Ловушка для Малфоя

Гермиона чувствовала себя странно. С одной стороны, ощущалась дикая слабость, а с другой — её сознание шаталось, но не меркло. От шока довольно туманным смотрелось то, что Малфой поцеловал её, хотя надежда почти пропала. Только эта надежда никак не подразумевала оказаться на полу, сбитой с толку и распластанной на дощатых обломках. Конечно, Касия говорила, что поцелуй спасёт Драко, но не предупредила — зараза! — что Филия наброситься на саму спасительницу. Их одержимость атаковала её, потому что иного объяснения состоянию нестояния не было. Удар сердца. Больно… Правда, вполне терпимо. Тело ломило, словно чума Морганов колотушкой пересчитывала все кости. И это жутко мешало даже не притворяться — думать. Касия, бесспорно, не питала любви к Гермионе, но тёплых чувств к Линде не испытывала подавно! Тогда зачем превратила союзницу в жертву? Во благо семьи? Похоже, Касия разыграла карту по своим правилам, а одна идиотка поверила! Удар сердца. Горько… Ведь и эта Морган хотела её унизить. Хотела?.. Унизить не столько Грейнджер, сколько само министерство. И племя наивных влюблённых дур! Гермионе казалось, что она нашла общий язык с миссис Баркли, разделила её ненависть, разглядела чувство потери, прониклась праведной местью, но то, что она лежала сейчас на полу, словно кукла с ноющими костями, утверждало обратное. Удар сердца. Обидно... Потому что Грейнджер ошиблась. Но если по факту, она в порядке. Спорное, конечно, представление о порядке, когда строишь из себя бессознательное бревно и прикидываешь, как скоро Филия начнёт откусывать от тебя по кусочку. И что смущало ещё больше: а где пылкие чувства к Морган? Где тяга к её зелёным глазам? Где хоть крупица желания? Где мания ей угождать или хотя бы коснуться? Что-то шло явно не так. А внутри только одно: расцарапать ей морду! Особенно сейчас, когда та вещает абсолютную чушь: «Ты забываешь, с кем разговариваешь, дружок...» Это ты забываешь, подруга. И тут... Потерянно и отчаянно Малфой целует её. Но Гермиона изо всех сил держится, продолжая мини спектакль. Держится, хотя душа тянется к нему, несмотря на подлую слабость. Держится, когда он встряхивает её: «Очнись!» Только она не может — не хочет, она даже «тс-с-с» себе запрещает шепнуть. Вместо этого Гермиона хочет оттолкнуть Драко. Оживить руки-ноги и отшвырнуть аж до самой стены! И не по тому, что у него вместо любви, наверное, бездна, а по тому, что Филия не его бремя. Теперь — не его. Передавать её друг другу не выход! И именно теперь Гермиона адски близка к провалу: если она двинется, то притворство всплывёт. Из протеста перехватывает дыхание. Удар сердца. Терпи! Потому что больно. Не меньше, чем прежде. Филия всё ещё в ней, оттого внутри расползается пламя. Одержимость — болезнь. Паразит. Не любовь — чумная зараза. Потому и вызывает россыпь сердечных мук, утверждаясь в теле коварным кесарем. И лишь подчиняя, даёт своей жертве «вздохнуть». Кормится. Рыщет. По-тихому гадит. Безмолвным убийцей грызёт свой обед, отравляя несчастным и чувства, и память. Гермиона «горит». А это значит только одно: поцелуй не сработал. Он сработал лишь с ней... Но не с Драко. Почему?.. Почему?! Боль разносится диким зверем: Драко больше не любит её. Не. Любит. Не любит, но, рискуя собою, целует? И его губы всё те же. Такие же тёплые. Безумные. Искренние. Удар сердца. Страстно. Потому что она-то любит его. Так чего Филия ждёт? Ещё три удара сердца. Ищи... Гермиона путалась. Злилась. Опять путалась. Перебирала мысли, раскладывая их по незримым полкам, а голоса Драко и Морган, будто в туннеле, звучали где-то вдали. Звучали размыто, но страшно: «Твоя грязнокровка умрёт». И Линда счастлива. Гермиона не эмпат, но это слышно по голосу: Морган нравится её убивать. Как соперницу. Как пиявку. Как ту, что недостойна на неё походить. И это открыло дешёвую истину: Линда безнравственна. Не наивна и не глупа. Она — преступно расчётлива. Конечно, она скрытый эмпат, но... Но. Её мать не могла отступить от традиций их рода, и тем самым вынесла себе приговор. Беллинда не желала давать Непреложный обет. Никогда. Даже ребёнком. Ей претило чувствовать свою смерть, пускай и смутной тенью на горизонте. Беллинда наверняка бунтовала. Упиралась. Злилась. Не соглашалась. Но жаждала-жаждала тайны день ото дня, и её жажда выросла вместе с ней. Однажды она достигла смертельных широт, и потому Аманда погибла. Её принесли в жертву ради тайны, доступ к которой Беллинде был неизменно закрыт. Аманда сама взрастила своего палача — фамильным упрямством. И Гермиона опять ошиблась: Касия не хотела никого убивать. Она родилась в семье белой вороной, оттого и ценила искренность чувств. Она хранила свою душу не ради панапту, она не желала её осквернять. Пусть Касия и не любила Деклана — но ненавидела родную сестру. И ненавидела так, как будто недолюбила... За это и хотела помешать ей любой ценой... Но не ценой своей грешной души. Ей-богу, миссис Баркли не могла простить свою смерть, она вскормила свою месть, как ребёнка. И не Линде его отнимать. Гермиона корила натуру Драко. Что тот не может чуть-чуть подождать: «А что, во второй раз моё сердце выдержит?» — и дураку ясно: нет. «Как насчёт более ценного, Линда?» Ещё два удара. Истошно. Но ни звука не слетает с губ Гермионы, которые помнят и верят Драко. Пусть он не влюблён, но он жив! Не ради карьеры Гермиона здесь — на полу. Не ради славы она терпит — не стонет. Не ради амбиций ищет разгадку... Из-за него. Челюсти сжаты. Мышцы напряжены. А жгучие слёзы щиплют глаза, пока истины сыплются свыше, словно Филия диктует не только правила, но и шепчет ответы: Героиней надо родиться. Не с её слов. Героизм это победа души над телом, а Касия проиграла даже не битву — войну. Когда испугалась шагов... собственной смерти. Тогда, перед свадьбой. Когда стояла, прощалась с Декланом: она не собиралась его убивать. Никогда. Лишь поцеловать, перечеркнув своё право на счастье. Она хотела спасти любовь. Снять чумное проклятье. Она хотела поцеловать Деклана — и встретить сладкую смерть. Как Обет. Поймать свой последний вдох и его раненный выдох. Наверно, именно так любовь и покинула Лею, чтобы стать редким чудовищем. Которому нужны Морганы... Все. Гермиона вздрогнула от голоса Драко: «Непреложный обет… в обмен на жизнь Грейнджер. И как говорят маглы, пока смерть не разлучит нас». Но это не выход — крик запутавшейся души. Малфой так решает проблемы: через клятвы и смерть? Без сомнений. Ведь их нет. Но есть единственное желание: её спасти. Есть слова, бередящие воздух и заставляющие Гермиону стенать: «Не смей, Драко!..» — в голове что-то щёлкнуло. Удар сердца. Тревожно... Жестоко. А сознание уже не шаталось — гасло. Правда, кажется, всё усложнила. Малфой должен был поцеловать Линду — не Гермиону. Но она — дура! — не услышала истину. Касия не говорила, что это должна сделать она! А лишь намекнула, дав шанс самой всё понять. То, о чём не догадывались другие жертвы. Шли Морганам на уступки. Соблюдали обычаи. Верили им. Они были ослеплены любовью. Но они — не Гермиона. Удар сердца. Пора... * * * Малфой, вытянувшись в струну, сцепил свою руку с рукой Морган и бросил взгляд через её плечо на лежащую без чувств Гермиону. Когда та очнётся, превратится в насмешку, а Драко будет больше чем женат — он будет насмерть прикован. Не к девушке — к демону в женском обличии: с красивым, но невыносимым лицом; с прямыми, как прутья метлы, волосами; с лживым блудливым ртом. Линда попыталась обернуться, но Малфой властно обхватил её чистокровную рожу, подгоняя судьбу-злодейку: — Чего ты ждёшь, Линда? — её болотные насмешливые глаза вызывали лишь отвращение. Драко даже не заметил, что Грейнджер чуть сдвинулась... вытянула в сторону руку... открыла глаза. И ей нет дела до палочки. Та выпала из рук, как только губы Драко коснулись её губ. Гермиона нащупала куда более веское: Столбик кровати. — Да ты зол, милый! — упивалась Морган. — Очень зол. И ничего не боишься. Ты меня возбуждаешь, — она игриво цокнула. — Заткнись, — нервно перебил Драко, — и направь свою палочку! Беллинда, казалось, распространяла свой яд вокруг одними губами: — Ты же понимаешь, что я не собираюсь давать клятву верности? — Ты же понимаешь, что я не собираюсь тебя трахать, — Драко прикрикнул: — Покончим с этим! Он поймал какое-то движение. Но Морган его отвлекла: — Это ты так считаешь, — она ткнула ему в живот палочкой. — У меня есть ни один способ тебя заставить! Ради наследника, — её от предвкушения почти распирало. — Ты же сама лишила меня потомства, — кривлялся он, — когда прошлась по нему каблуком. Драко достаточно вспомнил, чтоб объявить себя вне игры. Но Беллинда ничуть не смутилась и снисходительно огладила его щёку: — Но на Грейнджер он ведь стоит, — она пошло причмокнула, в эту секунду наслаждаясь их сходством, и перешла к главному действу: — Клянёшься ли ты, Драко Люциус Малфой, взять меня, Беллинду Амалию Морган, в жёны и быть со мной до конца своих дней... И Гермиона знала, что ждать больше нельзя. Она оборвала клятву взволнованно и чётко: — Стой, Линда! — и никакой лжи. — Стой, подожди... — непритворно страдая. От боли и от любви. Морган узнала голос Грейнджер. Застыла. Ослепшая от самомнения и эйфории, от брезгливости и презрения она... купилась. Отвела палочку и обернулась, приветливо растягивая рот: — Почему, дорогая? — удивлённо опуская взгляд. — Я даю вам развод. В тот же момент Гермиона ударила Беллинду. Безжалостно. Мощно. По её лицемерной башке — прямо в висок — столбиком от кровати. Без какой-либо магии. Гермиона её не желала, как не желала просить помощи у Драко. Эта дуэль касалась только двоих. И Беллинда получила абандон именно так: ненавистным магловским способом. Она упала. Навзничь. И вырубилась. Малфой обалдело приоткрыл рот. Такого Драко, точно, не ожидал и застыл, как вкопанный: — Грейнджер, не то, чтобы я не рад, но… — Она сама напросилась. Гермиона на нестойких ногах пялилась на поверженную соперницу. Она оглушила Линду, но как надолго? Тут и сама можешь отключиться в любой момент... — Ты что, на ковёр захотела? — забеспокоился он. — Нам эта стерва нужна живой!.. — Я знаю. А пока помолчи. Она чувствовала дикую нарастающую боль в груди, барабанный стук сердца и пропела специально для Морган: — Извини, дорогая, не до прелюдий... Драко переступил через доску от кровати, из предосторожности поднял всезнайскую палочку, попятился, опёрся спиной о стену и попытался сообразить, что задумала Грейнджер. Бесполезно. Гермиона старалась действовать быстро. Она отбросила столбик, опустилась на колени рядом с Морган и склонилась над ней. Перевернула на спину, потянула за подбородок, глубоко вдохнула… и прижалась губами к её полуоткрытому рту. Малфой чуть не осел: — Я на тебя плохо влияю... Но Гермиона, будто не слыша, сделала один длинный выдох. На пределе. На грани. Да так, что даже в глазах потемнело. Зато сознание просветлело, а тело стало послушней. Всё исчезло. Боль. Её больше не было. Гермиона отстранилась и поискала глазами палочку Морган. Несмотря на логику и здравый смысл, крайне хотелось проверить, что внутри «футляра» не преступная пустота, а нечто банальное, вроде волоса кельпи. Хотя и пустота тоже бонус! Что ни говори, увидеть победу так же приятно, как ощутить. — Доставь свою бывшую невесту в больницу, — слабым голосом выдала Гермиона, подбирая с пола палочку Линды. — Конечно, эта дрянь её не убьёт, но и по голове не погладит. Бесспорно, Лея не представляла, что сотворит чудовище, но она это сделала. Как?.. Даже Мерлин точно не знает. Лея унесла страшную тайну с собой в могилу, наверняка сознавая, что, вернувшись, Филия не будет особо ласкова. Но мало создать монстра — его надобно и «казнить», а для подобных подвигов нужно родиться. Только у новых Морганов самопожертвование далеко не в чести, а значит, око за око и насилие за насилие. Правда, «спасибо» за это не скажешь. Драко судорожно сглотнул и потёр лоб бледными пальцами: — Погоди... Ты... ты поцеловала Морган? — нервный смешок, а главное: — Но зачем? — Тебе можно, а мне нельзя? — тяжело дыша, Гермиона приложила руку к груди. Филия была там несколько минут, но уже успела оставить свой шрам: грубый, неровный, саднящий. — Выключай своё дурное сознание! Это дыхание рот в рот. — Рот — чего?.. Знаешь, чокнутая моя, смотрелось... — Не моя вина, что ты не слышал о первой помощи! — перебила она, поднимаясь на ноги. — Об искусственной вентиляции лёгких. О приёме Геймлиха. О реанимации, — умничала Гермиона. — Ты хоть что-нибудь про маглов читал? — Да, — ехидно заявил Драко. — Они все извращенцы! Гермиона напряглась и... хрясь! — раздался треск дерева. Она победно переломила палочку, как и её содержимое: перо сналлигастера — полуптицы-полудракона. Возможно, она перегнула, но если и кончать с Морган, то по своим правилам. — Узнаю Грейнджер, — Драко присвистнул, — и её войну против порабощения. Малфой свободен! — незло пискнул он, еле склонившись. Во всём этом было так много Малфоя, что Гермиона не выдержала — с облегчением отшвырнула обломки и бросилась ему на шею, теряя нежное: — Драко... — Что ж... — он, чуть растерявшись, приобнял её. И тихо добавил: — Спасибо. Её «пожалуйста» пришлось бы не к месту, поэтому она промолчала и отдалась его неловким любимым объятьям, в которых нуждалась невообразимо давно: — Спасибо, что рисковал… — Гермиона прошептала с надеждой, — ...ради меня. — Скажешь кому — обвиню в домогательствах, — шутливо пригрозил он. — Может, объяснишь, что тут произошло, — Драко вежливо отстранился. — Или это какой-то секрет? Он натянуто улыбнулся, покосившись на Линду в явной отключке. — Всё не так просто, — Грейнджер свела брови, заведомо раздражая Малфоя. Он не любил это её выражение лица, не предвещающие ничего хорошего. — Ради возможности справиться с Морган, я дала слово! Никто из министерства не должен знать про Филию и... — А, ну да!.. — перебил Драко, всплеснув руками. — Гриффиндорские замашки. Куда же без них! Но я уволился, разве нет? — Уволился? Даже теперь? — в груди вновь заболело. — Но ведь всё изменилось! — Не это, — Малфой не отводил серых глаз от уставшего протестующего лица. — По-моему, всё очевидно. Потому что правильно. — Но почему? — громко, отказываясь принимать правду, спросила Гермиона и осеклась. Повисшее молчание заговорило о том, что она боялась услышать ответ. — Сама знаешь, — бросил Драко. Самое очевидное — между строк. Внутри. Горючим упрёком. Они не могут работать вместе. Они не должны. В их ситуации это жестоко. — Зато тебе не придётся писать отчёт! — выкрутился он. — Гольный бред! — не уступала Гермиона. Словно озвучить разрыв, значит, смириться. — Вот так, запросто, Морган рассчитала тебя?! — она давила на его самолюбие. Некрасиво. Но верно. — Это сделала не она, Гермиона, — негромко обронил тот, пряча не глаза, а чувство вины. То же липкое. Чувство. Вины. За её чувства. Ведь Драко целовал Гермиону и... ...ничего. Пустота. Он видел, что Грейнджер готова заплакать. Глупое сердце, не бейся. — Я знаю, на что способна Филия, — сдерживаясь, сказала она, — но не надо от меня убегать. — А что, лучше и дальше общаться с твоими дружками? Делать вид, что мы просто коллеги? И я не знаю, что когда-то тебя любил?! Лю-бил. Драко ударил в самую суть. И это неподдельно мучило. Филия не просто подчинила его себе, она украла самое ценное: шум дождя, запах леса, тепло огня... Сейчас и теперь — пустым, напасть, помешанная на Морганах, превратила Малфоя в их подобие. Но не лишила нежелания на них походить: — Ты заслуживаешь не жалости... Гермиона как встрепенулась: — Но это всё временно, Драко, я верю! — для любых ран нужно время. Любимый самообман. — Тогда я меняю свою веру на правду, — он был серьёзен. — Грейнджер, я заслужил!.. Заслужил. И не открыть ему истину — это снова их отдалить. — Я же говорила, — мялась Гермиона. — Филия — это любовная одержимость. Зараза. Болезнь. Это безумное зло, порождённое предками Морган. Их даром. Их кровью. Но ты со мной. И ты жив! О Филии можно бесконечно рассуждать... — а ей не хотелось. Не сегодня. — Но она больше никому не навредит. То, что когда-то породила Лея, уже вернулось назад! Лея?.. Шмея. Неважно! — Только до этого оно порезвилось во мне, — Драко постучал по своей груди. — И в тебе, Грейнджер! — Ну, во мне особо не вышло, — злорадно констатировала она. — Как ты эту дрянь смогла проглотить? Как?!.. Зачем? — с ним данный номер не прошёл, и вопросы одолевали. — О чём ты вообще думала?! — разозлился он. — Не собиралась я ничего глотать! — оправдывалась Гермиона. — Думаю, это случайность. Пока я там притворялась, мне пришло в голову... Она указала на пол, ловя взгляд возмущения. — «Притворялась»?.. «Случайность»?.. — не сдерживался он, оборвав откровения. Цитируя Грейнджер, Драко мало что понимал. — Так ты что, приняла антидот? Но с магией на крови всё фатально. Он не болван. Зелья ни хрена не работают! Гермиона качала головой, чем ещё больше путала Малфоя: — От этой заразы один антидот — нелюбовь, — она помрачнела. — Тогда почему Филия тебя пощадила? Его-то она вырубила. На раз-два. Словно воткнула раскалённый нож в горло. Малфой взволнованно выдохнул. Грейнджер показалась ему неприятно чужой. Так её любовь — миф? Добрая сказка? — Нет, причина не в этом! — будто прочитав мысли, спохватилась Гермиона. — Думаю, дело в крови. Иного объяснения нет. Филия всё равно бы набросилась на меня, но чистая случайность подарила отсрочку. — Это за какие такие заслуги? — недоумевал Драко. — Избранность тоже болезнь? — Если я скажу, ты останешься? — Идёшь на шантаж? — он улыбнулся. — Колись, продуманная моя... — С самого начала Филия хочет вернуться к Морганам, и это вполне объясняет то, почему она отреагировала на мою кровь. Но потом — растерялась. Драко, я в некоторой степени одна из Морганов. И не она. — Хочешь сказать, что ты… — Малфой даже не смог договорить. Слова застревали у него в горле, но Гермиона поняла, что за мысль возникла в его чистокровной голове. Не просто мысль — надежда. — Переведи... Она будто говорит на языке троллей. — Создавая Филию, Лея была беременна, а дар эмпата — это часть её крови. И её ребёнка. Но не мой. Касия сказала, что Лея, как и многие до неё, пряталась от других волшебников. А лучшее укрытие... Она перевела дыхание, и: — Среди маглов, — закончил Драко, почесав свой вспотевший висок. — Наверное, не все мои предки вели себя достойно, и теперь в крови Морганов есть частица моей крови. Это объясняет наше сходство с Беллиндой. По какой-то необъяснимой причине лёгкое родство проявилось именно сейчас. Но, Драко... Гермиона уткнулась лбом ему в грудь и не удержала извечную правду: — Я грязнокровка. «Которая скоро сдохнет!» Малфой уловил даже не движение — мысль. На рефлексах вскинул палочку и... ...встретил надорванный крик. Морган, уже не невеста и не жена, высясь тонкой фигуркой, пошатнувшись, застыла: Поражённой безумной статуей. За разговорами они — идиоты! — перестали за ней следить. Мерзавка очнулась, выхватила стилет и... ...метнула его Гермионе в спину. Но по какому-то неведомому колдовству Драко успел выставить щит, и заколка, отрикошетив, воткнулась Морган в плечо. Под испуганный крик. Чистая кровь потекла по руке красной струйкой, но Малфоя подкосило не это... На лице Линды вздулись синюшные вены, взгляд как будто остекленел, а губы за миг побелели. Её тело дёрнулось, зашлось кашлем, и изо рта вчерашней убийцы пошла не слюна... пена и кровь. Спазм скрутил Морган в дугу, притянул к грязному полу, растёр по нему, и уже не древняя болезнь стала отнимать у неё жизнь: Яд. Драко сам не ожидал от себя, но он, выронив палочку, рванул к Линде, ведомый тем, что страшно произнести. Развернул её к себе — измождённую, серую, почти неподвижную — отвёл от лица длинные волосы и процедил: — Что же ты наделала, дура?! Зачем? — его подарок торчал из плеча немым приговором. — Мать твою, ну зачем?! — исходя и болью, и злобой. Линда снова закашлялась, брызгая на его рубашку каплями крови. — Гермиона, да сделай же что-нибудь! — завопил он, наблюдая за предсмертными муками. — Это Венец Азраила, мне не успеть, — бледнея, ужаснулась она. Не двигаясь. Жутко было видеть не только Морган — себя: несчастным слабым созданием. Полным страха. Полным презрения. Полуживым тельцем среди неродных стен. С полулицом-полумаской. Драко затрясся: — Тащи этот чёртов безоар! — бездумный беспомощный крик. На что Линда алеющим ртом улыбнулась: — Успокойся, дружок... — её белки, словно лопаясь, налились кровью. — Это я убила тебя, — Линда, едва живой, приложила руку к его груди, рядом с сердцем: — Это ты мёртв. А она — последний эмпат. Её финальный выдох обжёг Драко лицо. Он вскочил. Отшатнулся. Превратился в ещё одну статую. Линда словно растеряла прежнее зло — она стала глупой девчонкой, жертвой своей семьи и порочных желаний. А он... Её убийцей. Навек. Законный итог. Перед ним лежала не только Морган — его чистое имя. Лежала его любовь к Грейнджер, изъеденная Венцом Азраила. Драко взвыл: боль и страх его поглотили. Он хотел сбежать из квартиры прямо сейчас, не оборачиваясь. Хотел... но не мог. Тело под рубашкой горело, будто кровь Линды не холодила, а жгла его адским кнутом. — Работа окончена, — обречённо произнёс он, пятясь и пятясь к Гермионе самоличным судьёй. — Прости, — извиняясь за безысходность, взмолилась Грейнджер. «Ты не мёртв», — недошептала она, сознавая, что не имеет права броситься к нему и, обнимая, утешить. Пообещать новый день. Этот день уже раскололся на «до» и «после». Драко спас её жизнь, но себя... ...потерял. Он сейчас открытая рана. — Ты... — «не виноват», — едва не сказала Гермиона. Не сказала, потому как он прижал пальцы к её губам. Замер на мгновение... и склонился к вполне себе живому лицу. Поцеловал — нежно, в лоб — сломленным, будто прощаясь. — Вызывай своего Поттера, — буркнул он. — И побыстрей. Больше Гермиона от него ничего не услышала. * * * — Гермиона, когда ты уже скажешь министру, что Малфой уволился, а не отпуск попросил? Гарри поправил очки на переносице и, присев на крышу стола, следил за тем, как подруга наводит порядок в собственном кабинете. — Он не уволился, — в конце рабочего дня Гермиона «развлекалась» тем, что расставляла книги по алфавиту без всякой магии. — После слушания больше недели прошло, а ты так и разгребаешь дела в одиночку, — он указал на нагромождение свитков. — Тебе поручили пересмотреть весь архив? — не сдержался Гарри, не исключая, что за работой Гермиона ищет забвения. — Малфою нужно время, — ответив, она и сама себе не поверила. — Он так сказал? — недоверчиво спросил Гарри. — Или ты так решила? — А это важно? — она повернулась и уперлась плечом в полку. — Я его почти две недели не видела. Она потупила взгляд, обронив то, что измучило сердце. — Даже в день слушания? — Гарри поднялся. Он прекрасно помнил, как три часа «допроса» вымотали Гермиону, но это не повод не говорить с ней, если у них отношения. Или... уже нет? Лезть так глубоко не хотелось. — Стандартная практика в случае смерти, — она повертела в руке пособие по Трансфигурации и вернулась к прежнему занятию, — для показаний нас намеренно разделили. Сам знаешь, стилет отразил Драко, но палочка-то была моя... Прецедент. А кое-кто считает, что он вёл себя непрофессионально и опрометчиво. Как и я, — Гермиона потёрла ребром книги нахмуренный лоб. — Иногда мне кажется, что смерть последнего эмпата задевает их куда больше, чем несоблюдение этики, процедуры, правил и бла-бла-бла... — Задним умом мы все гении, — поддержал её Гарри. — Вам поручили уличить Морган, пусть и негласно, и не ваша вина, что Беллинда пыталась тебя убить! Если честно, я думаю, — он почесал нос, — Визенгамот подозревает тебя в сокрытии сведений, но по факту ничего сделать не может, вот и отыгрывается, — он вновь указал на кипу бумаг. — Твоя история с сейфом-пустышкой на отмазку не тянет. А я предупреждал!.. — Ничего лучше я не придумала, — Гермиона повела плечами, — полуправда как-то надёжнее. Я дала слово, Гарри... — а недомолвки — мелочи. — Списать всё на человеческую природу проще, чем доказывать существование незнамо чего. Касия всех разыграла, мы с Драко едва не забылись, а Беллинда перешла грань, и точка! — Ну-у-у, — ворчливо протянул Гарри, — если проще заявить, что вы не поделили Малфоя, то я пас! — он пораженчески выставил руки. — Только, как по мне, Морган далека от Отелло, как и Малфой от Дездемоны! — Тогда нам повезло, что она пыталась соблазнить только тебя, а не весь Визенгамот, — тут же заявила Гермиона. — Лучше обвинить во всём нездоровую ревность, чем просвещать министерство о драке с Роном, о Перси с его, прости, лопоухостью, о твоём участии, об обещании молчать... И это ещё не весь список «провинностей». Но Гарри мало волновали его провинности. Как и её. А вот сама Гермиона... Он приблизился: — После свадьбы Рона ты сама не своя, — обеспокоенно подметил Гарри. — Главное, мы с ним поговорили. Во всём разобрались, — конечно, он не в восторге от связи с Драко, но её другом не перестал быть. — А в остальном... Всё очень сложно, Гарри, — Гермиона меньше всего хотела говорить о Филии. О посмертных словах Морган. О боли. — У каждого из нас свой боггарт. И не всегда это привидение. — Пусть Малфоя и оправдали, — подвёл черту Гарри, — но такое поведение выглядит двусмысленно. Его отстранение было временным, и либо он не виновен, уверен в себе и сделал выводы, либо... — второй вариант озвучивать не хотелось: «трус». — А ты сама не собираешься уходить? — он коснулся её плеча. — Отдохнёшь немного и вернёшься, да? Гарри заметил, как она дрогнула: — Гермиона?.. Раздался стук в дверь, и они обернулись. Отступили друг от друга. — Войдите, — оправив одежду, пригласила Грейнджер. Хотя никого не ждала. Дверь открылась, и на пороге появилась та, которую Гермиона никак не ожидала увидеть. Никогда. Это была Нарцисса Малфой.