своих вылазок в маггловский Лондон он и близко не подходил к богатым районам, которые, как правило, скрывались за огороженными территориями. Он не успел рассмотреть, как выглядит особняк снаружи, да и внутри мало где был, но его это не интересовало. Он думал, что надо было быть минимум министром, чтобы жить в таком доме, где один ковролин в прихожей стоил больше, чем весь скромный доход его отца за год. Дверь гостевой спальни распахнулась и Гарри включил свет. Эмиль попятился в диком страхе. Комната была великолепна. Если уж быть точным, это была скорее мини-квартира. Сразу за дверью был небольшой коридор: дверь направо, как потом выяснилась, вела в ванную, и не просто в ванную. Здесь всё было оснащено на европейский манер. Вместо обычных двух кранов были установлены смесители, да и было видно, что воду здесь никто не контролировал. А ещё здесь было тепло. Во всём доме было тепло, но ребёнок всё равно мёрз. Это скорее походило на озноб, начавшийся от страха. Он уже вспомнил все истории отца о том, для чего взрослому мужчине может потребоваться маленький мальчик, и ингредиенты для зелий были далеко не худшим вариантом. Паника овладевала им всё сильней. Именно в этот миг раздался хлопок аппарации и ребёнок исчез. Гарри не испугался. Защита дома не позволяла аппарировать, все, кто пытался, оказывались в кабинете у хозяина. Туда он и пошёл. Эмиль понял, что убежать не удастся, сел на пол, плотно обхватил коленки руками и зажмуривался, чуть раскачиваясь, но всё равно вздрогнул, услышав голос аврора: — Не надо меня бояться. Давай так сделаем. Ты идёшь в свою комнату, моешься, одеваешься и там уж решим, как нам быть. Реакции не было и Гарри рискнул всё делать сам. Мыть Эмиля было всё равно, что купать кошку. Мальчишка завывал, фыркал, царапался и пытался кусаться. Понимая, что если наложить заклинание, то доверия между ними не будет никогда, Гарри вертелся, хватал парня за руки, но всё же мыл, поражаясь худобе, застарелым ожогам от сигарет, искривлённым сколиозом костям. Детских вещей в доме не было, в итоге мальчик был наряжен в огромный халат и отправлен в кровать, где он всем силами уцепился в тяжёлое одеяло. — Ты, наверное, голодный? Хотя, что я спрашиваю. Конечно же, да. Только чем же тебя кормить? В итоге, чтобы не волынить, Гарри принёс мальчику пару яиц всмятку, тост с джемом и чай с молоком. Никогда он не видел, чтобы так набрасывались на еду. И как ни был силён страх, но тепло и еда сделали своё дело. Скоро ребёнок стал «клевать носом», а потом и вовсе заснул. Гарри оставил ему включенный ночник и направился в кабинет. Нужно было написать Рону, он лучше знал, как общаться с «диким» ребёнком, а ещё нужны были врачи, детские вещи и репетиторы, и всё это как можно скорее. Профессор Снейп всё это время был не совсем в беспамятстве. Первый раз он очнулся у себя в каморке, но от жара и дурноты не смог разглядеть ровным счётом ничего, кроме алой мантии аврора. Тот, кажется, что-то говорил ему, но слова сливались в неприятный гул, хотя об их смысле бывший зельевар догадывался. Он был уволен с работы, не смог найти новую в течение семи дней, так что за нарушение условий своего «освобождения» будет помещён на два месяца на верхний уровень Азкабана. Грубый рывок заставил его охнуть, а рука, перехватившая в стальной хват его обессиленную свободную руку, чётко дала понять, что лучше не сопротивляться. Можно подумать, он посмел бы. Сейчас он думал только о сыне. Вспоминал, как тот, дрожа от холода и страха после вылазок, в которых он добывал себе еду, жался к нему, жестами показывая, что стряслась беда. А через два дня он узнал, что его товарищ по несчастью Эрик, фамилию которого Снейп не знал, был пойман и препровождён в «заведение по надлежащему уходу и воспитанию». Эмиль долго плакал ночами и Северус, обычно скупой на ласку, обнимал его и рассказывал, что никогда и никому не позволит его забрать. А сейчас получалось, что он не сдержал слово. Предал его так же, как предал Лили в своё время. Гарри, притащивший Северуса в свой дом, с неприязнью оглядывал поношенные вещи профессора. Жизнь с Дурслями и большая часть детства, проведённая в слезах и опале, оставили на душе глубокие шрамы и сказались на характере. Аврор Поттер не воспринимал «бюджетных» вещей. Всё только из натуральных тканей, всё новое, не ультра-модное, он не следовал за слепой толпой, но красивое, сделанное с большим вкусом. Профессор Снейп не отличался аккуратностью и в бытность преподавателем Хогвартса, а теперь и вовсе вид имел опустившийся, если бы не одно «но»: всё же было видно, что старые разномастные вещи все же пытались отстирать, от тела шёл хоть и тяжёлый запах болезни, но зловония, присущего нечистоплотным людям, не было. Несколько минут поколебавшись, Гарри поволок бывшего зельевара в ванную, не свою, ту, что была для гостей, а там просто сорвал со Снейпа вещи и тут же уничтожил их невербальным инсендио. Тяжело перевалив почти бессознательное тело через бортик ванной, раз уж всё же профессор был выше его, Гарри пустил воду. Профессор приоткрыл глаза, будто силясь понять, что творится. Это было странно. Конечно, всех заключённых Азкабана перед размещением в камеры отправляли в душ, Снейп это слишком хорошо помнил, но душ точно был не горячим, но тут стало ещё жарче, а потом приятная истома накатила на него. Он всё же приоткрыл глаза, закашлялся и услышал голос Джеймса Поттера: — Вот чёрт! Тут без врача никак. Гарри Поттер был аврором, а не сиделкой. Он довольно грубо, но тщательно отмыл преподавателя, невольно задаваясь вопросом, всегда ли тот был такой худой, даже измождённый. В отвращении скривился, рассматривая татуировку на предплечье: уже померкшую, но всё равно распространяющую отвратительное «зловоние» тлетворной чёрной магии. Покачал головой и прошептал: — Hic est radix omnium problems, — он осмотрел татуировку, померкшую, но всё ещё опасную, теперь уже для её обладателя, и снова заворчал, — вот одевай тебя ещё. «Малявка и Лис», как сказал про Гарри и Рона Драко Малфой когда-то, и был прав. Гарри удался ростом в свою невысокую, изящную маму. Если Джеймс был ростом сто девяносто сантиметров, а крёстный Блэк — сто восемьдесят пять, то Гарри так и не вырос больше ста шестидесяти семи. Зато недостаток ростка компенсировал избытком силы. Фигура его была литая, а плечи от регулярных упражнений и хорошего питания стали широкими. Поговаривали, что руками он мог согнуть кочергу, и только Невилл Лонгботтом твёрдо знал, что это ложь. Руками Гарри мог завязать кочергу в узел. Выбрав из своего гардероба трусы, спортивные штаны и футболку, аврор принялся за дело. Результат заставил его нервно улыбнуться. Зрелище было то ещё. Футболка Гарри, натянутая на Снейпа, едва прикрывала тому пупок, но была изрядно велика в плечах. Штаны оканчивались где-то в середине голени и хоть и не были широки, имели какой-то клоунский вид. Посмотрев на зельевара и не рискнув вызывать целителя из Мунго, хоть он и мог его оплатить, Гарри набрал номер своего личного врача-сквиба, кратко изложил своё виденье ситуации, заодно поинтересовался, осматривает ли он детей, и попросил прибыть как можно скорее.