Сердце бешено билось. Не могло оно словно в груди замереть. Шопот смерти коснулся, казалось, уха девицы. Коснулся… И испарился… Девица руку волку на плече положила и приподняться попыталась. Не хотелось ей на земле да корнях сидеть, но снова боль тело пронзила.
— Посиди, — твердо волк сказал, — забудешь тебя.
Куница рядом сидел и улыбался от чего-то. На ногу жрицы он посмотрел… Ничего… Сдюжит… Такую не забьешь так легко.
— Конечно, не забудешь, — снова засмеялась девица.
Смотрел на нее Куница и дивился про себя. Чуть не убили, а она смеется. Стрела та, что в жрицу летела… Сбил Куница ее, акинак вперед кидая. Сам не понимал, как получилось у него… Просто и не задумался даже… Кинул и все…
А степняк смерть то свою все равно нашел. Как стрела в землю упала, Сайтари кинжал свой вперед метнула. Жрическое скифское золото в сердце попало половцу. Задыхался он, хрипел, так на землю и упал. Так и спаслись. Да вот только душа у обоих не на месте была…
— Как нога?
— Жить буду, только подсоби подняться.
Куница головой только помотал. Не уйдет она далеко. Вдруг девицу на руки как подхватит. Как земля из-под нее вышла, Сайтари на него удивленно взглянула, а щеки то огнем залились. Неудобно ей было — слишком уж близко он к ней был. Руки его держали ее под ногами да за спиной.
— Пусти, — негромко она произнесла.
Волк лишь молча улыбнулся и пошел в нужную сторону. Стала жрица злиться, попыталась оттолкнуть его легонько, да все в пустую.
— Пусти, говорю!
— Ладно.
Куница недобро зубы оскалил и как подкинет девчонку. Сайтари перепугалась, что упадет сейчас, так за шею его схватилась и крепко так… Сильно прижала она волка к себе, да жар волной по телу промчался… Поймал ее волк. И как засмеется! Поняла девица, что подшутил он над ней, поиграть снова решил. Разозлилась она не на шутку, да и тоже сыграть решила…
Отпустила она Куницу и вдруг себе за горло как ухватится. Хрипеть начала и кашлять сильно. Стала ногами сильно дергать, будто демоны вселились… Сначала волк не поверил, а потом испугался… Так Сайтари глаза сильно закатила, что они белыми стали… Куница тут же на землю ее положил.
— Эй, ты чего это?
Она вдруг замерла и тело ее расслабилось… На земле развалилось. Она не двигалась… Будто мертвая лежала. Дыхание задержала и казалось, что не дышит.
— Жрица!
Волк и моргнуть не смел… Сердце несколько ударов пропустило, да жрица как кинется на него и ногтями в руки вцепится, да как захрипит… Глаза загорелись, как у одержимой да проклятой
— Принеси мой кинжал! — закричала она словно ведьма.
Куница столбом остался. Лицо его замерло, ни одна черта дернуться не смела. Сайтари вдруг как засмеется звонко… Упала она обратно на землю и за живот схватилась. Заболел он от смеха.
— Видел бы ты свое лицо, — прошептала она, срываясь на смех.
Поднялась она опять и перед волком села, как турки сидят.
— Смотри, да со мной не играй — переиграю, перехитрю, — с улыбкой она произнесла и по носу пальцем волку щелкнула.
Как от сна волк очнулся. Хах… И правда перехитрила.
— Поможешь мне?
— Что? — не услышал волк.
— Поможешь подняться мне?
Помог ей скиф. Сам поднялся и ей руку подал. Посмотрела с подозрением на него девица.
— Не обманешь? — спросила она с опаской шутливой.
— Кто знает? — загадал он.
Поднялась с его помощью жрица, а он руки ее не отпускает, так и держит.
— Куница?
Произнесла она имя его, так вздрогнул волк. Задумался он о чем-то, так и позабыл все. Вдруг понял, что он девицу за руку так и держит. Отпустил тут же.
— Какой черт тебя за мной понес? - перевести мысли он ее решил в другую сторону.
— Рогатый, видно.
По правде и сама жрица ответа не знала. Отшутилась да хромая к убитому степняку пошла. Просто и не подумала она, что иначе быть может. Из благодарности видно, так она решила. Все же ночью прежней спас ее Куница, когда в палатку зашел. Она бы и сама управилась, да быть всякое может. Вот она из благодарности и пошла за ним. Так и решила.
— Аресова воля видно на то была, — ответ, наконец, она сдержала.
Еше ближе волк к ней подошел, да в глаза янтарные заглянул. Лицо веселое у него стало, уверенное да наглое больно. То девица отметила, да не сробела, так в глаза ему и заглянула. А самой то отвернуться уж больно хотелось.
— Только ли Аресова воля? — смутил он жрицу.
— Только.
Подошла она к степняку, вытащила кинжал из грудины, что кровью залита была. Мертв… В благодарность за жизнь, что Арес ей оставил, жертву, жрица, новую принесла. Обмакнула она пальцы в горячую кровь и знак нужный на лбу половца начертала.
— Брат твой и дети там остались?
— Да, на поляне.
— Уходить надо и быстро. Тьма их тут скоро соберется.
Куница обратно направился, да заметил, что не идет за ним Сайтари.
— Тебя все-таки на руках отнести? — игриво он спросил.
— Нельзя больше с детьми нам идти, — выдала девушка.
Сердце ее неспокойно было за них. Уже столько всего… Столько раз Руха да Марза под угрозой смерти были. Будто осторожно Арес забрать их пытался. Да не могла жрица допустить того. Только в них кровь была скифская. Только они могли еще поведать историю ее народа, в них продолжение скифов. А если умрут… То не только стаи не останется… Ничего не останется. Мир уже не изменить будет.
— Их нам не оставить нигде, — произнес волк то, что и так жрица видела.
Да вдруг мысль одна в голове ее промелькнула. Не знала жрица, как отнесется к тому волк. Да, может быть, что это единственных их выход… Только так детей уберечь можно было бы.
— Лютобор жив, — вдруг она произнесла.
Лик у скифа пепеменился вмиг. И его страх один не оставлял. Боялся он обвинить в смерти стаи своей того, кто неповинин... Кто другом его был… Но как же вышло так, что все волки аресовы перебиты были, а Лютобора средь тел их не было? Если жив, то предателем останется, а коли мертв, то трус.
— Что нам с того?
— Его мы, может, и не найдем, но двор его из Тюмутаракани не убежал бы. Найдем там того, кто о нас знает. Вы ведь вместе от туда бежали?
Усмехнулся волк. Давно то было, будто и в жизни другой. А ведь по правде так и было. Другая жизнь теперь у волка. Совсем мир его и порода поменялась.
— Да, там был я.
— Если люди там остались, то прознают они, кто мы. Оставим у них детей. Сами отправимся к князю Святославичу. Месть свершим и, по воле Ареса, вернемся за Рухой с Марзой.
— РожОном* по воде, но опробовать можно.
— Тогда пора седлать коней, — улыбнулась девица.
Сайтари душу облегчила. Если все так и выйдет, то, наконец, жизнь ее поутихомирится. Одним камнем, что на душе висят, меньше станет. Направилась она в сторону, где брата видела, а последний раз. Да ухватил ее волк за руку. Обернулась она к нему и вопросительно головой матнула с улыбкой.
«Поглядите на нее… И не дикарится уже… Неужто частью стаи своей малой считает теперь? Вспомню, как говорила она со мной с седмицу всего назад, так и дивлюсь… А сейчас…".
— Ну чего тебе? — спросила его волчица, ответа ожидая.
— Отблагодарить меня не желаешь? — нагло он на нее уставился.
Дернулась она, руку вырвать пытаясь. Да крепко волк ее сжал. Браслет один вдруг с плеча ее скатился и со звоном к кисти упал.
— Не золото мне нужно, — упредил он.
Подошла жрица ближе, чуть заигрывая.
— И что же нужно те?
— Кто знает…
— Вот когда узнаешь, тогда права свои и выдавай.
Все же руку ее он отпустил. Будто питица вольная зашагала девица с ухмылкой к брату, похрамывая маленько, да то дивности ее не спугнуло. Только тени деревьев видели алый румянец на ее щеках и только ветер слышал сильное сердце, что билось без устали. В след Куница ей смотрел, да так и ступил в ту же сторону.
***
Сидели скифы у костра. Нашли Куница и Сайтари брата ее с детьми в пещере какой-то. Они там от степняков притаились, как жрица и велела. Место то неплохо было. Можно здесь было и выспаться по доброму и огонь развести небоясь. Да и своды пещеры крепки больно были. Ни камушек не упадет, за то и бояться не приходится. Лошадей они потеряли всех почти. Да ведь и у степняков что-то было.
Ближе к вечеру, когда стемнело почти, Куница на вылазку отправился. Обошел он путь тот, что с утреца они прошли. С собой трех коней привел, да в плащ еще вещи какие сложил. То были добротные сапоги, что с половцев он снял. Предложил и жрице одгу пару. Негоже — говорит — басяком ходить. Сайтари отказалась, сказав, что обычай то велел. Однако сапоги взяла да перешивать стала. Мол у Рухи совсем износились.
Иглу она из костей козла выбрала, выточила, а нити из жил. Козла того горного звали русичи муфлоном*. Его тем же вечером Чаяр словил да и принес в пещеру. Еще Куница принес фляги в которых кумяс половецкий был. Его же жрица сразу отняла. Раны промыла себе да детям, остальное же вылила. Косо на нее посмотрели волки, да ничего не сказали.
Так и сели у костра, что развести без опаски было можно. Зажарили барана, а сами вокруг. Запах чудесный стоял. Чаяр с Куницей какие-то кислые сидели. Сайтари стала сапоги штопать.
— Это тебе, — Куница протянул Сайтари сверток.
Девица в сторону отложила сапоги и взяла сверток. В нем было что-то легкое, но до боли знакомое. То оказались ее ножечки, отмытые от крови. Хорошо вымыты они были, то она явно видела.
— Ты их собрал?
Девица удивилась. Эти ножи она в степняков пускала… То, что они здесь теперь… То, что Куница собрал их… Это ее поразило. Уж думала с концамм.
— Из костей их делаешь? Почему?
— Железа и стали нет у нас. Ты видел стоянку нашу с Чаяром. Двоим прожить в степи тяжело… Очень… Я выкупала у греков оружие. Смогла собрать только для Чаяра. Ромулы они… Дорого продают сталь. Хватило на два подобия акинака и то, не самые лучшие. Поэтому по хозяйству я сама делала из камней и костей. Это лучшие, что получились у меня.
Куница взял один из ножечков. Он сразу понял, что это выточеные рога степной косули. В них вставлено высушеное дерево. Кинжал очень опасен, но только своим концом. Он сильно заточен и нараз протыкает кожаную броню. Однако корень ножечка стал по немногу крошиться.
— Больше года они не держатся, но мне и этого хватало.
Куница понял, что жрица намеренно так сказала. С его приходом жизнь ее с братом перевернулась с ног на голову. Раньше и таких ножечков хватало, а теперь. Где-то внутри его уколола совесть вот таким вот ножечком. Ведь как бы не успокаивал себя скиф, а ведь если бы он не привел Лютобора… Ничего бы этого не вышло.
— А твой кинжал? — спросил Куница.
Сайтари из-под складок своей юбки достала кинжал, что прятался в ножнах. То было настоящее сокровище. Такими кинжалами только жрецы древние пользовались. Помнил Куница, что и Анагаст такой прятал давно. Никому смотреть не давал, только на обрядах бывало вытаскивал. А потом его украл сородич. Один из волков его утащил, а потом славянам продал. Нашли того вора, так руки и отрубили.
— Он мне от матери достался, бабушки, прабабушки. Древняя работа, — жрица протянула кинжал Кунице и передала прямо в руки.
— Сталь и золото.
Куница осторожно вытащил из ножен кинжал и провел рукой по долу*. Под пальцами чувствовалось золото выбитое в стали. Оно складывалось в причудные узоры, которые переплетались и составляли оленей, которые бежали от огромных кошек. Лезвие было отточено до ширины волоска. Куница передал кинжал обратно жрице. Та убрала его в ножны и снова спрятала в юбке.
Вдруг в руки к Сайтари упала Руха. Она весело заспеялась и заразила всех своим весельем. Они с Марзой бегали здесь кругами, игрались. Вот и Руха и упала от усталости.
— Чего вы? — спросила Сайтари.
Руха не слышала ее, только смеялась она звонко. Так и Сайтари улыбнулась. Пусть веселятся, пускай отдыхают и не знают бед. Пусть хоть в их сердцах покой будет.
Скоро расстаться им придется, разойтись. Не знала пока жрица, как отпустит она их и оставит с чужаками, но видно придется, лишь бы спасти. Сайтари стала перебирать волосы Рухи, заплетать их в косы. Девочка успокоилась уж совсем, сама то устала. Так и лежала на коленях у жрицы.
За тем Чаяр наблюдал, за весь вечер ни слова он не вымолвил. Так и сидел в тишине, да только со злобой поглядывал на волка молодого. Завидовал…
— Чаяр, — вдруг отвлекла она его от раздумий.
Поднял он на нее взгляд.
— Для тебя у меня есть кое-что. Я тебе не сказала, но три луны назад я у Ареса испросила дозволения… Твоя седмица уже началась.
Засиял тут же волчонок и к сестре кинулся. Вскочил с места и рядом с ней упал. Обнял за плечи и затрепетал:
— Спасибо! Спасибо.
Так ночь и забрала их в свои объятья. Растворились скифы в ее тиши и тьме… Уснули.
***
— Вы не смогли поймать свору поганых псов? Да пусти я баб своих во поле и то бы лучше управились.
Тишина стояла в главном зале. Не мог никто и слова вымолвить, ибо князь не в духе был. Хан половецкий, что восседал подле него, тоже темнее тучи был. Его же воины упустили последних волков степных. Уж отряд отправил добрый, и те полегли в горах где-то. Вот один лишь вернулся да весть передал.
— Ну скажи мне, хан, что дальше делать будем? Псы эти мне здесь нужны. За меня отомстить да за сына твоего.
Хан лишь сурово испил вина из чаши. Приехал он на чужу землю, здесь и сына похоронил. За него мстить желал, пуще всего мести кровной требовала его рука. Взял он степняков своих и за бывшим ближником княжеским пошел. Не было выхода у Лютобора… да обернулся зверем он в бою. Яростью своей он и без меча разорвать каждого мог. Страха такого не видывал доселе хан. Глаза ратника кровью залились, а силой своей лишь Великому Тенгри* уступить он мог.
Из сечи той только один кипчак* уцелеть смог — он сам. Что дальше с Лютобором сталося хан не ведал. Ходили речи, что на север он подался вместе с женой да выродком. Мол его князь переяславский Владимир* принял в ряды свои. То еще пуще Олега черниговского злило… Покоя по ночам не давало.
— Я отряд еще один пущу, — тихо прохрипел хан.
— Будь по твоему хан, но и я часть дружины своей дам. Посмотрим как волки эти спрятаться смогут.
— А что будет, когда здесь они окажутся?
Темный огонь в глазах князя засиял. Спокойный обычно и рассудительный, сейчас он еле гнев свой сдерживал.
— Вот пред это ямой поставлю, -указал князь на место позади очага, что камнем обложен был, — Поставлю и кожу живьем сдирать буду, огнем опаляя. Всех под чистую вырежу… И гнаться за ними буду, пока солнце не потухнет...
