Дорога, устланная Богами

      Меня часто овевает, будто ветер, страх. Его атласные ленты вмиг становятся ледяными и колющими. Мне страшно… Наши кони медленно покидают горы… Проходя мимо ручья, я воды хотела спуститься да набрать. Куница же отговорил. Злостно он осматривался, да все вверх течения смотрел. Будто ждал чего. — Не бери здесь воды. — От чего? — Не доброе место здесь.       Вдруг Чаяр рядом оказался со мной. Руку в воду сунул и вынув, к носу приставил. Скривил лицо и руку о жухлую траву вытер. — Будто мертвяка здесь мыли. — Вверх по течению логово народа Велеса, — объяснил волк. — Мертвого народа? — спросила я с легкой усмешкой.       Помню, рассказывал Куница, как они с Лютобором пришли к ручью одному, отдохнуть да воды испить, а попали в передрягу. Говорил Куница про берендея да про толпу с копьями.       О Арес… И давно же было это, да будто степь весенняя, травой поросло, временем умыто было. Дивилась я тому всегда… как время может то тянуться, то мчаться быстрее зимних вихрей. Только вчера, кажется, сидели мы с Чаяром у одной нашей единственной палатки… Матушку схоронили, что от болезни, да тоски по отцу к Аресу направилась. Только вчера, я обнимала брата, который повторял раз за разом «Mata». Только вчера я ненавидела весь мир… Проклинала его, посылая в мрак, что сеет Арес для предателей и лизоблюдов. Только вчера я стаю… презирала… не сдерживала гнева… Только вчера… А сегодня иду за волком Ареса. Иду за ним туда, куда бы не в жизнь бы не сунулась и брата бы не пустила. Иду за ним… Боюсь упустить из виду.       Дальше мы пошли… Скоро закончилось полотно гор и показалась пред нами степь. Думала я все, как детей мы оставим чужим людям, да выхода нет иного. Не возьмешь же их в стан врага. Но мороз страха съедал меня изнутри. И только Руху к груди прижимая, я могла согреться. — Холодно? — Куница оказался рядом, его конь поравнялся с моей кобылой. — Ветра здесь мерзлые, — соврала я. — Возьми.       Волк протянул мне накидку. Я лишь с теплотой ему улыбнулась. Признаюсь… Спокойней мне на душе было, когда этот волк рядом оказывался. Не жалко и улыбнуться ему, и слово доброе сказать. Но порой… Так сильно горят руки и щеки, что… Сама себя не понимаю. Ну, а что делать? Взяла я эту накидку. А взгляд… Отвести от него не могу… Его, словно звериные, глаза околдовывают. Ума не приложу как… Но я не могу порой от них оторваться.       Я улыбалась ему, будто утреннему солнцу. Помню тот день, когда вывела его из палатки, где больше седмицы он пролежал. Помню, посадила его рядом с собой у костра и точно так же накидку передать хотела, а он не принял… Я тогда ни мига не упускала, чтобы поиздеваться над ним… Хоть чем, но черкануть бы его… Все смеялась… Да и он не отставал… О Арес… Что за время было… Где же оно теперь? Молю тебя… Не забери моей улыбки, не забери у меня его зорких, янтарных глаз, молю не забери у меня игривость брата… Не забери души моей, Арес…       Я покорно протянула руку и приняла накидку. Тут же на плечи себе накинула и теплее стало… — Далеко еще идти? — спросил Чаяр вдруг, разрывая наши глаза.       Куница с неким сожалением отвернулся от меня и смотря на брата, пожал плечами. — Ближе к морю подъехать надо. Сегодня к вечеру прибудем.       А солнце то было еще высоко. Но каждое биение сердца, что была я здесь, надобно бы ценить…

***

— От Дьявол… Да черт бы побрал ворота эти!       Широкоплечий мужчина вышел из-под крыши дома. Густые волосья на голове не спасали его от сильного дождя. Борода намокла и теперь была похожа на тающую сосульку с которой ручьем стекали капли дождя. С недовольным ворчаньем он открыл ворота дома. На пороге показался крепкий, но тонкий мужской силуэт… — Волк Перунов… Как есть…       Затрясся мужчина, а глаза то на лоб вылезли. Начал он руками махать от головы к животу, от плеча к плечу… Крестился… Будто призрака увидал… Признал скифа, ничего не скажешь. Хотел было Пров ворота закрыть побыстрее, да в дом метнуться, сам то не воин он был. Да не успел. Тут же Куница вперед кинулся и к столбу скользкому пригвоздил мужика. Как закричать тот хотел, так волк нож к горлу приставил. Улыбнулся он, так засияли белые зубы в свете полупотухших факелов. — Давно не видал, — усмехнулся Куница.       Пров слова вымолвить не мог, язык словно окаменел. Через ворота зашли еще какие-то люди. Признал среди них домоуправленец женщину да и детей вроде двоих. Девица по сторонам огляделась, глаза хищные были, как у волка, да не пугливые. За ней еще один паренек зашел. Годков так с шестнадцать. — Кто? Кто… вы? — захрипел от страха мужик. — Хозяин твой… Боярин Лютобор где? — Куница сильнее нож прижал к горлу Прова, тот задрожал еще сильнее.       Да не за себя мужик дрожал, а за жену с шестерыми отпрысками. Они то в доме спали и не знали ничего. Лишь за них боялся… А волки эти… Проклинал их Пров про себя, нового Бога зазывал, да и старых просил… Мол, помоги Перун… Убери от меня исчадие это свое… — Где боярин? — резче спросил волк. — Не знаю… Христом Богом молю… Пусти! Не знаю…       Уж и вспоминать Пров не желал ничего, так сердце от страха заледенело. Девица пару шагов к нему сделала и руку на плечо волка положила. Куница обернулся. Лишь глазами встретились и все поняли вмиг. Куница Прова встряхнул резко, чтоб тот в себя пришел… Оскалился волк… «Дьявол… Как есть Дьявол» — подумал про себя мужик.       Поотпустил его Куница, в сторону отошел, да девица тут как тут. — Как зовут тебя? — спросила она.       Из-за дождя проливного, чуть слышно жрицу было. Да она близко к управленцу стояла, чуть ли не всем телом прижималась. Чуяла она, что от одних только глаз ее, Прова в ужас кидает. Так Сайтари ближе еще к нему прижалась, так, что лишь очи ее он видеть мог, да слышать слова. — Пров… Пров, — в суете мужик ответил. — Пров, — повторила мягко девица, — ты бы под крышу пустил нас, а то негоже гостей дорогих под ливнем таким держать… Не по людски, а?       И не знал Пров, что сказать ей на то. Лишь головой замотал, да рукой на поруб* показал. — Ну пошли, — прошептала девица.       Сайтари мужика за шиворот ухватила и в сторону дома толкнула не отпуская. Так за ней скифы другие и двинулись. Закрылась дверь. Принюхался волк… Здесь он был. Тут его и боярин держал. Кое-где сквозь старое дерево протекала соломенная прогнившая крыша. А вот стены из камня на совесть сложили. Высок полог был, да просторен. Все так же пахло здесь сеном, да грязью…       Пров как в дом зашел обернулся, из хватки девицы выбиваясь. Выхватил со стены факел и в сторону волков направил. Руки силу его обрели, а вот тело все дрожало. Жрицу и не удивило то, казалось. Чаяр же вперед ступи и сестру рукой прикрыл, защищая. — Поставь на место, — проговорила девица.       Пров будто подчиниться хотел, да превозмог. Шаг вперед сделал и будто ткнуть хотел, да испугался ближе к бестии такой подходить. Да она сама не сробела, шаг к нему сделала, второй третий. Пров в стену так и вжался, держа факел на вытянутой руке, да сам трясся. — Отдай, — попросила было девица. — Кто т-т-такий? Зачем пришли? Нет у нас ни злата. Ни с-серебра… Уходите… — Отдай мне факел, — строже жрица произнесла. — По добру скажешь нам все, ничего не сделаем тебе.       Вроде слова такие Прова убедили. Пообмяк он, факел другой стороной жрице отдал. Сайтари брату его передала сразу. Сама еще ближе подошла. Затрясся Пров пуще прежнего. — Ну и напугал же ты его, — усмехнулась девица, на Куницу смотря, — скажи мне Пров, где боярин Лютобор? — Не было… Ушел в-вот с этим, так и п-пропал, — сказал мужик, на Куницу указывая.       Куница чуть не засмеялся, осмотрелся, веревку увидел на которой висел он когда-то. Вспомнил боярина… Нет… Просто так с такой силою не пропадают… Брешет мужик, как есть брешет. — Ты уверен? — Богом к-кля… — Каким Богом?! — вдруг яростно девица сказала, будто грома удар.       Как жрица, не признавала она силы богов иных, кроме Ареса, да Табити. Верила, что есть этот бог христианский, что на кресте распят… Верила даже, что он силу какую-то имеет, да магией владеет, но не на этой земле. Не рядом с ней, кровницей Ареса… Не было Бога здесь этого. — Христом Богом клянусь… — Христом? А что, силен ваш Бог? - Ми-м... Милостив. - Милостив? - казалось, удивилась жрица, - Милость - это хорошо. А честен он? Справедлив? - Милостив... Милостив, - шептал снова и снова Пров. - Как у вас зовется это, когда… Недоброе что творишь… Грех? — Грех… — Так что же ты, Пров, грех то на душу свою берешь? Врешь мне так яро… Богом своим клянешься? Думаешь, смилостивится над тобой Христос ваш? Говори, где боярин? — мягко да игриво Сайтари просила. — Не знаю… как есть не знаю…       Устало жрица вздохнула. Повернулась спиной она к мужику, да в окно посмотрела… Домов во владении боярском много было. Не во всех, но в некоторых свет горел. Тут то мысль ей и пришла в голову. — Не один ведь ты здесь живешь… С женщиной своей и отпрысками?       Как услышал Пров про жену свою, да детей, так чуть ли на колени не упал. Уж не знал он, что за люд такой пришел, не ведал он мыслей их, да вот только помнил волков тех, что боярыню с дитем украли… Такие не посмеются, не пошутят… И глазом не моргнут, а всех здесь перережут. Чего только стоил волк этот, что стоял и веревку с интересом разглядывал. — Я ведь могу и у них спросить, — угрожающе прошептала жрица. — Не н-на… — Где боярин?! — вцепилась жрица в шею мужика.       Ногти у нее сильные да крепкие были, тут и ножа никакого не надо. Зарычала она, словно волчица лесная. Глаза таким огнем вспыхнули, что и преисподняя холодной покажется. — Я сейчас выйду отсюда и вон в тот дом пойду, — указала жрица на сени те, где свет горел, там и семья Прова почивала, — я туда зайду и за космы притащу сюда сначала бабу твою, а потом детей твоих.       Шептала она так тихо… словно устами смерти говорила… Знал Пров, ни на миг не засомневался… Выполнит она слова свои. Второй рукой Сайтари его за щеку приобняла и ногтем по скуле провела. — Я у каждого спрошу, куда боярин делся. А как отвечать не будете, я с пальцев начну. У младшенького твоего сначала мизинец срежу, потом второй мизинец… Потом руку, уши? нос, губы, глаза выколю…       Спокойно она это говорила, будто сказку на ночь читала, да и лицо ее покойно было. Не видела она в ужасе этом лишнего ничего. Жестокость и звериность эту своей родной она считала… — Как думаешь, Пров, шучу я? Ты мне только скажи куда хозяин твой подался? Куда он поехал?       Не мог молчать мужик… Не мог он под удар кровь свою ставить… Не мог… Хоть и поклялся боярину, что слова из него клещами не вытащишь, да нет… Прости… Прости, хозяин. — На север пошел… Жену и сына взял и на север подался к князю переяславскому… Больше ничего не знаю… — Про волков он говорил что? — вдруг спросил Куница.       Волк Аресов так и смотрел на остаток веревки. Уж больно она его интересовала, да вопрос то задан был. — Ни слова… Ни слова не с-сказал, — заикаясь мужик произнес.       Под крышей этой горел один лишь факел. На улице нестерпимо дождь пропитывал землю… Тьма стояла… Да даже сквозь нее жрица видела печальные глаза волка, хоть и пытался он это скрыть. Все так же резв был, да весел, казалось. Да вот только с мыслью он смириться не мог, что предал Лютобор Волков Ареса… На верную смерть послал. А с чего бы ему их любить? Может и есть правда в его поступке, но… Нет… Нет… Ложь, все ложь…       Этот ураган ясно видела Сайтари, чувствовала его в душе волка, будто мысли прочитать смогла. Хотелось ей подойти к нему ближе и просто хоть руку на плечо положить… Хотелось только взглядом сказать «Я рядом». Будто и могли эти два слова что-то исправить…       Значит, Лютобора здесь уже нет… Забрал жену, сына и на север ушел. Смысл в том был. Слыхала от ромулов Сайтари, что вражда на Руси есть между двумя князьями — Олегом и Владимиром. Поделить княжества меж собой не могли они. Значит, тому, что спрятаться от черниговского князя надо, мчаться к Владимиру стоит. Там и кров найдешь и защиту… — Пров, — мягко позвала жрица.       Мужик сразу на нее взгляд перевел. Не мог понять он бабы этой, то кидается, как кошка дикая, то бережно да мягко имя его называет. Будто черти в ней за душу девичью дерутся. Или сама она ведьма, что облики разные принимать может. Тем временем девица продолжила: — Стало быть, землями этими ты правишь? — Княже… Себе их забрал, — честно ответил русич. — Но управу имеешь ты над ними? — не унималась жрица. — Я… Я… — Есть у вас запасы на зиму? — Матушка, самим бы прокормиться. Год не больно урожайный был, та степняки эти проклятые угнали скот, пшеницу чуть не пожгли…       Так и стал бы Пров сказывать о злоключениях своих, если бы в центре домика Куница вдруг кинжал из ножен не достал. Подкинул в воздух его волк Ареса и за рукоять ухватившись подошел ближе к управителю. — Боярин твой… задолжал мне жизни… Много жизней. И ты сейчас мне их вернешь.       Пров, как слова услыхал такие, на колени упал. Глаза бегали в разные стороны, а руки к сердцу потянулись. — Хах… Да не трусь, — улыбнулся вдруг волк.       Подал Куница ему руку. Боясь, тем и Пров ему ответил. Не верил он в счастье свое и готов был в любую минуту почувствовать клинок под ребрами. — Волчат у себя схоронишь, все прощу, — самодовольно сказал волк.       Сайтари, что у решетки уже стояла, улыбнулась. Дети, что с Чаяром все это время почти у входа стояли, подошли к ней поближе. Жрица присела к ним и Руху с Марзой за волосы потрепала, за плечи взяла и ближе к управленцу подвела. Пров не сразу понял, что ему предложили. — Да как же… Они ведь… — Волчата, — опередила его жрица, — и не дай Бог с ними хоть что-то случится. Я всех твоих цыплят выпотрошу.       Слова все у Прова во рту так и застряли. Не мог он и слова вымолвить, только на детей посмотрел. Мальчишка да девочка. Маленькие совсем, такие, кажется, слабые. Да если дьяволица эта им родня, значит и в щенках этих бесы сидят такой силы, что… Несдобровать его цыплятам. — А… На сколько?       Ответа на этот вопрос уже никто не знал. Дело их опасно, смертельно… Могут все вернуться, а может… Ничья нога не ступит на эту землю… Тут уж как Боги дорогу устелят… Лишь от милости госпожи Судьбы зависит, куда и чья кровь прольется. Только сейчас Сайтари задумалась, какой страх их ждет впереди. До этого мига все будто игрой казалось. Вроде и шли они к князю, да далеко он вроде все был… А на деле то… Вот он, почти рядом с ними стоит его чертог.       Чаяр поднял глаза на сестру и мягко улыбнулся ей… Такая детская улыбка была у него в тот миг… Сайтари с места сорвалась и брата вдруг обняла. Руками прижала к груди его так сильно, что наклониться ему пришлось, ведь выше жрицы он был. Почувствовала Сайтари, как неосознанно по щеке ее потекла слеза, как больно в груди вдруг стало и там тревога поселилась.       Не понимая, в чем дело, волк смотрел на девицу. Будто он мог на себя принять печаль ее. Что так скрутило ее? Отчего вдруг брата к себе прижала, не знал. Но понимал… Кровь человека — не вода… Говорят, сквозь кровь родного тебе будущее его увидать можно. Лишь прикоснуться достаточно, и будто сами Боги скажут тебе… Как дорога завяжется или развяжется. Что в миг тот жрица поняла? Неведомо… — Идите, — вдруг сказала девица детям и брата отпустила.       Марза послушно шаг в сторону мужика сделал, а вот Руха так и остановилась. Большие, крупные глаза она подняла на жрицу. И слезами в этот же миг залилась. — Руха… — Нет… Не уйду… Нет!       Чуть ли не зарыдала девочка. Маленькое, слабое тело затряслось от боли душевной. — Ну тише, тише, — стала успокаивать ее Сайтари.       Руки она ее взяла и теплом своим греть стала. И сама жрица прикипела к детям. Своими их считала, родными. Как бы Марза не дикарился, а все одно, дорог он был ей. А Руха… Словно дочь или сестра младшая, полюбилась сердцу. От тепла жрицы вроде спокойнее стало малышке. — Мы вернемся за вами, — твердо сказала девица, — Вернемся. И заберем вас. Вместе пройдем степи, горы и леса, вернемся в пустошь, а оттуда двинемся через море на запад, слышишь?       Сама до конца не понимала жрица, что говорит. Да будто язык волю взял и сам все сказал. А может и правда… Может и уйти на запад. Там, за морем есть земля — говорили ромулы. Говорили, что там холмы, солнце и земля… Живое. Все там живое… Дышал сам ветер там корнями древнего народа. — Мы вернемся, — продолжила жрица, — уйдем на запад. Заживем там вместе и все наладится. Больше не будет боли и расставаний. Слышишь? Только потерпи… Руха?       Девочка уже не плакала, она только большими, яркими глазами смотрела на девицу. Надежду… Ручки детские, сердце, все почувствовало надежду, которой так не хватало. В последний раз жрица детей обняла и отпустила. Словно птицы, вылетели они из ее рук. — Так, а сколько? Сколько ждать то… Вас?       Сайтари с вопросом посмотрела на волка. Куница лишь также нахально улыбнулся. Жрица снова к управителю обернулась. — Ты жди, Пров, жди… И мыслить иного не смей. За своими я волчатами вернусь.