На огненной колеснице

Таня ударила кулаком в стену так, что на костяшках появилась кровь. — Вы не можете… — прошептала она и стыдливо сжала губы, опираясь на стену рукой. Мягкий мужской голос прервал её лихорадочное шептание. — Татьяна, тебе не о чем беспокоиться, Драконбол никуда не денется, нужно готовится к выпуску. — Но это же единственное, что у меня есть. — Таковы правила, мы не делаем исключений. — Низкий старичок прошелся вдоль кабинета и остановился у окна. — Сможешь вернутся к нему после магспирантуры. — Тогда тоже будет не время, — фыркнула она. Откуда ему знать, что она останется здесь еще на три года магпирантуры? Чтобы он окончательно закрутил гайки и привязал её к себе? Таня будто странное зелье, где намешали обиду и постепенно пытались перекрыть благодарностью. — Вы вообще мне хоть какое-то время отвели? — Милая, все время, что тебе отвел древнир, оно все твое. И я хочу, чтобы вы хорошо подготовились к выпускным экзаменам, не отвлекаясь, — голос звучал глухо и холодно, так, что теплым июньским днем по спине девушки побежали мурашки и кончики пальцев холодели. Слова не вязались с интонацией, но Гроттер кивала. Таня повернулась к нему и окинула полутемный кабинет взглядом и уткнулась в портрет директора над столом. В клетке безудержно бились темные книги, так же, как стучало её сердце. Портрет был теплый, лучезарная улыбка и румяные щечки ярко блестели, а пугающие глаза приковывали взгляд. — Я понимаю.

***

Гроттер сидела на полу и терла влажной салфеткой корпус контрабаса. Занятие было бесполезным, потому что инструмент блестел, не видевший света уже пару месяцев, не сталкивался с песком на поле, не чувствовал капель дождя. Напротив девушки стояла у зеркала её соседка и сжимала в руках свою ляшку, измеряя её толщину кольцом из ладоней. Не соприкасается — значит, пора худеть. Пальцы соприкасались, и с довольным цоканьем девушка отвернулась от зеркала. Таня взглянула на нее, стоящую перед ней в одном белье. Гробыню она узнала в первый же день появления в Тибидохсе и ничего общего с той двенадцатилеткой у это девушки не было. Склепова постаралась над собой. Некоторым суждено родится идеальными куклами, например, Лотковой. Склепова не кукла. Не пошлая, несмотря на вызывающие наряды, не глупая. Другая. Как сейчас говорят, сделала себя сама. Гроттер отложила контрабас и встала с пола. Её фигура была скрыта за мешковатой одеждой. Чтобы с достоинством носить свое тело нужно быть Склеповой. Гробкой она не была ни пару лет назад, ни сейчас. Хоть в её глазах горел соблазнительный огонь, и фигура как у любой драконболистки была подтянута (никто никогда не мешал ей здраво оценивать свои внешние данные), секс был спрятан глубоко. А Склепова — один большой соблазн. Вот так и жили в комнате две противоположности. Из схожести только это место. — Почему учебный год должен начинаться с Горгоновой? — Гробыня натянула форменную плиссированную юбку, белую рубашку заправила в нее и всунула ноги в сапожки на каблуке. — Сиротка, ты бы переоделась. — У этого действия коэффицент полезного действия ноль, — фыркнула Гроттерша. — Тем более, не хочу, чтобы новенькие увидели мое белье в первый же день. — Еще один повод, — темная расчесала длинные чернильные волосы. Пшикнулась дорогими духами, которые ей подарил один из её поклонников, и, закинув сумочку на плечо, облокотилась на дверь. — Хотя… там девка, рыжий и шрамированный, так что можешь не волноваться. Таня закатила глаза.

***

Гарри чувствовал холод кончиками пальцев. Кабинет был полутемный и жутко холодный. Весь Тибидохс таким был, сейчас его насквозь продувало холодными, коварными и совсем не летними ветрами. Если бы англичане не топили свои комнаты, то нигде от этого холода не скрылись бы. — Грот­тер, опять без фор­мы, — прозвучал высокий и строгий голос. Таня промолчала. Из первого их разговора он понял, что молчать она умеет, и понял так же, насколько он ценит это качество в людях. — Ты на­рыва­ешь­ся на неп­ри­ят­ности в пер­вый же день… — Ду­ракам за­кон не пи­сан, — про­из­несла Гро­быня, сто­яв­шая в са­мом пер­вом ря­ду. Все дей­стви­тель­но бы­ли в ос­ле­питель­ной но­вой фор­ме — бе­лые выг­ла­жен­ные ру­баш­ки, под­тяжки, у де­вушек бы­ли плис­си­рован­ные юбки, у пар­ней — нем­но­го за­ужен­ные к ни­зу брю­ки и у не­кото­рых гал­сту­ки. У Ва­лял­ки­на под ру­баш­кой точ­но бы­ла его жел­тая фут­болка. И толь­ко Грот­тер не­из­менно бы­ла в сво­их джин­сах и сви­тере. Гарри отвел от неё взгляд, пока что она казалась ему темной лошадкой среди светлых. Гарри не мог описать это словами, просто рядом с ней чувствовался горький привкус на губах, и дыхание замирало. И ты беспомощен и глуп, к тому же. Горогонова прошлась перед ними. Походка у нее была стойкая, каждый шаг она будто вымеряла. Змейки её немного шипели и рассматривали новоприбывших с таким же интересом как их хозяйка. Было в ней что-то устрашающее, дело даже не в пресмыкающихся в её волосах и не в узких змеиных зрачках (а это не вызывало никаких приятных ассоциаций). Странное отношение складывалась ко всем, не было этой простоты и прямоты, как раньше — вот Макгонагалл требовательная и справедливая, Флитфик — смешной и разговорчивый, Хагрид — нескладный, но бесконечно добрый, Снегг… с ним все не так просто, но как профессор он точно был придирчивым и скрытным. — Вы­ходи сю­да, — махнула доцент рукой Гроттер. Таня умоляюще посмотрела на женщину. Но та одним неприклонным взглядом показала свое желание видеть её рядом с собой. — Грот­тер выс­ту­пит в ка­чес­тве при­мера. — Или гру­ши, — фыр­кну­ла Та­ня. Грот­терша все еще сто­яла ря­дом с Гор­го­новой. Пос­ледняя обош­ла свою уче­ницу и приб­ли­зилась к гос­тям. — Я Медузия Зевсовна, доцент, и научу вас правильно вести бой с вашим противником. Как пользоваться палочкой или кольцом вас научит академик Сарданапал, я же поведаю, как пользоваться вашим телом как основным оружием. Гарри отвелкся на свои мысли о том, насколько учат их управлять своим телом и что за странный урок. Типа боевых искусств? В этом есть смысл, но тот ли преследуют в Тибидохсе. Он пропустил монолог учительницы и увидел, как над Таниной головой рассыпался сноп искр. — Нанести удар там, где его не ожидают! — Горгонова взмахнула своим изящным кольцом из серебра, и Таня только и успела увернуться, как огромный книжный шкаф приземлился рядом с ней, чуть не придавив целиком, книги все рассыпались по полу, одна Гроттер стояла, и пыталась слизать кровь. Одна из книг расшибла ей губу. Теперь весь свитер был в каплях. Горгонова снова взмахнула кольцом, все вернулось на прежнее место: шкаф встал у стены, книги приземлились на полки, только у Гроттер все еще шла кровь. — Тре­тий прин­цип, ка­кой он, Грот­тер? — Хо­рошие со­юз­ни­ки и про­даж­ные про­тив­ни­ки. — Та­ня вытерла краем свитера губы.  — Пош­ло. Отбросим предрассудки, — Гор­го­нова про­каш­ля­лась. — Просто, но вы должны помнить: есть вы и ваш противник, и вам во чтобы то ни стало нужно победить. У вас нет ни пола, ни возраста. Вы видите свои преимущества и преимущества партнера, здраво их оцениваете и думаете, как обыграть, найти слабые стороны, найти нужный момент и нанести нужный удар. Гроттер проскользнула на свое место и села рядом с Ванькой, который протянул ей платок, она отказалась от него и начала сверлить взглядом парту перед собой. Урок закончился совсем скоро. Зу­боде­риха ока­залась низ­кой пол­ной жен­щи­ной в стран­ных оч­ках. Она до­ходи­ла пар­ням до пояса. Учи­тель­ни­ца дер­жа­ла в ру­ках кни­гу, на го­лове у нее был по­вязан цве­тас­тый пла­ток, на ней бы­ло нес­коль­ко коф­то­чек и ша­лей и по­ходи­ла она на потолстевшую Трел­ло­ни. — Что-то вроде урока этикета… — расплывчато объяснила Гроттер. — У ан­гли­чан нет проб­лем с эти­кетом, — ед­ко за­мети­ла Гроб­ка. — За­то у те­бя есть, — вто­рила ей Та­ня. А еще у нее была огромная гардеробная. Точнее, у Тибидохса была огромная гардеробная. По сте­нам спус­кался фа­тин, кое-где сто­яли удоб­ные крес­ла и ди­ваны, и вез­де ви­сели зер­ка­ла. Аб­со­лют­ный рай. А на вешалках красовались миллионы нарядов: от пышных платьев конца семнадцатого века до обычных однотонных свитеров. Гарри и его друг Рон Уизли оказались в глубине гардероба где-то среди платьев девятнадцатого века, и рыжий не упускал, кажется, ни одного, каждое удостаивалось его прикосновения. Поттер упал на диванчик, обитый бархатом. — Что-то здесь не так, — буркнул Гарри. Рон обернулся к нему, натягивая себе на голову странную трёхъярусную шляпку. — Все как-то странно. — А чего ты ожидал? — пробормотал Уизли. — Ты же хотел не в Хогвартс, вот тебе не Хогвартс. — Нет уже того, Хогвартса, в который мы попали в одиннадцать. — Нам уже давно не одиннадцать. А Хогвартс восстановят через месяц и мы вернемся домой. Гарри картинно закатил глаза. — Это больше не дом, — сгусток боли скрутился внутри живота. — Этот переезд — просто глупая попытка отодвинуть неизбежное. Дамблдор думает, что помогает нам, а помогает лишь себе. — Меньше перед глазами у него маячишь — меньше чувства вины. — Я его не виню. — Гарри зарылся руками в волосы. — Я бы тоже сделал все, чтобы избавится от напоминания о войне, только для этого нужно стереть мне память. — Смена обстановки помогает. — Рон развернулся к нему и отошел от розового платья в кружеве и рюшах. — Дамблдор не зря выбрал это место, что-то тут не так, — повторился Поттер. Рон сжал губы и сдержанно покачал головой. Была в его взгляде похожая надломленность, но больную рану Поттер ковырял прямо у него на глазах. Уизли качался туда сюда на носках и молчал. — Пойдем отсюда, — пробормотал он. — Пожалуйста. Гарри поднял на него глаза и сжал губы. «Прости», — одними губами произнес он. — Заткнись, — буркнул Рон. Гарри поднялся, поправил волосы и зашагал за рыжим вдоль платьев, которые постепенно молодели, и скоро оказались в раю костюмов стиляг. Из-под пышной розовой юбки вылезла непышная фигурка и встала на ноги отряхнув, с широких джинсов блестки, осыпающие полы в гардеробной. Девушка поправила на затылке рыжий хвост, съехавший вниз, и покачала головой. Услышанный разговор, свидетелем которого она точно не должна была быть, отложился и теперь гулом отдавался в её голове. Она не любила уроки Зубодерихи, все эти бесконечные переодевания, танцы и глупые смешки, и поэтому пряталась среди платьев, где, лежа под юбкой, представляла вместо подъюбника звездное небо. И так с первого курса. «Что-то тут не так!» — это была её первая мысль в этом холодном замке. Спустя неделю и даже год она не покидала девушку. Сейчас, разобравшись во многом и вытащив себя из наивного детства за уши, девушка до сих пор думала: «Что-то не так!». Теперь уже внутри нее.