***
— Люси — модель? Ты шутишь, Мирта? — Модель! В Облачной Башне учится какая-то родственница этого дизайнера. Она показала ему фотографии Люси, и он предложил ей работу. — Вот так просто? — Совсем не просто! Она долго отказывалась, думала, что над ней смеются. А потом все-таки согласилась, и теперь она здесь, и все, кто над ней смеялся, наконец, заткнутся, и… Люси! Люси! Мирта с опасным звоном поставила бокал с соком на ближайший столик, даже не извинившись перед теми, кто его занимал, и бросилась через весь зал. — Одна новость удивительнее другой, — Стелла дулась. Ее представления о прекрасном переживали не лучшее время, — Люси — модель Блафа О’Вайленс, а его легендарная племянница — а я уверена, что это именно она — учится в Облачной Башне. Сегодня я не способна удивиться еще сильнее, чем уже.***
— Чувствую себя стариком, — Брендон съехал с дивана и развалился на полу, — мы смотрим новости целый день, а мне не надоело. — Ты просто скучаешь. — Наверное, — он выкатился на середину комнаты, — но в Магиксе столько всего происходит. Мне кажется, до нашего отъезда там было тише. Монотонный бубнеж диктора вечерних новостей сменился бодрой музыкой. Тимми, протиравший очки, вздрогнул от резкой перемены и уронил салфетку на спящего Ривена. С вами Эска Лоу, и сегодня я ваш гид по самому значимому модному событию этого месяца. Я говорю об открытии собственного модного дома известного дизайнера Блафа О’Вайленс, уже увековечившего свое имя в совместных проектах с такими гигантами мира моды, как Фанг Зи, Хелена Руд, Эммет Россе… Щебетание журналистки давило на уши — спать стало совершенно невозможно. Ривен приоткрыл один глаз. На экране стремительно сменяли друг друга люди в пестрой одежде. Они танцевали, пили, ели. А Эска Лоу говорила, говорила, говорила и, кажется, не собиралась останавливаться. …Слухами о ней полнится желтая пресса, но достоверно не известно даже имя. Сам Блаф подливает масла в огонь рассказами о том, как его племянница увольняет персонал и вытирает эскизами туфли… Ривен моргнул — всего на секунду — все так же люди пьют и танцуют, но Эска говорит уже о чем-то другом. …Блаф не сотрудничает сейчас ни с кем из моделей Хелены Руд. Все, кто участвовал сегодня в его показе, только начинают свою карьеру. Наша команда получила эксклюзивное разрешение на съемку от самого Блафа, и вы сможете увидеть уникальные кадры закулисной… — Эй, парни. Готов поклясться, там была подруга Мирты. — Ты прав, Брендон. Там, в гримерной — Люси. — Она в этих тряпках — настоящая гарпия. — Это оскорбление? — Нет, Тимми. Это грозовая гарпия. Ривен, ты согласен? Люси и правда выглядела жутко, но в хорошем смысле. Этот Блаф не зря платил визажистам. Но это была уже десятая за день программа о «самом значимом событии этого месяца», и в каждой второй появлялись знакомые лица, поэтому Ривен ограничился коротким мычанием. Оператор лениво обводил камерой зал — какой-то новый, не тот, в котором стояла Эска, когда перечисляла заслуги Блафа, «уже увековечившего свое имя», — зацепился за яркое пятно рыжих кудрей, повел за ним. Две девушки слаженно танцевали что-то парное. Рыжие волосы сплетались с темно-синими. Рыжая — не Блум, незнакомка — рисовала шагами замысловатый узор, постоянно вращая партнершу. И еще до того, как камера выхватила лица — за долю секунды — Ривен знал, что от длинных темных волос должно пахнуть мятой, а на подушечках пальцев, сжимающих веснушчатые плечи, кожа грубая от регулярной игры на струнных. Он забыл сделать вдох. Оператор взял крупный план, и Муза скользнула взглядом по комнате через маленький тусклый экран. Всего мгновение смотрела прямо на Ривена. Сквозь него. Как будто ей было скучно. Как будто ничто в мире ее не интересовало. Как будто она уже похоронила себя, и осталось только соблюсти скучные формальности прежде, чем можно будет уйти с бессмысленного собрания скорбящих. Сердце пропустило удар, и следом за теплом в груди начала разливаться тревога — не та, которая в предвкушении опасности, а болезненная, не имеющая точной причины и названия. — Ого! Это Муза! Остальные тоже там? Интересно, их покажут? — Вам не надоело? Как ни проснусь, одно и то же. От толпы щеголеватых парней в светлых смокингах отделились двое. Дождались, пока рыжая закончит сложную танцевальную фигуру, и один из них без всяких церемоний развернул ее к себе. Второй — смазливый и тощий — подал руку Музе, согнувшись в почти галантном поклоне. Камера последовала за рыжей, а потом и вовсе развернулась. Снова что-то щебетала Эска Лоу — гид по самому значимому модному событию этого месяца.***
— Потрясающая укладка! Поделись секретом. Блум вздрогнула от неожиданности. Конечно, ей не привыкать к разговорам с незнакомцами, и только за этот вечер ее трижды поставили перед камерой, а какие-то люди то и дело обращались к ней в такой манере, будто они давние деловые партнеры. Но в туалете с ней еще не заговаривали. Веснушчатая девушка оголтело терзала огненную гриву маленьким гребнем и болезненно скалилась. — Я серьезно. Думаю, ты первая рыжая, которой удалось соорудить на голове «такое». — Магия, — не рассказывать же, что Стелла и Флора бились над ее волосами больше часа, и даже так прическу пришлось упростить. — Да? А я всегда думала, что в некоторых вопросах магия бессильна. Более заразительного смеха Блум еще не слышала. Быстрее располагающих к себе созданий не видела ни в одном из известных ей уголков мира. В зал они вышли вместе. — Кажется, мои подруги растворились в воздухе, — Синтимора внимательно, но без особой надежды оглядывала зал. — Зато мои — на месте. Пошли.***
— Дыши, Муза. Голос Бэйны через толстый слой ваты. Спина Бэйны за стеной из цветных точек — прямая, напряженная. Как у Лейлы. Как у… Внутри все звенело и взвинчивалось, вопреки слабости настраиваясь на опасность. Начал работать неидельный, но кропотливо отлаженный механизм, который возвращал миру цвета и делал звуки невыносимо отчетливыми и чистыми. У военных специалистов было название для этого: слово-сигнал, дававшее им право на то, чтобы быть резкими и восприимчивыми ко всему сверх меры. У фей слов не было — искры заклинаний на кончиках пальцев достаточно красноречивы. Но сейчас… Сейчас все было неправильно. Флора смеялась где-то рядом. За стеной — в другом зале. Среди сотен гостей, работников и приглашенных музыкантов. С ней другие Винкс. И Синтимора. И это не должно вселять панический ужас. Бэйна не должна чувствовать эту разгоняющую кровь силу. Бэйна не должна одними губами выплетать вокруг нее заклинание, отвлекающее внимание, — хрупкую стену невидимости, рассеивающуюся от шумного вдоха и резкого жеста. Бэйна не должна читать сокровенные мысли. — Я заберу Тимеру. И мой тебе совет: не затягивай. — борьба тяжелых взглядов. — Скорее разберись с тем, что у тебя там не так с подругами, пока не… — осечка, молчание. Бэйна цокала по зеркальной плитке набойками из редчайшего в галактике драгоценного металла. Бэйна шуршала облаком тонкой ткани, превращенной в послушное платье руками кого-то именитого специально для нее. Бэйна звенела неприметными украшениями, оценивающимися дороже фамильной коллекции королевского двора Мелодии. Бэйна оглянулась, остановившись на секунду в сверкающей арке между залами, и посмотрела так встревоженно, так тепло и пронзительно, что у Музы сжалось сердце. Насколько же жалкой она сейчас выглядит, если холодная — едва знакомая — ведьма так волнуется о ней. Еще одна причина не показываться на глаза подругам. Первая — единственная — веская причина. Они будут искать, если Синтимора проговорилась. Они найдут ее, и тогда… Как объяснить то, что не понимаешь до конца? Как передать словами ощущение, которого почти не существует, — настолько оно смутное? Куда сбежать, чтобы очистить разум от гремучей смеси стыда и страха? Неправильно. Ненормально. Невыносимо. Винкс — подруги. Они должны доверять друг другу. Должны делиться наболевшим. Но Бэйна ушла от всех расспросов лаконичным: «Музе стало нехорошо из-за духоты. Наверное, она в парке», и пустила в ход свой козырь — свою маленькую тайну — родственную связь с Блафом. И эта мелкая глупая — даже не своя — победа принесла только облегчение. Ноги сами понесли через подсобки, по служебным коридорам, к парковке. Подальше от Винкс, от Синтиморы, от внимательных и любезных парней в светлых костюмах. Скорее, в Облачную Башню, в маленькую темную комнату. Домой. Чтобы там, в жуткой звенящей тишине наконец вдохнуть полной грудью и собрать себя воедино из обрывков этого страшного дня.***
До комнаты Муза не дошла. В сонной пустоте столовой откуда-то сверху обрушился голос Оливии. Она лежала на нескольких сдвинутых стульях, освещенная полной луной через новые — прозрачнее других — сегменты окна, повторяющие схематично человеческий силуэт. — У вас в Алфее вообще не смотрят, кого берут учиться? — У вас в Облачной Башне вообще не смотрят, что творят студентки? Почему она здесь в такой час? И почему именно сегодня, когда… — У нас, Муза. У нас. И я серьезно, — приподнялась на локтях, откинула голову, скосив один глаз, — Я еще могу понять — Амарил. Она неплохо мимикрирует под светлое воздушное создание… когда молчит… Жаль, дура-Амалия так не умеет, — перевернулась на спину и снова смотрела в окно, — Но ты-то! От тебя черной магией несет, как от Дарси. Дарси? Дарси. Это уже ни в какие рамки. Это… — Что с лицом? Не знала, что эти две — сестры? Так неудивительно. Амалия скорее съест змеекрысу, чем признается, что в родстве с феей. И все-таки, какая из тебя… — Замолчи, — шепотом, над самым лицом, мгновенно побледневшим, — Не сравнивай меня с ней, слы… — Эй, не плачь. «Не плачь?» И правда, вот они — слезы, которые так долго закипали внутри, резали в горле, жгли глубоко-глубоко. И теперь капали крупными редкими бусинами на щеки и шею Оливии. Не останавливались ни каким усилием воли. Нет. Только не это. Только не позорно реветь перед враждебно настроенной… А враждебно ли? Враги не извиняются так многословно. Не угощают травяным чаем из собственных кружек. Не оправдываются за зло, которое причинили кому-то третьему. Враги не оплакивают жизнь на груди своих врагов. Я не собиралась с ней драться! Я хотела поговорить, разобраться со всем навсегда. Но Ти… Синтимора! Она слышит только то, что хочет! Она не слушала меня! Придумала что-то свое и опять строила из себя жертву! А я не… Смутно. Обрывки исповеди, которой не должно было быть. С ней с самого детства так было. Я ничего плохого не хотела. Я просто не могла больше! Общаться только с ней и с Бэйной и вариться тут в собственном соку. И я не могла ей позволить тронуть моих новых подруг. А потом… Конечно, они тоже на нее озлобились, и Кави попала под раздачу. А я не хотела этого! Я просто… А они все… Я так испугалась… Если бы… Я бы… Как это получилось? Они никогда не должны были говорить вот так… откровенно. Почему она считает, что я должна? Кому должна? Зачем? Почему я не могу просто выбрать себя и не стать врагом номер один буквально для… «Выбрать себя», да? Такая бредовая формулировка. Серьезно? «Выбрать себя»? И получить катастрофу? Когда она выбрала перспективную Алфею, отец остался на Мелодии один, со своим еще не пережитым горем. Когда она выбрала упиваться унынием, Ривен ушел с Праздника Розы под руку с Дарси. Когда она выбрала насладиться триумфом, Сторми чуть не прикончила в отместку ее отца и еще тысячу людей в Красном Фонтане. Когда она выбрала себя, Лейла осталась один на один с ожившим кошмаром, громящем ее планету. Эгоистка. Когда она попыталась задавить обиду и не справилась, полусерьезная вражда с Трикс превратилась в настоящую войну. Когда она… Когда она молчала, вместо того, чтобы кричать, мир разваливался на части. Нет. Нетнетнет. Так нельзя. Снова пойти на поводу своих страхов и… И что? Куда ее привело преодоление? В Облачную Башню, к истеричкам и интриганкам. К потере крыльев и темному магическому следу. К преследующему, как тень ночного кошмара, страху. Но… Неправильно. Совершенно неправильно. И так легко. Обрубить мосты. Написать письма в Комиссию и Фарагонде. Удалить лишние номера и… жить, адаптируясь к новой реальности. Закрыться в комнате и не выходить, пока не отпустит это давящее, мучительное. И наконец не причинять никому боли. Наконец быть честной?***
— Вчера вечером нашу сеть взломали. И не только, — Тимми зевал через слово и выглядел именно так, как будто не спал всю ночь, — Прочесали данные по всему сектору за последний месяц. Если кто-то из вас из города писал в Магикс, даже с личного телефона, нам конец. Парни? — Я чист, — Брендон развел руками. — Я тоже. — Я никому не звонил отсюда. — А ты, Ривен? Ри-и-и-вен? Ри-вен. Ривен! Ты так не любишь ведьм Думаю, ты не хочешь встречаться с одной из них Давай закончим с этим Да какая, ко всем Драконьим матерям, сеть?! Как вообще можно думать о таком, когда… его бросили. Хороший повод провалить задание и подставить всех, начиная с ребят и заканчивая всем мирным населением Волшебного Измерения. — Утром я говорил с Музой. Говорил, ага. Не пялился в ступоре на три сообщения, пока глаза не пересохли, а говорил. Теперь это будет называться именно так. — Ты делал что? Да ты головой ударился! Да это… — Завали, Брендон. Нашелся праведник. Где он был, когда работа только начиналась? Кажется, сутками трепался со своей ненаглядной Стеллой. — Ты серьезно сейчас, Ривен? Это уже не шутки. — Вполне, мой принц. Забыл вас уведомить, когда расставался со своей девушкой. Четыре утра — не вечер, а я — не дебил, чтобы не проверить протоколы безопасности. И у меня встреча с Азу через час, так что будьте добры отвалить и дать мне одеться. Четыре утра — не вечер, но кто знает, как долго копались отморозки. И Муза точно не следила за безопасностью, когда писала ему. В четыре утра. В четыре двадцать утра. В пять утра. Не спала, не веселилась с подругами, хотя в Магиксе выходной, а вертела телефон в напряженных руках долгие — очень долгие — минуты. Ривен почти видел, как она разминает затекшие от напряжения пальцы и отправляет в другой конец галактики пятнадцать слов, которые уничтожат часть ее привычного мира. И глаза у нее наверняка воспалены от бессонницы и, может быть, слез, а взгляд тот самый, как всегда, когда она решает для себя что-то важное. И этим важным — настолько важным, что решилась пренебречь секретностью, — она пыталась через много тысяч световых лет поделиться с ним, даже не рассчитывая на ответ. Что бы там ни случилось, нужно не думать, а покупать билет на ближайший рейс куда угодно из этого захолустья. И на первом же скоростном лайнере — в Магикс. А там, прямо из порта — в Облачную Башню. И если надо будет, выломать каждую закрытую дверь. Да если нужно, он… — Слышишь меня, Ривен? Все в силе? Хочу познакомить тебя кое с кем, так что не опаздывай. Кого он обманывает? Как будто он сможет бросить задание в самой важной фазе и сбежать. Он все еще — военный специалист, он на задании и он… — Буду вовремя. Не переживай об этом, Азу. …он будет очень занят сегодня. А все прочее подождет.***
— Ты так убедительно жаловался на скуку, что я решила познакомить тебя со своими друзьями. Первое время будь милым, но не слишком, а потом твори, что угодно. Ты же сможешь не быть сварливым десять минут? Наконец-то. Решающий момент настал. За поворотом парковой дорожки его ждет засада и мучительная смерть либо отморозки и их верные союзники, которые будут открывать ему настоящие и ложные секреты и следить за каждым шагом, проверяя на благонадежность. Все зависит от того, как быстро они закончили анализировать данные сектора — от того, засекли ли крик о помощи из самого Магикса. Снова его жизнь всецело в руках Музы. Муза. Она, вообще-то, бросила его без повода и без объяснений. Вот и не нужно о ней думать. Люди расходятся — это нормально, это не конец света. И миниатюрная блондинка — Лесли, кажется, — уже полчаса следит за ним совершенно неугрожающе. Муза не последняя девушка во вселенной, чтобы из-за нее убиваться. У Лесли длинные ноги, тонкая талия и нежная кожа на руках, которые она задержала в его — дольше необходимого, когда передавала стакан, наполненный чем-то ароматным и искристым. У Лесли сладкие духи, легкий шаг, смущенное выражение на лице и бесконечное обожание в огромных светлых глазах. Возможно, она даже не связана с пиратами напрямую: ее брат вызывает огромные подозрения и даже, вроде, занимает какое-то место в сложной схеме Тимми, но Лесли — недалекая и хорошенькая — кажется неопасной. Это все может быть продуманным планом Азу Шандиен или кого-то из отморозков. А может — доказательством его природного обаяния. Он ничего не знает наверняка. Только интуиция — а она говорит, что Лесли не вскроет вены, если он без объяснений бросит ее, когда задание закончится. Она велась на самые примитивные уловки. Она соглашалась с каждым словом. Она краснела и запиналась, отвечая на ленивый флирт. И все это нисколько не цепляло.