Ловушка для Малфоя

Бестолковы великие дни, И бесплодны, и сплошь безнадёжны: Выбирать заставляют они Из того, что принять невозможно. В.Н. Корнилов

Гермиона до глубокой ночи кружила по дому, разглядывая пустые рамы, имена, даты, и пыталась разобраться с древом семейства Малфоев. Она регулярно натыкалась на Розье, Макмилланов, Яксли и даже Лонгботтомов, только Морганов среди них не наблюдалось. Каким-то чудом или внутренним чутьём, но Малфои избегали скандального родства, заботясь о чистоте крови даже в среде чистокровных. При всей их тяге к тёмным вещицам, Тёмным Лордам и тёмным делам, они сторонились опасных связей, если эта связь не несла безраздельную власть. А таковая в тандеме с Морганами, видно, вызывала у них сомнение. Да и магия странной семейки совсем не пугала. Потому что не действовала на них? Но отчего?.. Быть может, у Малфоев иммунитет на некое колдовство... А быть может, до этого и всегда Морганы находили кого-то другого: более богатого, сговорчивого, выгодного. Тогда где гарантия, что Линда предпочтёт Драко? И ответ неприятно прост: Она в их сходстве. Но не в сходстве Морган и Малфоя, а в сходстве Морган и Грейнджер. Оно красной тряпкой действовало на нервы, вызывая судьбу на дуэль. Но знал ли об этом Бруствер? Когда вызывал её на ковёр. Предвидел ли Дамблдор? Понял ли Гарри? Тогда, на Гриммо. Ведь это меняло... всё. До Гермионы почему-то только сейчас дошло: наживка не Малфой... Наживка — они оба. Её, Гермиону, сделали пешкой в нечестной игре. Но злости не было, как не было и обиды. Потому что такая ловушка логична. Похвальна. Дерзка и расчётлива. Она почти гениальна. И нельзя всех вот так подвести!.. Нельзя отвлекаться на Драко. На чувства к нему. На свой страх, если он рядом. Когда хочет её. Когда требует своего. И, бог ты мой, что он творит... С её принципами тоже. Он будто приручает её к тому, что любит. Как любит. Без оглядки и без стыда. Плохо, что все эти «любит» не касаются его сердца. Только — желания. Слепого. Яркого. И абсолютно недопустимого! Потому что у них нет будущего. И причина, увы, не одна: Она в Розье, в Яксли, в Макмилланах. В десятках других. И там нет места для Грейнджер. Гермиона вспомнила летний вечер, когда он ввалился к ней пьяным. Тогда, среди всей его напускной мишуры, среди ссоры и криков, проступил иной Малфой: он проступил в робком шёпоте и тайной тоске. Но теперь любовь к Драко уже не казалась какой-то утопией. Не казалась чем-то из ряда вон. Она даже призрачной уже не казалась. Не Гермионе. Малфой сказал, что будет ждать её. Ночью. Вопреки прошлым «нет». Не здесь, в большом доме — в своей квартире. Будет ждать, чтобы «всё повторить». Он шепнул это на ухо перед уходом, шепнул и будто бы испарился, оставив Гермиону наедине с искушением. С горячими мыслями. С ощущением его губ. C тем, что он был с нею нежен. Был жутко упрям. И он пересёк ту черту, за которой так сложно изображать безразличие. Сложно работать, как прежде. А ненавидеть... ...втройне сложней. Гермиона старалась не думать о последствиях и заперлась от соблазнов в огромном доме. Она укрылась от Малфоя за рамами. За десятком имён. За грязной и чистой кровью. Потому что хотела быть с Драко. И сегодня, и завтра. Хотела, как и вчера. Хотела... ...но не могла. Потому что между ними стояла Морган. Беспринципная. Опасная. Абсолютно уверенная: Малфой — её. Гермиона не прочувствовала сомнений: ни в голосе Линды, ни в зелёном колдовском взгляде. Но по сути, угроза не в них, не в издёвках, не в явном вызове — угроза в решении Морган. Потому и разум, и интуиция требовали одно: не становиться лёгкой добычей. А значит, никаких отношений, пока не вскроешь тайник. И хотя Беллинда без него безоружна, вопросы только растут: что она умеет? Что знает? На что ради Драко пойдёт? Сплошной тёмный лес. А Гермиона не просто увлеклась Драко, она уничтожила его план! Корявый, но план. Давший «хорошие всходы». Спать с Морган, естественно, аморально, но не быть же овечкой в стае волков, и история её семьи — живое тому доказательство. И если задуматься, Морган играла не с Малфоем, играла с ними двумя... Ох и ах. Гермиону одолевало предчувствие. Опасность слишком реальна. Слишком близка. И пока неизвестно, что кроется под «печатями», рисковать безответственно. Ещё бы убедить в этом Малфоя!.. Не в постели. Не голой. Не теряясь в его губах. Он просто не представляет, как много поставлено на карту... Целое сердце. Её сердце. И что делать, если оно вторит: любя, помни, что есть ненависть; ненавидя, помни, что есть любовь.

* * *

На следующий день Гермиона, накинув на плечи строгую мантию, вошла в кабинет, полная туманной решимости всех убедить: министра — что испытание чувствами ей по силам, Драко — что Морган не потерпит ошибок, себя — что с отношениями можно повременить, и судьбу — что с Грейнджер шутить не стоит. То, что Малфой боролся с дурным настроением, было понятно сразу. Его эгоизм давал о себе знать достаточно чётко: Никакой теплоты при её появлении. Плотно сжатые губы. Шальной блеск серых глаз. Она немного задержалась в камине, наблюдая, как Малфой, восседая царём на столешнице, сверлит её сумрачным взглядом. — Поттер поднял тебя по тревоге? — ехидно поинтересовался Драко, не представляя, с чего такой официальный прикид. — И тебе доброе утро, — робея, как школьница, выдала Гермиона. Не так она хотела это сказать, но по-другому не вышло. Слова сами слетели с её губ неуверенно и тихо. Проходя мимо «владыки» сего кабинета, она на какой-то миг подумала, что всё обойдётся. Но лишь на миг. Потому что в следующую секунду Малфой перегородил дорогу, подхватил Гермиону за талию и усадил на свой «трон», требуя объяснений: — Ты. Не. Пришла, — отрывисто обвинил он и упёрся ладонями в край стола по обе стороны от «царицы». — Я ждал тебя. Конечно, он ждал. Царь недоделанный. — А разве я обещала? — уточнила Гермиона, ёрзая на «троне», как на иголках. — Молчание не признак согласия, Малфой. — Ты болтала про выбор, я дал тебе выбор. И не отказался бы увидеть, что ты в состоянии его сделать, а не только о нём рассуждать! Она невольно потупила взгляд на цепкие руки. Малфой так сильно вжался ими в рифлёный край, что кисти казались белее. — То, что произошло вчера, не даёт право думать, что я прибегу по первому твоему зову! — смелее ответила Гермиона, хотя «капкан» из рук Драко заставлял её нервничать. — Зову? Ты что, по совместительству эльф? А слово «свидание» тебе не знакомо? — Ты всегда так зовёшь на свидание? С намёком «Приходи, я согрею постель»? — Но это же комплимент! — заявил Драко. И весьма однозначный. — Ты считаешь? — усомнилась Гермиона. — Просто вышло не по-твоему, и ты бесишься. Ведёшь себя как эгоистичный ребёнок! — Да ты любого взбесишь, взрослая моя! — он приподнял пальцами её подбородок: — Смотри на меня. Ты опять лелеешь обиду? — Обида тут не причём. Я была занята. Вообще-то, я работаю в министерстве, в Отделе правопорядка, ты об этом не слышал? — язвительность её выручала. — Наверное, слышал. Но внимания не придал, — сыронизировал тот, отпихнул стул и, обводя пальцами вышитую «М» на её мантии, вернулся к проблеме: — Над чем же ты после работы работала? — Драко поддевал своей тавтологией. — Сочиняла устав Грейнджеровской Армии Вредных Непуганых Эльфов? Без меня?! — кривлялся он. Гермиона, сбросив нахальную руку, вздохнула: — Чем же я тебе с утра насолила, что ты так быстро перешёл на нежности? — Тебе как всё перечислить: в алфавитном порядке или по степени раздражительности? Тогда начну с главного: я что, как сотрудник уже не гожусь и в министерстве штаны протираю?! — Почему же? — Гермиона растянула губы. — Но ты не прочь снять их при первой возможности! — её разведённые ноги плюс Малфой, стоящий меж ними, негласное тому подтверждение. — И что с того? Я же парень! И у нас это... как его... — он пощёлкал пальцами, выискивая метафору поприличнее, — ...брачный период! — То есть ты животное? Гордый самец бонобо? — не удержалась Гермиона, едва-едва заливаясь краской. — Тогда уж королевский олень! С манией величия. — Если честно, — призналась Гермиона, — я не хотела никого видеть. — Что значит «не хотела»? — Драко задержал взгляд на её губах. Задержал, давая понять, чем заняты его мысли. — Ты боишься меня, что ли? Он, даже не поворачиваясь, вытянул волшебную палочку в сторону двери: — Коллопортус! — Хозяйничаешь?.. Но это мой кабинет! — возмутилась Гермиона, шаря по мантии в поисках палочки. — И мой стол, — приглушённо отрапортовал Драко. Его ладони легли на голые ноги и медленно поползли вверх, под юбку, задирая её. Подушечки больших пальцев заскользили по внутренней стороне бедра. Всё ближе и ближе к нейлоновой преграде, вынуждая забыть и о палочке, и о долге. Гермиона понимала, что Малфоя надо остановить, объяснить, поговорить о Морган... и не понимала, зачем это делать сейчас. Когда его прикосновения важней тысячи слов. — Зачем ты запечатал дверь? — спросила неровным голосом, замечая, как Драко наслаждается её реакцией. Видит, как она борется с собой. И проигрывает. — Ты знаешь, — его пальцы по-прежнему дразнили Гермиону, то приближаясь, то отдаляясь от заветного места. Она ненадолго прикрыла глаза и, вернув здравомыслие, отвела нахальные руки. — Сейчас не время. Открой! — упиралась Гермиона. — Зачем? Чтобы нам помешали? Его пальцы чуть коснулись её матовых губ, и те приоткрылись. Сами собой. Почти невинно. Гермиона даже не заметила этого, выстраивая в уме грядущую речь, и вдруг: — Твои дружки уже искали тебя. Гермиона как протрезвела. Она напружинилась и упёрлась кулаком в грудь Малфоя: — Как искали? Когда? Для чего? — Они мне не докладывали. А пора бы уже!.. — Почему ты молчал?! — её тянуло врезать по белёсой макушке. — Я же сказал. Только что. Разве нет? — отшутился Малфой. — С этого и надо было начинать! Я — к Гарри, — предупредила она и спрыгнула на пол. Чёрт, зря!.. Драко вытянулся в струну, их бёдра соприкоснулись, и Гермиона почувствовала его возбуждение. Под ним разговоры не слишком осмысленны. Только Драко это ничуть не волновало, а вот Поттер — вполне: — Подождёт, — осадил он, присаживая её на стол. Снова. — Поцелуешь меня и пойдёшь. Гермиона даже икнула. Всего раз. От его заявления. Но она не собиралась никого целовать: — Я не буду, — она осторожно спустилась на пол. — Поцелуешь и пойдёшь! — настаивал Драко, цепляясь за тонкое запястье. — Если так надо. — Хватит командовать, Малфой! Ты... ты... — бунтуя, запиналась она. — Ты забываешься. — Хватит бегать по первому его зову! — закипал он, в унисон перекрикивая её. — Если припёрло, сам и найдёт! — Ты-ы... — Гермиона округлила глаза. — Ты ревнуешь, что ли? И к Гарри тоже?! — недоумевала она. Что за животный инстинкт? Малфой как фыркнул: — Думай, как хочешь! Он не ревновал, Драко охранял территорию. Поттер должен признать, что Грейнджер — его, а не чья-то подруга. Но главное: она сама должна это признать. — Я думаю, что невозможно работать вот так, — постукивая каблуком по полу, возмутилась Гермиона. — Когда у тебя брачный период! — А он у меня одного? — Драко обхватил её, стройную, как тростинку. — Что теперь-то не так, Гермиона? Если не обида, то что?! — Дело в Морган! — выкрикнула она, только сейчас понимая, как двусмысленно это звучит. — В Морган? — Драко, невольно вздрогнув, отпустил Грейнджер. И отступил: — В каком смысле? Что ещё мерзавка ей нашептала?! Он сглотнул приступ ярости: — У нас всё кончено, я же сказал! Гермиона, почти извиняясь, приблизилась: — Я о том, что Морган — наша работа. И мы должны разоблачить её, а не целоваться! — она положила руку ему на грудь: — Отложи свой брачный период, так будет лучше, Драко... — Лучше — кому? — ощетинился он, выдыхая. — Значит, проблема в работе? Тогда я... увольняюсь! — блеф на все сто. — Нет, ты не можешь, — Гермиона даже не поняла, что выдала себя. Её голос — он сорвался. Её взгляд — запаниковал. Сердце запричитало. — Почему? Я же идиот! — зло язвил Драко. — Работать над делом со мной нельзя. А что? Грейнджер любит геройствовать в одиночку. К тому ж, я — дурак, потому на что-то надеюсь! И я тот, кого ты не хочешь целовать. Ничего не упустил? Гермиона знала, что будет непросто, но видеть Малфоя таким давалось ещё тяжелее: — Я не сказала, что не хочу, — она упёрлась лбом ему в грудь. — Просто сейчас не время. Горючая правда. Гермиона подняла взгляд, внушая и внушая теплом и телом, что их терзания взаимны. Малфой погладил её по щеке: — Тогда мы поговорим позже. У тебя, часов в десять, — Гермиона приоткрыла рот возразить, как: — А сейчас нам нужно в твою квартиру. Чтоб навести там порядок, самим. И как можно скорее! — С чего такая спешка? — предчувствие беды застучало по венам. — Что случилось? Ты ведь в курсе… Драко отступил, нелепо надув щёки. Он звучно выдохнул и виновато развёл руками: — Поттер твой — хреновый окклюмент. В общем, он с рыжим узнал про пожар. Видать, стуканули... Но кто? — Ты что, влез Гарри в голову? — вспыхнула Гермиона, как спичка. — Совсем обалдел?! — Да у него это транспарантом алело! — оправдывался Драко. — Но дальше хуже: завтра Скитер сольёт статью о том, что «Грейнджер — скрытая пироманка»! — А об этом ты откуда узнал? — искрила Гермиона, вылавливая палочку из кармана. — Неоновыми огнями зажглось? — Поттер тут не при чём. Ну, скажем так... Мне прислали сову. — Это Скитер-то? — Гермиона хохотнула. — Ты за дуру меня считаешь?! — Нет, не Скитер. А та, кто с ней спит! — выпалил Драко. — Я за это местами приплачиваю, — и не скажешь же: «За сплетни о тебе». — Грейнджер, ей известны детали: про мебель, одежду и прочее. А значит, кто-то был в квартире без твоего ведома, но Скитер не сдала кто. — Что?.. — Гермиона отвела от лица непослушные локоны. — Малфой, кто-то нагло разгуливал по моей квартире, а ты так спокойно об этом говоришь! Наверное, пожар уничтожил защиту... — в которой она — живой ключ. — Это всё Галльский огонь! — Ты должна оставаться у меня, — не сомневался Драко. — Там тебя не то что Скитер, сам чёрт не найдёт! — Ты думаешь, меня Скитер волнует? — (на гормонах он поглупел?) — Нам надо в квартиру! Немедленно, — Гермиона потащила Малфоя к камину. — Незваный гость что-то искал, раз вломился в моё отсутствие. Ну, не деньги же, сам подумай!.. — Считаешь, печать? — обеспокоенно подхватил Драко. — Но никто не знает про тайник! Кроме тебя, меня и министра. — Уверен? — она прищурилась. — О тайнике знает ещё кое-кто! Иначе она бы так не облизывалась на вазу. Лучше молись, чтобы печать оказалась в квартире, потому что если её нашла Морган... Гермиона дала ему догадаться: Им не вскрыть шестую печать. Не найти седьмую. Не прижать Линду. Вообще — ничего. Драко едва не рычал: — Мы проиграли.

* * *

Гермиона могла бы поспорить: Кто-то был в её доме. И ему не удалось это скрыть. Даже у бардака есть лицо, а лицо этого бардака изменилось. Может, Малфой и не заметил бы разницы, но Гермиону на мякине не проведёшь. Её память могла бы исказить восприятие, но не видимость. Мелочи нельзя скрыть. Не от хозяйки дома. Правда, сейчас волновало, не кто вломился... когда... сколько раз... Волновало иное: Нашёл ли гость, что искал. Нужно было изучить каждый уголок, каждый дюйм. Шестая печать слишком важна. И Малфой тоже это понимал. Кропотливо и не спеша, он вслед за Гермионой сгребал одежду, разглядывал обои, простукивал полы, отодвигал мебель, пробовал заклинания... Час за часом. Они не слишком верили в успех, но не сдавались. Опять. Гостиная постепенно пустела. То есть обретала более-менее божеский вид. — Ты нашла что-нибудь на Линду? — спросил Драко, осматривая дешёвый платяной шкаф. — За ней тянется шлейф из грешков... Он в этом уверен. — Не так, чтоб нашла... — ответила Гермиона, изучая дыры на шторах. — Но есть пара догадок. Я, кажется, знаю, как действуют Морганы. Драко даже замер: — Ого!.. — он опёрся на деревянную дверцу. — Беллинда — паразит, — продолжила Гермиона, — и этот факт многое объясняет. Морганы не создают любовь, они её используют. Вот почему они всегда выбирают несвободных мужчин. А именно, влюблённых! — И откуда такие сведения? — Драко перебирал в уме не слишком большие, но нескромные знания по Тёмной магии, и ничего похожего в голову не шло. — Любовь не Патронус, её можно убить, но не изменить, — он смутился, роняя ещё одну тайну: — Так мама говорит. Гермиона подтащила разбитый торшер и, не смолкая, изучала стойку: — Я пока не представляю как, но Морганы подменяют образ любимого человека. Подумай: это ведь Ребекка Вудроу любила украшения, а не Касия. Но мистер Баркли твёрдо верил в обратное! Оттого тратил и тратил галлеоны, чтобы сделать жену счастливее, и её это устраивало. — Ещё бы нет!.. — подметил он. — Не сомневаюсь, что Деклан Фоули, отец Линды, знал про слабость Касии к французской поэзии и наверняка наводнил ею весь дом. Чему Аманда лишь радовалась, хвастаясь перед дочкой. А по-твоему, откуда у Линды такие подробности о тётке, с которой, наверно, в жизни не виделась? — Ты цепляешься за какие-то мелочи, — спорил Драко, приподнимая прожжённый ковёр. — Но это особые мелочи, — не соглашалась она, подбираясь к финальной куче из блуз, мантий и юбок. — Магия всегда оставляет следы! — Которые сложно проверить, — вставил он. — Знаешь, почему Касия так злилась на сестру? Конечно, я не исключаю, что Аманда нарушила негласный закон: не колдовать против своих, но только чувства объясняют многолетнюю ненависть. Любовь между ней и Декланом была настоящей! — Ну а ты не знаешь другого, — Драко присел на палёный диван. — Линда как-то сказала, что Морганы никогда не влюбляются. Как и Малфои. — И она этим гордилась, — добавил он, с откровенным удовольствием трансфигурируя разбитый телевизор в коврик для обуви. — Это мы не представляем, что там за магия, а Касия знала. И если она сохла по Деклану, то почему не вернула? Ну, когда чуть не повыдёргивала Аманде космы? Это логично. А ты ведь любишь логику, Грейнджер... Гермиона кивнула, перебирая любимые вещи: — И это значит только одно: зло необратимо. Или, не совершив другое зло, заклятье не отменить. В магии всё непросто. — Ну, допустим, — поддался Драко, вставая с места и обводя комнату отчаянным взглядом: — А вчера ты не могла мне об этом сказать? Например, на свидании? — Не могла, — созналась Гермиона, шаря в карманах своей школьной мантии. — Наши разговоры ничем хорошим не заканчиваются. — Да что ты?!.. А по-твоему «Бог мой» не скажешь! — он улыбнулся. — Малфой, если не прекратишь, я съеду, не заплатив! — не всерьёз пригрозила она. Драко соблазняюще улыбнулся. — Тогда я возьму предоплату. Сейчас. Прямо здесь, на полу, — он приблизился. — Ты вообще в курсе, что существует кровать? — зачем Гермиона спросила? Ведь знала: намёк его подстегнёт. — Это будет и на кровати тоже. Где-то около десяти... Десяти тридцати! Гермиона возвела глаза к потолку: — Когда-нибудь я упеку тебя в Мунго, честное слово. Так что помолчи, пока не стал её пациентом! — Командуешь? — цокнув, уточнил он. — Определённо, да, мистер Олень! Малфой резко взмахнул палочкой, и трусы Гермионы, треснув, разметались по швам. «Вот... самец!» — она ощупала бёдра, теряя дар речи. Ощупала, сознавая, что в квартире был «нездоровый» вор. Ведь пропало практически личное... — Мой любимый тип мести: месть ниже пояса, — поддел Драко. Но Гермиона, словно не слыша, вновь пересматривала кипу, роняя: — Тут, кажется, не хватает... — она вдруг подскочила, держа в руках то, чего у неё отродясь не было: — Малфой, я нашла... Нашла! Она ликовала. Ура!.. Можно выдохнуть, вору не перепало. У неё на ладони лежал маленький, аккуратный, не тронутый огнём кусок белого атласа с матовым принтом. Сомнений уже не осталось: перед ними печать. По меньшей мере, её часть. — Получи разрешение на обыск дома вдовы Баркли. Будем искать её свадебное платье, — смело выдала Гермиона, выводя на квартире сигнальный «штрих». Она вернула защитные чары, но как спасти своё сердце знать не знала. Драко, не излучая взаимной радости, молча кивнул. — Почему ты не пришла, Грейнджер? — само сорвалось. — Даже записку мне не прислала. Дело не в том, что ты была занята, верно? Он не дурак. И не бревно. Он тоже умеет чувствовать. — Так надо, поверь, — Гермиона ненавидела эту правду. — Ка-ак? Если ты мне не веришь, — недобрым тоном заключил он, возвращаясь к камину. — Nulle autre n’a l’envie de toi comme j’ai besoin de toi... Гермиона сжала кусок атласа. Тот был пропитан магией семьи Морган и, должно быть, поэтому обнажал их желания подлой змеёй. — Что это значит? — голос дрожал вслед за мыслями. Вслед за былой решимостью. Но она почти рассыпалась, услышав его жадный прощальный шёпот: — Никто не хочет тебя так, как я... И им больно. Больно обоим. Но если это поможет... пусть!

* * *

Гермиона заперлась в спальне для гостей, но не оттого что боялась свиданья — она боялась себя. Боялась проиграть своим чувствам, потому как, и родившись волшебницей, оставалась не властной над ними. Неумолимая стрелка ползла к десяти, и невозможно было представить, что случится, когда пробьёт назначенный час. Они с Драко расстались на мрачной гнетущей ноте, и это — о, ужас! — сводило с ума, собирая внутри ком из сомнений: «Малфой придёт?» Уступая вечным желаниям, или... «Не придёт?» Поддавшись жгучей обиде. Гермиона покосилась на палочку, лежащую в тёмном углу комнаты, подальше от неверных решений. Ей хотелось сбежать: и от Драко, и к Драко. Хотелось распахнуть чёртову дверь, увидеть его, согреться в объятьях, бросив Морган «adios»... Но и быть верной слову хотелось тоже. Поэтому мучительная надежда, что Малфой и без неё всё поймёт, он одумается, сдастся, спрячется дома, становилась сильней и сильней с каждой тягучей секундой. Стукнуло десять... Ни вздоха, ни звука. И лишь Гермиона торчит у порога, изучая дверную ручку. Четверть одиннадцатого... Опять ничего. Никакого движения. И лишь Гермиона, объяв свои ломкие плечи, хочет потянуть её вниз. Броситься к камину. Чтобы просто поговорить... Прошло ещё минут пять. Ни стона, ни зова. А душа ноет, не слыша тихих шагов. Лишь — мелкий щелчок. — Открой, — поймала она израненный голос и, качая головой, обещала себе не бояться. — Открой, мы просто поговорим... Только он не парламентёр, он — Малфой. Гермиона прикрыла глаза и не сдвинулась с места. — Да открой ты! — Драко ударил по дубовой двери. Ударил рукою, плашмя. Отбивая ладонь. — Ты хочешь меня разозлить? Открой эту долбаную дверь! — громко. Порывисто. Горько. Но в ответ — тишина. И бешено бегущее сердце. Которое пора усмирить. Гермиона требовала от себя слишком многого. Не хотела, но требовала. Потому что... ...должна! — «Алахомора» — это ведь слишком просто для такой всезнайки, как ты, — прокричал Драко. — Отойди в сторону! Иначе заклятьем тебя заденет. А без эльфа защиту не снять. — Ты не посмеешь! — заявила Гермиона, предусмотрительно отступая назад. — Отойди, я сказал! — чётко и ясно. — Один, два... До того, как раздалось «три», Грейнджер отскочила к стене, дверь вместе с наличником разнесло в щепки, и Малфой ввалился в спальню бесславным героем. — Ты что творишь? — звенела Гермиона, стряхивая с себя «чешуйки» из дуба. — Где мне прикажешь спать? Убирай сам, осёл ты упрямый! — Обойдёшься, — не церемонился он. — Поспишь, не принцесса! Гермиона засеменила за палочкой, но Экспеллиармус отправил ту в руки Малфоя. — Мне Эбби позвать? — на нервах ляпнула она. — Ты, Лорд-разрушитель! — Зови, — согласился тот, отшвыривая за порог палочки. — Только сначала выкупи! — желчно предложил он, ступая по полу новой угрозой. Не хозяина эльф не послушает. — Какого хрена тут происходит? Ты решила меня послать? — Нет, но так надо! — в отчаянии напомнила Гермиона и, ища хоть слабой поддержки, упёрлась спиной в прикроватный столб. — Мы не можем встречаться, прости, не теперь. — Я не уйду только по тому, что Грейнджер так хочет! — оскалился он, ядовито поедая её глазами. Его рука потянулась к знакомой блузке, сдвинула воротник. — Ты станешь меня заставлять? — Гермиона ухмыльнулась, отталкивая его. — Это не каприз, Малфой, это мой выбор! — Опять за своё? — он взвыл, раскаляя воздух. — Только мне пофиг, и это мой выбор! Я не могу от тебя отказаться. Я пытался... но не могу! Драко задрал рукав, оголяя запястье и свежий ожог. Свой способ от неё отвернуться. — Ты свихнулся? — недоумевала она. — Если это безумие, я рад, что свихнулся! Давно пора. — Но зачем ты?.. — голос сорвался. Гермиона всмотрелась в багровый круг на запястье, вероятно, от палочки. — Чёрт-чёрт-чёрт!.. — Забей, — отмахнулся он, оправляя рукав. — Не здесь, к чертям вашим, болит! Гермиона отшатнулась: не телом — духом. Не от страха — от страшной правды. — Мне тоже тяжело, — протянула она. — Но это меньшее зло, Драко. Мы не можем так рисковать! — Чем рисковать? Добрым именем?! — он вцепился в соседний кроватный столб. — Это ради него ты отнимаешь у нас моё время? Ради «бывшего Пожирателя»? Или «золотой героини»? Должен же быть способ остановить Малфоя!.. Только Гермиона его пока не нашла, лишь озвучила «их» реальность: — Я грязнокровка, вспомни. Драко повернул её левую руку, ладонью к себе, и прижался губами к шраму, к гнусной работе чокнутой Беллатрис. Прижался и отпустил. — Да — твою мать! — и что? — дракон внутри бесновался. — Видишь, это не работает. Ни хрена не работает. Никогда! Он притянул ту же руку к полувставшему члену. Ненадолго, но нагло: — Чувствуешь? Гермиона освободилась, огладила старый шрам, стирая тот с кожи, а из сердца — алчные губы. Горя. Огладила, только теперь ощущая, насколько коварны желания. Её — продались за один поцелуй. Но откровенный и настоящий. — Дело ведь не в тебе, — оправдывалась она, — а в тех, кто тебе дорог. Я не желаю новой войны. Драко заиграл желваками. — Хочешь сказать... — он сжал кулаки. — Всё, что будет теперь у меня, это жалкие пару дней?! Одна ночь и рояль? Ну, может, ещё поляна. И всё?! А я об этом просил?! — он качал головой. — Нет, не просил. Хватит дурить, девочка... Дай мне ту Грейнджер, что каким-то чудом сделала меня первым. Дай. Я знаю, ты можешь! — пылал он, приближаясь. Гермиона стиснула зубы. Что же сказать, чтобы он понял: это жестоко. Разлука её измучит, как мучает истина: — Это просто влечение. Животное. Грубое! — Да, я хочу тебя. Хочу, чёрт возьми! — он положил руку на тонкую талию. — Охренительная мотивация, да? Ты ведь знаешь, как это бывает. Кожа горит. Сердце бьётся как сумасшедшее. И там, внутри, что-то не просто зовёт — кричит, не просто требует — приказывает во весь голос! Будто доказывая это, он медленно обвёл её бёдра, очерчивая контур. Он понял... Понял, что Грейнджер всё ещё без белья. И это как приглашение. Драко чуть отступил, скинул ботинки и выдернул рубашку из брюк. — Перестань раздеваться, — протестовала Гермиона, следя, как он расстёгивает пуговицы, медленно, но верно ставя её перед фактом: он не уйдёт. — Нет, это уже слишком! — она отвернулась. — Где «слишком»? — Драко метнулся. Стиснул её ладонь. — Как «слишком»? Чувствовать страсть это «слишком»? Гермиона медленно освободила руку из плена и услышала тихий стон: — Какого секса ты хочешь? Жёсткого? Извращённого? Нежного? Я всё это дам. Наслаждаясь… — Так не должно быть, — обернувшись, взмолилась она. — Мы ненавидим друг друга! Только она — уже нет. Наверняка нет. — И пусть, — убеждал Драко, щёлкая пряжкой. — Ненависть скучна без взаимности. А ненависть не в голове, — он ткнул себя в грудь, — она прямо в сердце. И оно с ним согласно. Будто заворожённая, Гермиона следила за Драко и считала удары своего сердца, не желая сорваться. Лишь достучаться: — А если мне этого мало? — её голос дрожал. — Ты забыл, что есть мы и есть ещё Морган. Морган, Малфой! — прикрикнула она, пряча за тоном дрожь. — Для который ты — цель. Хочешь достаться ей как презент? — С чего вдруг? Тайник не вскрыт, я не влюблён, — он вещал саму суть. — Если я, без пяти минут муж, не ошиблась! — Мне плевать! — рявкнул Драко. — Нет, нельзя!.. — Полная хрень! — грубо. Вместе. Перекрикивая друг друга: — Я её не боюсь! — Ты дурак?! Драко завёл руки себе за голову: — Мне плевать! — Мне не плевать! Не плевать, идиот! — почти что до хрипа. — Ты — моя, — Драко затрясся. — А это мой дом, чёрт возьми! Не смей меня прогонять! Их злость и дыхания столкнулись. Тела — тоже. Когда Гермиона заколотила кулачком по голой груди, выплёскивая со страстью: — У меня. Нет. Выбора! — удар и удар. — Нет. Вы-бо-ра. Я не стану тобой рисковать, балда ты последняя! — она поймала немигающий взгляд. Замерла. — Столько эмоций, Грейнджер… — вышептал он, отводя от её лица буйные локоны. — За что? Его рука легла на упрямый затылок, ловя в карих искрах адский огонь. Который лишь тронь — мысленно — тронь хотя бы словами — и обожжёшь бренную плоть. — Ненавижу тебя! Ненавижу. Ненавижу! — бросая в него ложь, Гермиона глушила истину. — И хочешь... хочешь... хочешь... Драко поцеловал Гермиону. Протяжно. Самозабвенно. Будто в последний раз. Он всегда так её целовал: умея убеждать одними губами. Их надорванными касаниями. Он убеждал своим мягким дыханием, почти ощутимым на вкус. Драко целовал Гермиону, раздевая её. Торопливо. Резко. И она не сопротивлялась. Не могла. Не могла поступить с ним так пошло. И с собой — тоже. Она целовала его с жадной тоской и почти плакала от бессилия: — Малфой, остановись... — Нагая. Без мыслей. — Драко! Я ведь уже говорил. Он сорвал покрывало и почти толкнул её на кровать. Настойчиво-нежно. Она отползла, едва сознавая, в какой из углов отлетели штаны. Драко навис над ней чувственным вихрем, лаская рукою кроткую грудь. Чистую в своём исступлении. Он прильнул к её шее, что-то бессвязно шепча. — Прошу тебя… — Гермиона упёрлась ладонью в жилистый торс. — Разогреть тебя языком? — бесстыже выдохнул Драко. — Господи, нет! — вскрикнула она, покрываясь мурашками. — Добавь ещё «перестань», — предложил он. — Это, чёрт возьми, так заводит! Сильнее мелких «ещё»… Драко нежным движением скользнул ей властно меж ног, завывая неслышно: «О да-а...» Его пальцы доходчивей слов. Они «объясняли» всё: вдоль и по кругу, касаясь неги с заботой и ревностью. Но пальцы не любили сопротивление и изгоняли его своим «языком», лаская нервы, как струны рояля. Нажимая на нужную клавишу. Ещё и ещё. И ей... нравился их «разговор». Драко целовал Гермиону, растворяясь в её возбуждении. Он обожал эти мини протесты, внушая между «Что ты?» и «Чёрт!»: — Мы играем в слова. От «Малфой-не-надо» до «Драко-не-останавливайся». Член уже требовал взять её. Сейчас. Такую влажную. Такую на всё согласную. Он требовал утонуть в жадном трении. И кончить за миг. Да член идиот! Драко скользнул в неё одним пальцем, и Гермиона, сжав губы, прикрыла глаза. Свела колени, безвольно роняя дурное: — Не надо. — Тебе больно? — Драко замер. — Нет, но… — задыхалась она. — Тогда пусти меня. — Бог мой, зачем? — она поймала себя на мысли, что глупые вопросы, похоже, входят в привычку. — А что не так? Я хочу проникать в тебя… — он подался вперёд. И чуть вверх, продолжая: — ...всем. Это как чувства в движении, — Драко огладил её влажный жар. — В каждом… В порочном и осторожном. Он ласкал её нежность, приучая к себе. Он распалял её, приручая. Драко хотел узнать, сорвётся ли стон. Сначала — лёгкий. Потом сильнее. Потом — как ярких семь нот. Он ласкал её, как умел. И не мог остановиться. Он увеличивал темп и сбивался, представляя себя по-животному: в ней. И не в ней, огибая большим пальцем возбуждённую «клавишу». Да так, что даже воздух вокруг напрягался. Её щёки пылали. Тело вжималось в постель. Гермиона будто падала. И парила. Никаких просьб прекратить — только немое «ещё», раздвигая ноги чуть шире. Позволяя любить её, если не сердцем, то взглядом. Драко не целовал её — просто смотрел. Прислушивался всем телом. И смотрел, околдованный самой красотой. Гермиона, похоже, не сознавала, что происходит: эти её попытки дышать… рывками... со стоном... на выдохе; её голова, отирающая подушку; хрупкие пальцы, терзающие постель. И то, что срывалось с губ, вряд ли можно было назвать словами. Нечто бессвязное. Почти неприличное. Волшебное само по себе. Он видел неосмысленные неробкие движения её бёдер — ему навстречу. Колени, расходящиеся дальше и дальше, сквозь приятную дрожь. Вот так. Для него. Он поцеловал её напряжённый живот, слизывая испарину с бархатной кожи. Драко чувствовал: палец будто в тисках. Но двигался, подчиняясь природе своей. Наконец. То, чего ждал. К чему вёл: Глубокий. Прекрасный. Финальный стон. Стон в тупую подушку. Стон, выгибающий всё тело. И обволакивающий Драко своей полнотой… Он не юнец, он видел оргазм, не раз и не два. Но, казалось, видел так мало: дважды — страсть, трижды — уступку, и голый секс — сотни раз. Однажды он видел смущение. Даже сквозь смех. Но никогда не видел оргазм... ...как признание. Гермиона притянула Драко к себе, оглаживая его жёсткую спину. Скользнула щекой по щеке. Припала губами к губам, ловя ими «хмельные бредни»: — Я хочу тебя, Грейнджер, — он тоже признался: — Давно хочу. Сейчас он убил бы любого: за то, что тот был с ней... Урод! До него. Драко не хотел давать ей очнуться. Он целовал её, пока сдёргивал дрянные трусы. Целовал, когда придавал члену направление. И сам не понимал, как хватает сил держаться. Вот так: совсем близко. Едва прикасаясь к безумной влаге. Малфой не ломился, он ждал... Потому что сегодня нужно услышать «да», а не сказать самому, подчиняясь слепому порыву. И Гермиона уловила это: по вздоху. По взгляду. Её ладони скользнули вниз — к бёдрам, и она подтянула Драко к себе, умоляя: — Ну же... — Скажи, что ненавидишь меня. А на её губах лишь вопрос: и зачем? — Скажи… — Драко прижался к её животу. Тишина. Он надавил: — Ради меня. — Ненавижу тебя. — Ему показалось, что сердце сейчас пробьёт рёбра. — Ненавижу больше, чем кажется... Они оба перестали дышать. И сорвались. Драко вжался губами в губы, чуть кусая их в исступлении. И в тот же миг Гермиона поняла, что пропала: он входит в неё. До самого конца. Растягивает. Опять приучает. Драко хочет её. И это ни с чем не сравнить... Её тихий вскрик выдаёт разом все чувства. И это не крик боли — это удовольствие. Острое. Твёрдое. Пьяное. Непроизвольное. Не оставляющее никакого выбора. Она видит, как Драко чуть запрокидывает голову. Как прикрывает глаза, наслаждаясь. И это способно придать их мукам смысл, как придают красок его слова: — Я ещё не кончил, а хочу сделать это снова, — он сжал рукой её ногу. Гермиона заметила, как трудно ему сдерживаться. Но он давал ей привыкнуть, насколько это вообще возможно. Под ним. И никакой боли. Её остаткам ни за что не пробиться. Ни через эту полную близость. Малфой подался назад, и Гермиона ощутила ужасное чувство потери. Она даже не поняла, что двинулась навстречу с бесстыдным стоном. Почти полурёвом, сгибаясь в дугу. Потому что хотела, чтобы Драко вернулся, и столкнула их бёдра. О, чёрт! Кожа к коже. Опять. Гермиона перестала слышать, перестала думать, она лишь хотела, чтобы он продолжал. Это было немыслимо. Его «игра» как сладкая пытка. Она вжалась ладонями в спину и выстрадала малоразумное: — Глубже. Драко обожал это «глубже». Не «сильнее», не «давай», а «глубже». Это как желание быть ещё ближе. Чувствовать ещё ярче. От этих слов можно и не сдержаться. Но он пытался изо всех сил, толкаясь в нежную глубину. Драко замедлился, дико дразня. — Скажи это, — он с трудом улыбнулся. — Что? — с придыханием. Но она поняла что, как только спросила: — О боже... — (что за упрямец?!) — Не останавливайся. Животный вздох расколол воздух. Их бёдра снова столкнулись. Яростнее. Вкуснее. Быстрее. Он перестал её целовать: дыхание не позволяло. Тело — тоже. Толчок за толчком оно отбивало ритм его сердца. Такого жара под кожей Гермиона ещё не чувствовала, и он прорывался наружу горячими звуками и желанием забыться друг в друге. Слова сами слетели с её губ: — Смотри на меня... Драко разозлился. Разозлился, дурея от точных движений. И он смотрел. Смотрел в её жадно-живое лицо. И это стало последней каплей. — Baiser…* — сквозь зубы произнёс он. Кончая. И замер, отдавшись острому кайфу. Драко упёрся в её лоб своим и прошептал: — Гермиона, прости, — он поспешил. — Это не важно. Не всегда это важно... Может и так. Но чего-то ему не хватало. Только не было сил обсуждать это. Разбираться. Тайно мечтать. И не было смысла спорить о крови. О долге. О грозящей разлуке. Потому что они стали кем-то друг другу... ...не благодаря — вопреки.

* * *

Натянув простынь, Гермиона следила за тем, как Драко наконец одевается: не спеша и расслаблено; довольный, как кот; сама доброта и невинность. Он подцепил рукою ботинки, оценивая её чудный вид: — Ты прекрасно лохматая, Грейнджер, — произнёс он без тени язвительности, болтая в воздухе сброшенной обувью. — Заткнись, — её губы расплылись в улыбке. Драко угукнул. Склонился к задумчивому лицу и поцеловал Гермиону. Увы, на прощание. Всё её существо заболело, завопило: «Скажи ему, пусть останется». Но она промолчала, усмиряя его дикий крик. Драко скрылся из глаз в коридоре, обернувшись лишь раз, и Гермиона ощутила проклятье большого дома. На грани тоски. Она обняла подушку и смежила веки, стараясь не расплакаться. И не броситься вслед за ним. Но прошло и минуты, как её отрезвил его голос. — Хочу ещё. Она обомлела: — Малфой?.. Он уронил обувь на пол. — Да я пошутил, пошутил... Я побуду с тобой, пока ты не заснёшь. Что? Это всё-таки мой дом, Грейнджер. — Как скажешь, — счастливой, уступила она. _____________ * Baiser — французский аналог английского fuck. От автора: Бонобо — весьма и весьма сексуально-озабоченный вид рода шимпанзе. Они спариваются по любому поводу, не различая пола и возраста)).