* * *
Гермиона проснулась в своей постели. Одна. Когда Малфой уже ушёл. Не скажешь, что она хотела проснуться вместе, но на душе скреблись кошки. И причина как данность: прошлая ночь. Воспоминания о ней оглушали и ранили. Конечно, можно позволить ему остаться... Позволить прилечь рядом... Позволить даже гладить по голове... Но нельзя взять и забыть, что их первый раз вышел горьким. Разве мечтала Гермиона реветь от обиды? О том, чтобы кого-то прощать? Смывать с себя кровь и думать, что в ней нет ни капли счастья? В ней нет любви — есть лишь страсть. А страсть эгоистична. Слепа. Недолговечна. Страсть, как грех, тяжела. Может, она и объясняет многое... Но не оправдывает ни-че-го. Гермиона осторожно поднялась. Внизу не жгло и совсем не болело. «Малфой... Вот ведь баран!» Она же сказала… Пусть болит. Должно болеть! Боль — напоминание об ошибке. О своей слабости перед ним. Перед его близостью. Перед испорченным «я». Перед губами, шепчущими «прости, Гермиона». Боль помогла бы принять решение. Лишила бы сомнений. Боль должна была стать союзником в попытке всё прекратить. «Я ж не железная...» Но Малфой сделал по-своему. Как всегда. Гермиона прошла на кухню. Машинально открыла холодильник и услышала тихий хлопок. Повернулась и чуть не подпрыгнула от неожиданности — напротив стоял домовой эльф со свёртком в руке. — Хозяин велел передать это мисс Грейнджер, — пропищала нежданная гостья, отвечая на вопросительный взгляд Гермионы. Осторожно положив ношу на стол, представилась: — Эбби. Она склонилась, прижав крючковатую ладонь к хлипкой груди. Острые ушки задвигались, а огромные глаза потупились. Обернувшись, как в кокон, в отрез старой шторы с безвкуснейшей бахромой, домовик походила на кошку-сфинкса в обносках. — Так, Эбби... — строго начала Гермиона и потянула к несчастной руку в попытке пресечь знак почтения, но та, семеня, отступила назад. — Это мистер Малфой велел? — с раздражением спросила Грейнджер. — Поклониться… Обычно так встречали хозяев. — Эбби выказала недостаточно уважения? — разволновалась она, сгибаясь всё ниже и ниже. — Эбби может лучше! — Не делай так больше, — Гермиона протянула свёрток обратно. — И передай это мистеру Малфою. Я не принимаю подарков. — Хозяин это предвидел, — ещё пронзительней пискнула эльф, — поэтому велел напомнить мисс Грейнджер, что в случае отказа Эбби придётся себя наказать. — Что значит наказать? — взорвалась Гермиона. — Он смеет тебе такое приказывать?! — Хозяин не злой. Хозяин не это велел. Он велел... — эльф закатила глаза, видимо, воскрешая дословно: — «Расшибиться в лепёшку, но вручить свёрток мисс Грейнджер!» А если Эбби не справилась — это тяжкий проступок. Она натянула подол и закусила кисточку. — Но зачем же себя наказывать? — Гермиона присела на корточки, пытаясь показать: их различья условны. — Эбби не любит себя наказывать, — гнусавил маленький эльф. — Но Эбби должна! — Ничего ты не должна, — внушала ей Гермиона. — Послушай, Эбби... Ты можешь не служить мистеру Малфою. Как и любому другому! Министерство дало вам выбор, — только что указом не помахала. — Помни: не только он, но и ты можешь разорвать рабский контракт! Когда захочешь. — Эбби не понимает... Она что, плохо работает? Тогда она будет стараться лучше! Казалось, домовик сейчас заплачет. — Не надо слёз, прошу тебя, — терялась Гермиона. Она выпрямилась. Добровольное рабство не искоренишь никакими законами, нужно время. — Так мисс Грейнджер примет подарок? — с прищуром спросила эльф, и Гермиона стала подозревать, что эта домовитая бестия её не просто разжалобила: она её обхитрила. (Служба у Малфоев научила?) — Эбби надо вернуться домой, — довольная собой, заторопилась плутовка. — Хозяин зовёт её. Маленькая шантажистка сбегала? Гермиона, поощряя её расторопность, кивнула, и эльф, щёлкнув пальцами, тотчас исчезла. Ничего другого не оставалось, как развернуть свёрток. И Малфой был бы не Малфой, если бы не прислал новую юбку.* * *
Проснувшись, Драко, стараясь не разбудить Грейнджер, набросил вчерашние тряпки и отправился не в квартиру, а в свой дом в Эдинбурге, чтобы привести себя в порядок и оставить распоряжение эльфу на весь день. Визит к Морган вышел спонтанным, но уходить, не донеся до любовниц весь масштаб их потери, значит как минимум струсить, а как максимум, дать повод для поздних визитов. И если первое не особо трогало, то второе освобождало от всяких претензий. Линда, в белом шёлковом неглиже, растекалась по кровати ленивой лужицей, пока Драко, топчась у изножья, в двух словах давал чётко понять, что тема Секс-а-ля-Малфой исчерпана. Он ждал криков, оскорблений, может, даже скандала, но та, вяло выслушав его излияния, перекатилась на бок, флегматично роняя: — Ты закончил, дружок? Он проморгался, заметив сквозь подозрения: — Что-то ты слишком спокойна... — А для истерик есть повод? — недоумевала Линда. — Ну трахнул ты Грейнджер, и что? Нежданчик. Драко оторопел: «Откуда она?..» — он не успел закончить мысль, как раздалось: — У тебя ж на лбу всё написано! — предугадала Морган допрос. — Трахнул — и флаг тебе в руки, а мы тут причём? — открыто негодовала она. — У нас больше чем се-екс... — елейно протянула Беллинда, — ...у нас интерес. Шкурный. Она приподнялась на постели, облокотившись на руку, подогнула одну ногу и небрежно сбросила лямку с плеча: — Как насчёт «прощального» секса? — ткань поползла, обнажая грудь. Весьма недурную, упругую, сочную. — Хочешь меня привязать? — она огладила ступнёй его ногу. — Исписать грязными словечками? — Линда с придыханием закатила глаза. — Кончить на грудь? Мисс Делай-что-хочешь знала, чем зацепить. Знала не как эмпат — как девка со стажем, но Драко отступил, стараясь не замечать прежних соблазнов: — Беллинда, не заносись... — Ты мне отказываешь? — Морган напряглась. — Но твой член говорит об обратном. Она опустила взгляд в район паха, намекая на очевидное: «дружок» впечатлён. Пусть тот и не топорщит штаны, но поощряет такие фантазии. Херов эмпат! — Мой член не твоя забота, — не колеблясь, заявил Драко. — Так что, adieu la valise! — Это ты меня так послал? Линда не уловила подтекст. — Драко, зачем тебе грязнокровка? — скалилась она, не замечая глухой хлопок от заклятья. — До отвращения скучная! Зажатая. В голове тараканов, как подвале у маглов! — жёлтый конверт опустился ей на макушку, и Морган схватила его, комкая холёными пальцами. — Не разочаровывай меня, Малфой... — она опустила уголки губ. — Я не нуждаюсь ни в чьём одобрении, — отбрил Драко. — А в поддержке семьи? — цепляла его Морган. — Твой отец проклянёт вас обоих, если узнает. А мать... — Я забуду, что ты девушка, если только распустишь свой поганый язык! — перебил Драко, покрываясь гневными иглами. А Линда выкатила глаза: — Да ты сам, как последний идиот, им и скажешь! Что же вы, трахаясь, становитесь такими болванами?! — Только мы?.. — поддел Драко. — Это ведь ты растрепала Грейнджер про трах в ванной, — он не спрашивал, он утверждал. — А что, наши встречи — секрет? Так я, милый, не знала... — кривлялась Линда. Она ничуть не жалела о сделанном: ни внешне, ни внутренне. — Ты, часом, перед ней не отчитываешься? Когда, с кем, сколько раз!.. Это твоя обязанность, как стажёра, или ты просто свистун?! Драко невольно дёрнулся в её сторону: — Не выводи меня, пожалеешь! — А что ты мне сделаешь? — хохотнула Беллинда. — Трахнешь? Вперёд!.. Врежешь? Я тоже!.. Убьёшь?.. Ну, рискни... И спорю, тебе понравится, — она расплылась в улыбке. — Я сдам тебя Скитер, — гневно пригрозил он. — Она любит сплетни покруче, а дар эмпата — це-е-енный товар! Ты ведь эмпат, Морган, — он осклабился, — я давно это понял. А когда прознает толпа, она тебя по привычке распнёт. И, как эмпат, ты уже знаешь: я не блефую! Он почти её трахнул. Нет, не буквально. Не мысленно. Фактом. Морган пошла красными пятнами: Малфой не смеет ей угрожать! Угрозы от Грейнджер — вполне предсказуемо, но от белой кости волшебного мира... Пошло и отвратительно. На что он променял свою кровь: на дупло грязнокровки?! Линда как сорвалась: — Да ты должен благодарить меня, иначе б героическая шлюха тебе не дала! Драко взбесился. Он схватил подлую дрянь за шёлковой лиф: — Ещё слово — и вырежу тебе «шлюха» прямо на лбу! Только Линда — эмпат, чтоб вестись на угрозы. До тётки Беллы ему далеко: — Мы с тобой так похожи, что обязаны быть вместе, — страстно уверяла она. — Когда ты злишься, ты бесподобен! Особенно в постели. Властный. Жёсткий. Развратный. И пока ты такой, мне решать: где и как будет кончено! Она с силой, нахрапом, притянула его за рубашку, вжалась в гневные губы и шепнула под занавес: — До свидания, любимый. А сейчас — пошёл вон! Драко отшатнулся, отступил к двери, брезгливо сплюнул, вытянулся и не стал церемониться: — Не поворачивайся ко мне спиной, сука... Умела мерзавка достать. Отсалютовав ей средним пальцем, он неторопливо вышел.* * *
Драко был удивлён. Он опоздал на работу на три часа, а Грейнджер даже не упрекнула. Тихое «здравствуй» — и больше ни слова, возвращаясь к какой-то кипе бумаг, переминаясь в раздумьях сидящим укором. Малфой в ответ промолчал. Ну, а что тут сказать: я сейчас был у Морган?! Тогда он точно дурак. Зато понял: наживка сработала. Драко безотчётно потёр губы. Он ненадолго застыл, всматриваясь в скромное одеяние Грейнджер, спрятавшей юбку за дубовым столом. Драко мысленно усадил её на колени, отвёл край блузки, почти невесомо коснулся шеи, зарылся носом в копну дремучих волос, потёрся щекой о её щёку, но... ...не поцеловал. Он хотел поцеловать Грейнджер. Хотел, как только вошёл. Хотел сейчас — во всех смыслах. Но не мог. Губы Морган будто налипли неровной жижей. А ещё — между ними стояла боль. И хотя Драко ослушался — снял её, это ничего не меняло; незримые раны сложнее лечить. Можно быть гадом, любить трахаться, можно от безделья дрочить, кичиться заслугами, но невозможно не понимать, что для девчонок их первый раз — не табель из школы. Он особенный. И дело даже не в физиологии — в нелепых мечтах. Только в этих мечтах парень не ставит ей в вину девственность. И теперь Грейнджер запомнит не ссору и не признанья, а... боль. Боль далеко не физическую — боль от неправильных слов. Но для правильных он не родился. Драко не успел толком устроиться за столом, как Гермиона зашагала к камину. Он схватил её за руку. — Ты куда собралась? — по-тихому паникуя. — Я здесь попусту трачу время, — протянула Грейнджер, освобождая тонкую руку. — Хочу немного прибраться... Мне надо домой, Малфой. Странное рвение в разгар рабочего дня. — Куда?! — негодовал он. — Ты не вернёшься, пока квартиру не приведут в порядок. — Вот этим я как раз и займусь. — То есть вместо того чтобы искать, чем прижать Морган, ты пойдёшь пыль протирать?! — В этом я безупречна. Гермиона, несобранная, набрала порошка и вступила в камин, просыпая повсюду летучий порох. И Драко ощутил себя ещё большим гадом. Причём гадом, растерявшим запал: никаких распутных желаний и помыслов. Но теперь дело не в губах Линды — в карих потухших глазах, будто от Грейнджер остался лишь остов, набитый, как хламом, его ошибками. Драко, хвостом, потащился следом: — Не сегодня, — он не просил, а ставил её в известность. — Я подыскал тебе другое жильё. Малфой мысленно брякнул: «Упс-с!», едва не назвав прежний адрес. «Отец бы меня пришиб...» — от удовольствия лицо расплывалось. Порошок вспыхнул, и они испарились.* * *
— Это ты называешь «подыскал»? — сорвалась Гермиона, как только они очутились в эдинбургской гостиной. — Я здесь не останусь! Пустые портреты на стенах выдавали не только хозяев, но и роскошь убранства. — Давай без сцен, это не Мэнор! — Драко, выхаживая павлином, не мог опять не представить себе лицо папочки, объявись Грейнджер в родовых стенах не ради обыска или бумаг от министра. — Быстро квартиры тебе не найти. Жить с тобой под одной крышей я как бы не рвусь, я лишь сдам дом в аренду. Так тебя устроит? — Нет, не устроит, — Гермиона качала головой. — Я знаю, это недёшево, но владелец — я, и цену устанавливаю я. Называй свою — и считай, что контракт подписан. По части торговли он сущий Лорд. — Я могу пожить у друзей, — спешно выдала Гермиона и, игнорируя предложение Малфоя, зашагала к камину. То есть спать с ним нормально, а снять дом — моветон?! Он преградил ей дорогу. — Только через непростительное заклятье я соглашусь на это, — Драко не перегибал — констатировал. — Ты их ещё и к себе позови! Помощнички хреновы... — Принимать помощь — это нормально, и не тебе... — Нормально? — язвительно перебил Драко. — Да неужели?! Но не от Малфоя, так? — Мне от Малфоя ничего не нужно, — тихо осадила она. — Одолжений тем более. Он приблизился, чувствуя, что воздух между ними стал ещё тяжелее. Время не несло облегчение, оно разделяло их всё настойчивей. И Драко пялился ей в глаза. Пялился, расставляя руки и предлагая себя в добровольные жертвы: — Так, Грейнджер, — едва сдерживался он, — раз ещё не остыло — врежь мне. Давай!.. Вполне серьёзно. — Я не то, чтобы злюсь... — юлила она, обходя преграду упрямым созданием. — Но хотела бы — врезала! Без всякого одобрения. — Тогда хватит ко мне цепляться! И к этому дому — тоже. — Я не могу здесь остаться, ты что, не понимаешь? — Гермиона, будто эльф Эбби, потупила взгляд. — Думаешь, я горю желанием жить под присмотром твоих родственников? Прячась от «хозяйского» гнева, она ткнула в ближайшую раму, под которой значилось: «Кигиус Блэк». — А зачем, по-твоему, я выбил себе эльфа? — разоткровенничался он. — Чтобы его магия могла прикрыть эту лавочку! Мне их Надзор, — Драко пристроил ребро ладони под горло: — Вот уже где!.. Гермиона подозревала, что Люциус сродни беспринципной няньке, но чтоб настолько!.. Она нервно потёрла лоб. — Три сильней, — подначивал Драко, — где-то там должен быть мозг! — Я согласна, но при условии, что оплачу аренду, — вздёрнув подбородок, настаивала Гермиона. — И только посмей выкинуть какой-нибудь номер вроде того, что берёшь лишь золотом инков и сокровищем Тамплиеров!.. — Натуральный обмен не рассматривается? — поддел он, наблюдая невербальное рычание Грейнджер. — Эбби подготовила спальню для гостей. И раз уж я, как и всё министерство, в курсе твоих бзиков, то велел ей перебраться ко мне в квартиру. Поскольку ты без прислуги, пошли, покажу тебе дом. Драко, приглашая, выставил руку и направился к двери: — Эльф повесил запрет на трансгрессию, так что сто раз подумай насчёт «сбегать»!.. Не сработает. Если, конечно, не обреешься наголо, не отрастишь уши и не напялишь на себя платье из пакли. «Дурак», — подумала Гермиона и поплелась вслед за ним. Он что-то говорил, распахивал двери, размахивал палочкой, а Грейнджер, как в полудрёме, кивала, рассчитывая поскорей остаться одной. Размышлять о шестой печати в компании Малфоя ей не хотелось. Потому что не моглось. Конечно, не удавалось уловить всё, что попадалось на глаза, но огромный чёрный рояль в одной из комнат не заметить было просто невозможно. Гермиона задержалась, и Малфой проследил её взгляд: — Ты играешь? — Ну, это сложно назвать игрой. Балуюсь иногда. Драко подвёл Грейнджер к инструменту: — Может, похвастаешься? Ты же это любишь. Гермиона мотала головой, но он усадил её за рояль и застыл, облокотясь на него: — Не скромничай. Тебе не идёт. — Я не хочу, Малфой. Точней, не могу. Вот так. Мне только любопытно, зачем тебе в доме рояль? — спросила Гермиона, вставая со стула. — Он принадлежит моей матери. Так сказать, фамильное достояние. Вообще-то воспитание в семье Блэков имеет свои законы: языки, танцы, музыка... А моя своенравная бабка не рвалась этим мучить лишь одну дочку. Естественно, Беллу. — Так почему рояль здесь, а не в мэноре? Их разговор вдруг стал вполне человеческим. — Ты перестанешь бродить хмурой тучей, если отвечу? — Никакая я не туча, — она искусственно улыбнулась. — Как скажешь, — негромко подхватил он, — тогда я — Полоумная Лавгуд. Драко сел за рояль. И это его тайна. Она — плата за боль. За визит к Морган. За неправильные слова. За неспособность всё изменить. — Я не понимаю, — выдохнула Гермиона, прислоняясь к фамильному чуду. Драко открыл клап: — Расскажешь кому-нибудь, придушу серьёзней, чем в первый раз. Гермиона оторопела, роняя: — Малфой… — Да, мать настояла, чтобы мне давали уроки. Терпеть этого не мог! И было как-то плевать, что туше с аппликатурой тренируют кисти, — съехидничал он, потирая ноги. — Но я единственный сын, и мама была непреклонна. Прошёл не один год, прежде чем отец перенёс рояль сюда. Я не виртуоз, так что многого не жди, меня обучили лишь азам. И тому, что пришлось по душе моей матери. Чтобы иногда я мог радовать её... Он пробежал пальцам по клавишам, оценивая настройку на слух: — Поверить не могу, что делаю это, — озвучил свой порыв Драко. Он несколько раз сжимал и разжимал пальцы, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь целиком, а не спутанными отрывками. Гермиона боялась и слово произнести. Картина в её глазах была настолько невероятной, что разум отказывался верить. Через мгновенья пальцы Малфоя опустились на клавиши, и полилась удивительная музыка. Вначале звуки были тихими и нерешительными, словно пианист ступал не по нотам, а непрочной доске, лежащей над пропастью, но потом... Потом Гермиона задышала лишь движением его пальцев и вибрацией струн. Их нежное волшебство за несколько тактов наполнило комнату, и оно неведомым образом доставало до самого сердца, спасая от тягостных дум. Непростой, противоречивый, заносчивый Малфой вдруг стал для неё... незнакомцем. Не другом и не врагом — милым парнем, у которого за спиной не список ошибок, а приятная тьма, что смешалась с магией нот, укрощённой необыкновенно талантливым человеком. Ничего не стоило узнать автора: Это был Шуберт. Его «Серенада».* — А ты в курсе, что это написал магл? — поражённо спросила Гермиона, когда Драко остановился. — С недавнего времени, да. Если родителям донесут, то они найдут и накажут учителя за враньё. Такое в доме Малфоев — это, в лучшем случае, Круциатус. Он поднялся, ловя её льстивый встревоженный взгляд, опустил крышку и приблизился, оглаживая бедром «стан» рояля. Драко ждал... Ждал всепрощения: даже за то, о чём никто не узнает. Он поднёс руку к её волосам, объял ладонью лохматую голову и склонился к заворожённым губам. Заворожённый сам. Призрак Морган уже исчез, а вот недомолвки между ними — росли. И лишь эти чуткие губы несли забвенье... Но Гермиона отступила назад, решительно отрезвляя: — Ничего не будет. Я не хочу. Всё волшебство момента закончилась одной фразой. Ледяной фразой. — Чего именно ты не хочешь? — осип он. — Чтобы я тебя целовал? Прикасался? Чего?! — Всего! — бросила она, сознавая, что иного выхода нет. — Всего? — напружинился он. — А не поздновато ты спохватилась?! — Никогда не поздно поступить правильно, — и Гермиона в этом не сомневалась. Драко сам удивился, как быстро он разозлился. Грейнджер опять отталкивает его? Несмотря ни на что. И извинения бесполезны. Обидчивая дура! Его дура. — Меня твои «правильно» не волнуют, — непримиримо и чётко. Делая шаг навстречу. — Долго ты собираешься дуться? День? Два? Неделю? — Я не дуюсь, — Гермиона отступила. — Я не желаю больше видеть тот взгляд! Тот, от которого больно. — Дело не в крови, я же сказал! — Драко немного трясло. — Чего ты себя накрутила?! — Я так решила и всё, — отрубила она, избегая таких отношений. — Но почему? — Драко снова приблизился. Она отступила. — Говори!.. Потому что правду я заслужил. Только Гермиона так не считала. И не потому что злопамятна, потому что... ещё не готова. К чувствам — тоже. Не к тем, что похожи на помешательство. И не к тем, что рвут тебя по частям. — Додумай сам, — опять юлила она. — Допустим, это мешает работе, карьере, планам. Противоречит этике, логике, здравому смыслу... — Противоречит, и что? Каким боком это касается нас? Я не понимаю… — Драко не привык подчиняться, и к чёрту её приговор! — Что тут непонятного? Нельзя. Стоп. Точка! — давила Гермиона, пресекая свой душевный недуг. — Из-за чего? Из-за дружков? Прошлого? Чего?! Что ты делаешь с нами? Очнись, чёрт возьми! Разве этой ночью всё — абсолютно всё — было так плохо? — слова застревали в горле. — Только не лги… Не теперь. — Нет… — едва шатаясь, призналась она. — Что «нет», Грейнджер? «Нет» — это плохо, или «нет» — это хорошо? Дурацкое слово!.. Просто набор звуков от той, кто разбрасывается нелепыми заявленьями! — Здесь нелеп только ты, — бунтовала Гермиона, откинув со лба волосы. — Не важно, как было ночью, важно, каково мне сейчас. Прошлое в прошлом, но ты не в состоянии даже понять, что украл у меня очень личное. И это не девственность, чёрт тебя побери!.. Отчитала, не меньше. — А что украл: ме-га-меч-ту? — поддел он, закипая: — Конечно, я не принц на белом коне, но не бесчувственная скотина! Может, ты и потеряла невинность не с тем парнем, только я тебя не просил! — не об этом. — Ты можешь обвинять меня во всех грехах сразу, но я ни о чём не жалею... Его голос упал до нежности: — Наш первый раз стал особенным, потому что особенной в нём была ты! Гермиона малость осела. Малфой и без Шуберта умел зацепить. — Но ты украл у меня выбор, — смягчилась она, — мой дурацкий магловский выбор! Быть может, это ваши обычаи, но не мои. Не мои, Малфой! И боль — это часть осознания. А значит, никаких лечащих чар, пока я сама не решила... Но ты... ты просто взял и заглушил свою совесть! Драко покрылся огненным потом: — С каких пор она у меня есть? — съязвил он. — И что, теперь ты отталкиваешь меня из-за каких-то чар?! — Не только, — Гермиона кивнула. — Я не собираюсь потакать этому безумию! Но Драко ложь видит насквозь. Он её чувствует: кровью. Он слышит её между строк. — Да что ты! Почему же мы спорим, пока ты мечтаешь, что я сорву с тебя одежду? — Драко уловил, как губы Гермионы чуть дрогнули. И она замерла. Едва-едва прикусила их. — Сорву снова, чтоб целовать... Чтобы смотреть на тебя... Смотреть вопреки планам, логике, здравому смыслу! В конце концов, это просто желание. Желание пробовать её. Вдыхать её аромат. Грейнджер его отравила — своей нелюбовью, и не ей его обвинять. — Нет, не мечтаю! — щёки вспыхнули. — И не смей мне это внушать! — почти шипя. — Не буду, — хищно заявил он. — Ты и без меня это знаешь! — В своём самомнении ты чемпион, — усмехнулась Гермиона. — И я жду только одного: когда истечёт чёртов срок! Наберёшь свой отдел, повесишь портрет в Зале славы, женишься по расчёту, нарожаешь кучу детей, но, главное, дашь мне пожить спокойно! — ершилась она. — Ты сможешь? — Боюсь, так не сможешь ты, — Драко в этом уверен. — Иначе бы сидела в своём отделе чудо-зверюшек! Тебе не хватает простого спокойствия. И я прав. Я знаю, что прав!.. Ей не хватает огня. И она выглядела такой соблазнительной в своём упрямстве. Поэтому голодные мысли уже оплетали Драко, вынуждая вены гореть. — Не важно, что ты там думаешь, — спорила Гермиона, — потому что… — она не договорила, будто заколдованная, наблюдая за неспешными шагами. Они оба знали, что случится, когда Драко склонится к её губам снова. Она вцепилась в рояль за спиной, и костяшки пальцев вмиг побелели. Гермиона, страшась не его — себя, понесла гольную чушь: — Ты забываешь, что я — твой начальник. И могу приказать тебе... Он хохотнул: — Попробуй, рискни! Кажется, ты забыла, с кем разговариваешь... Я — Малфой, и твои приказы мне в радость. — Кто б сомневался!.. — ядовито. Зло. С обвинением. — Ты и правда думаешь, что я гад и придурок? — Да ты, наверно, легилимент?! — «кусалась» она. — Только вот никак не допрёшь, что я не собираюсь ни спать с тобой, ни встречаться, — она упёрлась кулаком в его грудь. — Не собираюсь вздыхать по тебе, плакать ночами и тем более к себе подпускать! — Не плачь — это глупо, — цеплял он. — Не вздыхай — это нелепо. Не спи, — Драко притянул Гермиону за голову. Близко. Совсем близко. Так, что дыхание оборвалось. — Но позволь себе быть со мной. И дня не прошло, как алые надменные губы Драко всего в дюйме от неё. Несмотря на все «нет». Властный взгляд. Чтобы она поняла: попытки спорить бессмысленны. И поцелуй. Плотный и яростный. Не желающий терпеть возражений. Малфой резко оборвал его: — Ещё указанья? — Что ты о себе возомнил?! Решил, что тебе всё дозволено? — она оттолкнула его. Выгнула брови: — Ты совсем обнаглел?! — Но ты — моя! — заводясь, напирал Драко. — Ты стала моей, отдав мне себя… — Я не твоя собственность, Малфой! Я ухожу, — Гермиона развернулась и шагнула к двери. — Больной эгоист!.. Он за мгновение догнал её и схватил за плечо: — Что я сделал, я и сам прекрасно знаю. А чего я не сделал? — Не понимаю… — этих «не» слишком много. Драко сильнее сжал руку: — За одну ошибку я уже извинился. Но за то, что хотел тебя, прощения просить не стану! Мы оба хотели. — И что с того? У нас есть будущее? — она ухмыльнулась. — Когда в этом и любви нет! Только Грейнджер нужна ему. Вся. Без остатка. — Но что-то всё равно есть, — убеждал он. — Почему ты не умеешь жить, не задумываясь? Сейчас есть мы, Грейнджер. И эта ясная чудовищная потребность брать! И отдаваться. Звучит честнее, чем «просто секс». — Один раз это случилось, — (хватит!). — Между нами всё уже было! — мучительный факт. В словах Гермионы сквозило отчаяние. — Всё?.. Для тебя это всё? Но мне мало тебя, Грейнджер! Пока — мало, — срывающимся голосом. Слова раздирали горло. Сушили губы. — И тебе меня мало не меньше, — Малфой ненадолго замер. — Ты и сейчас скажешь «нет»? С губ Грейнджер сорвался стон. Такой тихий, что Драко даже не был уверен в этом. — Не скажу, — с болью выдохнула она. — Но это ничего не меняет. — Не для меня. Он ослабил захват, спустился рукой по руке — вниз, притянул к губам хрупкую кисть и мягко вжался в её ладонь. Подкупая. — Что тебе нужно? — зачем Гермиона спросила? Потому что знала, что он ответит. Но всё равно спросила. Тишина. Только Драко ближе и ближе. И его дыхание согревает кожу, за ушком. А потом — бархатный тугой голос: — Я хочу знать, как ты кончаешь. — Что?.. — слабо и бессознательно. — Хотеть чувствовать это — нормально, и математика здесь не при чём: один плюс один не есть два. Я эгоистичный придурок, и хочу знать, насколько твоё удовольствие увеличит моё... Драко заметил, как ноги Гермионы чуть подкосились. Его рука медленно поползла вверх, от плеча — к шее, пока он смотрел в медные распахнутые глаза и наслаждался их влажным блеском. Возмущением. Смущением. Глубиной. Так много в одном взгляде... Как и в предчувствии удовольствия. — Ты кричишь? — тихо и вкрадчиво. Слова Драко будто спустились от ушей вниз — к животу. Разлились жидким пламенем, вызывая тоску. — Замолчи, — дрожа тайными мыслями. — Стонешь? Плачешь? Кусаешь подушку? Зовёшь маму? Как это бывает у тебя? — Прекрати свои игры, — Гермиона отвела взгляд. — Какие игры? У нас разговор, — он отвёл в сторону её непослушные локоны. — Просто скажи, — раздразни. — Так будет правильно, — безоговорочно правильно. — Чтобы я хотел этого ещё больше. Представлял, прежде чем прийти к тебе ночью... — Бред какой-то… — сбившимся голосом, не замечая горячих угроз. Гермионе казалось, что пол под ногами поплыл. Поплыл навстречу ему, и прежние доводы испарились. Остался лишь жалкий протест: — Я не скажу. Драко притянул Гермиону к себе. Вжался губами в шею. Почувствовал пульс. Учащённый. Говорящий ему о многом. — Одно слово, я жду, — почти мольба. Но страсти куда больше. — Не молчи, просто представь. Помоги мне узнать только это, — он, мельком, как ветром, коснулся пальцами её губ: — Всего одно слово, Грейнджер. Хоть одно слово тому, кто жаждет его. — Я не стану... — Шёпотом. Драко смотрел Гермионе в глаза. Но она лишь смежила веки в ответ: — Выбери любое. Всё подойдёт, — от страха и жара. Словно сдаваясь. — Врёшь, — и потому краснеешь. Задерживаешь дыхание. — Но зачем? Ведь между нами так много было… Кроме этого, Грейнджер. А в ответ — тишина. Стоп. Он уже был идиотом. Она не врёт, она... — Ты что... никогда?.. Даже сама?.. — сердце ухнуло. — Ты чокнутый, я пойду, — Гермиона вырвалась из ослабших от понимания рук, отгоняя его дерзкий лихорадочный взгляд. Он раздевает. Ласкает. Он рушит все «нет». — Не надо, — произнёс Драко, обхватив её за талию, сзади. — Не надо чего? — Не смей уходить, — твёрдо и ласково. — Отпусти меня! — Ты ещё прикажи!.. Сильные, пытливые пальцы легли ей на шею, очерчивая изгиб. Спустились к груди. Слегка сжали её. Огладили. Стали расстёгивать одну пуговицу на блузе… ...другую. И комната потускнела. Как гнев Гермионы. Как её вздорный разум, голосящий в агонии: «Дура из дур!». Уж лучше бы солгала... — Не пущу, — выстенал Драко, разогревая кровь своим же признанием. — Сейчас я здесь главный. Он развёл блузку в стороны, обнажая плечи. И — рывком вниз. Развернул Гермиону к себе. Она пыталась вырваться. Опять. Путалась в одежде. Брыкалась. Эта битва с Малфоем стала уже постоянной. Вынужденной. И такой сладкой. Почти ежедневная потребность доказывать и ему, и себе, что борьба бесполезна. Драко чуть отступил назад: — Сними всё. Сама. — Я… я не стану. Глаза в глаза. Они оба дрожали — не телом, так сердцем. И Драко был непреклонен: — Значит, разорву снова. Всё разорву. У тебя много одежды осталось? — Ты чёртов наглец! — она натянула на плечи блузку. — Похотливый вредитель! Драко, глотая весёлость, угукнул и обхватил Грейнджер. Приподнял её над полом, ступая к роялю: — Ты не оставляешь мне выбора, — ужасно, но факт. — Никогда не оставляешь. Она затрепыхалась маленькой птичкой. Сползла, защищаясь. Нащупала под ногами опору. Стала упираться в плечи, отпихивать руки, что пытались стянуть с неё юбку, рыская в поисках молнии. Гермиона выгнулась, чертыхнулась и почувствовала... его: Твёрдый. Прижимающийся к ней. Возбуждённый член. Она застыла глупой девчонкой. Прикрыла глаза. — Это ты во всём виновата, — Малфой будто озвучил немой вопрос. — Только ты. Он ведь не собирался вот так нападать — не сейчас, не мечтал спорить и злиться снова. Но её зажатость сродни преступленью лишила всех тормозов. Гермиона ахнула, когда Драко рванул юбку вниз, и та беззвучно свалилась прямо к ногам. Приглашая. — Я не хочу, — она клялась из последних сил. — Я эти сказки уже слышал. Вчера. Драко прижал её к изгибу рояля. Он целовал гибкую шею, наслаждаясь новой «войной». — Ненавижу тебя. — И что это меняет? Его тело ещё ближе. Ещё напряжённее. — Ненавижу! — Чёрт, это так возбуждает... — Ненавижу, пусти! — цедила Гермиона, стараясь совладать с ним. И с собой. Почему этот мерзавец так действует на неё? Почему-почему-почему? — Почему, Малфой... — уже не вопрос — покаяние. — Когда ты моя, только Драко, — он нечаянно замер, давая ей осознать: — Я хочу тебя, но абсолютно не так… — Чт… что? — запинаясь, спросила Гермиона. Сквозь обречённость. — Хочу голую, распятую на этом рояле Грейнджер. Кончающую в первый раз. Со мной. Для меня. — Я не могу... — в голосе мольба. И желание. — Что ты не можешь? — Драко погладил наивную щёку. — Я же не сказал, что именно я хочу... — Не сказал, — терялась она. — Тогда доверься мне, Гермиона... Драко снова поцеловал её. Поцеловал, вжимаясь до боли в губы и раскрывая старую истину: им суждено... ...суждено сдаться друг другу. Оттого между ними нет прежней борьбы, есть лишь губы к губам. И немое согласие. Драко вырвал его, забывая пустые слова. Но не забывая о Грейнджер. Может, он плохо слышит её, зато — чувствует. Оттого нетерпение уже струится по венам, и он целует её, впитывая иную невинность. Её он тоже хочет украсть. Хотя что он за вор, если Грейнджер ему отдаётся... Опять. Само волшебство. Драко подхватил её за талию и усадил на крышку рояля. Опустил на его чёрную прохладную гладь и стал целовать смелее, чем прежде. Глубже и откровеннее. Он кусал припухшие губы. Ласкал томную грудь. Он ловил губами неслышные стоны и ощущал дикий стук сердца — своей ладонью, впитывая всей кожей звук её жизни. Он целовал Грейнджер, склоняясь под её красотой. Никакого сопротивления. Только — она, особенная — уступающая его воле. — Тебе это нужно: сопротивляться? — спросил он, снимая блузку и прокладывая влажную дорожку от шее к плечу. — Это заглушает чувство вины? — Если бы... — тяжело дыша. Гермиона вздрогнула, когда быстрые руки стянули бюстгальтер и отбросили его в сторону. Потянулась к Драко и погрузила пальцы в кипенные волосы, обещая: «В последний раз...» ...она ему уступает. Не в первый, но последний. — Хотя бы прекрати драться со мной, — Драко укусил её за плечо. Несильно. — Не всерьёз. — Я бы не стала, если бы это был не ты. Задёрни шторы, сейчас светло. Она поискала рукой его палочку, но он осадил: — И пусть! Мне так нравится... Гермиона не таяла... Она плавилась под таким натиском. Она ненавидела Драко. Наверно. Но ещё сильнее — хотела. Хотела губами. Хотела его каждым нервом. Будто не было прошлой ночи. Терзаний дня. Не было споров со страстью. Гермиона верила его ласкам, словно касаясь её, он был с ней честнее, чем... ...когда-либо был. Драко медленно провёл рукой вниз — к бедру, скользнул между ног, едва задержался, шепнул глухо: «Моя-я-я», и Гермиона напряглась почти инстинктивно. Сжала ноги, когда он выпрямился. Когда огладил колени, вышёптывая: — Я хочу видеть тебя, — её тело. Блеск страсти на тёплой коже. Драко не намекал, он оглушал: — Раскрывшуюся от возбуждения. Влажную… Его губы покорно припали к груди, и язык заскользил по ней, вкушая чуткость и трепет. Он прогнал свой животный порыв: прикусить её нежность зубами. Он сжал член, наплевав на его приказы. Сейчас Грейнджер важнее соблазнов. Она и без того... — Сладкая… — выдохнул Драко. — Вся. У Гермионы перехватило дыхание от того, как быстро Малфой оказался внизу, пытаясь развести ноги пошире. — Что ты?.. — она осеклась. Зачем Гермиона опять спросила? Ведь знала ответ. — Не надо… — Я осторожно, — Драко, не отступая, целовал точёные ноги, но Гермиона сопротивлялась. Так предсказуемо. Так понятно. — Мне нужно, — настаивал он, протискиваясь всё дальше. Пугливое тело выгнулось, будто сбегая, и Драко, властно и жадно, притянул её ближе, к себе, чтобы коснуться влаги губами. Без слов. Выводя на ней нагие узоры. Гермиона не понимала, что и как, кроме того, что язык Драко скользит. Сливается с ней. Лишает мыслей. Она застонала. Совсем тихо. Полная непостижимых метаний: — П... перестань... — её стон превратился в страданье: — Прошу тебя... Только Драко не желал останавливаться. Он развязными «нотами» заставлял вспыхивать её удовольствие. И наслаждался вместе с ней, не позволяя отдаляться от нескромных касаний. Мягких. Бездумных. Бесстыдно прекрасных. Гермиона больше не просила, а лишь двигалась в такт с ним. Прижималась и раскрывалась, покрываясь испариной. Ладони скользили по глади рояля, спина напрягалась, не в силах прогнуться, а волосы рассыпались по крышке пышной волной. Их «игра»... расстроит... его... к драклам! Совсем. Только — пофиг. Обоим. Голодные звуки срывались с губ, когда Драко вжимался в неё. Ласкал. Пил. Когда его язык раздевал её нервы. Настойчиво. Дерзко. Развратно. — Что же ты де... — полувздох—полустон. — Бог мой... Гермиона душой и сердцем звала Малфоя, прижимая его к себе. Она сминала белоснежные волосы, и ей казалось, словно нет никакой ненависти — есть притяжение... ...одно на двоих. Драко будто пьянел: «Только не сбейся», — она же на грани. Но это не его грань, он любит острее. Малфой, и сам заводясь, придвинул Грейнджер за бёдра к краю. Оторвался и потянул за запястья: — Смотри на меня, — обволакивая дыханием. Она откинула голову назад, вцепившись руками в крышку рояля. — Я не… — Гермиона боялась даже представить... такое. — Я не могу. — Смотри на меня, я сказал! Или я перестану, — приглушённо. Безумно. Опасно. И Гермиона послушалась его. Иначе просто не могла. Она, будто в тумане, смотрела на Малфоя, пока он высекал последние искры, вынуждая забыть о стыде. Это было так... непростительно... но ни за что на свете она не позволила бы себе ослушаться. Потому что вся кровь и тепло слились в одном месте — там, где язык касался её. Подводил к финальному «такту», рождая в ногах зыбкую дрожь. Абсолютно необъяснимо. Что-то внутри сжималось и трепетало подобно пульсу. Так, что даже стоны пропали. Их поглотило само ожидание. И маленький страх. Гермиона понимала, что приближается к чему-то... Чего прежде не знала. Ни разу не чувствовала. Не позволяла. И сейчас уступала слепой неизбежности, что стучала в висках и билась под кожей. Гермиона будто терялась в развязности Драко, в его макушке, в неробких движениях. В одном... втором... третьем... Что-то внутри вспыхнуло. Взорвалось. Затопило всё тело, подчиняя себе. Подчиняя его прижатым губам. Гермиона упала на спину и, сгибаясь в дугу, застонала. Сдерживая крик. Застонала громко и рвано. Не слыша себя. Не слыша вообще ничего. Драко знал, что и сам готов кончить. Кончить, тупо смотря. Но нельзя. Не теперь. Первый раз… Это был её первый раз. Что и без того сводило с ума. Малфой нашёл её полуоткрытые губы медленнее, чем хотелось бы. Нашёл, чтобы поцеловать. Он не хотел отпускать Грейнджер... В этот самый момент — никогда. ____________ https://youtu.be/whsl1G_VjgQ — «Серенада» на фортепиано. Это ссылка для заинтересовавшихся читателей.