Настоящие каникулы

Питер молчит всю дорогу, но каждый раз, когда Тони собирается спросить, точно ли он в порядке, начинает активно чем-то интересоваться, на что-то засматриваться. Совпадение ли или он специально (с его чутьём и не такое возможно), Тони не знает, но всё же ничего не спрашивает. Рано или поздно кого-то из них всё равно накроет, вот тогда они обо всём и поговорят. Сам Тони тоже не настолько хорошо себя чувствует, чтобы вести подобные разговоры на ходу. Тем более, и хода действительно мало: Палатин близко к Колизею, как и ресторанчик, где они всё-таки чудно посидели. Восхищение Питера при виде холма и построек на нём настолько неподдельно, что Тони наконец расслабляется. Казалось бы, сколько всего повидал парень за эти неполные два дня, а что-то ещё может его удивить. Это вот Тони в Питере тоже нравится — его способность удивляться. Тони даже в свои пятьдесят с плюсом упорно полагает, что пока человек способен искренне удивляться, он не черствеет душой и практически по определению не может быть плохим. — Сэр… — Питер вдруг останавливается, оборачивается на Тони, и выражение его лица из восторженного становится встревоженным. — Что такое? — Тони останавливается следом, хмурится, снова внутренне напрягаясь. — Он же высокий… Как вы… Вот оно что. Тони переводит взгляд на холм, обратно на Питера, усмехается. Высокий, верно. И оценить, насколько легко ему это дастся, он сейчас не может, потому как был в разы здоровее себя нынешнего, когда поднимался туда в прошлый раз. — Все ещё потихоньку, Пит. Устану — пойдем назад. Питер сжимает губы, но кивает, не спорит. Видно, что ему и древность эту посмотреть хочется, и Тони поберечь тоже, но и один он не пойдет ни за что. А лишать парня одной из самых интересных частей программы Тони решительно не желает. Пятница, умница, подсказывает через очки, что подъем пологий, показатели Тони близки к нынешней норме, всё должно быть хорошо. Подъём действительно пологий, у Тони даже не сбивается дыхание, хотя сердце стучит быстрее обычного, но зато начинает болеть нога. Ступеньки в такой ситуации для неё были бы куда проще, но сложнее для остального, а терпеть боль для Тони по-прежнему не проблема. Во всяком случае, не самая большая проблема. Он ничего не говорит Питеру, но и не таится, открыто прихрамывает и опирается о поданную ему руку своей бионической. Они часто останавливаются, Тони отдыхает, а Питер фотографирует все вокруг. Ещё перед поездкой он наотрез отказался от всех попыток Тони подарить ему старкофон («Я все равно разобью его, мистер Старк»), не изменяя своему потрёпанному Sony, и теперь Тони даже понимает, почему: Питер умудряется залезть в какие-то совершенно невероятные места ради необычных кадров и, конечно, не раз телефон или уронить, или как минимум обо что-то стукнуть. Просто удивительно, как у него это получается, с его-то ловкостью. Тони задумывается об этом на втором или третьем привале во время подъёма и совершенно непреднамеренно эту ловкость снова проверяет, роняя свой телефон: панорама, открывающаяся даже с небольшой пока высоты, настолько хороша, что ему хочется сделать фото для Пеппер, а телефон вдруг выскальзывает из здоровой руки. Питер, казалось бы, поглощённый собственной фотосъёмкой, ловит его дюйма за четыре до земли и с совершенно невозмутимым видом отдает владельцу, тут же возвращаясь к своему занятию и оставляя Тони недоумевать, почему же он всё-таки не делает так со своим телефоном. Палатин они обходят довольно долго: медленный подъём, неспешная прогулка, много остановок. Но зато в это время наконец становится прохладно, что придает прогулке максимум возможного сейчас комфорта. А когда они спускаются, ещё и темнеет. Тони смотрит на часы и присвистывает: почти девять. Впрочем, ничего удивительного, и они гуляли медленно, и Палатин сам по себе такое место, где запросто проводишь много времени, совершенно в нём теряясь: столько древностей. Однако же на сегодня, по-видимому, всё. Время временем, но Тони всё-таки устал чуть больше, чем сильно, а Питер на вопрос о мороженом отвечает воодушевлённым «Еда!». Значит, светит им ещё денёк в Риме, а вот послезавтра можно уже и дальше. Ужинать решают в ресторане: Тони решительно противится гостиничной кухне даже несмотря на усталость. Там, конечно, вполне вкусно, но на второй день в Риме он наконец уже хочет пасты. Пятница в момент бронирует столик в ближайшем к отелю ресторане с приличной пастой и заказывает такси. А в такси Питер, только что вертевший головой во все окна, вдруг этой же головой приваливается к здоровому плечу Тони и моментально засыпает, лишая Тони дара речи на всю недолгую дорогу до ресторана. Умотал мальчишку!.. И не какого-нибудь, а с суперспособностями. Ай да Старк. Но на самом деле Тони не думает, что у него есть поводы для беспокойства: переизбыток впечатлений может случиться даже у такого, как Питер. Подросток есть подросток, на его психику укус того паука едва ли сильно повлиял. Местами, кстати, к сожалению. Ехать всего десять минут, но не обходится без небольшой пробки и получаются все пятнадцать, по истечении которых Питера всё же приходится разбудить. Просыпается он так же быстро, как и засыпает, и всем своим видом выражает полную готовность хоть опять на Палатин. Тони не выдерживает, смеётся, отчего Питер смущается. — Сэр, я, простите… — Боже, Пит, перестань. Я всё понимаю, много впечатлений, очень много впечатлений. Уснул и уснул, не проблема. Я бы тоже, может, подремал. Почему только «бы», Тони даже пояснять не надо: едва выйдя из такси, он вынужден сначала опереться о дверь машины, а затем ухватиться за подоспевшего Питера, настолько сильной оказывается боль. — Черт, сэр… Больно? Тони кивает, морщится, но заставляет себя сделать несколько шагов от обочины до двери Мацце, где их уже должен ждать столик. — Потерпите, сейчас. Питер не паникует, подхватывает Тони покрепче, кивает швейцару, открывшему им дверь, но уже войдя, всё же теряется от обрушившегося на них потока итальянской речи, в которой не понимает ни слова. Разве что только «синьор». И наушника с Пятницей в ухе как назло нет, во время прогулки по Палатину Тони пояснял, что они видят, сам. Питер уже раскрывает рот, собираясь произнести хоть что-то на смеси английского и немногих известных ему итальянских слов, но Тони его опережает, заговаривая на чистейшем итальянском. Питер снова не понимает ничего, но главное, что понимает администратор. Понимает, ведёт их к столику, подаёт меню и присылает официанта со стаканом воды. Тони кивает Питеру на меню, мол, выбирай, благодарит и администратора, и официанта и наконец достаёт обезболивающее, принимая сразу две таблетки. — Сэр, может быть, позвать доктора Стрэнджа? — Питер в сторону меню и не смотрит, наблюдает за Тони, готовый в любой момент подскочить и чем-то помочь. — Не надо, Паучок, пройдет. Полистай меню, я сейчас, — Тони находит в себе силы улыбнуться, допивает воду и откидывается на спинку довольно удобного диванчика, прикрывая глаза. Делать нечего, приходится листать. Чутьё не требует принимать какие-то меры срочно, и Питер решает действительно подождать немного, пока подействуют таблетки, а потом уже смотреть по ситуации. Поесть нужно обоим, да и тащить Тони в отель в таком состоянии было бы верхом садизма. Только вот меню снова на итальянском, пусть и с картинками, но Питер все равно косится в сторону снятых и отложенных Тони на столик очков с Пятницей. Вроде бы и слова знакомые, но не то чтобы Питер когда-то особенно ел пасту, чтобы в них разобраться и понять, что с чем. Он даже оборачивается в поисках официанта, но успевает сообразить, что они всё равно не поймут друг друга, а тот сам не подходит, видимо, пока не возьмётся за меню Тони. Который делает это довольно быстро, минут через пять мучений Питера, невольно заставляя его задуматься о том, насколько же сильные эти обезболивающие. Но доктор Стрэндж наверняка просчитал все риски, думает Питер и благоразумно молчит, наблюдая, как Тони изучает меню. — Не определился? — уточняет Тони ещё через пару минут, очевидно сам уже готовый сделать заказ. — Нет, сэр. На ваш выбор. Тони кивает и подзывает официанта. Себе он заказывает любимую карбонару, Питеру — феттучини с артишоками по-римски, она стоит того, чтобы ее здесь попробовать, каждому по капрезе и тирамису и, о чудо, кофе без кофеина. Обоим, Питеру, конечно, нет разницы, но зачем перегружать даже его организм? Вообще с таким роскошным ужином был бы кстати и бокал вина, но приходится помнить о только что принятых препаратах, а не заказывать же алкоголь только Питеру. Закончив с заказом, Тони снова устраивается поудобнее и закрывает глаза, а Питер принимается осматриваться. Ресторан не такой маленький, как предыдущие, но свободных мест практически нет. В то же время довольно тихо, даже уютно, столики расставлены на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы можно было с комфортом провести здесь не один час, обсуждая любые темы. Питеру нравится, хотя он и был бы не против чего-то более камерного, что ли, чтобы не быть у всех на виду, особенно когда Тони плохо. Не то чтобы на них кто-то смотрит: все заняты своими делами, ужинами, разговорами, флиртом — кто чем, но Питеру все равно неуютно. И он не может не думать о том, что неуютно наверняка и Тони. Хотя, возможно, и в меньшей степени, он наверняка привык находиться в подобных местах в любом состоянии и не замечать людей вокруг. Или же нет, думает Питер, вспоминая о его проблемах с доверием и несомненной склонности к уединению. — Паучок, ты чего скис? Не нравится здесь? Питер даже вздрагивает, понимая, что Тони в какой-то момент открыл глаза и наблюдает за ним, задумавшимся. — Нет, я не… То есть здесь хорошо, просто… Питер замолкает, но Тони явно ожидает ответа, и приходится продолжить. — Я подумал, что вам может быть здесь неуютно. Столько людей, а вам, ну, нехорошо. Простите. — Извиняется ещё… — Тони качает головой, зачем-то заглядывает в очевидно пустой стакан, потирает правое плечо. — На самом деле мне было просто всё равно, когда мы зашли. Не до того. А так нет, нормально. Я бывал здесь раньше, даже не один раз, это для меня уже довольно знакомое и комфортное место. — Я… Хорошо, ладно, — Питер кивает, понимающе поджимает губы. — А о чём был разговор на входе? Столько слов, и нам, и вы, я не… Ну… Интересно. — А, это, — Тони усмехается, прерывается на то, чтобы попросить у подавшего салаты официанта ещё воды. — Видимо, я выглядел совсем неважно, потому что у нас пытались узнать, нужно ли вызвать скорую. Даже не то, заказывали ли мы столик, а сразу это. Душевные люди. Питер округляет глаза и неопределенно качает головой. Да уж, точно душевные, но Тони и вправду выглядел почти пугающе, так что он вполне может их понять. — Я сам не всё понял, спасибо, Пятница подоспела, — Тони кивает на очки и подцепляет вилкой салат. — Приятного аппетита? — Спасибо, сэр, и вам! — Питер чуть ли не подпрыгивает, хватает вилку, но к салату притрагиваться не спешит. — Вы… Вам легче? — Легче, Пит, легче. Ешь спокойно, всё нормально. От этого «всё нормально» морщатся оба и оба же коротко смеются следом, почти затем одновременно все же принимаясь за салат. Питер был свидетелем, как однажды Стивен довольно резко заявил Тони, что когда он слышит это его «всё нормально», ему хочется вызвать сразу все экстренные службы Нью-Йорка, а Старка привязать к кровати. На всякий случай. И Питер не удержался тогда, ввернул, что с привязать он, если что, поможет. Паутиной. Салаты заканчиваются быстро, но паста не заставляет себя долго ждать. Всё как надо: правильная паста — это ещё и паста, поданная вовремя. А ещё такая паста, разговаривать под которую решительно не получается. Хотя Питер пытается, отчаянно жестикулируя, выразить своё пастой восхищение, и Тони машет рукой, ешь, мол, все с тобой понятно. Непонятно только, как после правильной порции правильной пасты справиться ещё и с десертом, и на вопрос официанта, подавать ли им тирамису прямо сейчас, Тони и Питер, которому Тони этот вопрос перевел, синхронно качают головами. Да, поздно, да, хочется спать, но десертом нужно наслаждаться, а на это ни один из них пока не способен. Зато как раз можно пока и поговорить. — Какие у нас планы на завтра? — первым начинает Питер, но только после того, как умудряется одновременно сыто потянуться и внимательно оглядеть Тони на предмет ухудшения его самочувствия. — Ватикан. Если успеем, ещё пара мест в самом Риме, а там и собираться, — Тони все эти маневры, разумеется, прекрасно видит, но нисколько против них не возражает. А вопросу даже рад. До сих пор Питер участвовал в их путешествии с энтузиазмом, но энтузиазмом покорным, без инициатив, а вопросы — первый шаг к инициативе. У Тони, конечно, не будет сложностей с планами на то, чем им заняться в том или ином городе, но если у парня появятся предложения или пожелания, то это только к лучшему. — О, про Ватикан нам в школе много рассказывали, — Питер кивает всё с тем же энтузиазмом. — Это интересно. А собираться — куда? Ну, в смысле, дальше. То есть я примерно помню, но… Очень примерно. Тони улыбается, покручивая в руках тканевую салфетку с вышитой эмблемой ресторана. Ещё бы, он и сам помнит весьма примерно все то, что они прикидывали и обсуждали на этапе подготовки. Спасибо, что есть Пятница. Но сейчас Тони к ней не обращается, потому что следующий за Римом пункт их плана забыть сложно. Любимая Ла Скала… Но сразу ей пугать Питера не стоит точно. — В Милан. Если, конечно, тебе ещё не надоела Италия. — Нет, сэр, — Питер, не знающий о Милане, кажется, ровным счётом ничего, энергично мотает головой. — Не надоела. Мне вообще ничего не надоело. Я просто… Повисшая пауза заставляет Тони вскинуть брови, но он молчит, ждёт продолжения и не торопит Питера, ясно понимая, что прозвучать сейчас может абсолютно что угодно. От «я хочу домой» или «я хочу сразу в Париж» до «я все ещё не могу поверить, что вы живы». — Ну, когда мы собирались, доктор Стрэндж… Питер снова замолкает, а Тони снова улыбается и надеется, что улыбка эта не выглядит обречённой. Он знал, что эти двое довольно долго обсуждали предстоящее путешествие наедине, и догадывался, что кое-что из этих обсуждений всплывать периодически будет, но очередных призывов беречь себя слышать очень не хочется. Впрочем, того, о чем он недавно думал, тем более. — В общем, он предупредил, что у вас может случиться сенсорная перегрузка, если мы будем посещать очень много разных мест. Впечатления, нагрузка на глаза, все такое, — Питер наконец договаривает, видимо, понимая, что лучше не тянуть. — И он просил чередовать, если возможно, активный отдых с более пассивным, что ли. Как-то так он сказал. Вот теперь точно можно подавать десерт. Тони машет официанту и выпускает наконец из руки несчастную салфетку, внутренне расслабляясь. Интересно, он научится когда-нибудь не предполагать сразу самое худшее или эта тревожность с ним навсегда? — Мне он это тоже говорил. И такие, гм, моменты в нашем плане тоже есть. Как раз в том же Милане, например. Но если у тебя есть какие-то конкретные предложения, я весь внимание. — Нет, конкретных пока, наверное, нет… Хорошо, что в Милане будет что-то такое. Но, наверное, спокойный вечер в номере накануне вылета туда будет кстати? Или, не знаю, прогулка вечером… Завтра. — Вполне, — Тони кивает серьезно, благодарит подоспевшего с тирамису официанта. В самом деле, они не обязаны круглосуточно просвещаться и культурно (или гастрономически) обогащаться, можно иногда, по выражению того же Питера, и потупить. А ещё Стрэндж предупреждал Тони, что сенсорная перегрузка может случиться не только у него, но и у самого Питера. Паучье гиперчутье в сочетании с посттравматикой может дать такую отдачу даже на самые положительные эмоции и впечатления, что они не будут потом знать, как разгребать. — Спасибо, сэр, — Питер благодарит не менее серьёзно, всё же он прекрасно знает деятельную натуру Тони и понимает, как тяжело ему принимать все эти внешние и внутренние ограничения. Но уж с этим они как-нибудь разберутся, раз вполне себе мирно и комфортно друг для друга решают даже довольно щепетильные моменты. А пока — тирамису.