I will remember you

[Safetysuit - Find A Way] - Благотворительность, значит? – может, прошли сутки или двое, но ему уже лучше. И вот она рядом с ним, сидит на краешке его кровати. Принесла завтрак – какие-то фрукты. Гарри берёт, не глядя, стакан с водой. Он глазами очерчивает контур её губ, когда она говорит. Он вслушивается в каждое слово. У неё странная манера речи, иногда ему приходится обдумывать сказанное ею, чтобы понять. Раньше такого не было, но теперь она, почти незнакомая ему девушка, так много говорит ему обо всём, что заставляет его задумываться. Прошли сутки или двое, Гарри немного потерял счёт времени. Но ему всё так же нужно слышать звук её голоса. - Да…, - ему хочется что-то добавить, объяснить, сказать, что, на самом деле, для него это действительно больше, чем благотворительность, словно бы оправдать себя, хоть он и сам не знает, за что. Но он замолкает и жадно пьёт. Она всегда смотрит на него практически в упор, но нельзя сказать, что «пялится». Это какой-то необъяснимый взгляд, который словно видит всё насквозь, немного насмешливый и одновременно извиняющийся за эту насмешливость. И словно понимающий, ласковый. Он ещё ни разу не видел, чтобы она улыбалась губами, но когда она что-то говорит ему, её глаза так светятся, словно она улыбается ими. - Вы молодцы, на самом деле, - она отводит взгляд всего на мгновение, а Гарри кажется, что в это время её лицо искажается гримасой пренебрежения. Ещё бы, приехали какие-то звёздные мальчики, наверняка всё только ради пиара, а самим им просто наплевать. Он уверен, что она подумала именно об этом, и ему становится словно физически больно смотреть ей в глаза, когда она опять поворачивается к нему лицом. У неё очень ясный, искренний взгляд. Кажется, если бы он мог сосредоточиться, наловчиться, приглядеться, то он был прочёл ответ, увидел множество несказанных слов, словно целый пласт наложенных друг на друга букв и слогов кольцом слагался вокруг её радужки. Ему кажется, до того, как осмелиться взглянуть в её глаза сейчас, он и не представлял, что такое боль. - Я понимаю, эти пожертвования – всего лишь деньги, этим нельзя… нельзя по-настоящему поддержать, наверное,… помочь им всем, - он и сам не осознавал, зачем говорит это. Но даже если в глубине души она презирает его, даже если сейчас она скажет ему это в лицо, даже если эти слова (а Гарри знал, что так и будет) окажутся самым худшим, что он слышал в своей жизни, - он всё равно будто бы жадно пытался поймать каждое мельчайшее изменение, каждую интонацию, всё, что было связано с ней. Он ждал, что она заговорит снова. - Ты ничего не понимаешь, если так говоришь, - на миг один уголок её губ приподнимается, но Гарри моргает, и спустя секунду снова видит, что она просто умиротворённо смотрит на него. – Эти деньги смогут помочь сотне людей. Сотням. Поэтому то, что вы делаете, - здорово, - она чуть кивает головой, словно желая подчеркнуть одобрение. И это похоже на холодную морскую волну в знойной пустыне, похоже на солнечный взрыв в ночной темноте, похоже, что на какое-то мгновение он забывает вдыхать, но всё равно продолжает дышать и различает, кажется, каждую ресничку её глаз и видит, как вздымается равномерно её грудь, как волосы ровными прядями падают на плечи; видит очерченную линию её тонкой шеи, изгибы ключиц, проглядывающие, потому что она расстегнула две верхние пуговицы лёгкой льняной белой рубашки; её губы, которые словно алеют всё больше с каждым новым словом, слетающим с них. Гарри очень жалеет, что не может сфотографировать её прямо сейчас, - такую прекрасную, наполненную светом. Сидящую совсем рядом с ним, так близко, что хочется дотронуться, - просто чтобы поверить, что он точно не спит. Даже солнечные лучи словно боятся прикоснуться к её лицу, а только бликами пробегают иногда по коже, робко и не смея задержаться дольше, чем на долю секунды, будто боясь оставить нечаянный ожог. Она просто смотрит на Гарри, ничего не говоря, и кажется ему воздухом, небом, вселенной. Всем. - Я бы хотел сделать большее, если бы только была возможность, - он бы хотел сделать всё, что в его силах, и даже больше; даже если бы это уничтожило его, он бы сделал всё. Пусть она знает, пусть хотя бы сможет предположить, что в нём есть что-то хорошее. На мнение большинства девушек, приходивших в его жизнь и уходивших из неё, ему было откровенно наплевать; шли дни, планета вращалась вокруг своей оси, а Гарри казалось, что мир на самом деле вертится вокруг него, потому что так и должно было быть. А теперь он и не мог представить, что есть кто-то, кроме неё. - Ну, для начала ты бы мог больше не стоять часами на солнцепёке, потому что, знаешь ли, это несколько тормозит процесс работы, - луч солнца ложится на её щёку, игриво падает ниже, сверкая в волосах. Гарри и сам не замечает, как улыбается, так легко и словно с облегчением. Лишь едва заметной тенью на его лице мелькает странное выражение будто бы печали, но его улыбка выходит действительно искренней, он тихо отвечает: - Хорошо, я буду иметь ввиду, - он замечает, какие у неё тонкие и красивые пальцы, как они спокойно лежат на её загорелых ногах, какой мягкой кажется её кожа. – Тебе, наверное, и так забот хватает, чтобы ещё меня к жизни возвращать, - парень чувствует себя виноватым, и ему просто хочется, чтобы она это знала, чтобы поняла, как он не хотел осложнять её жизнь. Насколько ему меньше всего хотелось бы этого. - Люди погибают здесь довольно часто, постепенно к такому адаптируешься, - она мгновенно становится серьёзной, но её голос сохраняет некую мягкость, похожую на… доверие? Гарри хочется, чтобы она ему доверяла. – Учишься выживать – и понимать, что не можешь помочь всем и каждому, увы. Просто не можешь, - она отводит взгляд на миг, и всё внутри парня сжимается, - настолько неприятна ему одна мысль о том, что эта прекрасная девушка может грустить. Но она, однако, быстро поднимает глаза. – Поэтому, как говорится, не стоит спасать мир, - спаси хотя бы одного человека*, - и внутри Гарри всё снова теплеет. Может, в этом и суть? В том, что она не просто помогла ему прийти в себя, но и привнесла что-то большое? Привносит? Прямо сейчас, в эту минуту – и всегда, каждый миг, когда она рядом с ним. Когда смотрит на него взглядом широко распахнутых глаз, когда так мягко и спокойно говорит о вещах, которые так легко отпечатываются в его памяти. Которые оставляют столько вопросов. Которые заставляют думать всё больше и больше. Думать обо всём – и о ней, безусловно, о ней, несомненно… - Я смотрю, тебе уже заметно полегчало, - голос Лиама кажется одновременно чужим, нежданным, но словно отрезвляющим. Гарри внезапно понимает – ведь прошли всего сутки, какие-то двадцать четыре часа с хвостиком. Он улыбается, нехотя переводя взгляд на друга, - и замечает в дверном проёме Найла в компании темнокожих ребятишек, один из которых прижимается к блондину и с застенчивой, но заинтересованной улыбкой смотрит на Гарри. - Мы тут с компанией, - и они все очень хотят потрогать твои татуировки, - Пейн смеётся, и его глаза, обрамлённые при смехе лучистыми морщинками, напоминают кудрявому о том, какового это, - быть в центре всего здесь происходящего, вызывать радость на лицах этих детей. – Ну и, возможно, твои кудряхи им тоже придутся по вкусу, но это я тебе чисто как друг по секрету говорю, - Лиам подмигивает ему, в то время как Хорана резвая толпа уносит куда-то за пределы видимости Гарри. Тот замечает краем глаза, что девушка встаёт, - она поправляет рубашку, кивает приветливо Пейну, он с тёплой вежливостью благодарит её: - Спасибо, что подняла нашего парня на ноги. Пожалуй, он теперь ещё бодрее, чем прежде! – и Гарри хочется добавить, что Лиам даже не представляет, насколько он прав. Насколько всё, что было «прежде», потеряло своё значение всего за какой-то день, пусть и половину его он едва ли вспомнит. Но всё теперь изменилось, - и он это чувствовал, он это знал, – окончательно и бесповоротно. - Пойдём, Хазз, дела не ждут! – хохоча, Пейн приподнимает за руки одного из оставшихся рядом с ним мальчишек, раскачивая его, - тот заливисто смеётся, обнажая оба ряда белоснежных маленьких зубов. И несмотря на бедность вокруг него, несмотря на потершуюся футболочку и штаны, которые вот-вот станут ему малы, этот улыбающийся мальчишка кажется невероятно счастливым, и Гарри сам не может сдержать улыбки. И перед тем, как последовать за резво убежавшей мини-компанией, он оглядывается – чтобы ещё раз коснуться взглядом её лица, пока она, отвернувшись, с полуулыбкой, едва заметной, но так тепло греющей кудрявого, осторожно поправляет покрывало на постели, даже не подозревая, что он остановился у дверях, глядя на неё. Спустя секунду, когда она, словно по запоздавшему наитию, посмотрит туда, - его уже не будет, и она и не узнает, возможно, что он там был. Но всё это теряет значение, потому что то, что на самом деле важно, останется в мыслях Гарри и будет с ним, куда бы и когда бы он ни уходил теперь. Просто когда он с ней, он слышит биение собственного сердца. Он слушает – слушает её и слышит весь мир, открывающийся перед ним. Он видит столько, сколько и не мог вообразить, и ему хочется множества вещей. Но больше всего на свете он хочет, чтобы она не уходила. И не переставала с ним говорить. И смотреть на него. И быть с ним. ================================================================= ~ *** ~ [Radiohead - Exit Music (For A Film)] - Какого чёрта, Стайлс? Ты сдурел?! Брось эту дрянь сейчас же, слышишь меня! – Луи вырывает сигарету из его рук, лицо Томлинсона раскраснелось от гнева, волосы взъерошены, он подходит всё ближе, несмотря на мягкие попытки Пейна удержать его на месте. Гарри смотрит на него в упор, но словно ничего не видит. Он только чувствует, что ему холодно. Ему всегда холодно, даже когда он дома стоит под чудом не кипящей от высокой температуры струёй воды в душе, даже когда он пытается завернуться в одеяло, чтобы хоть как-то поспать. Даже сейчас, в каком-то душном помещении, кажется, клуба. Кругом всё те же толпы людей, шумно, дымно, сумрачно. Не говоря ни слова, он достаёт ещё одну сигарету, - и Луи вскипает мгновенно: - Что ты творишь, зачем ты это делаешь?! – вырываясь вперёд, он вдруг толкает Гарри в плечо. По неизвестному, но явно существующему договору между системой координации тела Стайлса и земным притяжением Гарри остаётся стоять на месте, практически не шелохнувшись. - Мы же хотим помочь, чёрт возьми! Спасти тебя, понимаешь ты или нет?! – Томлинсон пытается кричать, но кто-то словно нарочно прибавляет громкости, и музыка заглатывает слова каким-то дёргающимся битом. Кудрявый видит перед собой злое, перекошенное от эмоций лицо, - он понимает, что это его друг, и что-то на задворках разума подсказывает, что Луи, наверное, действительно хочет, как лучше. Но чем больше он говорит, чем больше обрывков фраз долетают до Стайлса, тем хуже становится последнему, - в горле сохнет, а внутри стучит ускоряющимся темпом, обгоняющим ритм музыки. Не зная, зачем, для чего, почему, но Гарри просто толкает Томлинсона в ответ. Сильно, прямо в грудь, а затем, сделав ещё шаг вперёд, толкает снова. Уже с вызовом, грубо, напористо, хотя единственное, чего ему хочется, - чтобы его оставили в покое. Чтобы все они ушли, исчезли, не трогали его, ничего не говорили ему. Чтобы в этих словах не было того, что беспощадно разгребает ворох воспоминаний, словно вилами расцарапывая всё в голове до неописуемой боли. - Я не просил ни о чём, - хрипло бросает Стайлс, не осознавая, зачем он говорит это и как ещё держится на ногах, потому что алкоголя в его крови уже настолько много, что вся эта грязь грозит подняться к горлу омерзительной тошнотой. Он начинает чаще моргать, но ему кажется, что между тем, как он опускает веки и поднимает, каждый раз проходит не меньше пары минут. Кадры как-то расплывчато остаются в его памяти. Он замечает, что Луи хочет рвануться вперёд, но прежде чем он делает шаг, рука Лиама ложится ему на живот, останавливая. Кажется, Пейн, повернувшись к Гарри спиной, что-то говорит другу. Кудрявый не знает, как так вышло, что Лиам оказался здесь. Но, видимо, он пришёл не один, потому что взгляд тёмных глаз, пронзающий осуждением, судя по всему, принадлежит Зейну, хоть и Стайлс никак не может сосредоточиться, чтобы определить, куда смотреть в ответ. Всё в какой-то момент смешивается в комок грохота, рвотного запаха, давящего мелькания света. Всё, и раньше не имевшее больше никакого значения, теряет его вновь. Гарри выбирается из этой суматохи слов и движений незамеченным. Отходит пьяно, пошатываясь, потому что пьёт он теперь всегда. Под руку попадается дверь, ноги переступают пороги, идут по ступенькам куда-то вверх. Он выходит на крышу. Ночной воздух, тишина, щелчок зажигалки. Он сглатывает и сухими губами обхватывает сигарету, пуская глубоко внутрь тяжёлую густоту никотина, заполняющего лёгкие. Ему не хочется вспоминать ничего, и Стайлс думает, как было бы здорово найти способ забыть и только что случившееся. Забыть вообще в.с.ё. Потому что спасать надо того, кто хочет быть спасённым, а Гарри тонул в этом дерьме по собственной воле. Он не плыл, не цеплялся ни за какие шансы выжить. Он шёл ко дну. И продолжал жадно втягивать дым, закрывая глаза. ------------------------------------------------------- * «Не стоит спасать мир, спасите хотя бы одного человека» © Буковски