Ловушка для Малфоя

Люциус Малфой не был идеальным отцом, но он привил Драко очень удобное качество: Ни о чём не жалеть. Никогда. Что бы ты ни сделал, что бы ни сказал — это всего лишь отражение твоих желаний. Пусть — сиюминутных. Пусть спорных. Пусть дурных, даже — лживых, но поступать именно так, как хочется, и есть привилегия Малфоев. Правила на то и созданы, чтобы их нарушать, а ошибки — чтоб совершать. И жить дальше. Именно поэтому Драко не жалел о метке, о магле, о Морган и, конечно... о Грейнджер. О том, что оказался не в ней. И на ней. Даже в какой-то мере — под ней, потому что у всего в этом мире есть причины. И у желаний тоже. У них свой дракон о трёх головах — член, сердце и выгода. В том, что за голова заставила его съесть тыкву, сомнений не было: тщеславие — часть расчёта, но что за хрень лишила его мозгов и запихнула в горло пастилки... оставалось гадать. Хотя если подключить разум, причина банальна: Магия Баркли. Наутро Драко пришёл на работу не в лучшем расположении духа, но всё-таки здоровым. От вчерашнего происшествия остались лишь воспоминания. Смутные. Порою — жуткие. Местами — волнительные. А вот в этом он винил только Грейнджер. Он не мог вспомнить всего, но ощущение её пальцев на губах, целительной влаги на коже и касания лёгких рук забыть бы просто не получилось. И что-то внутри него хотело повернуть время вспять. Но не исправить ошибку, а тупо понять: Почему он не желает ничего чувствовать. Вообще. К Грейнджер — особенно. Потому что она сделала его жизнь такой... сложной? Запутанной и противоречивой. Наверное, в первый раз за долгое время секс не принёс удовлетворения. Кайфа. Спокойствия. Эта животная близость с Линдой вызвала лишь невнятную боль и отвращение к себе — доселе незнакомое. И абсолютно ненормальное. Как будто Драко не шёл за желаниями, а сделал что-то неправильное. «Неправильное». Это было её слово. И он хотел выкинуть его из головы. Между ним и Грейнджер ничего нет. Больше — нет. И не будет. Он ничего ей не должен. Не обещал. Но отчего же так плохо? Драко терпеть не мог чувствовать себя слабым. Тогда какого хера он думает о Грейнджер?! Он её ненавидит. Всю жизнь её ненавидел. Её длинные непослушные космы. Её занудство. Желание быть умнее всех. Лучше всех. Чёрт, лучше него!.. Он ненавидит её глаза. Её губы. Её запах. Всё в ней. Ему претит одно только слово — любовь. Претит её связь с Уизли. А теперь — её близость. Но правило Малфоя: ни о чём не жалеть. Тупо — работать. Тупо — терпеть. Тупо — не чувствовать. Драко оглядел кабинет. Виновницы несчастий на месте не наблюдалось. Книги, бумаги — да. Но самой Грейнджер — нет. «Куда её опять понесло?» Размышлять об этом настроения не было, а пейзаж за волшебным окном как-то не радовал. Либо в Отделе магического хозяйства потоп, либо зануда с утра заказала грозу. Драко присел за свой стол, открыл ящик и... оторопел. Вчерашние драгоценности как в воду канули. Малфой решил: от отравления он что-то напутал, поэтому открыл второй ящик. Третий... И ничего. «Грейнджер языком слизала?» Драко вскочил. Стал вновь проверять ящики — один за другим. Пусто. «Помеховы чары? Или нас обокрали?» Бред. Это же Министерство, а не притон. Объяснение напрашивалось само. «Вот змея!» — потому как Грейнджер его отстранила. За что? От неё, конечно, можно всего ожидать, но пакостить первой… не в её характере. Тогда зачем тащить из-под носа? Чтоб «добрый» человек не унёс? «Заперла бы стол!» Не факт, что поможет, но лучше, чем ничего. И тут Драко услышал: открылась дверь. Он повернулся и... едва не лишился дара речи. На пороге стояла Грейнджер. И всё вроде как обычно: скучная блузка, юбка, туфли, копна вздорных волос на башке. Но вот уйма колец на пальцах… Браслеты. Цепочки на шее. Серьги в ушах… — Я сплю, — ошарашено заключил Драко, провожая её взглядом. — Что смотришь, как истукан? Дел других нет? — нарочито спросила она, присаживаясь на место. — Издеваешься? — прищурился Драко. — Да я тружусь как пчёлка. Значит, это твоих рук дело, мисс Воспитатель! Он указал на свой стол. — Ты о чём? — Гермиона игнорировала суть разговора, разглядывая один из множества браслетов. — Не прикидывайся невинной! Где моя часть наследства? — он высился напротив в ожидании ответа. — Прикидываться — исключительно по твоей части, а вот колье и прочее у меня. Так спокойнее, — заявила Гермиона, даже не отрываясь от своего занятия. — Спокойнее?.. — у Драко перехватило дыхание. — Спокойнее?! — он шагнул вперёд, опёрся руками на стол Грейнджер и склонился над ней, как хищник над добычей. — Ты на что намекаешь, дура?! Я не вор! — А я что, так сказала? — с издёвкой спросила она. — Значит, неудачно выразилась. Ты не вор, ты — высококвалифицированный специалист по введению в заблуждение посредством преступных намерений отдельных индивидуумов с целью получения собственной выгоды. — Ну ты и загнула! — он ухмыльнулся. Определённо, Грейнджер не может жить без заумных фраз. — Констатировала, — поправила Гермиона, откинулась на спинку кресла и принялась пересчитывать кольца. Реакция Малфоя на выходку с наследством её нисколько не трогала. — Я тут недавно гордость твою спасла, мог бы, между прочим, сказать «спасибо». — Пожалуйста, — Драко дежурно улыбнулся. Он из любопытства присмотрелся к драгоценностям и снова опешил: — Охренеть!.. Грейнджер, на тебе что, имущество Баркли? — он чертыхнулся. — А если оно заколдовано?! Жди беды. — Ну я же жи-ива-а-а... — лениво протянула Гермиона. — И не надо «ля-ля» про ответственность! — С ума сошла?! — не унимался Драко. — Не сошла. Хотя ты, наверно, ждёшь не дождёшься... — она поводила пальцем одной руки по среднему пальцу другой. — Похоже, дождался, — подхватил он. — Теперь мой начальник не Грейнджер, а нюхлер. Пора прятать часы!.. — Бе-бе-бе, — сгримасничала она, чем всерьёз удивила Драко. — Не могла же я заявиться к министру в прежнем виде, — с ярым негодованием объявила Гермиона. — Ничто так не украшает девушку как бриллианты. Разве нет? — А я наивно полагал, что лучшее украшение девушки — скромность, — съязвил Драко. — Пуф-ф!.. — фыркнула она. — Ну-ну… Скромность и развратное платье. Малфой, этот мир существует, пока у нас есть страсть к украшениям, — она исподлобья взглянула на Драко и кокетливо улыбнулась. — А у вас — к нам. — Это тебе к Уизелу!.. — рявкнул он. — Правда, единственное, что он может себе позволить: ракушки да стекляшки. — Зато ты — ему должен, — нашлась она. Драко сглотнул этот факт. Как вселенскую несправедливость. — Я недавно малость болел, — напомнил он, — так что сбавь обороты. Временно, — он избегал новых конфликтов с Грейнджер. Его как-то не тянуло быть неблагодарным. До такой степени. — Мы вернёмся к нашему обмену любезностями, но завтра!.. Когда я буду в лучшей форме. — А я наивно полагала, — передразнила она, — что в лучшей форме ты уже был. И пару дней не прошло. Строил из себя Казанову! Не в силах потерпеть, бедненький... С Морган — тоже. Драко напрягся: «Что за намёки?» С обиды? Только не он оттолкнул Грейнджер. Она — его. И её тараканы. — Я хотя бы не строю из себя недотрогу, — завёлся он. — И не жду незнамо чего! Он не ставит условий — он просто живёт. — А может, ты просто формой не вышел, — выставив мизинец, зло поддела она. Кажется, на горизонте маячил призрак ещё одной Морган: дурной на язык. Малфой припомнил бы Грейнджер, как она тёрлась о его формы, но сорвалось немного иное: — То-то ты облизывалась, глядя на них! — Драко не в деталях помнил вчерашний вечер, но уж как-то способен отличить борьбу с лихорадкой от стыдливых касаний. — Смотришь на тебя и лишний раз убеждаешься, что когда портится хорошее, оно становится особенно плохим. — То есть такой я тебе не нравлюсь? — Грейнджер притворно улыбнулась, наблюдая как Малфой идёт красными пятнами. — Ты меня любой бесишь. Вроде и здесь как обычно: невыносимая Грейнджер. Но с привкусом «стервы». Благо, ему уже надоело вестись на «выходки» древней семейки. Он отступил: — Ты ела что-нибудь не из дома? — допытывался Драко. — Пила? — Малфой, люди обычно едят, — насмешливо произнесла Гермиона. — Только вот думают, что… — Прекрати свои намёки, а то я заберу свои слова обратно. Про «завтра». Может, тебе тоже съесть несколько пастилок Уизли и избавиться от своего лощёного выражения лица? Определённо, она под заклятьем. «Но как?.. Когда?! Или всё дело в блестяшках?» Это он виноват. «Стоп!» Что за долбаное чувство ответственности? Чувствовалось дурное влияние Грейнджер, ведь принимать её в больших дозах вредно для малфоевского здоровья. Драко всё пытался понять причину такой перемены. И заодно — снять с неё горе-железки. — А хочешь... за мою гордость... — заискивал он, разглядывая её драгоценные камни, — я презентую тебе бриллиантовое кольцо? — с вензелем. Прекрасный способ вывести девушку из состояния стервы. Драко направился к двери: — У мистера Грея завидный выбор. — Ты хочешь подарить мне аллотропную форму углерода? — с интересом спросила Гермиона, и глаза её зашлись поволокой. — Это название звучит как ещё одна зараза. Нет, только бриллиант. Снимай чужие побрякушки и пойдём прогуляемся. С пользой, — намёк в голосе был очевидным. — С о-о-очень большой пользой. — Малфой, ты меня за дуру принимаешь? — Гермиона сузила глаза. — Сейчас — да, — искренне объявил он. Драко понял: план провалился. Безделушки без боя не снять. Знать бы точно, в них ли причина... «Не работа, а наказание!» К тому же, следующие слова зацепили его за одну из «голов»: — И я не буду с тобой спать! Даже за все алмазы мира, — она думала явно не о том. — А за «спасибо»? — поддел он. — За «спасибо» лишь проблемы родятся, — Гермиона огладила одну из цепочек: — Решил меня обхитрить, да? — А ты ещё и необыкновенно умная дура! Зачем ты ходила к министру, светясь, как рождественская ёлка? — по-тихому злясь, спросил Драко. Она приподняла со стола лист пергамента, подкрепляя свои слова: — Я отнесла ему предварительный отчёт. Мы далеко продвинулись, и я сочла необходимым изложить наши достижения в письменном виде. — Насколько изложить? — Драко заиграл желваками. — Не напрягайся, малыш! — подтрунивала она. — О твоей профпригодности я умолчала. О ночных приключениях — тоже. — О твоих приключениях, — уточнил он, мысленно насылая на Грейнджер Иммобилюс, словно та — зловредная пикси. — Надеюсь, ты не приписала себе чужие заслуги?! — закипал тот, не представляя реакцию Бруствера. — Ой, Малфой, угомонись!.. О твоих шашнях с Морган там ни слова. Гермиона качнула палочкой и игриво запустила в него самолётиком. Тот спикировал в плечо и упал под ноги. — А о шашнях с тобой отчёт полный и со всеми подробностями? — наступив на бумажный «снаряд», съехидничал Драко. — Я бы могла. Но тебя пожалела, — не менее ехидно выдала она. — В нашем деле главное, чтобы министр остался доволен. — Так он доволен? — Я его не видела, — легко и непринуждённо ответила Гермиона. — Очень жаль, — сыронизировал Драко, указывая на её цепи, — слона в погремушках он и не приметил. Где же тогда отчёт? — У его заместителя. Министр прочтёт его сразу по прибытии, — она вытащила из ящика античную камею и водрузила её на столешницу. — Проверь пока это, а я займусь своими делами. Сверхсрочными! — по-деловому добавила Гермиона и увлеклась разглядыванием «собственных» сокровищ. — Нет уж! — Драко придвинул ей украшение. — С тебя монета. Я её заслужил. — Размечтался!.. — она отодвинула камею обратно. — Монету ему подавай... Пока я тут главная, ты к ней и на милю не подойдёшь! И его вдруг осенило: — Грейнджер, у тебя лихорадка... Только источник не в драгоценностях. — А у тебя истерика? — Прекращай уже!.. Ты ни хрена не поняла. У тебя — Золотая лихорадка, — теперь очевидна тяга к украшениям. — Где монета? Только не говори, что ты с ней спала!.. — А что, это незаконно? — с сарказмом поинтересовалась Гермиона. — Чёрт! Ты слишком долго с ней контактировала, идиотка! — Малфой обругал её скорее от досады, чем от злости. — Что за мир-то такой? Как преступником, так может назвать только суд, а как идиоткой — любой аморальный хорёк! — Раз предварительные ласки закончились, может, перейдём к сути? — К тому, что ты пустобрёх? — С каких пор это новость? — Драко едва сдерживал недобрые порывы. — И кто же из нас двоих мешает работу и личное отношение?! Зеркало дать, кукла разряженная?! — Конечно, оно же у тебя всегда с собой, самодовольный павлин! Драко был просто в ярости, и в таком состоянии волшебство с неё точно не снять. К Уизли и Поттеру, он сдохнет, но не пойдёт, а эта Грейнджер специально его бесила. Он едва сдерживался, чтобы не пальнуть в неё чем-то малоприятным. «Ну, миссис Баркли… Хорошо, что вы уже умерли, а то доставил бы героический подарочек прямо к вам». Драко старался усмирить и себя тоже: — Грейнджер, что за дребедень происходит? Ещё немного — и дуэли не избежать. Очнись, наконец! Ты заразилась. Где монета? — Ты её не получишь. Она — моя! Моя навсегда, — мечтательно пропела Гермиона. — Малфой, монета совершенна. Не то что ты!.. И кто сказал, что деньги не пахнут?! Врут! — Надеюсь, ты ничего не успела купить? Хотя когда?.. Поэтому и напялила на себя наследство Морган. Грейнджер, а как же тайник? — напирал Драко. — Плевать!.. Там не может быть ничего дороже, чем это, — она демонстративно вытянула ладони в его сторону. — А у тебя и своих монет в банке Гринготтс хватает. Нет, чтоб поделиться!.. — Началось…— Драко возвёл глаза к потолку. — Я не виноват, что богат. — Да, ты не виноват, но только деньги ещё никого не делали лучше. — И это заметно, — кивнул он и «схватился» за голову. Того и гляди, из зануды попрёт клептоманка. — Предупреждаю сразу: галлеонов при мне нет. Та-а-ак... Вряд ли ты отнесла монету в банк: далеко от своей больной натуры её не потащишь. Значит, всего-навсего спрятала. И куда? Гермиона бережно уложила камею в ящик, скрипя: — На кудыкину гору. Как-то выровнять ситуацию не получалось, Грейнджер лишь подливала масло в огонь. Рассматривая носки собственных ботинок, Драко не колебался: пришло время для решительных мер. — Я так понимаю, расстаться с ней добровольно ты не желаешь, — с лёгкостью заключил он. — Тогда мне придётся тебя обыскать, Грейнджер. Малфой вытянул волшебную палочку. Насколько он помнил, эта лихорадка не передавалась при контакте. — Ты не посмеешь! — Поверь, заблуждение тем опасней, чем больше в нём доля истины. — Ты же сказал, что не тронешь меня! — истерично припомнила она. — Не переворачивай с ног на голову, — Малфой расплылся в самодовольной улыбке: — Необходимости, одержимая моя, приходится подчиняться. — Я не позволю к себе прикоснуться! — вскочила Гермиона. — А палочка на что? Хотя я справляюсь и без неё. Ты ведь помнишь об этом, правда? — Помню, и поэтому каждое утро борюсь с желанием подвергнуть себя «Обливиэйт»! — А ты не борись... — Драко ухмыльнулся. — Сотри! — громко и с вызовом. — Или надо помочь? Я готов! Заодно уничтожу весь этот бред про суперволшебницу, прочно засевший в твоей голове. Как в его — её неприступность. Драко всё ещё ловил себя на мыслях о ней: вроде скупых, но болезненных. А мысли эти не о голой развязной Грейнджер — о влюблённой. Влюблённой... ...в него. И это он мечтал подвергнуть себя «Обливиэйт». Не она. «Чёртова Грейнджер!» Она по-моргановски оскалилась: — Никакой «Обливиэйт» не заставит меня забыть, что ты из себя представляешь! Она чуть не ляпнула: «Трус и кобель!» — Монета, Грейнджер... — цедил он. — Или я раздену тебя прямо здесь. Любым способом. — Зря время потратишь, — Гермиона не собиралась оставлять угрозу без внимания. Дуэль не дуэль, но их палочки были направлены друг на друга. — У меня её нет. — Я тебе не верю, — закипая от приступов гнева, сказал Драко. — Докажи! Призывные чары на монету не действуют. Уже проверял. — Не буду я тебе ничего доказывать, — непринуждённо заявила Гермиона, злорадно улыбнулась и... подмигнула ему. Всё произошло так... быстро. Слишком быстро. Малфой упал, как подкошенный: Петрификус Тоталус сбил его с ног. В этом заклинании Грейнджер всегда была безупречна. Даже заколдованной. — Я же сказала, у меня её нет, — повторила она и спрятала палочку. — Одержима я или нет, себя в обиду не дам. Монета — моя... Она всмотрелась в лежащего на полу Драко с едва уловимым волнением. И с каким никаким, но пониманием произошедшего: — Ещё бы я помнила, куда её положила, стало бы легче. Она тяжело вздохнула. И самое страшное не в том, что Гермиона Грейнджер позволила себе лишнее... А в том, что её, примерную ученицу, тянуло купить себе что-то новенькое. И безумно дорогое. До дрожи. Плохо, что денег на это не было. «Ничего, один раз банк я уже брала», — решительно подумала она и направилась к выходу. Наспех прикинула план, соорудила алиби, вообразила грядущую роскошь... Но в тот момент, когда рука коснулась двери, её отрезвило: «Чёрт, я правда больна», — она медленно отпустила ручку, с сожалением покосилась на Малфоя, вернулась к столу и шепнула: — Прости, но с параличом я разберусь позже. Я злюсь на тебя. Очень злюсь. А это, может, и объяснимо, но глупо. Я знала, кто ты. С первого дня знала! Только сейчас я не понимаю, где магия, а где я сама. И это... — Неправильно, — сорвалось с её губ. Кабинет как-то помутнел, и Гермиона с жадностью потянулась к камее.

* * *

— Гарри, привяжи меня. Гермиона сидела на стуле в собственной гостиной, вытянув руки вдоль туловища, и в ожидании пялилась на друга. — Ты с ума сошла? — не сдержался тот, мало понимая представшую перед глазами картину. — Это ещё зачем? — Не твоё дело, — под магией нагрубила Гермиона и спохватилась: — Прости, но так надо. Привяжи, пожалуйста. Я должна кое-что вспомнить, пока не наделала глупостей. Эх, Касия бы порадовалась!.. — А то, что ты просишь такое, не глупость? — недоумевал Гарри. — Что происходит? С чего ты вся, как тётушка Мюриэль? — он обвёл рукой круг, откровенно теряясь. — Раз уж спросил, избавь меня потом от всего этого, — Гермиона метнула взгляд на украшения. Часть их она так и не смогла снять. — И забрось ко мне в стол, если не сложно. Кстати, буду кусаться, ругаться, сопротивляться — ты знаешь, что делать. Малфою уже досталось. На Гарри, по идее, рука не поднимется. По крайней мере, теоретически. Палочка теперь уже точно — она валялась где-то в углу. — Не знаю, — качал головой Гарри. — Я — не знаю! Ты думаешь, я на досуге кусачих подруг усмиряю? — Нет, но ты сделай, что нужно, и уходи. Прошу тебя! — Я тебя здесь одну не оставлю! Связанную. — Гарри, я у себя дома, — успокаивала его Гермиона. — Ты мне никак не поможешь, а у тебя и без того дел навалом. — Я не единственный аврор в министерстве, — спорил он, — а Джинни поймёт. Друг есть друг. — Тогда давай так: если до полуночи не дам о себе знать, придёшь и освободишь меня. Но не раньше! Гарри вытаращил глаза: — Это же три часа! У тебя всё затечёт. И Гермиона уже сознавала: выхода нет. Придётся открыть хоть часть правды. — Гарри, у меня Золотая лихорадка. А это не сахар, ты знаешь. Что, лучше если я что-нибудь украду? Разбирательства мне сейчас ни к чему. — А избавиться от лихорадки никак? — обомлел Гарри. — Давай я!.. Мне не сложно. — Нет-нет-нет, — рьяно затараторила Гермиона. — С тех пор, как я ввязалась в эту историю, поняла одно: надо играть по правилам. И не пытаться ничего изменить! — По чьим правилам? Правилам Морганов? — Гарри сердился. — Не иди у них на поводу, ты же Гермиона! — И что?!.. Хватит с меня хлопот с Малфоем. — Ты про отравление? Так и знал!.. — на эмоциях Гарри хлопнул по спинке дивана. — Забудь! — скомандовала Гермиона. — Я знаю, что спрятала это у себя дома, только не помню где. И пока я не справлюсь с заклятьем, я не должна ничего отменять. Всему своё время, уж в этом я точно уверена! — Что за «это», Гермиона? — Привязывай! Я уже горю желанием украсть всё, что дороже ста галлеонов. Включая их тоже. Даже у тебя! Гарри, я должна справиться сама, — настаивала она, — назло Морган. Наверно, финальный довод сработал, оттого Гарри поднял палочку и произнёс: «Инкарцеро». — Ладно… Но только до полуночи, учти! — бросил напоследок. Или он не аврор.

* * *

Часы показывали одиннадцать вечера, а толку особо не было. Гермиона вспомнила, что пыталась расплавить монету. Взорвать. Раскрошить. Бесполезно. Даже попробовала на зуб!.. Но тоже безрезультатно. Положила её под подушку и легла спать. Утро было вообще как в тумане. «Жуткий день!..» Она — в квартире, связанная, а Малфой — на полу, в кабинете. Хотелось надеяться, что Гарри его расколдует. С его-то благородством! Малфой ведь не пытался его соблазнить. «Что же вы за женщина, миссис Баркли?» Неглупая и недобрая. И что теперь делать? Гермиона не сомневалась, что спрятала монету надёжнее некуда. Только куда?.. А если заколдовала? «Блеск!» И год не найдёшь. «Ещё этот Малфой!» И он прав: тайник важнее его вранья. Но чем больше Гермиона думала о пропаже, тем сильнее понимала, что ей не вспомнить. Ни за что. Подсознание, должно быть, знает ответ... ...но не она. Она проиграла Морган. Проиграла монету. Тайник. Малфоя? «А вот легилимент был бы сейчас как раз кстати». Гермиона поймала зелёный всполох в камине. «Помяни чёрта!..» — Ты меня вырубила, заноза мелкая! — странно, но голос Драко не звучал слишком сердито. Хотя особой радости в нём тоже не наблюдалось. — Я нечаянно, — на ходу выкручивалась она. — Тогда я тебе нечаянно отомщу, и давай без обид. Драко шагнул в гостиную и замер на месте, оценивая жертву, привязанную к стулу. — Это кто мне такой подарок оставил? — спросил он, рассматривая волшебные путы. — Увы, месть будет слишком лёгкой. Но так тоже сойдёт! — Малфой, перестань! Ты ведь знаешь, это всё лихорадка. Маленькая ложь. Гермиона и только Гермиона с удовольствием его вырубила. — Да, но это я провалялся весь день в кабинете, — он ткнул в сторону камина. — Не ты! А связать тебя я и сам собирался. — Зачем ты здесь? — Гермиона порядком нервничала. — В воспитательных целях, разве не ясно? Зря твой дружок меня пожалел, когда украшения возвращал, — было заметно, как неприятен Драко сам факт жалости. Он еле выдавил из себя: «пожалел». — Да, я попросила вернуть их, — разоткровенничалась Гермиона. — То есть его ты не вырубила, — констатировал Драко. — Чисто по дружбе, так что ли? — Зато укусила, — сболтнула она. И Гарри был не в восторге. Хорошо, что аврор в нём сильнее мальчишки. Он её... рассмешил. И победил этим окончательно. Под чарами всё шло наперекосяк, и положение было весьма щекотливым. Гермиона взглянула на часы — Гарри скоро придёт. Только надо продержаться ещё немного. И не провоцировать Малфоя. В таком положении — точно! Месть сладка, а с учётом натуры Малфоя — неприятно опасна. — Ты же знала, что Поттер меня там найдёт, — упрекнул Драко и вытянул палочку. — Что, у самой руки отсохли? — Не буквально, но да, — Гермиона заёрзала. — Правда, меня это не оправдывает. Проклятая лихорадка! — Всё равно ты с ней неплохо справляешься. «Значит, ты действительно бескорыстна. Гриффиндорка, мать твою!» — А толку? Я не помню, куда дела монету. Я ведь пробовала её уничтожить, но… Драко перебил Грейнджер: — Не вышло, — подвёл черту он. — Иначе бы магия Баркли себя исчерпала, и мы наслаждались пятой печатью! Что же ты натворила, раз Касия одарила тебя лихорадкой? Монету проглотила? — он хохотнул. — Тогда возмездие настигло б меня среди ночи, нет? Я её и взрывала, и плавила, и бог знает что!.. Боюсь, я плохо соображала в тот момент. Возможно, и напортачила. Хоть грабить лавку Грея не бросилась! — Ещё не вечер, — пошутил он. — И чего ж ты тогда здесь высидела? Идеи есть? Потому что по чьей-то вине я отдыхал, как убитый, — Малфой направил палочку на верёвки. — Фини... — Стой! — поспешила остановить его Гермиона. — Не надо, не развязывай меня. А то я могу напасть на тебя. Снова, — она устало вздохнула. Драко качал головой: — Вот так вот: без палочки? — он с предвкушением растянул губы. — А может, на то и расчёт. Только в этот раз я буду готов. А ты что хотела? Просидеть связанной до утра? — Но нам нельзя рисковать! — убеждала Гермиона. — Я не хочу свалиться в горячке. Он уставился на Грейнджер с немым вопросом: «Ты рехнулась?» и опустил палочку. — Поверить не могу, что прошу тебя об этом, — бормотала Гермиона. — Ты же неплохой легилимент, — она попыталась собраться с духом. — Немного усилий, и думаю, ты сможешь просто увидеть... — она немного замялась: — В общем, что и как. К её удивлению, Малфой опять качал головой: — Я не стану этого делать. Найди другой способ. — Но почему? Поверхностного сканирования вполне хватит! Это же произошло совсем недавно. — Недавно много чего произошло! — гавкнул Драко. Он с трудом одолел «своих демонов» и не хотел лезть ей в голову. Как и в сердце. Он вообще не хотел к ней лезть! Так... немного поиздеваться. Ему надо снять лихорадку — и всё! А для этого надо успокоиться, ведь антидот не сочетается с гневом. — Малфой, ты мне должен! — требовала Гермиона. — Давить — это не по-гриффиндорски, — юлил Драко. — Тебе-то откуда об этом знать? Давай! — Малфой лишь рот приоткрыл, как раздалось: — Или я расскажу Рону, кто тебя траванул, — Гермиона чуть задрала подбородок: — Твоя, упаси Мерлин, дражайшая родственница... Её Величество Морган! — пусть и не Линда. Блеф, конечно. И старый добрый шантаж. Он надёжнее слов. — Ты не посмеешь! — не сомневался он. — Я-то — да, а вот моя лихорадка — вполне, — убеждала Гермиона. — Лезь, не шучу! Или Рон оторвётся по полной. Драко недолго обдумывал её предложение. Он напрягся и поднял волшебную палочку: — Сама напросилась, запомни, — прорычал он. Гермиона даже ничего не почувствовала. Так, несколько волнующих картинок в голове. Не считая сегодняшнего дня, спальня Малфоя. Лёд на его коже. Рон. И монета. Эта треклятая монета! Попытка её уничтожить. Откусить… ...спрятать! Драко покатился со смеху, и гнев как рукой сняло. Бесспорно, улыбка творит чудеса. Даже с Малфоем: — Ну, Грейнджер, ты даёшь! Маразму до тебя далеко… Это же надо такое придумать! — Замолчи, — она покраснела. — Лучше освободи меня. Мне надо написать Гарри. Но Драко не унимался: — О чём?.. О том, что мы накопали? — тонкая игра слов. И снова смех. Да ещё и неумело сдерживаемый. — Определённо, мы нашли клад. Только в цветочном горшке. А что ж не в магловском парке? — Развяжи меня, живо! И хватит смеяться, — щёки горели. — А Поттер в курсе твоих наклонностей? — давясь смешками, спросил Драко, сбросив с неё магические верёвки. Гермиона не стала отвечать и, размяв затёкшие руки, спешно отправила самолётик Гарри. — Я-то думал, ты нюхлер, — издевался он, — а ты — гном! Гермиона подошла к горшку: — Вот сейчас я, правда, чувствую себя дурой. Зачем я это сделала? Что теперь, ждать, когда вырастет дерево с кучей монет?! — А что за история с деревом? — Драко попытался вспомнить хоть что-то подобное, но не смог. — Не важно, — отмахнулась она и, невольно ища одобрения, посмотрела на Малфоя. — Что ты стоишь, Грейнджер? Выкапывай своё сокровище! Он подошёл ближе. — Знаешь, одна часть меня говорит «нельзя», а другая — «хочу», — Гермиона потянулась к горшку, коснулась земли и застыла. — Вообще, странно всё это. Монета как бы исчезла, и наверно, ещё цела. Здесь в чём-то подвох... — А у тебя есть выбор? — не понимал Драко. — Конечно, есть, — карие глаза почернели. — Зачем мне искать неизвестно что?! Это же не серьги с александритом. Чудесный камень, кстати. Почти волшебный. Это камень-хамелеон, Малфой, он меняет цвет... — Стоп-стоп-стоп, — прервал излияния Драко. О Мерлин! У неё приступ. Грейнджер явно устала. — Только не удивлюсь, если хороший камень стоит как Малфой-мэнор, — она свела брови. — Хотя можно влезть в хранилище Беллатрис, формально ты... — Что за чушь ты несёшь?! — осадил он. — Я что, не заслужила? — возмущение в голосе Гермионы не было притворным. — Подумай, Малфой... Мне нужен камень, а тебе — хороший отчёт. Намёк — Выше ожидаемого. — Всё! Хватит с меня, — Драко схватил Грейнджер за плечи. Пока она не разбудила в нём минимум лепрекона, пора действовать: — Такой девушке, как ты, не нужны украшения… — Заткнись! — закричала она и постаралась закрыть уши. — Не смей снимать колдовство! Только он не собирался ей уступать. Драко сжал тонкие запястья и с силой опустил руки вниз. Два идиота нашли монету — остальное лирика. «Хватит вечных подвигов, Грейнджер». Но Гермиона протестовала: — Нет! Я тебя не слушаю. Ла-ла-ла… — Я видел тебя в моей спальне! — перекричал он, и Грейнджер смолкла. — Я знаю, что ты думала обо мне. Она жмурилась: — Это уже не имеет значения. Замолчи… Но Драко — он Малфой. Он шёл за своими желаниями. Его голос стал бархатным. Вкрадчивым. И по сути — болезненным: — Услышь меня, Грейнджер... Если я, Малфой — тот, кто ненавидит тебя, говорю об этом, значит твоя красота сильнее магии, — Гермиона поймала его взгляд. — Я могу отрицать многое... Но не глаза, которые притягивают. Не улыбку, которая сковывает. И не руки, что способны сотворить чудо... Он выдохнул, как признание: — Но даже за все сокровища мира нельзя купить твоё сердце. Гермиона внимала Драко и с каждой секундой ощущала, что Золотая лихорадка... отступает. Безусловно, местами, он повторял слова из учебника, но сдавшаяся болезнь значила только одно: Малфой говорил искренне. «Чтоб тебя!.. Ты… ты…» Он отпустил пленницу и перевёл взгляд. — Смотри, — услышала она удивлённый голос и повернулась в ту же сторону. В горшке на окне появился нежный росток. Он стал медленно подниматься. Тянуться вверх. Изгибаться. Преображаться. Выпускать из стебля зелёные стрелы. Волшебный цветок вырос и расцвёл за пару минут. Это была маргаритка. Белоснежные лепестки. Ярко-жёлтая сердцевина, не уступающая по блеску золоту. Листья — как изумрудная корзинка. Необыкновенно красивое творение природы и, определённо, заколдованное. — Опять… — застонал Драко и прикрыл глаза. — Я это не ем, я не козёл. — И не надо, — Гермиона даже не улыбнулась. — В этот раз я точно знаю, что делать, — решительно заявила она. — У миссис Баркли был романтически-подлый настрой, — внутри всё клокотало. Гермиона рванула цветок из горшка, а Малфой успел лишь руками развести. — Ты что творишь?! — вопрошал он. — А как же подвох? Но Гермиона будто не слышала. Она металась по гостиной, отрывала лепесток за лепестком, широким жестом отбрасывала их в сторону и приговаривала: — Он любит, нет. Поцелует, нет. Он предаст, да. Он обманет, всегда. Затащит в кровать? Никогда! Многочисленные лепестки разлетались и разлетались, и теперь уже Драко старался заткнуть уши. — Знаешь, Грейнджер, — перебил он. — Я передумал. Лучшее украшение девушки — молчание. А та лишь усмехнулась, и «пытка» необычным гаданием продолжилась: — Останется на работе, кто знает... Он любит, нет. Поцелует, нет. Он наглеет, да. Он не прав, не всегда. Но как только последний лепесток опустился на пол, началось страшное: невинные лепестки маргаритки превратились в языки волшебного пламени. Такие же белоснежные. Яркие. Опасные. И их было так много!.. Они пылали по всей гостиной. — Что за хрень?! — заорал Драко. Гермиона ринулась к палочке, а он рискнул обуздать стихию чётким «Фините». Но попытка отменить волшебство провалилась. Этот огонь не поддавался — лишь набирал силу. Казалось, он не просто горит, он ищет чем бы полакомиться. «Агуаменти Форсе!» — крикнули оба и обрушили на пламя поток воды. Бесполезно. Магия защищала его. Вода испарилась, а огонь полз и полз: по стенам и полу. Львиную часть гостиной охватило за считанные мгновения. «Белый злодей» не унимался, отыскивая себе пищу. Раздался хлопок — лопнула от огня лампочка, когда пожар перекинулся на торшер. — Надо уходить, — давясь дымом, откашлялся Драко. — Нет. Мы не можем. Это мой дом, Малфой! — она развеяла чад, но тот прибывал и прибывал... — Уже горит слишком многое! — Драко взывал к её здравомыслию. Ещё одна лампочка на потолке лопнула. Огонь упал на ковёр. Обрадовался. Запылал яростнее. Плохо дело. Гермиона схватила с полки фото родителей. Язык пламени прошёлся по руке, но она даже не вскрикнула. И это была подсказка! — Галльский огонь, Малфой, — она почти сияла. — Этот огонь не обжигает. Мы с тобой — живые, а он питается неживым, — Гермиона, воюя и с дымом, и с дыханием, закашлялась. — Я знаю, что делать: сбивай его всем, чем можешь: руками, ногами… — убеждала она, наблюдая, как Драко качает головой. — Мы справимся. Верь мне! На глазах изумлённой Грейнджер он сбросил с себя рубашку, на всякий случай смочил водой и разорвал пополам. — Иначе мы надышимся всякой дряни. Я видел, так делают маглы, — крикнул он и бросил половину Гермионе. — Я знаю, это опасно, но нам лучше открыть окно. Прижав свою половину рубашки к лицу, он кинулся сбивать пламя со штор, только было уже не до окон. Горела обивка дивана. Журнальный столик. Шкаф-гардероб. Потому что белый злодей, словно лазутчик, заполз внутрь, стремясь поживиться. Драко сбросил на пол всё, что нашёл в шкафу, и стал топтаться по одежде вместе с Гермионой. Огонь отступал, и сдаваться на радость миссис Баркли не собирался никто из них.