267 г. от В.Э.
Как признался однажды Тайвин жене, он не был уверен, что той придется по нраву жизнь в Утесе Кастерли. Юность она провела при королевском дворе и привыкла к тем удобствам, что давала жизнь подле королевы. Но на Западе Джоанна Ланнистер сама была по сути королевой, и, как однажды уже она призналась мужу, только тогда по-настоящему ощутила, насколько могущественным был Тайвин. — Настолько, что следом за тобой сюда прибудет король. — Эта новость не давала ей покоя. — Ему столь необходимо быть здесь? — Необходимо это или нет, я не могу отказать королю в гостеприимстве. — Он едет без королевы, — заметила Джоанна. — Это… неучтиво — оставлять ее в Красном Замке. Тем более, что их размолвки перерастают в отчуждение друг от друга. — Это не следствие, а причина его приезда сюда. Тайвину приезд Эйриса был не по душе, и, будь его воля, он бы отправил Джоанну в Ланниспорт, к ее семье. Но, с другой стороны, король, здесь, в его замке… Послушный его воле. Джоанна обычно старалась избегать разговоров об Эйрисе, но она долгое время провела в относительном уединении, и мысль о том, что ее размеренной семейной жизни придет конец — а король явится вместе с целым двором, который придется разместить в чертогах замка, — лишила ее покоя. — Я потеряла благоволение королевы, и боюсь, что и твои отношения с Эйрисом могут пострадать. — Отчего же? — спокойно спросил Тайвин. Ответ он знал. Джоанна тяжело выдохнула, уткнувшись ему в грудь. Ее тонкие руки обвили его талию, замком сцепившись на спине. Тайвин ласково поцеловал ее в макушку, чувствуя затаенный в жене страх. — В таком случае, хотя бы отпусти эту женщину на свободу. Я прошу не ради нее — ради тебя. Сосредоточься на короле и отпусти прошлые обиды. — Тайвин молчал, и Джоанна тяжело вздохнула. — Твой отец сам поднял ее так высоко, сам дал те привилегии, с которыми она не справилась. Сомневаюсь, что ей было дозволено выбирать — быть или нет любовницей лорда Ланнистера. — Она посмела претендовать на то, что может принадлежать только законной жене господина Утеса Кастерли, той, что признана поддаными. Мой же отец умер едва не под собственным весом, — с презрением в голосе добавил Тайвин. — Его смерть была такой же никчемной, как и он сам. — Не смей! — Джоанна резко отстранилась, прижала ладонь к его губам, вынуждая замолчать. — Не смей говорить такое об отце. Он мертв и за грехи расплату ему назначать не тебе — тебя он вырастил. Каким отцом станешь ты — время покажет. — Лучше я стану жестоким, чем жалким, — сухо ответил Тайвин, мягко отстраняя руку жены. Джоанна заметно побледнела. Ее светлые глаза широко распахнулись. — Тайвин, ты не похож на отца, — прозвучал ее глухой голос. — Тебе не надо превращаться в чудовище, чтобы доказать это. Остановись, пока можешь. Пока я могу соперничать с твоим честолюбием. ***Начало 284 г. от В.Э.
— Дети Рейгара мертвы, — спокойно сказала Элия. Тайвин усмехнулся. — Мертвы ваши с ним дети, — заметил он. Элия выразительно подняла брови, изображая преувеличенное изумление. — Раз это так волнует Ланнистера, отчего же он не озаботился личным вмешательством? — Связываться со Старками из-за отдающего душком слуха? — не менее карикатурно удивился Тайвин. — Меня куда как сильнее заботили законные претенденты. — Он покачал головой. — Я не ожидал, что Аррен пустит это дело на самотек. — Его глубоко поражала вера Джона Аррена своим воспитанникам. С Эддарда Старка хватит ума сохранить жизнь детям принца Рейгара, этот круглый идиот не способен даже представить к каким последствиям это может привести. Ублюдки-Уотерсы — ну или Сэнды — не должны жить в мире, где наследником короны станет внук Тайвина Ланнистера. — Даже в Дорне бастарды остаются… бастардами. А Визерис не всегда будет маленьким. — Слова Элии был неоднозначны в отношении нее самой. Ответом Тайвин решил не озадачиваться. На мгновение ему показалось, что Элия желала рассмеяться. На ее лице промелькнул испуг — она словно спохватилась чего-то. Уголки губ дрогнули, но вместо смеха получилась лишь гримаса. Быть может, что Элия действительно хотела бы рассмеяться — но делать это она разучилась, даже от отчаяния. Тайвин не мог понять, что снова привело ее к нему. Он не понимал — и злился от этого. Чем она руководствуется? Джон Аррен позволил ей перемещаться в пределах замка, и, хотя у нее был не сказать что богатый выбор из тех, кого она желала бы видеть, Тайвин Ланнистер в этом списке стоял бы последний. А он отчего-то — единственный. — Красивая вещь, — внезапно сказала Элия. Поймав вопросительный взгляд Тайвина, она кивком головы указала на его стол. — Шкатулка. Старый подарок. Тайвина покоробила резкая смена разговора, он внимательно посмотрел на собеседницу. — Я могу взглянуть? — спросила она. — Нет. Элия пожала плечами. — Я и так прекрасно вижу. Это работа дорнийского мастера, — медленно, со знанием дела добавила она. — Ормонда Грина. Он все еще творит, между прочим. — Хорошие познания, — язвительно ответил Тайвин. — В ювелирных работах разбираетесь так же как в геральдике? — Я могла бы сказать, что узнаю почерк автора в тонком срезе камня с этого расстояния и в полутьме, но это была бы откровенная ложь. — Элия могла бы усмехнуться, но не сделала этого. — Леди Джоанна писала моей матери об этой работе, а я удачно отгадала. Я слишком быстро признала свое невежество? — Не дожидаясь ответа, она чуть подалась вперед. — Быстрее, чем ваши попытки поймать Виллема Дарри? Тайвину потребовалось несколько мгновений, чтобы удержать рвущийся ответ. — Я всего лишь отец королевы, леди. С такими вопросами обращайтесь к деснице. — Стало быть, молодая королева хватку отца не унаследовала, — уже недвусмысленно насмешливо ответила Элия. — Если не Роберту, то ей уж следовало озаботиться участью законного принца Таргариена. Юная Серсея демонстрирует свой лихой характер не всегда уместно. Седьмое пекло, ему стоило давно вернуться в Утес Кастерли, если единственным развлечением в Красном замке стало общение с дочерью Лорезы Мартелл. Скоро он будет в этом замке узником большим, чем она. И эта дорнийская дрянь, смотрящая на него пустыми, и вправду змеиными, глазами… — На юге все иначе, мой лорд. — Элия сидела напротив, руки чинно сложены на коленях, спина прямая, подбородок чуть приподнят. — Каждый в Дорне, от нищего из Адового Холма до могущественного Айронвуда слишком уж ценит свою личную независимость, чтобы властвующий принц чувствовал себя таким же могущественным, как Лев из Утеса Кастерли, — после паузы сказала она. — Не мне тебе говорить, что у Мартеллов нет ни по-настоящему сильной армии, ни золота, сравнимого с твоим. Но нет ни одного уголка к югу от Марок, где бы не было тени от длани моей семьи. Потому что все, что нам остается — это знание. — Она смотрела прямо. — И я поделилась им с тобой. Какая трогательная преданность. Благородство и всепрощение — Джоанне бы понравилось. К сожалению, игра в невозмутимость давала счет в обе стороны.