Прошу не отбрасывать данное письмо, завидев мое имя вновь. Знаю, я дьявольски перепугал Вас; сам сожалею об этом и прошу у Вас прощения. Однако, тут есть и Ваша вина! Не стоит отрицать, что не раз я давал Вам намеки, да что уж там… Писал напрямую, что есть во мне кое-что, чего другие не имеют! А в последнем письме я вовсе попросил Вас, любезная Пак Саран, пообещать мне, что не отвернетесь от меня, если я Вам раскроюсь, не откажитесь от слов моих и труссо не сбежите…
Должно быть, Вы все еще не верите мне? Это исправимо. Я навещу Вас вновь, обязательно, не пугайтесь и не считайте себя обезумевшей, услышав мой голос. Просто примите меня такого, каким я являюсь; увы, мне не под силу изменить свою видимость, даже для любимой Вас.
Считаете, что такое бывает только в сказках? Опрометчиво. Не пытайтесь закрыть все небо ладонью*, Пак Саран.
До скорой встречи! Будьте любезны и столь милы со мной, как в письмах, что Вы мне слали до вчерашнего дня. Мои чувства к Вам все так же девственно искренни и трепетны.
Ваш фантастический Чон Чонгук.»
Лирика в дни, когда я не мог посетить театр, по качеству была ниже среднего. В такие мгновения я не пытался из себя выдавливать рифмы, сопоставлять тропы и выискивать из недра моих знаний красивые слова, иначе — простая трата времени и нервов. Обычно я, напротив, выхожу гулять; по паркам и скверам, мосту и набережным, пусть и непрактично это ходить по мягкому песку невидимому человеку, одновременно не перепугав остальных, присутствующих там. С пару раз я навещал магазинчик с полюбившимися цветами, которые так трепетно я шлю актрисе Пак всякий раз; однако, тогда он был закрыт, побуждая меня нахмуриться. Ведь никогда он не был закрыт прежде. После этого события в гримерной, в тот же вечер я уныло прогуливался по парку Ханган**; наступившая осень давала о себе знать: ветер стоял жуткий, холодный, точно лезвием, режущий щеки. Я, столь отчаянный, прогуливался подле ограждения, возле забора, отделяющего меня от холодной реки; в тот момент я увидел маленькую девочку, глядящую точно на меня своими большими зеленными глазами. Глаза ее были действительно большие, я не преувеличиваю; редко мне приходилось видеть иностранцев у нас тут, в Сеуле. Ее завивающиеся русые, даже слегка рыжеватые волосы выглядывали из-под бордовой шапки, руки были спрятаны в карманы синего пальто, а во взгляде виднелось удивление, даже больше — восторг. Сказать вам по правде, я опешил. Клянусь, даже рот мой приоткрылся, да сам я замер в недопонимании, в точности, как и та девочка! Неужели смотрит на меня? Вот, что я подумал тогда, отчего сердце стало колотиться, заглушая шум близ протекающей воды; руки вспотели от мысли, что, быть может, она такая же как и я, или это во мне произошли изменения?.. Я был готов выдать кипу слов в тот шокирующий для меня момент, пока не осознал, что изумленная да самая обыкновенная девчушка смотрела на закат солнца позади меня. Осознав это, я был малость разочарован, ведь за долю секунду успел надумать, что стал видимым хоть для кого-то… Смешно, не правда ли? Я проследил за блестящим взглядом маленькой иностранки, и сам сделался изумленным от сказочного, оранжево-красного горизонта; там и птицы летели, и вода отражала всю дарованную красоту природы, точно я смотрел на полотно, разрисованное великим художником. Зрелище было неописуемое, такое нужно видеть глазами. В эдакие моменты я начинаю осознавать, насколько чудесно место, в котором я существую. Серые постройки, машины, пыль да грязь не смеют сравниться с тем же закатом, рассветом, прохладным дождем, пламенным извержением вулкана, волнами в океане… Я мог бы перечислять вам до бесконечности, только вот сами вы знаете всю прелесть природы и без такого зазнайки, как я. Так я и стоял на месте, не в состоянии пошевельнуться; только ветер по-прежнему обдувал щеки и колыхал волосы. Я провожал заход солнца, к слову сказать, все так же в компании рыжеволосой девочки. Ее я встретил впервые, и что уж там томить, в последний раз. Вернемся к тому дню, когда я вновь осмелился встретиться с Амурой Селин. Это был полдник четверга, в тот день я знал, что по расписанию у актрисы всего один спектакль, к тому же и во время обеда; должно быть, постановка для детишек, раз при входе в Национальный театр я запечатлел кучу маленьких да шустрых мальцов; я даже удивился, ведь не привык к такому гулу, да и, как вы уже знаете, не любитель я людных мест, тем более, когда неконтролируемые дети заполоняют каждый уголок здания. Ожидание — мука несусветная. Благодать настигла меня, когда детишки и их педагоги разошлись, да когда я запечатлел знакомый стан в холле первого этажа. Пак Саран шла в компании Нам Хёри, двигались они медленно и непринужденно, пока я молился, чтобы моя возлюбленная не поехала на, так называемом, мистере Эспене*** со своей подругой. Ведь хотелось мне пройтись пешочком в компании Пак, да наладить некоторые детали, которые я успел стереть в порошок с раскрытием своей личности. Но я не смел отчаиваться! Смело шел за двумя актрисами, не в силах оторвать и глаза от Пак Саран; все ж таки, нельзя быть такой сказочно красивой, вальяжной и нежной, точно только что проросший цветок посреди гравия. Итак, я был готов выйти в вращающуюся дверь Национального театра, как заметил перед собой пожилую даму, по обыкновению, с тростью и очками. Несмотря на свои годы и сгорбившийся стан, она была прилично разодета, должно быть, как подобает посетителям театров; шляпка на ее, простите за выражение, соломистых волосах держалась столь уверенно и неподвижно, что создавалось впечатление, будто она вовсе приклеена к волосам. Отчего же я так расписываю вам ее внешность? Да от того, что шла она настолько медленно, что можно было вам и не такое расписать. Я совсем отчаялся, когда вышел на свободу, ощутив прохладный свежий воздух осени. Никакого Доджа Эспана я не увидел, не было ничего и никого, кроме той же самой старушки, медленно спускавшейся с лестницы. И не корите меня из-за того, что не помог я ей спуститься быстрее; не желал я после еще ожидать скорую помощь от разрыва ветхого сердца. Я даже малость опечалился от мысли, что упустил свою возлюбленную Пак, только мельком и по чистой случайности я запечатлел в далеке бирюзовое знакомое платье Потрясающий, как мне кажется, утренний выбор, раз весьма сильно привлекает внимание даже на далеком расстоянии. Я метнулся, точно пуля к своей мишени, запыхался и взмок, ведь не привык я вовсе к такой физической активности. Оставалось примерно четыре метра до того, как я мог бы коснуться руки Пак Саран, и тогда подумал я, что стоит предупредить актрису, дабы не испугать и не услышать с ее уст крик. — Пак Саран! Я позвал ее с расстояния, и в следующее мгновение она остановилась и развернулась. Удивленный взгляд был запечатлен мною, ведь, наверняка, она ожидала кого-нибудь увидеть… увы и ах. Я повторил излюбленное имя более уверенно, не переставая идти в ее направлении, и тогда я завидел более интересную реакцию: испуг вперемешку с нервным трепетом. Пак Саран развернулась, ускорила шаг и быстрее прежнего стала удаляться от меня. Пусть и силы мои, казалось мне, иссякли, я вновь ускорился трусцой, оказался в метре от актрисы, стараясь побудить смех, ибо видели бы вы как забавно она щебетала своими босоножками, тончо готовая пробежать марафон. — Амура Селин, куда же Вы так… — легкие мои разрывались, — куда же так быстро… Не могу сказать точно что, но актриса себе что-то нашептывала; слова по раздельности доходили до меня. Что же это было? Молитва? — Пак Саран! Да хватит с Вас! Я не выдержал, уж извините. Собрал все силу в кулак и догнал ее, осторожно касаясь плеча. Было ли это ошибкой или же правильным решением, — не знаю; но могу сказать одно: крик из уст Пак Саран был звонким. Настолько, что шедшие по другую сторону дороги люди посмотрели на нее точно на нездоровую. — Зачем кричите? — я был малость обижен. — Я же просил Вас не пугаться меня! — Чон Чонгук? Я уловил ее шепот. И по телу разлилось необъяснимое для меня словами тепло. — А у Вас много невидимых знакомых? — Нет… Совсем нет! Чертовщина какая-то, правда, — Амура Селин опустила голову и вновь двинулась с места. — Это можно считать за комплимент? — мне пришлось вновь ускорить шаг, ведь хотел я идти на одном уровне с Пак Саран. — Думайте, как хотите. Я все еще считаю себя нездоровой; должно быть, я сошла с ума и говорю сама с собой… — Ну, спасибо, — я надулся от обиды да глянул на противоположный тротуар: с той стороны светило лучистое солнце. — Однако я тут, иду рядом. Вы можете запросто меня коснуться, чтобы осознать, что мой голос не есть Ваш глюк. — Воздержусь, — даже на одном слове ее голос дрогнул. — Знаете, — вновь начал я, тогда я повернулся вновь в сторону Пак Саран. Она была прекрасна и красива, профиль ее лица освещался солнцем, отчего я готов был коснуться кистью до ее румян, опалившим юное лицо. — Вы первая, кому я раскрылся. — И что это должно значить, Чон Чонгук? — Думаю, то, что я Вам доверяю, а еще мне наскучило быть одному. Знаете, каково это быть одному всю свою сознательную жизнь? — Я прекрасно знаю, о чем Вы толкуете, — голос ее стал малость грубее. — В таком случае почему же я? Я задумался чуть ли не на минуту, настолько ее вопрос поставил меня в ступор. — Потому что я в Вас влюблен, я впервые в кого-либо влюблен, представляете? От моих слов Пак Саран ускорила свой шаг, а после вновь замедлила; я отчетливо видел и чувствовал, как она пыталась скрыть свою нервозность. — Впервые? Сколько же Вам лет, Чон Чонгук? — Двадцать четыре. — И Вы впервые влюблены? Абсурд… — А что в этом такого? — искреннее непонимание настигло меня. — Я бы и не знал, что такое «любить», если бы не встретил Вас! Смешок издался со стороны Амуры, ее улыбка очаровала меня даже сейчас, в момент, когда она отрицала мои чувства. — Как скажите, но я Вам не верю, извините. — Не верите, что я в Вас влюблен? — Что Вы полюбили впервые. В который раз я задумался над словами актрисы, покорившей мое сердце. Должно быть, она была бы права, ведь, пусть и по мелочам да не придавая особого значения, каждый из нас любил кого-то; к примеру, семью. Только вот, и такой любви у меня не было. — Ну, у нас достаточно времени для того, чтобы узнать, вру ли я или говорю правду. Расскажите-ка лучше о том, как прошел Ваш день! Наш незамысловатый разговор с Пак Саран продолжался до самого ее дома. Говорили мы о всяком: о погоде, животных, обо мне и о том, кем я являюсь, говорили о любви и театре, малость затронули тему искусства и, пожалуй, закончили на ней. Ведь рано или поздно мы бы все равно наткнулись на коричневую крышу дома Пак Саран. Я был рад, что смог разболтать ее; рад, что смирилась она со своим необычным собеседником, рад и за то, что она могла смело улыбаться и порой выдавать смешки на мои неладные шутки. Мне даже показалось, что за те полчаса, что мы шли, она неплохо провела время в моей компании; от данной мысли я светился, в образном смысле, но все же ликовал. Мне нравилось периодически немного ускорять шаг и оглядываться на ее лицо, видеть ее натуральность и неподдельность эмоций. Ведь обычно люди напрягают мышцы лица, дабы казаться миловиднее для того, кто на них смотрит, но не Пак Саран, она не знала, когда именно я смотрел на нее. Наше прощание было самым обычным, точно мы были какие-то соседи, которые случайно встретились друг другу на пути и вместе побрели в свои домашние очаги. Мы даже много не говорили в наше с ней прощанье. Пак Саран лишь подошла к своим воротам, готовая открыть дверцу, как развернулась и помахала неуверенно мне на прощанье. «Я машу Вам в ответ, » — посмеялся я, не смея ее обманывать. Я действительно махал и улыбался, точно юный мальчишка, впервые проводивший до дома свою первую любовь. ________________ *Не пытайтесь закрыть все небо ладонью (손바닥으로 하늘을 가려한다) — корейская пословица/поговорка, означающая, что бессмысленно пытаться отговариваться от правды. Она не изменится, сколько бы ее не отрицали или не игнорировали; точно так же и с небом, остающимся на месте, даже если мы закроем глаза ладонью. **Парк Ханган расположен в центре города Сеул, у реки с одноименным названием; большой по размеру парк был запланирован и устроен в 80-х годах и на данный момент состоит из 12 точек. ***Мистер Эспен — Додж Э́спен — «Dodge Aspen» — модель легкового автомобиля, выпускаемого в США с 1976 по 1980 гг.