* * *
— Нет, Малфой, нам не о чем разговаривать. Но раз уж ты здесь, предупреждаю: не прекратишь преследовать Линду... — Так это я преследую Морган? — ехидничая, перебил Драко, прикидывая, насколько собеседник в курсе его планов. — Что я ещё с ней делаю: строю карьеру через постель? — он усмехнулся. — И какой же закон я, мать твою, нарушаю?! — Клевета — это заведомо ложная информация, порочащая честь и достоинство другого лица, а также подрывающая его репутацию, — процитировал Кодекс мнимый «соперник», оправляя строгую мантию. — Карается штрафом или исправительными работами, разве нет? Я понимаю, Беллинда отвергла тебя и... — Отвергла? Ну-ну... — опять оборвал Малфой, уже сознавая, что Морган с три короба наврала. Что неудивительно, он бы и сам так сделал. «Вот сучка!..» Что же она задумала? — То есть теперь я на неё клевещу? — уточнил Драко. — И давно ты подался в заступнички? — не церемонясь, хохотнул он и кивнул в сторону двери: — Тогда уж смени табличку на «Адвокат семьи Морган»! — Когда мы с Линдой поженимся, я вправе буду повесить и не такую табличку! — Что?! — Драко малость опешил, пытаясь разобраться: это фантазии воздыхателя или факт. — Да, мы скоро поженимся. Удивляешься, что она предпочла меня? — задрав нос. Драко опять хохотнул: — Я удивляюсь, что ты всерьёз думаешь, что один, кого она предпочла! Ты дело-то её видел? — Нет. Зато я видел твоё. Знай, была б моя воля, хрен тебе, а не работа! И мне стыдно, что своей свободой ты обязан… — Заткнись! — Драко сдавил первое, что подвернулось: нагромождение из перьев, донося до уродца всю степень презрения. — Я не просил святую троицу вмешиваться. Не смей меня этим тыкать! Пока не носишь фамилию Поттер, — ужалил он. — Нет, моя фамилия Уизли, — гордо отчитал тот. — Я — Первый заместитель министра магии, Перси Уизли, и советую сто раз подумать, прежде чем нам с Линдой мешать! Драко всё понял: — Да ты с ней спишь! — он поймал наивный взгляд, полный смущения. — Ты что, правда не понимаешь, что Морган использует тебя? Да не будь ты таким тупым!.. Что за долбаная семейная традиция?! — Не забывайся. Ты не с приятелем разговариваешь! — почти рыча. — Или я врежу по твоей эгоцентричной морде! — Ты? Мне? — Драко не верилось: — Здесь, в министерстве? — он ухмыльнулся. — А женилка не треснет?! — оскалился он. — Драка под носом у Бруствера — это конец карьере, и ты, юродивый наш, об этом знаешь. Очнись, охламон! Беллинде нужен не ты, а... — «Я», — он осёкся. — Ей нужна моя шкура. И она костьми ляжет, чтобы мне насолить! — За что? За злобный язык? — поддел Перси. — Не мне её осуждать... — лже-угрюмо подметил он. — Ты и сам не прочь отомстить Линде, ведь так? После Рона и Гарри, конечно. — А как же иначе… Да, я мстительный мерзавец! Я всем отомщу, всем! — он говорил с сарказмом, но Уизли не уловил. — Так и знал, что это ты растрепал, где живёт Грейнджер! Больше некому, — Драко мысленно расквасил его вздёрнутый нос. — Стучишь Морган между завтраком и обедом? Про пожар могла донести только она. Ей — ей одной! — выгодно добавить Гермионе проблем: и в лице Скитер, и в лице Поттера. Несвоевременное внимание и излишняя опека подпортят любую кровь. И Драко сам — хренов болван! — подсказал Линде способ. Огласка никому не нужна. — Стучать — привилегия Малфоев! Министерским жабам. Или забыл? — его прошлое вернулось упрёком, но Драко не стал пасовать: — А также удел шестёрок. Или забыл? — он приблизился, разминая зудящие кулаки. Его не особо удивило, что Перси замялся. — Я... я... — он помахал парой папок в застылом воздухе. — Вообще-то, Линде не интересна любая работа, и моя в том числе, но у неё были причины для разговора с Гермионой. Может, она хотела предупредить её, какое ты лицемерное ничтожество! Как по мне, взять тебя под крыло было весьма опрометчиво. — Ну как же Грейнджер без вас разберётся, ума не приложу! — взмахнув руками, желчно заявил Драко. — И что? Предупредила?! — Я не обязан перед тобой отчитываться! Более того, навредишь Гермионе и тут же пожалеешь об этом, — Перси выпучил грудь. Никчёмный шантаж. — Учти, тупая мартышка... Упс-с!.. — ляпнул Драко, намеренно сбрасывая со стола кипу из папок. — Если ты только сунешь свой нос к нам с Грейнджер, я позабочусь о твоей мелкой персоне уже не здесь, а на ковре Кингсли Бруствера. Вместо того, чтоб обвинять меня в клевете, нашёл бы управу на Скитер! Беллинда — лицемерная дрянь, и она... Перси пошёл алыми пятнами: — Не смей её оскорблять, лживый козёл! — ноздри раздулись и покраснели. — Ещё слово — и ты будешь драить утки в больнице Мунго, — затрясся он. — Пошёл вон, пока я тебя не вышвырнул! Не из кабинета, из министерства вообще. — Да катитесь вы оба! — Драко уже достало ему объяснять. — Совет да любовь! Малфой вышел, громко хлопнув дверью. Уизел — Большо-о-ой идиот! Драко не думал, конечно, что Перси Морган докладывает, но та неприятно хитра. И выгодно аморальна. Она влезла в квартиру к Грейнджер, только зачем? Чтобы мелко ей отомстить?.. И зачем трахаться с идиотом? У которого за душой ни хре-на. Зачем заключать брак? Ради должности? Ради ревности? Но Драко пофиг, с кем Линда спит! Хоть со всем министерством, включая Бруствера, Нотта и папу Уизела. Так чего хочет Линда? Подпортить отчёт? Драко решил, что Грейнджер не нужно об этом знать: похождения Морган не тема для милых бесед. Он сам разберётся.* * *
— Где ты был? — от волнения Гермиона привстала с кресла. — Почему так долго? — Допрос прямо с порога? Соскучилась? — Драко прикрыл дверь, улыбнулся и присел на крышку её стола. — Для справки, я был в больнице. — Где? — она приподняла брови. — Ты что, заболел? — Почти. Я пытался симулировать сумасшествие, пока кто-нибудь меня на себе не женил, — иронично заявил он. — Ведь тогда мои «согласен» можно оспорить, да-нет? — Дело серьёзное, а тебе всё шуточки! — упрекнула Гермиона. — Кто шутит? Я?! — Драко изобразил недоумение. — Если мы хотим достать Морган, надо больше о ней знать, ты согласна? — Ах, как я забыла... — Гермиона картинно закатила глаза и приложила руку к груди, на тунику. — В Мунго на неё целое досье! — Не досье, конечно, а пара страниц найдётся, — Грейнджер округлила глаза, и Драко самодовольно изрёк: — В Мунго тот, кто знает её лучше всех. Там живой свидетель её преступлений: Деклан Фоули. Её отец! — Так он в Англии? — определённо, Гермиона была поражена этой новостью. — Как ты узнал? — Твой рыжий распродал архив, — издевался над Роном Драко. — И я прочёл отчёт о смерти Касии Баркли. Тебе бы тоже не помешало! — нравоучительно вставил он, уклоняясь от шлепка по макушке. — Фоули запрашивал карт-бланш на портал? И почему Гермиона не догадалась проверить? Конечно, «доносчик» из отца никакой, но за спрос никто не убил бы. — И он его получил. Это есть в показаниях, — констатировал Драко, находя просчёты Грейнджер очень возбуждающими. — Зачем ему злить твоего Поттера? — нелегалам особо не рады. — Именно Деклан обнаружил тело и вызвал авроров. Его предки сказали, что он решил сам сообщить ей о смерти Аманды. Но вот незадача: Касия скончалась от сердечного приступа. Как и сестра. От радости, что ли? — А что с Декланом? Почему он в Мунго? — так долго. — Гермиона встала и обошла стол, зацепив бедром угол: — Чёрт! — не сдержалась она. — Этот огромный стол явно тебе не подходит, — Драко, словно паяц, предложил своё место. — Отстань, — отшила она, растирая кожу сквозь джинсы. — Так у Деклана шок? — Не совсем... — Драко подцепил со стола разрешение и освежил адрес Касии. — Я говорил с колдомедиком. Он утверждает, что у него Синдром разбитого сердца. Деклан постоянно плачет. Мечется. Теряет сознание. Короче, здоровьем не блещет... Кстати, чета Фоули просила об этом не распространяться, — просветил он. — Тогда какой из него свидетель? — не понимала Гермиона. — Без разрешения Морган его не допросишь! — Или без разрешения иных родственников. Его родителей. А оно у меня есть! — победно заключил Драко. — Как же ты их уговорил? — всё же Малфой не бесполезен. А она сомневалась? — Я дал им надежду. Что?! Не смотри на меня так. У меня не было выбора. — И что же ты им сказал? — с подозрением спросила Гермиона. — Что, возможно… Грейнджер, заметь, возможно, я смогу помочь их сыну. Ведь не исключено, что, прижав Морган, мы сможем нейтрализовать колдовство! Вряд ли его синдром — случайное совпадение. — Мне бы твою уверенность... — с грустью произнесла Гермиона. — Сдаётся, Морган знает больше, чем кажется. И она догадывается, что мы вскрыли тайник. Драко судорожно сглотнул, прикидывая, как давно Линда пудрит мозги Перси. Так сказать, мутит воду. И трахается на его сверхважном столе! А что?.. Всё может быть. — И пусть, — согласился он, постукивая кулаком по грудине и отбивая желание сболтнуть лишнее. — Печать-то у нас. Жаль, что разговор с Декланом вышел неважным. Он зовёт то Аманду, то Касию. Отвечает невпопад. — Так ты уже говорил с ним? — Гермиона возмущённо повысила голос и приблизилась к нему видом министра. — Почему без меня?! — Во-первых, разрешение я получил только на себя, — доложил Драко. — А во-вторых, я намеревался нарушить закон, Грейнджер… — И что?! — с раздражением выпалила она и забарабанила пальцами по столешнице. — Нарушил? Драко выпрямился, подхватил её за талию, но Гермиона выскользнула юрким ужом и вернулась на место: — Не время сейчас целоваться. Я чуточку зла! — А когда меня это останавливало? — Драко подцепил с подставки перо побольше и поддел опахалом её вздорный нос. Грейнджер тут же почесала его кончик, роняя: — После работы я тебе отомщу! — она улыбнулась. — Укушу, — Гермиона поймала себя на мысли, что хочет этого. Но по другой причине. И в ней мало возвышенного. — Что ты уже натворил? Выкрал Деклана из больницы? — Нет, я покопался в его нездоровых мозгах. И поскольку для Фоули это особые воспоминания, то они не совсем затерялись. — Да не тяни ты кота за хвост! — глядя на хитрое лицо Драко, Гермиона решила, что он специально так делает. — Сначала о вазе. Думаю, фото нам уже ни к чему, ты тогда не ошиблась. Это Деклан подарил её Касии. Ему надпись на дне понравилась, типичная романтическая дребедень... — Какая? — Грейнджер недоумевала. Она вытащила вазу из ящика и повертела в руке: — Нет на ней ничего! Чёрт, даже уронила! Ваза брякнулась о край стола и бухнулась об пол. — Наверно, надпись пропала, когда миссис Баркли превратила её в печать, — он с любопытством поднял ту с пола и закружил по кабинету, тряся вазу вверх дном, но на той даже руны исчезли. — А что ещё интереснее, Деклан и свою жену нашёл первым, нашёл в собственном доме. Конечно, хотелось о Линде что-нибудь выудить, только бедняга вырубился. И после этого колдомедик выгнал меня, сытая морда! — Ты же понимаешь, что воспоминания могут быть изменёнными? Деклан не в себе. Ни один суд это не примет. Нет, давай мыслить реалиями: без улик Морган не взять. А для этого нам нужно обыскать дом миссис Баркли. Без платья, увы, мы бессильны. — Подожди, я проверю кое-что… Драко направил палочку на вазу, шепнул «Фините!», даже «Алохомора», но ничего не произошло. — Ну и что ты пытаешься сделать? — Гермиона не улавливала логики. — Сам не знаю, — раздосадованный, он забросил вазу себе в стол и шагнул к камину. — А что за надпись, кстати? — задумчиво поинтересовалась Гермиона, на всякий случай пряча разрешение в карман. — Вскрыть печать это не поможет, — отмахнулся Драко, ощущая странное чувство внутри, чересчур схожее с беспокойством. Но решил не придавать этому значение, ведь ничто так не отравляет жизнь, как тревоги. А на них абсолютно нет времени.* * *
Гермиона и Драко потратили несколько часов на поиск свадебного платья. Оно — проклятье! — будто исчезло и на призывные чары не поддавалось. Что и не удивительно, вряд ли бы Касия вывесила его на входе с вывеской «Добро пожаловать!» То, что платье защищала магия, сомнений не вызывало. Следов трансфигурации в доме не наблюдалось, а спектральные очки против дезиллюминационных чар оказались бесполезны, поэтому Гермиона начала склонятся к тому, что всё гениальное — просто. Свалив всю найденную одежду в большую кучу, они принялись перебирать её с кропотливостью эльфов. Но Драко хватило минут на пять: — Ты уверена, что оно здесь? Может, надо искать где-нибудь в лесу, в дупле вшивой белки? — съёрничал он, немного устав. — Плохо ты знаешь женщин, — и не грезив замужеством, Гермиона понимала: — Свадебное платье не просто платье, оно как признание: ты кем-то любима. И такие символы хранят близко к сердцу, а не тащат в тёмный лес или сжигают в камине. — Дурдом какой-то!.. — проворчал он, подбросив в воздух ночную сорочку. — Я чувствую себя извращенцем, копаясь в этом тряпье! — А ты не такой? — Гермиона улыбнулась и швырнула в него шерстяной плащ. — Ищи давай! — Ищи что? Конкретно. — Платье, радость моя, платье! — подгоняла она. — Проверь карманы. Я не удивлюсь, если оно под заклятием уменьшения. В общем, должна быть подсказка, должна! Может, нужно собрать все лоскуты? Вроде магловского пазла. — Ты же сама говорила, что чем дальше, тем испытания должны быть сложнее, — припомнил он, левитируя в сторону панталоны из хлопка. — А мы тут словно роемся в затхлом белье моей бабки! — И где здесь противоречия? — усмехнулась она, изучая выцветшие наряды. — Ты ж будто на каторге! — Если честно, я думал, что при таких-то деньгах гардероб будет куда богаче! А по факту — с десяток приличных вещей. Но, похоже, миссис Баркли была на поверку скупа. Смотри, Грейнджер, халат-балахончик весь в дырках, — он показал ей обноски. — Ты прав, — замерла Гермиона. — Я ж говорила: всё просто. Не надо было так усложнять. Это помеховы чары, Малфой! Она перехватила невзрачный шлафор в мелкий узорчик. — А по-моему, это старый халат. Драко взмахнул палочкой, и куча белья побежала серебряной рябью, лишаясь несложного колдовства. Гермиона, сияя, следила за тем, как измятые тряпки миг за мигом превращаются в неглиже из малбери, в дорогие мантии, в роскошные платья, в шубу из горностая... — Помеховы чары, я же сказала! Тряпьё больше не тряпьё, — оживилась она, по-прежнему сжимая в руке находку. — А это. Старый. Халат! — учительским тоном ткнул Драко. — Всё в тех же цветочках и чу-у-удных дырках. Гермиона опустила взгляд: — Ну, конечно, — она потянулась к карману, — здесь кое-чего не хватает! Гермиона достала клочок белого атласа и сравнила рисунок: — На ткани магический след, — уверенно заключила она, прикладывая лоскут к первой же прорехе: — Нет, не то! — обрез не сходился. Драко огокнул и, наблюдая за волнительной сценой, отступил. Гермиона перебирала и перебирала брешь за брешью, пока не нашла наконец свой «клад». Она радостно вскрикнула, когда края лоскута засветились, потом будто растеклись по материи, слабый рисунок исчез, и поношенный дешёвый халат превратился в шикарное свадебное платье. — Я подозревал: худо-бедно, но ты соображаешь, — Драко нравилось её доставать. — Опять колкости? — но Гермиона не злилась. — Где ты это нашёл? Потому что мне халат на глаза не попадался. — В спальне миссис Баркли, — Драко кивнул в сторону второго этажа. — В той, где стоит напольное зеркало. Эдакое развлечение для дам в возрасте, мадам Лафкин такие продаёт. Смотришь в него — и там ты молода и прекрасна. Гермиона рванула к лестнице: — Значит в спальне последний замок. За мной, Малфой. Поможешь мне надеть платье. Живо! — Ты ведь понимаешь, что командовать мной нельзя? — крикнул он вслед, сгребая в охапку свадебный наряд. До чего докатился! Он хренов носильщик. Грейнджер обернулась: — И не пойму! Мне приятно думать, что ты в полном моём распоряжении, — она опять улыбнулась. — Я не сомневался, что у тебя замашки тирана! Ничего, вечером мы роли-то поменяем, — заявил Драко, цокая по ступенькам и ловя себя на мысли, что Гермиона будет исключительна в белом. Грейнджер впорхнула на второй этаж, немного пометалась между дверями, влетела в нужную комнату с грацией кошки и айкнула, вероятно, зацепившись о что-то. С такой ловкостью лечащие чары она практикует куда чаще защитной магии. Драко ступил на порог спальни, наблюдая, как Гермиона, чуть согнувшись, потирает правую ногу: — О трюмо приложилась, — кривилась она. — Давай поцелую — и всё пройдёт, — предложил он, замечая, что она выпрямилась и потянулась к магловским джинсам. Драко мысленно облизнулся, но потом... сам себе не поверил. Он бросил платье на кровать, отвернулся и позволил Грейнджер раздеться без лишних глаз. Сердце заколотилось, веки сомкнулись, а душа — мерзавка! — спустилась к пяткам. При этом кто-то внутри беспардонно смущал: Нельзя видеть невесту до свадьбы! — Поверить не могу, ты стесняешься? — под аппетитное шуршание долетел до него насмешливый голос. — Для стриптиза ты не одета, — ответил он, растирая ладони. — Не скромничай, застегни, — Гермиона повернулась к нему спиной и перекинула на плечо волосы. — А палочка тебе на что? — упирался Драко. — Что происходит? — насторожилась она, смутно улавливая причины. — У тебя хроматофобия или что? У него предсвадебный бред. — Боюсь, ты в этом платье очень даже ничего, — изящно отвелся Драко. — В нём все «очень даже ничего», — заключила Гермиона, опять подгоняя: — Нет, ну не всё же меня раздевать... Застегни! Она замерла. В ожидании. Гермиона почувствовала, как его рука легла на голую спину, и мягкие губы опустились на шею. Застыли. Отдалились. Стали дразнить. Его дыхание ласкало и ласкало обнажённую кожу, пока кончики пальцев спускались по позвоночнику, и Гермиона взмолилась: — Пожалуйста, потерпи… — А звучит как «ещё», — заметил он и прикоснулся к её покатому плечу. Огладил его. Нежно-нежно. — Знаешь, ты невозможна... Она больше чем красива — она совершенна. Драко понял это, как только увидел её: в белом сверкающем чуде. Ничьей по сути невестой. Он будто прокрался в её мечты, а быть может, в надежды, и ему захотелось стать частью их. Коснуться её желаний. Назвать Грейнджер только своей... один раз и навеки. Он романтичный индюк — блеск! И Гермиона, наверное, уловила. Она повернулась. Повернулась, чтобы поцеловать его. Потому что Драко — её тайна. Её слабость. Он — её седьмая печать. Печать на влюблённом сердце. Которое рвётся к нему, к его честным губам, к теплу, что он искренне дарит. Если не злит. — Раздевайся, — обронила Гермиона. Она всё ещё целовала его. Он её тоже. — Останемся так, — попросил Драко, изгоняя из головы «женатые» мысли. — У меня разыгралось воображение. Она потянулась к пуговицам рубашки и вдруг огорошила, её осенило: — Стоп!.. Нам нельзя. — Ну, да… У твоего «нельзя» так много значений, — Драко спустился губами по её шее. — Поверь, ты не захочешь заниматься этим перед зеркалом, — спешно выдала Гермиона, невольно склоняя голову под его ласками. — А как же «я извращенец»? И перед зеркалом ещё этого не делал, — он потянулся к подолу, задирая его. — Нам не сорок и даже не тридцать, волшебство мадам Лафкин нас не изменит. — Ты знаешь, что такое «панапту»? — растянуто поинтересовалась Гермиона. Драко ненадолго застыл. — Это очень сложная магия, — подхватил он, забыв о желаниях. — Означает «душа-тень». И она знает всё, что знает создатель на момент колдовства. Но эта магия хорошо ложится на картину, — он замялся, — а тут волшебное зеркало. — Зато так просто не распознаешь. Магия под магией — вверх мастерства! — позавидовала Гермиона и отшатнулась. — Перед нами панапту — последний замок, и это очень умно, но, Малфой... Она обхватила голову и осела на кровать: — Кажется, мы проиграли, — помрачнела она. — Это ещё почему? — Драко отказывался принимать поражение. — А ты подумай, — нервно сорвалась Гермиона. — Последний замок — сама миссис Баркли! Думаешь, она горит желанием вручить нам седьмую печать? — Грейнджер взвыла. На секунду повисло молчание, но: — Тебе она её не отдаст, мне — тоже, — согласился Драко. — А вот Линде... Он уставился в умные карие глаза. — Предлагаешь мне выдать себя за Морган? — Гермиона оторопела. — Вы довольно похожи, — Драко ступал, как по минному полю, но Грейнджер ничуть не сердилась. Она указала на свои распахнутые глаза: — Они тёмные, Малфой! — А ты не волшебница? — поддел он. — Волшебница — да, только Касия отнюдь не глупа, — Гермиона смяла лиф платья, — и Линду хоть раз, но видела. Личность — это не глаза и не волосы, личность — это манеры, движения... — Если видела, — спорил Драко. — А что, Касия рвалась повидать милых родственников? — язвил он. — Каждый год? Всё, что ты говоришь — это мелочь. А у некоторых и цвет глаз не тянет запоминать. Ты о Скитер такое помнишь? Гермиона качала головой: — Это рискованно. Касия — эмпат... Врать Гермиона плохо умеет. — Но душа-тень не эмпат, — уверенно заключил Драко. — Чего ты боишься? Маленькой лжи?.. — Сам ты боишься! — Гермиона вскочила и вновь повернулась спиной. — Застёгивай, гений. — Ненавижу ваши крючочки, — Драко взмахнул палочкой, не собираясь возиться с дамскими штучками, и платье тут же сошлось. — Лентяй! — шутливо укусила она. — Вечером я тебе это припомню, — подыграл он. — Только не попади в отражение, — предупредила Гермиона, укладывая магией волосы и пряча негожие кудри. — Двое у зеркала — совсем перебор. Она оправила платье, ненадолго прикрыла глаза, вздёрнула подбородок и, шелестя лёгким шлейфом, встала перед творением мадам Лафкин. Но в нём отразилась лишь она: юная, стройная. Как и должно было быть! От досады Гермиона даже не улавливала прелесть момента, будто на ней не платье невесты, а банальный халат. Она подождала секунду, другую, третью... Но ничего не произошло. — Малфой... — Гермиона повернулась к нему. — Я... Я не понимаю. Должно же было сработать! Может, мы ошиблись? — Не знаю... Нет, смотри, надпись изменилась, — он указал на резную раму: «Молви и узришь». Это новый замок? — он сунул руки в карманы. — Что ещё нужно? Спеть дифирамбы миссис Баркли?! — Не думаю. Нет, — Грейнджер на миг зажмурилась. — Кажется, я знаю, что нужно сделать. А ты — скройся! Она повторила свой ритуал, глубоко вдохнула и ровно излила: — Прости меня… Волшебство началось: зеркало изменилось. Гладь побежала ртутными волнами. Наполнилась снежной рябью. Покрылась белым туманом. И очень скоро перед Гермионой проступила молодая Касия Баркли. В девичестве Морган. Бог не обделил её красотой: высокая, статная. Тёмные густые волосы. Тонкие правильные черты лица. Ярко-зелёные глаза. И при всей этой красоте абсолютно недоброе лицо. — Вы не Аманда, — холодно произнесла Касия. — Да, не Аманда. Она умерла. Здесь только я… — Гермиона на миг замялась. — Её дочь: Беллинда Амалия Морган. — Беллинда? — отражение как-то нахмурилось. Отступило. Приблизилось снова. — За последние семь лет ты несколько выросла, — подметила Касия. — Есть немного, — неловко ответила Гермиона. — Как Деклан? Ещё не женат? — лукаво спросила Касия, но не прошло и секунды, как она рассмеялась. — Мисс Грейнджер, а вы, оказывается, лгунья... Вот вам и героиня! Та покраснела, потупив глаза: — Простите за обман, но вы меня вынудили. — Я?! — Касия усмехнулась. — На будущее, после кучи статей только ленивый и слепой вас не узнает. Этот поворот головы, этот вздёрнутый нос... И ещё: ни одна Морган так легко «прости меня» не сказала бы. Мы бы «прости», скорее, выплюнули. Гермиона, почти шипя, боролась с диким желанием: запустить чем-нибудь в Драко. — И раз вы передо мной, — грустно продолжила Касия, — значит, я мертва. К тому же, мой тайник вскрыт именно вами. Обидно. — Это ещё почему? — Потому что месть не свершилась. И вы не помогли мне, мисс Грейнджер, а навредили! — она осклабилась. — Любопытно... И чем? — прищурилась Гермиона. — Глупый вопрос. Я думала, вы умнее. — Я не понимаю вас, миссис Баркли. А разве это не месть: мне помочь? Помочь мне, навредив Линде, а заодно сбросить с плеч груз. Неужели вам не надоело вечное преследование? — Надоело? — Касия вскинула брови. — Отчего же? Это забавно. Что-то ищут-ищут, да никак не найдут. Почему же этим не воспользоваться! А теперь не самое приятное, мисс Грейнджер, — она чуть присела и заговорщически шепнула: — В тайнике ничего нет. Это пустышка! Как?! — Но это не правда, — не верила Гермиона. — Может, хватит столетних тайн? Например, Морганы — эмпаты, и вы не могли быть лишены этого дара! Я вам и с другим помогу: вы не просто эмпаты, вы — преступники. Потому что используете настоящие чувства во вред! — Не доказуемо, — отведя взгляд, уклонилась она. — Хотите меня посмертно привлечь? — Касия рассмеялась. — За что?! За розыгрыш? За редкий дар? Или что там: любовные чары? Определённо, тётя в племянницу. — Я не вы, я не эмпат, миссис Баркли, но я и сейчас вам не верю. По одной причине: у вашей боли нет срока давности, — Гермиона смело озвучила истину: — Деклан любил вас, и вы его тоже. Поэтому и зачаровали тайник, из мести! «Семь печатей», простите, на шалость не тянет. — Стоп-стоп-стоп, — осадила её Касия. — Кого я любила? Я любила Деклана? — она с пренебрежением поморщила нос. — Всё несколько иначе, мисс Грейнджер: я позволяла себя любить. Тогда я зачитывалась о людских страстях, потому что сама была этого лишена. Но не более. Мне нравилось чувствовать власть над Декланом, над его сердцем. А такая власть пьянит. Даже затягивает, как всё настоящее... — она вздохнула. — Поэтому я и хранила его подарки. Вы же видели вазу, как и моё фото с ней. И вы не удивились свадебному платью... Она с тоской оглядела его, но через миг расправила плечи: — Для меня, мисс Грейнджер, это трофеи. А все ваши обвинения — досужие домыслы! И тайник, чтоб вы знали, месть за тайник. — Трофеи? — дрогнула Гермиона. — И Гарольд Баркли — трофей? Вся теория рассыпалась. — Чего вы хотите от меня? Покаяния? — Касия проморгалась. — Тогда вы не по адресу. Для Гарольда есть причины, и я не обязана их оглашать. А все ваши усилия... теории... планы... всё зря. Можете злиться на меня, шантажировать, даже разбить зеркало, седьмой печати вам не видать! Жизнь не только любовь, мисс Грейнджер, она — разочарование. — Тогда из-за чего вы с сестрой подрались? — терялась она. — Они подрались из ненависти, — ответил за Касию Драко. Он вступил в отражение, и Гермиона оторопела: — Зачем?! — даже голос пропал. — Десять очков Слизерину, — Касия цинично похлопала. — Мистер Драко Малфой, не так ли? А Малфои знают о ненависти больше, чем надо, — она приветливо улыбнулась. — Да, мистер шпион, вы правы. Моя сестричка нарушила закон Морганов, и я готова была пойти на всё, лишь бы испортить ей жизнь. О да, мне казалось, что я готова на всё-ё-ё… Но я не сумела. Героиней, мистер Малфой, нужно родиться. Гермиона буравила Драко взглядом, но тот знал, как нажать: — Так помогите нам теперь! Или вам всё равно, что Линда убила вашу сестру? — самонадеянно. Сумасбродно. Отчаянно. — Убила? Смертельным заклятьем? Это невозможно, мистер Малфой. Если бы Морганы могли бы вот так убивать, о-о-о... — миссис Баркли закатила глаза. — Аманда меня бы первой прибила. — Но факт есть факт, — напирал Драко. — Разве? А что, мисс Грейнджер, Беллинда в тюрьме? — обратилась к ней Касия и, не дожидаясь ответа, прочла по лицу: — Нет. Ну, спасибо, — она перевела взгляд. — Вы лжёте, — она рассердилась. — И недооцениваете меня, мистер Малфой. Чем раздражаете. А могли бы поучиться у папочки, — миссис Баркли усмехнулась. — Уж он не отказывал мне в удовольствии! Драко еле сдержался, чтобы не сказать в ответ что-нибудь грубое: — Вы лжёте, — он понял подтекст. — Он просто не мог. Не мог. — Почему? — недоумевала Касия. — Он, мой мальчик, большой эгоист. И вы с ним довольно похожи, — Драко заиграл желваками. — Вы ведь здесь по расчёту? Печально, но с Морган вам не справиться, — она явно издевалась. — И с каких пор Малфои на побегушках у Министерства? — Главное, — смело заключил он, — что не на побегушках у вас. — А могли бы... — не менее смело заявила Касия. — Люциусу повезло, что я не Аманда. — Оставим моего отца в покое, — закипал Драко. — И мою сестру, — подхватила Касия. — Никто не может жить вечно. — А что будет, если я скажу, что она убила и вас тоже? Напоминаю, вы мертвы. Мертвы, миссис Баркли, — намеренно повторял он. У Гермионы чесались кулачки, дабы осадить одного идиота, но Касия побледнела: — Вы можете это доказать? И как же я умерла, мисс Грейнджер? — она опять обращалась к ней. И внешне, и внутренне. — Вы же не отсылали Линде то фото с вазой, так? — не давая вставить и слова, Драко пошёл ва-банк. — Это ведь не только трофей, это часть головоломки. Но Беллинда как будто знала... Она что, выкрала подсказку? Под носом у вас? — язвя, он её не щадил. — А если банально выпытала? Потому что Линде нужен был ваш тайник. Ведь «Семь печатей» — заклинание особое, отчасти жуткое. Тайник не найти до смерти волшебника. И как следствие, не вскрыть. А кое-кто не желал ждать!.. Выходит, Линда довела вас до сердечного приступа. — Это всё ваши догадки, мистер Малфой, — Касия скривилась. — Но не насчёт смерти волшебника, да. У Аманды на все печати времени не хватило, поэтому мне и не пришлось ждать, только едва не лишиться вот этого, — она обвела рукою своё красивое лицо. Печать сестрички чуть не изуродовала её. — Но почему, убив меня, Беллинда не забрала тайник? Не сходится. — Всё просто: она его не нашла. Не успела, — вклинилась Гермиона. — Её спугнули. Деклан пришёл к вам, чтобы рассказать о смерти Аманды. Конечно, Линда убила бы и его... — про себя Драко похвалил Грейнджер: за мини спектакль. (О черти, довольно правдивый!) — Но две смерти в одном доме — это уже подозрительно. Нагрянули люди из министерства, и Беллинде ничего не осталось, как сбежать, а потом предъявить права на наследство. — Вы почти убедительны, — Касия не сдавалась. — Но это всего лишь версия. Которая выгодна вам. Потому что цена — информация. И тайник! — Отомстите за себя, миссис Баркли! — прикрикнув, не сдержался Драко. — Отдайте нам Линду. Как и фамильный секрет. — Я не стану вам помогать, — упиралась она. — Да, панапту — последний замок, но я не пойду против семьи, мистер Малфой! — Касия чуть склонилась вперёд: — Пока вы не предъявите доказательств. Которых нет. В разговор вмешалась Гермиона: — Значит, мы найдём седьмую печать без вас, — она бросила взгляд на Малфоя. — И что это изменит? — хмыкнула Касия. — Вы неприятно заносчивы, мисс Грейнджер. Я ведь знаю то, чего не знаете вы. И даже больше: я знаю то, чего никто не знает! Поверьте, рано или поздно Беллинда получит желаемое, — она умела правдой убить: — Как и мужа. Вот так! — Это нелепо! — вставил Драко. — Печати у нас, и вашей Морган не то что платья, лоскутка не светит. А значит, ваша тайна вместе с вами, — он развёл руками, — умрёт. Кажется, он перегнул. Касия пошла снежной рябью: — Вы недооцениваете меня, детки... Прощайте. Миссис Баркли исчезла. А в комнате повисла тишина. Гермиона была подавлена, она всё испортила. Не Малфой — она! Надежда прижать Морган рухнула за считанные мгновения. Им не вскрыть тайник. Не оправдать доверия. Даже от вчерашней теории остались клочки. А Касия не набивала цену, она была уверена: Морган получит своё. Получит своего Малфоя. Гермиона едва не плакала. Чувствуя всю бесполезность, чуждость треклятого платья, она тщетно пыталась расстегнуть крючки, бросая сквозь скрытые слёзы: — Я ошиблась, Драко. Везде ошиблась! — Ну, не договорились мы с Баркли и что? Это ничего не меняет! — не вмешиваясь, он наблюдал за её нервными движениями, давая остыть. — Мы ещё можем доказать, что Линда убила свою мать и упёртую тётку. Для Азкабана вполне хватит! — А мы докажем? — негодовала Гермиона, дёргая с плеч наряд невесты. — Но как?! — Я наведаюсь к Фоули ещё раз. И прекрати себя винить, чёрт возьми! — Фоули — псих! — громко, отчаянно отрубила она. — А официальная причина их смерти — сердечный приступ. Без прямого признания нам крышка! С чем мы потащим Морган в Визенгамот? С её «никого я не убивала»? Там что, все эмпаты?! — злилась она. — Господи, я не знаю, что делать... — обречённо запричитала она. Малфой приблизился: — Но как же наш план? — он потёр рукою висок. — Хочу тебе сказать, тот сработал, — будто извиняясь, сказал Драко, почти добивая Гермиону всей правдой: — Я нужен Линде, — из карих глаз вдруг побежали слёзы. — И я до сих пор не женат, — взволнованно закончил он. — Гермиона? — Поздравляю! — смахивая слёзы на платье, съязвила она. — Открытку прислать?! Драко почти подкосило. Он сам не ожидал, но ему было больно видеть, как Гермиона плачет. Слёзы всегда бесили его. Бесили автоматически. Они, как обрывки души, которые никому нельзя видеть, и преступно обнажать их. А теперь он стоит и смотрит, как боль Гермионы рвётся наружу горько-солёной водой. — Прекрати, — на миг зажмурившись, заявил он. — Прекрати — что? — она знала, о чём речь, но предпочитала это услышать. — И знай, — она выставила палец, — ты к Морган на милю не подойдёшь! — обнажая зубы, приказала она. — Эй, прекращай! — мягко осадил Драко, пытаясь Гермиону обнять — та вырывалась. — Ну, что такого страшного может случиться? Что я возьму и женюсь? — хохотнул он. — Слушай, — Малфой старался разрядить обстановку, — раз платье уже на тебе, мы можем пожениться по-быстрому, и Морган ждёт грандиозный облом. Гермиона опешила. Всмотрелось в весёлое лицо. Дала себя приобнять... и заколотила по чьей-то неразумной груди, упрекая: — Для тебя брак — это шуточки? Чёртов болван! Ты думаешь, я отдам ей тебя?! — Но я ж не умру, — нравоучительно выдал он. — Да и став её мужем, я сдам Линду в сто раз верней! Не плачь... — он стёр влажный блеск с её щёк. — Целовать я буду только тебя. — Ты обнаглел?! — сорвалась она. — Я никогда не стану любовницей! Любовницей, влюблённой в тебя. Ужасная тавтология. Ужасная в своей правоте. Но именно поэтому Драко поцеловал Гермиону. Поцеловал очень нежно. Медленно. Ласково. А она ответила на поцелуй... слишком жарко. Не пошло развязно — адски отчаянно. И Малфой нутром уловил — она целовала его так же, как чувствовала: Искренне. — Я боюсь потерять тебя, Драко. Я люблю тебя, — слова сами слетели с её губ. Истина будто освободила. Но для него она стала тягостной. Малфой медленно отстранился, избегая прямого взгляда. — Нам надо уходить, — в неком оцепенении произнёс он. С припухшими веками Гермиона смотрела на него. Смотрела и ждала. Ждала хоть что-то в ответ. Но Малфой с необъяснимой мукой в глазах... трансгрессировал. Один. Дом миссис Баркли был не защищён, и теперь это стало очередным открытием.* * *
Краем глаза изучая обстановку, Линда прижалась к Перси, огладила плечо своего «суженого» и пропела в его благодатные уши: — Говорю тебе, Малфой её шантажирует, — она изобразила отвращение. — По нему давно Азкабан плачет! — Плачет. Согласен, — первый лопух министерства кивнул и взмахом палочки зажёг свечи. — Но, по-моему, проще сообщить Кингсли об этом, а не вламываться в кабинет Гермионы в её отсутствие! Линда отстранилась: — Ты сейчас серьёзно? Хочешь сообщить ему, что Малфой строчит на неё анонимки? Стучит Скитер. Мечтает Гермиону сместить, — длинный язык её бывшего бесконечно радовал. — Что Малфой — двуличный мерзавец?! — она излучала обиду и злобу. — А то Гермиона не знает... Ей-Мерлин, зачем мы здесь? — Перси потянул Беллинду назад, к камину. — С писакой-Скитер я разберусь, — доложил он, — будет у меня убирать камеры министерства! Но с Малфоем... — он похлопал рыжими ресницами: — Бруствер сам его назначил, пусть сам и попрёт! — Ах, Перси-Перси... — посокрушалась она. — Во-первых, ты забываешь, кто ты. А во-вторых, нельзя играть по правилам с теми, кто их и в сикль не ставит! — она подключила его самолюбие. — Этот Малфой называет тебя замом министерского зада, или забыл? Морган тихо паниковала: не время ещё уходить. Не теперь. Когда в шаге от цели. Влезть в кабинет в одиночку, как ни прискорбно, не вышло. Как и вскрыть хренов замок на двери! Перси — зануда, Перси — болван, но не каждый индюк министерства вхож в охраняемую сеть. А эмпат видит его насквозь. Видит всех его тараканов. И не прочь их взрастить. Морган-то знала, зачем пришла. Зачем терпела этого урода! Ради чего отвлекла Грейнджер. Ради чего пытала тётку и мать... Линда выскользнула и пустила в ход козыри: — А что делать с тем, что Малфой поспорил с Ноттом на её девственность? Что он грозил ославить её перед всем министерством. Ты и об этом скажешь министру? То есть мало Грейнджер проблем с Малфоем, так давай ещё выставим её жертвой?! Или того хуже — опозорим! Она приложила ладонь к груди: — О Мерлин, ты на это способен? Линда испуганно отшатнулась, приоткрыв рот. — Нет, что ты!.. Что ты!.. — поспешил успокоить Перси. Он сжал кулаки: — Откуда ты знаешь про спор с Малфоем? Нотт разболтал? — напрягся он, исходя ревностью. — Помнишь, Нотт напился у меня на приёме? — на лету сочиняя, припомнила Линда. — Я случайно подслушала их разговор. Но до недавнего времени и не думала, что Малфой чего-то добьётся, — она удручённо вздохнула. — Не-е-ет... — остолбенело. — Да. — Нет. — Сам у Малфоя спроси! — едко предложила она. Правда, как ни крути, тоже сила. — Что за бред? Он и Гермиона... — лепетал Перси. — Она не могла. Не могла! — ему прям до колик не верилось. — Гермиона умная, рассудительная, она умеет за себя постоять! — Наверняка он её опоил, — как ни в чём ни бывало, выдала Линда. — Нотт мне об этом не докладывал. Вообще, я не удивлюсь, если Грейнджер его отшила, вот он и треплется спьяну, свинья! — Нотт опять к тебе лезет? — Перси сходил с ума. — Так тебя заскоки Нотта волнуют? — Линда метала фальшивые молнии. — Бедная Гермиона... Впору со стыда помереть. Я пыталась ей помочь, честно, но она и обсуждать это не стала. Я ей никто. Никто. Я ведь просто её работа. Перси рычал: — Я этого мерзавца... сотру! — он закатал рукава. — Мы сделаем это вместе, — с энтузиазмом подхватила Линда. — И для начала, избавим всех от иллюзий. Анонимка — его работа, — она сунула в сумочку перо со стола Малфоя и объяснила: — Мы вытащим почерк, как магический след. Она театрально замерла. — Послушай... — ахнула и осела на стул. — Что, если Малфой расскажет Рону? — Линда ненадолго прикрыла ладонью рот. — Представляешь, что будет... — Да мой брат его прибьёт! — не сомневался Перси, нелепо, как градусник, встряхивая палочку. — Не расскажет. Малфой не такой дурак. Он трус! Линда прикрыла глаза, скрывая за веками проблески эйфории. — Если их связь всплывёт, — она продолжала гнуть свою линию, — Рон если и не загремит в Азкабан, то лишится работы. Наверно, его Гермиона и защищает. Его — не себя! А Малфой-мерзавец... предоставил Нотту неоспоримые доказательства, — она нервно застучала ногами по полу, инсценируя сердобольность. И ум: — Например, щёлкнул Гермиону голой. Той же Скитер послать! Что скажешь? — Линду умело передавала инициативу. Перси побагровел: — Уверен, этот козёл хранит что-нибудь незаконное! — он ринулся вскрывать ящик за ящиком, выкладывая трофеи на стол. — Знаешь, у Малфоя ещё дом в Эдинбурге. Завтра-послезавтра надо устроить обыск и там. Выдам его заначки Поттеру — вот тогда и поговорим по душам! — злобно вещал он. — Ты мой герой! — Линда поднялась, отыскивая в сумочке палочку. — Я уже на грани того, чтоб сказать тебе «да», — промурчала она. — Будь осторожен, дорогой, вдруг там Оглушающее... Перси как раз боролся с нижним замком, когда Линда метнула своё заклинание, и недожених упал, как подкошенный. — Я же предупреждала, там Оглушающее, осёл! Она рассмеялась, кружа вокруг стола хищной птицей. И любовалась заветной добычей: — Эта палка укажет на того, кто станет правителем мира, — уже тихо. Цинично. Протяжно. — Править землёй, близко ли, далеко, ты будешь царём или царицей*. А потом — осторожно коснулась вазы. Сжала её. Перевернула вверх дном... Шах и мат, Малфой. Потому что на дне особая фраза: — L’amour a ses plaisirs aussi bien que ses peines. Где любовь, там и напасть, так кажется... Очень символично. Всё же тётка была умна. Противна умна. Почти гениальна. Не чета министерским! Ведь по сути не важно, где третья, пятая, даже сотая печать... Важно, где последняя. А седьмая — там, где и первая. И раз фраза на дне, Грейнджер сорвала последний замок. И это уже защита не от своих — только от министерских ищеек. Что делать дальше, Беллинда знала. — Акцио… — твёрдо произнесла она прямо в вазу. А то, что внутри, послушается. Потому что её по происхождению. И лишь Морганы властны над этим, заплатив свою цену: расставшись с частью волшебных сил. Беллинда отправила вазу обратно, в стол, и направила палочку на распластанного Уизли. Он сделал своё дело. Но награды ему не видать. Кроме одной. Морган присела у его тела, стянула маску невесты, почти привела идиота в чувства, потащила полупотерянного Перси к камину и выдала в зелёный огонь: — Мы расстаёмся, милый...* * *
Гермиона не сразу решилась прийти, хотя точно знала, где искать Драко: в его квартире. В дом в Эдинбурге он не вернётся. Не сегодня, по меньшей мере. Возможно, признание прозвучало совсем не кстати, но им ещё работать вместе... А значит, надо поговорить. И раз уж Гермиона всё усложнила, то ей с этим и разбираться. Не клясть же себя за язык. Как только она проявилась в камине, слова будто застряли в горле: гостиная была наполовину разгромлена. А Драко, склонившись, сидел на единственном уцелевшем стуле, обхватив голову руками. — Что… что случилось? — обеспокоенно спросила Гермиона, обходя то, что раньше звалось мебелью: столовый гарнитур, шкаф, буфет, сундук-лежанку и пару кресел... Он чуть вздрогнул и поднял глаза: — Ничего. Действительно, ничего. Просто он распоследний трус. Гермиона обеспокоилась не на шутку. Таким подавленным она Драко ещё не видела. Словно что-то поедало его изнутри. Конечно, когда не прорывалось наружу в виде проверки на прочность ценных пород дерева. — Что... что с тобой? — краем глаза она заметила эльфа, робко выглядывающего в коридор из кабинета. — Я всё починю, — тонким голоском вставила та, вероятно, донося до гостьи, что погром — происшествие несущественное. — Эбби, оставь нас, — приказал Драко, поднявшись. И достал палочку. — Отправляйся в дом. Сейчас же! — под тихий хлопок. — Кто это сделал? — Гермиона с тоской посмотрела на сломанный стол. Их стол. — Я-я… — притворно ровно ответил Малфой, только палочка в руке дрогнула, и Гермиона заметила это. Но она здесь не мебель его обсуждать: — Почему ты сбежал? И не лги. Это было бегство! — Так было нужно, — сухо. Немного резко. — Кому? Тебе? — Нет, Грейнджер, тебе! Что я, по-твоему, должен был сделать: сказать «спасибо»? — А ты знаешь это слово? — иронично подтрунивала она. — Может, мне было нужно, чтобы ты разнёс полквартиры? Это ведь так по-взрослому, правда?! — Гермиона не могла больше говорить. Раздражение перекрыло горло. — Мой дом — мои правила, — жёстко заявил он. — Наверно, я не вырос для отношений, — съехидничал Драко. — Я провалил долбаный экзамен на эту твою... — он вдавился ладонью в лоб, не договорив. — Любовь, — мягко закончила Гермиона. — Заткнись! — взвыл он, заметавшись по гостиной раненным зверем. — Прошу тебя, заткнись. Ты должна ненавидеть меня. Должна! — Возможно, так и было... Но не теперь. Я просто не могу, — мягко выдавила она. — Тогда научись снова. За то, что я сбежал! За то, что негодяй. За всё, что я тебе сейчас скажу!.. Что ж, ты наконец нашла способ отшить Малфоя, — истекая невидимой кровью, съязвил он. — Что за бред ты несёшь? — заводилась она. — Да, ты повёл себя некрасиво, но ты это ты! — Вот именно — я! — рычал Драко. — Я не хороший, не добрый, и никогда не стану другим. Я эгоист, извращенец, и я расчётлив до мозга костей! А люди не меняются, потому что их кто-то любит, — возможно, когда любят они, но: — Я вот такой вот — прими — не способный на чувства! — Да неужели?! — ухмыльнулась она. Не веря. — Да! — рявкнул он, только сейчас замечая на ней то самое платье. И его простота, его тайны — словно плетью по коже. Как оно уцелело в огне? — Это мне не по силам. Я так зол, Грейнджер, так зол!.. — Но я не хотела в тебя влюбляться, — поделилась она. — Я и признавать-то этого не хотела... — Тогда скажи, что это неправда. Что это случайность. Гормоны!.. Придумай что-нибудь, чтобы я поверил. Сейчас я поверю в любую чушь! — Разве любовью можно причинить боль? Легко. Драко выстрельнул заклинанием в стену позади Гермионы. Она вздрогнула: — Да что с тобой творится?! — буквально выкрикнула в ответ. — Когда я тебя будто бы ненавидела, ты этим наслаждался, а когда… — слово «полюбила» уже не срывалось с губ. Застревало на языке, поддавшись гордыне. — Ведь ты же просил… — Я не об этом просил. Не об этом!.. — он просьбы свои не забыл. — Но Малфои, Грейнджер, не способны любить. Это противоречит нашей природе. В нас это воспитывают. Нам внушают. Нас убеждают. Не с молоком матери, так примером отца, — Драко, кажется, ощущал, как его ущербность клубится в крови. — Любовь — это для плебеев. Для тех, у кого больше ничего нет. Нет нашей чистоты, богатства, уверенности в своём превосходстве. Да и ненависть сильнее любви. Ненависть даёт ощущение власти. Свободы и независимости от тех, кто никогда не будет достоин... — И ты уже не хочешь быть со мной, — озвучила она приговор. — Если только я не стану тебе лгать. Снова и снова. — Не перевирай, Грейнджер! Я, может, и мерзавец, но я понимаю: эти слова всё меняют. Всё, мать твою! Я не могу ответить тебе тем же. Никогда не смогу. Я — Малфой! — до трясущихся стен. — Я давно это уяснила, и что? Ты решил меня оттолкнуть! — упрямый и подлый факт. — Хочешь, чтобы я тебе лгал? Он всмотрелся в непримиримое лицо: её губы знакомо сжались. Задвигались, не выпуская ни звука. И это её «нет». Её безмолвное очевидное «нет». И как подтверждение: — Нет, просто попробуй это принять! — А что я, по-твоему, собираюсь сделать? — едко заявил Драко. — Брось меня! — приказал он, до хруста в костяшках сжимая палочку. — Что?.. — голос Гермионы совсем ослаб. — Ты не глухая. Умом она понимала, что Драко прав. Но влюблённым сердцем это понять невозможно. Ей тяжело. Ему тяжело. А чувства не пластырь, их рывком не сорвать. Хотя Малфой пытался: — Разозлись на меня. Пошли куда подальше! Драко видел: она приближается к нему. Но не отступал. Лишь бездумно перебирал пальцами палочку, не сводя с Грейнджер тягучего взгляда. — А если я не хочу? Не сейчас, — её сердце об этом кричит. Если и нужно расстаться, то не теперь. Вот так: внезапно. Мучительно. Эта боль и притягивает их друг к другу. Именно она мешает уйти. Бросить Драко. — Скажи, что ненавидишь меня. — Издеваешься? — он от муки охрип. — Если тебе станет легче, скажи… Она всмотрелась в сумрачное лицо: его губы чуть дёрнулись. Скривились, не издав и смешка. И это его «нет». Его тёплое скрытое «нет». Малфой почти мычит: — Давай сотрём эту гребаную память! Пусть всё будет по-прежнему, Гермиона... Она так близко, что Драко задерживает дыхание, чтобы не сдаться её запаху. Закрывает глаза, чтоб не отдаться губам. Ведь они зовут, разгоняя желанье по венам. А его мёртвое сердце хочет... до смерти хочет... остаться с ней. С влюблённой в мерзавца Грейнджер. Хочет укрыться от боли... ...в ней. В чёртов последний раз. — Просто скажи, — настаивает она. — Ненавижу, — с кровью и потом. — Тебя. Но Гермиона тянет руки к его рукам. И Драко понимает это: по движению воздуха. По топоту страха в его ногах. И это невыносимо: хотеть Грейнджер. Опять. Когда она гонит его — тем, что любит. — Только не прикасайся ко мне, — грозит он, — потому что я, мать его, не благородный гриффиндорец! Я не смогу сказать тебе «нет». И она это знает. Читает по любимым губам. Но послушно отводит руки. Гермионе, кажется, что она уже не она. Ведь это так безумно, так возбуждающе: соблазнять Малфоя; видеть его желание, борьбу с неблагородным собой; и чувствовать, что ходишь по краю — в том самом памятном платье. Спрятанном под подушкой все дни. Гермиона склоняется к уху: — Как ты хочешь меня? Грубо? Нежно? Я всё это дам. Наслаждаясь… — Заче-ем? — глупо, негромко, сквозь зубы, цедит Драко и открывает глаза. А в них — отчаяние. Дикое. Жаждущее. — Не люби, — топит в себе Гермиона, — но не ври мне. Шепчи всё, что хочешь. Заставляя краснеть. Если тебе это нужно, — она скользит выдохом по небледной щеке. — Будь собой. Для меня. Если это в последний раз, дай мне узнать тебя настоящего. — Уходи немедленно, дура! Она — его грех. И Гермиона понимает, что Драко не выдержит. Эта мысль заставляет кровь разгоняться по венам, устремляясь вниз. Заставляет желать именно его. Нехорошего и недоброго. Всего. Без остатка. — Хорошо, я уйду, — она оглушает его. Драко стонет. — Но до рассвета ты — мой. Понимаешь, мой… Он роняет палочку. И они вспыхивают. Оба. Встречаются губами так жарко, что зубы чуть сталкиваются. Но пофиг. К драклам! Им всё равно. Они не целуются — вторят друг другу, оголяя не страсть и не похоть — две истерзанные души. Он — полуслепым, полупьяным, полусломленным — прижимает Грейнджер к стене, отпихивая ногой обломок старинного кресла. Гермиона слегка ударяется затылком, но опять — всё равно. Главное, Драко целует её. Позволяя ощущать его — только его, полного невосполнимой тоски. — Ты не понимаешь, — Малфой отводит от лица вьющиеся непокорные локоны. — Я не сбежал от тебя... От неё не сбежать. Он сбежал от себя. — Если можешь, прости, — шепчет Драко, застыв. Уже не целуя, а прижимаясь лбом к её лбу. — Может, не надо... — Замолчи, ты, дурак. Гермиона раздевает его. Расстёгивает рубашку. Спускает ту с плеч. С нежностью и напором целует шею. Плечи. Слышит, как Малфой шепчет: — Никто не целовал меня так, — и от этого сознание мутнеет. — Я же не позволю тебе заснуть. Он заставит её кричать. Даже ругаться. — Не напугал, — Гермиона улыбается. Она улавливает, что он возится с петлями платья: — Разорви его. Снова… — Ты меня убиваешь, — раздаётся треск лёгкой ткани. — Я ведь кончу в эти тре-кля-тые брюки, — судорожно и по слогам. — Так сними их. Гермиона дёргает молнию. Отщёлкивает ремень. И обхватывает рукой возбуждённый член. С предвкушением ощущает его тепло. Чувственный трепет. И животный пульс... ...собственными губами. Даря Драко само удовольствие. Вот оно: безумие. Во всём. Даже в дыхании. В каждом движении губ и языка. В том, как Драко гладит её волосы. Как жадно втягивает воздух. Как срывается вдруг: — Чёрт!.. Обалдела... Блин. Нафиг. Да мать твою!.. — мощно и с придыханием. — Иди ко мне. Малфой притягивает её голову и впивается в губы. Глубоко. Жадно. С надрывом. Прикусывает их, прежде чем прошептать: — Ты с ума сошла, Грейнджер. С ума сошла... — Гермиона... — поправляет она. — Когда ты — мой, только Гермиона. И она снова ласкает член. Смело. Уверенно. Припухшими от укусов губами. Высекая бездумные стоны и чувствуя, как его пальцы путаются в волосах. Пытаются управлять ей, причиняя невольную боль. Но эта физическая боль заглушает душевную. И требует-требует-требует: больше, дальше, быстрее. Драко сам останавливает Гермиону. На выдохе. На изломе. Почти на пределе. И она целует-целует-целует Драко, практически обвивая его ногой. Прижимается вся к «голодному» члену. Но тут срывается: — Подожди, — через вдох. Драко задирает подол её платья. — Не сейчас. Я быстро сорвусь. Он запускает пальцы ей между ног. Скользит и дразнит, пока — через ткань, чувствуя, как Гермиона упирается ладонями в грудь: — Смотри: ты — моя... Он падает на колени. И это способно заставить её чуть вскрикнуть. Слабея, слегка присесть. Необыкновенно: Драко перед ней на коленях. И медленно-медленно, словно сладкую пытку, растягивает особенный миг. Ради неё. Он спускает трусы, как хрустальную ношу. И, оставляя бельё лежать на ступнях, оглаживает гладкие ноги, запрокидывая одну себе на плечо. Может, он и не влюблён в Грейнджер, но он любит её смущать: — Хочешь меня? — всего в дюйме от цели. От желаний. От тайных губ. И что тут скажешь? Лишь прижмёшь его голову. Чуть откинешься. Растворишься во влажных касаниях — в искренне-пошлых, выстанывая: — Хочу-у... Он будто знает, чем зацепить. Как разбудить её демонов. Находя с ними общий язык. Откровенный в своём безрассудстве. Но Драко останавливается. Отдаляется. И садится на пол с... неблагородным лицом. Заставляет Гермиону взвыть: — Я хочу... И припасть на колени — над ним. Над его бёдрами. Гермиона охватывает его член. Мягко и властно. Направляет, подставляя под ласки грудь. Видит, как Малфой с горящими от жажды глазами смотрит на всё это. Ощущает, как он опускает её за талию. Помогает. Стонет. Обжигает. Потому что горит. Как и Гермиона. Целует, переплетаясь дыханием. Насаживает, обнимая, ещё и ещё... Её заводит всё, что она слышит. Что видит. Что чувствует. Как его пальцы проскальзывают между телами. Ласкают. Усиливают ощущения. Приближают тот самый миг… И Гермиона кричит. Мягко. С отдачей. Выгибается. Вздрагивает. Чувствует финальные толчки Драко. И его поцелуи. Глубокие. Страстные. Нежные прикосновения рук... И любовь. К тому, кого она ненавидела.* * *
Гермиона, одевшись, стояла в дверном проёме и смотрела на спящего Малфоя, припав головой к косяку. Драко устал. Они оба устали. Только он, истомлённый, заснул первым... И пусть. Он ведь не дал ей отдышаться. Даже в душе. Они целовались и целовались: до алых распухших губ. Он разделял. Откровенно властвовал. Он занимался с ней любовью. Опять. Он шептал безумные вещи. Наглые. Возбуждающие... Теряя контроль. Упирая, как пленницу, ладонями в стену, он заставлял её умолять... неприлично-прямыми словами. И пусть. На кровати Драко брал Гермиону нежно. Медленно. Долго. Он видел, что неслышно произносят её губы. Ловил движения. Пытался прочувствовать их. И впитать. Запечатлеть в расплывчатой памяти. Гермиона надеялась... Как наивная девчонка, ждала… Только не слов любви... ...а того, что он не отпустит. Но Драко молчал, так же неслышно разрывая их связь на клочки. И опять было больно. Как и мучительно хорошо. Они не просто целовались — прощались, обещая себе не глупить. Конечно, сердце не камень... Но это всего лишь мышца, и вечно оно не может болеть. Наверное. Ведь чувства — лишь отражение мыслей, а мысли не в сердце — они в голове. И пусть. Справятся. Гермиона отвернулась. Просто — ушла. Но что странно, чувствовала себя счастливой. Что-то было между ними... особенное. И этого Морган никогда не отнять. ___________________________________ * Английская считалочка. This stick will tell the one we choose, To be the lord in shining shoes. To rule lands both near and far, The stick says you wiil be king tsar!