Второй шанс

      Гвен было стыдно: после таинственного незапланированного звонка она поспешно ушла, как не объяснив перемены в поведении, так и не получив ответов — «Кем была звонившая?», «Почему они похожи?». Майлз показался смущенным, но ничего не сказал — наверняка решил, что усталость и перенапряжение из-за нападения Стервятника подкосили Гвен, и ей требовалось время побыть одной. Правда фотография, сделанная в тот же вечер Брайс и выложенная в Инстаграм, показала, что Гвен далеко не одна и далеко не отдыхает, тем самым перемешав Майлзу карты. Общение оборвалось на выходные — и ей, и ему необходимо было переварить произошедшее.       Однако, когда они одновременно написали — «Как насчет встретиться сегодня?» — в воскресенье днем, слабая улыбка посетила обоих. Майлз в странной форме — через намеки и недвусмысленные смайлы — попросил ее не надевать платье, при этом извинившись и сразу заверив, что то, которое было на ней в пятницу, было шикарно и вообще; «Майлз, ближе к делу!» — он не ответил.       Поэтому Гвен плюнула на второй и третий смыслы, которые могли бы скрываться за этими желтыми пальцами вниз и вверх, заверила себя и подтвердила воспоминаниями, что Моралес — слишком душка и «скромная девственница» (по словам Брайс), чтобы намекать на секс на втором свидании. «К тому же с юбкой было бы куда проще!» — вследствие чего Гвен остановилась на коротком джинсовом комбинезоне и белой кофте с капюшоном. Дождя не предвещалось, поэтому голубые пуанты заменили балетки без каблука, ободок же засветился в волосах черной каймой. Думать о том, что ей вновь придется забирать челку подальше, чтобы рассмотреть и промыть ему рану, Гвен не хотелось. Она крепко жмурится, считает до десяти перед тем, как постучать в комнату Майлза и Ганке в общежитии «Вижнса».       — Входи! — кричит он сквозь хлипкую древесину и по-прежнему волнуется: куда деть руки? В какую позу лучше всего встать? Он же проходил это со Стервятником, какого черта? — П-привет.       — Привет, — она радует его длинными ногами, не закрытыми тканью, и задорно щурится, явно намекая, что пялится он безбожно палевно для супергероя. — Как видишь, никаких юбок. Может быть, теперь ты скажешь, для чего был весь этот язык жестов в сообщениях?       — А? — Майлз сглатывает и непроизвольно дергается, когда Гвен демонстративно встает на носочки. Черт, застукали. — Да, прости, задумался.       — Я могу встать еще разок, — она приподнимает светлые брови, откровенно флиртуя — «Майлз, только попроси». Однако пододвигает к себе стул, не увешанный формой академии, и закидывает ногу на ногу, лишая (или добавляя?) удовольствия. Ее руки скрещиваются под грудью, его лицо становится цвета помидора. — Колись, Моралес, что ты задумал? Помимо рассматривания моих лодыжек и выше.       Не удерживается, прыская со смеху от его сложной физиономии, и все же решает припрятать напоследок замечание про первый вариант наряда — простые джинсы и рубашка. Но это стоило того.       — Я не рассматривал, — поправляет ее Майлз, стараясь не растерять последнее достоинство. — Я оценивал с точки зрения искусства, как нас учила миссис Вишнев.       — О, — только и произносит Гвен. Становится интереснее. Майлз чувствует, как все глубже вязнет в болоте неправильных и кривых комплиментов. Когда же это закончится?! — И на сколько ты оцениваешь то, что видишь перед собой?       Ей не хватает щелкнуть жвачкой, чтобы дополнить образ, но видно, Майлзу и без того достаточно информации для обработки сейчас и… возможно, ночью? Пожалуй, сегодня поздно она не будет его тревожить.       — На десять из десяти, — он неотрывно смотрит ей в лицо, держит губы трубочкой, а глаза чуть прищуренными. Не вздумай опускать взгляд, Моралес! Он замечает ее улыбку и то, как одна нога подменяет другую. Сердце екает, по груди распространяется тепло. — Сто из десяти.       Деланно невозмутимый, он садится на кровать и заливается краской. Гвен становится его немного жалко, но не ему играть с ней в эту игру. Хотя бы потому, что подростковый интерес у парней проявляется… очевиднее? Определенно.       — Давай мы просто опустим то, что сейчас произошло, пока я не помер со стыда? — он прикрывает лицо ладонями, делая глубокий вдох и выравнивая силой воли пульс на бьющейся жилке. Гвен ловит себя на садистическом и слишком откровенном желании его укусить — легко, в какое-нибудь невинное местечко — чтобы оглохнуть от визга, но удерживается на стуле.       — Хорошо, — она принимает клич о помощи. В конце концов они не достаточно долго и близко общались, чтобы рывком переходить к подобным темам, пусть пятничное обсуждения порнографических журналов было в новинку. — Так ты мне скажешь о программе на сегодня? Ты просил надеть шорты — неужели в планах импровизированный урок по самообороне?       Гвен спрашивает без какого-либо подтекста, однако Майлз отвечает таким взглядом, что ей становится ясно: рискни она участвовать в чем-то подобном, Моралес быстро уедет крышей. Или отвлечется, и она двинет ему по челюсти или куда-то… в общем, куда-то.       — Нет, на самом деле, я хотел предложить другое, — он окончательно приходит в себя, ерошит волосы и выпускает из легких воздух. Моргает дважды. — Но сейчас, когда ты здесь, идея уже не кажется мне такой замечательной, как утром.       — Это же не связано с моим внешним видом? — для проформы уточняет она, и Майлз сначала икает, затем краснеет и вовсе вскакивает на ноги, возвращаясь в амплуа гормонального подростка.       — Н-нет! Далеко не с ним и, как я уже сказал, ты выглядишь на десять… нет, на сто и триста из десяти, и вообще…       — Майлз, — она ловит его за руку, утешая лишь улыбкой — нежной, немного кроткой, но такой обаятельной, отчего он попросту не выдерживает.       — Я хотел пригласить тебя позависать над городом, но вспомнив, что Питер был твоим другом, вы могли так же кататься, и это определенно вызовет у тебя печальные воспоминания, мне не кажется, что подобное стоит проворачивать, — он тараторит скороговоркой, заставляя Гвен сначала хмуро зависнуть, а затем — вскочить.       — Майлз!       — Я знаю, глупая затея!       — Я не об этом, — несмотря на отсутствие каблуков, она все равно оказывается на пару сантиметров выше. Глядит прямо, непрошибаемо и твердо, Майлз улавливает в ней нотки обеспокоенности и не прогадывает. — Твои раны после встречи со Стервятником... стоит быть осторожнее.       Неожиданный стыд — она должна была сразу спросить о его самочувствии — наваливается на плечи. Они опускаются, вызывая в Майлзе желание их приподнять руками. Нет-нет-нет, она не должна унывать!       — Я вроде бы говорил, что регенерация с этим справится? Гляди! — и вместо утешительных слов, подтверждающих фактов, он глупо задирает футболку, оголяя торс. Никаких травм, царапин или следов синяков — зато присутствует очерченный рельеф мышц и видимая твердость камня. — Стервятнику нужно было использовать нечто покруче своих безделушек, чтобы серьезно мне навредить! Гвен?       Она находит себя на разглядывании.       — Не знала, что мы перешли на ту стадию отношений, когда можно начать светить друг другу пузом… — колкое выражение в качестве самозащиты выстреливает Майлзу в лоб. Он в смущении натягивает одежду едва ли не до колен, вспыхнув подобно спичке.       — Прости, — лопочет, испытывая крайне смешанные чувства, — хотя нет, не «прости»! У меня нет пуза! — и смущение подкрепляется детской обидой.       Он столько старался, качался, тренировался, а все для чего? Чтобы девушка, которая ему безумно нравится, начала обсуждать его несуществующий жирок? Это она еще не видела Питера Б. два года назад! Вот у него было пузо! А у Майлза так… хотя даже не «так»!       Гвен касается его ладоней, буквально отрывает их от футболки, заглядывает в лицо. Такое умилительное и обиженное.       — Хорошо-хорошо, не пузо, — соглашается она, наклоняясь к уху с заговорщицким видом. Она заветно понижает голос и… — Просто мягенький живот.       — Да ну тебя! — не может без шуточки! Майлз беззлобно фыркает, отворачиваясь, тогда как она заливисто смеется, роняя его сердце в пятки.       Крошечный носик, усыпанный веснушками, зарывается в пространство между его шеей и плечом, ладони придерживают пресс. Близко. Сначала Майлзу кажется, что он вот-вот сгорит, затем — расплавится и прожжет собой несколько этажей вниз, достигнув ядра Земли; его дыхание сбивается, уши теплеют, а зрачки сужаются, все сознание постепенно переворачивается.       Чтобы в секунду уловить главное.       — Ты там что, доказательства пуза ищешь? — и смешок, пустивший мурашки под футболкой, — в качестве ответа.       — Агась, — Гвен отскакивает, убегая от захвата, и театрально чертыхается на слишком маленькую комнату. Нигде не спрячешься! Не то чтобы она сильно хотела, но все же… посмотрев на него еще раз, ее лицо меняется с шутливого на заботливое, обеспокоенное. Он знает, о чем она спросит. — Майлз, ты уверен?       — Да. Не хотел бы тебя напугать, но я встречался с куда большей опасностью, латал куда большие дыры, чем эта, — он поддерживает смену ее настроения и заверяет в безопасности маленького путешествия. Гвен молчит недолго.       — Ты прав — ты меня напугал, — убеждение вылетает в трубу, Гвен скрещивает руки под грудью. Еще чуть-чуть, и балеткой начнет вырисовываться нервный постук. Нет, она не ждала, что жизнь Майлза окажется безоблачной, а нападение Стервятника — редким приключением, однако сознательно впутывать его в сомнительные мероприятия не входит в ее планы.       — Гвен, — он пользуется улыбкой как секретным оружием, подходит медленно и обидно не касается ее ладоней. Майлз смотрит прямо и уверенно, при этом готовый послушаться окончательного решения — если она откажется, то они пойдут куда-нибудь еще, позависают в другой раз. — Ты мне веришь?       — Плохая попытка, Моралес, — у нее не получается хмыкнуть. — Нас могут увидеть журналисты. Они и так после пятницы играют друг с другом в игру «Кто быстрее угадает паучковый интерес», а тут ты практически подкидываешь им повод для сплетен.       — Гвен, — разносится все ближе. Какого черта с ней творится? А с ним? Стоит Гвен на секунду ослабить контроль, перестать шутливо ехидничать, так Майлз превращается из смущенного школьника в парня, точно знающего, чего он хочет. Сейчас это свидание на крыше высотки, а потом? Попросит называть его папочкой и пообещает ее отцу, что она будет дома в десять? Мрак. — Ты меня слышишь?       Кажется, он с ней разговаривает.       — Хорошо, — Гвен сдается, намеревающаяся отвесить ему подзатыльник за эти очаровательные ямочки на смуглых щеках. — Но я возьму раствор тети Мэй на всякий случай!       Обещает плеснуть Майлзу его в физиономию, если вдруг произойдет непредвиденное, повисает на его заверении быть особенно бдительным и аккуратным, ведь с ним «будет драгоценная ноша», и отвлекается от шуточки насчет своего веса. Майлз копается на кровати Ганке, куда сбросил паучий костюм после недавнего патруля; между футболкой и штанами мелькает полоска кожи. Гвен закусывает губу и заправляет большие пальцы в шлейки комбинезона.       — Хотя знаешь, мне показалось, что под ребром у тебя осталась царапина.       Майлз застывает, перебирая в памяти отражение в зеркале, и машинально тянется к футболке:       — Нет, там все зажи… — выпрямляется, задирает одежду до очерченного пресса. Майлз понимает смысл уловки слишком поздно и закатывает глаза. — Плохая попытка, Стейси.       — Но ведь сработало, — довольно цокнув языком и тем самым вернув себе негласный трофей их негласного соревнования, Гвен разворачивается на пятках. — Позови, как закончишь.       Выходит в коридор и прислоняется затылком к шершавой стене. Сердце в груди тревожно бьется, а руки не находят себе места. С ней явно что-то творится, явно что-то не то. И это определенно связано с Майлзом, после пятничного вечера и того, как они едва не…       Она вскидывает подбородок, понимая. О черт, неужели?..       Майлз стучится дважды и, по возвращении Гвен в комнату, стоит в полном обмундировании. Только руки, кочующие с пояса на грудь, выдают легкую встревоженность.       — Готова? — вряд ли он полностью представляет, как это произойдет. Она обхватит его руками и ногами, словно рюкзак у младшеклассника, Майлз побоится предложить обвязать ей пояс еще и паутиной для большей надежности или неожиданной встречи с птицами или летающими дронами, и лишь крепче вцепится ей в бедра, благословляя богов за непрозрачную маску.       После недавнего диалога про ее ноги и выставление заслуженной «сотни» это будет особенно неловко, и Гвен уже слышит его прерывающееся дыхание, попытку взять вдох под контроль и грандиозный провал. Спандекс в районе губ сминается, вызывая в Гвен приглушенный «ох», и все же она обнимает его за шею, соприкасается с ним грудью…       — Думаю, нам нужно сначала вылезти из комнаты, — и разбавляет атмосферу непродуманным ходом.       — А? — Майлз аж моргает в удивлении. — А, да, да, ты п-права! Болван…       Он удерживается от того, чтобы не хлопнуть себя по лбу, не замечает ее легкой улыбки и крупно вздрагивает, когда ее ладонь проскальзывает в его, передавая живое тепло холодной ткани. Майлз смотрит на нее из-под маски, резные глаза сначала карикатурно расширяются, после принимая обычный размер. Майлз переплетает пальцы — сердце несется на галопе — ведет Гвен к окну и не позволяет провалиться в бездну.       Он выпускает паутину, цепляется за соседнее здание, и они взмывают в воздух. Ноги Гвен инстинктивно подгибаются, она задерживает дыхание, тогда как легкие не способны справиться с приливом адреналина, грудь сдавливает и тут же распирает. Короткий взвизг, она жмурится, заставляя через страх посмотреть вниз; Майлз совершает повторный рывок, их подбрасывает выше, и спешащие туда-сюда люди становятся похожими на маленьких букашек. Ветер свистит в ушах, Гвен рада, что надела ободок с дополнительной резинкой, и он не слетит вниз при крутом пике, поджимает пальцы на ногах, чтобы участь не постигла легкие балетки, и одергивает себя. Черт возьми, они летят в десятках метров над Нью-Йорком, какие балетки?! Гвен искоса поглядывает на сосредоточенного Майлза и задумывается о том, что рассуждения о мелочах могут быть вызваны боязнью перед куда более масштабным вопросом, на который она вряд ли даст честный ответ.       — Берегись! — выкрикивает Майлз словно из-под толщи воды, хватает крепче поперек талии и срывается вниз.       Стайка пролетающих птиц могла бы стать серьезной угрозой если не прочной паутине, то глазам Гвен. Расстояние до асфальта стремительно снижается, они падают, готовые разбиться. Гвен впивается в плечи Майлза, надеясь, что ее ногти не проткнут супергеройский спандекс, но этого не хватает даже чтобы просто удержаться рядом — Человек-паук отталкивает ее и, совершая нырок вниз и в сторону, оказывается запредельно близко, натыкается спиной на ее грудь, хватает под коленками и едва не доводит до инфаркта прохожих.       Волосы Гвен касаются зонтика тележки с хот-догами, перед ними расступаются люди, кто-то свистит вслед, а она наконец закрывает глаза, полноценно погружаясь в момент. Гвен скрещивает лодыжки на поясе Майлза, как это представляла ранее, не боится отпустить руки и откинуться назад, ощущая себя птицей — маленький воробушек, давным-давно летающий с Питером-пауком, вырос в стремительную ласточку. Чувства непомерного восторга от нового опыта заменяется светлой грустью, любопытством и неизменным юмором, которого Майлз все равно не услышит из-за ветра. Уже спокойнее она прижимается к нему, обнимает сзади за шею и не без улыбки наблюдает за бурлящей жизнью где-то на земле. Может быть то, что она обнаружила в коридоре общежития сегодня ранее, не так уж и плохо?       Они приземляются на башню Фантастической четверки, оставшейся героическим наследием, Гвен упирается ладонями в колени — и те, и другие безудержно дрожат. Последняя выходка Майлза, протянувшего ей паутину, как если бы ее выпускала сама Гвен, а после — неспособность удержать вес обоих, резкое падение и очередной финт, из-за которого у нее чуть не отказало сердце, неслабо потрясла. Она бы его придушила прямо здесь!.. если бы знала, как потом спуститься на уровень простых смертных без помощи спасательного вертолета или такого же безбашенного супергероя.       — Ты псих! — она не удерживается от комментария. Беззлобного, больше необходимого нервной системе, нежели из желания оскорбить или унизить. Гвен ощупывает хаос, получившийся из незалаченных волос, пытается как-то его причесать и бросает гиблое дело, толком не начав.       Оцепенение спадает с икр, она может сжать и разжать мышцы, совершить пару коротких шажков и шлепнуть Майлза ладонью по груди. В голове она делает это еще раз и еще, в подсознании она снимает с него маску, чтобы посмотреть в хитрющие, наверняка самодовольные глаза, высмотреть там россыпь капелек стыда, присущего его мягкому и великодушному характеру, застыть от того, как близко они стоят, при том не отпустив. Гвен закусывает щеку изнутри, в реальности Майлз снимает маску самостоятельно, в нем действительно мелькает вина, подменяется интересом от изменений в ее поведении, и прячет руки в карманах джинсового комбинезона, не ожидая от себя. Гвен никогда бы не подумала, что будет вести себя так глупо! Совсем как девчонка-подросток, влюбленная в одноклассника.       — Майлз? — от голоса, полностью совпадающего с ее, но произнесенного не ею, застывают оба. Гвен и Майлз оборачиваются на возникшую из ниоткуда третью фигуру, и если он приоткрывает рот в незнании, как объяснить ее появление и почему вообще она появилась здесь, то в груди Стейси начинает саднить.       Костюм, балетки — все это она уже видела неоднократно: однажды вместе с Майлзом и единожды — когда решила отправиться на заброшенный комплекс самостоятельно. Женщина-паук, которую он рисовал в «предположительно существующей» вселенной под номером шестьдесят пять и впоследствии позвонила ему с подписанным именем «Люблю», — точная копия Гвен снимает супергеройскую маску: выбритый висок, немного теней под глазами из-за напряженности, совмещения явной и тайной личностей, поджатые губы — все именно так, как она видела в пятницу. Стейси прикрывает глаза.       — Нам нужно поговорить, — нетерпеливо и несколько жестко произносит Гвен, выбивая красноречивую реакцию. Майлз таращится то на одну, то на вторую, ожидая, что у Гвен из другой вселенной должны быть веские причины для межпространственного прыжка. Тем более — посреди свидания, о котором вроде как ей должен был сообщить Питер Б. после утреннего диалога с Майлзом. За удивлением и ступором следует волнение — если Гвен не побоялась нагло ворваться, то дело важное и не терпит отлагательств, требует его внимания и, возможно, дополнительных супергеройских сил.       Он переводит взгляд на Стейси — никаких признаков шока или начинающейся истерики на тему клонов, она закрывается в себе, отворачивается, позволяя им остаться в импровизированном «наедине» и не давая увидеть настоящих эмоций, с которыми Майлзу позже предстоит разобраться. Гвен же в свою очередь заметив это, грубо берет его под локоть и отходит еще дальше, не скрывая шепотом неприятного факта.       — Майлз, она опасна, — он моргает, переваривая. Кто? Гвен? Откуда ей вообще это может быть известно? Они никогда не пересекались, Майлз о ней не рассказывал! — Я звонила тебе в пятницу, и она ответила. Майлз, мое паучье чутье разорвало от одного ее вида!       Гвен одергивает его от ошарашенного разглядывания Стейси, тормошит за руку, не понимая, почему он не прислушивается к ней, почему вообще смотрит на другую, когда она говорит?       «Детка, ты ревнуешь», — Питер Б., иди к черту!       — Не знаю, почему у тебя все тихо…       — Гвен, — просьба остановиться, она не слышит.       — …может, — потому что она похожа на меня или из-за твоих мальчишеских штучек…       — Гвен, — даже намек на его природное смущение, робость от простых поцелуев и бушующих гормонов в этот раз не берут Майлз краской за щеки.       — …но, Майлз, она опас…       — Гвен! — в конце концов она доводит до крика, добиваясь совершенно иной реакции. Предупреждение вылетает мимо: Майлз сводит на переносице брови, грузно дышит, то и дело напрягая линию челюсти от… негодования? Да, Майлз определенно зол.       Он еще может понять Гвен из этой вселенной — она наткнулась на звонок от своей точной копии, ранее столкнувшись с одним из противников погибшего Питера Паркера, едва не умерев в кинотеатре; ей было необходимо время переварить и прийти к выводам если не с его помощью, то самостоятельно. Гвен же из другой вселенной не только скрыла факт звонка, какого-то возможного диалога с альтернативной версией себя, но еще и появилась на их свидании, отвела в сторону на глазах у Гвен специально для обсуждения, при том, что у нее было два дня на размышления и разговор!       — Тебе необходимо вернуться, иначе распад может возобновиться, — тем не менее Майлз не вкладывает в медленную, тягучую фразу раздражение или желание закатить скандал. Он показывает это выражением лица: раздувающимися широко ноздрями, тем, как переводит дыхание и проводит языком по сжатым губам. Майлз ввергает ее в шок и не спешит загладить вину. Потому что ее нет — Гвен виновата сама.       — Ты что, меня не слышишь? — и своим рвением делает лишь хуже.       — А ты — себя? — Майлз не выдерживает, огрызаясь, повышает тон. — Гвен, ты пересекла несколько вселенных, чтобы рассказать мне бред и обвинить в том, что якобы мое паучье чутье не работает!       Она так и застывает с раскрытым ртом.       — Майлз, я не это имела в…       — Ты появилась на моей встрече с девушкой, которую совершенно не знаешь при похожих физических данных, обвиняя ее в том, чего она не совершала, настаивая, чтобы я обратил на это внимание, а все потому, что она тебе не понравилась через экран монитора? Тебе не кажется это ироничным? Потому что когда я в свое время повел себя так же, ты подняла меня на смех и сказала, что мы должны двигаться дальше — с людьми, которых выберем душой и сердцем. Так почему же ты считаешь себя вправе лезть, не разобравшись, и пытаешься меня ограничить, когда сама от этих ограничений яростно отказывалась? — ущемление, незабытая обида — Гвен видит в его глазах отражение годичной давности.       Тогда Майлз, дуя щеки и неохотно слушая рассказы о Майлзе из ее вселенной, пусть болезненно, но все же принял ее решение разорвать отношения окончательно и бесповоротно. Он больше не возвращался к теме недоверия: «Ты точно уверена, что он не сойдет с ума от правды?», «По-моему, он придурок» — Майлз позволил ей жить так, как она того хотела, как она просила и как того требовали обстоятельства. Со скрипом и долгожданно он наконец перешел из разряда влюбленных в нее парней в разряд хорошего друга, поддерживающего и понимающего. Тем более — изначально сама Гвен подначивала его к первым посиделкам, дала добро и корчила на камеру мину не менее хорошей подруги, чем он. Проблема в том, что лишь она и Питер Б. знают о лживости данной физиономии, Майлзу Гвен давно говорит об обратном.       — Потому что я люблю тебя, — и это последний аргумент, который она использует, чувствуя усиливающуюся многократно неприязнь к самой себе. Гвен не может отпустить Майлза, не может позволить совершить ошибку и сойтись с ней-другой лишь потому, что разные вселенные не позволяют встречаться с ней-настоящей. Должен быть выход, Пенни обязательно что-нибудь придумает!       — Ух ты, — тихо выдыхает Стейси. От произнесенной фразы сердце болезненно сдавливает, в уголках глаз начинает щипать, но она запрещает себе реветь, как-то показывать, что огорчена и разочарована. Она думает лишь о том, как будет спускаться, если вдруг Майлз решит улететь с ней в закат, мобильник вроде бы ловит здесь связь. Пальцы трясутся — не проверить.       — По-моему, это просто ревность, — но ответом Майлз удивляет обеих. Оставаясь парадоксально безразличным, чувствуя лишь едва уловимый укол совести за подобную реакцию, он сгорает от невероятного стыда перед Гвен из своей вселенной. Она этого не заслужила — ни подобного отношения, ни выяснения этого самого отношения у нее над ухом. — Я больше не хочу развивать эту тему, Гвен. Я принял решение: я доверяю ей, и если вдруг что-то произойдет, в чем я сильно сомневаюсь, то ответственность всецело будет лежать на мне. Спасибо за заботу, тебе нужно идти.       «Я не хочу тебя видеть», — слышит Гвен между слов. Нижняя губа собирается под верхней, кулаки сжимаются инстинктивно, пусть она их тут же расслабляет. Внутри клокочет злость, желание отстаивать правоту до победного, пока тело не изойдется на атомы, потому что… она права! Как до Майлза не дойдет?! С этой девчонкой что-то не так, и стоит ему чертыхнувшись отойти, ответить на звонок, поступивший в наушник, как подозрения Гвен усиливаются. В затылке отчаянно вибрирует, ее будто хватают за волосы на загривке, хотят ткнуть носом с криком: «Вот! Она угрожает тому, кого ты любишь!» — Гвен не допускает возможной ошибки в расчетах, паучье чутье никогда не подводило. И все же…       «Тебе нужно идти», — их отношения с Майлзом заметно ухудшились после появления другой Гвен, пусть она отчасти сама виновата. Стейси выдерживает пытку взглядом — то, от чего многих одноклассников Гвен бросало в дрожь и обморок, чего опасались парни, зажимающие малолетку в переулке и отжимающие у него последние деньги на обед; она смотрит ровно, чуть обиженно, когда лишь Гвен из них двоих позволено дуться. Но она никогда не опустится до подобных чувств — только не из-за нее.       — Как бы мы ни были похожи, ты никогда не станешь мной, — «ты никогда ему не заменишь меня». Гвен произносит хладнокровно, но и это не пронимает железобетонную Стейси. Она щурится, ощетинивается, мельком глянув на Майлза, прикидывая его эмоции, причины подобных ответов, и окончательно убеждается в проигрыше бывшей девушки.       — Как и ты никогда не станешь мной, — «ты никогда не окажешься на моем месте снова». Короткий ответ, заставивший содрогнуться. Майлз сделал выбор, он поставил крест на их совместном прошлом, супергеройских штучках и чем бы то ни было еще, предпочел другую, и если с его слов Гвен это не поняла, то Стейси не без удовольствия, присущего женщине-собственнице, повторит.       — Гвен! — Майлз бросается к ним разнимать и не может поверить — привычно благосклонная, больше равнодушная, Гвен набросилась на саму себя в другом измерении. Он хватает ее поперек талии, рывком оттаскивает — между делом сетуя на равенство сил при разнице в поле и росте — и уже самолично хочет отправить домой, как она резко отпихивает его, падает на ноги и ерошит светлые волосы. В лице сквозит раздражение, горечь предательства и нечто, чего он никогда в ней не видел: обида, как если бы к ребенку, который постоянно кричал «Волк!», никто не пришел на помощь.       Только вот Гвен никогда не кричала без повода, наоборот: порой она демонстративно предлагала ему «ошпариться, набить шишки» для накопления опыта, дальнейшего морального взросления; Гвен всегда защищала его.       — Ладно, дело твое, — поэтому когда она смиряется, поднимет обезоруженно ладони, показывая, что больше не станет нападать, как-то ограждать от возможных последствий, и все еще морщится от жара и пульсации, несущейся по телу, Майлзу становится стыдно. Он не успевает ничего сказать. — Всего хорошего.       Вспышка ослепляющего света, Майлз вдыхает пыльный запах паутинистой мультивселенной и жмурится в каком-то беспомощном отчаянии — бесперебойные звуки разговоров различных супергероев, их близких или врагов стихают, он остается наедине с другой Гвен и огромным слоном между ними, которого не прикроешь никакой магией или буйным воображением.       — Майлз? — она дрожит от пронизывающего ветра, не знает, можно ли ей подойти ближе, чтобы очередная ревнивая психопатка (мало ли, их не одна?) не набросилась на нее с кулаками, и он делает шаг первым. Теплые объятия, несмотря на прохладу спандекса; Майлз зарывается пальцами в ее волосы на затылке, вдыхает запах при помощи усиленного обоняния.       — Прости, — заботливо и нежно, он боится послешоковой реакции. Боится, что, наслушавшись Гвен и додумав возможное их прошлое и настоящее, она оттолкнет его, не захочет знать и обзовет маньяком, скажет, что с нее хватит, слишком много не укладывающейся в привычном мозге информации.       Но Гвен лишь обнимает его крепче.       — Думаю, я заслуживаю знать правду, — она отстраняется, не без понимания заглядывая в глаза, и Майлз не удерживается — светлая прядь отправляется Гвен за ухо. Быть может, это раннее знакомство с покойным Питером Паркером в качестве Человека-паука или миром злодеев сделало ее такой устойчивой, однако Майлз не перестает удивляться, как спокойно (по крайней мере, внешне) она принимает те или иные безумства его мира.       — Определенно, — соглашается он, приглашая присесть. Нет смысла скрывать — Майлз рассказывает ей все с самого начала: как во время их вылазки с дядей Аароном его укусил радиоактивный паук, как после пошли первые странности: изменения в росте, повышенная прилипчивость — как устроил переполох с новенькой ученицей в коридоре академии «Вижнс» (и что это была Гвен), и ей пришлось отрезать едва ли не половину волос, как он вернулся в закрытую часть метрополитена узнать, что с ним происходит, а вместо ответов получил еще больше вопросов, застал смерть Человека-паука и дал обещание, которое едва не сдержал.       Гвен внимательно слушает. Изредка перебивая уточнениями, она складывает в голове картинку, подменяя паззлы надуманных фактов — фактами реальными. На словах о смерти Питера край ее рта опускается, однако стоит Майлзу заговорить о Питере Б. из другой вселенной, про их потрясающее воссоединение с Мэри-Джейн благодаря коллапсу, про очаровательную дочку Эмму, улыбка возвращается на ее лицо.       «Хоть где-то он счастлив», — произносит она с толикой грусти, после чего надолго замолкает; Майлз затрагивает тему отношений с Гвен.       — Из-за вероятности гибели Гвен или наших вселенных, мы решили расстаться. Она нашла Майлза Моралеса в своей вселенной, — Гвен не может не уловить язвительные нотки при произношении собственного имени, — а я…       — Встретил меня, — завершает Гвен, в качестве ответа получая кивок. — Теперь понимаю, почему ты в первую нашу встречу так шарахался — словно призрака увидел. Ведь, по сути, я им и являлась.       — Только внешне, внутренне вы совершенно разные. Ладно, не «совершенно», — поправляется он, когда типично-ехидный взгляд Гвен пронзает насквозь. Ох уж этот Майлз и его очаровательные неудачные комплименты. — Но пара серьезных отличий есть и…       — Ты бы рассказал мне? О другой Гвен, если бы я не ответила на звонок, — внезапно перебивает Гвен. Бесконечность под свешенными со здания ногами кажется куда интереснее, нежели пролегающая складка меж темных бровей Майлза. Или это Гвен попросту решает спрятать неуверенность: так или иначе она влезла в частную жизнь Майлза без его позволения и до сих пор не извинилась.       — Нет, — как бы ни хотелось признавать, подобный выбор был бы логичным и правильным с точки зрения морали. Майлз потирает устало шею — одна прогулка, полчаса зависания над Нью-Йорком на паутине, один разговор, и он уже как выжатый лимон. Мысль о том, что Гвен могли задеть его слова, приходит запоздало. — Ты не подумай: я действительно доверяю тебе! Просто ты бы приняла меня за психа, рассуждающего о мультивселенных, да и тот факт, что мы встречались с Гвен…       — Я бы посчитала себя заменой? — предполагает она, задумчиво закусив губу. — Вряд ли. Ведь именно я подошла к тебе первой, настаивала на посиделках с Брайс. Ты не искал меня специально.       — Я все еще удивлен, что ты нашла меня интересным, — честно признается Майлз, и то, как он опускает глаза, а легкий румянец отражается на смуглой коже, выдавая неуверенность при всей его суперсиле, доброте, альтруизме в помощи людям и прочих положительных качествах, заставляет Гвен задуматься. Секунда, три, она выпускает нижнюю губу из тисков зубов.       — Ты выделялся из толпы. Не знаю, как еще это описать: интуиция? Магическая аура? Я просто посмотрела на тебя, и что-то внутри подсказало: с этим человеком я не заскучаю, он определенно хороший, его не стоит бояться как всяких извращенцев в интернете или старшеклассников, прикрывающих похотливые мыслишки желанием уберечь от несуществующих проблем, — она пожимает плечами, придерживаясь ровного тона. Не показывает смущение ни барабанящими по крыше пальцами, ни мельтешащим взглядом, как если бы ей было абсолютно все равно на Майлза и их встречу.       — Погоди, стой, так наше столкновение было не случайным? — однако хватает Майлзу уцепиться за суть, как грудь ее резко опускается во вдохе, а рот приоткрывается. Гвен смотрит куда-то вверх, под ресницами мелькает ироничное смирение, а указательный палец скрывает промелькнувшую щербинку в миловидной улыбке.       — Попалась, — игривая Гвен Стейси, она затрагивает в нем струны души, легко и ненавязчиво обволакивает, делая зависимым от общения, нахождения рядом, принося радость и спокойствие одним своим видом и умопомрачительной улыбкой. Майлз перестает дышать: ему кажется, что Гвен оказывается чересчур близко, хотя ни на сантиметр не сдвинулась — их пальцы соприкасаются, вызывая мурашки (или это его суперспособность чудит?) и заставляя кровь бурлить. На виски давит духота при необъятном количестве воздуха вокруг, он ловит аромат ее парфюма, который наверняка окажется природным запахом тела, совершает вдох и приоткрывает рот.       — Гвен, я…       — Нет, — неожиданная реакция изумляет. Гвен отстраняется, сбивая с толку как ответом, так и смятенным выражением лица — она задумывается, деловито надувает одну щеку, подобно ребенку, и вновь откидывается на ладони позади.       — «Нет»? — переспрашивает Майлз, стараясь унять сердцебиение. Неужели он неправильно понял? Она не чувствует к нему того же? Тишина хватает горло.       — Я тут вспомнила, что уже однажды целовала тебя, — Гвен щелкает языком, и привычный ехидный прищур вынуждает почувствовать себя дураком. К чему это она? — Правда тогда я не знала, что под маской супергероя ты, да и цель была другой, но факт остается фактом — теперь твой черед целовать меня.       — «Ц-целовать»? — почему-то, когда он произносит вслух, смущение активизируется на новом уровне. Да, он понимал это в пятницу: они сидели на кровати Ганке, разговор о журналах для взрослых заглох и между ними повисла однозначная тишина. Предполагал и минуту назад, к чему ведут эти признания, ее смешки и его желание стиснуть ее в объятиях, но сейчас… сейчас он вновь чувствует себя скромником-придурком, неспособным сделать то, на что ему дают зеленый свет и буквально между строк говорят: «Давай, я не против».       — Да, Майлз, целовать, — а ведь именно об этом он мечтал с их самой (ладно, не «самой») первой встречи. Задумывался, прикидывал в уме, клеймил себя извращенцем и прятал смущенное лицо в подушке в ночи. Он отталкивал подобные мысли, считая их неуместными, неважными, односторонними. Так не будет ли Майлз еще большим идиотом, если проигнорирует выпавший шанс, порвет выигрышный лотерейный билет?       Он берет ее лицо в ладони, отмечая, что с этим жестом в ней что-то меняется, ехидство пропадает, уступает место такой же растерянности, легкому смущению, и никакой последующий комментарий не может убить в его памяти запечатленную картинку. Гвен Стейси попалась на вранье не только про первую их встречу, она продолжает попадаться секунда за секундой, когда самоконтроль утекает сквозь пальцы, их лица сближаются, а дыхание Гвен сбивается вслед за дыханием Майлза.       Она шепчет его имя с красными щеками, неуклюже хватается за плечи, предавая свои же установки и придвигаясь. Сердце замирает, закрепляя момент, душа уносится в даль. Словно прыжок в неизвестность, очередная выходка с подменой паутины, только в этот раз она может удержать. Гвен сминает его нижнюю губу — это не похоже на поцелуй, когда он висел вниз головой, это не похоже на тренировочный поцелуй с подругой, о котором она молчит уже четыре года и никому не скажет, это не похоже ни на один другой поцелуй, которые случались в жизни Гвен. Губы Майлза суховаты, ощущается гадкая привычка сдирать пленку в момент переживаний, тем не менее целует он мягко, плавно, как если бы боялся навредить или испугать клокочущим напором. Значит, этого лишилась она из другой вселенной? Этого смущения, смешливой глупости, бесконечной отваги, скрытой за маской дружелюбия и альтруизма? Дура.       Она приоткрывает рот, урывая чужой вдох, касается горящих щек. От переизбытка чувств скрестив лодыжки, Гвен отклоняется назад и увлекает за собой, она проникновенно целует, игриво дразня кончиком языка, и соприкасается с Майлзом носами, прикрывая глаза.       — Я… — дыхание не поддается контролю. Майлз собирается с силами, чтобы попросту сказать фразу вслух, именно так, как оно крутится в голове. Его ладони покоятся на ее талии, но вместо вороха одежды, ответственности в виде супергеройского костюма, он ощущает прикосновение кожи к коже, ее трепет и тепло.       — Да? — ненавязчивым движением указательного пальца она отвлекает его от покусывания, смотрит в лучистые глаза на расстоянии десятка сантиметров.       — Мне кажется… — жмурится, не то! — Н-нет, я по правде… по правде в тебя влюблен.       Она моргает, останавливается. По тому, как дергается край ее рта, как она опускает взгляд очевидно, что Гвен не ждала откровения так скоро (ждала ли вообще?). Пальцы пропадают с лица Майлза, и ему начинает казаться, что зря он ляпнул, не подумав: для Гвен это может быть слишком — слишком много информации о другой вселенной и его предыдущих отношениях, слишком быстро для их вселенной и их отношений. Может, ей просто нравится с ним целоваться? Это ведь не предполагает каких-либо обязательных условий в виде…       — Взаимно, — он вскидывает брови, в то же время ее лицо приобретает пунцовый оттенок, а губы поджимаются в недвусмысленном намеке. Гвен Стейси смущается признаться в собственных чувствах. Она не боится выступать на сцене, не боится сидеть на крыше, свесив ноги, не боится дать отпор и уж тем более потянуть его во все это за собой. Но она стыдливо опускает ресницы, повторяет шепотом его же фразу — настолько тихо, что не будь у него улучшенного слуха, то Майлз бы ни за что не уловил ее суть, а когда вспоминает о его маленькой суперспособности, когда он сам выдает удивление, рассыпающееся счастье, детский восторг, хватает за щеки и резко затыкает поцелуем. — Ничего не говори!       И он не смеет. Майлз смеется ей в губы, соприкасается лопатками с прохладной бетонной крышей, чувствуя касание ее колена до своего бедра, и прижимает ближе. Быть может, вслух он этого не скажет, но вот легкой россыпью поцелуев на щеках, иронично приподнятыми бровями и не пропадающей улыбкой с удовольствием ей намекнет.       Майлз Моралес — определенно самый счастливый человек в Нью-Йорке.

***

      Тетя Мэй сообщает о вооруженном нападении, и они вынуждены попрощаться. Получив напоследок поцелуй в висок и заверение не ввязываться в неприятности специально, Гвен наблюдает, как постепенно, рассекая собой и выпускаемой паутиной небо, темная фигура отдаляется, в конце исчезая мелкой точкой. Она потирает устало шею — события сегодняшнего дня дважды превысили норму безумия, и ей необходимо многое переварить — готовится подняться по ступенькам до подъезда, однако в затылок неприятно бьет холодок. Дыхание, чужое присутствие, просто выброс интуиции — Гвен резко озирается, но никого перед собой не видит.       Тогда как Она продолжает стоять от нее в шаге, напрягать перегруженную нервную систему и улыбаться в хищническом оскале. Пользуясь одной из секретных наработок для обретения невидимости, Она тянет к ней руку, словно хочет ощупать лицо, сцапать его, разодрать на части…       И все же невинно заводит дальше, выуживая из складок белого капюшона кофты волос. Светлый, практически незаметный и такой знакомый — он распадается в руках на атомы, однако при помощи высоких технологий и поистине гениального мозга, Она может замедлить эту гибель, воспользоваться так, как посчитает нужным, — как подсказывает ей ее фантазия.       Предвкушение будоражит кровь, заставляет гортанно засмеяться. Эти дети еще не знают, что их ждет.       — Мистер Кройц, — входя в кабинет, освещенный лишь тремя мониторами с камер видеонаблюдения, Она забирает механические очки на макушку. Из лаборатории пришли добрые вести. — Мы получили ДНК Гвен Стейси с «Земли шестьдесят пять» и так же известной под псевдонимом «Женщина-паук». Тесты показали, что образец стабилен в нынешних условиях и его можно применить. Прикажете создать клона?       Губы Кройца расплывается в усмешке от ее тона и того, как пальцы барабанят по готовому отчету. Они оба преисполнены терпения, однако сейчас, ощущая власть и во что все может вылиться, напряженно подрагивают, практически источают в собственной дрожи чистейшее зло!       Ответ очевиден.       — Создавай, — и не успевает остыть в воздухе фраза, стук ее каблуков уже уносится вдаль по коридору.