Утверждение, что невозможно всю жизнь любить одну и ту же женщину, так же неразумно, как и считать, что известному скрипачу для исполнения разных песен нужны совершенно разные скрипки.
2 года 7 месяцев назад — Самые жутко неудобные туфли в моей жизни, —Фиби скинула ненавистную обувь, с наслаждением ступая на холодный пол. Барнс улыбнулся во все тридцать два наблюдая, как девушка на полусогнутых подходит к дивану. — Ты же так их хотела, —не без наслаждения он провожает девушку взглядом, скидывая с плеч пиджак. — Очень удобные и каблук всего тринадцать сантиметров. — Оказывается, я уже не так молода, чтобы всю ночь отплясывать на «всего лишь тринадцати сантиметрах», —опустившись на диван, девушка выдохнула. Ноги жутко гудели, но это была приятная усталость после не менее приятного вечера. Это был первый вечер с момента рождения Эмили, когда они могли побыть вдвоём. Мама Фиби, приехавшая накануне, увидев замученную парочку с синяками под глазами размером с Гранд Каньон, сжалилась и забрала внучку на все выходные. Барнс, избавившись от рубашки и тесных брюк, завалился на диван рядом с Фиби. — Хочу вылезти из этого тесного платья, —девушка поерзала на месте. Мужчина молча завёл руку за спину, ловким движением расстегивая молнию платья. Тонкие бретельки скатились, оголяя плечи. Джеймс смотрел на девушку и не понимал, как в ней умудряется сочетаться такое обилие крайностей: порой она вела себя как избалованный ребёнок, а иногда смотрела так, словно внутри неё сидели две, а то и три взрослые женщины, у которых за плечами жизненный опыт похлеще некоторых. Все, кто был знаком с Фиби, знали её твёрдую сторону, знали борца, готового стоять на своём до последнего. Джеймс же знал другую сторону: как временами она усаживалась на широкий подоконник, молча всматриваясь в хмурое небо, ни с кем не желая делить свои печали. Внутри у солдата неприятно защемило от осознания того, как сильно он любит эту женщину. — Выходи за меня? —он не спрашивал, скорее утверждал. Девушка резко обернулась, рукой придерживая сползающую лямку. Её пухлых губ на секунду коснулась озорная улыбка. Джеймс сам от себя не ожидал такой решимости, хотя бархатная коробочка терлась в кармане брюк уже не первый месяц. — Дурак, —Фиби попыталась ретироваться с дивана и перелезть через мужчину, но крепкая рука, опустившаяся на талию, не позволила этого сделать. — Я серьёзно, Фиби, —вытянув руку, мужчина нащупал маленькую коробочку в кармане брюк. Ответа не требовалось, улыбка и счастливые глаза говорили громче любых слов. Наши дни Я успела забыть, какой шумной бывает 17-авеню по утрам и какой вид открывается из небольшого кухонного окна. Я не сомкнула глаз сегодня ночью, поэтому солнце, изредка выглядывающее из-за облаков, неприятно режет раздражённые глаза. Тихий, едва слышный стук вынуждает меня на пару секунд затаить дыхание. Прикрыв опухшие, то ли от недостатка сна, то ли от слез глаза, направляюсь к источнику звука – входной двери. Джеймс стоял, слегка склонив голову. Металлическая рука крепко сжимала несколько пакетов. — Не думал, что снова буду стоять на пороге этой квартиры, —под пристальным взглядом Джеймса, держать себя в руках было немного сложнее. Я молча отступила назад, позволяя мужчине войти. Неуверенным шагом переступив порог, он осмотрелся, словно видел квартиру впервые. — Я тут принёс кое-что, —Джеймс протянул мне один из пакетов. — Там игрушки и некоторые вещи для Эм. — Она в комнате, можешь отнести ей сам, —я чувствовала себя чертовски странно. Между нами не было напряжения или какой-то неловкости, будто и не было вчерашнего разговора. — Папочка! —звонкий детский голос разнесся, должно быть, по всему району, стоило Джеймсу переступить порог комнаты. Джеймс опустился на одно колено, чтобы поравняться с дочерью, и крепко сжал ее в объятиях. Тихонько прикрыв дверь, чтобы не мешать, возвращаюсь на кухню. За окном дождь проливает свои холодные слёзы. Быть может, он плачет о нас? На секунду задерживаю взгляд на сером небе: непогода ещё нескоро прекратится, как раз подстать моему настроению. Расположившись на кухонном диванчике в углу, опускаю голову на холодную стену. Обжигающая мысль, резко пронзившая сознание, заставила меня вздрогнуть. Я вдруг подумала, что рядом с Джеймсом для меня больше нет места. Работа для него так и осталась главным приоритетом, потом дочь, затем Стив, а меня в этом списке, вроде как и нет. — Ты как? —тихий, слегка хрипловатый голос Джеймса вынуждает меня резко повернуть голову. Оперевшись на дверной косяк и сложив руки на груди, он смотрит на меня так, что хочется сорваться с места и утонуть в его объятиях навечно. Он будто безмолвно умоляет вычеркнуть последние несколько лет и начать все заново, не оборачиваясь назад. Но я так не могу. Не хочу. С трудом проглатываю ком и киваю в ответ на полученный вопрос. Джеймс присел рядом и крепко сжал мою ладонь, потирая большим пальцем по костяшкам. — Поехали домой, —не спрашивает, утверждает. Я украдкой поглядываю на Джеймса, который устало наблюдает за моей реакцией на его «предложение». — Не могу, Джеймс, —отрицательно мотаю головой, отчего несколько прядей непослушных волос выбиваются из хвоста и небрежно падают мне на лицо. Хочется разрыдаться на пару с долбанным дождем, но я должна держаться. Я не хочу слишком сильно показывать бушующие внутри меня эмоции, дабы не проявлять слабость. Хотя о чем это я? Джеймс знает меня, как облупленную. Ему достаточно одного взгляда, чтобы понять, что со мной происходит. — Прости меня, Фибс, за все, —Джеймс сжал губы в тонкую линию, он всегда так делает, когда нервничает. — Знаю, что я говорил это уже с сотню раз, не меньше. Я молчу. Смотрю на него, словно пытаюсь прожечь дыру и молчу. Не потому что мне нечего сказать, а потому что сил говорить просто нет. Я будто отключаюсь от всего кроме серо-голубых глаз напротив. Джеймс понимал, что сегодня нормального диалога со мной построить не получится. Резко отвернувшись, поднимаюсь с места и встаю напротив окна. Безразличное наблюдение текущей за окном жизни, всегда меня расслабляло и успокаивало. Джеймс подошёл сзади, обвив сильными руками мою талию. От ощущения горячего дыхания на собственном затылке, хотелось взвыть. — Все будет хорошо, —Джеймс чмокнул меня в макушку. — Обещаю. Медленно расцепив руки, Джеймс отпустил меня и двинулся в сторону комнаты. А я так и продолжила стоять слушая, как дочь плачет и просит его не уходить.***
Я убеждена, что больше всего люди устают от самих себя: от своих переживаний, страхов, домыслов и тревог, от чувства вины и попыток всё контролировать. От невозможности хоть какое-то время не забегать вперёд и не оглядываться назад. Перестать сравнивать, перестать пугать себя, не строить иллюзий, не додумывать за других, прекратить диалоги в собственной голове. И единственный человек, с которым я могла эти самые «диалоги» разделить, был Стив. Он был абсолютно не в восторге от моего решения, но судить не брался, за что я его мысленно отблагодарила уже несколько раз. Сегодня утром он позвонил, чтобы просто узнать как у меня дела, а через несколько часов Стив стоял на пороге моей квартиры, держа в руках пакет с едой и бутылку красного вина. Мне не хотелось видеть жалости и сочувствия, хотя мой внешний вид вызывал именно эти чувства. Я мало ела, плохо спала и редко выходила из дома. И нет, я не страдала депрессией и не собиралась загонять себя в угол. Я просто устала: физически и морально, и эта усталость отражалась на моем сне, аппетите и внешнем виде. Замечал это и Джеймс, приходивший несколько раз в неделю, чтобы провести время с дочерью и прочитать очередную лекцию о моем болезненном виде. Я лишь утвердительно кивала, приговаривая «я все поняла», только бы он оставил меня в покое. Стив не жалел меня, лишь изредка пытался поддакнуть Джеймсу и накормить меня. Вот и сейчас, он сидел на моей кухне, нарезая овощной салат в небольшую тарелку. — Подай заправку, пожалуйста, —Стив указал ножом на бутылочку справа от меня. Передав бутылочку, сажусь рядом с мужчиной. Закончив с салатом, Стив поставил передо мной полный бокал красного полусухого. Он знал, что сейчас мне это нужно. Я сделала один большой глоток, осушив половину бокала. — Фибс, ты мало ешь, —друг посмотрел на меня тем самым взглядом, который я ненавидела: полным жалости и сочувствия. — Давай я разогрею тебе ужин? — Ничего не нужно, —я допила остатки вина и отодвинула от себя бокал. — Просто посиди со мной. Стив молча продолжил буравить меня щенячьим взглядом. — Я больше не могу, Стив, —только ему я могла излить душу и выплеснуть все ту боль, что паразитом сидела внутри меня. — Я знаю, родная, знаю, —Стив положил свою ладонь поверх моей, одаряя теплом мою ледяную кожу. — Знаю, что тяжело, но тебе есть ради кого держаться и ты не можешь сломаться. — Я уже сломалась, —выдавливаю саркастичную улыбку. — Я сама заварила все это дерьмо, а теперь мучаюсь. — Все можно решить в любой момент, ты же знаешь, —Стив сильнее сжал мою ладонь. — Знаю, вот только как раньше уже никогда не будет. — Ваша любовь в итоге победит, —Стив склонил голову и тепло улыбнулся. Мне всегда казалось, что именно так он улыбается только мне. — Как бы банально это не звучало. — А несколько месяцев назад нашу любовь победила ваша работа, —я умышленно сделала акцент на последнем слове. — Но теперь то ее нет, —Стив положил в мою пустую тарелку несколько ложек салата и кивнул как бы намекая, что если я не поем, у меня будут неприятности. — В каком смысле нет? —я вопросительно вскинула бровь. — Я думал, что Баки тебе все рассказал, —складывалось впечатление, что мы соревнуемся, кто выдаст более удивленный вид. — Мы ни разу не обсуждали Щ.И.Т., с тех пор как... —сказать «как мы разошлись», у меня не поворачивался язык. — Он ушёл в отставку, —Стив свёл брови, отчего на лбу залегла глубокая морщина. — Бак больше не участвует в миссиях, торчит на базе и тренирует новобранцев. — Ого, —недоуменно вымолвила я. — Как давно? — Практически сразу, после твоего ухода, —Стив вложил мне в руку вилку, ещё раз кивнув на тарелку с салатом. — Ешь! — Почему он мне не рассказал? —покорно выполняя указание, принимаюсь за салат. Почувствовав долгожданную пищу, желудок истошно взвыл. — Не знаю, Фибс. Я был уверен, что ты в курсе. От переизбытка разнообразных эмоций я не могу ни ответить Стиву, ни доесть этот долбанный салат. Это так странно, долгое время злиться на что-то, а потом неожиданно узнать, что этого «что-то» уже давно нет. В голове резко всплыла картинка: я чётко представила, как размеренно Джеймс собирается по утрам на базу, складывает в спортивную сумку вещи для тренировки и отправляется гонять зелёных агентов по залу, а вечером уставший возвращается домой. Уставший, но целый и невредимый: без ссадин и пулевых ранений. Я вижу все это и наотрез отказываюсь принимать действительность. Конечно, узнав о его уходе со службы, я бы не бросилась ему на шею неистово обнимая и приговаривая, что я готова к нему вернуться. Но Джеймс знает, как это важно для меня, но все равно ничего мне не рассказал. Почему? Я же все таки его жена.