Mine

Глава 4. Тень принца Летнего Замка

      Дракон и всадник слились воедино. Они парили над серой лентой замерзающего Белого ножа, и Дени – летнее дитя – не переставала любоваться холмами и низинами, сосновыми зелеными лесами и озерами, укрытыми снежным покрывалом на долгую зиму. Солнце не могло пробиться сквозь толщу темных, свинцовых туч, медленно перекатывающихся по небу, но ее согревало золотое сияние, в которое превратилась тонкая связь между Джоном и Рейегалем. Сноу словно был рожден для драконьего седла, а ее сын – для него.       Когда Дени была маленькой девочкой, Визерис с мечтательным выражением лица часто рассказывал ей, что раньше драконье яйцо клали в колыбель новорожденного принца или принцессы. Если бы она не взошла в костер ради того, чтобы пробудить своих детей из камня, она охотно бы поверила, что Джон учился ходить в то время, когда Рейегаль впервые расправил свои крылья. Однажды, - мечталось ей, - она положит в колыбель своего новорожденного ребенка теплое драконье яйцо, но два единственных живых дракона были самцами. Да и сможет ли она, дважды вошедшая в костер проклятая мейегой кхалиси, зачать и родить дитя от воскресшего на ледяной Стене бастарда с волчьей кровью?       Но с волчьей ли? Еще на Драконьем Камне она увидела, что ее драконы относятся к Джону Сноу особенно. Они не терпели его, как терпели других, что пригоняют им бычков и овец, они интересовались им, втягивая любопытными носами воздух, бросая на него красноречивые взгляды. И он отвечал им тем же. Его как магнитом тянуло к Рейегалю, а Рейегаля – к нему. Дени, смотря со стороны, восхищалась золотыми искрами, что пролетали между ними. И сегодня их полет был похож на песнь.       Они опустились на землю в Волчьем лесу, чтобы драконы могли всласть напиться воды. Дени невольно залюбовалась водопадом, срывающимся с уступа среди ледяных глыб. Джон подошел сзади и обнял ее, поправляя шапку на ее голове.       - Здесь слишком холодно для девочки с юга, - улыбнулся он, зарываясь носом в мех.       - Мне кажется, что даже если бы я родилась здесь, среди снегов, как ты, я все равно не смогла бы перестать любоваться этим совершенным, первозданным лесом, - Дени с восхищенным видом оглядывалась вокруг. Она никогда не видела ничего подобного, величественного и прекрасного.       - Я родился в Дорне, - с легкой небрежностью, стремясь скрыть стыд, бросил Джон. – Когда закончилось восстание Баратеона, отец привез меня в Винтерфелл. Мне едва ли минуло несколько месяцев.       - Тогда тоже была зима, - сказала Дени, закусив губу. Сама она родилась восемью лунами позднее, в последнюю зимнюю, лютую бурю, забравшую у нее мать.       - Год ложной весны, - покачал головой Джон. Вокруг него словно заплясали призраки прошлого, того, что случилось еще до их рождения, и, без сомнения, наложило отпечаток на их всю дальнейшую жизнь.       - Да, - бесцветным голосом сказала Дени и поникла. Она понимала, что ей снова и снова будут вменять в вину то, что ее брат похитил его тетю, а отец убил его деда и дядю. Призраки Харренхолла всегда будут кружить вокруг них.       - Дени, - Джон поднял пальцем ее подбородок и легонько коснулся губ, он понимал, что ее тревожит, - это не наши грехи и не наша вина, во всем том, что произошло двадцать лет назад. Мой отец привез ее тело вместе со мной, а похоронив ее в крипте, он отпустил жажду мщения. Для меня не имеет значения, что происходило до нашего с тобой рождения. Для меня важна только ты.       Дени судорожно выдохнула, прижавшись лбом к его куртке, грубо сшитой из шкур, как это было принято у одичалых. Джон притянул ее к себе и замер на несколько мгновений, слушая ее мерное дыхание и шум падающей воды.       - Хотелось бы остаться здесь на тысячу лет, - прошептала Дени. – Никто бы нас не нашел.       - Боюсь, что нас выдадут они, - показал Джон на драконов.       - Тогда бояться нечего – мои дети точно никого к нам не подпустят, - засмеялась Дени.       - Есть еще кое-кто, кто мог бы охранять тебя.       - Знаменитый Призрак? – Дени лукаво улыбалась, глядя на Джона, словно и не было промелькнувшей между ними тени Рейегара Таргариена.       - И ты очень скоро с ним познакомишься, - пообещал Джон Дейенерис; по ее лицу снова пробежало облачко.       Ухватившись за шипы Дрогона, Дени наблюдала за Джоном и Рейегалем, взлетевшими первыми. Разве волк может оседлать дракона? Только дракон. Хотя бы на половину. Неужели благородный Эддард Старк обвел всех, вокруг пальца, выдав сына своей сестры за своего? Ведь если Рейегар ее и похищал, как пытался всем доказать Роберт Баратеон, то явно не для того, чтобы играть для нее на арфе и украшать ее голову зимними розами. Если он ее изнасиловал, - Дени стало мерзко и тошно при этой мысли, - то почему никто не видел плод этого насилия? Если он ее любил – а в этом она не сомневалась, значит, мог быть и ребенок. Рейенис, первенец Рейегара, тоже была похожа на мать-дорнийку, как он похож на северян-Старков. А что, стиснув зубы подумала она, если материнские жизни стали платой за рождение обещанного принца или принцессы? Жизнь дракона можно купить только смертью. А она – дракон. Как и он. Не этого ли дракона требовали разбудить во сне предки? Вдруг Дени показалось, что ее словно в ледяную прорубь окунули. Если ей было достаточно того, что Джон взлетел на драконе, чтобы задуматься о том, какая женщина была его матерью, то как должен был мучаться от неизвестности и стыда всю свою жизнь он, который даже не знал ее имени?