***
Когда Муза пришла на ужин, они дрались, колдовали в редкие моменты, когда руки оказывались свободными, и грязно, со всей отдачей ругались. Никто не вмешивался в ссору бывших лучших подруг. Никто не успел даже двинуться, когда Оливия вцепилась в рыжие волосы и толкнула Синтимору к стене. К окну. Тело сработало бесконтрольно, само кинулось к дыре размером ровно в человеческий рост. Мимо замерших в секундном ступоре ведьм. Мимо оглушенной ужасом Оливии. Через стеклянные зубья туда, откуда не слышалось даже крика. И только сжав Синтимору в объятиях, она поняла, что не чувствует крыльев. Их не было. Как не было всех остальных элементов трансформации. Как не было заклинания на левитацию в неожиданно опустевшей голове. Но откуда-то с периферии сознания вполз шипящий голос — воспоминание о голосе — который произносил нужные слова в метре от пола столовой, превращенной в танцевальный зал. Оливия плакала и тряслась. Как только исчезла вспышка заклинания и улеглись осколки, выхватила у Музы ее ношу и держала — баюкала, — пока учителя не оттащили ее в сторону, а Синтимору не забрала медсестра. Гробовая тишина за те секунды, которые Муза провела за стенами замка, сменилась всеобщей суетой. И давила. Душила. Каждый звук заколачивался прямо в череп. Холодный липкий страх расползался по телу от места, в котором крылья должны были соединяться с телом. Виновато переутомление. Виновата эта проклятая школа с совершенно дикой концентрацией черной магии в каждом сантиметре пространства.***
— Мисс Гриффин. У меня не получается трансформироваться в фею. Я пытаюсь уже третий день, и ничего не получается. Ни в школе, ни за ее пределами. — Вы можете колдовать, — не то вопрос, не то утверждение. — Могу, но… — Вы используете форму феи для занятий? — Нет, но… — Вот и будьте дальше хорошей ведьмой, а все прочее вас волновать не должно. — Но мисс Гриффин! — Я все сказала! Можете идти. Дверь директорского кабинета хлопнула так, что задрожали стекла в дальних окнах. Секундная вспышка ярости. И снова — отчаяние. Что теперь? Идти к Фарагонде? Опережая эту мысль, ее голос раздался по ту сторону двери. — Директор Гриффин? Чем обязана? — У меня для тебя есть новость и очень много вопросов, Фарагонда.***
— Куда ты так тщательно собираешься ранним утром, Текна? — А? Я… — Не важно. Туда ты не идешь. Вы все тоже отменяйте свои планы. Сегодня нас ждет нечто грандиозное! — Стелла, ты собираешься, наконец, сдать Палладиуму свою лабораторную? — Лабораторная подождет. А открытие нового модного дома — нет. Блаф О’Вайленс — гений. И сегодня он презентует первую собственную коллекцию. Мы просто обязаны там быть. — Почему бы и нет? Развеемся после тяжелой недели. Ты уже сказала Музе? — Она не отвечает на звонки. Хотела бы я верить, что — не думала сказать это однажды — она просто слишком занята зубрежкой. Но почему-то мне кажется… — Думаешь, все так плохо? — Я думаю, что все очень плохо, Текна. Она не появилась в прошлые выходные. И не отвечает сейчас. Ясно же, что она не хочет нас видеть. Но почему? — Если Мирта сказала правду, а я склонна ей верить, то получается, что Музе сейчас не до развлечений. — Ничего ты не понимаешь! — А мне кажется, что Текна права. — Блум — сонная, помятая — появилась в дверях, — когда у меня были проблемы с Энчантиксом… с его отсутствием, я боялась, что вы бросите меня из-за этого. — Что?! Блум, мы бы никогда так не поступили с тобой. И с Музой. Это же бред. — Блум пытается сказать, что ничего страшного не случилось, — Флора — тоже заспанная — села на край давно нерасстилаемой кровати, — она хочет справиться с этим сама, мы не должны ей мешать. Правильно? — Да. Я думаю, скоро все уладится — Фарагонда уже говорила с Акатой. — Даже мне очевидно, что с Музой что-то не то! А мы никогда не были близкими подругами. И я прямо сейчас отправлюсь в Облачную Башню и вытащу ее оттуда. — Думаешь, насильно вести ее на вечеринку — хорошая идея? — Допустим, Блум. Но завтра я точно этим займусь, а вы все мне поможете. — Но… — Я отказываюсь выслушивать такое от тебя, Блум. Особенно, от тебя.***
— …Я предложила пригласить тебя. Мы хотели взять еще Оливию, но у нее скоро зачет, она готовится к нему сутками. Бэйна думала, что я захочу пойти с Кави. Но она еще ребенок, хоть и гениальный. Такие мероприятия… Большая вечеринка. Модный показ у дяди Бэйны. Лимит приглашенных друзей и подруг самой желанной гостьи не ограничен, но Бэйна зовет только соседок, с которыми прошла огонь и воду, и Музу, с которой знакома меньше двух месяцев. Все это еще можно понять. Но Синтимора и Оливия… Синтимора же так боялась. Оливия же ненавидела настолько… Что двое суток жила в лазарете, дотошным призраком таскалась за врачами и спала на табурете у койки. И Синтимора от этого расцветала. Подобные перемены были настолько непонятны, настолько нелепы, что Муза обязательно бы вытрясла из Синтиморы мельчайшие подробности истории их с Оливией взаимоотношений, каких бы усилий это не стоило. Но она не могла трансформироваться последние двести пятьдесят шесть часов две минуты. Она думала только об этом последние двести пятьдесят шесть часов две минуты. Последние двести пятьдесят шесть часов две минуты все валилось из рук. Темная магия жила своей жизнью, а светлая медленно, но неумолимо слабела, что неизбежно в измученном перенапряжением теле. Гриффин не знала, что происходит. Фарагонда, не знала, что происходит. Мирта, высовываясь из-за спины Фарагонды, запинаясь, объяснила, что у нее таких проблем не было, — она свободно использует волшебство любого рода. Саладин устало развел руками. Голографическая Аката внимательно и долго разглядывала и выдала убийственное: «С вам все в порядке, Муза». И вернула надежду: «Я проверю еще раз, когда вернусь в Магикс». Аката вернется через четыре месяца. Этого времени хватит, чтобы сойти с ума. — Так ты пойдешь с нами? Тебе просто необходимо развеяться, пока Эдилтруд не вынула из тебя душу. — Мне не в чем. Или… То красное платье подойдет?