***
Для Головина ужин прошел так же волшебно, как и для Ксюши. Он улыбался, немного стесняясь, ведь отвечать на каверзные вопросы личного характера никогда не умел и очень боялся спасовать и все испортить. Обстановка за столом его жутко умиляла, и парень невольно бросал взгляды на Ксю, которая улыбалась наравне с ним и просто выглядела самой счастливой. Именно в такие моменты, когда он ловил ее радостные взгляды, он понимал, что где-то, кажется, уже лоханулся. Причем не по-детски, если сидит сейчас здесь, уминает за обе щеки ужин, приготовленный мамой Корневой, и не забывает нахваливать. От улыбки девушки его сердце заходилось в галопе, а глаза ловили каждый жест, движение, да что угодно, запоминая. Что это? То самое? После ужина Ксюша ненавязчиво потянула Сашку в свою комнату, чтобы тот мог немного перевести дух, да и перед родителями надо же показать, что им временами и вдвоем побыть нужно, наедине. Головин с интересом рассматривал фото на стенах, грамоты за отличную учебу и за победы в танцевальных конкурсах различного уровня. — Почти как у меня дома, — прошептал Саша, аккуратно касаясь ладонью нескольких кубков, заработанных на чемпионатах по бальным танцам. — Стена почета. У него действительно дома в Калтане было нечто похожее, чем он гордился, но совершенно не зазнавался, понимая, что есть, куда стремиться. Когда-то еще Леонид Слуцкий сказал, что «его потолок — небо», получается, потолка то у него и нет вовсе, развивайся и развивайся. Ксюша стояла немного сбоку и любовалась тем, каким же красивым в своем восторге сейчас был Сашка. Она хотела, жутко хотела его поцеловать, и даже разъяренная Лина не смогла бы ее остановить. Корнева сделала к парню маленький шаг и положила ладонь на его плечо, таким образом, привлекая внимание. Головин вздрагивает, ощущая прикосновение, и поворачивает голову к девушке, тут же моментально утопая в ее глазах. Море, что плещется у нее, просто невероятно затягивает, а никто и не спешит ему бросать спасательный круг — тони сколько влезет. Напряжение снова скользит по комнате, а ребята продолжают рассматривать друг друга, не решаясь переступить тонкую грань, ведь оба понимают, что после этого, как раньше уже не будет. От неловкого, но, кажется, такого желанного момента их спасает Аня, подбежав к Саше и обняв его за ноги. Парень опускает голову, смотря на девочку сверху вниз, и обворожительно улыбается. — Са-ша, — по слогам произносит Аня, а Головин не может не улыбнуться шире. Черт, он за один единственный вечер улыбался, кажется, больше, чем за всю жизнь! — А ты любишь Ксюшу? — серьезности ребенка сейчас мог бы позавидовать даже Станислав Саламович в моменты лагов команды. Парень нервно сглатывает комок в горле, но взгляд не отводит, понимая, что девчонка ждет искреннего ответа, а какая может быть искренность, если не смотреть в глаза?! Он вроде бы и понимает, что нужно сказать, но в то же время жутко этого боится. Кажется, будто такими признаниями разрушит свой внутренний мир. — Люблю, — почти шепотом, но так проникновенно, отчего Ксюше почему-то плакать хочется, осознавая, что это чистой воды ложь. На ее глаза резко наворачиваются слёзы, и девушка спешит отвернуться, чтобы никто не заметил ее слабости. Аня широко улыбается, но после снова становится серьезной. — А почему ты тогда ее не целуешь? — вопрос вводит Головина в тупик. Он предполагал, что такое могут спросить, но совершенно был не готов дать хотя бы подобие вразумительного ответа. Почему он ее не целует? Наверное, потому, что у него есть девушка, а это всё — обычный спектакль? Тогда почему от осознания так противно на душе? — Папа всегда маму целует. Убедительно, черт возьми! Что делать? Сашка теряется. Впервые в жизни, он не знает, как поступить. С одной стороны, слишком страшно переступать грань, а с другой — если не переступит — возникнут подозрения. Он едва ли не хватается за голову от безысходности и тушуется под настойчивым взглядом девочки. Аня замечает паузу и действует. Просто действует так, как считает нужным. Этой малышке точно три года? Девочка берет Головина за руку и подводит к Ксюше, стоявшей у окна. Сашку трясет настолько, что он даже рот открыть лишний раз боится, чтобы не сморозить какую-то глупость и реально всё не запороть. Да, черт возьми, с Манчестер Юнайтед играть было проще, чем сейчас находиться в этой квартире! Аня берет за руку и сестру, а в следующее мгновение смыкает ладони ребят, отчего они дергаются, словно их ударило током. Ксюша поворачивает голову в сторону парня и понимает, что сходит с ума уже конкретно, ведь ее тянет к нему. Тянет настолько сильно, что сопротивляться становится практически болезненно. Девочка внимательно смотрит на них, будто изучая со стороны и ожидая, когда же эти два оголенных провода соприкоснуться и цепь замкнется. Ксю чувствует, что пора заканчивать. Сашка, кстати, думает также. Он тянется к девушке, одной рукой обнимая ее за талию и прижимая к себе ближе. Между ними искрит настолько сильно, что впору уже бить тревогу из-за слишком большого напряжения. Мгновение — и парень-таки замыкает цепь, прикасаясь к губам девушки. Аккуратно. Нежно. Чувственно. Как будто вообще целуется впервые в жизни. Правда, то, что растекается по его венам, действительно нечто новое, неизведанное раньше, но чертовски приятное и необходимое. Ксюша зарывается ладонью в его волосы и почти мурчит от того, какие же они мягкие. Руки они не размыкают, продолжают держаться, вероятно, чтобы чувствовать хотя бы какую-то поддержку, ведь с каждой секундой их уносит в глубины наслаждения, а устоять на ногах становится сложнее. Сладко. Слишком сладко и хорошо. В любой другой ситуации Ксюша уже бы накричала на младшую, отругала ее, но сейчас она была благодарна за этот маленький шанс почувствовать себя на седьмом небе от счастья. И пусть уже через несколько мгновений всё закончится — девушка навсегда запомнит этот момент. Момент, когда четко поняла, что влюбилась.***
То, что ребята не будут ночевать в квартире Корневых, было оговорено еще за столом, где Ксюша поставила родителей перед фактом, что они остановились в гостинице. Номер в «Hilton» стоил отнюдь не дешево, да и позволить, чтобы родительские деньги пропали просто так, девушка не могла, поэтому отказалась от предложения мамы остаться на ночь. Сашка после внезапного, но такого крышесносного поцелуя вел себя тише воды, ниже травы, что, естественно, не укрылось от глаз Светланы Сергеевны. Благо, Ксю разрулила ситуацию, принимая огонь на себя. — Мамуль, мы же после перелета, а времени на отдых толком и не было. — Конечно! Какой отдых, когда ты, держу пари, сразу из аэропорта потащила Сашу по всем злачным местам, хвастаясь, какой у нас красивый город, — мама улыбнулась, ведь точно знала, что Ксюша любит Петербург и гордится им. — Ну, почти, — смущенно ответила девушка. Не говорить же, что прилетели они раздельно, а встретились за час или чуть меньше до приезда к родителям. Это определенно лишняя информация. — Ладно, мы поедем уже, иначе вот-вот свалимся с ног, — девушка показала в сторону притихшего Сашки, который для поддержания разговора только кивнул. — Может, все-таки, останетесь? — с надеждой в голосе спросила Светлана Сергеевна, но дочь ее разочаровала, заверив, что в гостинице им будет лучше. Попрощавшись со всеми, ребята покинули квартиру, в которой Ксю ощущала себя одновременно и самой счастливой, и безумно несчастной. — Я поеду с тобой, провожу, — твердо, но довольно устало произнес Саша, когда такси подъехало к дому. Он ощущал жуткую необходимость позаботиться о Ксю, что продолжало вгонять его в липкий страх. Девушка только кивнула, подчиняясь. Еще некоторое время вместе — это ли не счастье?! Ехали в гостиницу значительно быстрее, ведь дороги постепенно пустели, а город погружался в ночь, перерождался из ангела в дьявола, завлекая в свои сети всех желающих. Огни северной столицы горели настолько ярко, что хотелось смотреть и смотреть, наслаждаясь восхитительными видами и растворяясь в его красоте. Всю дорогу Головин вновь молчал. Только если пару часов назад его мысли были спутаны и непонятны, то сейчас он добивал себя фактом, что впервые в жизни изменил. Однако не чувствовал себя гадко. Не чувствовал себя виноватым перед Линой. Казалось, что все, что произошло сегодня — было правильным. Всё — от приезда в Петербург до поцелуя. Он еще не до конца осознавал, что девушка, сидевшая рядом, понемногу будила в нем те чувства и эмоции, которые он никогда не испытывал. Даже с Линой всё было по-другому, но Сашка был полностью уверен, что таким счастливым, как некоторое время назад, он бывал только на поле. У гостиницы, где остановилась Ксюша, автомобиль припарковался аккуратно, а таксист даже учтиво спросил, нужны ли еще его услуги. — Подождите, пожалуйста, несколько минут, я вернусь, — Головин снова решил, что проводит девушку прямо до номера, чтобы точно удостовериться, что с ней ничего не случится. Они прошли стойку ресепшена, забрали ключ и поднялись на лифте до третьего этажа, валясь с ног от усталости. Около номера возникла гнетущая пауза: вот они наедине. Так близко. Достаточно протянуть руку и всё — миры перевернутся. Но никто не спешит ни говорить, ни делать. — Спасибо большое, — шепчет Ксю, смотря прямо парню в глаза, стараясь запомнить их цвет, ведь она была уверена, что такого счастья быть с ним рядом ей больше не выпадет. — Пожалуйста, — также шепот в ответ, а Сашка делает шаг ближе, в бездну, в неизвестность. Они пожирают друг друга глазами, а тела, будто бы пригвоздило к полу — и шагу не сделать. Молчат, боятся разрушить момент, растоптать волшебство атмосферы и упасть с небес, больно ударившись о реалии жизни. Они молчат, а внутри каждого горит надежда на нечто большее. На то, что когда-то они перестанут себя сдерживать, ведь уже даже самому глупому понятно, что друзьями у них быть точно не получилось. И не получится никогда. Так смотреть и касаться могут либо дьяволы, либо влюбленные. Либо влюбленные дьяволы. Глаза в глаза. Вроде бы пора прощаться, расходиться, отдыхать, но они стоят, смотрят, улетают на небеса, с которых действительно будет больно падать. Саша наклоняется, а Ксюша чувствует его теплое дыхание и млеет от близости парня, ждет того самого момента, но Головин рушит его, касаясь губами девичьей щеки, минуя губы. Не хочет пока усугублять, боится, надеется одуматься. Только будет ли толк?! — Спокойной ночи. Он даже в глаза уже не смотрит, чтобы не утонуть. Или чтобы не сорваться? Сашка улыбается уголком губ и стремительно уходит, почти сбегает, чтобы уже в автомобиле загнать себя в угол и корить-корить-корить за всё хорошее. Девушка несколько минут еще тупо смотрит в пустоту, будто не верит, что в коридоре совсем одна, и улыбается, как дура. Глаза почти закрываются, да и стоять дальше нет смысла, ведь Головин не вернется. Она уверена. Прикладывает ключ к замку, но ничего не щелкает, молчит и не реагирует. Неужели сломался механизм? Ксюша судорожно вдавливает пластинку, чтобы чувствительность все же сработала, но ничего не происходит. В голову закрадывается мысль, что ключ банально размагнитился, и нужно идти за новым, но девушка продолжает бороться с лагами, надеясь, что вот-вот окажется в номере и завалиться спать. Когда нервов уже не хватает, и точно стоит спуститься к ресепшену, Корнева внезапно обращает внимание, что дверь в соседнем номере открывается, и в коридор, озираясь по сторонам, выскальзывает девушка. Из-за приглушенного света она не замечает Ксюшу, зато та умудряется рассмотреть черты лица незнакомки и ужаснуться. Они ей знакомы, причем слишком хорошо, чтобы ошибиться. Ксю готова уже молиться, чтобы чертова дверь наконец-то открылась, и та — аллилуйя — поддается. Девушка открывает ее практически бесшумно и входит внутрь номера, но тут же останавливается. Ее распирает от желания узнать, что она — та самая «незнакомка» здесь делает. Ответ находится слишком быстро. — Лин, может, останешься? — голос мужчины тоже чертовски знаком, и Ксю даже зажмуривается, надеясь, что всё это растворится и окажется простыми галлюцинациями. — Не могу. Саша может что-то заподозрить, а мне нужно поддерживать образ хорошей девочки. Я же как бы на девичник пошла, — Ангелина хихикает. — Главное, не уподобиться нашей новой соседке, которая, так и облизывает его взглядом. Удавила бы гадину, да повода всё нет. Ксюша проглатывает обиду, удостоверившись в своих догадках. Ей становится больно. Не за себя. За Сашку.