Наследие. Дикая охота

      Зимний Хогвартс очаровывал. Издалека — зубчатые стены, припорошенные снегом, и рвущиеся ввысь разновеликие башни в снежных же шапках — ни дать ни взять пряничная крепость в сахарной глазури. Вблизи — холодная вековая громада, скованная льдом от подножья до самого тонкого шпиля; скользкие камни и железные цепи в морозной патине. Вот только Хогвартс — не древний заброшенный замок. В нем, несмотря на холода, кипит жизнь: во дворе снуют неугомонные студенты, закутанные по самые брови в пестрые факультетские шарфы; с легкими хлопками появляются домашние эльфы — только чтобы подхватить очередной чемодан и снова исчезнуть; ухают выпущенные из клеток совы; под ногами путаются коты и кошки всех мастей — кто ластится, а кто и выискивает лежащие без присмотра сэндвичи…       Зимние каникулы закончились, и Хогвартс наводнили вернувшиеся студенты. Вот только Альбус Поттер этого возвращения совсем не чувствовал. Все приехали на «Хогвартс-экспрессе» или, в крайнем случае, добирались с родными и друзьями через Хогсмид — на «Ночном Рыцаре», по каминной сети или даже трансгрессируя — и только Альбуса отец отправил специально изготовленным порт-ключом напрямую в Хогвартс. Точнее, отправился вместе с Альбусом, а потом, сухо поблагодарив встретившую их МакГонагалл, ушел. Наверное, дошел до границы и трансгрессировал. Порт-ключ был очередным «злоупотреблением служебным положением», и отцу наверняка за это достанется.       Гарри Поттер, герой Магической Британии, в рекордно короткие сроки стал в свое время главой Боевого подразделения аврората. Это означало, что он выполняет (являясь, по факту, руководителем) расследования убийств, пропаж-похищений и вообще любых преступлений, которым присвоен статус чрезвычайных происшествий. Он мог проводить арест и задержание преступников, используя две — и даже более! — волшебных палочки, любые артефакты и заклинания, даже темномагические… С маленьким уточнением: для этого нужно завести дело. Или, например, иметь направление от Подразделения Контроля и постановки на учет. То есть бумаги должны быть в порядке и начальство должно быть в курсе. А начальства этого, что бы кто ни думал, было немало: то самое Подразделение Контроля и постановки на учет (эти регистрируют любую волшебную деятельность, и аврор им должен отчитываться), Глава Аврората — Гестия Джонс — это само собой, и самое гнусное, хотя и не такое «высокодолжностное» — УСБ. УСБ, или же Управление собственной безопасностью, представляло собой подразделение аврората, занятое расследованием деятельности авроров и сотрудников Департамента охраны магического правопорядка. В детективе бы написали, что УСБ «ловит крыс», но на самом деле — по крайней мере, исходя из того, что слышал и читал Альбус — они по косточкам разбирали каждое дело, докапывались до мельчайших подробностей и… Аврора можно наказать двумя способами. Во-первых, можно наложить взыскание и соответственно лишить премии или даже части зарплаты. А во-вторых, лишить его статуса аврора. УСБ могло собрать Трибунал и отдать аврора под суд — без защитника, без прав и привилегий, без жалости. Обвинительный приговор — и службе конец.       Аврор Гарри Поттер ввязался в семейное дело — дело, от которого его отстранили.       Аврор Гарри Поттер воспользовался министерским артефактом для международной аппарации, не имея на то разрешения, не поставив в известность начальство.       Аврор Гарри Поттер впутал в расследование стажера другого отдела, несовершеннолетнего и сторонних гражданских. Один из которых официально был мертв, а другой использовал запрещенные артефакты магии крови.       В общем, стоит УСБ обратить внимание на этот рождественский «отпуск» — и проблем не избежать. Даже не смотря на обширные знакомства, папино обаяние и репутацию народного героя.       И все из-за Альбуса.       Говоря начистоту, Ал ощущал себя невозможно грязным. В переносном, понятно, смысле. Ему казалось, что от него почти осязаемо расходятся волны ошибок, несчастий и бед. Учитель-самоубийца. Восставший из мертвых профессор. Безымянный мальчишка, убитый с его, Альбуса, лицом. Странные сны. Чужие воспоминания. Его окружили смерть и тайна, притом смерть чужая и оттого больно бьющая по совести, а тайна — тайна была темной и безнадежной, сжимающей сердце хуже удавки, лежавшей на нем тяжелей могильного камня.       Альбус словно отравлял всех, кто был рядом. Отца. Тедди.       Скорпиуса.       После возвращения из катакомб Скорпиус изменился. Он стал более мрачным, более бледным… Более взрослым. Таким Ал не видел его даже во время ссоры.       Им даже поговорить толком не дали. Иногда Ал задумывался, есть ли еще у него друг. А иногда — не лучше ли будет тому без Альбуса.

***

      Несмотря на принятую среди слизеринцев чуть отстраненную вежливость, Альбуса все-таки слегка помяли. С выдохом облегчения и ободряющей улыбкой — Термен (он еще и успел многословно покаяться и посетовать, что не уследил за первокурсником — хотя что бы он сделал, на каникулах-то). По-медвежьи, тепло и грубовато — Аспер. А еще не удержалась от объятий Белинда: от этой сдержанной, похожей на отточенный клинок, девушки Ал подобного не ожидал. А она еще и легонько коснулась губами его виска… Раньше Скорпиус однозначно пошутил бы — мол, неплохой тебе первый поцелуй достался, или «слышал, как сдавленно пискнул Шарпантье? Берегись теперь темных коридоров!» — но Скорпиус нынешний промолчал.       Он молчал, пока мальчишки шли к своей спальне; молчал, пока разбирал свой безразмерный рюкзак (Ал свои вещи давно разложил); молчал, когда прозвенел колокольчик, сигнализировавший: господа слизеринцы, пора стройными рядами следовать на ужин…       — Иди без меня, — прошелестел он, когда Ал встал напротив и игнорировать его присутствие стало невозможно.       Оказалось — это больно.       Ал вышел из комнаты. Прошагал до третьей, с крошащейся от старости каменной горгульей, коридорной ниши. Остановился, чувствуя себя еще более жалким, чем та горгулья.       И повернул обратно.       — Если я тебе не нужен, если от меня и моей дружбы одни проблемы, если я обидел тебя — то скажи это в лицо, пожалуйста, и я уйду, я уберусь от сюда, выпрошу другую спальню, никогда не заговорю с тобой, если ты этого хочешь… Только скажи, пожалуйста, не молчи!       Скорпиус, ссутулившйся в углу кровати, поднял на него глаза.       Грустная, изломанная улыбка — одним лишь уголком рта.       — А что ты скажешь, если я признаюсь, что говорил со Смертью?

***

      «Я все-таки его отравил» — промелькнуло в голове у Альбуса. В остальном он чувствовал себя так, будто с размаху влетел в стену: тупо, больно, оглушительно.       И в ушах стучит кровь.       — С-с-с…       Снова кривая, печальная усмешка.       — Сделай одолжение, не сдавай в Мунго. Не люблю смирительные рубашки.       Альбус сглотнул раздувшийся в горле ком:       — А я вижу символы, которых не знал прежде, и слышу несуществующие голоса.       — Тот твой голос хоть женский…       Скорпиус отчаянно не мог сдержаться, когда дело принимало серьезный оборот. Чем хуже проблема — тем более дурацкие шутки, Ал давно это понял.       Так что сейчас беда их так себе, серединка на половинку.       Скорпиус вдохнул. Выдохнул. Оттаял наконец и признался:       — Мы с твоим отцом ни за что тебя бы не нашли, если бы один господин не дал нам подсказку о катакомбах. А потом, когда все мы выбрались и ждали в «Ракушке», когда ты проснешься, этот господин снова появился. Только передо мной. Поздравил с успехом и велел ценить знаки. А потом черт меня дернул спросить, кто же он…       Скорпиус облизнул губы.       — «Я — Смерть неизбежная» — сказал он. И исчез. Не как в портале или при трансгрессии, а как… не знаю… Чеширский кот. Только без никакой улыбки, понятное дело. Я, наверное, дня три пытался убедить себя, что это от напряжения и потрясения последней недели… Только бесполезно отрицать очевидное. Он был именно тем, кем представился. Я порылся в библиотеке — он очень похож на героя одной бретонской легенды.       Скорпиус нырнул в свой рюкзак и бросил в руки Алу тонкую книжицу в кожаном переплете. Из нее торчала серая лента закладки; туда Альбус и заглянул.       «Худой как скелет, высокий, одетый в черный плащ и черный остроконечный колпак, Анку (всегда в сумерки) является глазам человека, которому предстоит умереть. Если другие предзнаменования и смертоносные знамения (стук совы в окно, галка на чердаке, ворона на пороге) могут быть ошибочными и ложными, то в случае Анку ошибка абсолютно исключена».       Ал поднял глаза на друга. Усмешка у того скривилась в другую сторону:       — Видишь? Даже круче, чем банши.       Скорпиус вскинул руку — будто бы почесать шею, но Альбус был уверен — Скорп вцепился в загривок, чтобы ощутить под пальцами теплую плоть и биение жилки сбоку; чтобы тупая боль убедила его: он еще в мире живых.       — Утешает, конечно, что три дня и даже семь дней уже прошли. Правда, тогда непонятно, ради чего он явился. Отметиться, что ты избежал путешествия в его компании? Вряд ли. Анку доводят работу до конца. Показался, чтобы дать отсрочку? Опять непонятно, в честь чего. Те же бретонцы писали, что человек может получить отсрочку, помогая Анку. Например, кузнец чинит Ему косу — и узнает, что жить ему не больше месяца. Соответственно, кузнец завершает все свои дела, пишет завещание и складывает руки с подобающем жесте. Конец истории. Но пусть даже и так — зачем Анку я? Или ты?       Альбус хотел утешить его. Хотел в кои веки удачно пошутить и разрядить обстановку. Хотел, в конце концов, припомнить историю собственного отца и его крестного: Сириус Блэк обладал анимагической формой огромного черного пса, которого каждый второй (особенно после наступления темноты) путал с Гримом, кладбищенским вестником.       — Может, это и не Анку вовсе…       Скорпиус хмыкнул.       — А если не Анку — то Четвертый Всадник. А что? И автомобиль у него был в масть — бледный…