ID работы: 8369389

Украденная жизнь

Гет
NC-17
Завершён
158
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
123 страницы, 15 частей
Описание:
Примечания:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
158 Нравится 143 Отзывы 35 В сборник Скачать

Вирус

Настройки текста
— Нет нужды держать ее за руку, — произнес голос Прайса совсем близко. — Она ничего не чувствует.  — Займись делом, — отозвался Роман еще ближе. — Я обещал ей, что на этот раз все быстро закончится.  — Не уверен…  — Тем хуже для тебя.  — Что тут у нас, Винтер? Мгм, — бормотал доктор, время от времени умолкая, иногда надолго. — М-мгм… Вот как. Ну что же, ожидаемо.  — Что там?  — Там, Роман, ничего хорошего. Видишь области, выделенные красным? Здесь и здесь. Миндалевидное тело мозга. В частности, оно отвечает за формирование эмоциональной памяти, особенно на комплексы сигналов, предшествующих опасности. Говоря проще, это «центр страха».  — Ну?  — Это пораженная область, перегруженная. Сейчас она находится в состоянии покоя, но обрати внимание на монитор, когда я верну Винтер в сознание. Думаю, зрелище покажется тебе интересным.  — Дай мне это, я сам взгляну, — потребовал Роман. Что-то зашуршало, послышались шаги, потом возглас доктора: «Что ты делаешь? Сядь!», и Роман вновь заговорил, громче, чем прежде. — Ты вырядился в эти штуки и наверняка читаешь ее мысли, но не говоришь мне ни хрена конкретного!  — Сядь и успокойся, Роман! Тебе не нужны датчики, чтобы проникнуть в сознание Винтер. И я уже говорил, чем это чревато. Память — это код, как и любая информация. Требуется время, чтобы его прочесть. Пока я выяснил только одно — миндалевидное тело ее мозга проявляет ненормальную для психически здорового человека активность.  — Ты сказал «ожидаемо». Что ожидаемо?  — Я знал, что такой момент наступит и предупреждал тебя об этом. Если ты твердо решил заразить Винтер упыризмом — дольше ждать опасно. Когда у нее начнется психоз, трюк с вирусом станет бессмысленным — мы получим упыря с неизлечимой формой психоза, и это в случае успеха. Вновь зазвучали шаги, затем стекло дробно зазвенело о стекло, что-то жидкое полилось в какую-то емкость и наполнило ее. В наступившей тишине я расслышала глотки.  — Действуй, — сказал Роман. — Ты верещал по телефону, едва не писаясь от счастья, что нашел что-то. Вперед. Помоги ей.  — Находят потерянные ключи, Роман. Ученые, да будет тебе известно, создают.  — Мне насрать. Лишь бы эта штука сработала. К делу.  — Я разработал систему инъекций на основе токсина — твоего токсина — и вспомогательных веществ. Довольно редких и дорогих веществ. Часть из них — запрещены.  — Что тебе нужно? Деньги? Не проблема.  — Мне не нужны деньги. Мне нужно, чтобы ты понял, что препарат уникален и второй попытки не будет.  — Я готов.  — Ты должен быть полностью уверен.  — Ты ждешь, что я проору это тебе в ухо, чертов гомик? Пока мы трещим как две сраные сплетницы, Винтер лежит без сознания! Ей это не нравится, ей плохо, ты догоняешь? И она больна. Похороны Оливии ее добили, а я добавил. Сука! — взревел Роман и стекло грохнуло о стену. — Что бы я ни делал — Винни становится хуже. Думал, постепенно приучу ее к тому, что не опасен. Не подходил слишком близко, не касался ее, избегал в разговорах всего, что могло бы ее напугать. Думал, после похорон утрясется… Черт… — крик сломался, перешел с болезненный стон, а затем и в вой, отчаянный, прерываемый всхлипами.  — Роман…  — Я не хотел этого для нее, понял? Не хотел, Прайс! А теперь поздно! Если у меня один шанс на миллион помочь ей, я собираюсь им воспользоваться. И он выгорит, мать его, во что бы то ни стало. Я сломал Винтер, но не потеряю!  — Выпей еще. Сбитое дыхание и звон стекла звучали еще некоторое время, потом щелкнула зажигалка и стало тише.  — Здесь нельзя курить, — осторожно заметил доктор. — Впрочем, ладно. Итак, инъекции. Их три. У каждой своя область воздействия, я строго определил их порядок и дозировку, дабы минимизировать ущерб для здоровья Винтер на каждом этапе. Первый и самый сильный удар придется на лимбическую систему и лобные доли головного мозга. Состояние Винни временно ухудшится — боюсь, этого не избежать. Исходя из сегодняшней картины, вероятнее всего, выявится нечто схожее с шизофренией.  — Что? — ахнул Роман.  — Галлюцинации однозначно, возможно бред, подозрительность, в худшем варианте — нарушения речи, социальная дисфункция, но будем надеяться, до этого не дойдет. Вне зависимости от симптоматики — не паникуй. Вторая инъекция стабилизирует ситуацию. Проблема только в том, что между первой и второй инъекцией нужно выждать не менее трех дней. В эти три дня ты будешь нужен Винтер, как никогда. Оберегай ее от себя самой и старайся сглаживать углы. Не указывай ей на то, что она больна. В иных случаях лучше подыграть. Как только Винтер почувствует, будто с ней что-то не так — болезнь обострится.  — То есть, по твоему, она может не почувствовать? Она будет галлюцинировать и бредить, Прайс!  — Большинство шизофреников отрицают, что они больны, особенно поначалу. И помни — никаких внушений. На случай панических атак я прописал ей кое-какие седативные препараты и антидепрессанты. Не поможет — вези ко мне… Если ты напуган, я могу поместить Винтер в стационар. Но полагаю, потом тебе будет сложно объяснить ей, как она оказалась в лечебнице.  — Иди в жопу! Ни в какую лечебницу я ее не отпущу. Мы справимся.  — Затем вторая инъекция. Психическое состояние Винни придет в относительную норму. Если нам повезет — ей станет намного лучше, чем сейчас, за счет сильных нейролептиков. Вирус распространится в ее организме и начнет проявляться. Возникнут… Ммм… Определенные повадки.  — Это какие?  — Характерные упырям. Конкретно тебе, учитывая, что это твой яд.  — У нее появится голод?  — На этой стадии она все еще останется человеком, так что нет и не вздумай кормить ее нутриентом. Но некоторое… влечение к крови, она, разумеется, ощутит. Кроме того, Винтер уже не будет подвержена внушению и не исключено, что научится внушать сама. Теперь главное: вирус крайне неустойчив, именно поэтому носитель не может передать его ни через укус, ни через обмен жидкостями, вообще ни одним известным способом, кроме вертикального — от родителя к потомству. Вирус в теле Винтер будет медленно ослабевать, пока окончательно не уничтожится иммунной системой спустя примерно полгода. Пик жизнеспособности вируса наступит через два-три месяца после его введения, и тогда мы прибегнем к третьей инъекции.  — А если не прибегнем? Винни станет лучше после второго укола, я правильно понял? Так зачем третий?  — Ты понял правильно. Думаю, пару месяцев она будет стабильна. Но, к сожалению, вместе с вирусом сойдет на нет все, чего мы успеем добиться двумя инъекциями — Винтер вернется к своему теперешнему состоянию. Возобновятся панические атаки, на фоне усталости и стресса от нашего «лечения» у нее быстро разовьется полноценный психоз. Не могу точно спрогнозировать диагноз, но исходя из того, что я вижу сейчас, предполагаю целый ряд фундаментальных расстройств мышления и восприятия. Видишь ли, официальной науке неизвестны случаи продолжительной гипнотической амнезии с осложнениями, вызванными постоянным воздействием на сознание извне.  — Значит, будет третий укол. И что потом? Винни станет такой как я?  — Третья инъекция должна помочь вирусу укорениться в структуре ДНК и стать неизлечимым. Речь идет о дальнейших физических трансформациях внутренних органов. Долгий ли это процесс — сказать сложно, но думаю, Винтер придется пролежать как минимум пару недель в искусственной коме под моим наблюдением.  — Зачем? Почему не дома, под моим наблюдением?  — Чтобы не умереть от болевого шока. За оглушительным ругательством последовал рык и несколько ударов о стену. Возможно, кулаком.  — Я не дам ей умереть, Роман.  — Не верю, что я соглашаюсь на это — задыхаясь, ответил он и застонал от боли. — Когда мы должны начать?  — Лучше в самые ближайшие дни. Если тебе нужно время подумать…  — О чем? По-твоему, я позволю Винтер окончательно сойти с ума и запру в клинике, где ей все равно не помогут? До конца жизни? Я не отдам ее. Ни здоровую, ни больную, ясно? Коли эти сраные уколы!  — Я могу ввести препарат прямо сейчас, пока она без сознания.  — Вот дерьмо… Валяй, если все готово. Приглушенный топот, мягкий щелчок двери, голоса, шелест бумаги, стеклянный звон и еще множество звуков, природу которых я не могла распознать — лились в уши нестройной мелодией. Время давно остановилось, а может быть, все еще шло. Меня окружали люди, но не исключено, что я была одна. Я крепко спала, но может статься, что умерла или вовсе никогда не жила раньше. — Малышка, — позвал голос Романа. — Она очнется через несколько минут, — ответил ему доктор Прайс. — Помнишь, что я говорил о миндалевидном теле? Смотри. — Как заставить ее чувствовать себя в безопасности, если она боится меня? — вопрос прозвучал тихой скороговоркой, заданный в последний момент, но явно давно зрел и тревожил. — Уж точно не тем способом, что ты избрал после смерти Оливии. Конечно, Винтер боится, как и любое разумное существо поблизости от хищника высшего порядка. Но кроме подсознательного «я» есть и сознательное. Ты ее партнер, или как это сейчас принято называть? Ты нужен ей. Отталкивайся от этого, — подсказал доктор с непривычной для своего голоса вкрадчивой мягкостью. Что-то теплое легонько заскользило по лбу и волосам. Кто-то склонился надо мной и поток воздуха овеял кожу едва ощутимой прохладой. Во рту стало горько и голова казалась очень тяжелой. Чашка кофе, выпитая утром, обожгла горло и попросилась наружу. Едва проморгавшись от яркого света, я осторожно обернулась к Роману и поморщилась: двигаться сейчас еще больнее, чем думать. Но его голос — точно его, и ладонь, что накрыла макушку и гладит по лбу большим пальцем — тоже его. Он рядом, это хорошо. Его взгляд был направлен в сторону, где на экране крутилось нечто, похожее на объемное изображение человеческого мозга, и я посмотрела туда же. Как красиво! Части изображения одна за другой загорались разными цветами, а кое-какие их даже меняли: две маленькие овальные детальки, изначально подсвеченные красным, уже потемнели до бордового, коричневого, а затем сделались густо-черными. Инстинктивно потянув руки к вискам, где эти детальки, наверное, должны быть, я промахнулась: непослушные пальцы пересеклись над головой, потом ткнулись в лоб, а потом нащупали присоски над ушами.  — Я помогу, Винтер. С фирменной любезной улыбкой и сосредоточенным бесстрастным взглядом лицо Прайса осталось непроницаемым. Хотелось узнать, как прошла процедура и все ли в порядке, но язык пока не чувствовался во рту. Доктор без труда освободил мою голову от датчиков и проводков, и поспешил вернуться за стол к каким-то записям.  — Поговорим, когда отдохнешь, — пообещал Роман. Поймав мои пальцы, бесцельно скребущие висок, он успокоительно сжал их своими и поднес к губам. С внешней стороны фаланги его пальцев багровели, явно намереваясь покрыться гематомами, а костяшки местами были разодраны в кровь, но кажется, он этого не замечал или попросту забыл. Округлив глаза, я нервно сглотнула и с новыми силами попробовала заговорить:  — Мммнн…  — А, это? — беспечно отмахнулся он, мельком взглянув на ушибы. — Стены здесь стремные. Я ровнял их, пока ты спала. Хочешь на ручки? Я отнесу тебя в машину, мы уезжаем. Или ей нужно размяться? — обратился Роман уже к доктору.  — Отнеси ее. Дома пусть выспится и плотно поест. Слабость пройдет. До встречи, Винтер. Пошутил Роман или всерьез успел с кем-то подраться — я так и не поняла, но в целом он выглядел невредимым, Прайс тоже, а беспокоиться о ком-то, кого я не знаю — почему-то очень, очень больно. Господи, моя голова сейчас вздуется, как попкорн в микроволновке. Машинально обняв Романа за шею, когда он наклонился, я ощутила, как взлетаю над кушеткой. Обычно мне нравится у него на руках, но в эту минуту казалось, что их подо мной совсем нет, и я зависла в пустоте. Утренний кофе в очередной раз напомнил о себе. Я только успела отклониться от Романа, как оно тут же полилось изо рта на пол смотровой. Кашляя, я пыталась выдавить из себя и извинения, но это оказалось чертовски сложно.  — Ничего-ничего, — заверил доктор. — Тебе всего лишь нужно отдохнуть. Коротко взглянув на Прайса с какой-то мрачной решимостью, Роман поспешил вынести меня из смотровой.  — Все хорошо, детка, — на ходу шептал он, но мыслями, кажется, пребывал где-то очень далеко отсюда.

▶Radiohead — There There

Надежно пристегнутая ремнем безопасности, я опустила затылок на спинку сиденья Ягуара и закрыла глаза. Яркие круги света закружились перед ними в тошнотворном хороводе. Я отчетливо слышала, как кровь циркулирует внутри моей головы и отдается во лбу медленной пульсацией. Терпимо, если не двигаться. Ветер дул в лицо, но не сильно, не как обычно. Я подозревала, что Роман ведет очень медленно, но не смогла открыть глаза, чтобы убедиться: беспокоилась, что укачает. Сейчас я должна бы видеть серую колею лесной дороги с темно-зеленой каймой травы, кружевные тени высоких крон, белые облака в голубом небе, легкие, как сахарная вата… «Твоя вина». Смутно знакомый голос прозвучал за спиной неожиданно, как выстрел, и отдался такой же болью в висках. Нет! Не моя вина. Конечно, не моя. Я ничего не могла сделать. Пожалуйста, уйди, он ведь услышит! «Помнишь тот бар? Тебе не следовало покидать его с ним. Смотри, чем это обернулось». Съежившись на сиденье, я старалась сделаться как можно меньше. Может быть, если игнорировать человека за спиной — он исчезнет. «Смотри». Только бы не услышал Роман, только бы не услышал! Серая лента поплыла перед широко распахнутыми глазами. Я покосилась на Романа и улыбнулась ему. Он ответил мне тем же — по пояс нагой, расслабленный и довольный, от ремня на низко сидящих брюках до самого носа измазанный свежей блестящей кровью: ровные зубы хищника оголились в беззаботной мальчишеской улыбке. Я потянулась к нему, и он слегка наклонился, чтобы дотянулась. Неотрывно глядя на дорогу мутно-кайфовым взглядом, он очевидно смаковал ощущение теплого, влажного языка, что заскользил вверх по его щеке, слизывая кровь. Роман так любит эту ласку. Так любит сам слизывать с меня кровь. Иногда и мою кровь.  — Малышка, — мурлыкнул он влюбленным шепотом и многообещающе коснулся моих губ своими, прежде чем вновь сфокусироваться на дороге. Соленая с отвратительным металлическим привкусом кровь ощущалась на языке так ярко, будто я пила ее жадными глотками. Кровь моего несостоявшегося мужа, что сейчас дергался в судорогах на заднем сиденье, видимый только мне. «Посмотри на меня!» Я вскинула руки к ушам, чтобы закрыть их, но спохватившись, сделала вид, что заправляю за них мешающие пряди волос. Роман нетерпеливо поглядывал на обочину в поисках удобного места, чтобы свернуть в лес и припарковаться. Ему хотелось продолжения. «Смотри, что ты наделала!» Лишь на секунду задев взглядом зеркало заднего вида, я задохнулась от ужаса, будто наблюдала эту картину впервые. Молодой парень смотрел перед собой пустыми, остекленевшими глазами, обмякнув на заднем сиденье в неестественной позе. Кудри липли к еще мокрому от пота лицу, но застывшие руки уже не пытались зажать разодранное горло с вырванными кусками плоти. Кровь пропитала одежду до черного глянцевого блеска. Белые губы судорожно шевельнулись в последний раз: «Твоя вина».  — Нет! Нет! Не моя!  — Винни?  — Роман! Я не виновата, я ничего не могла сделать, клянусь!  — Что сделать, детка?  — Не помню! Я хочу домой! Я просто хочу домой! Он рывком притянул меня к себе, обхватив руками, и я разревелась так, как давно уже не ревела. Хотелось кричать, кого-то звать, трясти Романа за плечи, но мои ослабшие руки скребли их не сильнее, чем кошачьи лапы, лишенные когтей.  — Тише, родная. Ты уже дома. Погляди вокруг, ты дома. Видишь? Я не поверила. Не могла поверить. Мы только что катили по лесной дороге с трупом незнакомца на заднем сиденье. Незнакомца! Я не знаю его! Нет, не знаю! Детали услужливо ускользали, просачиваясь сквозь крупное сито памяти, но соленое послевкусие страха и слез никуда не делось. Мгновение назад мне казалось, что выхода нет и я никогда уже не попаду домой, а сейчас я дома, в нагретой кровати, в объятиях любимого. Пусть так и остается, пожалуйста.  — Ты уснула еще в машине. Я принес тебя сюда и уложил. Тише-тише, — сбивчиво шептал Роман, через слово целуя меня в макушку. — Следующий сон обязательно будет хорошим.  — Я больше никогда не буду спать!  — Шшшш… Сейчас глубокая ночь, и ты все еще очень слаба. Засыпай, Пух. Перекатившись на спину, Роман удобно расположил меня на себе, осторожно ерзая и поправляя, чтобы я ненароком не сползла, и принялся медленно гладить. Поначалу я вцепилась в него руками и ногами так сильно, как только смогла, вжалась щекой в его плечо и старалась как можно меньше моргать, чтобы вновь не провалиться в кошмар случайно. Но усталость неуклонно давила на веки, а дыхание Романа, ровное и глубокое, убаюкивало. Бороться с забытьем — все равно что пытаться устоять на краю обрыва, качаясь на одной ноге, когда тебя в него толкают.  — Что если я не смогу проснуться?.. «Значит я проберусь в твой сон, сожру все, что помешает, и вытащу тебя». Моя голова наверняка набита чугуном — такая она тяжелая, и поднять ее, чтобы посмотреть на Романа и убедиться, что он действительно произнес то, что мне показалось — так и не получилось. Я упала с обрыва.

▶Radiohead — In Limbo

Щекотливые прикосновения кончиков пальцев гоняли по вновь чувствительной коже мурашки. Я улыбнулась сквозь сон. Я скучала по этим прикосновениям. Что бы там ни творилось с Романом в последние две недели — это прошло. Наверное, прошло.  — Привет.  — Привет, Ром, — отозвалась я и с удовольствием протолкнула ладошку под его спину, чтобы обнять, но от поцелуя увернулась. Во рту у меня точно кто-то умер и теперь разлагается. Громкий хмык вибрацией прошелся по моей щеке, лежащей на его груди.  — Как самочувствие? Лениво пошевелившись, я пришла к выводу, что чувствую себя нормально.  — Отлично.  — Тогда самое время отнести тебя в ванную, чтобы больше не уворачивалась. Пожалуй, я даже присоединюсь.  — Ты хочешь со мной? — разволновалась я. — Погоди, я уже могу ходить, уверена, что могу. Игнорируя смущенный лепет, щекочущий ему ухо по дороге в ванную, Роман усадил меня рядом с умывальником и дал в руки зубную щетку.  — Не ступай на пол, холодный, — предупредил он, легонько ущипнул меня за подбородок большим и указательным пальцами, а затем направился к душевой кабинке, огороженной матовым стеклом. Босые ноги шлепали по темной плитке не спеша, застежка ремня позвякивала, повинуясь пальцам Романа, раздевающегося на ходу. Я опустила ладонь на металлическую ручку над краном раковины без проблем, сразу, и та поддалась. После «электрического стула» начинаешь особенно ценить такие вещи, как контроль над собственным телом. В раковине и в душе вода зашумела одновременно. Помочив щетку, я выдавила на нее немного зубной пасты из тюбика, что стоял неподалеку, и как всегда вовремя, заговорила.  — Доктор назначил мне какие-нибудь новые таблетки?  — Вообще-то, уколы, — ответил Роман после недолгой паузы. Он пристально наблюдал за моим лицом, возвращаясь. — В чем дело? Ты слишком большая девочка, чтобы бояться уколов. Отрицательно покачав головой в знак того, что не боюсь, я принялась чистить зубы, стараясь закончить как можно скорее, ибо делать это под внимательным взглядом Романа — мягко скажем, не удобно.  — Ты как будто расстроилась. Мятную пену, заполнившую рот, я сплюнула, но что сказать — не знала. Конечно, я расстроилась, еще бы. Каждый визит к доктору Прайсу влечет за собой несколько часов в коматозе.  — Теперь мне придется регулярно ездить в «Белую башню», да? — смиренно спросила я, очень надеясь, что не выгляжу капризулей.  — С чего вдруг? Курс лечения предусматривает всего три укола, медвежонок. Один из них Прайс сделал вчера, так что осталось два.  — Я ничего не чувствую, — и действительно не чувствовала никакого эффекта. Разве что, сразу после «электрического стула» необычайно болела голова: раньше, как правило, она просто пустела. — А второй уже сегодня?  — Нет, через три дня. «Три дня нужны, чтобы совсем оклематься» — догадалась я.  — Думаю, мне есть чем тебя порадовать, — ловко подхватив меня под коленки, Роман приподнял их и потянул на себя. Я проскользила к краю мраморного столика на заднице и не грохнулась с него только потому, что Роман вклинился между моих ног и удерживал. Щетка полетела в раковину из онемевших пальцев, а случайный прерывистый вдох, который потребовался, чтобы оставаться в сознании, походил на свист. Боже, как стыдно. Когда я научусь заигрывать вместо того, чтоб впадать в предынфарктное состояние от его приставаний? Маленькая ухмылочка на его лице расползалась в коварную улыбку по мере того, как мое заливалось удушливой краснотой.  — Вообще-то, я имел в виду другое, сладкая, — лишь дождавшись, пока я как следует прочувствую жгучее смущение, мягко объяснил он. — «Электрического стула» отныне можно не бояться. Он тебе больше не нужен.  — Ты серьезно? Роман, ты не шутишь?  — Серьезней некуда. Позабыв обидеться, я взвизгнула от счастья и облегчения, обвила доброго вестника конечностями, и по воздуху переместилась с туалетного столика ванной прямо под тропический ливень Ланаи. Вечером того же дня, устроившись на коврике в гостиной со стаканом холодного сока, я размышляла о том, как быстро черные полосы в жизни сменяются белыми. Прямо как коврик, на котором я сижу — черно-белый. Затылок Романа покоился у меня на бедре, я рассеянно почесывала его волосы одной рукой, и поминутно глядела на розетку — маленький белый квадрат в стене низко над полом. Стоило мне отвести взгляд и притвориться, что я не обращаю на нее никакого внимания, розетка начинала едва заметно шевелиться. Боковым зрением я всегда это подмечала, но никак не могла поймать ее с поличным. Но однозначно смогла бы, если бы действительно постаралась. Игра в гляделки казалась мне забавной и очень домашней. Роман выглядел совсем беззаботным и то и дело впадал в дрему. Я не давала ему уснуть окончательно из чистой вредности, «случайно» поеживаясь или громко зевая. Он такой милый, когда сонный.  — Ром?  — Ммм?  — Спасибо, — низко склонившись над его лицом, я чмокнула упрямо вздернутый нос, и поспешила распрямить спину: во-первых, потому что она заныла, скрюченная полукругом, а во-вторых, потому что не хотела надолго выпускать из виду розетку.  — За что? — поводив сжатыми губами, он шмыгнул носом, будто сгоняя с него муху.  — За этот волшебный день. Обещай, что однажды мы вернемся на Ланаи и все повторим. Я почувствовала на себе пронзительный, буквально осязаемый взгляд Романа, но розетка почти шевельнулась у меня на глазах, и вновь упустить момент было бы обидно.  — Обещаю, — произнес он как-то особенно ласково, и немного погодя, плавно сел рядом. — На что ты смотришь, Пух?  — На розетку. Мне кажется, она движется, только теперь, когда и ты на нее смотришь, она будет вдвое осторожнее.  — Ничего… Это ничего, — тихонько успокоил Роман. — Пойдем наверх, я что-то совсем отключаюсь. Поднявшись на ноги, он помог мне встать и повел за собой. Я держалась за его руку обеими своими, и нехотя шагая по лестнице, все же исподтишка следила за белым квадратом в стене: может быть сейчас, когда в гостиной никого, мне повезет? Что-то крошечное и быстрое закопошилось в глубине розетки, а секунду спустя многоногие пауки расползлись из нее черными цепочками в разные стороны. Ахнув, я ускорила шаг, а после и вовсе побежала, обгоняя Романа. В пятницу позвонила Тара. Снедаемая чувством вины за то, что так долго не отвечала на ее звонки, я первым делом рассыпалась в извинениях и заверила, что не общалась не только с ней, а вообще на время абстрагировалась от внешнего мира. Все еще подозрительным, но вроде бы беззлобным голосом она предложила пообедать в «Ed's», и я с радостью согласилась, уверенная, что Роман тоже с удовольствием рванет куда-нибудь из дома, пока меня не будет. Есть в этом доме, наполненном строгими линиями, темными деталями и умной техникой что-то гнетущее, когда сидишь в нем целыми днями.  — Роман! — громко позвала я с кухни, не уверенная, впрочем, что он услышит: звукоизоляция здесь превосходная, а он собирался бриться. Я пролистывала каталог цветов, что прислали с работы для ознакомления, и тайком посмеивалась, что в Хемлок Гроув кто-то пользуется почтой для доставки по городу — когда Роман, наполовину выбритый, скатился по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки и влетел в кухню. Круглые испуганные глаза немедленно отыскали меня в обстановке, застывшую в удивлении перед таким появлением, и громко выругавшись, он вздохнул с неприкрытым облегчением.  — Что-то случилось? — встревожилась я. Может, в ванной тоже завелись пауки?  — Нет, — покачал он головой, и схватив салфетку, вытер с лица клочки пены для бритья. — Ты звала меня, детка?  — Звала. Просто на всякий случай. Я не надеялась, что ты услышишь, и уже собиралась подняться к тебе сама. Извини. Соскользнув со стула, я подошла к Роману и обняла, с жалостью и невольной смешинкой заглядывая в зеленые глаза. И чего он так переполошился?  — Я вот о чем хотела поговорить, — начала я издалека, примирительно почесывая его спину поверх майки. — Тара звонила. Они с Эшли собираются пообедать в «Еd's» и приглашают меня присоединиться. Ничего, если я съезжу на пару часов?  — Не думаю, что это хорошая идея, Пух.  — Почему?  — Я хотел, чтобы мы провели остаток отпуска вдвоем, — пояснил он, тщательно подбирая слова. — Мы могли бы… Ммм… Развести костер на заднем дворе сегодня, «и сжечь в нем твой телефон» пожарить зефир или что-нибудь…  — Но я не задержусь, обещаю. Мы все успеем. Пожаааалуйста… Задрав голову кверху, я сверлила его жалобным взглядом, продолжая почесывать. Роман никогда не запрещал мне видеться с подругами, хоть и относился к ним прохладно. Строго говоря, он вообще мало что мне запрещал: просто не приходилось, потому что я и не думала выбираться куда-нибудь без него, если не считать работы и редких девчачьих посиделок в «Ed's».  — Ну… Почему бы тебе не взять меня с собой? Я сто лет одноклассниц не видел. «И не видел бы еще двести».  — Хочешь? — удивилась я. — Уверен?  — Мы едем или нет? — спросил Роман нетерпеливо и раздраженно, но раздражение скорее напоминало ворчание затисканного кота, чем настоящую злость, и я совсем не волновалсь. Наоборот, его нежелание разлучаться даже на пару часов вызвало у меня такой приступ нежности и обожания, что мне уже и самой никуда не хотелось ехать. Боже, пусть те недели отчуждения не повторятся больше никогда.  — Едем, — бодро кивнула я. Появление Романа, конечно, произвело на девчонок впечатление. Тара подавилась кофе, когда мы пришли за руку, а Эшли не знала куда глядеть: мне показалось, она боролась с желанием убежать.  — Привет, — поздоровалась я, и расцеловала обеих в щеки, тогда как Роман молча уселся рядом и со скучающим видом огляделся.  — Роман, — первая обратилась к нему Тара. — Не ожидала, что ты тоже придешь. У меня не было возможности выразить соболезнования лично, ты в порядке?  — В полном.  — Ой! — спохватилась я, и наклонившись к Роману, тихонько спросила, заперли ли мы дверь.  — Она запирается автоматически, — напомнил Роман и погладил по руке, которую я неосознанно положила ему на ногу.  — Но если приедет Оливия, как она попадет в дом? Очень бы не хотелось, чтобы ей пришлось ждать снаружи или в машине. Она и так появляется очень редко, было бы жаль ее расстраивать. Эшли и Тара переглянулись, обе чем-то шокированные, а Роман смотрел на меня со странной смесью нежности, жалости и бессилия, которую мне никогда не приходилось видеть в его глазах прежде.  — Она войдет, если захочет, медвежонок. Просто коснется сенсора и войдет.  — А он открывает дверь всем, кто приходит? — я давно задавалась этим вопросом, но все как-то не было случая спросить.  — Нет, не беспокойся. Системе известны только мои отпечатки, твои и Оливии. Не без облегчения улыбнувшись, я вновь обернулась к подругам.  — Все хорошо? — уточнила я, ибо они смотрели на меня во все глаза, будто ни разу раньше не видели.  — Все хорошо, — ответил за них Роман, медленно наклонившись вперед, и с вызовом поглядел сперва на одну, затем на другую.  — Да, да конечно, — пришла в себя Эшли. — Как поживаете, ребята? Я слышала путешествие пришлось отменить из-за… — она мельком глянула на Тару, та выглядела откровенно напуганной. — В общем, пришлось отменить.  — Нет, почему? — удивилась я и приготовилась рассказать, как красиво на Ланаи, какие теплые там дожди и какие уединенные пляжи, но Роману потребовалось сделать заказ именно в этот момент.  — Ты что-нибудь будешь, Винни?  — Мороженое, — я растерянно пролистала знакомое меню, осекшись на полуслове. — Ванильное с шоколадной крошкой.  — А вы? — спросил Роман, неохотно повернувшись к остальным собеседницам.  — Мне еще кофе, пожалуйста, — бесцветным голосом попросила Тара, а Эшли покачала головой.  — Значит, мороженое, кофе и пиво, — подытожил Роман и одарил официантку взглядом, красноречиво говорящим «отойди уже».  — Вы же собирались обедать, — рассмеялась я. — Ладно я не хочу из-за уколов, а с вами-то что? — я оглядела подруг. Почему они такие странные сегодня? Наверное, из-за Романа. Вот если бы мне удалось его разговорить, они бы поняли, какой он милый, и успокоились. Только о чем можно поговорить и с Романом, и с подругами одновременно — ума не приложу.  — А где Эппл?  — Она гостит у сестры и зятя в Калифорнии, — сухо пробормотала Эшли и вновь опустила взгляд. Напряженная обстановка за столом постепенно высасывала из меня весь позитивный настрой и радость от встречи. Девчонки как будто боятся нас с Романом или не рады видеть. Тара и вовсе молчит, то и дело поглядывая на выход.  — Как твои дела, Тара, — робко спросила я. Как раз принесли заказ и она могла уткнуться в чашку с кофе, чтобы избежать неловкости, если не хотела смотреть на меня. А она почему-то не хотела.  — Неплохо, — кивнула она, и на миг поглядела на меня с нескрываемым ужасом. Совсем расстроенная, я принялась молча ковырять ложкой мороженое. Роман ободряюще стиснул мою коленку под столом, но не перестал глядеть на девушек так, будто готов был вырвать язык первой, кто заговорит.  — Знаете, я выйду ненадолго, — сказала я, ни к кому в особенности не обращаясь. Шепотом заверив Романа, что скоро вернусь, я улизнула в одиночестве. Справа от уборных должен быть запасной выход, и к счастью, он оказался открыт из-за жары. Я не спеша прошлась до цветочного салона за углом и обратно, глубоко вдыхая прогретый воздух и щурясь на солнце. Наверное, стоило послушать Романа, остаться дома и провести вечер на заднем дворе, что граничит с лесом. Не понимаю, зачем Тара позвала меня в «Ed's», если изначально не хотела со мной разговаривать. Лучше нам с Романом уйти, чтобы они с Эшли могли пообедать спокойно. Однако вернувшись, я обнаружила за столом совсем иную картину: девушки с Романом по-прежнему не разговаривали — он вообще сидел как на иголках, с салфеткой в одной руке и стаканом пива в другой — зато весело щебетали друг с другом и встретили меня неожиданно приветливо.  — Наконец-то! Где ты была? — шутливо пожурила Тара и тепло улыбнулась. — Я хотела попрощаться, прежде чем уйду: отец звонил, я срочно нужна ему дома.  — Я как бы тоже третьей лишней не останусь, — хитро подмигнула мне Эшли. Роман, кажется, немного успокоился, когда я подошла, и не обращая внимания на наши с девчонками прощальные чмоки и многозначительные пожелания приятного вечера, пил свое пиво.  — Ну и мы тогда поедем, да? — неуверенно обратилась я к нему. — Ты обещал мне жареные зефирки! У меня будто камень с души упал: мои немногочисленные подруги меня не ненавидят. Понятия не имею, что это было, но все хорошо, что хорошо кончается. Мы обязательно соберемся здесь снова когда вернется Эппл, как и условились.  — Это кровь? — уточнила я, заметив красный краешек салфетки, торчащий в его руке. — Опять из носу?  — Не о чем беспокоиться, Пух. Думай о зефирках.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.