* * *
Гермиона была не на шутку взвинчена, когда Драко появился в кабинете лишь к десяти. После произошедшего она твёрдо решила не отправляться за объяснениями как минимум до обеда. Если уж отчитывать — то по-крупному! А в глубине души даже порадовалась, что ожидание не продлилось долго, ведь новые визиты в квартиру Малфоя спокойствия не внушали. — Наконец-то ты вспомнил, что здесь работаешь, — строго произнесла Гермиона и подняла со стола волшебную палочку. — Ты опоздал, и я хочу знать причину! Он, полусонный, возвышался в камине, стараясь оценить обстановку и нависшую угрозу. Так Грейнджер решила отыграться? Только для глобальных последствий слишком поздно, а для мелких — скучно. Плевать! Её рука едва заметно дрогнула, но не более, и Драко, уверившись в маленьком блефе, с чувством превосходства опустился за свой стол, потёр глаза, достал из ящика жемчужное колье и просветил: — Грейнджер, причина, как я подозреваю, отсыпается у себя дома, так что давай сочтём моё опоздание компенсацией за сверхурочные. Он зевнул. Всё-таки четырёхчасовой сон не панацея. Драко пристроил на стол ожерелье, украшенное серебряными ронделями, и на миг проникся его красотой, ловя себя на том, что любовь к побрякушкам не так уж глупа. Она хотя бы долговечнее... прочего. Рассматривая крупные чёрные жемчужины, он почему-то вспомнил такие же чёрные зрачки Линды: необыкновенно большие даже в ярком свете свечей. После выходки Грейнджер усмирить её было непросто. Морган рвалась врезать «грязной паршивке», заявившейся с бумагою от министра, забыв, чей это дом! И лишь уверения, что тема исчерпана, нахалка своё получила, заставили Линду вернуться к сексу... Но на иных условиях. В качестве поощрения. — Какие сверхурочные?! — всполошилась Гермиона. — Никто не просил тебя переходить черту с Морган, — как и с ней тоже. — Что из фразы «не должен с ней спать» ты не разобрал? Драко напрягся: — Что из фразы «не лезь в мои методы» не ясно тебе? — Всё! — выпалила Гермиона, наблюдая, как Малфой перекатывает пальцами дорогой жемчуг, словно демонстрирует этим жестом свои неприличные методы. — Теперь ваши романтические отношения ставят под вопрос объективность твоих суждений. Какая он приманка, если уже добыча? Малфой неприятно усмехнулся: — Ты с Гремучей ивы рухнула, что ли? Какая романтика? — Весьма экзальтированная! — ответила Гермиона, уставившись в старый «Ежедневный пророк». — Это ты про секс, что ли? — он прыснул. — Запомни, дурёха: где голый секс, там тонкий расчёт. А у меня, как несложно догадаться, свой интерес. И я не виноват, что этот интерес сам прыгает ко мне в койку, — только с чего? В спальне ничто не предвещало согласия. Ну, кроме его наглости. — А вам, мисс Грейнджер, не стоит сомневаться в моём профессионализме, — гримасничал он. — Не путай профессионализм с распутством! — завелась Гермиона. Она тряхнула головой, щёки чуть покраснели, блеснули белые зубы, и Драко вдруг вспомнил вчерашний поцелуй. Дикое наваждение... Только попытка избавиться от него с помощью Линды оказалась пустой затеей. Второй раз принёс разочарование. Вроде и неплохо, но не то. — А ты не думал, — предположила Грейнджер, — что Морган просто играет с тобой? Чтобы завлечь. Затуманить мозг. Сбить с толку. Он же парень!.. Стандартный приём. — Значит, поиграем, — констатировал Малфой. — И что с того? Он медленно повёл плечами. Грубые царапины, оставленные Морган, побежали по спине болью. Драко так не успел залечить их. Вообще он не против, когда близость с девушкой напоминает боевые действия: укусы, синяки, царапины... Крики и стоны. Грубость и нежность. Очень возбуждает. Но удушье? «Разнёс свою гостиную, защищаясь от Линды. С чего её потянуло на дуэль с раздеванием? Ради разодранной рубашки и пиджака?» Если задуматься, Морган не просто дралась... Она будто проверяла его на вшивость, то есть на магические способности. Наверное, Драко сам виноват — выдал себя, и охотница за богатством оценивала, какой из Малфоя легилимент. И на гормонах тоже. Чёрт, трусы с неё он первый содрал — за взмах палочки! А потом либидо всё заслонило. — Я не желаю больше обсуждать ваши отношения, — Гермиона с пророческим видом ткнула пальцем в старый газетный заголовок. — Но если ты поставишь мою работу под угрозу, я отстраню тебя от дела. Вот так! — Твою работу?! — взбеленился Драко. И даже вскочил. — То, как я подбираюсь к Морган с тобой, Длинный нос, обсуждать не намерен! Какого хрена ты опять нарываешься?! Вчера ничему не научило? Или он напомнит ей правила. С лёгкостью. — Раз ты сам завёл об этом речь, считаю, что кому-то необходимо извиниться, — Гермиона наставила на Драко волшебную палочку. — Сейчас… Но он даже не поднял в ответ свою, а качнул головой: — Я тоже так думаю. Надо. Поэтому, давай, начинай! У меня много работы. — Тогда ты не оставил мне выбора, — выпалила Гермиона, и Драко почувствовал, как в грудь с силой ударило заклинание. — Merde, больно же! — воскликнул он, машинально прижав руку к груди, и его палочка тут же взлетела в воздух. Малфой открыто угрожал Гермионе. Недолго. Её воспитательные меры довели. Но его ночная выходка, похоже, довела Грейнджер больше! Раз до сих пор где-то свербит. — Рехнулась?! — Спасибо, я старалась. — То есть это твоё «с рук не спущу»? А не много ли хлопот ради какого-то стажёра? — Она нервно сглотнула. И правда, немало. — Тебе везёт, что после ночных подвигов я не выспался, и мне лень палить друг в друга мелкими гадостями. — Жаль!.. — Гермиона повела плечами. — А то наши перепалки стали вполне обыденными. Без них день не задался! — Вчера ты была не такая воинственная, — заявил он и, сделав шагов пять, вальяжно присел на её стол. — Кто-то несколько часов назад испугался меня, не так ли? — Ни капли, — но она понимала, что сейчас не до конца честна с Малфоем. — Я лишь делаю, что должна. — Так за что же мне прилетело: за оскорбления, предварительные ласки или за угрозы тебя прибить? Ему-то всё понравилось. Кроме поцелуя, конечно. — Если честно, — заявила Гермиона, — я думаю: мне ничего не грозило. Гонора в тебе много, но на преступление ты не способен. А идиотка не так глупа... Драко на миг оцепенел. Не исключено, конечно, что заучка права, только соглашаться никто не собирался: — Смотря, что считать преступлением, Грейнджер. Я, может, и не убийца, но сопротивление меня заводит. Укусила бы пару раз, узнала б насколько... — В отличие от тебя, я не считаю, что насилием можно что-то решить! — заглушая смешанные воспоминания, бунтовала она. — И когда ты стала пацифисткой? А твоё «с рук не спущу» разве не насилие? — он недоверчиво хмыкнул и с вызовом уставился на Грейнджер. — Чего мне ещё ждать? Придушишь? — издеваясь, прошипел он. — Заткнись! Я не стану распалять твоё больное сознание, — сидя за столом, она невольно натянула юбку. — Моя очередь заявить: ты и твоя палочка ни на что опасное не способны. Факультет запрещает. И если ты думаешь, что меня напугало какое-то там заклинание, то ты, как всегда, переоценила себя. Посредственность! — Драко бросил в лицо новую гадость. — Мне начхать на твоё мнение! — сердце Гермионы неприятно кольнуло: «Самовлюблённый негодяй!» — Вчера я ошиблась, ты сорвался, но не смей больше распускать свои руки! — она на пару мгновений замолчала и прибавила: — И прочее… «Ошиблась?!» — взбешённо подумал Драко, едва не прижав член, защищаясь. И будто снова ощутил её вкус и почувствовал сильное возбуждение. Он машинально тряхнул головой, отгоняя наваждение. — Прочее это что: губы? — Драко предсказуемо растянул свои. — Или язык? — он нагло протянул руку к её губам, но тут же получил по ней: Гермиона отбрыкнулась. — Сколько же у тебя тараканов, Грейнджер, раз ты до сих пор боишься меня... Он ухмыльнулся. — Жутко боюсь, — съехидничала Гермиона, и её смелые брови чуть поднялись. — Посмотрим, что ты скажешь, когда твой проклятый язык... — она намеренно замолчала. Драко ощетинился при слове «проклятый». Идиотка не идиотка, но колдовать эта «крыса» умела: — Чем ты попробовала достать меня в этот раз? Давай, выкладывай, или «легилименс» — первое, что полетит в твою мстительную головку! — Я лишила тебя способности чувствовать любой вкус. Еда будет казаться пресной. Вот так!.. — Ты шутишь, что ли? — Драко лениво взвыл. — И это твоя месть? Он подцепил с подставки перо и небрежно воткнул его в её шевелюру: — Ну и скучная же ты, курица! Переживу, — отмахнулся он, поднимаясь со стола и предчувствуя, что это будет не так легко. Придётся заставлять себя. И не раз! — Переживёшь, но не порадуешься, — уверенно заявила она, раздражённо возвращая перо на место. — Увидишь!.. — Я так понимаю, с марафетом покончено, — Драко указал на подставку с чередой перьев, — поэтому вернёмся к вазе. Ты ещё со школы чокнулась на рунах, поэтому спрашиваю один раз: что там написано? — Сначала обсудим колдографию из спальни Морган. Она тебя не смутила? — Морган — нет, — огрызнулся он. — Она смущает только тебя. Намёк на сходство очевиден. — Я тут поинтересовалась вдовой Баркли... — Гермиона намеренно проигнорировала его укол. — И тебе стоило бы! — Что же нового ты мне откроешь? — потому что не она одна интересовалась семьёй Морган. — То есть ты знаешь, что мать Беллинды уже умерла? — И это, определённо, плюс. Отец всегда говорит, что жениться надо на сироте. И желательно обеспеченной, — Драко усмехнулся. — Тогда тебе, Малфой, понравится тот факт, что мать Беллинды — урождённая Аманда Морган — не взяла фамилию мужа, Фоули. Как и большинство Морганов, исключая, конечно, мужскую половину рода. И ребёнка, следуя традиции, записала на свою фамилию. — Логично при таких-то амбициях, — ехидно констатировал он. — Поэтому мои дети будут исключительно Малфой. Только, Грейнджер, я их пока не планирую. Да и до «долго и счастливо» у нас с Морган не дошло... Как и ни с кем другим. Мне ещё жить не надоело! Именно — жить, а не исполнять херов долг. Что бы там ни твердил отец! — Вообще-то, — задумчиво вставила Гермиона, — я заметила, что средняя продолжительность жизни у Морганов очень невелика для волшебников. — И это тоже плюс. Чёрт, Беллинда — завидная кандидатура! — Драко самодовольно скрестил на груди руки. — Не считая прочих изысков... — он цокнул. Малфой сознательно её злил? Гермионе пофиг на его кувыркания с Морган! Если, конечно, расследованию это не вредит. — Замолчи и слушай дальше. Младшая сестра Аманды — Касия — вышла замуж за министра магии Гарольда Баркли, когда Аманда уже покинула Англию. — И?.. Пока ничего подозрительного, не считая того, что мистер Баркли был помолвлен с Ребеккой Вудроу. Брак на скорую руку. Всё в рамках прежней истории. — Да, но есть любопытный факт: сёстры не ладили. Потому что Аманда увела завидного жениха Деклана Фоули не у абы кого, а у родной сестры! Свадьба была стремительной, и молодожёны сразу же эмигрировали. Гермиона приподняла газету, будто улику: — Согласно заметке в «Ежедневном пророке», между Амандой и Касией произошла дуэль прямо во время церемонии. Хотя это больше напоминало драку, — она невольно вспомнила размалёванный портрет Касии в доме Беллинды. Кто ж его так? И за что? — Ты права, это становится ещё интереснее, — подтвердил Драко. — А ты, кстати, не хочешь подраться с Морган? Или с подружкой Уизли? — Малфой, прокляну... — несерьёзно и невежливо пригрозила Гермиона. — Ты что, правда не понимаешь, как странно держать колдографию тётки в спальне? — с учётом всего. — Если, конечно, это была Касия. Может, на фото какая-то подсказка... А значит, ты должен рассмотреть всё получше. Раз уж вхож в этот дом. — Так теперь я должен? С чего вдруг? — Это твоя задача и твои проблемы. — Что написано на вазе, глухая?! — Драко закипал, однако факт со снимком его зацепил. — Или всё-таки Легилименс? Он демонстративно наставил на Грейнджер волшебную палочку, но, вращая её концом в воздухе, исполнять угрозу явно не собирался. Кроме одной: — Сама полезешь к Беллинде в дом, предупреждаю... Но Гермиона не стала скрывать: — Надпись гласит: «Тайну новой печати хранит родовой браслет». Драко вскинул руки и взволнованно выпалил: — И ты так спокойно об этом говоришь?! Ты вообще понимаешь, что ваза — только начало? Всё указывает на древний магический ритуал. Который, к слову, крепче брони. Это чтобы больше не причитала: «Разби-ил, испо-ортил, слома-ал...» — Ты меня учишь? — открыто негодовала Гермиона. — Я в курсе, что это «Тайна за семью печатями». Должно быть, вдова Баркли решила усложнить Беллинде задачу. Но почему? — И не только Беллинде, — прошипел Драко. — «Тайна за семью печатями» — прекрасный способ спрятать что-то от любопытных глаз: и от племянницы, и от министерских ищеек. Чёрт, Морганы далеко не идиоты! Эту магию нахрапом не взять. — Но что они прячут? — не удержала Гермиона. — Грейнджер, ау-у!.. Подумай лучше о другом: нам придётся хуже, чем Морган. Мы ограничены во времени. — Он вернулся за свой стол. — Я пока закончу с ожерельем, а ты пробегись по браслетам вдовы Баркли, вдруг один из них и есть ключ. Не проморгай там!.. Проморгай?! — Малфой, стоп! — разозлилась Гермиона. — Ты ничего не попутал? Здесь я решаю, что кому делать. Я продолжу с ожерельем, — она магией подцепила жемчуг, — а ты займись браслетами. И уйдёшь на час позже! Чтобы впредь не опаздывал. Новое заклятье полетело уже в часы: стрелка с именем Драко качнулась. А он скривил губы. Потому что Малфой. Потому что главный. Потому что не глупее её! Но не в силах ничего изменить. И даже поставить Грейнджер на место — наглядно и примитивно, через секс — проблема проблем. Чёрт, оказаться бы сверху!.. Подмять её. Поиметь. Как занудное зло! Только как забыть, кто она? И дело даже не в крови: в её натуре, противной по природе своей. В конце концов, он всегда может внушить себе, что это Линда. Но станет ли?.. Как же противно зависеть от Грейнджер! Быть на посылках — ещё противнее. Как проиграть. Мало ему школы? Подтруниваний отца? Долбаных хвалебных статей? Зала славы с её невыносимой геройской рожей? Драко специально не вёл счёт своим так называемым победам, но знал: их было немного. Да и магла, с которой он переспал после падения Лорда, сейчас не шла в разрез с новым имиджем. В тот день после ссоры с находящимся под домашним арестом отцом, поступить назло ему просто подмывало. Драко и сам удивился, что «всё оказалось не так сложно и противно», ведь девушка была очень аппетитной, легкодоступной и не скованной моралью. Пошлила как дышала. А уж что вытворяла в постели! Каждая ссора с отцом, каждый долбаный заголовок в «Пророке», каждый счастливый смех за спиной — смех чёртовой Грейнджер — вызывали желание вернуться к магле ещё раз. «Кэнди, так, кажется, её звали…» Со здешними девушками тогда хронически не везло. А на безрыбье, как говорится, и рак — рыба. Да и вреда от родителей-маглов никаких. Разве они смогут его найти? Предъявить что-то? Не в этой жизни. В волшебном мире всё иначе... Здесь немало девственниц. И столько же осложнений. А Драко предпочитал избегать и тех, и других. С первыми нарушать правила, в принципе... пресно. Потому что невесело. И безответственно? Пусть так. Время за утомительными проверками сегодня шло медленнее, чем обычно. Драко совсем забыл про заклинание, поэтому долгожданный обед радости не принёс. Его преследовало ощущение, что вся еда имеет гадкий земляной вкус. По крайней мере, так казалось. Пробовать настоящую землю у Малфоя желания не было. Исключение составляли лишь напитки: никакие. Вода. Хоть что-то привычное! И Драко ухватился за это, пытаясь избавиться от волшебства, налегая на них и заглушая звериный голод. «Вот мерзость!» Чёрная, нездоровая ненависть к Грейнджер возвращалась с каждым бесцветным глотком, и оттого её дурная на всю голову натура пугала меньше и меньше, а соблазн распять её рос, затмевая прежние доводы. Но его ждал секс с Линдой. Почему нет? Она легко заводилась. В конце рабочего дня Драко отложил очередной браслет, собираясь в архив, и проводил Головную-боль-Грейнджер въедливым взглядом: — Не останешься пошпионить, посредственность? — бросил он, а Гермиона ухмыльнулась ему на прощанье и пригрозила: — Не угомонишься, к следующему свиданию с Морган у тебя откажет не только язык, — и она, указав на зачарованные часы, исчезла в зелёном пламени. Драко не удержался и, сглатывая безвкусную слюну, показал ей средний палец.* * *
В половине одиннадцатого Гермиона услышала какой-то звук в гостиной и, отложив «Магический кодекс», выбежала на шум. Перед камином стоял Малфой. Слегка растрёпанный и, очевидно… пьяный. — Грейнджер! — прикрикнул он на неё. — Это ты во всём виновата! Точнее, твоё заклинание. Теперь моя очередь вваливаться без приглашения, а твоя — расхлёбывать. Я понятия не имею, как избавиться от магловского виски. — Уходи немедленно! — возмутилась она, наблюдая, как тот морщится, стряхивая с плеча золу. — И не подумаю. Ты, между прочим, в отличие от меня, не в разорванной рубашке и расстегнутых штанах. Провинилась — исправляй. Ты же такая прилежная девушка, — слово «прилежная» прозвучало как «вредная». — При чём тут я? Не я тебя напоила. — Ещё бы ты!.. Это ж для тебя за гранью возможного. Я тут, рискуя собственной шкурой, — пафосно вещал он, — попёрся с Линдой в музей виски в Эдинбурге и... — Ты потащил её к маглам? Зачем? — невежливо перебила Гермиона. — Морган же их не выносит! — И что? — Драко икнул. — Но это не мешает волшебникам, — он приложил руку к груди, явно намекая и на себя тоже, — над ними поиздеваться... — и улыбнулся. — Нарушаешь Статут? — (и чему она удивляется?) — Хочешь нарваться на дисциплинарное слушание? — Ты забыла, где я работал? — он постучал пальцем по носу. — Там и не тому научат! Грейнджер слышала про их мелкие шалости, но никогда не одобряла: — Колдуете с палочкой в зонте? Он лживо замотал головой: — Никогда! — и сболтнул: — Есть же трость. Всё прошло вполне весело, правда, я не заметил, как напился. А теперь у меня противное ощущение, что всё в моей жизни не так уж и жутко складывается. — Сколько ты выпил? — настороженно спросила Гермиона. — А я считал!.. Но эта хрень нехило ударила в голову, — Драко потёр переносицу. — Виски ж было никаким, а я пытался исчерпать запас волшебства. Блин, из-за тебя Линда выгнала меня! Со мной, видите ли, что-то не так... Я сам на себя не похож. От меня даже не пахнет! — Значит, ты не добрался до колдографии? — Тебя интересует только работа? Грейнджер, избавь меня от всего этого! — Я тебе не нянька! Отправляйся домой и проспись. — Уйду-у, когда захочу-у, — нараспев заявил он. — И как в таком состоянии ты собирался шпионить? Что ты на этой колдографии разглядишь: чёртиков? — И разглядел бы!.. — он ненадолго зажмурился. — Только Линда спрятала колдографию. Пфф... — он удручённо развёл руками. — Если не сожгла. Теперь гадай, сколько хочешь... А я, между прочим, навёл справки о Касии Баркли. Она была очень эксцентричной и неглупой волшебницей, работала в Министерстве переводчицей. Кстати, её считали намного красивее сестры. — И что это должно значить? — Думаю, ей было неприятно, когда жениха увела некрасивая, да ещё и не слишком умная особа. Тебе это чувство случайно незнакомо? Намёк на Уизли стал уже традицией. Малфой, расстегнув пиджак, плюхнулся на диван в гостиной, а Гермиона не сводила с наглеца возмущённого взгляда. — О-о-о!.. — протянул Драко. — Телевизор, кажется, — и нащупал прямоугольный предмет, на который случайно сел: — А это что за штука? Щёлкнул пульт. Экран загорелся, и Малфой едва не подпрыгнул на месте. — Что за чертовщина? — сдвинув брови и вглядываясь в нелепость под названием «телевизор», спросил он. — Маглы совсем с ума посходили! Хотя если подумать, похоже на колдографии. Следишь, что ли, за местными новостями? Блюдёшь священный порядок? Он ненадолго откинул голову на спинку дивана: — Грейнджер, так ты сделаешь что-нибудь или как? Я, очевидно, пьян, — и Драко уставился на неё с упрёком и ожиданием. — Это ещё цветочки. Утром твоя голова будет раскалываться. Достойное наказание! Но Малфой, будто не замечая предсказаний, продолжил наблюдать за тем, что творилось на экране: — Ерунда какая-то!.. Грейнджер, выброси ты это гномам на растерзание. Думаю, мир без твоих нудных инспекций не рухнет. Но вообще-то, магловские представления о волшебниках очень забавны. Некоторые верят, что мы живём в бутылках. — Это ты ещё не слышал про золотую рыбку, исполняющую три желания, — Гермиона безотчётно улыбнулась. — Ну, чисто теоретически это возможно, — к её удивлению, Драко рассмеялся. — Я бы трансфигурировал некоторых без сожаления, только палочка не приспособлена для плавников. Гермиона поймала себя на мысли, что услышала этот смех в первый раз в жизни: самый обычный, без примеси яда. Она даже растерялась и ничего лучше придумать не смогла, чем отчитать: — Малфой, ты зачем пришёл? — Скучно мне! Разве не ясно? — Лучше я сделаю тебе кофе. И уходи. — Ненавижу кофе. Тебе тоже надо это запомнить. — А мне всё равно! Придётся выпить. Говорят, помогает. К тому же, его вкус ты не почувствуешь. Гермиона вновь улыбнулась смотрящему на неё снизу вверх Драко. — Злорадствуешь, да? Где твои манеры? Ты же не Морган! — издевательски пристыдил он. — Знаешь, Грейнджер, я кое-что заметил: в музее и немного на приёме... Беллинду передёргивает, если к ней прикасаются. Без приглашения, — уточнил он. — Ну вот тот же официант! И даже Макмиллан, редактор «Волшебных сплетен». Может, конечно, у неё тик, но злится она совершенно сознательно! — А ты молодец! Я... — выпалила Гермиона и запнулась, глядя в удивлённое лицо Драко. — Наверно, я очень пьян, раз мерещится, что ты меня похвалила, — проворчал он себе под нос. — Брезгливость к официанту я ещё понимаю, но Макмиллан — чистокровный! Чем он не угодил Линде? — Тем, что небогат? — предположила Гермиона, по ходу размышляя, куда она спрятала турку. — Я смотрю, у вас Морган много общего, — поддела она. — Смотри, не влюбись! — Чт...то?! — Драко чуть слюной не подавился. Закашлялся и постучал кулаком по груди. — Не влю...что? — он поднялся с дивана и, едва пошатываясь, подошёл к Грейнджер. — Не влюбись, — повторила Гермиона. А ей стало неловко. И почему-то показалось, что в глазах Малфоя мелькнула тоска, оттого и голос поник: — А я-то думал, ты знаешь, что любви не существует. Мелкие увлечения ни в счёт! — А что, по-твоему, существует: выгода и расчёт? — Просто кто-то придумал чудную сказочку для оправдания собственных глупостей, — он говорил довольно медленно: то ли от виски, то ли от того, что пытался донести каждое слово. — Люди вообще глупы... Только все их «долго и счастливо» не что иное, как способ продолжение рода. Какая там любовь, Грейнджер!.. Это всего лишь болезнь. К тому же, временная. Гермиона от неверия проморгалась. Даже о турке напрочь забыла. Говорить о любви с... Малфоем? С чего вдруг? Когда он в полуметре от неё? Говорить не как с вчерашним врагом — с обычным человеком? Глядя в его затуманенные глаза, не обращая внимания на нежданную близость, она обнажила то, что когда-то билось в её груди: — Может быть, Малфой... если повезёт... ты поймёшь, что любовь существует. Потому что по-новому ощутишь шум дождя, запах леса, тепло огня, а главное, стук сердца... Научишься прощать. А ещё — радоваться не только мелким пакостям, но и бессмысленным мелочам. Утро станет по-настоящему добрым, а близость — желанной, и душа, наконец, перестанет ждать... — его полупьяные глаза вдруг просветлели. — Ведь как говорят маглы, любовь — это единственная вещь, которую ты можешь отдать, но она всё ещё останется в тебе. С каждым словом она будто отбивала звук ходиков, отсчитывающих время, подобно гулкому пульсу, и Драко казалось, что сердце стучит так громко от желания, в принципе, невозможного: Почувствовать её бредни на вкус. В воздухе повисло молчание. Наверно, именно оно, а не жгучая потребность, склонило Драко к её уху и, превозмогая скупую боль, вышептало признание: — Научи любить меня, Грейнджер… — Что?.. — тихо переспросила она, и не пытаясь понять, что всё это значит. По телу пробежала дрожь. Волнительная. Странная. Определённо, нелогичная, и поэтому в понимании Гермионы опасная. Малфой уже не просто разглагольствовал, он вторгся на запретную территорию: территорию чувств. Поддаваясь какому-то капризу! Голос Драко ему изменил, и он повторил для Грейнджер одними губами: «Любить...» В ту же секунду воздух наполнился страхом: необъяснимым и верным. И он соединил их тонкой незримой нитью, коснувшись сердца обоюдоострой иглой, напоминая, что между ними не только работа — миллион разных «но». Сама мысль о любви к Малфою (чёрт, да всё равно к кому!) толкнула Гермиону к бегству, словно разрыв с Роном зазиял свежей раной. Большей, чем когда бы то ни было. — Уходи. Сейчас же, — холодно сказала Гермиона, указывая на камин, и крепче сжала свою волшебную палочку. Драко чуть дёрнулся и попятился назад. — Уходи. С меня хватит! — вторила Гермиона, прячась от внезапного страха. А его голос вновь зазвучал. Только зло и резко: — Если твоя долбаная любовь существует, то почему Уизли тебя бросил? — Пошёл. Вон. Живо! — тут же отчеканила Гермиона. — Не лезь не своё дело. И не говори о том, о чём понятия не имеешь! — А ты имеешь? Неужели?! — желчно «запел» он. — Я уверен: всё, что тебя трогает — это запах нового пергамента. Ты не способна чувствовать ни-че-го, поэтому прикрываешься красивыми словами и маской всезнайки. А все твои бла-бла-бла — пустой звук, потому что внутри ты не сильно отличаешься от меня — чёртов сухарь! — Заткнись! Ты несёшь чушь, — закричала Гермиона, но слова прозвучали не слишком убедительно. — Откуда такая уверенность? В книжке прочитала? — Да что ты знаешь обо мне?! — она сжала губы. А Драко ещё больше распалялся: — Уж я-то знаю, почему Уизли тебя бросил. Ты не только нудная, ты — рыба! Небось, всё время повторяла: «Ой, Рон», — Малфой намеренно повысил тональность, — «так делать нехорошо. Мне мама не разрешает. Рон, так нельзя, это неприлично»! Гермиона слушала, качая головой, а внутри всё клокотало и путалось. — Это я-то рыба?! — с вызовом раздалось в ответ. — Заносчивый тролль! — Старая дева! — Аморальный индюк! — Закомплексованная училка! — Замолчи! — в отчаянии воскликнула она, и Драко уловил её уязвимость. — А то что — ударишь меня? О Мерлин, как предсказуемо, — прорычал он. — До тошноты. Только это и умеешь: прятать за пощёчинами свою ущербность, — Малфой весь напрягся в ожидании расплаты. — Потому что сама-то никем не любимая, не желанная, не согретая. Ты — всеобщая героиня, ха-ха! — цинично и по слогам. — Героиня, что не прочь побросаться цитатками, лишь бы никто не понял, какая ты фальш... Гермиона не дала договорить: — А ты — бессердечный ублюдок, способный чувствовать только тем, что ниже пояса! Нервы не выдержали: в подтверждении её слов Драко крепко схватил Грейнджер за голову и вжался губами в дерзкие губы. Он ждал отчаянного сопротивления, криков, тычков — чего угодно, но не того, что произошло в следующее мгновение. Гермиона и сама потом не могла объяснить, почему решила что-то доказать Малфою... И себе. Она поцеловала его. Ошеломлённый, Малфой целый миг не мог пошевелить губами. «Что за?..» Грейнджер целует... его? И как?! Смело. Ярко. Немыслимо. Почти распутно. Да как она смеет! Почему? Это было потрясение. Хмель как рукой сняло. Заклятье не действовало на прикосновения, и как только на Драко обрушилась реальность, он ответил на поцелуй жадно-жарко, чувствуя, как внутри что-то разрастается живым пламенем. И это чистое безумие. Такое нежданное. Такое возбуждающее. Такое... во что сложно поверить. И сейчас каждое движение губ — как шаг в глубокую пропасть. Добровольный и отчаянный. Потому что их руки ласкают друг друга, языки касаются в немом исступлении, а хрупкое тело, льнущее к Драко, заставляет забыть о том, что между ними стена из предрассудков. И будь Грейнджер проклята, он не может оторваться! Не сам. Губы к губам — важнее сотни спутанных мыслей. Важнее несказанных слов. И прошлой гордыни. Драко скомкал её длинные распущенные волосы и чуть не выстонал «дааа», врываясь глубже в горячий и влажный рот... Но вдруг всё закончилось. Гермиона оттолкнула его. Перевела дыхание, обтёрла рукавом губы и выпалила: — Ну и кто я теперь: предсказуемая зажатая рыба?! Тогда ты — банальный осёл! Я такая, какой всегда была, а ты... ты так и останешься одиноким мерзавцем до конца своих дней! И вдруг как пощёчина: — Мне жаль тебя, Малфой. Она готова была поклясться, что боль и ярость заклубились под его кожей, поэтому бледное лицо обрело, наконец, здоровый оттенок. Гермиона наставила на Малфоя палочку, ожидая нападения, но тот лишь отступал к камину, выплёвывая слова, как когда-то Рон — слизней: — Пожалей лучше себя, убогая! — Вали в свой убогий мир! — окрысилась она. — Вместе с Морган. — Да пошла ты, Грейнджер! Пошла ты!.. — не сводя с неё взгляда, полного ненависти и яда, он произнёс адрес Линды и исчез в зелёном пламени. Поднимаясь на второй этаж её дома, Драко закричал что есть сил: — Беллинда, мать твою!.. Я знаю, ты не спишь. Поэтому снимай свои дорогие шмотки, а то к драклам порву! Он толкнул ногой дверь в спальню и, увидев полуобнажённую Морган на постели, скомандовал: — Давай без дуэли и прочей фигни. И никаких «нет» я не приму! — Слушаю и повинуюсь, мой милый засранец, — раздался довольный голос Морган, с приглашением стягивающей с себя трусы. — И впредь избавь меня от своих «я думаю о тебе непозволительно часто». Не думай — трахай! А бредни про любовь оставь всяким дурам. Это Грейнджер, что ли? Она будто вывернула его наизнанку. Никакой её вшивой любви не существует! Есть похоть. Есть страсть. Есть расчёт. Долг. Грёбаная привычка, в конце концов! Но не весь тот бред, что она вбила себе в голову. А он — дурак! — на мгновенья в него поверил. Драко жёстко — за ноги — придвинул Морган к краю кровати и расстегнул штаны: — Я вернулся не для того, чтобы с тобой разговаривать! Мой внутренний ублюдок требует развлечений. Только на ночь я не останусь, учти... — грубо, не церемонясь, он подмял её для себя, изгоняя из башки слова Грейнджер. И не его — а её! — пора протрезвить. А именно, поиметь: строго по плану, чтобы выбить эту ересь с грифом «любовь» из наивных мозгов. Слава Аластору, недороман с Грейнджер уже не казался неразрешимой проблемой.