Мои руки вечно холодные, И голову дурную оберегай. И мысли мои изворотливые, проворные Успокаивай и утешай. Разводи для меня мосты старые, Чтобы я никуда не ушел, А я буду щеки целовать впалые, Твое сердце гладить до tôle. Во всем городе развесь объявления Обо мне, отыщи, прошу! И когда найдешь, обогрей меня, Даже если опять верещу. Расцелую твои руки, запястья, Мое сердце себе забери; Оно бьется в поисках счастья, Оно бьется в преддверие любви…
┚*
Томно вздыхаю, откладывая пожелтевший лист; задумчиво делаю глоток застоявшегося за утра кофе, мысленно представляя, насколько чудесна будет играть Амура сегодняшним вечером. Джульетта, если не изменяет мне память… Сегодня она будет воплощением золотоволосой красавицы, отчего внутри у меня все сжимается, побуждая так и посетить полюбившийся мною театр; вновь просмотреть сюжет романтичной истории, где Она для меня — главный и единственный герой. Сумасшедший, какой же я сумасшедший… Но, mesdames et messieurs**, любовь и не такое может сотворить с человеком; Вам ли этого не знать. Вскакиваю, с грохотом отодвигая деревянный стул, ибо в голову мою пришло озарение! Если быть точнее: вспомнилась мне одна вещица, про которую я, как видно, совсем позабыл. Сию же секунду я накинул на себя пиджак и набросил на плечо что-то между сумкой-визитницей и барсеткой. Сегодня меня ожидала прогулка по оживленным улицам города, как бы сильно я этого не презирал. Задаетесь вопросом почему? Что же, ощущаю я себя в такие моменты, будто участников некого испытания на выносливость, где любыми способами приходиться достигнуть своей цели, но при этом ни в коем случае не взаимодействовать с посторонними людьми. По правде сказать, я прохожу через это испытание на протяжении всей жизни; стоит-ли говорить, насколько мне это осторчинело? Я быстрым шагом двигался в сторону главного в городе издательства, дабы оставить в почтовом ящике того издательского центра свое ответное письмо на одно очень важное для меня предложение. Можно сказать, от этого положения зависела моя поэтическая карьера, ее настоящее и будущее. Отчего же я не отправил письмо в городскую почту, дабы самому не расхаживать по всему Сеулу? Причина кроется в самой столичной почте, где моё ответное письмо, должно быть, завалялось бы до конца этого года, не то, чтобы конца данного мне срока на раздумья и ответ издательству. К месту, срок которого уже заканчивается следующим утром, да чтоб меня… Свежий осенний ветерок окончательно освежил меня и мою голову на обратном пути в дом. Письмо бережно покоилось в почтовом ящике в метре от дверей издательского центра, от которого, сказать вам честно, в груди моей трепещут птицы, точно сама Амура Селин стоит предо мной. Если же все пройдет успешно, то я обязательно расскажу вам все в подробностях, да распишу самыми радужными словами, какие только возможны. А пока, пока я не спеша двигался к своему дому, насыщаясь свежестью и чистотой осеннего ветра. Люди шли подле меня, позади, да по левую и правую стороны; казались такими беззаботными и одновременно загруженными. Должно быть, это все от того, что все они разные, у всех своя история, и отсюда свои собственные заботы. Особенно любо наблюдать за детьми и их молодыми родителями, как они взысканы судьбою (по крайне мере так кажется со стороны), как улыбки сверкают на юных устах, и смех раздается, одаряя слух посторонних людей. По нраву мне наблюдать и за парами: их связь особо чувствуется окружающими, мной — так точно. Нежные касания, загадочные улыбки и теплые ухаживания с мужской стороны, — наверное, это то, чего мне не хватает в мои юношеские годы. Сказать по правде, я так и норовлюсь вообразить, что подле меня идет Она, периодически одаряя меня своей улыбкой и мягким смехом; как подол ее платья развивается по ветру, а тоненькие ножки переходят в легкий бег, как только я захочу прикоснуться к плечу ее, так меня и манящего. Клянусь вам, в голове моей, об всевозможные стенки, так и бьется эхо ее смеха, отчего мне остается лишь вздохнуть полной грудью отчаяния и печали, да выдать улыбку, столь влюбленную и мечтательную. Амура Селин, отчего Вы так околдовали меня, отчего наши пути так сложно совместимы? От этого я чувствую угнетение. Не поверите, я непроизвольно свернул влево (в совершенно противоположную сторону от своего дома), хоть и планировал потешиться корейской едой под мелодичную оперу Корейского Шуберта***; опера зовется: «Повесть о Сим Чхоне»****, и люблю я это произведение до мурашек на коже! Клянусь, прослушал не менее десяти раз, ибо содержание зацепило, прямо-таки за душу зацепило! Увы, ноги понесли меня в сторону полюбившегося цветочного магазина, про который я узнал меньше двух недель назад, когда от скуки бродил по заядлым улочкам моего квартала. Удивительно, просто удивительно, на какие вещи я могу натолкнуться во время своих прогулок! Так вот, этот цветочный магазин не есть обычный; даже могу осмелиться сказать, что он один в своем роде у нас тут, в Сеуле. Вся особенность кроется в продаваемом цветке, на коем специализирован весь магазинчик. Его простая, неброская вывеска смогла завладеть моим вниманием; тогда, повторюсь, от скуки я зашел в него, шумя противными (хотелось бы мне сказать) колокольчиками на двери. Отчего же"хотелось бы»? Оттого, что колокольчике те издали, кажется, самый приятный звон, который я мог услышать за всю свою жизнь от этих наддверных колокольчиков. Все остальные, по обыденности, режут слух, а те, что в магазине загадочного цветка, — иначе, ласкают его. Что ж, зашел я в тот цветочный магазин, уже поразившийся наддверными колокольчиками, а после меня, удивленного, встретили стеллажи с до жути необычными цветами; от них не было резкого запаха по всему помещению, это мне и понравилось; к запахам я придирчив, у меня слишком тонкий слух к всевозможным ароматам. Я встал ближе к стеллажам, дабы получше разглядеть цветок, что тогда я видел впервые. Он был чудесен и, не поверите, загадочен. Я вам, кстати, уже говорил про него, когда очутился в одной комнате с моей Пак Саран. Именно этот цветок я и подарил ей в тот значимый для меня вечер. Рассматривая цветок, внимая его легкий аромат, я и не заметил продавца, что выглянул из другого стеллажа с такими же цветками; весь магазин был заполнен Эсмеральдо. Продавец, пожилой человек с густой, небольшой бородой, нахмурил такие же густые брови, так никого и не завидев в проходе. На такую реакцию я лишь улыбнулся, да и все, пожалуй; вновь вернулся к рассматриванию цветка того удивительного. Спустя неделю, перед встречей с Амурой Селин, я закал у того продавца один цветок, так сказать, на пробу. Не хотелось идти к моей любезной с пустыми руками, с одним несчастным письмом, пусть и с искренними словами. Тогда я размышлял над любым возможным презентом, который мог бы удивить, как-то отпечататься в памяти девчачьей; забавно, но в голову пришел только Эсмеральдо. Теперь же, спустя пару дней, я надумал еще раз сделать заказ в том цветочном магазине, только вот на сей раз не один цветок, а целый букет. И меня вовсе не коробит цена этого сброда редких, не пойми откуда взявшихся у нас в городе цветов; впрочем, меня волновала лишь Она, ее улыбка и чувства. Пак Саран заслуживает фургон таких букетов, и если она этого захочет, что же, я это сделаю; подарю и буду тешиться своей удовлетворенностью человека полюбившего. Немного у меня ушло времени, чтобы сделать очередной заказ: вновь записка с указанием адреса, да сверток вон для оплаты. Все это я положил на крыльцо, перед самой дверью, да постучал настойчиво, да с силой, дабы владелец наверняка услышал. И он услышал, показался через пару секунд передо мной и взял мною оставленное. Скажу вам честно, я чуть не прокололся, еле сдерживая подступивший смех, ибо густые брови старика настолько сильно сместились к переносице, что казалось, будто они сольются в одну целую. Как и в первый, и во второй раз, я уловил его удивленный взгляд, ведь он не видел меня, не видел никого, кто мог бы оставить заказ таким странным способом. Что же, это я, Чон Чонгук. Самый необычный и загадочный.***
Следующий день был более миловиднее. Причина была одна: я должен был увидеться с Пак Саран, и только эта деталь уже могла поднять мое настроение до Апогейного пика, развязать улыбку на лице и мечтательно вздыхать, лежа на кровати, вплоть до конца полдника. На столе лежала кипа листков и тетрадей: это я пытался собраться с мыслями и попробовать что-нибудь, да написать. Увы и ах, попытки были безнадежны, потому-то я и плюхнулся в постель, пахнувшую свежестью порошка; буквально вчера, на грядущий сон, я обновил одежку своей койки, дабы порадовать ее и себя. На часах пробило пять вечера. И я, встрепенувшись, подскочил со своего места, чуть ли не хлопая в ладоши, ведь точно через час я окажусь в полюбившемся месте, пусть и с незнакомыми мне людьми, но и их я уважаю сердечно. Считаю таких людей, знающие изрядно немалую цену театральному искусству, сформированными личностями; теми, кто способен удовлетворить себя чувством эстетики, утешать литературными образцами. Не случайно французский писатель Стендаль говорил: «…Искусство живет страстями. Нужно почувствовать пожирающий огонь страстей, чтобы преуспеть в нем.» И пусть я, да будь так сказано, социофоб, это не мешает мне воспринимать атмосферу и экспрессию играющего на сцене всеми фибрами души и тела. Я был там, в Национальном театре, ровно в без двадцати минут шестого. Опаздывать я не любитель, потому и вошел в зал «Хэорым» с основным потоком людей; вплоть до третьего звонка стоял у стены смирно, дабы никто не задел меня, да не потревожил свою психику. И пусть зал был небольшим, пару мест все же пустовали. Не то, чтобы меня это расстраивало, ведь актеры талантливы, а спектакль, поставленный по произведению Эдгара По «Элеонора» интересен своей трагичностью и щепетильностью до умопомрачения, но выпавшей возможностью (свободными местами) я воспользовался, и уселся на полюбившейся последний ряд, где было от силы человека пять-шесть. Сегодня Пак Саран была также невинна и бесхитростна, как и главная героиня — Элеонора. Так влюбиться в мужчину, клятвенно верить в его верность и преданность… Ах, дорогая Элеонора, отчего ты так наивна и нежна; молодое сердце, что трепетно щебечет от любви к кузену, что так трепетно верит в сказку. Я знал конец, он был печален; особенно печален для дамской части зала, мужчины же сидели, затаив дыхание, стиснув челюсть. По крайне мере, так ощущал себя я. Или, быть может, я столь сильно проникнулся сюжетом, настолько погряз в пучине смысла, заданного Эдгаром По, или же актриса — обладательница сердца моего, заставила меня вообразить, что именно с ней так обошлась судьба, что именно она столь милосердна и предана любви к главному герою рассказа. Сочувствие и, простите меня, ревность сливались во мне друг другом. Я вскочил со своего места предчувствуя конец всей истории, и как бы не желал я аплодировать актерам, запечатлеть в последний миг образ Амуры Селин, я был вынужден покинуть зал, дабы отделить гримерную комнату возлюбленной букетом цветов, что заказал я вчера днем и которые были оставлены сегодняшним утром. Отныне мне показалось, что Эсмеральда создан украшать данное место, радовать (надеюсь, что это так) чудесную Амуру Селин. Я не стал задерживаться в гримерной как в прошлый раз. Я вынужден был бежать в свою обитель, дабы не упустить то главное, зачем я вновь вернулся в это здание, дабы не спугнуть давно не объявлявшееся вдохновение. И я ушел, так и не завидев Пак Саран, так и не узрев ее реакцию на мой небольшой презент. Но вместо этого я оставил нечто иное о себе; это была небольшого размера открытка меж семи бутонов Эсмеральда. В ней я оставил пару важных для меня слов, а еще свой адрес. Не так давно я решил сблизиться с Пак Саран; и если ожидания мои оправдаются, то и мечта будет идти на пути исполнения.***
Следующее утро ликовало праздничными бликами утреннего солнца. Я был в наилучшем настроение, попивая кофе с ломтиком хлеба и маслом на нем; удовлетворенно сидел за рабочим столом, довольно любуясь видом из окна, да поглядывая на готовую работу, что лежала под боком. Вчера, вернувшись домой, я зажег свечу, опаляя комнату слабым светом. И не то, чтобы я не мог включить свет во всей комнате для более качественного освещения; зажег одну лишь свечу я для атмосферы, которая, скажу я вам, значительно сыграла на проделанной мною работе; прекрасно сочеталась со всем тем, что крутилось тогда у меня на уме. Встреча с любимой девушкой дарит мне столько энергии! Столько вдохновения и тепла, пусть и не получаю я его персонально для себя. Но мне достаточно лишь взглянуть на нее, и мой день засияет новыми красками. От мысли меланхоличной отвлек меня дверной звонок, от чего на столе деревянном чуть ли не образовалось темное пятно от кофе. Прочистив горло и отряхнув руки, я взглянул в окно. Для чего? Сам не знаю, будто это мне что-нибудь бы, да дало. Следом я отправился к двери, мгновенно заглядывая в глазок; там я узрел паренька в кепке, от чего плечи мои напряглись. — Что-то хотели? — выдал моим самым басистым голосом; только не смейтесь, уверяю, так делает каждый представитель мужского пола. — К Вам заказное письмо пришло, — услышал я через дверь, все также смотря на парня в кепке. — Так отчего же Вы не просунете его в дверную прощелину для писем? После моих слов парень за дверью взбодрился, резко наклоняясь к двери моей, после чего письмо упало мне на ноги. — Простите, я не заметил. — Ничего страшного, — я хмыкнул удивленно, — благодарю! — До свидания. Мой диалог с почтальоном подошел к концу; сказать честно, мне немного неловко говорить с людьми вот так, через дверь свою входную. Но, а что прикажете делать? Иначе и быть не может. И наклонился за письмом, прикидывая в голове от кого оно может быть. Предварительных вариантов было несколько: налоговая, какая-либо другая квитанция, или же итоговое письмо от издательства. Но все мои предположения рухнули разом, стоило мне запечатлеть имя на конверте в руках: Пак Саран. Клянусь вам, уши мои приподнялись, пусть такого и не замечал я за ними раньше; побагровели, как это я мог почувствовать. Даже сердце, словно сумасшедшее, отбивало чечетку, — настолько было неожиданно прочесть ее имя на конверте, адресованном мне. Я раскрыл его мгновенно, прямиком на ходу в свою комнату, поближе к окну и свету. Холодные руки мои раскрыли письмо, кое-было содержанием того самого конверта. Стоит ли вам зачитать его? Конечно, стоит! « Уважаемый Чон Чонгук,Со всего сердца хочу выразить свою благодарность за ваши теплые слова и подарки, кои я не один раз могла запечатлеть на столике в своей гримерной! Не знаю, какими путями Вы могли проникнуть туда или же передать кому-то столь миловидное; отчасти это меня настораживает, но спасибо Вам! Было очень приятно прочувствовать Вашу поддержку и прочесть целый ряд славных комплиментов. Впрочем, прошу Вас впредь отдавать такого рода вещи мне лично; разумеется, если на то будет Ваша прихоть. Еще раз хочу поблагодарить Вас! Таинственный цветок, что Вы оставляете мне в подарок отныне является моим любимым.
Актриса Национального театра Кореи, Пак Саран. »
_______________ *Стихотворение в главе написано моей знакомой; Юлия Курбангалеева, услышать о которой вы могли в одной из глав опубликованного мною сборника «Ru-poems». К месту, всевозможные стихи/отрывки стихов, прописанные в следующих главах, также будут являться работами Ю.К. **mesdames et messieurs (фр.) — дамы и господа. ***«Корейский Шуберт» — Ким Донджин (김동진) (1913–2009 гг.) — композитор, родившийся в уезде Аджу провинции Пхенан-Намдо, Респ. Корея. На Родине известен как «Корейский Шуберт». Ким создал свой новый жанр «Синчханак», гармонировав традиционную корейскую и западную классическую музыку. (W.) ****«Повесть о Сим Чхоне» — одна из наиболее популярных повестей в средневековой Корее. Сюжет: девушка по имени Симчхон за несколько мешков риса продает себя купцам, которые должны принести ее в жертву морскому дракону, а за рис, отданный в буддийский храм, его настоятель обещал исцелить ее слепого отца. Но страдания героини награждаются чудесным образом: она возрождается в цветке лотоса и становится королевой. Узнав о счастье дочери, прозревает и слепой отец. Разрешение всех коллизий, с помощью чудесных сил, сближает эту повесть с народной сказкой, фольклорными чертами наделена и сама героиня — добродетельная красавица, бедная сирота. Жертва Симчхон — подвиг во имя дочернего долга. Повесть утверждает, что даже обездоленный человек — такой, как Симчхон, дочь слепого бедняка, способен на выдающиеся деяния и потому достоин лучшей доли. (ЛитМир)